Было у матери пять сыновей

Она стоит посреди небольшой, чисто убранной комнаты, где ничего лишнего - только ее кровать, деревянный стол, стул да шкафчик для немудреных пожитков старого человека. Напротив кровати на стене в черной рамке - пять фотографий.
В белом платочке и темном одеянье - типичном наряде пожилой русской женщины - она стоит, горестно сложив ладони на груди, и слезы, последние, невыплаканные, тихие слезы наполняют ее печально-тоскливые глаза. Я смотрю на ее страдальческое, изборож¬денное морщинами желтоватое лицо. Время и неоднократно пережитое горе оставили на нем свой неизгладимый след.

С любовью и тоской смотрит она на фотографии мужа и четверых сыновей в общей рамке на стене, могилы которых разбросаны в разных местах, куда она не может дойти, чтобы поплакать на них, этих могилах, ибо они еще не найдены, кроме одной.
Она смотрит на эти дорогие сердцу фотографии и дрожащим от слез и слабости голосом говорит:
- Вот они, мои...
Подступившие к горлу слезы не дают ей закончить фразу...

...Жила до войны в шацком селе Тарадеи Рязанской области большая дружная семья колхозного бухгалтера Ивана Ефимовича Лёвина. У него и его жены Марфы Кузьминичны было пять сыновей: Николай, Иван, Василий, Александр и Петр. Через каждые два года рождались у Лёвиных мальчишки. Ребята, как и родите¬ли, были веселые, общительные, трудолюбивые. Сама Марфа Кузьминична в восемь лет осталась сиротой и была рада, что достались ей хорошие свекор со свекровью: любили они ее мальчишек и жалели беспредельно. Была Марфа Кузьминична в молодости веселой, заводной, любила петь и плясать. Видно, и ребята в нее удались - такие же шустрые, статные да красивые.

- Они у меня незряшные были, - вспоминает Марфа Кузьминична. "Незряшные" - так принято в народе говорить о толковых людях. - Не драчуны, не пьяницы. Никто никогда на них не жаловался. Все послушные были... Идет мой веселый Васенька, - свет¬лая улыбка озаряет ее лицо, тронутое воспоминаниями. - Со все¬ми поздравствуется: «Здравствуйте, тетеньки! Здравствуйте, дяденьки!» Поздравствуется с любой старушкой. Возьмет ее под  руку да пройдет с ней по улице. А старушки смеются: что ты, мол, нас, старых, так ублажаешь?..
Лицо ее вдруг помрачнело, и она, всхлипнув, произнесла:
- Вся улица плакала, когда погиб он...
- До войны мы хорошо жили, - продолжает свой рассказ Марфа Кузьминична. - Я в колхозе звеньевая была. Да свое хозяйство немалое. Корову держала... Скорей дома управишься: нужно по¬мыть, покормить ребятишек - и на работу. Когда садик открыли в селе, полегче стало: малых стала водить туда... Дом наш у реки стоял. Сад у нас был, - восхищенно загораются ее сразу помолодевшие глаза, - ох, и красота! Как сад зацветет, да сирень с черемухой... Все - война! - оборвала она внезапно свои воспоминания. Свет в глазах погас. На приятные воспоминания о безмятежных веснах довоенной жизни словно навалились черные тучи злых бед, причиненных войной.
- Когда Саньку, который у меня с 26-го года, забирали, - снег еще был. Бросил он свою школьную сумку и давай сирень раскапывать да вокруг усадьбы сажать. «Приеду, - говорит, - все зацветет...»
Она, вновь горестно всхлипнув, упавшим голосом произносит:
- Все цветет, а их нет...

Все пятеро братьев Лёвиных закончили в Тарадеях семилетку: трое - до войны, двое - позднее.
- Бывало, соберемся вечером, - продолжает мать свои воспоминания, - мой хозяин скажет: «Вот подрастут ребята - старшему дом поставим тут, второму - там, а Саньке, - мать смеется тихо, светло и доверчиво, - Саньке дом поставим, где капуста...» - и тут же поясняет: - Он уйдет, бывало, с балалайкой в огород, спрячется в капусте, играет да сам себе подпевает. Соседи соберутся, слушают... Веселый был. Они у меня все веселые были и все на инструментах играли. А вот Ваня - тот больше чертил...
Мастеровыми да ловкими были братья Лёвины. Своими руками балалайку, мандолину да гитару смастерили. Сами же на них и играли. Сами и фотоаппарат собрали да первую фотокарточку отпечатали. Я видела этот пожелтевший от времени любительский снимок, на котором запечатлен их отец. Он стал одной из самых дорогих реликвий в семье Лёвиных...
Коньки да лыжи тоже собственными руками делали.

Василий - самый ловкий и находчивый, ставший впоследствии разведчиком, - вместе со своими братьями был заводилой во всех спортивных играх.
Умели веселиться братья Лёвины, но не меньше того умели и работать. Да и было в кого: отец у них работящий. И всем сыновьям находилось дело. Колхозный сад, раскинувшийся на 40 гектарах, и питомник нуждались в рабочих руках. И братья работали в садоводческой бригаде.
Двое старших, повзрослев, покинули родительский дом.

Николай к началу войны проживал в городе Кандалакше Мурманской области, где работал строителем. И первым из большой семьи Лёвиных в первые же дни войны был призван в ряды Красной Армии.
- Придет мой хозяин, - вспоминает Марфа Кузьминична, - скажет: «Нынче Кандалакшу бомбили». А у Коли там жена и двое детишек остались. Потом они к нам приехали. А внучек-то по до¬роге простудился да помер. Девочка осталась, внучка моя. Сейчас в Челябинске живет. Двое детишек у нее...
Недолго приходили в дом Лёвиных треугольные письма от старшего сына: в октябре 41-го Николай Иванович Лёвин пропал без вести. Последнее письмо от него пришло из-под Ленинграда.

И проводила мать на войну второго сына - девятнадцатилетнего Ивана. Его отправляли из Москвы, где он работал в отделе авиационного снабжения.
Потом пришел черед веселого Василия, окончившего Шацкое училище механизации, затем - отца, Ивана Ефимовича. И послед¬ним проводила мать из родного дома четвертого своего сына - балалаечника Саню. Прямо со школьной скамьи ушел он драться с гитлеровцами.

Тихо да пусто стало в некогда шумном доме Лёвиных. Остался с матерью тринадцатилетний школьник Петя - ее последний «мизинчик от всей пятерни». Вместе с матерью пережил он и голод, и холод военных лет. Вместе с матерью читал письма от братьев и отца.
Вот они, эти солдатские треугольники, пожелтевшие от времени, потертые на сгибах. Солдатские письма, написанные наспех, простым карандашом, в короткие часы привала, в редкие промежутки между боями. Письма, полные тревоги за близких.
«...Мама, я жив и здоров, как и прежде. Мама, прошу, сообщи мне, что у вас нового. Я беспокоюсь за вас... Мама, опиши, какое Ваше здоровье...
Ваш сын Николай».
«Здравствуйте, многоуважаемая супруга Марфа Кузьминична. Шлю Вам привет и желаю Вам всего наилучшего в жизни. Еще кланяюсь сыночкам Александру Ивановичу и Петру Ивановичу... Опиши¬те, как ребята, где находятся, кого после меня взяли в армию. Дают ли вам хлеба из кооперации? Кто работает в конторе колхоза?
Затем до свиданья.
Жив, здоров на сегодняшний день. 6.11.42 г. И.Е. Лёвин".
"Добрый день или вечер! Здравствуйте, многоуважаемая мамаша Марфа Кузьминична.. Вам кланяется Ваш сыночек Саня и желает быть здравыми на всю жизнь... Мама, письмо я Ваше получил, за которое благодарю. Но жаль, что не узнал о Васе, где и как его ранили - сильно или нет. Я живу хорошо...
27.1.43 г."

Так стало в семье Лёвиных пятеро солдат. И о каждом болит материнское сердце. Ждет не дождется маленьких треугольников с фронта. Проклятая война оторвала мужа от жены, детей от матери, исковеркала человеческие судьбы. Две похоронки получила в 1943 году Марфа Кузьминична: погиб муж Иван Ефимович и второй сын, старший лейтенант Иван Иванович Лёвин.
А с фронта средний брат писал четвертому:
"..Живу по-фронтовому. Был на передовой. Уничтожал немецких наглецов. Мстил за любимых братьев Колю и Ваню. В настоящий момент нахожусь на отдыхе. Готовлюсь к предстоящим боям, чтобы отомстить врагу за братьев, за любимую Родину... Саня,  изучай лучше оружие и никогда не забывай о братьях. Мсти всегда  и всюду Гитлеру и гитлеровским варварам...
19 октября 1943 г. Василий Лёвин".
В 44-м погиб в районе Вильнюса Александр Лёвин, которому едва исполнилось восемнадцать. Вместе с матерью оплакивал младший сын гибель братьев и отца.
И мстил врагу за погибших средний из братьев, разведчик Василий Лёвин. И шли в село Тарадеи Шацкого района на имя Лёвиной Марфы Кузьминичны полные любви и заботы письма от среднего сына:
"Дорогая мама! Об одном прошу: я знаю, что ты сейчас сильно переживаешь и нет у тебя минуты, чтобы ты  не плакала. Но, дорогая мама, прошу, держи себя как можно спокойней. Слезами ты не  сможешь, а здоровье свое потеряешь. А все-таки, дорогая мама, в любых условиях - в трудных или хороших - но жить Вам придется.
А жить здоровому человеку намного лучше, чем больному. Я, мама, знаю, очень трудно перенести все это. Перенести, можно сказать, невоз¬можно. Но, дорогая, ведь ничего не поделаешь. Я сам переживаю... До¬рогая мама, не убивайся. Может, в недалеком будущем увидимся, и глядишь - папа отыщется и придет... Дорогая мама, я был на передо¬вой, а сейчас нахожусь на отдыхе. Учится ли Петя? Шлите больше писем. И ты, дорогая мама, будь спокойной и за нас не переживай.
Ваш сыночек Вася".

Последняя надежда - Василий. И он понимал это всем серд¬цем. Как горячо он утешал мать! Как заботился о младшем брате! Какие теплые письма присылал в родные Тарадеи боевой командир взвода разведчиков одной из стрелковых дивизий Прибалтийского фронта Василий Иванович Лёвин, награжденный орденом Славы и трижды - медалью «За отвагу».
В начале победного сорок пятого прислал он из далекой Пруссии свою фотокарточку, где запечатлен бравым командиром с орденом Славы на груди. Как радовалась мать! Счастливый Петя бегал по соседям и родственникам, с гордостью показывал фотографию друзьям и знакомым... Однажды, вернувшись домой с дорогим снимком в руках, он застал мать лежащей на пороге, с зажатой в руках похоронкой, - и сразу все понял.

Вот она - эта последняя похоронка, более чем полувековой давности, адресованная матери - Лёвиной Марфе Кузьминичне, в которой сообщалось: «Ваш сын Лёвин Василий Иванович 22 февраля 1945 года в боях за социалистическую Родину пал смертью храбрых. Воины части, где служил Ваш сын, поклялись отомстить немецким бандитам за его смерть. Майор Жежелев».
- Как прислали похоронку на последнего, я иду - ничего не вижу, только держу голову руками. Голова болела - сил нет. Толь¬ко лежать могла. Жить не хотела. Да врач хороший попался. «Будешь жить, - сказал. - Будешь с Петенькой поживать». - Она по-молчала. Мысли ее были далеко-далеко, в том прошлом, где остались жить, сражаться и умирать ее сыновья: - Товарищи Василия письмо прислали с фронта. Пишут, мы отомстим за него, такого веселого, любимого нашего товарища - Василия...
Выстояла Марфа Кузьминична. Пережила свое черное горе. Поднялась. Каждый день с раннего утра до позднего вечера работала в колхозе: просо полола, рожь косила, снопы вязала и убирала картофель. Да и домашние дела нужно было делать. Младший сын Петя был рядом, ради него нужно было жить...

День Победы! Как встретили его в когда-то многолюдной семье Марфы Кузьминичны Лёвиной? Вместе с сыном Петром она радовалась, что пришел конец кровопролитной войне. Но еще дол¬го не могла поверить мать, что нет в живых ее сыновей и мужа. Все ждала, что кто-нибудь придет. Все надеялась: кто-то вернется...
В Шацке на базаре за одним солдатом долго следом ходила. Он даже спросил: «Мать, ты чего все за мной ходишь?» - «Уж больно ты на сына моего, Васеньку, похож».
Шацкое село Тарадеи, как и многие другие села, отмечено горькой метой войны. Каждая семья здесь потеряла на фронте одного или нескольких мужчин. Осталось после войны в селе много солдатских вдов с ребятишками.
...Стоит в центре села памятник-обелиск, пронзительной стрелой взметнувшийся в небо, увенчанный пятиконечной звездой, - символом вечной памяти о павших. У подножия памятника пли¬ты с именами тех, кто погиб. Жители села Тарадеи приходят сюда, чтобы почтить память 370 своих односельчан, чьи фамилии высечены на каменных плитах. Некоторые из них повторяются, словно многократное эхо - эхо минувшей войны. На одной из плит пять раз повторена фамилия Лёвиных.
...Часто снятся матери ее сыновья; но почему-то маленькими.
Бегают они по цветущему саду и барахтаются в реке...
- В шинели никого из них не видела, - губы Марфы Кузьминичны горестно сжимаются. Сложенные на коленях сухие руки неподвижны. - Хорошо, что уехали оттуда. С годами боль сердечная тише.

Да, жизнь берет свое. В первый послевоенный год в тарадеевском доме Лёвиных поселилась молодая квартирантка - учительница местной школы Елизавета Трофимовна. Вместе с Лёвиными разделила она боль их военных потерь.
Петр после войны закончил Шацкий техникум механизации сельского хозяйства. Затем учеба во Всесоюзном заочном институте сельского хозяйства. Молодые люди приглянулись друг другу и вскоре сыграли немудреную свадьбу. А там и внучки по-явились у Марфы Кузьминичны: Галя, Люся, Нина. И вновь ожил дом Лёвиных, наполнился звонкими детскими голосами и смехом. Отогрели они застывшее сердце матери.
В 1957 году инженер-механик Петр Иванович Лёвин был пере¬веден на работу в Елатомское профтехучилище № 3. Вместе с его семьей переехала в Елатьму и Марфа Кузьминична.
Радовал последний сын. Петр Иванович Лёвин работал старшим мастером в системе профтехобразования. Последние годы возглавлял Елатомское СПТУ № 23. Получил звание «Заслуженный мастер профтехобразования РСФСР». Он словно выполнял наказ сво¬их старших братьев и отца, незримо завещанный ему погибшими. И только сожалел о том, что неизвестны места их захоронения.
И вот однажды Лёвины получили весточку из села Большая Игуменка, что в семи километрах от Белгорода. Красные следопыты местной школы сообщили, что в их селе в братской могиле покоится прах старшего лейтенанта Ивана Ивановича Лёвина, сражавшегося против гитлеровцев в составе 81-й гвардейской стрелковой дивизии и погибшего в боях за их село 11 июля 1943 года. Со слов родителей дети пересказали, как жители Большой Игуменки после боя вернулись в разрушенное село, где не осталось даже печных труб, как они хоронили в братской могиле погибших советских солдат. Это было в районе знаменитой Курской дуги.
Как же узнали ребята адрес Лёвиных?
Однажды они получили письмо из Сибири от инвалида Великой Отечественной войны, бывшего командира минометной батареи Рома¬на Яковлевича Лесникова. В своем письме он сообщил, что сражался за их село, и спрашивал, как школьники ухаживают за братской могилой, в которой покоится прах его боево¬го друга Ивана Ивановича Лёвина.
Автор письма сообщил примерный адрес погибшего друга и просил красных следопытов написать пись¬мо его родным. Ребята выполнили наказ ветерана, и началась перепис¬ка беспредельно благодарных род¬ственников погибшего с белгород-скими ребятами. И с имени Ивана Ивановича Лёвина началась лето¬пись Большеигуменской восьми¬летней школы.
В декабре 1983 года Петр Ива¬нович Лёвин побывал в этом бел¬городском селе, за которое отдал  жизнь один из его братьев. Прошел по местам боев. Перечитал летопись, составленную юными следопытами. Узнал, что в ходе бит¬вы за их село к вечеру того дня, когда погиб старший лейтенант И.И. Лёвин, наши бойцы вывели из строя 23 вражеских танка и уничтожили 3500 немецких солдат.
И вот он с обнаженной головой стоит у братской могилы, где покоятся останки его брата.

Директор школы сделал на память снимки.
Петр Иванович взял горстку земли, обагренной кровью совет¬ских солдат, отдавших жизни за нашу любимую Родину, земли, за которую воевал и на которой погиб его брат - старший лейтенант И.И. Лёвин. Привез младший сын эту землю своей матери.
Полегчало немного на ее горестном сердце: горстка земли впитала и ее материнские слезы...
Не должно быть на нашей земле неоплаканных безымянных солдатских могил! Может, придут еще весточки о могилах мужа и других сыновей Марфы Кузьминичны. Может быть... Жаль только, что время беспощадно. Совсем немного не дожила до светлого праздника 40-летия Победы Марфа Кузьминична Лёвина. На 86-м году жизни перестало биться многострадальное сердце Матери.
Мы проводили ее в последний путь со всеми скорбными светлыми почестями, с думой о том, что изболевшаяся душа ее обретет наконец-то покой, соединившись в неведомых нам мирах с душами погибших за Родину сыновей.