Глава 57. Нас тренируют не бабочки и пчелки
Солнце тусклым шаром уже высоко стояло над снежной землей, когда Бобров подъехал к дому Раисы Никифоровны и Насти. Все вокруг сверкало по-зимнему свежо, по-декабрьски ярко и нежно чисто. Клубы дыма степенно расходились по морозцу и легкому ветру над белыми крышами. Деревья стояли все в серебряно-голубом инее.
Анастасии дома не было, Вероника умчалась куда-то по своим делам, а родители их, как всегда по будням, препода-вали.
Раиса Никифоровна радушно встретила Степана Алексе-евича.
— Как поживаешь, дорогой друг мой? Давненько мы что-то не виделись...
— За делами дня не видно,— в тон ей ответил Бобров.
— Ну, пойдем обедать. У голодных, какой разговор?
— Я не голодный... Завтракал...
— Да когда это было-то? У меня вот щи свежие. А где щи, тут и нас ищи! — Раиса Никифоровна показала рукой на кухню, откуда доносился аппетитный запах ее фирменного блюда.
Раиса Никифоровна разлила щи по тарелкам, и они сели за стол. За окнами виднелись белые слои снега, прогибавшие своей тяжестью темно-зеленые, мохнатые лапы елей в палисаднике.
— Я не знаю, Степан Алексеич, какие там у тебя личные дела, хотя кое о чем наслышана, но должна сказать, все ж в лице Насти ты многое теряешь. Это же девушка необыкно-венной души — красивой русской души!
— Да, это так...
— Ну, и в чем дело? Счастье смелым покоряется, ведь что хочет женщина, того хочет бог. А уйдет время, захочешь вернуть, ан нет!
— Я знаю, что Настя для вас, как дочь родная.
— Ты прав. А для матери ребенок до ста лет дитенок.
Они поели, и Раиса Никифоровна предложила выйти в сад — погода стояла великолепная, даже в доме, сквозь стекла, чувствовалась энергия этого дня зарождающейся зимы.
Друзья прогуливались по аллее, лица и руки их ощущали приятное прохладное дуновение ветерка. А в небе за ветвя-ми деревьев остро сверкали мелкие алмазы снежинок.
— Будет еще снег,— проговорила Раиса Никифоровна.— Смотри, друг мой, свято место, как водится, пусто не бывает. Гонит девка молодца, а сама прочь не идет.
— Это вы Ивана имеете в виду? — Бобров внимательно посмотрел на собеседницу.
— Его, кого ж еще, внука моего. Вишь, я за тебя радею больше, чем за родного.
И, как бы в ответ на слова Раисы Никифоровны, пошел густой, мягкий и крупный снег.
— Понимаете, дорогая моя Раиса Никифоровна, все вы говорите верно, однако не учитываете одного. Я кручусь, если так можно выразиться, в среде людей бизнеса.
И, кста-ти, наша строительная компания сейчас входит в крупную строительную корпорацию, которая имеет тесные связи с зарубежными партнерами в разных странах. А у них, как вы, может быть, знаете и, уж во всяком случае, понимаете, очень высокие требования к партнерам и сотрудникам, в том числе к их моральному облику...
— Понятно, мил человек, можешь дальше не продол-жать... Ничего злого не совершится, если не будет обыва-тельского содействия...
— Что-что?..
— Да это я так...
— Я в порочном круге, поймите меня, дорогая моя, в случае с Настей, если она станет моей женой, мне придется постоянно приводить в качестве доказательства то, что само нуждается в доказательстве: ее невинность, которую нужно было бы на каждом шагу подтверждать. Безвыходность, заколдованный круг!
Раиса Никифоровна промолчала, она поняла, что спорить сейчас со Степаном Алексеевичем бесполезно. Ей вспомнилось, как в одной книжке прочла про Ньютона, который, пережив три пожара, когда ехал в карете, все время держал-ся за ручку ее дверцы. До состояния двойного отрицания, которое уже есть утверждение, или, как гласит народная мудрость: «Нет, нет и еще раз да!» Боброву еще очень дале-ко. Ему нужно очень многое переварить в своей душе, прежде чем созреет до истинного понимания, истинной цен-ности и истинного поступка. А душевных сил у него для этого маловато, ведь не женится до такого возраста — ну, пусть там даже была неудача с одной женщиной,— это все одно, что перенести на ногах грипп, последствия дадут о себе знать непременно. «Эх, если бы чувство у человека вся-кий раз возникало в ответ на такое же у другого! — подума-ла она.— А какая пара могла бы получиться! Ведь женщина любит в мужчине то, чего нет у нее. Ну, да что там, я то ду-маю о любви, а у них, у современных — вот дожила, уже и уважаемый Степан Алексеевич причислен мною — пусть хоть и отчасти — к этому разряду — вместо любви партнер-ство коллег в личных отношениях».
— Да, мил друг, видно, бывало, щука клевала, а ныне и плотва — едва,— произнесла она.
— Что вы сказали? — рассеянно спросил Бобров, молча шагавший рядом, погруженный в свои думы.
— Так, ничего.
И они снова замолчали.
Декабрьский день короток. Начало темнеть, снег, шед-ший во все время их разговора, к вечеру прекратился. Вете-рок тоже стих, и заметно потеплело.
И в отношениях наших друзей, до того глубоко духовно связанных друг с другом, что-то, пусть еще не совсем явно для ума, в чувствах уже ощутимо изменилось.
Они зашли в дом, стали чаевничать, но прежнего уюта меж ними не было. Когда Бобров услышал стук входной двери у соседей и голос Анастасии, поспешно простился и ушел, явно торопясь с ней не встретиться — был не готов.
… Раиса Никифоровна, несмотря на возраст, была доста-точно молода душой, потому не переставала удивляться изменениям в жизни и, особенно, в людях, давно, казалось, ей знакомых. Вот и Бобров... А уж на Ивана она просто не мог-ла надивиться.
Последнее время Раиса Никифоровна, если не занима-лась своим вечным рукоделием или чтением, любила, сидя в старом кресле у окна, размышлять. И сегодня, отложив вяза-ние, она думала об Иване и не только. Мысли ее по сложной ассоциации улетели в область философии. «Откуда берется зло? — думала она.— Не от Бога же? Бог есть Любовь, Он добр, любящ и милостив. Так говорит отец Сергий, да так оно и есть...
Вот на Земле все развивалось, как ветвистое дерево: растения и животные, человеки. Растения есть по-лезные, вредные и ни то, ни другое. То же среди животных: кормящие человека, приносящие иную пользу и хищники, нападающие даже на самого «царя природы». Или вот есть бабочки и стрекозы, а рядом буквально бесовские комары и мухи. А грибы? Ведь развились из одного прагриба, а сейчас есть как съедобные, так и ядовитые. Но если говорить толь-ко о животных: не будет хищников — безмерно расплодятся и ослабеют травоядные, а умножатся первые — упадет по-головье последних.
Тогда, получается, тот же закон действует и в отношении добра и зла. Не будет добра — вначале буйным цветом рас-цветет зло, но потом и оно исчезнет, так как не будет пред-мета его приложения, однако и добра при этом не будет. А если изначально не будет зла — безмерно распространится добро, но постепенно оно обесценится, ибо не с чем будет его соотнести. И разума поубавится. «Нас тренируют не бабочки и пчелки, а серые волки…» Все взаимосвязано. Но человек сам выбирает, на чьей стороне он будет...
И та, и другая сила — очень серьезны, и компромисса между ними быть не может. Чем больше возникает добра, тем больше восстает против него зла, и наоборот. Баланс… В противном случае — больной человек (крайние случаи — идиот и злобный маньяк) и больное общество — или инфан-тильное, как уже было, или обуреваемое разного рода чело-веконенавистническими порывами и надолго впадающее в такие состояния. Потому нужен баланс. Однако когда зло преступает границы, то добро должно быть с кулаками»,— размышляла Раиса Никифоровна.
Наблюдения за Иваном привели ее к мысли, что у того, от всех последних событий и переживаний, как бы укрепи-лось сердце, дух. Решительность появилась в чертах его ли-ца. Но она была какой-то уж чересчур горькой и мрачной. И бабушка стала сильно бояться за внука — как бы тот чего-нибудь не натворил и через это не исковеркал свою жизнь. Ибо суд не в руках человека: либо по закону, либо Божий, или они вместе, но только не самосуд. Даже к негодяю нуж-но проявлять определенное уважение — этому научила ее долгая жизнь. Конечно, и она порой срывалась, как тогда, при встрече с Быстровым на улице. Но беспокойство ее крепло от того, что она видела резкое возмужание Ивана и чувствовала, что он способен на многое.
Бабушка вспомнила, один эпизод из Иванова детства, ко-гда тот побоялся прыгнуть с моста в реку — все ребята прыгнули, и смеялись над ним, уже сидя на берегу. А он все стоял наверху и дрожал. Ребята, громко и презрительно об-зывая его трусом, давно ушли, а он все стоял... Обеспокоен-ная долгим отсутствием сына мать, наконец, нашла его пла-чущего и дрожащего на берегу реки.
— Ты что, сынок?
— Мама, я боюсь…
— Что боишься?
— Прыгнуть в реку с моста. Ребята могут, а я боюсь...
— Ну, ничего сынок, следующий раз сможешь!
— Нет, мама, если я этого не сделаю сейчас, то буду тру-сом, и ребята будут дразнить меня им всю жизнь!
— Завтра соберешься с силой и волей и сделаешь!..
Но он так и не прыгнул...
Раиса Никифоровна размышляла и о Быстрове — тоже ведь феномен. Но уже другого сорта, «насекомое» какое-то! Вот есть по сознанию, по душе своей мелкая букашка, а как упрется в своей целишке и лезет, и лезет к ней. Кладешь ты ей на пути преграду: былинку, камушек там или соломинку — она на время остолбенеет, замрет, но затем с утроенной энергией бросится огибать, обходить, но только — к ней, к цели! Вернуться бы ему к себе, встретиться с собой, бедола-ге. Но это же нужно всю жизнь перелопачивать, искать при-чины проблем, анализировать, изменять себя... А зачем? Це-ли — вот они, в пределах досягаемости, похитрить, немного поднапрячься, еще чуть-чуть — и все в руках твоих. «А тут меняться, скажете тоже!..»
© Шафран Яков Наумович, 2020
Свидетельство о публикации №220062901043