3 Лехаим, брат! Глава 2

Сергей Баранов
ЛЕХАИМ, БРАТ! 2017 - 2019
Глава 2


     На ярко освещённую площадь автовокзала я выползал из машины с трудом и кряхтением. Необходимо было размять засиженные долгой дорогой чресла.
     У машины меня встречали два друга-товарища. Два Санька. Они оба дружили ещё с армейских лет. Первый был добрейший души человек. Второй – очень серьёзный снаружи, но моложе первого. Вместе мы тянули срочную службу в рядах Советской армии, а затем в некоторых горячих точках, спасая жизни нашим солдатам и друг другу. Там мы служили в одном госпитале.
     И вот, Санёк Второй вытягивает из-за спины чудеснейшей красоты небольшой букет цветов, неизвестно откуда взявшийся в этих краях. Неужели новоявленные капиталисты-коммерсанты уже дошли до такого качества чужой привезённой за тридевять земель продукции!
     – Саша, ты опять за своё! Чего ты опять цветы припёр? Ты же знаешь: мужик мужику цветок не подарит! Лучше бы своей новой жене подарил, – забирая подарок от друга, говорю я ему. А самому приятно! – Какая встреча! Оркестра не хватает!..
     А они стоят оба, гады, улыбаются до ушей мне в лицо французским коньяком! Тянут ко мне свои ручонки! – Ну, всё, – думаю я – рыбалка будет!
     Дорога от места нашей встречи к месту нашей ночёвки была недолгой. Она быстро прошелестела под ногами намокшими листьями, совсем недавно сброшенными везде растущими здесь ивами, не дав нам сказать друг другу по паре приветственных фраз. По дороге я только успел отправить мобильное сообщение переживающей за меня моей единственной жене. Текст ушёл примерно такого содержания: «Доехал встретили все нормально буду скоро целую твой». Ответа я не получил. Вот такими диалогами мы общаемся с моей родной. Ну, не дружит она с техникой. Да и зрение стало уже подводить старушку. Но я знаю, что она всегда ждёт и переживает.
     Пройдя через палисадник, все вместе зашли к Саньку Второму в дом, где за обитой красным дерматином дверью нас встретила его новая молодая жена небесной красоты и фигуры вместе со сводящими с ума запахами вкусного только что печёного и жареного.
     – Маша, – представилась она мне, так как остальных она знала уже некоторое время.
     Откашлявшись от увиденного, я, как истинный джентльмен в чужой компании, с удовольствием вручаю молодой хозяйке квартиры недавно полученный от её же мужа букет в цвет её глаз, разгадав его тонкий хитроумный план.
     – Александр, вот видишь, какой у тебя друг внимательный! А от тебя никогда не дождёшься цветочка, – упрекнула молодая жена своего невнимательного супруга.
     На что улыбающийся друг ничего не ответил.
     Вручив подарок, и, как полагается в таких случаях, лезу приложиться к чужой жене в троекратном поцелуе, одновременно вдыхая носом трепетный и нежный запах молодой женщины.
     – Можно, вообще-то, и без этого! – ревностно стал оттаскивать меня от своего мой же друг.
     – Я без задней мысли! Мне уже можно! – завершил я поцелуи.
     – Санёк не будь эгоистом! – вторил мне Александр Первый, целуя девушку в только что обмусоленную моими губами румяную щёчку.
     За праздничным ужином божественно приготовленная пища чередовалась с армейскими воспоминаниями, песнями за вишни, шо поспели в жемчужном городе Одесса, под склеенную гитару и сальными анекдотами. Наше солдафонское ржание разбавлялось задорным женским смехом. Бокалы коньяка друзей и дамского шампанского под разудалые гусарские тосты с глухим стуком бились о мой гранёный стакан с минералкой. Смех скоро сменился усталостью и зевотой, и мы стали готовиться к отбою.
     – Завтра пойдём на скалы! Там йети водятся, и рыба там – во! – прощаясь в дверях до завтрашнего утра, Александр Первый ударил себя ладонью правой руки по плечу разогнутой левой, определив огромный размер тамошних рыб. Напевая себе под нос песню о том, что кто-то заставлял какого-то несмелого капитана зачем-то бессмысленно улыбаться, он, слегка пошатываясь, побрёл в свою ненавистную холодную холостяцкую общагу горевать. Жена у него погибла полгода назад. Два наркомана у неё сумочку вырвали, а она оскользнулась и упала головой на асфальт. Спасти её не удалось…
     Короткий сон приполз ко мне в расстеленный на полу спальник только к утру, и до него я лежал, катаясь в своих мыслях.

     У нас хорошая семья по нынешним меркам. Живём мы, как все. Правильности нашей семейной жизни есть примеры. Это наши родители. Родителей жены уже, правда, нет с нами. Царствия им Небесного! Светлые были люди! Только добрым словом поминаем их по поводу. Мои же мама и папа ещё при нас и радуют своим долгожитием. Дай, Бог, им здоровья! Портреты всех наших родичей висят все вместе в нашей общей комнате, чтобы все видели, кем мы гордимся, на кого равняемся. Точность понимания ценностей жизни и теми, и другими позволили и нам правильно построить нашу семью, наши взаимоотношения. И мы теперь счастливо живем в заданной ими тональности. И в этом же направлении учили нашего сына, который вместе со своей женой будет также воспитывать и наших внуков. С нашей помощью, разумеется. А есть ещё пример наших бабушек, которые ждали своих погибших на войне мужей до своей смерти. Им вера помогала и наша любовь. Они не хотели и думать о смерти своих близких и ждали их до конца. Мы это всё понимали, и все плакали, когда собирались девятого мая. Все плакали.
     А сколько таких же женщин остались без любимых после войны. А сколько их ещё остаётся одинокими после каждой последующей войны! Объединяет их горечь потери. Горе душевных страданий по утрате любимых. Но они стараются жить дальше. Честно и правильно. И они правильно      пытаются      воспитывать     своих      детей. В одиночку.  Только трудно им  приходится у нас без опоры. А государство редко плечо подставляет. И вот такое море не по своей воле одиноких женщин всех возрастов плещется в нашей стране. Море одиноких матерей. Красавиц! Если так будет продолжаться, то мы все утонем в этом море! В этом горе. Как бы хотелось, чтобы и их дети понимали своих мам, по две смены работающих на производстве, подрабатывающих после работы мытьём подъездов, чтобы у них, у их детей, было всё, как у других. Не хуже. А они не могут пахать за двоих. Они же женщины! Они жаждут ими быть! Им бы бальное платье… А они асфальт кладут в две смены. Как бы хотелось, чтобы дети их просто говорили с ними, уставшими после работы. Без юношеской дерзости и истерик, что их, мол, никто не понимает. Все мамы понимают своих детей. А эти больше, чем все. Просто у них зачастую не хватает времени и сил от усталости и обиды, от безысходности приголубить своих чад, пожалеть. Хотелось бы, чтобы недосмотренные дети эти просто не грубили своим мамам, хотя бы из благодарности за то, что мамы их вырастили, воспитали, не бросили. Просто бы понимали. Не оставляли бы своих матерей в их печальном одиночестве и дальше. Не предавали их. Просто бы говорили. Хоть иногда.
     Мы с женой можем говорить часами напролёт, находясь рядом. Вернее, говорит, в основном жена, а я в нужный момент киваю и поддакиваю, вставляя иногда ничего не значащие слова, обозначая свою ещё бодрость и отсутствие дремоты. Ну а когда мы куда-нибудь едем машиной, то тогда, конечно же, говорит только она. Мне же нельзя отвлекаться от дороги. А когда работает радио, тогда мне за рулём не спится. Вернее, два радио. И оба они, перекрикивая друг друга, общаются со мной на пару.
     Недавно купили детям машину. Легковую. Небольшую такую стандартной  комплектации  иномарку  для  получения навыков езды. В дальнейшем она, возможно, перейдёт новоиспечённой невестке для поездок по магазинам и развозки будущих детей в садики и школы. Главе же семьи они потом сами приобретут автомобиль, который сами же и выберут при благоприятном семейном бюджете.   Это   они   так   решили.  Но  это  будет  потом. А сейчас мы посчитали, конечно же, согласовав с будущими владельцами, что данный автомобиль будет совершенно достаточен. Он несколько надёжнее отечественного автопрома, хотя уже сейчас у нас есть достойные модели, но они маломерки, и ребятам под два метра ростом они будут довольно маловаты. Да и для начинающего покупать дорогой автомобиль – не резон. По правде сказать, мы не миллионеры, нам деньги ляжку не жгут,  а  им  пока  будет  достаточно.  У них  всё  впереди. У них, вообще, всё впереди. Сын только недавно получил водительское удостоверение, но, учитывая, как сейчас обучают на права, я сам решил преподать азы начинающему водителю. При первой же поездке решил ему рассказать, что, мол, да как в машине и за рулём.
     – Машину нужно мыть регулярно и качественно. Час в месяц жизни с женой меняешь на мытьё «ласточки». Судьба твоя теперь такая.
     – Так мойки же для этого придумали…
     – Нет, не надо ехать на мойку. У вас ещё недостаточно  средств,  чтобы  отдавать  их чужому дяде. А, если плохая погода, ещё чаще будете отдавать. У нас дача есть. Ты ни разу не видел, где папа машину моет? Сопит он! И ещё. Представляешь, вот едешь ты, грязный, по городу, а вокруг тебя машины. Которые навстречу едут, не успеют тебя разглядеть из-за встречной скорости, стыдно, может, и не будет. А вот те, которые едут за тобой, могут не разглядеть тебя из-за грязи. И что? И «поцелуют» тебя в зад! Потом гаишники, страховки, банки, суды… Беготня и нервы! Ещё больше времени проведёшь без жены! Да и вообще! Катать свою жену в чистой машине всегда приятнее. И тебе, я надеюсь, и ей. Но можно облегчить себе работу. Этот час мойки машины можно сократить вдвое.
     – Как? Половину мыть? – с интересом осведомился сын.
     – Да нет! Мыть надобно всегда всё! Ты, когда в бане моешься, всего себя моешь или выборочно? Так вот. Как обычно, берёшь с собой жену, приезжаете на дачу и вдвоём моете машину. В результате время на мойку затрачивается ровно вдвое меньше, плюс вы с женой с пользой проводите время на природе! На свежем воздухе. Двойная польза!
     Глянув на выражение лица своего ребёнка, я понял свою непростительную ошибку – его жена машину не будет мыть никогда! Ну, возможно, в первый медовый совместный год. Я тут же исправился:
     – Хорошо, вы приезжаете на дачу, жена сидит в машине и слушает музыку, а ты её драишь потихоньку…
     – Ну, папа, – возмущённо глядя на меня, парировал молодой муж, заталкивая средним пальцем очки поглубже себе на переносицу.
     – Сынок! Да, не жену, а машину! Машину!..
     Неловкость ситуации  и лёгкая пауза были разрешены согласием, что машину мыть всё-таки надо и, желательно, чаще.
     Дальше пошла лекция о том, что, когда едешь в машине, ты ответственен не только за себя, но в первую очередь за пассажиров, твоих близких и родных. Ещё ты отвечаешь за жизнь и других участников дорожного движения. Не дай Бог, с ними что-нибудь случится по твоей вине – всю свою жизнь каяться будешь! Не хочется, правда? Поэтому ездить необходимо, досконально соблюдая правила. Соблюдать необходимо и дорожные знаки, и дорожную разметку. И быть вежливым на дороге. На любой. Если ты видишь на дороге лихача или дурака, уступи, дай ему дорогу. И сам никогда не лихачь!  Запомни: главная педаль в машине – тормоз, а не газ! Тормозить надо всегда плавно, загодя. Ездить всегда нужно с соответствующей скоростью. Во дворах – двадцать,  в  городе – шестьдесят, за городом – девяносто. А в остальных случаях как? Согласно знакам!
     – Так ведь можно на двадцать километров в час больше. Не накажут же! – вставил в лекцию грамотную мысль новоявленный владелец авто.
     – Начнём всё сначала! Знаки ограничения скорости установлены не по прихоти гаишников. И все правила в жизни пишутся кровью. Кровью тех, кто наплевал на ограничения. Если ты едешь с ограниченной знаком скоростью, то ты сможешь в сложной и внезапной ситуации оценить её и произвести соответствующий манёвр. А если не справишься с ситуацией – наступает беда! А она нам не нужна! Правда?
     – Да, я всё понимаю, пап! Всё будет нормально!
     Тут у великовозрастного ребёнка зазвонил телефон. На экране мобильного показалась фотография невестки.
     – Не бери трубку, – продолжил я нудеть про правила. Удивлённый вопрос в глазах сына заставил меня продолжить: – Правила читал? Если ты ответишь, а там кто-нибудь, не дай Бог, вылетит или ещё хуже выскочит! Ты что! Сел в машину, выключай звук телефона, чтобы не отвлекал от дороги. Те, кому надо, перезвонят. Или ты перезвонишь,  когда   приедешь  или  будет  возможность. А жена, ну, что жена! Лучше пять минут подождёт, потом любить больше будет. И ты ей нужен живой! И нам ты нужен! Должна понимать, что ты в дороге!
     Сын у нас вырос хорошим парнем. Внимательным к матери. По праздникам цветочки ей дарит. Моя школа. Мать его любит больше меня. По три раза на день ему звонит, хотя каждый вечер кормит его ужином. Вместе с нами, конечно же. Он ей тоже сообщения шлёт, когда ответить не может из-за занятости на работе. Милая моя мне так часто не звонит, к сожалению. Мне нравится, что сын меня до сих пор слушает, когда мы с ним говорим вдвоём, хотя уже иногда. Сидит и слушает. До сих пор! Может быть, уже из вежливости, но мне приятно. Никогда не перечит. Может, он всё и делает потом по-своему, но слушает и соглашается. Не пьёт, не курит. Возможно, как и все школьники в своё время, и пробовал, но теперь не употребляет. Может, переборщил в своё время. Сейчас молодёжь в основном такая. Ну не хотят испытывать всех этих прелестей жизни, как мы до этого, теперь уже тоже побросавшие. Теперь эту каку в рот не тянем. А раньше мы этим взрослели. Ребёнок наш любит животных. Хомячков, собачек, кошечек разных. Недавно, вот, нашёл себе одну, домой привёл и женился. Сейчас живём вчетвером. Хорошая девушка, симпатичная, пока вежливая. Отличница с грудью приехала из глубинки за студенческой романтикой. Встретились они на бескрайних просторах Интернета, вот, теперь живут. Уже не виртуально. Правда, она ростом с сына. А он выше нас. Вот уж не думал, что у нас в доме будут жить женщины выше меня ростом. Выход один – подыскивать им квартиру. Теперь у нас в доме две жерди. Будут внуки – будет штакетник. Сын стал раскошеливаться вдвое больше: цветы пошли и сюда. По праздникам и я от него не отстаю. Окончив три вуза, пошёл работать, правда, никто не знает куда, но жену содержит сам. Постоянно с женой моей, его матерью, твердим, чтобы уже рожали детей. Внуков нам. Объясняю, что сейчас они сюсюкаются между собой, потом это просто надоест и в семье наступит кризис. Конечно, не мировой, но всё-таки. В отношениях наступит тупик. Охлаждение. И тогда наступит эра конфликтов, перерастающих в ссоры и скандалы, доводящие до развода. Пытаемся вдолбить, что дети – это чудо! Что в их семье появится маленькая симпатичная обезьянка, в отношении которой они будут спорить, мол, кого она первого назовёт – маму или папу! Будет тянуть к тебе свои пухленькие ручонки, звонко смеяться смешным беззубым ротиком    и   лучиться   солнечными   глазками!   Ну?   Прелесть    же! С  появлением  малыша  жизнь  закипит с новой силой! И даже наша! С новой  любовью! Но  уже  другой!  К  новому  человеку, к своему! Не понимают! Сю-сю, му-сю!..

     Запах жареного и перемолотого кофе, сваренного хозяином дома в турке с пряностями и сбежавшего на плиту, разбудил меня в шесть утра. На кухне скворчала яичница из полдюжины деревенских утиных яиц, а бутерброды, намазанные со вчерашнего вечера маслом, уже покрылись росой.
     Санёк с приступами дрожи во всём теле, заглотив рюмку недопитого вчера коньяку и резко вдохнув носом весь запах из кухни, рьяно принялся поглощать яичницу.
     – Давай, налетай, а то не останется! Скоро выходим, – прошамкал он обжигающими его рот жареными белками и желтками. По-солдатски, скоро умывшись, я сидел за столом в кухне и, поедая яйца с промасленным хлебом, запивал вкуснятину хорошим кофе.
     Осторожно одевшись во всё походное, взяв с собой всё необходимое для промысла, потихоньку, чтобы не разбудить Машу, сходив на дорожку в туалет, мы вышли в утренний холод. Там нас поджидал уже навеселе Александр Первый. Свою часть инструмента он сложил на двухколёсную огородную на резиновом ходу тачку, куда и мы быстренько побросали и свои рюкзаки. Впрягшись, как три толкача, в наше средство перевозки, мы двинулись в путь. Конечно, можно было бы сравнить и с тремя богатырями, но не было коней! Да и не было народа на улицах, кто бы сравнил. Все ещё спали. Мы шли к нашему триумфу! Нас ждал великий обещанный улов.
     Санёк Первый от горестных переживаний всю ночь не спал. Так бывает уже в этом возрасте. Телевизор он смотрел. А покуда у всех нормальных каналов, как и положено, по ночам, был перерыв, то он всю ночь натаскивался политикой и тем, что вражеское военное сообщество не даёт нам мирно жить и нормально развиваться. Что они, мол, безбожники всё нас окружают и окружают. И засылают к нам этих засланцев в голубом.
     – Мы, русские, – народ тихий, набожный, немного блаженный, всепрощающий. Мы долго терпим. А потом – наваляем и простим. Да наваляем так, что никогда не трогайте нас больше! Не цепляйте нас! Не трогайте наши ценности! Даже не смейте и думать плохо о нас,  о  наших  святынях,   ценностях,   а   тем   более   о  наших  Святых! А так, мы народ миролюбивый! Приходите к нам в гости! Милости просим! Кашей накормим!
     – Да, блин, какой ты русский? Ты ж чистокровный еврей. Куда ты лезешь-то? – возмутился на него перегаром друг.
     – Это я по маме еврей, а в душе я чистокровный русский. И по жизни я православный русский! Нельзя мерить людей по паспорту, хотя я и в старом паспорте был русским записан, по внешности, по месту жительства - нельзя, приклеивать к ним ярлыки различные, этикетки. Каждый индивидуум сам определяет, кто он на самом деле в нашем мире. А я индивидуум! И я, таки, – русский! Я – человек, я – личность, я – самодостаточный и я – самостоятельный. И поэтому я русский! Я русским был, как себя помню. Я уже им был даже тогда, когда мой дед Михаил торжественно нёс меня из синагоги от моэля, чтобы отдать меня моим родителям и отпраздновать моё обрезание. Так, что, брат, не прав ты! Кстати, а прабабка моя по отцу была из татар. Тех самых! И тоже верующей была. Православной. Но при этом была членом партии. И иконки у неё дома всегда были. Была она милейшей души. Нас, детей очень любила, баловала, чем могла по её пенсии. Всегда гостинцы приносила. Всякую вкуснятину или двадцать копеек на праздники. Приятно было и радостно! Любил я её очень!.. Так что дружище, я – русский, как не крути! Русский – это не по паспорту. Это по жизни. Как себя ощущаешь… Как воспитаешь. Возьми, к примеру, ребёнка из Африки или племён каких индейских, с рождения возьми… И пусть живёт среди нас. Так он русским и вырастет. Он жить будет по-русски…
– Тогда я тоже – русский!..
– Вот видишь, нас уже больше…
 

     Мы все были братьями. Мы жили одной семьёй. Там, где мы были неоднократно, если ты будешь не в семье, сам по себе – один, то тебе будет очень сложно выжить. Там колоссальнейшее нервное давление и пережить его в одиночку очень проблематично, почти нереально. Если ты не дурак. Кто не выдерживал, сами бросались под пули. Этого забыть нельзя.
     Александр Второй раньше по паспорту был Сулейманом. Вот так. В армии он как-то сразу прибился к Первому. Привязался. Пацаном был ещё, сразу после школы. Тот его за короткое время русскому языку подучил сносно, научил играть на гитаре блатные песни. Сдружились. Так прошло два года. Потом у него бандиты убили семью, и он сбежал в среднюю полосу. Месяц где-то приживался. Каким-то чудесным образом вышел на Александра. Тот съездил за ним и привёз его к себе домой. Там помог с учёбой в медицинском институте. Потом натаскивал его на практике. В общем, наш Сулейман полностью обрусел, поменял паспорт, выбрал себе новое имя и стал тоже Александром, как его товарищ. Женился на прекрасной русской девушке, работавшей воспитательницей в детском садике, удачно так расположенном – недалеко от дома. И жили они в этом доме, как в сказке, счастливо, но до недавнего времени…

     Городок остался далеко за сопками. Просёлочная дорога, усеянная коровьими лепёшками, сменилась незаметной тропой, которая, плутая между огромными валунами и затрудняя наш путь с тяжело нагруженной тачкой, вывела нас к чудесному сказочному местечку.
    Лёгкие наши автоматически напряглись во весь дух, давая возможность звенящему от чистоты воздуху максимально проникнуть в наши тела и моментально опьянить нас. Эйфория восторга охватила меня целиком. Они-то привычные, эти местные. Это я, приехав из загазованного и запылённого центра, утратил способность понимать окружение, всего лишь глотнув утреннего речного воздуха. Но какого воздуха! Ноги стали подкашиваться, став ватными, и я присел на камушек у речки осознавать сказку. Воды в реке не было. Вернее, она была, но её не было видно, настолько она была прозрачна, что речное дно, усыпанное чистыми круглыми катышами, можно было увидеть даже метров через пять. Напротив меня в метре от берега на дне лежала щука и глядела на меня не моргая. Только жаберками шевелила и плавниками к себе манила. Гипнотизировала! И тут я понял, что сглупил: рыбы вообще не моргают. Затем до меня дошло, что сглупил я и во второй раз: рыба в реке есть! Придя в себя, я поплёлся к своим товарищам, неся им эту радостную новость. Мы быстренько расправили снасти и, забросив всё это богатство в воду, оставили удочки самим ловить рыбу. Привалив их камнями, мы принялись разводить костёр и обустраивать себе насест.
     Котелок, вскипятив травяного чаю, скучающе лежал поодаль в ожидании рыбки для ухи. Аромат специально припасённых трав, растворённый в кружке с чаем, по-рыбацки приготовленном из чистейшей речной водицы, вытягивал из собеседников усталую хворь и одновременно развязывал языки в незатейливой и неторопливой беседе.
     Александр Второй как любитель ярких и иногда выдуманных историй о себе начал, поправляя хворостиной угольки в потрескивающем костре. Рассказывать он умел и любил. Это всегда было действо. Красочное, в ролях и с жестикуляцией.
     – В нашей школе, а учился я, как вы понимаете, в горах, был, по нашему мнению, злой завуч. Это был небольшого росточка дядька с седеющей после войны головой. Взрослые звали его Петровичем. Он всегда ходил в одном и том же довоенном костюме, резиновых сапогах по колено, с классным журналом и указкой под мышкой. Он всегда подглядывал в раздевалку за девочками, отчего те всегда визжали и пихали в щёлочки карандаши, намереваясь проткнуть ему глаза. Но он свои глаза надёжно защитил очками. И за это тоже мы его не любили. Все аксакалы из нашего села погибли во время войны, и мы росли совершенно оторванными. Некому нас было приструнить. Женщин мы уважали кое-как, но не слушались. И вот как-то в десятом классе мы в очередной раз на перемене курили в туалете школы. Это была единственная школа, в которой туалет был внутри. Остальные школы ещё не доросли до такой роскоши. И вот в один прекрасный день стоим мы все вместе в туалете и по-взрослому курим. А училкам нас жалко. Мы и так были доходягами недокормленными, а ещё и курили. Женщинам, хоть и старшим, нельзя было заходить в ученический туалет для мальчиков. Вот они и подговорили нашего завуча на нас подействовать в воспитательных целях. А уговаривать его долго было не нужно – он был скор на расправу. И вот идёт он торжественно в сопровождении ещё двух классных руководительниц, и подходят они к туалету, из щелей двери которого валит папиросный дым. Завуч наш культурно так стучит указкой в дверь и просит собравшихся не по нужде покинуть данное заведение, предупредив всех добровольно покинувших газовую камеру отменой наказания. Ответа не последовало. Только излишки дыма от избыточного давления продолжали просачиваться сквозь дверь. Внутри пацаны, вобрав в себя половину окружающего дыма, молчали как партизаны. Петрович снял со стены огнетушитель в надежде наказать пеной каждого, кто проигнорировал его предупреждение, и рявкнул, что сейчас он выломает дверь. Парни только теснее прижались друг к другу, спрятав за своими спинами младшеклассников, забрав у них курево. Первая атака на дверь прошла безуспешно. Дверь была крепкая, хотя и сделана трудовиком из двери старого сарая. И её переклинивало в крайних точках. Ещё её удерживала в закрытом положении толстенная пружина от какого-то старого трактора. Вторая атака дала свой результат. Дверь распахнулась и заклинило теперь её в открытом состоянии. Завуч же наш, ещё испытывая приданный импульс к своему телу и массу огнетушителя, пытался пробежать ещё несколько шагов к цели, но, споткнувшись на пороге, распластался во весь свой небольшой рост. Может, от внезапной обиды от лежания лицом на мокром полу туалета, а остальным туловищем в коридоре на огнетушителе, из которого с шипением вырывалась противопожарная пена и растекалась из-под обмякшего тела по коридору, а может, от попавшей в нос едкой смеси дешёвого табачного дыма и запаха застоявшейся мочи, у Петровича выступили слёзы. Парни стояли стеной. Не шелохнувшись. Скользя и пытаясь подняться, Петрович встал на четвереньки и пытался вытянутой рукой выхватить хоть кого-нибудь из пацанов. Но в руку попадался только дым. И тогда он, стиснув зубы и воя от обуявшего его стыда, грозил в дым маленьким кулачком. Женщины, ранее отошедшие подальше и прогуливавшиеся как бы, между прочим, невдалеке по коридору, поспешили на помощь своему руководителю, громко причитая. Но здесь то ли женская масса полы прогнула, то ли тракторная пружина вдруг вспомнила о своём предназначении, только тяжёлую дверь расклинило, и она всей своей дубовой массой и со всей дури стальной спирали ударила завучу по очкам… Лёжа навзничь поперёк коридора весь в пенных пузырях, Петрович махал в воздухе руками и пытался отблагодарить своих коллег за оказанное ему доверие подобранным специально для них тонким матерным диалектом. Но изо рта его сквозь неразборчивое мычание вылетали только зубы и слюни. На лбу у завуча засветилась огромная шишка, которая была усеяна осколками очков. Тогда все парни из туалета, молча и торжественно тащили завуча до скорой на руках. Больше мы его не видели. Говорили, что он уехал через горы на север… Вот так мы проводили детство. На практике изучали, где право, а где всё остальное, - завершил он, грустно вздохнув, вспоминая тяготы счастливого детства.
     Александр Первый неохотно принимал участие в травле наших баек. Он был весь в себе. Да ещё с молодой женой.
     – Недавно, лет пятнадцать назад, мы чуть умом все не тронулись, – продолжил разговор я. – Строили мы домик на огороде. Невысокий такой, в один этаж, но с возможностью надстройки в дальнейшем последующих этажей. Это как семья наша будет разрастаться. С какой скоростью. Конечно же, не мы строили, а приглашённые весёлые братья из солнечных стран. Только один из троих более-менее внятно мог объясниться на ломаном русско-своём языке. Поэтому мы очень долго и тщательно обрисовывали на бумаге, оговаривали на словах и на пальцах, громко размахивая руками, то, что нам необходимо сделать на том или следующем этапе строительных работ. И вот в одно прекрасное утро, когда моя жена была ещё спросонья, в доме зазвонил телефон. Звонили строители. Меня,   как   обычно,   дома   не   было.   Была  моя  смена  на  работе. Я зарабатывал на хлеб очередной срочной внеплановой операцией. Жена уже наметила, как она будет объяснять очередной ход работ, но они её спросили о другом. У ребят был мусульманский праздничный выходной, и они решили попроситься на нашем участке шашлык себе пожарить. И вот с этим вопросом они и звонили. Жена же моя, многого не понимая из их слов, решила с утра над ними подшутить и сказала, чтобы они только голову барашку там не отрезали, а то крови будет много. Подбодренные согласием хозяйки строители, моментально среагировав, с благодарностью ответили, мол, крови не будет – они его живьем зажарят… и повесили трубку. Жена моя, всё-таки  женщине  под  сорок,  долго  не  могла  понять,  что  произошло. А когда представила, что бедное животное корчится и извивается с диким блеянием в жарких объятиях костра зарубежной инквизиции, с белым лицом и громким возгласом отчаяния рухнула на диван. Всезнающий наш пятиклассный ребёнок прибежал на крик матери и, оценив ситуацию, стал её отпаивать валерьянкой. Связь на даче была плохая, и отменить только что выданное разрешение было невозможно. После выпитого количества лекарственных средств в возбуждённой голове  отчаявшейся женщины кто-то настойчиво, с завидным упорством показывал картинки с дикими плясками полуголых иностранцев вокруг догорающего, уже притихшего безвинного агнца. И ей от этого становилось ещё хуже. К моему приезду она закончила флакон с успокоительным и с нескончаемыми стонами принялась за сердечные капли. Поняв в чём собственно дело, побросав всю семью в машину, я помчался на дачу. Нужно было во что бы то ни стало освободить приговорённое к садистской смерти мирное животное. Всю дорогу до дачи представлял, как мы будем сидеть в тюрьме, а ещё хуже на зоне, за жестокое обращение с животными. Как пить дать посадят! Как же сын будет один? Эти мысли давили на педаль газа всё сильнее. Приехав на участок, мы с облегчением обнаружили, что костра ещё нет! Успели! Все втроём пытались найти на маленькой, доступной всем ветрам, нашей фазенде приговорённого к смертной казни. Его не было нигде! Я с укором посмотрел на заплаканную жену. Она виновато теребила платок. После недолгих объяснений всё стало на свои места, лёгкий вздох облегчения успокоительно вырвался наружу сразу у всех. В связи с неправильным русским, звонивший произнёс «живьём» вместо простого «целиком». В смысле - тушу целиком. Парни купили на рынке уже освежёванную тушку молодого барашка. Совсем небольшую. Размером с собаку. Чтобы не объедаться. И хотели зажарить её на вертеле целиком, чтобы действительно было чистенько и цивильненько. Смеху было много. И мясом нас тогда угостили наивкуснейшим.
     Второй, глядя задумчиво на завораживающие языки костра, вновь облизывающие бока котелка с чаем, как бы про себя, раздумывая, вполголоса подхватил, запивая слова терпким травяным напитком из советской стальной кружки зелёного цвета:
     - Раньше люди у нас дружили между собой. Встречались, гуляли, общались, любили. У них были какие-то совместные интересы, выпивали. Много и часто. Похмеляли друг друга и снова дружили. Наверное, поэтому и дружили. Давали в долг и не ждали отдачи. Дружили с соседями, дружили подъездами, сёлами. Просто весёлыми компаниями. И мозг никогда не засыхал: мы его вовремя смачивали! Даже наоборот – он приобретал некую тонкость мысли, изобретательность, музыкальность и поэтичность. Сейчас же в долг давать не принято. Не модно стало. Если и дают, то только под проценты. Или под залог всего имущества. Сейчас соседей по площадке никто не знает. Все упёрлись в гаджеты. И тонкость мысли прервалась. Уткнулись в них и не замечают ничего вокруг. Не замечают, как солнце искрится в лужах, как птички поют, как ветер колосья шевелит. Не встречают рассветы и не провожают закаты. Ныряют не с берега в заросшую камышом речку, а сидя на диване опять же – в свой любимый    гаджет.   Слово-то   придумали  –  «гаджеты»! И дружат теперь тоже в этих самых гаджетах. И дружат виртуально. И друзья виртуальные. И сама дружба виртуальная. Все расписаны по никам. По кличкам. Вот сидят они в своих чатах и чатятся. Нашкодив или напакостив в Интернете, они могут без зазрения совести просто выйти из сети и зайти снова, но уже под другим вымышленным именем. И вот он я – уже хороший. А в нашем натуральном мире так не получится. Здесь нужно отвечать за каждый свой поступок и проступок. А они этого боятся. Тру;сы!
     И с кем выпить? С компьютером или с мобилой? Куда ему заливать-то? И сосут они пиво с чипсами дни и ночи напролёт. Фигуру наедают. Вот и подрастает часть вроде бы непьющего населения. Вроде бы хорошо. Но на первый взгляд. Покурить там травку или ширнуться – это их. Это – пожалуйста! И сидит этакая групповуха моральных уродов в своих виртуальных мирах, последние мозги добивает. Зачем им настоящие друзья, любовь, дети? Отношения? Зачем им настоящая работа? Армия, подвиги? Постоять за товарища, спиной к спине против соседской шпаны? Не то! И вот некоторые грамотные, но хитрые, особи втемяшивают этим никчёмным отпрыскам всё, что им, этим особям, нужно. Вот кинь им призыв в Интернете, чтобы пошли и снесли что-нибудь, разгромили чего, напали на кого, покалечили – это они быстро скоординируются. Главное – прикрыться красивым и звучным лозунгом. Потому что мозга нет! Вымыли его и вылили. Вымирающее поколение! Если им отключить Интернет, чем они будут заниматься? А может, и взаправду отключить? Люди, очнитесь! Осмотритесь! Приглядитесь! Мы здесь! Мы готовы с вами общаться! Мы готовы с вами дружить! Давайте дружить, люди! Вы знаете, как пахнет свежескошенный хлеб? Как шумит многоцветье осеннего леса, укрывающего собой разбросанные по полянкам грибы? А вы знаете, как звучит жор карасей на утренней зорьке? Как выглядит родник, из которого вырастает река Волга? Бьюсь об заклад, вы не знаете вкус парного молока! А знаете ли вы, как целуется вот эта девушка? Или вон та? Не теряйте себя! Не теряйте окружающий мир! Не отрекайтесь от своих ощущений. Они прекрасны! Они дадут вам стимул к жизни. Новый посыл. Вы познаете новые краски! Чистые и светлые! Вы познаете жизнь!
     – Как был ты занудой, так ты и нудишь, – по-дружески потрепал за шею Первый Второго. – Эх, шайтан! Живи и радуйся! У тебя молодая жена, - сказал он и осёкся. Мы все замолчали.
     Представьте себе картину. Просыпающийся рассвет. Сопки. Река. Ни малейшего дуновения. Лёгкий туман. Догорающие дрова потрескивают в кострище, вокруг которого сидят три здоровых, закалённых жизнью мужика в геологических плащах и разносят вокруг негромкие слова: «Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой…» Слова, отражаясь от воды, протискиваются под туман и, отражаясь от сопок, возвращают обратно боль, вытягивая мужские слёзы. Сидят мужики, поют песни нестройными голосами и плачут. И такая возникает гармония души и чистоты природы, такого всемерного счастья, что небо звенит где-то в вышине. Солнце, на мгновение задумавшись, зависает у горизонта, забывая о том, что ему необходимо идти дальше. Даже рыбы, переставая плескаться, высовываются из воды послушать это диво.
     Сморённые богатырским сном и не выспавшиеся от ночных бдений, мои друзья спали у остатков костра, пригреваемые распустившим свои лучи припоздавшим светилом. Я же, приободрённый завораживающей красотой местной природы, пошёл немного прогуляться по волшебному окружению и проверить давно оставленные нами снасти.
     Рыба уже даже не билась. Она лежала, обессиленная и покорённая, вся запеленованная крепкой японской леской. И она была не одна. Их было три. Три огромные щуки. По метру каждая. Вот это был улов! Жаль, сейчас никто не видит моё торжество. Да и рыбины не входили в камеру на мобильном с расстояния вытянутой руки из-за своих исполинских размеров. Прекрасная, свежайшая, только что купавшаяся, скользкая вся – рыбка! С хирургической ловкостью я высвободил всю нашу добычу и, усадив её на кукан, сполоснув руки в прохладной воде, пошёл вверх по склону сопки в разведку за новыми впечатлениями.
     Поднимаясь выше, я заметил, как в одном месте колышущийся тёплый воздух, поднимаясь от поверхности, образует иллюзию обмана. Как мираж летом на трассе. Странное явление природы меня привлекло с интересом. Воздух вибрировал из ниоткуда и уходил в никуда. Решив пройти сквозь это чудо, тем более, что другой тропинки не было, я оглянулся и увидел далеко внизу всю земную красоту, где на берегу реки спали мои товарищи. И они во сне совершенно не догадывались, куда я залез.
     Обернувшись снова и сделав шаг, я споткнулся о какую-то странную скобу, вбитую прямо в камень, растущий из земли. Не удержав равновесия, я кубарем покатился куда-то вниз, раскидывая по сторонам то руки, то ноги. Поверхность склона была устлана мягкой травой, из-за чего падение не причинило мне тяжёлых травм. Лёгкие ушибы – не в счёт. Всё-таки не зря я курточку надел. Вроде бы я головой не ударялся при падении. Но здесь явно было теплее, чем  минуту  назад.  Наверное,  здесь за сопкой другой микроклимат. И что-то было не так с солнцем. Оно было высоко. Сознания я не терял. Это я точно помнил. Странно! Я обернулся туда, откуда упал – миража   уже   не   было.   Может,   его  и  не  было  вовсе. Я приподнялся над камнями на ушибленных локтях, чтобы осмотреться.
     Вдали ходили чабаны в белых бурках. Откуда здесь чабаны? Что, уже и сюда приехали? Где тогда овцы? Не было никакой живности вокруг. Ни крупной рогатой, ни мелкой. Кого же они тогда пасут? Я решил подойти и обо всём узнать. Может быть, мясца на шашлык прикупить. Парни мои обрадуются такому трофею!
     Я пробирался потихоньку, пригибаясь за валунами, чтобы не быть обнаруженным и пристреленным сразу же. И чтобы не напугать хозяев положения. А вдруг они вооружены! Идти полуприсядью было крайне неудобно. Огромные болотные сапоги то и дело наступали на полы геологического  плаща,  что постоянно валило меня с ног. Я, пыхтя, поднимался и корячился дальше, гонимый желанием утолить голод свежим мясом. Когда это детское ползание мне уже порядком надоело, я решил идти в атаку в полный рост. Как только я встал во фронт и направил свои сапоги в сторону горцев, вдруг с ужасом понял, что это вовсе и не горцы. Ноги мои подкосились, как раненые, и я опять оказался ниже камней. Пуговица от куртки, надетой под плащ для большего сохранения тепла ранним промозглым утром, звякнула, отскочив от камня, и упала мне под ноги. Привитая женой бережливость заставила меня поднять упавшее и для надёжной сохранности затолкать поглубже в карман джинсов.
     Тело моё завибрировало от волнения полностью. Это было сравнимо с первым контактом с обнажённой девушкой, желающей всем телом только тебя. Тремор был от  зубов  до  пяток.  Руки  тряслись  вразнобой  с  ногами. Я сразу пожалел, что бросил курить ещё три года назад. Желание закурить появилось так же быстро, как и дрожь тела. Как врач симптомы белой горячки я отмёл стазу же – не употребляю уже лет семь. И это не может быть остаточной галлюцинацией. Это были они! Пришельцы!
     Лица у них были старческие. И у всех будто под копирку. Длинные белые волосы прикрывали им плечи. Губ на их лицах не было, и казалось, что у них отсутствуют и зубы. Либо они были очень глубоко посажены, хотя и рты они не открывали. Уши были похожи на наши. Стандартного размера. Топорщащихся я не заметил. Женщины, в нашем понимании, примечены не были. По крайней мере, нашей визуальной разности среди них не было. Даже не было лица поприятней, помягче, что ли. Все на одно лицо. Ростом все, как один. Под два метра. Или за два. Как на флоте. Как в сказку попал про тридцать три богатыря. Даже море слышится, только его не видно.
     Стоп! Я же его видел уже, причём у нас, там! Когда я  был  в  Питере!  Мама  дорогая!  Точно!  И  куда он шёл? И зачем он шёл? Или за кем? То есть они вот так, запросто, гуляют по нашим улицам, а мы их и не видим! То есть у нас тут под боком находится грандиозная цивилизация, а мы и знать не знаем! А мы тут ждём прилёта инопланетян со дня на день! Вот они! Здесь! Вернее, за углом. Да! Это был кто-то из них. Только одежда была у него другая. Цивильная, обыкновенная. Поэтому, наверное, я и не обратил внимания. Точно! Было это возле Ксении! Какое совпадение! Или нет?
     Дующий с постоянной силой неизвестно откуда берущийся ветерок лохматил их длинные волосы, что совершенно не причиняло им никаких неудобств. Они не поправляли вьющуюся растительность, постоянно застилавшую лица. Просто не обращали на эти мелочи никакого внимания. Это их не занимало.
Они какие-то не притягательные. То есть их не хочется разглядывать. Ну есть они, и есть себе. Как антураж. Как хоть даже и особое дополнение местности. Как единое целое с их природой. Мы же у себя не обращаем внимания на облака на небе, на рыбу в море, на траву на поле. Живут они себе и живут. И мы их не замечаем в повседневной рутине. Это всё как-то естественно. Так же и здесь.
     Они не выделяются из общего фона их природы. Они – это она и есть. Но только сейчас эта паранормальность заставляла меня наблюдать за этими созданиями с пристальным усердием.
     Желание задокументировать всё происходящее побороло страх, и я потихоньку достал свой мобильный телефон. Только я успел навести объектив на объекты съёмки, как мой супераппарат сказал «Плюм!» и выключился. Больше он не включился. Странно! Я ж заметил, когда хотел сняться на фоне щук, что батарея была заряжена полностью.
     В первозданной тишине звук этого гаджета оправдал своё прозвище. Он был настолько предательски громким, что все эти «пастухи» одновременно обратили на меня внимание.