Пять букв Альфа. Глава 3

Третья Альфа

   Страх… Настоящий страх вам не знаком. А вот мои кролики знают, как он наваливается на них. Парализует, проникает под кожу, пронзает сердце, пытаясь добраться до самой души. Знают, когда, как утопающий, глотаешь ртом воздух, когда кружится голова. Уже обессиленные, умирающие они ждут и спрашивают: «Все закончится быстро?». Я не могу им ответить, ведь каждый случай особенный. Зато холодный пот, стекающий по моей спине, всегда вызывает у меня дрожь, когда я наношу колющий удар в их нежное мясо, когда погружаю клинок в мягкие ткани еще тёплых тел. Мое же тело напряжено, как перед последним броском, мышцы крепнут, словно корабельные канаты. Кролики кричат, но кричать бесполезно: никто не услышит, никто не придет… Никто. Иногда я тоже боюсь, мне страшно. Они видят, и я тоже вижу эти длинные чёрные рога, чувствую зловонное дыхание, тот самый запах крови и испорченного мяса. О, это могучее чёрное существо, чье пугающее незримое присутствие всегда заставляет трепетать каждый нерв моего бедного тела.

***



      Андрей проснулся от того, что кто-то барабанил во входную дверь. Он взглянул на часы — не было еще и шести. За окном темнота, к тому же всю ночь шел снег. Вот интересно, кому это неймется?

      Он осторожно подошёл в двери, снял с вешалки старое пальто и надел поверх растянутого свитера, в котором спал. Опять удары, а потом дребезжание почтового ящика.

      — Андрюха, открывай! Чего так долго копаешься? — на ступеньках стоял раскрасневшийся брат, несмотря на холод, без шапки, зато шея обмотана толстым шарфом.

      — Между прочим, сегодня суббота, — посторонившись, он впустил Алексея. — С тобой всё в порядке?

      — Спасибо, я в курсе, — отряхиваясь от снега, Фёдоров внимательно смотрел на брата. — А с тобой всё в порядке?

      — Вашими молитвами, — вздохнув, Андрей развернулся в сторону кухни. — Чай ставить?

      — Не откажусь, — Алексей проследовал за братом и тяжело опустился на табуретку возле окна. Никогда ещё он не чувствовал себя таким измученным, даже не представлял, что тело может быть настолько тяжелым и вялым. Ещё сутки без сна он точно не выдержит.

      — Выглядишь так, будто бы это твоё последнее утро, — увидев, как помрачнело лицо брата, Андрей решил-таки сменить тон на более спокойный и доверительный: — Пока хлеб режу, может, расскажешь, за каким хреном приехал в такую рань?

***

За день до приезда Фёдорова.

      — Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — осознание собственного безрассудства придало Алексею дополнительный невидимый импульс. Он стоял в кабинете перед столом подполковника Рябова и смело смотрел ему в глаза, даже не задумываясь о последствиях.

      — Товарищ капитан, разрешаю, — кивнул подполковник, собирая бумаги в папку и пряча её в верхний ящик стола. — А вообще-то, Алексей, давай-ка без этих вот протокольных словечек, — он протянул ему руку, и Фёдоров крепко пожал её. — Присаживайся. В два у меня совещание, поэтому могу тебе уделить только восемь минут.

      — Константин Сергеевич, я знаю, что про Андрея уже рассказали следователю областной прокуратуры. В общем, он ищет способ его задержать по этому делу. Уже обратились к народному судье, и я…

      — Зачем вообще его впутал? — рыкнул Рябов, шмякнув по столу открытой ладонью. — Выслужиться захотелось?!

      — Нет, — Фёдоров переплел пальцы и положил руки на стол перед собой, — но кто-то должен помочь остановить этого зверя.

      — Леша, ты же знаешь, что хоть я и служил с Грушевским на Дальнем Востоке, а после мы вместе работали… — начал Рябов, нагибаясь вперед в своем кресле. — Но я никогда не одобрял его метода. Да, результат был ошеломителен. Твой брат в течение трех дней вычислил нам маньяка. Я до сих пор в шоке, никто и никогда не мог бы и подумать, что заслуженный учитель РСФСР убивает женщин и девушек на досуге. Просто потрясающе, Андрею тогда, если не ошибаюсь, было всего двенадцать?

      — Да, — после недолгой паузы согласился Фёдоров, — и вы, Константин Сергеевич, один из немногих людей, кто посвящен в тайну «великого озарения» майора Грушевского.

      — Потом твой отец написал рапорт о переводе… — с некоторой горечью в голосе заметил Рябов, а потом будто опомнился: — Ты же не против, что я его так называю?

      — А я и не могу по-другому называть человека, который меня с трёх лет кормил и воспитывал, — хмуро отозвался Алексей. — Андрюха после этого «заслуженного учителя» стал сам не свой: то ночами не спал, то впадал в такую спячку, что матери скорую вызывать приходилось. Сколько и чего ему там в больницах вкалывали, один чёрт знает. Он тогда всё повторял, что видит и чувствует этого маньяка. Были такие периоды, что Андрюха во всех подробностях рассказывал, как этот «заслуженный учитель» их душил и насиловал. Как будто бы сам это видел, а потом опять судороги и истерики. «Полное погружение» — так нам тогда в больницах рассказывали.

      — Ну, а с нашим убийцей что? — на лице Рябова застыло выражение глубокого сожаления. — Он тоже в него «погрузился»?

      — Пока точно ничего не известно, но всё, что Андрюха сказал, подтвердилось.

      — Да уж, — он взял со стола лист бумаги и начал складывать из него самолётик. Выходило нервно, пальцы не слушались. — Девять трупов! Но ситуация осложняется еще и тем, что все тела найдены спустя значительное время после убийства и находятся в разных стадиях разложения. Это существенно затрудняет работу судебно-медицинской экспертизы. Личность убитых пока также не восстановлена, хотя ребята прочесывают «потеряшек» и беспризорников. Я лично уверен, что ни Андрей, ни кто другой в здравом уме и трезвой памяти не станет проводить этот извращенный ритуал.


      — Константин Сергеевич, ну вы же понимаете, что обладая теми сведениями, что были до этого в распоряжении следствия и при такой постановке дела, просто невозможно найти убийцу. Пришлось бы ждать или новых убийств в надежде, что преступник совершит ошибку, — Фёдоров хмыкнул, увидев, с какой ненавистью подполковник протирает свои очки в тёмной оправе. Что ж, ничего не поделаешь: ухудшающееся с годами зрение кого угодно способно заставить забыть про тщеславие. — Считайте, что Андрей и есть наш невероятно счастливый случай, который поможет разоблачить маньяка. К слову, он не ошибся: все четыре опознанные жертвы были старшими детьми у родителей. Я уж молчу про то, что остальные пять трупов были найдены точно в тех местах, которые он указал на своей карте. И как вы думаете, он стал бы так себя подставлять? За это ему полагается благодарность, вообще-то, а уж никак не арест! Из него же в ИВС какое хочешь признание выбьют!

      — Да всё я понимаю, не кипиши! Фамилию судьи знаешь? — рявкнул Рябов, повышая голос.

      — Бирюков.

      — Я ему позвоню. Вообще им всем позвоню, а следователь этот из областной сегодня у меня будет, — подполковник сжал губы, как бы показывая, что время вышло и продолжать разговор он не намерен. — Сколько смогу их сдерживать — не представляю, они ведь могут и в Москву обратиться. Короче, что делать дальше — ты знаешь, но на будущее скажу: если тебе, капитан Фёдоров, опять захочется показать свою прыть, то советую все-таки не впутывать родственников… хотя бы в дань уважения к матери и светлой памяти своего отца.

***

      Намазывая варенье на батон, Андрей тупо смотрел прямо перед собой, прекрасно понимая, что за всей показушной бравадой брата скрываются какие-то подводные течения, значение которых он пока не понимает.

      — Меня арестуют? — Андрей вдруг резко прервал его рассуждения о найденных трупах и подключении к делу еще одной бригады сыскарей.

      Алексей с шумом отхлебнул чай из треснутой чашки, с минуту обдумывая, чего в этой фразе больше: вопроса или утверждения. Он взглянул в окно, за которым только-только намечались первые признаки рассвета. Пасмурно, тучи висят низко, казалось, задевают своим мягким брюхом верхушки деревьев, да еще, как назло, опять пошел снег.

      — Пока нет: Константин Сергеевич сделает всё возможное, но в наших же интересах найти этого упыря как можно скорей, — Фёдоров громко забарабанил пальцами по пластиковой столешнице. — И у тебя должно было железобетонное алиби.

      — Ах вот, значит, как, — вдохнув холодный влажный воздух вперемешку с запахами кухни, Андрей пододвинул с себе сахарницу и протянул: — Ну и методы у вас, капитан.

      — Не будь дураком: сам прекрасно видишь, как это всё выглядит со стороны! Конечно, твою кандидатуру на роль маньяка никто всерьез не рассматривает, но есть такое понятие как раскрываемость, да и из центра постоянно давят на наших. Как говорится, на безрыбье… — от злости Фёдоров уже молотил кулаком по столу, отчего несчастный слабый пластик грозился в любую минуту треснуть, а то и вовсе рассыпаться. — Я признаю, что зря тебя во всё впутал, но ты единственный, кто может поймать эту мразь!

      — Ты знаешь, я до сих пор проклинаю тот день и тот час, когда пришел к отцу и рассказал, что вижу человека, который в расстегнутых штанах тащит за волосы труп женщины в светлой юбке и голубой кофте. Он тогда быстро сообразил и показал мне несколько фотографий, потом тайно свозил на место, где этот труп обнаружили… — Андрей крепко зажмурился, но всё равно не смог удержать предательскую слезинку. — Я действительно их чувствую. Не знаю и не понимаю как, но есть у них некая аура или… В общем, не могу объяснить, вроде как заходишь в комнату и чувствуешь запах гари. Не видишь источник, но запах всё равно чуешь.

      — Если бы отец знал, что ты потом так болезненно всё воспримешь, то никогда бы…

      — То его бы не повысили в звании, нашей семье не дали бы трёшку, а я так бы и не понял причины всех своих головных болей, — Андрей встал и, безвольно опустив руки, слегка улыбнулся собственному отражению в тёмном окне. — Мать никому не рассказывала, но я до четырнадцати лет мочился в кровать. Особенно в больницах, когда меня накачивали всякой дрянью, чтобы не орал и не бился в припадках.

      — Андрюха, прости. Я — сволочь и эгоист, но он убивает детей, мы топчемся на месте, как слепые щенки на подстилке…

      — Вообще-то я думаю, что раз уж у меня есть этот дар, то грешно его не использовать по назначению. Если есть тьма, то должен быть свет. Если есть грязь, то должен быть дворник, — усевшись обратно за стол, Андрей сложил руки на груди и уже гораздо спокойнее обратился к брату: — Моё алиби ваши могут быстро проверить: с утра я в школе и сижу там до вечера — проверяю тетрадки или стенгазету готовлю. Иногда вечерами хожу в местную библиотеку: там удобней всего переводами заниматься — все словари и прочее под рукой. Два раза в месяц наведываюсь в город: центральная библиотека, магазины, аптека, кое-когда поликлиника. Если надо, могу вспомнить точнее.

      — А по ночам? — как можно небрежней произнес Фёдоров.

      — Сплю в этом доме, — угрюмо ответил Андрей, поспешно добавив: — Один.

      — Одни так один, — пожав плечами с извиняющимся видом, Алексей отхватил приличный кусок от своего бутерброда. — Книгу на латыни где взял?

      — Украл в библиотеке, когда ездил в Москву прошлым летом, — развел руками Андрей. — Пятнадцать суток за это дают?

      — Я тебе дам в лоб прямо сейчас.

      Алексей успел доесть бутерброд, потом прикурить, сделать длинную затяжку, выдохнуть облачко ароматного дыма и хлебнуть еще чая, когда на кухню вернулся Андрей со сложенным листком писчей бумаги, который и протянул брату. Развернув его, он сразу расстроился, увидев, какую информацию тот содержит.

      — Это же… как его?.. Блин… — Алексей пробежал глазами знакомые строчки. — Проспективный портрет нашего упыря, который я сам же для тебя в тот раз и скопировал.

— рост — 170 + 5/10 см;
— возраст — между 30 и 40 годами, но до 35;
— астеническое телосложение;
— образование: скорее всего, среднее специальное или высшее, профориентация — историк, искусствовед, преподаватель литературы;
— возможные места работы и должности: учитель или воспитатель, школы, библиотеки, спортивные секции.

      — Чушь собачья! — выхватив из рук брата бумажку, Андрей помахал ей у него перед носом. — Под этот «портрет» процентов тридцать подходит! Я думаю, что единственное совпадение — это рост. А ещё он толстяк с большим и выпячивающимся вперед животом. Знаешь, иногда я вижу его глазами жертв: эдакое белое и волосатое пузо, проглядывающее между пуговиц его рубашки. Он не молод, но и не стар: лет сорок пять, сорок шесть. У него розовое и румяное лицо, будто бы щеткой натерли, однако черты какие-то смытые и расплывчатые. Нет у него никакого образования, скорее всего, он самоучка: много читает и слушает радио. С детьми никогда не работал и не работает, а вот много времени проводит за чтением. Значит, работа сидячая и непыльная. Внешне и по поведению он вполне обычный человек, однако жертвы ему поначалу не доверяли. Он педант, у него свой собственный стереотипный порядок действий по выслеживанию и заманиванию жертв, и, вероятно, он редко и неохотно импровизирует.

      — Ох ты чёрт, — только и смог выдавить из себя вконец обалдевший Фёдоров. — Как тебе удалось…

      — Ну, я бы сказал, что научный диспут с вашим специалистом по психическим расстройствам стоит в самом низу нашего с тобой списка приоритетов, — Андрей прищурился и нервно поиграл желваками. — «Как» и «почему», помнишь? Так вот, я думаю, что есть определенные признаки, по которым он «видит» жертву. Ну, а дальше… а дальше, у него особый низкий густой голос и взгляд. Он действует на них как удав на кроликов: завораживает, манит, ведет за собой. Они не сопротивляются, он тщательно выбирает жертву: следит за ней, изучает привычки и пробует. Если она не поддаётся гипнозу…

      — Гипнозу?! — Фёдоров закусил кончик указательного пальца, чувствуя себя сейчас сопричастным к какому-то высшему действию, доселе недоступному пониманию.

      Пододвинув к себе кое-как крашеную табуретку, Андрей уселся посредине кухни и некоторое время молчал, периодически посматривая вверх, будто бы трехъярусная люстра с пластмассовыми висюльками (которая, по правилам советского этикета, должна украшать гостиные, но ему всё некогда было ее перевесить) могла помочь найти объяснение.

      — Ну. Или что-то типа того, — он ответил не сразу, а затем с силой потер виски: казалось, через какое-то мгновение нервные сигналы передались в мозг от кончиков дрожащих пальцев, и Андрей тихо сказал: — Он не просто их выбирает, а по каким-то ведомым лишь ему одному признакам отбирает. В общем, я уверен, что в нашем маньяке есть нечто такое… неординарное. Как у меня, например, только наоборот.

      Пару минут Алексей молча изучал трещинки на полированной поверхности буфета, купленного ещё покойной бабушкой на премиальные. В отличие от любого уважающего себя человека этой эпохи, Андрей не стремился заполнить буфетные полочки красивой хрустальной посудой, не было там ни фарфоровых слоников, ни обязательно атрибута — сервиза в виде рыбы-графина в сопровождении шести спутников, рыбок-стопок. Вместо этого на полках стояли и лежали книжки вперемешку с журналами, старыми открытками и газетами.

      — Андрюха, я сделаю всё возможное, чтобы они от тебя отмахались, а ты уж, пожалуйста, найди эту тварь.

      — Знаешь, сегодня ночью мне приснился ужасный сон: некто в зеленом комбинезоне наклонился надо мной, дышал прямо в лицо, а я, как тогда, не мог даже пошевелиться. Когда проснулся, то мне показалось, что на моих руках кровь, — Андрей как будто обмяк под слоем рубашки и двух свитеров; перед глазами опять все кружилось, будто бы он попал в центрифугу. — Ты прав, надо избавиться от этого кошмара как можно скорей! Но вот только зря ваши слежку за домом установили… ну, или хотя бы вели бы себя тише, что ли.

      — Что? За домом следят? Еб твою мать, значит, Кречетов даже не стал дожидаться постановления! — он резко взмахнул рукой, будто проверяя на прочность воздух перед собой. — Но… может, ты всё-таки ошибаешься?..

      — Ну, вчера ночью я слышал шаги за окном, как будто кто-то нарезал круги вокруг дома, утром я действительно увидел много следов — таких здоровенных, размера этак сорок шестого, — прямо под окнами и ещё возле крыльца, — уголки губ Андрея свела жалкая судорога, когда он попытался выдавить из себя подобие улыбки. — Я ещё не до конца сбрендил. Сегодня ночью тоже вокруг дома ходили, даже в окно спальни заглядывали. Было темно, но я точно знаю, что кто-то держался руками за отлив и смотрел в комнату. Все менты так грубо работают, или мне, как всегда, не повезло, раз прислали дебилов?

      — С этим я разберусь, а ты пока не высовывайся, привычек своих не меняй, — дальше Алексей сделал усилие, чтобы голос звучал убедительно: — Я уверен, что Кречетов действует незаконно и, может быть, подослал к тебе какого-нибудь салагу из новичков. В любом случае, Андрюха, а посиди-ка ты пока дома!

***

Из материалов уголовного дела:
Жертва: Наталья Макарова, 17 лет.
Дата обнаружения трупа: 10 декабря 19** года.
Место обнаружения: район городского пляжа на правом берегу реки **, между железнодорожным полотном и рекой.
Предположительное время совершения убийства: декабрь 19** года.
Признаки маскировки трупа: туловище накрыто куском брезента.
Повреждения садистского и сексуального характера: повреждение молочных желез и половых органов, вырезана матка, с лица жертвы отсечены мягкие ткани. Одна колото-резаная рана правой глазницы, две колото-резаные раны правой ушной раковины. Кисти рук отсечены. Отсутствует ступня на правой ноге. Язык вырван с корнем.

***

      Не думать об этих страшных звуках… Их нет. Мне холодно… Я хочу есть…

      Иногда ему давали пить воду. Поначалу она казалась противной и пахла каким-то железом, но потом, когда горло саднило, когда царапающая боль в нем, головокружение и тошнота сводили с ума и мешали дышать, он пил эту воду и полоскал горло, и отплевывался, но снова и снова припадал губами к неровным краям железной кружки.

      С того момента, как он оказался в этом сыром подвале, Зверь кипел от гнева. Порой он ходил кругами вокруг него, и он ощущал на лице волны теплого дыхания, пропахшего рыбой и табаком. Он не противился, покорно сидел не двигаясь — просто выхода не было. Руки и ноги связаны толстой веревкой, а вокруг темнота.

Окоченевший от холода, поначалу он пытался догадаться о сути происходящего, уловить хоть что-то в напряженной атмосфере, такой тревожной и угнетающей, как будто перед грозой… но откуда в подвале может быть дождь?

      Иногда он плакал, но Зверь кричал на него и бил по лицу. Пощечины были такими сильными, что он падал на пол. А однажды Зверь ему сделал больно. Очень больно. Но он не мог кричать, потому что рот был заклеен лейкопластырем.

***
            
      Андрей резко проснулся в холодном поту, руки тряслись, да и всё тело сотрясала крупная дрожь; он повернул голову — слабый красноватый свет исходил от допотопного бабкиного ночника. Он открыл рот, но не смог издать ни звука: в лёгких не было воздуха, словно он запыхался от бега.
            
      Он потер лицо руками, сдирая с себя маску кошмара. Давно ему не снился этот подвал, а вот сейчас как наяву Андрей снова видел свои мокрые и грязные ноги, представлял, как тёплая моча стекает вниз, щекоча бёдра и икры. Болела рука, как будто ему только что (а не много лет назад) отсекли средний и указательный палец.
               
      Еле сдерживая рыдания, он смахнул катящуюся по щеке слезу, одновременно подгибая ноги, прижимая колени к груди. Резкая боль в затылке, во рту привкус крови, очередная попытка вдохнуть хоть немного воздуха. После того как Зверь отрезал ему пальцы, он заставлял Андрей сидеть неподвижно и улыбаться, постоянно рассказывая, как будет потом сдирать с него кожу. Живьем.
               
      Да, ему было страшно. Андрей почему-то себе представлял острые клыки, жёсткую шерсть на морде и налитые кровью глаза Зверя. Он тогда до последнего не верил, что тот «дяденька» с доброй улыбкой и с небольшой матерчатой сумкой в руках, обещавший показать щенков за гаражами, толкнул его в темный и страшный подвал, а потом бил по лицу, говорил разные ужасы и резал пальцы: по одному в день.
               
      Но как бы то ни было, а только много лет спустя он понял, что именно в той темноте к нему пришла восприимчивость, некое шестое чувство, которое позволяло ему видеть внутреннюю сущность людей, ощущать их пороки и обжигающую ярость. Как говорит Арсений, «заглядывать в душу». И то, что Андрей почувствовал, рассматривая фотографию дощечки с двойным пентаклем, его ужасало.