Мертворожденный Последний Кот

    
               

       В конце апреля ко мне обратился давно мне знакомый и уважаемый автор и издатель Александр Алексеевич с просьбой ознакомиться с повестью Ольги Батлер «Последний Кот в Сапогах» (насколько я понял, повесть готовилась к печати) и высказать своё мнение.  К просьбе приложил он полный текст повести со своими пометками…
       Должен отметить, что от роду мне восемьдесят семь лет, родился и вырос в Ленинграде и до 27.01.1942 был, как говорится, «жителем блокадного Ленинграда». Начиная с 2009 г публиковал на сайте Проза.ру главы из своей повести «Мальчишечьи хроники» - в нескольких её главах рассказано о жизни мальчишки и его семьи в блокированном городе. Это, видимо, и послужило основанием для просьбы Александра. (целиком  повесть «Мальчишечьи хроники» - в «бумажном виде» и небольшими тиражами – я издавал дважды).   
      Мне была неизвестна автор Ольга Батлер. Обнарудил её здесь, на Прозе.ру и, честно говоря, не уверен, моё мнение о повести «Последний Кот…» послужит ли популяризации творчества автора,  его «продвижению» или...
       Попытался прочитать повесть всю целиком и, заранее предупредив автора о своём намерении опубликовать свой Отзыв на Прозе.ру, послал его письмом, направил  ей лично –а также и Александру.
       Ниже приложен текст Отзыва - без каких-либо изменений; единственно, исправлены грамматические ошибки и неудачные обороты.               
                Добрый день, уважаемая Ольга Батлер
       В конце апреля (возможно, в начале мая) ко мне обратился давно мне знакомый и уважаемый автор и издатель Александр Алексеевич (в моей адресной книжке он записан, как Эдитор) с просьбой ознакомиться с Вашей повестью «Последний Кот в Сапогах» - и высказать о ней своё мнение. Написание замечаний затянулось, и по ряду причи пока не удаётся направить их одним исходящим в оба адреса (в Ваш и Александра). Завтра их направлю Вам и Александру по-отдельности.
        До обращения Александра о Вашем имени не слышал, произведений не читал. С интересом обнаружил на Сайте Проза.ру и сразу увидел, что тематика опубликованных Вами произведений далека от темы Блокады Ленинграда.
       О себе должен сказать, мне от роду восемьдесят семь лет. Я в курсе того, что происходило в городе осенью-зимой 1941-42 годов и до 27.01.1942 сам являлся жителем блокадного Ленинграда. В течение десяти последних лет публиковал на Сайте Проза.ру свою повесть «Мальчишечьи хроники»; в нескольких её главах расскарано о жизни мальчишки и его семьи в блокированном Ленинграде. (Дважды издавал её небольшими тиражами).
       Сейчас ещё раз просмотрел готовый уже отзыв на Вашу повесть . Через неделю намерен поместить его на своей странице – делать это до того, как Вы ознакомитесь с ним, считаю неправильным. Сообщите мне , пожалуйста, в «личном сообщении» о Вашем отношении к моему намерению. 

       Да не обессудят меня автор «Последнего кота…» (и Вы, Александр Алексеевич) за высказываемое нелицеприятное и, возможно, местами спорное мнение… Прочитал я не всю повесть: меня сломили - даже утомили! - многочисленные и, подчас, не имеющие отнощения к действиям, даже просто утомительные подробности! Порою казалось, что они-то в сумме своей и составляют то, для чего написана повесть… Чем ближе был конец, тем внимательнее следил я не за развитием сюжета (какой, уж, тут сюжет, кеогда сплошь одни подробнолсти!), а за жёлтыми и зелёными пометками Александра. Признаюсь, так и не осилил повесть полностью! Содержание же повести…
       Нет, прежде всего про стиль.

       Мало того, что повествование ведётся в «настоящем» времени – оно растянуто необыкновенно! Чтобы прочитать – не то, чтобы сохранить в памяти (хоть на время!) всю эту массу не имеющих отнощения к основному действию подробностей, приходилось изыскивать незаполненные пока соты в памяти, после чего ещё и отсеивать зёрна от плевел! К тому же, эта древняя, давно никем и почти нигде не применяемая манера изложения действия в, якобы,  «настоящем» времени, изредка перебиваемая мимолётным недо-perfectum… Как это сильно отвлекало меня (если не утомляло!), , как читателя…
       Теперь про основное.
       Дедушка мой незадолго до смерти (он умер 17.11.1941 , упав от истощения и слабости на углу Загородного и Гороховой) дважды приносил в дом уже мёртвых крыс. Каждую мы съедали почти всей семьёю вместе: Бабушка, мама, сам «крысолов» и я, но трёхмесячной Танюшке эту «пищу», конечно же, не предлагали.  Было противно?... Да что Вы! Конечно же, не было: еда была нрормальной! Единственно, сожалели, что оба раза крыс случилось только по одной… Надо сказать, что и до войны-то в доме не было ни кота, ни кошки, но,чувственно помню, что незадолго до этих крыс слышал, как взрослые не раз толковали про съеденных кем-то чьих-то кошках… Так что кто бы и сколько ни убеждал меня, что в блокадном городе, где – судя по слухам! - орудовали людоеды, где-то сохранилось (или могло сохраниться) хоть что-то похожее на кошку… Ну, не могу поверить я в такую байку!  Разве что…
    
       Этот «выживший кот-блокадник» чем-то напомнил мне бронзовую статуэточку-фигурку-«памятник» Чижику-Пыжику, что стоит на низенькой приступочке гранитной ограды Фонтанки – там, где истекает из неё речка Мойка! Не раз, ох, не раз кради его, беднягу, с постоянного места жительства, но – слава Богу! - через некоторое время он появлялся новый на старом месте!… «Чижик-Пыжик, где ты был?…» Вот она, сила легенды-щутки!
       Да простит меня автор этой повести, мне чудится в ней попытка создать postfactum легенду «покрасившее» - мол, а почему бы и нет! Ведь, глядишь и – заживёт она, загуляет urbi et orbi! А что? Мало ль на наших глазах множится этих легенд в последние годы…  Вон, даже про, якобы, нерасстрелянную большевиками императорскую семью сколько баек гуляет по всему по интернету!...   
       Но, с другой стороны… Помню, пригласили меня однажды на «мероприятие», на что-о похожее на «посмотреть, как детишки будут отмечать «блокадную» ёлку»… Приглашатели, возможно, наткнулись на главу «Ёлка» в  моей повести «Мальчишечьи хроники»?... В ней рассказано, как побывал я на (возможно,  единственной!) Ёлке, организованной в блоадном Ленинграде в Доме культуры Пищевиков, состоявшейся27.12.1941 - в том самом, что находится до сего дня на улице Правды… Похоже, они решили, а почему бы и современным сытым детишкам не «поиграть в блокаду»? Пусть, мол, представят, что оно такое «голод», попробуют «поголодать», «поголодовать»… Нет, не видели они, эти приглашатели, как те, кто посильней или постарше, обшаривают слабого, судорожно жующего ломкую печеньку… Уверен – они даже предположить не смогут ту - почти взрослую! - свалку на выходе из Дома культуры из-за случайно упавшего изо рта соседа обломка печенины «петибер»!…
        Шальная мысль!
       Вы помните, уважаемая Ольга Батлер и Вы, Александр, известную картину «Утро стрелецкой казни»?... Я вдруг представил, как некий автор решил бы «литературно» описать это небывалое утро и то, «как всё оно» происходило в душах, в восприятии не только «птенцов гнезда петрова», догадывавшихся, чего потребует от них царь-государь (да что там: даже знавших уже!), но и – параллельно! – в сознании, в душах и в надеждах стрельцов и  собравшегося вокруг московского люда при виде нескольких плах, ещё не тронутых ни острием секиры, ни… Тоже и в душе царевны Софьи, глядящей из обрешёченного окна вниз на площадь… Ведь вышло бы из этого именно то, что и называется «литература» - да, именно «в кавычках»!
       Есть, есть, уважаемая Ольга Батлер - есть темы, сюжеты, при описании которых фантазии недопустимы!
       Всё, всякое бывает жизни – даже самое бесчеловечное! – но «играть в блокаду» или «в утро стрелецкой казни», выдумывать игрушечные байки, нашпигованные «вродебыблокадными» и такими милыми подробностями, призванными приблизить выдумку к миропониманию «современника», это… Будучи неверующим с детства, «открытым текстом» утверждаю : это – Грех! А Грех не может быть ни оправдан, ни отпущен, даже если направлен «на просвещение» либо «во благо»!
       Единственно, где бы мог выжить Ваш Кот в Сапогах… 
        А в самом деле, где мог бы жить в блокадном Ленинграде тот «Последний Кот в…»  (даже если хозяева его жили не в какой-то, там, коммуналке, а в отдельной квартире)? Ведь надо же, как минимум, сохранять тайну о наличии кота: тайну о том, что он существует посреди нечеловеческого голода! Как же это не может не стать известным всей округе?. Самое малое - голодный кот, он – «мявчить» будет! Хозяев дискредитировать!… К тому же, кошке (коту) – хоть как-нибудь! – но и питаться надо… А это значит – «дай»! А откула взять-то, чтобы дать?
       А - выдели из своих «с огнём и кровью пополам ста двадцати пяти блокадных грамм»! К тому ж коту, ведь – надо хоть изредка, но обязательно! - отправлять (пардон) естественные свои надобности… Где ж ему, бедолаге жить-то-проживать да так, чтоб остаться в памяти (и в веках?) сменяющих друг друга сонмов современников?
       Да, известно – это исторический факт! – первыми в Ленинграде стали умирать жители, прибывавшие в город перед отступавшей Красной армией: не было у них ни жилья, ни прописки, ни «карточек». Возможно, какая-то часть сумела добраться  до северных пригородов города (Токсово, там или, какое ни на есть, Васкелово!...), устроиться у местных жителей и хоть как-то выживать в блокаду… Но, всё равно, «наличие кота» у кого-то в посёлке не могло остаться известным!
       Только там, где существовали  - нет, не «поселения»! – но, те «дачи», «базы» или склады (даже «дома отдыха») – т.е. любые места, где работали, жили или отдыхали люди, имевшие отношение к обороне Ленинграда (то есть, к власти!) или располагались организации, занимавшиеся той либо иной «организацией жизнедеятельности», о деятельности которых не   следовало распространяться (и подлежавшие, в связи с этим, вооружённой охране!) мог выжить и сохраниться Последний Кот, пока ещё не легендарный!   Смею это утверждать, поскольку получал от читателей своих «Мальчишечьих хроник» неоднократные отзывы; кое-где в них приводились цитаты из воспоминагий «участноков» застолий, приводились подробные меню «закрытых» столовых»...
       Кроме того, однажды случайно слышал, как Дядя Андрюша (муж маминой сестры Тёти Олёны) рассказывал жене, как некто Андрей Александрович (лицо, как известно, далеко не последнее в городе Ленинграде) распекал своего повара за плохо пропечённый торт и, под конец, швырнул, недопечённое ему в лицо! Заметив моё внимание – Дядя Андрюша умолк. (Между прочим, всю блокаду он являлся Начальником МПВО Дзержинского района Ленинграда: уж, он-то, наверняка, знал многое из того, о чём простому жителю города ведать не следовало (возможно, не следует до сих пор)…
       Так что, возвращаясь к тому, «выжившему» в блокаду «Последнему Коту в…» не могу не признать искусственной – даже вредной попытку возведения на пьедестал упомянутого Рыжего кота! Нельзя ни славить его, ни восхищаться сочинённой автором легендой до тех пор, пока не будет показана возможному читателю нравственная сущность хозяев кота или - на худой конец! - хотя бы,  сказано за счёт чего и каким образом им удавалось сохранить кота, выхолить его и каковы были жертвы (возможные) среди людей! Не заставлять же самого читетеля заниматься поисками ответа или - хуже того! - измышлениями…
       И в заключение…
       Написанное ниже, надеюсь, не имеет отношения лично к автору «Повследнего Кота в Сапогах» Ольге Батлер…
       С первых же дней после учреждения громкого звания «Житель блокадного Ленинграда» у части граждан возникли недоумения, с чего это вдруг сразу появилось так много этих «жителей», про которых достоверно известно, что они никогда не имели отношения не только к Блокаде, но даже к самому городу Ленинграду (лично знал нескольких)… ? Может, кому-то это нужно? И появляются временами в печати сегодня то тут, то там, «воспоминания», состоящие из заезженных общих фраз и славословий в адрес «руководителей блокады» (в основном, тех, что повыше рангом). Ещё десять лет тому знал - со школы! –  нескольких таких «жителей»… Хорошие, хорошие были ребята и девицы!... Жаль, почти все ушли уже…