Уильям Сигер. Может ли сознание быть иллюзией?

МОЖЕТ ЛИ СОЗНАНИЕ БЫТЬ ИЛЛЮЗИЕЙ?
Уильям Сигер

1. Чушь на ходулях

Утверждение, что сознание может быть иллюзией, кажется нелепым и смехотворным. Разве не очевидно, что если мы вообще что-то знаем, мы знаем, что есть сознание, или что есть состояния сознания? Если нужен аргумент, чтобы укрепить нашу уверенность в этом, нетрудно представить, что мы могли бы назвать очевидным аргументом:
1. Если сознание является иллюзией, то нам просто кажется, что оно существует.
2. Но если что-то кажется существующим, это видение - это состояние сознания.
3. Поэтому сознание (состояния сознания) существует.
Очевидный аргумент показывает, что связь между сознанием и другими аспектами опыта, которые можно помыслить, раскрывается нам непосредственно. Подумайте, например, о том, существует ли такая вещь, как течение времени. Трудно сомневаться в том, что сознание «раскрывает» течение времени, поскольку чувство его течения является основной чертой нашего опыта времени. И все же многие философы и физики утверждали, что этот опыт иллюзорен; на самом деле, доминирующее мнение в настоящее время заключается в том, что нет такого понятия, как текущее время. Аргумент, представленный выше, не основан на том, что раскрывается в сознании. Дело не в том, что существование сознания является особенностью опыта, который может или не может соответствовать чему-либо в реальности. Скорее идея заключается в том, что, если есть опыт, который имеет такие особенности, то сознание должно существовать.
 Тем не менее, подтверждая утверждение Декарта, что нет столь странной идеи, какую некоторые философы не поддержали бы, были приложены усилия, чтобы показать, что сознание - не что иное как иллюзия. Я хочу рассмотреть некоторые из направлений мысли, которые приводят к этому выводу. Конечно, они не преуспеют, но они будут поучительны для понимания наших концепций сознания и самого сознания.
Один из самых провокационных взглядов Уильяма Джеймса предвещает название его статьи «Существует ли сознание?". Джеймс действительно начинает с этого довольно нелепого заявления: "Я убежден, что "сознание"... сегодня испарилось почти до исчезновения. Это  название ничтожества, и оно не имеет права на место среди первопринципов.  Те, кто все еще цепляются за него, цепляются за простое эхо, брошенное исчезающей "душой" на воздух философии" (1904b: 477).
Однако на самом деле Джеймс не собирается отрицать существование сознания. Он сразу откатывает назад: "Полностью отрицать, что «сознание» существует, на первый взгляд кажется абсурдным, ибо несомненно, существуют «мысли», хотя, боюсь, некоторые читатели не последуют за мной. Позвольте мне тогда сразу объяснить, что я имею в виду только отрицать, что за словом стоит сущность, но я должен настаивать на том, что у нас есть понятие. Я имею в виду, что нет качеств бытия, из которых были бы "сделаны" наши мысли, как из них состоят материальные объекты" (Р.478).
Джеймс пытается понять, что является основной идеей его нейтрального монизма, согласно которому ни ум (как сознание), ни материя не являются фундаментальными составляющими мира. Оба эти знакомых аспекта мира являются концептуальными конструкциями, чей «материал» является нейтральным по отношению к тому, что Джеймс обманчиво называет «чистым опытом» (James 1904а). Нейтральный монизм стремится стереть различия между субъектом и объектом как онтологически значимые. Опыт не свидетельствует о существовании сознательного субъекта как фундаментального компонента мира. Это, однако, далеко от отрицания того, что сознание существует. Это означало бы отрицать то, что всегда и непосредственно присутствует с нами. Что может быть иллюзорным для Джеймса, так это существование субстанционального сознательного Я, потому что это просто другая концептуальная конструкция, способ, но не обязательный, организовать поток чистого опыта.
Чтобы найти более сильное отрицание сознания, нам нужно прыгнуть вперед на большую часть ХХ века после Джеймса - к сочинениям Дэниела Деннета  (см., например, 1991a, особенно гл. 4, или 1978а). Деннет указывает на возможную ошибку в очевидном аргументе в пользу сознания. Можно утверждать, что его аргумент противоречит понятию "кажется". Это слово имеет по крайней мере два разных значения. Одно - это «кажется» эмпирической внешности, другое - «кажется» эпистемической оценки. Конечно, выражение "кажется" очень часто используется, где нет соответствующего опыта, например, когда кто-то говорит что-то вроде: "Кажется невероятным, что Трамп победит". Можно открыто, по крайней мере, формально, обвинять  аргумент от очевидности в этой двусмысленности. «Кажущееся», которое поддерживает существование сознания, - это проявление, тогда как можно утверждать, что смысл, в котором «кажется», что сознание существует, может быть просто эпистемическим. Чтобы оправдать это обвинение, Деннетту понадобится способ объяснить эпистемологические проявления там, где ничто из них никоим образом не обращается или не вызывает состояния сознания (1). Как мы увидим ниже, это невыполнимая задача, но стратегия показывает, что есть способ отрицать существование сознания без мгновенного впадания в абсурд, раскрытый в  аргументе очевидности.
Существует более тонкий способ подчинить сознание царству иллюзорного. Этот способ раскрывается, утверждая аналогию между, с одной стороны, иллюзией особого рода или область знаний, которая проистекает из индексной мысли и языка, а с другой - якобы иллюзорной областью феноменального сознания (2). Легко разделить убеждение, что конвенциональные знания должны включать особую область, основанную на соблазнительном факте, что никакие «чисто объективные» неиндексные знания о мире не позволят осуществить вывод индексных знаний.
Представьте, что вы просыпаетесь в темной комнате без памяти о том, кто вы, где находитесь и как сюда попали. Если вы начнете задавать вопросы, ограниченные объективными фактами, вам будет трудно найти себя в любом из этих трех измерений. Например, можно спросить: «В каком году была Вторая мировая война?", но не: "Закончилась ли Вторая мировая война?".Такие мысленные эксперименты нечисты, потому что мы всегда ведем формирование индексных знаний просто благодаря разумному бодрствованию. Таким образом, нет сомнений, что вы не захотите спросить что-то вроде: «Сколько людей в темной комнате пытаются раскрыть свою индивидуальность?". Если вам повезет, ответ будет «один». Однако, конечно, этот подход спекулирует вашими индексными знаниями. Вы находитесь в темной комнате, пытаясь обнаружить собственную личность, и неявно полагаете, что сейчас идет время. Может легко показаться, что должна быть область фактов, в рамках которых вы говорите о своей идентичности и о своем собственном пространстве-времени, которое каким-то образом выходит за рамки области объективного факта. Если все это на самом деле иллюзорно, возможно, можно также утверждать, что ощущение, что феноменальное сознание также представляет собой особую область, которая выходит за пределы объективной физической области, также является своего рода индексной иллюзией. Таким образом, так же, как я могу сказать, что сегодня 13 августа 2016 года, мой нынешний опыт справедлив, и он нечто не большее, чем определенные объективные мозговые процессы, происходящие в то время и в том же месте.
 
2. Мотивации

Прежде чем рассматривать эти два последних подхода (Джеймс не является серьезной попыткой показать, что сознание - это иллюзия), я хочу рассмотреть мотивы, которые привели философов к тому, чтобы начать этот странный проект. Кажется очевидным, что существует глубокое беспокойство о том, что сознание не может вписаться в какой-то другой привлекательный взгляд на мир, который мы можем назвать научной картиной мира (3). Согласно этой картине, мир начинался в относительно простом и чисто физическом состоянии, состоящем из  простых физических объектов (предположительно, различных квантовых полей), взаимодействующих согласно фундаментальным законам физики.
Современная космология разработала удивительно полное описание самой ранней вселенной (примерно через триллионную долю секунды после Большого взрыва), и этот анализ приводит к ряду предсказаний и объяснений известных данных, которые были проверены (например, соотношение легких элементов, универсальный волновой фон и т.д.). Общий физикалистский проект состоит в том, чтобы как можно более подробно описать, как черты мира, которые мы наблюдаем сейчас, возникли из начальных условий Большого взрыва. Метафизика физикализма как минимум утверждает, что все является физическим и возникли, как определено этими начальными условиями, действующими по чисто физическим законам, которые, как полагают, современная физика более или менее полностью выяснила. Конечно, мы знаем, что в настоящее время физика неполна и изо всех сил пытается включить все известные фундаментальные явления, особенно гравитацию, в единую теоретическую картину мира. Но ключевой идеей, поддерживающей научную картину, является то, что для неизвестной физики, которая рано или поздно откроет нам всеобъемлющую физическую теорию всего (в том числе ментального), не не имеет значения, как развивались вещи, начиная примерно с пикосекунды после Большого взрыва.
Эта точка зрения прямо выражена физиком Шоном Кэрроллом: Законы, лежащие в основе физики повседневной жизни, полностью известны... Все, что нам нужно, чтобы учесть все, что мы видим в нашей повседневной жизни, это знать, как горстка частиц - электроны, протоны и нейтроны - взаимодействуют через несколько сил - ядерные силы, гравитация и электромагнетизм - в зависимости от основных правил" (2010). Кэрролл, конечно, хорошо осведомлен обо всех проблемах, которые мы имеем при интеграции квантовой гравитации с общей теорией относительности. Он считает, что эти проблемы затрагивают область физических явлений, которые никак не касаются "повседневной жизни". В низкоэнергетическом режиме, в котором мы живем и существуем, "эзотерическая" физика должна была объяснить те области, где все это может повлиять на микрофизические события, а остальное не имеет значения (4). В то же время все природные домены могут быть полностью разделены на фундаментальные физические составляющие. Физикалист считает, что свойства и расположение (начальные условия, граничные условия) основных физических сущности логически определяют все остальное.
Теперь стандартное понимание фундаментальных физических объектов, составляющих наш мир, таково, что они полностью лишены сознания. Так естественным образом, как часть общего физикалистского проекта, особая задача объяснения того, как мир, состоящий из совершенно бессознательных физических компонентов порождает сознание. Этот проект в настоящее время представляет собой лоскутное одеяло из более или менее полных отчетов о том, как возникают обитатели повседневного мира, но во всех областях, кроме одной, это в общих чертах описывается, как то, что довольно ясно и весьма вероятно.
Этот каталог успехов может быть расширен до бесконечности, вплоть до крупномасштабной структуры вселенной и физической природы самой жизни. Важно быть ясным о масштабах физикалистского проекта. Не требуется, чтобы все домены были сокращены до фундаментальной физики, в любом традиционном смысле сокращения или сведения. Здесь мы можем развернуть различие между онтологической и теоретической редукцией. Последняя представляет собой систему отношений между теориями, которые позволяют выводимость приведенных теорий из теории редукции и, следовательно, в принципе осуществить устранение или замену неосновных теорий.
Теоретическая редукционистская мечта, которая сейчас кажется неосуществимой, заключалась в том, чтобы свести к одной все теории фундаментальной физики (5). Прежний взгляд - это объединение утверждения о том, что фундаментальное физическое состояние мира логически определяет все, с претензией, что здесь нет грубой логической необходимости. Грубые логические потребности - это потребности, которые держат нас с максимальной модальной силой, но которые не являются внутренне понятными и не вытекают из более необходимых вещей (6).
 Чтобы увидеть значение грубой необходимости, рассмотрим такую точку зрения, как британский эмерджентизм начала ХХ века (7). Согласно этой точке зрения, когда фундаментальные физические объекты располагаются в определенных конфигурациях или реляционных структурах, новая особенность системы возникает как естественный закон. Эта особенность, даже в принципе, не может быть учтена с точки зрения свойств и расположения основных физических составляющих этой особой реляционной структуры. Эта новая особенность причинно действенна, и физическая система, после появления, будет действовать иначе, чем можно было бы предсказать, рассматривая только фундаментальную физику. Тем не менее это просто закон природы, который связывает физическую структуру отношений с ее эмерджентной чертой.
Несмотря на то, что с точки зрения экологии появляющаяся функция не может появиться, когда возникает реляционная структура, возможно, в широком смысле, что эмерджент не появляется. Существуют номинальные грубые факты, то есть законы природы, которые не являются внутренне понятными и логически не определены другими естественными законами. Если взять один пример, в нашем мире множество законов природы, связанных с электромагнитными взаимодействиями, зависят от константы тонкой структуры, безразмерного числа, которое «калибрует» силу этих взаимодействий. Значение константы очень близко к 1/137. Кажется, это значение - ничто. Его ценность породила много спекуляций. Но будь это число чуть иным, жизнь, как мы знаем, не могла бы развиться во вселенной. Ричард Фейнман охарактеризовал это несколько поэтически: "Мы не знаем, какой нужен танец экспериментов, чтобы точно измерить это число, но мы знаем, как танцевать за компьютером, чтобы ввести его" (1985:129).
 Примечательно, что сейчас есть некоторые доказательства того, что значение этой константы изменяется в космологических масштабах (см. Webb et al.2011). Уэбб и другие утверждают, что их данные предполагают, что наша наблюдаемая «вселенная» является относительно небольшой областью гораздо большей или бесконечной вселенной, в которой физические «константы» могут изменять время или пространство. Эта линия мысли решительно поддерживает утверждение, что по крайней мере возможно, чтобы универсальные константы отличались от известных (8).
Отсутствие какого-либо понятного пути от других фундаментальных физических особенностей к конкретным наблюдаемым значениям постоянной тонкой структуры подкрепляет наше ощущение модальной изменчивости. В сфере абсолютной необходимости имеет место отсутствие внутренних различий, скажем, «2 + 2 = 4» или отсутствие логической связи с такими основными константами (так, есть абсолютная необходимость «учитывая законы природы, вода кипит при 100;C при стандартном давлении»), что указывает на модальное изменение. Это не указывает на какую-то странную область грубых и необъяснимых абсолютных фактов.
Если нет абсолютных потребностей, то физикализм требует понятной связи между основной физической конституцией мира и всем остальным, что мы должны учитывать в нашей онтологии. И при этом, если практически все стороны реальности действительно представляют себя как вразумительно вписывающиеся в физикалистский проект, сознание  не таково (9). Классические аргументы против физикализма используют это отсутствие какой-либо понятной связи между, с одной стороны, постулируемыми сущностями фундаментальной физики, их взаимодействиями в образовавшихся структурах  и, с другой стороны, что сознание, или «субъективный» аспект природы, все же существует.
Я буду предполагать здесь, что эти аргументы указывают на реальную проблему для физикалистского проекта (10). Если мы примем эти аргументы серьезно, как они того заслуживают, то есть два основных ответа, которые может дать физикалист. Нужно просто больше времени, больше научного развития, в надежде, что в конечном итоге тайна сознания просто  "испарится", как «тайна жизни» (с сопутствующей антифизикалистской теорией витализма) исчезла, как только стала очевидной связь между живыми существами и физическими процессами биохимии, структурами  ДНК и т.п. Сложность такого тихого ответа заключается в том, что отсутствуют всякие признаки того, как сознание будет введено в суть физикализма. Второй, несколько отчаянный ответ - отрицать само существование проблемных сфер. Проблема сознания сейчас кажется настолько серьезной, что этот второй подход  был серьезно обдуман. Настало время более внимательно изучить перспективу отказа от сознания.

3. Интенциональный ирреализм Деннета

Взгляды Деннета на сознание и познание, в первую очередь развитые в "Объясненном сознании"(1991a), но см. также (2005, 2001a, 2001b), являются довольно сложными и многогранными. Говоря о познании, Деннетт разработал модель (11), в которой огромный набор содержательных процессов мозга («демоны») борется за контроль над поведением, в том числе речевым. Демоны эгоистичны, но политичны , поэтому готовы войти во временные и непростые коалиции друг с другом в продвижении своих «целей». Говорят, что каждый век моделирует разум по современной впечатляющей технологии (механические часы, паровой двигатель, телефонный коммутатор, компьютер). Деннетт представляет нам бюрократическую модель ума, которая, к сожалению, может соответствовать академическим и научным предприятиям. Эта модель, которая рассматривает реализацию мозгом когнитивных функций, любопытна и имеет некоторое правдоподобие. Но наш вопрос: как или где сознание вписывается в эту картину?
На первый взгляд, модель Деннета, кажется, не ограничивает нас каким-либо особым взглядом на сознание. Деннет физик, хотя он не потратил сколько-нибудь заметного времени на споры в пользу физикалистского проекта. Но ничто в самой его модели не раскрывает окончательную чисто физическую природу и не объясняет, как сознание строго определяется физическим. И у Деннета можно увидеть напряженность, которая существует между физикализмом и странным фактом, что природа может обладать как субъективным, так и объективным аспектом. Его решение состоит в том, чтобы утверждать, что это простое появление: "Кажется, здесь есть феноменология... Но ничто не следует из этого неоспоримого, повсеместно подтвержденного факта, что она действительно существует" (Dennett 1991a, p.366).
Здесь Деннетт предлагает ответ, основанный на аргументе очевидности. Предположительно это ответ, который заключается в том, что аргумент использует двусмысленность в словах«появляется» или «кажется», что означает, что смысл, который включает в себя субъективный опыт, является просто эпистемологическим. Если возможно интерпретировать «кажется, что есть феноменология» в эпистемологическом смысле, тогда сознание может быть понижено в статусе до несуществующего интенционального объекта, и признанная трудность интеграции сознания в научно-физическую картину мира исчезнет.
Чтобы поддержать свою интерпретацию, Деннетт разрабатывает рассказ о некоей философской антропология, называемой «гетерфеноменология», которая допускает «нейтральную» оценку претензий сознания. Это работает так: [гетерфеноменология] "включает в себя извлечение и очистку текстов из (по-видимому) говорящих субъектов и использование этих текстов для создания художественной литературы, составляющей гетерофеноменологический мир. Этот вымышленный мир имеет все образы, события, звуки, запахи, предчувствия, о которых субъект, очевидно, искренне полагает, что существует в его потоке сознания (Dennett 1991a, p. 98). Экстравагантность Деннета состоит в том, что мы должны рассматривать все заявления, даже наши собственные заявления о существовании субъективного сознания как искренние истории, рассказанные далеким племенем, которое мы (сознательные существа?) посещаем, чтобы исследовать его специфические мифологии (это странное отношение еще более очевидно в Dennet 1978а).
 Стоит остановиться, чтобы подумать о том, насколько обескураженным может быть тот, кто в вопросе о сознании рискнет вступить на путь Деннета. Предположим, мы посещаем далеких людей в необычной стране, и, после того, как мы изучаем их язык, они рассказывают о странных, ужасных и смертоносных существах ростом в 10 футов и весом в 800 фунтов, и которых нельзя есть, но нужно уважать, оставляя мясо от успешной охоты. Мы можем подумать, что это любопытный миф, пока мы не натолкнемся на гризли. Конечно, мы все еще можем сомневаться в историях, но при переходе от мифа к истине категории не следует смешивать. В случае сознания, почему бы нам не поверить нашим «явно» говорящим субъектам? Мы тоже распознаем состояния сознания внутри себя, которые, видимо, что-то говорят нам. Мы можем не верить всему, что слышим об этом (например, не считать, что сознание целиком находится в нематериальном духе), неполное или частичное знание - это не то же самое, что полная ошибка. Можно лишь резонно предположить, что существует большой страх, что сознание, однажды допущенное в любой степени, грозит свернуть весь физикалистский проект.
В любом случае, чтобы продолжить гетерофеноменологический метод, потребуется назначение значимого содержания высказываний наших «информаторов». Это назначение не может, конечно же, само по себе зависеть от любых обращений к состояниям сознания. Деннет прибегает к интерпретативной теории содержания, в соответствии с которой значения определяются через "намеренную позицию" (Dennet 1971). Такая позиция - это в основном использование психологии убеждений и желаний в попытке объяснить и предсказать поведение. Чтобы применить ее, каждый делает предположения о том, в какие вещи человек может верить и желать их, учитывая и интерпретируя окружающую среду, а затем, предполагая некоторый базовый уровень рациональности, как он сможет предсказать цель сделать что-то, что, если убеждения и цели верны, приведет к удовлетворению некоторых  желаний.
Во всем мире живых существ и сложных артефактов интенциональная позиция удивительно сильна (13). По большому счету, это единственный практический способ, которым мы можем предсказывать, что будут делать другие люди и большинство животных. В случае гетерофеноменологии наша интерпретация заключается в помощи в прогнозировании и объяснении того, что наши цели говорят о сознании. Если говорить о сознании, феноменальный характер и субъективная феноменология могут быть использованы в намеренной интерпретации позиции цели, и, как мы знаем, это может быть на основе наших собственных философских и повседневных разговоров, если это то, что мы должны рассматривать как цель мыслей и слов. Но наша интерпретация не влечет за собой ничего о реальности «вещей», о которых говорят наши цели. Но, как уже отмечалось, когда мы сами более или менее согласны и имеем опыт в соответствии с дискурсом наших целей, кажется, мало причин для оспаривания его общей точности.
Кроме того, есть фундаментальные проблемы с интерпретацией Деннета, когда она слишком расширена, чтобы поддержать гетерофеноменологический проект. Во-первых, чтобы гетерофеноменология выполняла свою подрывную работу, мы должны быть в состоянии применить это к себе. Тем не менее, очень сомнительно, что наши знания о нашем собственном сознании и его состояниях включают в себя что-то вроде интенционального самоанализа. Хотя можно утверждать, что наше знание собственных черт характера и личности основано на самопознании, точка зрения, которая восходит, по крайней мере, к Гилберту Райлу (1949) (14), нет никакой правдоподобности в идее о том, что наш доступ к существованию состояний сознания аналогичен самоинтерпретации. Сознательные состояния, которыми я наслаждаюсь, являются необходимой отправной точкой для моей интерпретации себя или других.
 Во-вторых, если принять во внимание общее мнение о мире, то мнение Деннета кажется порочно круговым, поскольку понятия, включенные в преднамеренную позицию, очевидно, имеют менталистский характер. Здесь нужно принять некую трансцендентную контрфактуальную позицию, ибо интерпретируемость преднамеренной позицией обеспечивает позицию, которая не предполагает существование мыслящих субъектов. Согласно этой линии мысли, которую Деннет развивает в «Реальных закономерностях» (1991b) интерпретируемые закономерности поведения являются метафизической основой обоснования существования психических состояний. Эти шаблоны объективно присутствуют и готовы к истолкованию через намеренную позицию, если должны возникнуть повод и толкователи. Но такие модели сохраняют концептуальную зависимость от наших представлений о намеренном состоянии и, следовательно, не поддерживают полную натурализацию, предусмотренную физикалистским проектом.
Деннет, возможно, не особенно обеспокоен этим аспектом его взгляда. Он показал мало интереса к метафизике физикализма, характеризуя себя как "неохотного метафизика", рассуждающего лишь о "негодности стандартного инвентаря для того, что мы могли бы назвать онтологией повседневной жизни" (2002:223). Тем не менее, такая «метафизическая тишина », кажется, противоречит гетерофеноменологическому отказу от сознания, конечно же, чуждому обычной повседневной жизни и вычурному в этом отношении. На самом деле метафизика, основанная на шаблонах Деннета, довольно радикальна. Сущностью этих шаблонов является своего рода концептуальная относительность, зависящая от способов переживания того, кто узнает закономерности. Деннет пишет: "Были ли динозавры до появления человека?.. Конечно, были, но не делайте ошибку, думая, что это признается как факт, который не зависит от Homo sapiens" (2002, p. 226) (15).
Учитывая непростое отношение взглядов Деннета к физикалистскому проекту, ясно, почему отказ от сознания через гетерофеноменологическую стратегию должен  быть одобренным. Деннетт исследовал ряд удивительных особенностей сознательного опыта, что он может расценивать как указание на то, что концепция сознания бессвязна (см. 19881992 в дополнение к 1991a), но даже если мы примем аргументы против квалиа и значимой временности опыта, мы останемся лишь с измененной или улучшенной концепцией  сознания, а не с чем-либо вроде полного отказа от него (16).
Наконец, я думаю, что отказ от сознания с помощью гетерофеноменологического метода оставляет нас в невозможной интеллектуальной позиции. Если сознание не существует, то на каком основании появляется бесспорная обоснованность вывода о том, что что-то вообще существует? Просто очевидно, что у нас есть контакт с чем-то, и этот контакт либо есть, либо опосредуется сознанием. Если мы приведем гетерофеноменологический метод к его пределу, почему бы не объявить, что все существование есть иллюзия? Конечно, наши рассуждения говорят о вещах, которые существуют, а иногда и о вещах, которые не существуют; если повторить Деннета, конечно, кажется, что что-то существует. Но что  следует из этого неоспоримого, общепризнанного факта, что существование действительно существует? Отказ от этого - конечно, несвязная крайность, но почему она терпит неудачу? Потому, что мы сознательные существа, и в этом случае делаем вывод из основного следствия нашего собственного сознания.

4. Индексный ирреализм

 К утверждению о том, что сознание - это необычный вид «индексной иллюзии», лучше всего подойти, возвращаясь к классическому антифизикалистскому "аргументу знания" Фрэнка Джексона (1982). Аргумент этот чрезвычайно известен, как и его «духовный прародитель» Томас Нагель (1974), известный утверждением, что природа субъективного опыта существ, достаточно отличающихся от людей - и не нужно далеко ходить более или менее неизвестна, несмотря на возможность исследования физического состояния таких существ. Вспомните, что говорит Нагель о попытке попасть в космос сознания летучей мыши: "Наш опыт предоставляет основной материал нашему воображению, которое, таким образом, ограничено. Нам недостаточно представить, что на руках у нас перепончатые крылья, позволяющие нам порхать на рассвете и на закате, ловя ртом насекомых; что мы очень плохо видим, и воспринимаем окружающее при помощи системы отраженных высокочастотных сигналов; что днем мы спим на чердаке, повиснув головой вниз. Все, что я могу себе вообразить (и это совсем немного), говорит мне лишь о том, как бы почувствовал себя я, если бы вздумал вести себя, как летучая мышь. Но я ставил вопрос не так! Я хочу знать, как чувствует себя изнутри сама летучая мышь" (1974).
 Нагель обращается здесь к очень мощной интуиции, аргументом знания которой является то, что, по Джексону, можно рассматривать как кодификацию. На самом деле, интуиция настолько распространена и непосредственно двигает этот аргумент знания, как показано явно в популярном фильме Ex Machina, (конечно, Голливуд не воспринимает аргумент и его точку зрения совершенно правильно, и пренебрегает философией этого аргумента, но это не имеет значения здесь). Неудивительно, что ядро интуиции не является новым. Джон Локк выразил это так: "Если бы ребенок содержался в месте, где он никогда не видел ничего, кроме черного и белого, пока он не станет взрослым, у него было бы не больше идей красного или зеленого, чем понятия о вкусе ананаса или устриц у того, кто с детства никогда их не пробовал" (1690/1975, 2.1.6).
Локк не превращает эту мысль в какой-либо философский аргумент, не говоря уже о физикализме. Кажется, он считает совершенно очевидным, что никакие качества не могут быть познаны, кроме как через опыт. Фрэнк Джексон представил этот аргумент в ином виде - как мысленный эксперимент. Мы представляем, и считаем, что это возможно, что будущий нейробиолог по имени Мэри может узнать всю физическую информацию о цветовом зрении (нам не нужно заходить так далеко, чтобы сделать Мэри всезнающей, если только в той степени, в которой понимание сознания подразумевает знание абсолютно всего о физической вселенной). Затем аргумент продолжается:
1. Мэри обладает всей (соответствующей) физической информацией.
2. Она, тем не менее, не знает, что значит испытывать цвет.
3.  Следовательно, у Мэри нет информации о цвете по опыту.
4. Следовательно, существует такая информация (а физикализм ложен) (17).
Аргумент Джексона более или менее косвенно предполагает, что Мэри не могла понять или вывести, что такое цветовой опыт, из ее обильного запаса физической информации. Можем ли мы знать, что у нее есть это ограничение, и если да, то как? Ни один физикалист не будет считать, что информация о том, на что похож опыт, является частью физической науки как таковой. Физикалист считает, что эта физическая информация влечет за собой всю информацию. Однако существует тривиальное препятствие для проекта Мэри, выводящего информацию о цветовом опыте из чисто физической информации. Новые концепции появляются в предполагаемом заключении, но они не могут появиться там, если они уже не фигурируют где-то среди предпосылок Мэри. И они не могут нетривиально появиться в ее помещении, потому что в ее распоряжении нет информации об опыте. Очевидно, что аргумент направлен на более существенную цель.
Сравните уже успешный проект по физическому пониманию воды. С одной стороны, у нас есть вся основная физическая информация, которая имеет отношение: информация о кислороде, водороде и квантовой механике, лежащей в основе химической связи. Что нам еще нужно, чтобы показать, что H 2 O воплощает концепцию воды? Тривиальное препятствие возникнет, если мы не владели концепцией воды в первую очередь. Соответствующий тест физической натурализации заключается в следующем: при наличии необходимой физической информации и концепции воды, можем ли мы показать, что эта концепция будет реализована H 2 0? Кажется, да.
 Чтобы полностью проверить сценарий Джексона, мы должны предоставить Мэри всю физическую информацию, а также дать ей целевую концепцию. Но тогда Мэри не будет не хватать никакой информации, вопреки букве аргумента. Но измененный сценарий придерживается аргумента, и на самом деле более верен его духу. Отсюда важна понятность связи между физическим и эмпирическим, что является отличительной чертой физикалистского проекта.
Итак, давайте немного пересмотрим мысленный эксперимент (18). Мэри никогда не видела цвета, но имеет нормальный мозг и зрительную систему в дополнение к ее огромному запасу физической информации, а также впечатляющий уровень интеллекта, математическую сообразительность, огромные вычислительные ресурсы и т. д. Мы производим в ней, возможно, путем прямой нейронной стимуляции, два цветовых опыта, один из оттенков называется R1, другой R2. Затем она может отчетливо представить их, в состоянии запомнить их и, безусловно, распознала бы их как R1 или R2, если ей их представить. Короче говоря, она знает, что значит испытывать их. Она имеет, если хотите, эмпирические или феноменальные концепции R1 и R2. Допустим, Мэри называет эмпирическое качество видения R1 и R2, Q1 и Q2 соответственно. Мэри - очень компетентный и знающий ученый. Допустим, у нее есть доступ почти ко всей физической информации. Она знает законы природы и свойства материи и, в частности, полностью понимает, как работает мозг. Но в этой версии мысленного эксперимента у нее нет общих физических знаний. Она не знает о состоянии собственного мозга. Однако мы можем предположить, что у нее есть также близнец, и у нее есть полное знание мозга ее близнеца и его взаимодействия с окружающей средой.
Теперь вопрос заключается в том, может ли Мэри выяснить, будет ли она испытывать Q1 или Q2, когда ей показан образец R1 (при стандартном освещении и т. д.). Она знает или может выяснить, в каком мозговом состоянии она будет. Но не похоже, что это покажет, какой оттенок красного проявится по образцу, хотя она точно знает, как образец отражает свет и т. д. Она может, например, выяснить, сколько различимых оттенков цвета мозг может различить в оптимальных условиях (текущие оценки предполагают от 1 до 10 млн. различных оттенков цвета). Это, учитывая остальную часть ее знаний, позволит Мэри выяснить, сколько ощутимых цветов лежат между Q1 и Q2, но не покажет, какое качество появится, когда она увидит образец R1. Теперь, может быть, R2 выглядит «темнее», и это является функцией разной отражательной способности расположения R1 и R2, но Мэри не будет знать, что «темное» качество идет, как правило, с меньшей отражательной способностью. Хотя она обладает, так сказать, обеими сторонами уравнения, она не может показать связь, которая требует оттенка красного, который она испытает, учитывая  состояние мозга, о котором она знает, что она войдет в него.
Здесь, однако, есть одна проблема. Учитывая ее физические знания, Мэри может определить, каким будет мозговое состояние, в которое она войдет, когда увидит помидор. Может ли она не вывести из этого состояния то, что приведет к нему? В частности, может ли она не сделать вывод, что она произнесет слова: «Теперь я знаю, каково  видеть R1 (под этим ярлыком) и это Q1 '? (Или она могла бы сделать это, используя состояние мозга ее близнеца, при условии, что близнец прошел ту же самую процедуру?). И из этого вывода она выяснит, какой из опытов Q1 или Q2 будет испытан, когда она видит помидор. Но этот вывод зависит от некоторых индуктивно полученных знаний о связи между видением помидора и Q1. Это просто отчет о связи, такой же, какой сама Мэри может достичь, когда она видит помидор. Это не «чистый» вывод из физического состояния, который без отчета Мэри не может назначить Q1 в качестве экспериментального качества, что это то, что он похоже на R1, и все же отчет не содержит никакой информации об этом качестве. Это не что иное, как отчет из вторых рук о той же корреляции, что Мэри могла или сможет установить между ее собственным состоянием мозга и качеством опыта Q1. Интересно, что эта версия мысленного эксперимента должна запретить Мэри знание о состоянии своего мозга, даже если это позволяет ей узнать качественно идентичные состояния мозга близнеца. Это навязанное препятствие неотразимо ведет к потенциальной лазейке в антифизикалистском аргументе, который не является философски незнакомым.
Есть другой вид знания, который разделяет с феноменальным знанием ту же особенность, что он, по-видимому, не выводится из некоего в некотором смысле полного объема знаний: индексные знания. Джон Перри (1979) отметил, что, каким бы ни было «объективное» знание, кажется, что оно не будет служить помещению себя в мир в настоящее время или текущее местоположение, или даже для того, чтобы идентифицировать себя. В другой статье Перри приводит сложный и причудливый пример: "Амнезиак, Рудольф Лингенс, потерян в Стэнфордской библиотеке. Он находиит по каталогу свою биографию и подробный план здания. Он не будет знать кто он и где он независимо от того, сколько знаний он накапливает, до того момента, когда он будет готов сказать: «Это место - пятый проход, шестой этаж Главной библиотеки, Стэнфорд. Я Рудольф Лингенс (1977, р. 492).
Как и в случае с интуицией Мэри, признание странности индексного знания не ново. Иммануил Кант выражает проблему как личную ориентацию, используя пример буквального месторасположения: "Даже со всеми объективными данными неба, я географически ориентируюсь лишь на основании субъективной дифференциации... Мне также нужно ощущение разницы в себе, то есть разницы правого и левого... Я могу   ориентироваться через простое чувство этой разницы. Это именно то, что происходит, если я должен ходить по улицам, иначе я не найду ни одного дома"  (1786/1998, р. 4-5). Несколько позже Уильям Джеймс также признал проблему и, что любопытно, связал ее с невыразимостью феноменального знания: "Если мы возьмем куб и обозначим одну боковую верхнюю часть, другую нижнюю, третью переднюю и четвертую, у нас не останется форм слов, которыми мы могли бы описать, какая из оставшихся сторон правая, а какая левая. Мы можем только указать и скажи, что это правильно... так же, как мы должны сказать, что это красное, а это синее" (1887, р.14).
Какова актуальность особенностей индексных знаний для аргументации? Это вытекает из ощущения, которое почти неотразимо, что есть некоторая существенная выгода в нашем состоянии познания, когда мы, как говорит Кант, ориентируемся сами или вообще «определяем местонахождение» себя относительно настоящего времени, характер текущего местоположения и идентичности. У всех нас был опыт потери нашего «чувства местоположения» (у меня это часто случается, когда я выхожу из метро на незнакомую улицу), и это может показаться во многом эпистемическим недостатком. Когда мы преуспеваем в ориентации, мы, безусловно, чувствуем, что получили знание. В целом, новые знания открывают новые области фактов. Если индексные знания не тождественны обычным, должна быть соответствующая область «индексных фактов». Кажется вполне понятным, что такого домена нет. Один из аргументов в пользу этого - обратиться к возможностям, возникающим в результате различий между независимыми фактами. Если невозможно вывести индексные знания из неиндексных, то должно быть модальное изменение первых по отношению ко вторым. Это, конечно, полностью аналогично метафизической ситуации, предложенной аргументом знания, где кажется, что качественно отличные состояния сознания совместимы с идентичными физическими состояниями (или мирами).
Но на деле почти нет причин принимать существование области индексных фактов. Нет смысла представлять, например, два возможных мира, одинаковых во всех отношениях, за исключением временного местоположения сейчас. Точно так же бессмысленны миры, где локация здесь меняется без каких-либо других изменений (19). Или эта личность перемещается через миры, которые идентичны во всех других отношениях. По крайней мере, кажется, что даже если индексные факты не сводимы к неиндексным, они логически превосходят их. Абсолютно нет возможных миров, которые идентичны для всех неиндексных признаков, но которые отличаются по поводу некоторого индекса факта. Это выглядит как многообещающий способ думать об аргументе знания. Может быть, феноменальное сознание логически превосходит физическое, но это просто кажется иначе из-за своего рода «индексной иллюзии».
Ситуация Мэри, по крайней мере, внешне похожа на ситуацию с Лингенсом. Мы могли бы написать: нейробиолог Мэри интересуется, испытает ли она Q1 или Q2. Она точно знает физические свойства света, воздействию которого она будет подвергаться, она знает все, что нужно знать о том, как свет взаимодействует с ее зрительной системой, и она точно знает, в каком состоянии находится ее мозг во время опыта. Она не будет знать, что она испытывает, независимо от того, сколько знаний она накопит до того момента, когда она будет готова сказать: «Это R1». Ее индексное выражение «это» относится к сложному, но совершенно обычному физическому состоянию ее мозга. Ее стремление к «новым» знаниям не является показателем новой области факта, а скорее ее успешного ориентирования в «пространстве неврологических состояний», как чувство признания ее местоположение, когда она выходит из метро, не осознание нового факта, а просто ее успешная ориентация в физическом пространстве. Теперь, как правило, мы все можем выяснить, кто мы, когда мы и где мы находимся, на основе ранее существовавших знаний и ранее имевшейся ориентации. О сознании Мэри как-то не может сориентироваться, поэтому в ее ситуации все еще есть что-то особенное.
На самом деле есть случаи отказа обычной ориентации в хорошо документированных, даже если редких, случаях различных синдромов дезориентации. Среди них - т.н. знаковая агнозия, которая описывается как «неспособность использовать даже хорошие особенности места для ориентации, и более любопытная эгоцентрическая дезориентация, при которой пациенты "распознают ориентиры, но не могут найти дорогу, потому что они не знают, как ориентировать тело относительно этих ориентиров (см. Aguirre, D'Esposito 1999, p. 16-17). Есть замечательные примеры людей, страдающих от этих синдромов: они не могут найти дорогу домой, если они отклоняются от заученных паттернов по пути. Некоторые больные должны поставить огромную «достопримечательность» в своем доме (одна женщина для этого использовала статую омара). Некоторые случаи этих синдромов являются известными патологиями мозга, но другие кажутся идиопатическими, возможно, врожденными. Рассмотрение одного такого случая выявляет неспособность следовать карте, даже когда ее держат в руке для непрерывного использования, когда субъект пытается добраться до указанного места назначения (Biancini et al, 2010).
Соблазнительно диагностировать состояние тех, кто становится жертвой таких знаний. Агумент Джексона как своего рода синдром интеллектуальной дезориентации, который мы могли бы причудливо назвать «эгоцентрическая феноменальная дезориентация развития» (неспособность связать феноменальное состояние сознания с его нейрональной реализацией). Возможно, для этого есть лечение. Возможно, если вы привыкли относиться к своим состояниям сознания с точки зрения нейробиологии, можно потерять чувство дезориентации, которое мы постулируем как объяснение привлекательности аргумента знания. Здесь доступна философская терапия. Пол Черчлэнд призывает нас принять нейронаучный язык для описания состояния Мэри: "Одним из испытаний ее способности в этом отношении было бы дать ей стимул, который мог бы (наконец) произвести в ней соответствующее состояние (а именно, частоту всплеска 90 Гц в гамма-сети: «ощущение красного» для нас), и посмотреть, сможет ли она определить это правильно только на интроспективной основе, так как частота всплеска 90 Гц - это то, что вызовет увиденный помидор"  (1985, с. 26). Я согласен с Черчлендом, что Мэри могла бы сделать это. Но она не узнает, что она будет испытывать Q1, а не Q2. Очевидно, что здесь нет особой проблемы (кроме безумной громоздкости) с заменой нашего нынешнего языка на связку нейробиологических терминов. Индексный подход предполагает, что Мэри все равно придется «ориентироваться» на отношение к ее состоянию мозга и ее текущему состоянию сознания. Также Лингенс не сможет определить свое местонахождение в координатах GPS. Тем не менее, было бы здорово узнать, что наш мозг делал путем самоанализа. По-видимому, как только нейробиология идентифицирует корреляты сознания, мы все сможем переписать качества нашего опыта в таких терминах. Это, однако, не решит проблему ориентации и не защитит индексный подход к знаниям.
Основное возражение против подхода с использованием индексных знаний состоит в том, что аналогия слишком мелка. Существует поверхностное сходство между положением Лингенса и Мэри, но оно более чем поверхностно. При стандартных топографических дезориентационных расстройствах и объективные, и субъективные представления явно принадлежат одной и той же области в космосе Это то же самое, что позволяет «порыв знания», когда ориентация достигнута. В мысленном эксперименте Мэри есть также очевидная область твердых качеств опыта. И, как мы уже видели выше, будет не просто доказать, что эта область существует или является когнитивной иллюзией. Отличительность этих доменов препятствует ориентации между ними, но, конечно, не мешает эмпирической координации.
Обычные случаи индексации знаний требуют координации между различными точками зрения в том же домене. Например, в случае подъема от метро, чтобы найти, что кто-то дезориентирован, кто-то получает индексные знания о том, где находится, путем координации текущего индексного знания локальной топографии с объективным представлением той же топографии, которой уже обладает. Та же топография существует в обоих представлениях. Координация между нейронными и феноменальными состояниями не способна порождать ориентацию из-за четкость соответствующих доменов. Аргумент знания зависит от наличия и доступности этого домена феноменальной области. Выше я утверждал, что этот домен не может быть сдан в утиль когнитивной иллюзии.  Индексный подход к знаниям не работает, потому что он вводит в заблуждение, если ассимилирует координацию представлений одной и той же области с координацией через домены. В мысленном эксперименте с Мэри есть проблемы с координацией, но они совершенно не похожи на те, которые лежат в основе индексных знаний. Таким образом, два способа утверждать, что сознание иллюзорно, не кажутся многообещающими. Сознание существует и остается проблематичным для физикализма.

1.  В дальнейшем я собираюсь предположить (что я думаю, вероятно, неверно), что эпистемологические представления не имеют своего феноменального характера. Если они таковы, обвинение в двусмысленности против очевидного аргумента будет основателем применения аргумента второго порядка к самим эпистемологическим состояниям. Тезис о том, что «чисто когнитивные» состояния имеют своеобразную феноменологию, противоречивую, поэтому атака Деннета на очевидный аргумент не терпит неудачу (о защите когнитивной феноменологии см. Pitt 2004).
2. Подход, который я представлю, вдохновлен работой Джона Перри (например, 1979; 2001) и Роберта Стальнакера (2008), хотя я не буду анализировать их конкретные аргументы.
3. Было бы более справедливо назвать это научно-физикалистской картиной, но это довольно громоздко, и подавляющее большинство  тех, которые принимают науку в качестве основного авторитета в онтологических вопросах, также принимают физикализм. Но стоит помнить, что науку можно ценить, не поддерживая физикализм.
4 Математическая основа его уверенности - эффективная теория поля и формальная методология развертывания, и они названы процедурами перенормировочной группы для разработки и / или обоснования теорий, которые эмпирически правильны при относительно низкой энергии - энергии, которую могут исследовать наши эксперименты. Если мы строим устройства, которые могут генерировать энергетические явления, или находим способы наблюдать природные события высокой энергии, наши теории могут начать терпеть неудачу и «новая физика» может начать появляться. Но этот провал не оспорит эмпирическую адекватность наших старых теорий
в пределах их соответствующей энергетической области (см. Cao and Schweber 1993 и Castellani 2002).
5 См. Suppe (1977) для подробного описания исторических состояний классического редукционизма.
6 Грубые потребности также известны как «сильные потребности» (см., напр., Chalmers, 2009, который утверждает, что этого нет; другие интересные соображения против грубой необходимости можно найти в Fine 2008).
7 Среди британских эмерджентистов были такие мыслители, как Джон Стюарт Милль, Ллойд Морган и Ч.Д.Броуд.. Для полного обзора см. McLaughlin (1992).
8 Здесь возникает сложность, если считать, что причинные свойства являются определяющими для этих качеств, и что любые два свойства, которые различаются по причинно-следственной связи, являются различными свойствами (для защиты такого взгляда см. Shoemaker 1980, Heil 2003). Сторонники такой точки зрения могут считать, что любой физический дубликат нашего мира будет идентичен нашему миру, даже если существуют нефизические объекты. эмерджентные
полномочия не будут варьироваться в разных мирах, имеющих одинаковые физические свойства. Мне это кажется неправдоподобным взглядом, поскольку кажется вполне очевидным, что, например, масса могла бы притягиваться с силой, обратно пропорциональной, чтобы расстояние увеличилось до мощности 2.0000003 и все же быть массой. В любом случае основная трудность для физикализма остается, потому что кажется, что могут быть очень похожие физические свойства, которых не имеют возможности производить нефизические объекты. Физикалист считает, что мы находимся в мире только с этими физическими свойствами. Кроме того, физикалист считает, что все определяется фундаментальными физическими чертами мира, и очень необычно утверждать, что фундаментальные черты могут генерировать физические сущности или обладают по сути нефизическими свойствами (напротив, для панпсихиста на фундаментальном уровне самые основные вещи обладают нефизическими свойствами).
9 Есть, конечно, и другие проблемные области: математические и другие абстрактные сущности, эстетические и моральные свойства являются примерами. Во всех этих случаях, однако, нельзя сказать, что либо они вообще не существуют, либо каким-то образом сводятся к ответам сознательных субъектов. Само сознание все еще стоит особняком.
10 Обзор проблемной диалектической ситуации физикализма см. в Seager 2016, ch. 1. 1.
11 Модель столпотворения восходит к ранней работе в области когнитивных наук и компьютерной инженерии; см. Selfridge (1959). В гораздо более дисциплинированной и структурированной форме, чем в моделях Деннета, эта идея остается основной в проектировании компьютерных систем.
12 Иногда демонов сравнивают с политиками, а иногда с культурными знаменитостями. Знаменитости широко известны, им подражают, но только до тех пор, пока длится их слава. Отсюда у Деннетта объяснения сознания как «мозговой знаменитости» или «славы в мозгу».
13 Предположительно, эволюционное давление будет иметь тенденцию приводить к организмам, которые в целом верят в истинное и хотят того, что хорошо для них (см. Dennett 1991a, гл. 7; 1978b; Seager 2000) и, следовательно, к организмам, к которым интенциональная позиция может быть успешно применена.
14 Здесь уместно отметить, что Райл был докторским руководителем Деннетта.
15 Интересное исследование радикальной природы метафизики паттернов Деннетта можно найти у Haugeland (1998). Взгляды Деннетта могут быть с пользой сопоставлены с «концептуальным идеализмом» Николаса Решера (1991).
16 Аргументы Деннетта в любом случае весьма спорны; для оценки см. Seager (2016), гл. 7,8.
17 Аргумент Джексона к настоящему времени является предметом очень большой литературы; см. Ludlow et al. (2004)- отличный сборник статей, посвященных его анализу и критике.
18 Здесь я использую некоторые идеи из Нида-Рюмелин (204).
19 Крайне интересно, что пространственный случай кажется настолько явно лишенным новой информации по сравнению с временным. Опыт, по-видимому, внутренне говорит о том, что мы все разделяем одно и то же, даже если это кажется противоречащим современному физическому пониманию.

Aguirre, Geoffrey K. and Mark D’Esposito (1999). ‘Topographical disorientation: a synthesis
and taxonomy’. Brain, 122 (9): pp. 1613–1628.
Bianchini, F., C. Incoccia et al. (2010). ‘Developmental topographical disorientation in a
healthy subject’. Neuropsychologia, 48 (6): pp. 1563–73.
Cao, Tian and Silvan Schweber (1993). ‘The Conceptual Foundations and Philosophical
Aspects of Renormalization Theory’. Synthese, 97: pp. 33–108.
Carroll, Sean (2010). ‘The laws underlying the physics of everyday life are completely understood’.
URL Cosmic Variance, September 23.
Castellani, Elani (2002). ‘Reductionism, Emergence and Effective Field Theories’. Studies
in History and Philosophy of Modern Physics, 33 (2): pp. 251–67.
Chalmers, David (2009). ‘The Two-Dimensional Argument Against Materialism’. In
B. McLaughlin, A. Beckermann and S. Walter (eds.), The Oxford Handbook of Philosophy
of Mind, pp. 313–38. Oxford: Oxford University Press.
Churchland, Paul (1985). ‘Reduction, Qualia, and the Direct Introspection of Brain States’.
Journal of Philosophy, 82: pp. 8–28.
Dennett, Daniel (1971). ‘Intentional Systems’. Journal of Philosophy, 68 (4): pp. 87–106.
Reprinted in Dennett’s Brainstorms, Cambridge: MA, Bradford Books, 1978.
Dennett, Daniel (1978a). ‘Two Approaches to Mental Images’. In Brainstorms: Philosophical
Essays on Mind and Psychology, pp. 174–89. Montgomery: VT: Bradford Books.
Dennett, Daniel (1978b). ‘Why the Law of Effect Will Not Go Away’. In Brainstorms: Philosophical
Essays on Mind and Psychology. Montgomery: VT: Bradford Books. Originally
published in The Journal of Theory of Social Behavior, 2, pp. 169-87.
Dennett, Daniel (1988). ‘Quining Qualia’. In A. Marcel and E. Bisiach (eds.), Consciousness
in Contemporary Science. Oxford: Oxford University Press. (Reprinted in Lycan and Prinz
(2008)).
Dennett, Daniel (1991a). Consciousness Explained. Boston: Little, Brown & Co.
Dennett, Daniel (1991b). ‘Real Patterns’. Journal of Philosophy, 88: pp. 27–51. Reprinted in
Dennett’s Brainchildren: Essays on Designing Minds, Cambridge, MA: MIT Press, 1998.
Dennett, Daniel (2001a). ‘Are We Explaining Consciousness Yet’. Cognition, 79: pp. 221–37.
Dennett, Daniel (2001b). ‘Consciousness—How Much is that in Real Money?’ In R. Gregory
(ed.), Oxford Companion to the Mind. Oxford: Oxford University Press. Reprinted in
Dennett (2005).
Dennett, Daniel (2002). ‘Brian Cantwell Smith on Evolution, Objectivity and Intentionality’.
In Hugh Clapin (ed.), Philosophy of Mental Representation, pp. 222–36. Oxford: Oxford
University Press.
Dennett, Daniel (2005). Sweet Dreams: Philosophical Obstacles to a Science of Consciousness.
Cambridge, MA: MIT Press (Bradford Books). (2005 Jean Nicod Lectures).
Dennett, Daniel and Kinsbourne Marcel (1992). ‘Time and the Observer’. Behavioral and
Brain Sciences, 15 (2): pp. 183–201.
Feynman, Richard (1985). QED: The Strange Theory of Light and Matter. Princeton: Princeton
University Press.
Fine, Kit (2008). ‘Coincidence and Form’. Aristotelian Society Supplementary Volume, 82 (1):
pp. 101–18.
Haugeland, John (1998). ‘Pattern and Being’. In Having Thought: Essays in the Metaphysics
of Mind, pp. 267–90. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Heil, John (2003). From an Ontological Point of View. Oxford: Oxford University Press.
Jackson, Frank (1982). ‘Epiphenomenal Qualia’. Philosophical Quarterly, 32: pp. 127–36.
James, William (1887). ‘The Perception of Space’. Mind, 12 (45): pp. 1–30. Reprinted with
revisions in James’s The Principles of Psychology, 1890, Henry Holt and Co: New York, ch. 20.
James, William (1904a). ‘A World of Pure Experience’. Journal of Philosophy, Psychology
and Scientific Methods, 1: pp. 533–43, 561–70.
James, William (1904b). ‘Does “Consciousness” Exist?’ Journal of Philosophy, Psychology,
and Scientific Methods, 1: pp. 477–91.
Kant, Immanuel (1786/1998). ‘What Does it Mean to Orient Oneself in Thinking’. In Allen
Wood and George Di Giovanni (eds.), Kant: Religion Within the Boundaries of Mere
Reason: And Other Writings, pp. 3–14. Cambridge: Cambridge University Press.
Locke, John (1690/1975). An Essay Concerning Human Understanding. Oxford: Oxford
University Press (Clarendon).
Ludlow, P., Y. Nagasawa et al. (eds.) (2004). There’s Something About Mary: Essays on
Phenomenal Consciousness and Frank Jackson’s Knowledge Argument. Cambridge, MA:
MIT Press.
Lycan, William and J. Prinz (eds.) (2008). Mind and Cognition: An Anthology, 3rd Edition.
Oxford: Blackwell.
McLaughlin, Brian (1992). ‘The Rise and Fall of British Emergentism’. In A. Beckermann,
H. Flohr and J. Kim (eds.), Emergence or Reduction, pp. 49–93. Berlin: De Gruyter.
Nagel, Thomas (1974). ‘What Is It Like to be a Bat?’ Philosophical Review, 83 (4): pp.
435–50. (This article is reprinted in many places, notably in Nagel’s Mortal Questions,
Cambridge: Cambridge University Press, 1979.).
Nida-R;melin, Martine (204). ‘What Mary Couldn’t Know: Belief About Phenomenal
States’. In P. Ludlow, Y. Nagasawa and D. Stoljar (eds.), There’s Something About Mary,
pp. 241–68. Cambridge, MA: MIT Press.
Perry, John (1977). ‘Frege on Demonstratives’. The Philosophical Review, 86 (4): pp. 474–97.
Perry, John (1979). ‘The Problem of the Essential Indexical’. Nous, 13 (1): pp. 3–21.
Perry, John (2001). Knowledge, Possibility and Consciousness. Cambridge, MA: MIT Press.
Pitt, David (2004). ‘The Phenomenology of Cognition, Or, What Is It Like to Think That
P?’ Philosophy and Phenomenological Research, 69: pp. 1–36.
Rescher, Nicholas (1991). ‘Conceptual Idealism Revisited’. The Review of Metaphysics,
44 (3): pp. 495–523.
Ryle, Gilbert (1949). The Concept of Mind. London: Hutchinson & Co.
Seager, William (2000). ‘Real Patterns and Surface Metaphysics’. In Don Ross, Andrew
Brook and David Thompson (eds.), Dennett’s Philosophy: A Comprehensive Assessment,
pp. 95–130. Cambridge, MA: MIT Press.
Seager, William (2016). Theories of Consciousness. London: Routledge, 2nd ed.
Selfridge, Oliver (1959). ‘Pandemonium: A Paradigm for Learning’. In Mechanization of
Thought Processes. London: Her Majesty’s Stationery Office. (Reprinted in P. Dodwell
(ed.) Perceptual Learning and Adaptation (1970), Hammondsworth: Penguin, pp. 465ff.).
Shoemaker, Sidney (1980). ‘Causality and Properties’. In P. van Inwagen (ed.), Time and
Cause: Essays Presented to Richard Taylor, pp. 109–35. Dordrecht: Reidel. (Reprinted
in Shoemaker’s Identity, Cause and Mind, Oxford University Press: Oxford, 2003, pp.
206-33).
Stalnaker, Robert C (2008). Our Knowledge of the Internal World. Oxford: OxfordUniversity
Press.
Suppe, Frederick (1977). ‘The Search for Philosophic Understanding of Scientific Theories’. In
Frederick Suppe (ed.), The Structure of Scientific Theories, pp. 3–241. Urbana: University
of Illinois Press, 2nd ed.
Webb, J. K., J. A. King et al. (2011). ‘Indications of a Spatial Variation of the Fine Structure
Constant’. Phys. Rev. Lett., 107: p. 191101.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn