Карпов, золотце! Глава 13

Тут я немного опешил. Я отлично знал пределы своей анатомии и не мог предположить ничего неожиданного ниже полотенца, но все же посмотрел вниз: обычные ноги, шрам на левой коленке еще с детства, в остальном - все как у всех.
Катя пошла в мою сторону, не спуская взгляда с чего-то, что находилось, как мне казалось, между моих ног.
- Ты где взял их опять, а?!
Я обернулся - позади сидел Степан, а в зубах у него была знакомая красная лента.
- А ну отдай! - она легко забрала свою вещь у Степана. Он даже не противился - не тот возраст, чтобы драться за какой-то кусочек ткани. - Надеюсь, он сам нашел, а не ты ему дал? - спросила она меня.
- Ты что? В этом деле он, похоже, больший мастак, чем я.
- Что в стакане? Коньяк?
- Лимонад.
- А я уж решила, что ты решил расслабиться под конец недели.
- Я вроде и не напрягался, чтобы так расслабляться.
- Как же твои вчерашние приключения с выселением, как же кровавая резня в собачьем приюте? Неделька та еще, не находишь?
- Я лучше оденусь, - сказал я.
- Конечно, как хочешь.
Пока я пытался найти хоть какие-то приличные, хотя бы без дырок, домашние вещи в сумке, Катя прошла на кухню и увидела две коробки.
- Са-а-аш, - протянула она. - Скажи мне три слова, которые хочет услышать любая женщина!
Я натянул шорты и искал хоть какую-нибудь подходящую майку, когда она зашла в спальню Жени с коробкой «Четрые сыра».
- Знаешь, что это за три слова?
Я смотрел на ее хитрую улыбку, на смеющиеся глаза, которые перебегали с меня на коробку пиццы, брови ее подпрыгивали, намекая.
- Я заказал пиццу, - сказал я.
- Именно так! И ты предлагаешь... - она чуть вытянула шею, как бы прося меня продолжить.
- Предлагаю тебе съесть ее вместе со мной?
- Я согласная! - сказала она и убежала на кухню.
Было слышно, как гремят тарелки, как щелкнул, а вскоре и зашипел чайник. Катя еще не видела вино в холодильнике.
- Кать, - крикнул я из спальни, убирая вещи, которые разбросал по кровати Жени, пока искал целую майку, - там еще кое-что в холодильнике, посмотри!
- Чего? - крикнула она в ответ - чайник заглушал все.
- Холодильник! Там еще кое-что!
Когда чайник закипел и шум утих, я услышал хлопок. Катя нашла бутылку и сама открыла. Когда я зашел на кухню, она уже наливала вино в стаканы.
- Я тут решила, что ты тоже будешь вино, правильно?
- В общем да. Попробую, точно.
Катя поставила стаканы на стол, на трелках лежали еще теплые треугольники пиццы, по кусочку каждого вида. Но Катя не садилась за стол. Она смотрела на полоски мягкого сыра, тянущиеся по тарелкам, смотрела на пузырьки поднимающиеся со дна стаканов и думала.
- Что-то не так? - спросил я.
- Знаешь, я недавно завела традицию: раз в неделю, я смотрю фильм из рейтинга топ-250 с одного сайта. Вот прям подряд смотрю, начиная с первого. Сегодня у меня по программе тринадцатый фильм. Хочешь посмотреть со мной? Мы можем посидеть здесь и поесть в тишине, если ты не хочешь смотреть кино.
- Я с удовольствием посмотрю, что там на тринадцатом месте, - сказал я, а сам уже начал извлекать запасы терпения из недр мозга, а освободившееся место в тех самых недрах заполнять саркастичными шутками о качестве тринадцатого фильма из рейтинга топ-250. Мне почему-то представился рейтинг каких-нибудь однообразных романтических комедий, где все кончается свадьбой или рождением ребенка. В таких фильмах все у всех хорошо большую часть времени. Сюжет крутиться вокруг высосанной из пальца ерунды, типа ссоры по поводу цвета обоев, или клички питомца, или нежелания потакать боссу ради повышения по службе. Такие фильмы вызывали у меня ощущение, что я смотрю длинный рекламный ролик, где сначала вижу грустные лица, которые под конец сияют двумя, если не больше, рядами абсолютно белоснежных зубов.
- Что там за фильм? - спросил я, когда мы перенесли тарелки и стаканы в комнату Кати.
- «Крестный отец». Первая часть, - сказал она с интонацией знатока. - На самом деле я его уже смотрела, но я не могу просто перепрыгнуть через него. Раз он есть в рейтинге - надо смотреть еще раз.
- Абсолютно согласен. Я и сам его видел раза три.
- Три раза? Можно сказать, что и не смотрел, да?
- Точно. Запускай по-четвертому кругу.
Катя легла на разложенный диван. Тарелку и стакан она поставила на подлокотник. Она похлопала по месту рядом с собой, приглашая меня лечь рядом. Я притащил подушку Жени, которая оказалась слишком большой для моей наволочки, отчего та натянулась как натягивается рубашка поверх депутатского брюха. Катя поставила ноутбук между нами.
Обе пиццы закончились прежде, чем прошла половина фильма, который шел без малого три часа. За это время туча, которую я видел еще за многоэтажками подобралась сосем близко. Первые ряды кучерявых звеньев уже тяготели над «Сатурном». Когда мы выпили бутылку вина, небо почернело окончательно. Люди уходили с улицы, возле «Алмаза» остались самые ярые фанаты здорового образа жизни. Только тяжелые косые капли заставили их задуматься о беге в сторону дома, далекие вспышки молний, послужили стартовым пистолетом. Мы с Катей почти не разговаривали пока смотрели фильм, лишь изредка обменивались впечатлениями по поводу какой-нибудь сцены или фразы. Несмотря на напряженность повествования, крутизну сюжета, я ощущал какое-то медитативное спокойствие. Я уже знал, что, где и когда произойдет в кино, а потому мог расслабиться и подметить некоторые детали, которые не замечал прежде, боясь упустить сюжет. 
Гром подобрался совсем близко к окнам, Катя постоянно отвлекалась на него, ставила фильм на паузу и выжидательно смотрела в окно.
- Боишься грозы? - спросил я.
- Немного, - ответила она, глядя на черное, с редкими, синими, извитыми прожилками, точно вены пораженные варикозом, небо. - Когда так шарахает, я вспоминаю историю, которую рассказывала бабушка. Про шаровую молнию. Странно, что никто из моего поколения или из поколения моих родителей не видел никогда эту шаровую молнию. Только люди из поколения бабушки и деда.
- Знаешь, я ведь тоже слышал историю про шаровую молнию от бабушки, - подумав, сказал я. - Может это какое-то оружие времен рассвета советского союза, которое теперь храниться в тайных бункерах в закрытых городах типа «Почтовый-13» или что-нибудь в таком духе?
- Вполне вероятно, - как-то слишком серьезно сказала она.   
Следующий удар грома сработал, как удар гонга для оркестра. Сигнализации ближайших машин не вытерпели и взвыли, каждая на свой лад. В квартире над Катиной заплакал ребенок. Где-то около дивана хрипло завыл Степа.
- Ему страшно, - сказал Катя и подняла его на диван. Мопсу не понравилось изначальное место в ногах, он забрался повыше, лег перед ноутбуком, мордой он уперся в мой бок и свернулся, словно личинка. - Да и мне тоже страшно, - призналась она, когда гром ударил так, что задрожали окна на балконе.
Этажом выше снова заплакал ребенок. На этот он не смог успокоиться, у него началась истерика, ребенок рыдал, прерываясь на тишину, но не потому, что он успокаивался: он набирал воздух для новой звуковой атаки на всех соседей в радиусе одной квартиры. Тут же с рыком врезалось в стену сверло, причем звук, как мне показалось, доносился из той же квартиры над нами.
- Кто, блин, решил затеять ремонт в такое время? - спросил я.
- Это, кстати, интересная вещь. Очень часто я слышу шум дрели, или стук молотка, когда плачет ребенок. Будто это все в одной квартире происходит. Сначала плачет ребенок, если он не успокаивается, то кто-то начинает сверлить или стучать. Знаешь, будто бы если ребенок плачет, то этим можно замаскировать или хоть как-то оправдать поздний ремонт. Он же все равно плачет, так чего бы не посверлить?
- Странная логика.
- Но ведь логика?
Словно в подтверждение ее словам, скрипяще-колющий звук сверла прекратился на пару секунд позже детского плача. Эти пару секунд прозвучали как доминация, словно скрученное железное жало показало власть над плотью, прозвучав в тишине последним.
- Видишь? - Катя посмотрела на потолок. - И так всегда: ребенок плачет - дрель сверлит. Это какой-то местный обычай.
- Можно привыкнуть, если подумать.
- Ты бы привык?
- Вполне.
Фильм закончился в десятом часу. Туча никуда не делась, но теперь спокойно лежала над микроайоном, не кипела, не ругалась, не высекала синие искры, а степенно, важно поливала каждый сантиметр пространства крупными каплями. От дождя несло холодом и Катя закрыла балкон. Но ей показалось мало и она скрылась под пледом, подтянув ноги.
- Может посмотрит еще одно кино? - предложил я. Я ощущал, что мы нашли с Катей некий молчаливый контакт, впервые я лежал рядом с девушкой и не чувствовал томящего напряжения, призывающего вечно говорить о чем-то, чтобы понимать: человек рядом, человек слышит. - Что там дальше по списку?
- Вообще я не смотрю больше одного фильма из рейтинга за раз... - она прикрыла глаза, посмотрела на меня, решая, достойна ли моя компания, нарушения неписаного правила одна неделя - один фильм из рейтинга. - Ну давай. Завтра на работу не идти, можно поспать подольше. Там наверняка еще один шедевр на три часа.
«Криминальное чтиво» я смотрел, как впервые. Фильм сразу создавал атмосферу авантюрного веселья, мы смаковали каждую фразу Джулза, пытались повторить его же интонациями, даже нашли оригинальный английский текст «...and i will strike down upon thee with great vengeance and furious anger...» Катя хорошо говорила по-английски, как оказалось. Она встала на диван, выставила пальцы пистолетом, направила их в мою сторону, собрала волосы в некое подобие афро, придерживая концы волос над головой, и произнесла последнюю фразу так зловеще, что я не выдержал и засмеялся.
- English, motherfucker! Do you speak it?! - кричала она и тыкала в меня пистолетом из пальцев.
Она ушла на кухню, а я продолжал смеяться. Она вернулась с двумя стаканами с водой. Подождав, когда я успокоюсь, она протянула мне стакан, но это был обманный ход. Как только я начал пить, она сделала быстрый глоток, шумно сглотнула и добила меня, сказав:
- Упало куда нужно.
Миг сопротивления перед грядущим позором, и вот уже вода пошла у меня через нос.
Катя отпрыгнула и захохотала, хлопнув в ладоши.
- Я так и думала! Я так и знала!
- Прости... - я закрыл нос ладонью, беспомощно сдерживая текущие водяные усы. - Блин, ужасно получилось...
- Ха-ха! На то и был расчет, Саш. Я думала, ты либо поперхнешься, либо вода пойдет носом.
- Боже, да ты настоящий Мариарти. Гений преступного мира.
- Да, а ты сегодня в роли Рейхенбахского водопада!
Мы говорили на одном языке. И я не о русском с примесьию тарантиновского английского. Я о том языке, который можно только ощутить, когда мысли и слова одного находят основу и поддержку в мыслях и словах другого. Когда диалог кажется монологом, когда хочется говорить вместе, когда кажется, что вы можете говорить синхронно. Когда даже говорить не обязательно - и так все ясно. Я думал: может только мне так кажется, но спросить не хватало духа. Вдруг Катя ничего подобного не ощущает, вдруг такая легкость в общении - это свойство ее натуры, а не редкое совпадение схожих характеров. Может она так общается со всеми. Эти мысли стали тяготить, давить на череп изнутри. Она заметила.
- Что-то не так?
Я бы мог сказать, что все в порядке. Мог промолчать, ведь боялся разрушить это ощущение единства, словно мы с ней построили какой-то карточный домик на который смотрели с расстояния в пару сантиметров и не дышали. Одно неосторожное слово и вылетит одна карта, а за ней в секунду обрушатся остальные. Получается, лучше молчать? Молчать, как я молчал с Леной? Молчание длинной в три года, которое ни к чему не привело. Конечно, мы с Леной говорили, но как-то дежурно, отчужденно, не о том, что волновало каждого из нас, и попытки открыться друг другу ударялись о прозрачную стену из непонимания вперемешку с бездушным пластиком. Ничего настоящего тогда не было, кроме молчания.
А Катя ждала ответа. Я ощутил себя подростком на берегу реки. Когда стоял на теплом песке, а передо мной с шумом и блеском бежала вода. Зарываясь ногами в теплый песок, я смотрел на эту силу, которая увлекает в крохотные вихри, какой-то мелкий сор, взявшийся откуда выше по течению. Я не знал холодная ли она или теплая, глубоко там или мелко, много ли на дне осколков, острых камней, скользких, ворсинчатых водорослей или же ноги будут взянуть в песке, а может у берега меня ждал обрыв? Я ничего не знал, ведь пришел туда один, без друзей и родителей. Был только один шанс проверить. Отойти подальше, разбежаться, задержать дыхание в последний момент упасть, но только сразу с головой. Пройдет миг и получишь ответы на все вопросы. Главное бежать так быстро, чтобы вода сбила с ног - тогда все получится.
- Знаешь, - начал я, подбирая слова, но быстро понял, что так не набрать скорости. Надо сказать, как чувствуешь. Быстро. Закрыть глаза и бежать, чтобы сбило с ног. Коряво, нелепо, но быстро. Пусть она не примет, выбросит на берег или утопит, но это будет ответом. - Может я тебя напугаю этой фразой, но... - тут она чуть отодвинулась и подозрительно на меня посмотрела, - мне с тобой очень хорошо, - закончил я.
Какую же банальность я сказал, как мне тогда показалось. Банальность, которую я никогда не говорил Лене или первой девушке. Но это было честно. Возможно нелепо, но главное - быстро.
Катя выдохнула.
- Уже думала, что ты скажешь что-нибудь в духе: «На самом деле я бэтмен».
Я улыбнулся, но продолжал на нее смотреть. Смотрел: куда бежит река.
Она отвернулась, чуть прикусила нижнюю губу, подбирая слова и сказал, все еще не оборачиваясь:
- У меня такое ощущение, что мы давно знакомы. Как-то все легко что ли.
Тут я понял, где оказался. С высоты я видел два пути, первый - на дно дружбы, откуда мало кто выбирался. Второй - наверх. Я же завис в воздухе, где-то между этими точками и ждал.
Она оживились, словно что-то вспомнила и повернулась ко мне.
- Знаешь, есть очень хороший тест. Мне кажется, он не обманет. Может ты скажешь, что я поведу себя как дурочка...
- Не скажу, - успокоил ее я.
- Ну, или подумаешь. Думай на здоровье, но я сейчас кое-что порошу тебя сделать.
- Хорошо.
Она убрала ноутбук на подлокотник, Степан же давно ушел с дивана, и теперь лежал в уголке, между гладильной доской и шкафом и поблескивал глазами: одним не так ярко, как вторым.
- Ложись ниже, сказала она.
Я повиновался.
- Теперь эту руку отведи в сторону, - она разместила мою руку, как посчитала нужным. Я не сопротивлялся, было даже интересно, что она задумала. - Ты готов? - спросила она.
- Не знаю к чему, но да.
Она легла рядом, голову положила на мою грудь, закинула свою ногу поверх моей совсем по-хозяйски. От нее шло тепло, волосы все еще пахли фруктами - очень стойкий шампунь. Тепло быстро превратилось в жар. Но не физический. В тот миг я ощутил внутренний огонь. Катя не поднимала голову. Она лежала совсем тихо.
- Я слышу твое сердце даже с этой стороны, - сказала она. - Так сильно бьется.
Этими словами она вызвалила меня из ступора. Рукой, которая так и лежала вытянутой вправо, я приобнял ее за плечи.
- Я же не отвечаю за силу сокращений миокарда.
- А если бы отвечал?
- Ты бы услышала то же самое.
Она поставила ноутбук мне на живот и легла обратно на мою грудь. Мы досмотрели фильм. Больше не смеялись, не пародировали героев, не вскакивали с пальцами-пистолетами. Фильм закончился в двенадцатом часу. Гроза ушла, оставив за собой дымку, которая мягко и ненавязчиво шелестела каплями по траве под балконом. Тим Рот вышел из кафе, приобняв истеричную рыжую подругу, Джулз и Винс, спрятали блестящие пистолеты в пляжные шорты и вышли седом, оглядев перед этим кафе. Тихо заиграла музыка. Катя чуть дернулась: она задремала.
- Конец? - спросила она, потирая щеку, на которой полосами отпечатались складки моей майки.
- Ага.
- Давай расстелим?
- Давай.
Мы встали, Катя одним движением стянула плед к краю дивана, взяла одеяло и подушку.
- Пошли?
- Куда? - удивился я.
- Кровать Жени в разы удобней этого жесткого чудовища, - Катя покосилась на оголенный диван. - Может сначала он не кажется таким, но поспи на нем с мое... Бока болят, шея болит, руки болят. Просыпаюсь утром с таким чувством, будто всю ночь вагоны разгружала или... не знаю, скидывала снег откуда-нибудь с Эльбруса.
- Неожиданное сравнение.
- Да? Возьмешь к себе в книгу?
- Обязательно. Если хочешь, укажу тебя в соавторах?   
- Это совсем не обязательно. Я не ищу славы.
- Не думаю, что можно обрести славу через мои книги. Это трудно. Может, практически невозможно.
- Хватит болтать, пошли в кровать. Ха! - она обрадовалась случайной рифме. - Раунд!
- Женя не обидится за кровать?
- Саш, она не вернется.
- Ты так серьезно сказала это. Она больна или что?
- Хуже. Она выходит замуж. Она и уехала домой, чтобы сыграть свадьбу. Когда она вернется сюда в сентябре, ее будет ждать новая квартирка, кстати, неподалеку отсюда. Маленькое семейное гнездышко, где она будет счастливо плодить глупеньких, таких же рыженьких жопосранчиков.
- Ты не очень любишь детей?
- Давай не будем о детях, я тебя прошу. Вот только не сегодня.
И мы больше не говорили. Ни о чем. Все случилось под звуки дождя, который тихонько стучал по подоконнику за окном в комнате Жени. Скрип кровати не нарушал мелодику падающих капель. Катя старалась вести себя тихо, все-таки ночь кругом, а стены тонкие, но под конец мы оба забыли о том, что творилось вокруг, точнее о том, что вокруг ничего не происходило, тогда как у нас творилось все и сразу. Мир в тот момент сжался до одного человека, сжался, чтобы расшириться до размеров нового мира. Я такого не испытывал. Ни сожалений, ни упреков - ничего не мешало мне в тот момент быть с ней. А когда все закончилось, она снова легла на мою грудь и сказала, что у меня сильно бьется сердце. Но я это знал и так. 
Утро наступило быстро. Ночь казалась миражом, фантазией. Я не открывал веки, но ощущал свет, идущий от окна за головой. Я чувствовал ее руку, которую она положила мне на плечо. В тот момент я вспомнил, как проснулся впервые с Леной в одной кровати. В голове творилось черти что, словно после пьянки. Хотелось уйти, сбежать, чтобы случившееся ни к чему не привело, пусть я бы выглядел мерзавцем, но не было бы этих трех лет. Но после ночи с Катей уйти не хотелось. Наоборот - хотелось раствориться в моменте, в блаженной тишине утра, когда через окно тихо струился остаток холодной ночи, спокойно падали последние капли с крыши или подоконника третьего этажа. Даже глаза открывать я не хотел, мешал какой-то суеверный страх. Страх того, что эти мысли вот-вот изменятся, что то краткое ощущение счастья раствориться в вечных сомнениях. Старался отогнать эти мысли, старался не анализировать. Просто чувствовать, просто быть.
- Я вижу, как у тебя глаза бегают под веками, - тихо сказала Катя. - А еще у тебя жевательные мышцы как струны дергаются.
Меня точно ударило током, а это она просто ткнула меня кончиком пальца в щеку.
- Злишься на что-то?
- Нет, - сказал я и открыл глаза, но на нее не посмотрел.
- Может быть, сожалеешь о чем-то?
Я повернулся к ней лицом.
- Впервые за долгое время я ни о чем не сожалею.
Она улыбнулась и перевернулась на другой бок, подставив мне открытую спину. Я прижался к ней, обнял вокруг талии, зарылся носом в ее волосы. Они уже не пахли фруктами, но это бы только помешало в тот момент. Я хотел видеть, ощущать ее настоящую. С этими непослушными, дикими, черными джунглями на голове. С запахом ее тела, который еще хранил память о том, что было ночью.
- Мужчина, - сладко сказала она, - вы что, домогаетесь?
- Так ведь утро, Катя. Физиология, - пояснил я, - ничего не могу с собой поделать.
Она хмыкнула, я увидел, как чуть поднялась ее щека, Катя улыбалась.
- Тебе никуда не надо идти сегодня?
- Нет. По выходным дежурит приходящий ветеринар. Сегодня я свободна.
- Значит, сегодня ты занята, - сказал я и поцеловал ее в шею.
Она засмеялась, попыталась меня отстранить.
- Колешься, ежик!
- Да?! - я навис над ней, а она спрятала голову под одеяло. - Ежик, говоришь? А ты тогда кто?
- Кто? - игриво спросила она.
- Не знаю, может быть яблочко, которое ищет ежик. Эти мультяшные ежики вечно таскают на колючках аппетитные, красные яблочки.
Катя от возмущения даже выглянула из под одеяла.
- Основу рациона ежей составляют насекомые, - сказала она тоном строгого профессора. - Саш, ты только что совершил непростительную ошибку, не-про-сти-тель-ну-ю! - сказала она и на каждый слог ткнула меня указательным пальцем в кончик носа.
- Простите профессор, - подыграл я, - не знаю, что на меня нашло. Я, честно, учил. Всю ночь не спал - учил.
- Не знаю, что вы там этой своей ночью делали, но точно не учили. Если и учили, то учили мало. Вам стоило бы подучить еще. Закрепить материал, понимаете?
- Конечно, товарищ профессор.
- На ваше счастье, кафедра открывается только через час, так что я могу провести с вами дополнительное занятие. Но обещайте делать все, что я вам скажу.
- Обещаю, но в пределах разумного профессор. Как-никак кругом говорят про харассмент - не хотелось бы, чтобы вы лишились места.
- Харассмент, марассмент - хрень это все, дорогой мой. До нашей страны эта зараза еще не добралась.
Катя отбросила оделяло в сторону, притянула меня за шею и накрыла обратно уже нас обоих.
Еще целый час после этого мы валялись в кровати: говорили ни о чем, молчали о многом. Когда желудки начали концерт в честь чревоугодия, мы все-таки пошли на кухню, где позавтракали испанским омлетом, но теперь готовили вместе. Я насыпал корм Степану прежде, чем сам сел за стол, но он не пришел на звук высыпающегося корма.
- Не в настроении что ли? - спросил я, глядя на пустой коридор.
Катя пошла в спальню.
- А его тут нет, - сказала она и пошла в свою комнату.
Она вернулась и села напротив.
- Лежит за диваном. Он, похоже, задолбался грызть эти жесткие сухари, возраст все-таки. На самом деле этот корм вообще не для мопсов, и уж тем более не для старых. Тебе надо купить другой корм.
- Хорошо.
- А еще лучше купи ему паштет на первое время, только я сразу предупреждаю: они дорогие. Очень дорогие. Будь готов. Чем собака чуднее выглядит, тем специфичней корм.
- Степа весьма специфичен - это точно.
- На первом этаже «Фан-сити», есть магазин для животных. Сразу за отделом женского белья. Кстати, я слышала однажды очень сексистскую шутку, но она мне показалась смешной. Знаешь почему магазин женского нижнего белья и магазин для животных расположены рядом?
- Почему?
- Чтобы можно было одеть сразу обеих сучек. Как тебе?
- Кто это сказал?
- Не знаю, мужик какой-то. Он сидел на диванчике напротив магазина женского белья и от скуки болтал с кем-то по телефону. Было бы еще смешнее, если бы он даже никого не ждал, а просто сидел и пялился на моделей на глянцевых плакатах.
- Ладно, я тогда съезжу. Не хочешь съездить со мной?
- Я пригляжу за Степой. Он мне не нравится...
Когда я заглянул к нему, он лежал уткнувшись мордой в диван, задние лапы его чуть дрожали, передние лапы он подогнул под себя. Когда я положи на него руку, он обеспокоено обернулся, уставился на меня здоровым глазом, засопел, словно я разбудил его, но больше не пошевелился.
- Ничего. Катя за тобой присмотрит, а я за паштетом для тебя съезжу, договорились, старичок?
Я почесал его загривок, а он отвернулся, словно я обидел его этим панибратским жестом.
Солнце набирало силу, забираясь все выше по синему куполу неба. Я стоял на остановке, щурясь, смотрел на листок, на котором Катя написала названия кормов. Все они напоминали имена римских императоров. Цены я ожидал такие же - императорские.
Автобус приехал пустой. Народ начал занимать места только на центральном рынке. Я сел на девятнадцатый маршрут, он проезжал мимо корпусов мединститута. Глядя на здание, по периметру увешанное бюстами, я вспомнил о списке поступающих в ординатуру, точнее о том, что давно его не проверял. Но оставил это на потом. С этим можно не торопиться, все равно, все что можно было сделать - сделано.
Вышел на остановке «Дворец спорта». Большую часть времени во «Дворце» проводились концерты, ярмарки. Он чаще функционировал как торговый павильон, чем как спортивная арена. Весь вход заклеили плакатами заведений, расположенных внутри. Мужской клуб «Ротвейлер», мастерская русских изделий «Сибирь», кафе «Тайга», ресторан «Mishka&Shishka». Среди плакатов висел крохотный желтый листок, кончики с номером телефона чуть завернулись и слабо дрожали на ветру. На листке был рисунок: два черных силуэта застывших будто в объятиях, хотя скорее всего их запечатлили за секунду до броска. Секция самбо, - прочитал я - Набор детей от 8 до 15 лет. Значит было еще место спорту во дворце его же имени.
Через дорогу и чуть дальше в низине располагался «Фан-сити». Супермаркет в два этажа, заполнивший пространство какого-то старого ангара, в субботнее утро казался заброшенным. Сонные продавцы стояли в дверях своих отделов, лениво переговаривались, пили кофе. Я спросил охранника, который что-то читал с телефона, где могу найти отдел для животных, он показал не отрываясь от экрана. Я прошел вдоль целого ряда магазинов косметики, дальше, мимо сувенирных киосков, аптеки, магазина «Тabа&сo», свернул в тупик, где и находились отдел женского нижнего белья и магазин для животных.
Напротив витрины отдела женского нижнего белья я увидел Пашу. Он стоял, спрятав руки за спину, напоминая генерала, стоящего перед картой сражения. Несмотря на теплую погоду на нем была черная кофта, черные спортивные штаны, и белые кроссовки. Как всегда, вся одежда без опознавательных знаков. Но я не столько удивился встрече с Пашей, сколько меня поразил тот факт, что у него на плече сидел тот самый ворон, имя которого я успел забыть.
- Паша? - еще не до конца поверив глазам, спросил я.
Он обернулся и кивнул мне, но тут же все его внимание вернулось к рекламному плакату.
- Как думаешь, зачем вообще нужны такие крохотные трусы? - спросил он, когда я подошел ближе.
Через чистое стекло с плаката на нас смотрела девушка. Смотрела пристально, чуть свысока, или так казалось из-за того, что она была больше любой девушки в два раза. Кисти она поставила на изгибы талии, а локти выпятила вперед так, будто пыталась вдавить себя в матовый бежевый фон позади. Красные кружева, скрывали ее грудь, вернее потворствовали ей, точно повторяя контуры, да и сама она нисколько ее не скрывала. Трусы, как сказал Паша, а точнее стринги на самом деле выглядели ничтожно крохотными. Мне показалось, что точно такие же дважды таскал в зубах Степа.
- Видимо, трусы теперь носят только для того, чтобы их снимать. Ну вот, зачем еще нужны такие тоненькие лямки. Тут даже узелки с двух сторон, - негодовал Паша, - чтобы можно было дернуть тут и тут, и они бы сами упали на пол.
Я молчал, следил за вороном на его плече, который рассматривал меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.
- Хотя, это даже хорошо, - заключил Паша. Обычные трусы можно порвать от страшной страсти, ведь так? А эти просто потянул тут и тут, - он указывал, словно инженер, который разбирал чертеж нового устройства, - и они останутся целы. Конечно, никто уже не захочет надеть их второй раз, думаю. Но и это не беда. Это же по сути веревочка, да? Можно и для чего-нибудь другого приспособить.
- Например? - спросил я, обходя Пашу, чтобы меня от ворона скрывала его голова.
- Например, - он задумался, не сводя глаз с красных узелков по бокам, - например для того, чтобы привязать какое-нибудь слабое, молодое деревце к палке. Чтобы то росло вверх, а не в бок. Всяко лучше, чем просто оставить где-нибудь в темном углу комода.
- Очень практично, - заметил я.
- Да, или, например, как жгут. Хотя, для жгута, наверное они слабоваты. Для молодого деревца - пусть будет для него.
Продавщицы стояли в другом конце отдела, за кассовыми аппаратами, они что-то бурно обсуждали, указывая на ворона, одна говорила по телефону, отвернувшись, словно боялась, что я или Паша, можем прочесть по губам, о чем она говорит. А может она боялась, что это сделает ворон.
- А я нашел Степана, - сказал я Паше.
- Конечно, нашел.
- Ты не сомневался?
- Нет. Тебе пришло письмо, значит ты должен был его найти.
- Интересно, но каждый раз, эти просьбы оказываются... по пути, что ли. Я вроде и не обираюсь выполнять просьбу, честно сказать. Но вот все так складывается.
- Как ты сказал?
Паша посмотрел на меня. В глазах его читалось: «Вот оно! Нашел!». Наверное, то был единственный раз, когда он смотрел не сквозь меня.
- Что именно?
- Ты сказал просьбы они... ну как ты сказал...
- По пути?
- Да! Точно! Попутчики - вот вы кто!
- Мы? Нас таких много?
- Меньше, чем хотелось бы.
- Погоди, так это на потоке у вас там стоит.
- У нас? Кого нас? Я тут один. А, - Паша посмотрел на ворона, - ты про Франца? Он тут не при чем.
- Это понятно, я про то, как вообще это все работает? Откуда берутся эти сообщения, через какие приложения они работают, почему они запоминаются так хорошо, а после выполнения задания теряются в памяти, остаются только обрывки?
- Я думал ты врач, - разочарованно сказал Паша.
- Врач, но я же тебе не говорил об этом...
- Не говорил. Наверное, если задашь сразу все вопросы пациенту, он умрет от неопределенности, на какой же ему ответить сначала? Хороши ли он спит, плохо ли ест, или о том мучает ли его отрыжка? О диабете деда, об астме бабушки, о раке желудка тети или шизофрении брата папы, также известного как дядя? О колющих болях в правом боку, о давящих болях за грудиной, о распирающих болях в области затылка? Сколько он перенес операций, когда болел ветрянкой, сколько зубов мудрости он сохранил на сегодняшний день? На что он должен ответить в первую очередь? О, за мной пришли. Подумай о вопросах, у тебя еще будет случай задать их.
К нам шел охранник. Тот же самый, который встретился мне у входа. Его движения - скупые, частые, сжатые - выдавали в нем человека далекого от мира, где конфликты решались силой. Он больше походил на тот тип охранников, максимум которых - махнуть дубинкой, но так, чтобы подальше от лица и своего и лица хулигана.
- К нам нельзя с животными, - сказал он и показал телефоном в сторону Франца. Ворон вытянулся вперед, видимо, ожидал, что ему тянут еду - охранник тут же убрал руку, - нельзя, - повторил он, - не по правилам.
- Я вот стоял возле входа, - отвечал Паша, - и изучал знаки. Не пить, не курить, не быть собакой. Там не было знака, что нельзя заходить с животными.
- Собака и есть животное.
- Хотите сказать, что тот знак означал, не заходить с животными, а собака выступила символом всех животных? Почему так? И почему там лабрадор, а не, скажем, мопс? Может быть стоило разместить там фотографию дворняги - их все таки больше в городе, чем лабрадоров. И все-таки, почему собака? Насекомые - тоже животные, а сейчас кругом так много гнуса, что стоило бы наклеить не дверь знак с комаром. Не считаете? Или вас собаки раздражают куда сильнее, чем кровососущая мошка? Меня уже достали, если честно. Все лезут в глаза, вам не лезут? Может у вас какой-то специальный костюм есть? - спросил Паша, а Фарнц эхом прокричал «Есть! Есть!». - Этому бы только поесть. Так вы что-нибудь сделаете с этим знаком собаки на входе? Он совсем не актуален. 
- Что ты несешь, мужик? Простой уйди отсюда со своей птицей. Пусть она...
- Это он, - спокойно поправил Паша.- Франц - мужчина.
Охранник вздохнул.
- До хоть трансвисп... траснпист... бляха, да похер кто он. Нельзя сюда с птицами.
- А если он зайдет отдельно? Без меня. Получится, что я не с птицей, а птица сама по себе зашла в магазин. Он уже знает, где нужный отдел, тут, кстати, нет больше отделов для животных, мы не смогли найти нужные витамины? Не знаете, может ему подойдут человеческие: у него как-то перья стали выпадать.
- Ты чего доебался, а?
- Видишь, - обернувшись вполоборота сказал Паша, - человек нервничает, когда ему задают слишком много вопросов.
- Он нервничает потому, что ты не уходишь, - сказал я.   
- Так мы уходим, чего же нервничать. 
- Ну и уходи, - сказал охранник.
- Уходи! - крикнул на него в ответ Франц.
- Ну, ну, Франц, так неприлично.
Охранник только стоял, недовольно кряхтел и все что-то подсматривал в телефоне. Казалось, что у него там открыта методичка: «Как говорить с шизофрениками». Только он все никак не мог найти нужную страницу.
- До скорой встречи, - сказал Паша и пошел к выходу.
Охранник проследил за ним, посмотрел на меня, проятнул: «Да, мля-я-я...», и ушел за Пашей.
Магазин для животных назывался «Зверь-Град». Название внушительное, даже немного жуткое. Так вполне мог называться какой-нибудь фентезийный город, в котором живут полулюди полузвери, основавшие его после побега из жуткой лаборатории с безликим названием «X-18». Внутри же это был типичный магазин. Шкаф позади продавца завалили мешками с сухим кормом, с пестрых этикеток на меня смотрели сотни жалостливых щенячьих и кошачьих глаз. Бигли, мопсы, британские и французские бульдоги, тойтерьеры, лапоухие спаниели, и какие-то кошки, в породах которых я разбирался хуже, чем в квантовой физике, в который я был полный ноль. Другие стены занимали шкафы с шлейками, ошейниками, намордниками, лежанками, пищащими, скрипящими игрушками в виде косточек, рыбок, простых мячиков, клубков ниток, куриных лапок и популярных желтых петухов, которые истошно орут, когда на них давят. С другой стороны находились аквариумы, террариумы, клетки, в нескольких даже копошились хомячки, черепашки, а наверху, в одной из клеток сидел грустный, белый попугай.
- Вам помочь? - спросила девушка в майке «Зверь-Град». Эмблемой магазина служил лев показывающий бицепс. Слишком брутальная эмблема для такого магазина. У них, наверное, должна быть еще закрытая часть магазина, в которой проходят подпольные бои между экзотическими животными типа: гиена против крокодила, прайд львов против стада слонов, носорог против браконьера с мачете. - Что интересует?
Я положил перед ней листок с именами римских императоров, точно готовился заказать убийство, а не купить паштет для Степана. Она прочитала раз, прочитала второй.
- Это не Зотова писала?
- Простите, - переспросил я.
- Почерк Кати Зотовой, я не права?
Я ведь даже не знал ее фамилию. Настолько все случилось быстро и неожиданно, как гроза, что вчера налетела на город. Даже не спросил фамилию, подумал я. А что бы это изменило, с другой стороны. Сочетание букв, которые ничего уже сейчас не значит. Значило давно, для того, кому эту фамилию дали, или он сам ее выбрал, но теперь это только след истории, в большинстве случаев непонятый, искаженный, а еще чаще - забытый.
- Я точно знаю, что ее зовут Екатерина, - сказал я, - она ветеринар.
- В «Докторе Лисе»?
- Да.
- Она не дала вам... - девушка наклонилась и достала откуда-то из-за прилавка стопку карточек с тем же накаченным антропоморфным львом, - бонусную карту? Нет у вас такой?
- Нет.
- Странно. Обычно, она выдает. Мы с ней вместе раньше занимались волонтерством, с тех пор держим контакт. Вроде как была договоренность, что она будет посылать к нам людей со скидочными картами.
- Может у нее не было с собой этих карт, или они закончились.
- Может. А вы ей позвоните и узнайте промо-код. Если хотите скидку, конечно. Я вам дам ее номер, если у вас нет.
- Есть, я сейчас сам наберу, - сказал я и достал телефон. Оказалось, что Катя звонила мне три раза. Я каким-то образом отключил и звук и вибрацию и пропустил звонки. - Сейчас узнаем промо-код, - я отошел от кассы, встал напротив клетки и сыграл на тонких железных прутиках, как на музыкальном инструменте. Продавщица покашляла, и я отошел от клеток.
- Кать, привет. Я тут в отделе, и девушка говорит, что ты знаешь какое-то волшебное слово, для скидки. Можешь мне сказать его?
- Саш, я как раз поэтому и звонила... можешь не покупать корм.