Мохито

Забавно, что всё закончится именно там, где началось.

Я сижу в маленьком, уютном баре, а ты смотришь на меня во все глаза, не упуская ни малейшего движения. Я нарочито медленно пью заказанный мохито, заставляю грудь порывисто вздыматься от каждого глотка. И этот вкус, горьковато-кислый, с пощипывающей язык свежестью, так похож на наши отношения, что я мысленно переношусь на пять лет назад.

***

Тебя, прославленного детектива, временно перевели в небольшой городок, расследовать серию убийств. Двенадцать улиц, семьдесят четыре дома, две с половиной тысячи человек. Среди них ты собирался отыскать убийцу, а нашёл меня.

Тогда этот город принадлежал мне: я знала каждый вонючий закоулок, каждый срез, каждую щербинку на доме; знала, что Клаусы едят каждый день на ужин, знала, с кем изменяет мистер Сандерс своей жене, и с кем он изменяет той, с кем изменяет своей жене; знала, как облупленного, каждого полицейского и частного сыщика. Не знала я в этом городе только тебя.

И очень стремилась это исправить.

Я так же сидела у барной стойки. Вечер выдался по-летнему душным, и от его зноя не спасал даже вентилятор. На моей коже выступили мелкие капельки пота, и я с наслаждением пила свой мохито глоток за глотком, натягивая голой грудью ткань облегающей футболки. Я почувствовала твой раздевающий взгляд, и подала знак, обхватив кончиками губ тонкую сигарету. Ты потянулся за зажигалкой, и её огонёк той же ночью превратил нас в любовников.

Каждый раз я меняла места встречи, каждый раз ты приходил, очарованный моей таинственностью. Я почти ничего не рассказывала о себе, зато знала о тебе всё, что мне было нужно.

Знала, что в убийстве подозревают мужчину.

Знала, что убийца, скорее всего, коренной житель города, ибо он легко прячет следы и выбирает самые глухие места для своих расправ.

Знала, что у тебя жена и ребёнок в родном городе.

Ты никогда не обещал их бросить, а я никогда не просила об этом. Мы оба знали, что наши отношения закончатся, как только ты поймаешь убийцу. И я сделала всё, чтобы этого не произошло как можно дольше.

Когда ты покидал мою постель, - всегда тихо и осторожно, чтобы не давать коллегам повода для сплетен, - я часто курила у окна и смотрела тебе вслед сквозь щель в вертикальных полосках жалюзи. А потом так же тихо уходила по своим делам.

А днём возвращалась домой, стирала с себя последние капли жизни очередного убитого мной мерзавца и выбирала новое место встречи.

***

Я встала из-за столика, небрежно поправила волосы, расплатилась, оставив щедрые чаевые, и направилась к выходу. Хлопнула за мной входная дверь, затем, через некоторое время она открылась ещё раз.

Я знала, что ты последуешь за мной в душную июльскую ночь. Ты знал, что я чувствую твой взгляд. Его нельзя было спутать ни с чем другим; только он, пронизывающий, пламенный, заставлял тело дрожать от ощущения опасности и острого желания. При других обстоятельствах мы могли бы предаться страсти прямо в одном из тупиковых закоулков, как делали прежде не раз, но горько-сладкий привкус коктейля во рту заставлял меня помнить о том, что этот вечер скорее всего станет последним в моей недолгой жизни.

Ты как-то говорил, что тебя сжирают сомнения и противоречия; ты был близок к тому, чтобы начать покрывать преступника: все убитые им были, мягко говоря, отбросами.

Насильниками.

Они были достойны подохнуть в этой помойке, именуемой городом.

Помню, я озвучила тебе эту мысль, но ты понял её по-другому и обещал помочь с переездом в другое место, подальше отсюда. Ты чувствовал ответственность за наши отношения, а я… Я продолжала делать то, что должна была делать.

Если бы не Джонатан, частный сыщик, ты так бы и остался в неведении. Убийства прекратились бы и перешли в разряд нераскрытых, город затих, а ты вернулся бы к семье, забыв со временем вкус сигаретного дыма и мохито на губах.

Если бы только не Джонатан. Гребаный сукин сын.

Он владел информацией, которую тебе не следовало знать. Информацией обо мне.

Наши разговоры перестали быть уютными, ты много молчал и задавал порой странные вопросы. Я знала твои сомнения, но и подумать не могла, что Джонатан сможет нарыть про меня такое, что приведёт тебя ко мне не как к любовнице, а как к убийце.

Однажды ночью мы встретились с ним в переулке. Я хотела пройти мимо, но Джонатан поймал меня за руку и утянул в щель между домами. «Я знаю, что это ты», - прошептал он мне прямо в ухо, - «И в же твоих интересах сделать всё, чтобы я держал рот на замке». Я попыталась сделать вид, что не понимаю его, но Джонатан в ответ произнёс только одно имя.

Миллан.

А если он знал о Миллане, то он знал всё.

Я спросила, чего он хочет, но это было и так очевидно: Джонатан хотел меня. Он бессовестно задрал подол платья и принялся шарить руками по моему телу, в то время, как его губы жадно поливали слюной мою шею. Мне стало противно, настолько противно, что кровавая пелена воспоминаний застелила глаза.

Будто бы Миллан воскрес из мёртвых и вновь пытался мною овладеть против моей воли. Много лет назад я отвесила ему пощёчину, а он избил меня до полусмерти и изнасиловал, приказав молчать. А потом ещё раз и ещё… Боясь, что я-таки осмелюсь пойти в полицию, Миллан запер меня в подвале дряхлого дома за чертой города, который принадлежал его семье, и упивался властью и безнаказанностью до тех пор, пока однажды не разбил о мою голову пустую бутылку. Её осколки подарили мне свободу, а Миллану – мучительную смерть. Я била и била его стеклом, пока он непонимающе пялился на меня со своей грязной кровати, била и чувствовала на своих руках его пульсирующую кровь, но продолжала бить, пока кровавая пелена не сошла с моих глаз, и я поняла, что наконец свободна и от Миллана, и от остатков человечности.

Когда я пришла в себя, Джонатан уже не дышал, а я сжимала в руке окровавленный нож. И ни капли не раскаивалась.

Как я и предполагала, он оставил тебе все зацепки. Следующей ночью ты впервые не явился на встречу, но зато нагрянул в мою квартиру с обыском. Только ни улик, ни, собственно, меня там не нашёл.

***

И вот, через пять лет и тысячи дорог мы встретились вновь.

Тот же город, то же лето, тот же горько-кислый вкус с мятной нотой в моём дыхании.

Твой пистолет направлен в мою вздымающуюся грудь, а мой – в твою. В тусклом свете фонаря я вижу, насколько тебя измотала наша игра: красные, опухшие от постоянного напряжения и бесконечных слежек глаза, слегка подрагивающие руки, наспех завязанный галстук и запущенная щетина…

На секунду мне становится жаль тебя, но не настолько, чтобы опустить пистолет.

Твой взгляд прожигает насквозь, и я больше не могу читать по нему твои намерения.

Но, улыбаясь, я роняю пистолет на землю и изящно подношу к губам сигарету, подавая тебе знак. Ты опускаешь своё оружие, и подходя ближе, протягиваешь зажигалку. Её огонёк в последний раз распаляет меня.

Я припадаю к тебе в поцелуе, выдыхая в твои лёгкие вкус дыма и мохито и одновременно вдавливая в грудь небольшой нож, который прятала за поясом. Немного отстраняюсь, чтобы в последний раз взглянуть в твои глаза, и чувствую горлом приставленный пистолет.

Всё могло бы закончиться по-другому, но не для нас.

Улыбаюсь ещё шире и закрываю глаза, оставляя в памяти только мяту и ром.