Точка опоры

Константин вышел на балкон среди ночи. И вдруг осознал, что не может вспомнить, когда за последние годы мог вот так стоять и наслаждаться тишиной, вдыхать свежий воздух полной грудью. Влажный асфальт блестел в свете фонарей, деревья с набухшими почками взирали на землю с удивлением, на детских площадках даже качели не скрипели от ветра. Странное ощущение, будто кто-то нажал на стоп-кадр, отчего возникло не свойственное ночному городу затишье.
По дороге не мчались машины, а у тех, что стояли возле подъезда, не срабатывали сигнализации, потому что не было шутников на улице, которые ещё неделю назад стучали по кузовам соседских машин ради прикола. Не было пьяных горлопанов, никто не скандалил и не пел под окнами, никому не приходило в голову выгуливать собак среди ночи. Даже бездомные собаки притихли, не подавали голоса. И припозднившихся прохожих не было, никто никуда не спешил и на лавочках  возле подъезда никто не сидел, не обсуждал последние новости.
Возникло ощущение, что он один на всём белом свете среди ночи любуется звёздами. Внутри что-то заныло и вдруг какой-то штрих, какая-то мелочь погрузили его в воспоминания, достаточно болезненные для него. Он длительное время пытался стереть из памяти то, что мешало ему спокойно жить дальше, чтобы никакие муки совести не вылезали наружу, особенно по ночам, чтобы ничто не нарушало его душевного равновесия.
И когда преуспел на этом поприще, выдалась столь необычная ночь. И в этой запредельной тишине вылезло всё то, что он так долго прятал от себя, от любопытных глаз, от случайных прохожих. Константин хотел стать тем, кем никогда не был. И ему нравился тот, кого он вылепил. Но он не был скульптором, и поэтому топорную работу принимал за шедевр, верх совершенства. А до понимания, что он не такой на самом деле, похоже, ещё не дорос. И вот теперь он растерянно моргал и не мог справиться со снежным комом воспоминаний. А они лезли и лезли из потайных щелей, и остановить их уже не было сил.
Заниматься поиском причин он не собирался, но откуда-то знал, что дело не в странных ассоциациях, не в состоянии внутреннего восторга от звёздной беспредельности. Просто время пришло, когда сложилось, слилось всё воедино и вытолкнуло наружу события прошлого, обиды и чувство вины, от которых так и не избавился, хотя добросовестно пытался это сделать. Он вспомнил, как пришёл к удивительной идее создания аппарата, который должен был прославить его в веках. Он тогда тоже любовался звёздным небом, и вдруг подумал:
«Ну, вот как, какими словами можно описать великолепие небесного простора? Смогу ли я найти эти самые слова, чтобы передать то, что я вижу и ощущаю в момент созерцания звёздной беспредельности? А может, дело и не в словах вовсе, не в том, в каком порядке они будут расположены и даже не в смысле, а в чём-то ещё? Возможно, существует некая магия слов, волшебство, секрет которого не доступен простым смертным. А ведь миллионы, нет миллиарды, людей нормально общаются между собой. И что? Много ли найдётся среди них тех, кто сможет рассказать или записать интересную историю, как Шекспир, Диккенс, Гюго, Достоевский, Куприн, Тургенев, Короленко или Бунин? Сомневаюсь. Думаю, на это способна лишь небольшая горстка из всех живущих на Земле людей. Кто-то сказал: «Многие умеют говорить, но это не делает их составителями словарей». Истинный писатель погружает читателя в созданный им мир. Его герои оживают, мы начинаем страдать, переживать или смеяться до слёз вместе с ними. А ведь писатели используют те же самые слова, что и другие люди. Но самое смешное, что многие учёные имеют коэффициент умственного развития выше, чем у Шекспира или Бунина. Да и тонкости языка эти самые светила науки знают не хуже, а некоторые даже лучше данных писателей, и их понимание слова не вызывает никаких сомнений. Тогда возникает вопрос: «В чём секрет»? Какими такими качествами обладал Достоевский, Толстой, Шекспир, Диккенс и другие выдающиеся писатели, какой такой мудростью они были наделены? «Истинное величие человека находится в его сердце, а не в голове», утверждал Буаст. Тогда каким должно быть сердце настоящего писателя или поэта? Любящим, мудрым, честным, добропорядочным? Каким? Знали ли об этом писатели или учёные? Задумывались ли они о том, что сам процесс творчества поднимает их над людской суетой? А что если бы этот процесс стал доступен каждому? Не зависимо от таланта, способностей, умения, уровня развития и социального положения, мудрости, тонкости чувствования и многих других качеств, что делают писателя писателем? Исчезло бы соперничество, перестала бы зависть разъедать сердца неудачников, кануло бы в Вечность  чувство ущербности? Стало бы общество счастливее от этого? И что для этого нужно»? – он ощутил, что в его голове вначале проявился некий туманный образ идеи, который прорисовывался всё отчётливее, обрастал деталями, схемами, и вот уже замелькали чертежи отдельных блоков.
Он схватил блокнот и в некотором радостном возбуждении стал записывать, зарисовывать то, что со временем превратится в аппарат «Око». Это было пять лет назад. Константин слегка прикрыл глаза, а потом резко замотал головой, будто хотел стряхнуть наваждение и запоздалое раскаяние, потому что ничего нельзя вернуть. В конце концов, это было его решение.
«Похоже, тишина странно влияет на меня. Неужели проснулось сожаление»? – подумал Константин, сжал кулаки, постоял так с минуту, ощутил жар в груди и невольно обернулся.
Ему показалось, что в комнате, как всегда, сидит в большом кресле его Настенька спиной к балкону, и именно поэтому за высокой спинкой её не видно, что-то вяжет на спицах. Наваждение оказалось столь сильным, что ему захотелось ворваться в комнату, развернуть кресло, и встать перед ней на колени. Сделать то, что не позволял себе никогда, потому что ему казалось, что такими эмоциональными всплесками он подорвёт свой авторитет.   
Константин женился, вернее, сделал предложение Насте через неделю после знакомства, потому что не мог себе позволить долгие ухаживания, напрасную (с его точки зрения) трату времени. Молоденькая, симпатичная девушка смотрела на подающего надежды учёного с обожанием. Оказалось, что это был удачный для него выбор. Его избранница посвятила всю свою жизнь на создание комфортных условий для него. А ему просто было удобно рядом с ней. Она делала всё, чтобы он мог творить. Терпела его всплески недовольства, странные требования. Но это был её выбор. Почему? Это уже другой вопрос. Так уж повелось, что он всегда был прав, даже если это не соответствовало действительности.
Константин вспомнил свои мучения, переживания, из-за того, что не мог просить у вышестоящего начальства дополнительные средства на реализацию своей идеи, и вставить в утверждённый план новые исследования не посмел, потому что это означало ходить с протянутой рукой, объяснять, доказывать, слышать отказы, унижаться, преклоняться. Этот путь не для него.
И тогда он урезал семейный бюджет до минимума и стал работать дома по вечерам и выходным, чтобы однажды прийти в институт с готовыми чертежами, описанием, экспериментальным экземпляром устройства, уже опробованным на себе лично. Его вообще не волновало, что жена ходит всё в том же поношенном пальто и выцветшей юбке и блузке, что и до их свадьбы, что сама чинит свои сапоги и туфли, штопает бельё. Она будто знала, что жаловаться бесполезно и молча переносила все тяготы быта.
А Константин погрузился с головой в работу, разработку того, что ещё никто не смог ни придумать, ни создать. Это подогревало его самолюбие. Но отдаляло от женщины, что жила с ним под одной крышей. Лишь только когда она ушла, он испытал настоящий дискомфорт и даже в некотором роде шок. Первая мысль, как посмела покинуть его? Что о себе возомнила? А потом подумал, что привязался к ней по-настоящему. А может, это и есть любовь? А может, он изначально любил её, просто не подозревал об этом? Или стрессовая ситуация раскрыла его сердце? Неужели возможно такое?
Он понимал, что может продолжать задавать вопросы неизвестно кому часами, сутками, неделями, месяцами и даже годами, но вряд ли получит однозначный и исчерпывающий ответ, который устроил бы его, успокоил и оправдал одновременно. А потом вспомнил, как методически ломал избранницу, подстраивал под себя и при этом ожидал благодарности, которой так и не дождался. Злился, называл её упёртой и даже тупой.
А иногда он видел в ней нечто от затравленного зверя, что порождало не сочувствие, а всплеск возмущения и раздражения. И даже когда она казалась ему невинной жертвой созданных им обстоятельств, и чувство сожаления готово было вырваться наружу, он выжигал его калёным железом, напоминая себе о цели, к которой шёл семимильными шагами. Он не замечал, как аппарат, призванный раскрепостить человечество, всё больше закрепощал его самого. «Око» - стало божеством, навязчивой идеей, диктатором, головной болью.
- Зачем, спрашивается, я стремился переделать Настю? Ведь понимал, пусть не сердцем, головой, что переделать, изменить характер другого человека – невыполнимая задача. Я просто загонял её в угол, обрекал на то, чтобы она играла не свойственную ей роль. Кто я такой? – спросил он себя, помолчал с минуту и произнёс: - Ну, уж точно не Бог.
Он зашёл в комнату, закрыл дверь балкона и на цыпочках подошёл к креслу, несмело заглянул за его спинку – чуда не случилось. Там никого не было.
«Так тебе и надо, - злорадно подумал он, - мучайся, терзайся. Ты вечно был занят, пропадал на работе, на элементарное общение даже не мог позволить выделить время. Молчаливое сосуществование. Я принимал её заботу, как должное, как само собой разумеющееся, у меня даже слов благодарности не находилось для неё. Я оказался, словно в другом измерении. Запирался в кабинете и требовал не отвлекать меня. Она не имела права ничего спрашивать. И только когда я был почти у цели, когда уже слышал шквал оваций и трепетный шёпот при моём приближении, соизволил рассказать ей о сути изобретения. Я был уверен, что она станет смотреть на меня с восторгом, как на небожителя, снизошедшего до разговора с ней. В конце концов, я ожидал, если и не сцены радости со слезами на глазах, то уж точно не растерянности, превратившей её в каменное изваяние. Я просто жаждал, чтобы она кинулась мне на шею с причитаниями, благодарностью от имени человечества, мне необходимо это было в ту минуту. Оказалось, я не просто заблуждался, я не знал женщины, что жила рядом со мной. Я натолкнулся на стену непонимания. И в словах её была горечь, а не восторг и благодарность. Она увидела во мне злого гения, который в погоне за славой ослеп. Я был уверен, что нахожусь в шаге от массового производства аппарата «Око». Я говорил об открытии века, а она со страхом смотрела на меня, как на монстра. И где теперь этот шаг? Моё изобретение должно было совершить революционный переворот в науке, обществе, принести людям счастье. Я свято верил в это и не сразу понял, почему, когда оставался этот злополучный шаг, Настя восстала против моего изобретения с такой силой, какой я просто не мог предположить в этой хрупкой, всегда податливой, уступчивой и даже безвольной женщине. Она заявила, что всё зависит от того, в каких руках окажется мой аппарат. Я и сам знал, что обязательно найдутся люди, которые смогут вывернуть всё наизнанку. И вместо созидающего мой аппарат тогда станет орудием разрушения. И что я должен был делать? Пренебречь здравым смыслом, посеянным сомнением и позволить моему изобретению выйти на свободу? Нет, и ещё раз нет. Но это сейчас я говорю о взвешенном и правильном решении, а тогда меня душила обида и злость на весь белый свет в лице моей жены. Я превратился в мелочного мстителя, ругающегося, как сапожник, после выпитой бутылки коньяка. Я готов был разорвать, уничтожить её, но не своё изобретение, своё детище. Я вертел в руках изящную коробочку, в которой была спрятана невиданная мощь, и страдал от осознания невозможности выпустить джина из бутылки и страстного желания сделать это. Если бы я не был подавлен и в стельку пьян, совершил бы я  акт вандализма или нет? Даже сегодня я не в состоянии ответить на этот вопрос, как и на тот, как бы изменился мир, если бы моё изобретение попало в руки к тем, ради которых я творил. То, что он уже никогда не стал бы прежним, я уверен. А потом всё вышло из-под контроля. Внутреннее напряжение росло, уровень обид зашкаливал. Я продолжал спорить с женой даже тогда, когда остался в гордом одиночестве, когда никто не наблюдал за моими действиями, не останавливал меня. Я показал кукиш неизвестно кому и вдруг с остервенением стал рвать чертежи, записи, расчёты. А потом собрал их в кучку и поджёг. Костёр на полу привёл меня в дикий восторг, я кривлялся возле него, а потом бросил в огонь и экспериментальный экземпляр. Осталось только голову засунуть в пламя, но мне стало страшно. И почему-то не возникло мысли, что от моего акта протеста может возникнуть пожар, что может произойти трагедия, что пламя поглотит квартиру, и не только мою, что пострадают люди. Мучения, боль, как наркотик, затуманили мне голову. Я опустился на пол и захохотал, как безумный. И лишь только когда прогорел огонь, мой хохот плавно перерос во всхлипывания. Так что уничтожение аппарата не было осознанным шагом. Это был сиюминутный порыв обиженного ребёнка. А потом я дополз до дивана, вскарабкался на него, уткнулся в подушку лицом и разрыдался. Мне было жаль себя, своих усилий. Я ощущал себя непризнанным гением».
- Но вначале я упивался собственным открытием, - проговорил Константин. – Потому что результат был налицо. Я с чувством превосходства смотрел на себе подобных, когда соорудил первый опытный образец, который должен был перевернуть мир. Пришёл домой, что-то напевая себе под нос, а после ужина спросил у жены, имеет ли она хоть какое-то представление о кибернетике? И, не дождавшись от неё ответа, заявил: - Ты должна понимать, что любая машина будет уступать человеческому мозгу. Значит, надо просто помочь подхлестнуть наш естественный аппарат. Вот, - я достал трясущимися руками маленькую коробочку из кармана. – Теперь каждый сможет писать, как Шекспир, Куприн, Достоевский или Чехов. В ней заложены сотни гениальных писателей и поэтов. Достаточно надеть на голову ободок, а потом подключить к нему вот эту коробочку, выбрать автора и – Твори. Человек с его помощью превратится в великого писателя, сможет создать новое (заметь, не повторение уже когда-то созданного) произведение искусства в манере выбранного поэта или писателя. Я опробовал своё изобретение на себе.
Он словно снова погрузился в тот злополучный вечер.
- Ты возомнил себя Шекспиром? – спросила Настя, глядя на мужа, как на душевнобольного.
- Почему возомнил? Я выбрал Куприна, не Шекспира. Писать на английском языке я не рискнул. Конечно, я мог бы, если бы захотел, стать на какое-то время Шекспиром. Я написал...
- Что именно? – с напряжением в голосе спросила она.
- Рассказ в манере Куприна. Сейчас, подожди, - попросил Константин и побежал в кабинет. – Вот, - он сиял от счастья. – Можешь прочитать, - и протянул жене исписанные мелким почерком листы.
Она покачала головой и сделала шаг назад, будто к ней приближался прокажённый, а не обожаемый ею супруг.
- Это не ты написал. Не ты.
- Что значит не я? Я.
- Это твой аппарат через тебя создал нечто, исходя из анализа творчества Куприна. Я не удивлюсь, если это всего лишь жалкое подражание.
- А может, шедевр.
- Даже если и так. Ты в состоянии трезво мыслить? К чему это приведёт? Что за последствия после внедрения твоего аппарата «Око» свалятся на людей? А если идеи монстров вмонтировать в твою коробочку или того хуже? Это первый шаг к деградации людей, а не к их развитию. Нет. Некоторых учёных надо держать в одиночных камерах.
- Чтобы не сбежали? – попытался пошутить Константин.
- Нет, чтобы смогли восстановить душевное равновесие, - почти прошептала Настя.
- Тогда это не камера будет, а палата в психушке.
- Хотя бы и так.
Обида, разочарование в купе со злостью захлестнули его. Он разорвал текст на мелкие кусочки и подбросил к потолку. А потом молча достал из бара бутылку и напился. 
 - Я устроил пьяный дебош. До этого я вообще не употреблял спиртного. Мне понравилось состояние эйфории, некого могущества, повелителя смердов. Мой кулак опустился на стол, подобно молоту, забивающему сваи, а потом я глупо захихикал и спросил: - Видишь? – Конечно, Настя всё видела, не слепая же она. Её призывы унять гнев, спокойно обсудить сложившуюся ситуацию, лечь спать, в конце концов, пролетели мимо моих ушей. Я, качаясь, стоял перед ней, крича в лицо, что существует одна трудность, нет, две, три… Настя подумала, что я буду считать, пока мне не надоест это занятие, и хотя её опасения не оправдались, она хлопнула дверью и ушла. Я  завопил, как идиот, и бросил вазу в закрытую дверь. Грохот, подобный взрыву, осколки по всему коридору и – пустота. Мне до сих пор кажется, что я ощутил тогда, как вздрогнула она там, за дверью. А утром я и не думал извиняться. Я продолжил заливать горе спиртным. Это были поминки после того, как я собственноручно уничтожил «Око».
Сколько он пробыл в дурмане, вряд ли было под силу ему вспомнить. Только когда очнулся, Насти рядом не было. Она переехала жить к родителям и возвращаться категорически отказалась. Само слово «развод» отрезвило его, но не испугало. Он надеялся, нет, был абсолютно уверен, что она приползёт к нему. Он считал её  безвольным созданием.
Оказалось, что перемены не только не испугали, а, как ни странно, укрепили её дух. Через год Настя удачно вышла замуж, родила сына, после чего они переехали в другой город не из-за него, а потому, что её мужу предложили новую работу. Все концы оказались отрезанными навсегда. Но, говорят, что беда никогда не приходит одна. Буквально через неделю после развода с Настей он получил известие о смерти матери.
Это была трагическая случайность, закономерность или всё дело было в её больном сердце? А может, это был рок, судьба, что почти все веточки его рода оказались отсечёнными на тот момент. Он остался один после смерти матери. Да, был ещё дед где-то в глухой деревне, с которым он не общался и которого толком не знал. Существовал где-то и отец, про которого он вообще ничего не ведал, потому что был рождён вне брака, а матери, похоже, и рассказывать было нечего.
Правда, она всегда с благодарностью вспоминала человека, подарившего ей ночь счастья, ночь, которая стоила всех ночей вместе взятых, и память о которой бережно хранила в своём сердце за семью замками. Может, поэтому так болело оно у неё? Мать Константина не была красавицей. Нос слишком большой для столь хрупкой особы хоть и был прямым, но на фоне тонких губ и впалых щёк казался скалой на равнине. Наверное, к ней навечно прилипло бы прозвище бабы Яги, если бы не огромные голубые глаза, которые, казалось, смотрели прямо в душу и волосы, светло-русые, волнами ниспадающие на плечи.
Но даже столь очевидные достоинства не спасали имеющееся положение дел. Вторая половина человечества не проявляла должного к ней интереса. Хотя у неё была светлая голова, ум, которому могли позавидовать учёные мужи. Она блестяще окончила математический факультет университета, поступила в аспирантуру, но через год ушла из неё (без объяснения причин) и стала работать учителем в школе.
Скорее всего, она так и осталась бы старой девой, если бы не красавец, который случайно сел рядом с ней в трамвае. Он пытался решить уравнение, а когда зашёл в тупик, стал то ли еле слышно чертыхаться, то ли молиться. Она заглянула в его записи, ткнула пальцем в исписанную страницу и произнесла:
- Ошибка.
- Что?
- Вы ошиблись, - она почти вырвала из его рук ручку и через минуту уже вернула её. – Как-то так.
- Спасительница, - прошептал молодой человек.
- Я выхожу, - сообщила она и направилась к двери.
Он вызвался проводить её. Скорее всего, молодому человеку было всё равно, как выглядит та, что помогла ему, какой длины у неё нос, какого цвета у неё глаза. Рядом с ним шла женщина, голова которой работала лучше, чем у многих великих математиков, а она, похоже, не знала и даже не догадывалась о собственной гениальности. То ли из чувства благодарности, то ли оттого, что было слишком поздно, он не только проводил её, но и остался на ночь. Утром он ушёл ещё до её пробуждения, а она успела узнать лишь его имя, ставшее отчеством Константина. 
  «Неужели уже пять лет прошло после того, как мы расстались с Настей, и я похоронил мать»? – подумал Константин. 
Он подошёл к зеркалу, словно оно должно было подтвердить возрастные изменения. Оттуда на него смотрел достаточно самоуверенный тип среднего роста, хорошо сложенный физически, весьма симпатичный, с правильными чертами лица, с умными (или он приписал себе это?) глазами, чуть вьющимися русыми волосами. Константин улыбнулся, и морщинки возле глаз и рта засветились добродушием.
- Неплохо, неплохо. Прям, мечтатель с обложки журнала, да и только. Чушь, - пробормотал он, а потом подумал:
«И вновь я стою в шаге от открытия века. И вновь бессонные ночи. Нет. На этот раз всё иначе. Теперь это коллективное изобретение, запланированное,  профинансированное, подотчётное и совсем не революционное, ожидаемое, не вызывающее душевного восторга. Я добросовестно тружусь над ним в связке с группой людей. И ответственность на выходе  - тоже коллективная. Да, ночка сегодня необычная», - подумал он, лёг на диван в одежде, подложил вышитую Настей подушечку себе под голову, укрылся пледом и вдруг ощутил небывалую лёгкость, будто сбросил рюкзак с кирпичами, промелькнула мысль, что иногда бывает полезно переосмыслить прошлое, чтобы скрытые эмоции вылезли наружу, улыбнулся и почти мгновенно уснул.      
И снился ему чудесный сон, настолько реальный, что было ощущение, что запредельность пришла к нему в гости. То, что произошло потом, он не знал, как объяснить. Он лежал, измученный, перебирая варианты, которые бы сделали запредельное понятным. А потом его сковал страх, который разросся до неимоверных размеров к приходу домработницы, которую он нанял после ухода Насти. Ему показалось, что нервы превратились в натянутый канат. Но все попытки расшифровать Событие оказывались тщетными.
Екатерина Ивановна сразу же прошла на кухню. Константин услышал, как она загремела посудой. Значит, пока она готовит завтрак, у него было время собраться с мыслями, которые почему-то не желали собираться. Он сел, но вставать с дивана не торопился, накинул плед на плечи, ощутив внутренний озноб, в голове образовалось некое затишье. В комнату заглянула Екатерина Ивановна, он поздоровался с ней, оставил плед на диване и отправился в ванную комнату. За это время домработница допекла оладьи, поставила на стол сметану и варенье.
- Может, позавтракаем вместе? – услышала она голос Константина у себя за спиной и вздрогнула.
- Спасибо, - улыбнулась Екатерина Ивановна. – Я из почтового ящика вытащила всё, что там накопилось, на тумбочке в коридоре оставила, просмотрите потом.
- Обязательно, - пообещал он.
Константин искоса посматривал на Екатерину Ивановну, взвешивая все «за» и «против», но так и не решился на откровенный разговор. Побоялся испугать женщину. И тогда он, терзаемый внутренним противоречием, выбежал из дома на час раньше обычного. Нет, он не собирался в научно-исследовательском институте, где проработал долгое время без нареканий, выплеснуть новость на первого встречного.
Он ещё и сам не знал, а надо ли вообще кого-то посвящать в то, что с ним произошло. Но когда увидел Анну на рабочем месте, то решил, что судьба смилостивилась над ним. Не случайно же именно сегодня она тоже пришла на час раньше. Константин поздоровался, прошёл к своему столу, стал перекладывать бумажки с места на место, потом сел, включил компьютер, искоса посмотрел на девушку, всё ещё не решаясь на отчаянный шаг. А то, что им движет отчаяние, он уже не сомневался.
Анна не стала спрашивать у руководителя отдела, с какой целью он появился так рано на рабочем месте. Сделала вид, что ничего сверхъестественного не произошло. Ну, захотелось обожаемому ею Константину Петровичу прийти с утра пораньше. Имеет право, на то он и начальник. К тому же у одиноких людей свои причуды. Скучно ему дома, поговорить не с кем. Она сочувственно посмотрела на него и улыбнулась.
- Почему людям снятся сны, в которых они умеют летать? – спросил Константин.
Ну откуда ей было знать, почему у начальника возник этот вопрос? Аннушка была хоть и очень умной, но всего лишь младшим научным сотрудником в их отделе. Она оторвалась от компьютера и с некоторым удивлением посмотрела на Константина Петровича.
- Может, они забыли то, что когда-то умели? – предположила она. – Вы решили написать фантастический рассказ, сюжет которого связан с полётами?
- Нет. Александр Беляев уже сделал это за меня. Я не собираюсь с ним соперничать. Вы верите в чудеса? – поинтересовался он.
- А почему вы спрашиваете меня об этом? Думаю, что дело не в моей вере. Необъяснимые вещи иногда случаются. Так что произошло? Вы же знаете, что я не из тех, кто разносит новости по институту, тем более, если это запредельные новости.
- Знаю. Я сегодня одновременно с пробуждением упал на диван, на котором уснул, не раздеваясь, после мучительных размышлений и неожиданно вылезших воспоминаний ночью, - увидел вопрос в глазах девушки и решил пояснить: - Я летал во сне. Я помню каждое мгновение этого полёта. Я проснулся с ощущением восторга. Я лежал на спине и разглядывал потолок. Меня поразило, как отчётливо видны все трещинки, неровности, а потом сообразил, что что-то здесь не так и протянул руку. Каково же было моё удивление, когда я коснулся поверхности потолка. А это означало только одно – я парил в воздухе. Я не понял, как мне удалось повернуться, не прилагая никаких усилий. Возможно, я подумал об этом. Но не уверен. От мысли, что этим процессом можно управлять, просто надо разобраться, как именно это делается, мне стало легче. Я чуть, было, не рассмеялся. Но когда осознал, что продолжаю парить над диваном, естественно, испугался. Я запаниковал, хотел опуститься вниз, но как это сделать, не знал. И вдруг я стал снижаться очень плавно, словно был пёрышком. Очутившись на диване, я полежал какое-то время, в тщетной попытке понять, что произошло на самом деле. Рой мыслей атаковал меня. Но вычленить из этого потока здравые мысли никак не удавалось. А потом пришла домработница, стало не до размышлений. Я убежал в ванную, испугавшись, что сейчас опять окажусь под потолком.
- А может, вы не совсем проснулись? – спросила Анна.
- Что значит «не совсем проснулся»? Я не лунатик.
- А я не врач, чтобы навешивать ярлыки и ставить диагнозы. Возможно (заметьте, это всего лишь предположение), вы сон приняли за явь.
- Это был не сон, - упорствовал Константин Петрович.
- Глупости, - улыбнулась Аннушка, - конечно же, сон. Мне иногда снится, что я встала, приготовила завтрак, а потом просыпаюсь и иду делать то, что только что делала во сне, а бывают сны, когда ты просыпаешься во сне, удивляешься, что за чудесный сон тебе приснился, а потом просыпаешься на самом деле.
- Короче, вы хотите, чтобы я успокоился и принял данное событие за сон? – спросил он с некоторым вызовом.
- Вы желаете нервничать, а я вам мешаю, не даю осуществить намерение? – поинтересовалась Аннушка.
- Нет, - смутился Константин Петрович.
- Тогда, может, стоит пока перестать гадать, что реально, что не реально? Так вы никогда не докопаетесь до истины – вы на самом деле взлетели к потолку или всё же это был сон? И смогут ли помочь размышления, когда сомнения одолевают вас? Вы же знаете, что забрести в дебри проще, чем выбраться из них. У меня есть знакомый гипнолог, могу сходить с вами к нему. Он определит, что было на самом деле с вами.
- Прекрасно. Только представьте на минуту, он выясняет, что я летал не только во сне, но и на самом деле. У нас образуется треугольник заговорщиков, вынужденных хранить тайну. Он – в силу своей профессии, вы – потому что обещали не распространять слухи. Я – из-за страха попасть в психушку. Классная компания у нас будет. Но самое смешное, что ни один из нас не знает выхода из этой ситуации. Пусть уж лучше останется жить ваша версия, что мне всё это приснилось. Если учесть, что я и сам готов убедить себя, что это был всего лишь сон. К тому же гравитацию никто не отменял.
- Как скажете, - пожала плечами Аннушка.
- А что вы собираетесь делать после работы сегодня? – спросил Константин Петрович.
- То же, что и всегда. Идти домой. У вас есть альтернативное предложение? Обещаю рассмотреть его, - проговорила она.
- Я рад, что вы не предложили мне отправиться в институт психиатрии для обследования. Я счёл бы это насмешкой, издевательством и всё равно бы проигнорировал  ваше предложение.
- У меня есть очень хороший друг…
- Психиатр?
- Нет, психотерапевт. Умница. Мой сосед Аристарх. Если вы проводите меня после работы до дома, то мы смогли бы пообщаться с ним в неофициальной обстановке. Соглашайтесь.
- Хорошо, - произнёс Константин Петрович. 
И почти сразу же открылась дверь, и на пороге выросли двое «из ларца, одинаковы с лица», братья-близнецы, старшие научные сотрудники Юрий и Алексей, следом за ними – заместитель Константина Петровича по научной части Вера Андреевна, компьютерщик Вася и технический гений Лёня.
Последней, как всегда, пожаловала Ниночка. Разносторонний специалист, мастер на все руки и незаменимая помощница в той области, где действительно требовалась помощь. Она могла рассчитать, просчитать всё, что угодно, изобрести, начертить, сбегать куда угодно, принести, что необходимо, а при случае и выбить из вышестоящего начальства то, что другим не удавалось – от средств  на развитие до дорогостоящего оборудования. К тому же её искрящийся юмор разряжал любой назревающий конфликт.
Но сегодня Константин желал тишины. И, словно повинуясь его внутреннему желанию, сотрудники занялись делами, которые он наметил им накануне. Они впервые все проблемы решали самостоятельно, не дёргая его, не обращаясь за помощью. А после обеда и вовсе затихли, углубились в расшифровку лабораторных данных. Одна только Нина перемещалась из отдела в лабораторию и обратно. Приносила какие-то бумаги, чертежи и вновь, поддаваясь общему ритму, затихала. За час до окончания рабочего дня Константин наметил для сотрудников план работ на завтра, выделив первоочередные задачи. Всё, как всегда, только без суеты, пререканий и уточняющих вопросов. Почему-то всем всё было ясно и понятно.    
После работы Константин Петрович, как и обещал, проводил Анну до дома. Её сосед с экзотическим именем был приглашён на чай. Аристарх оказался весёлым молодым человеком. Узнав о проблеме начальника Анны, он воскликнул:
- И чего вы паритесь? Это же так интересно.
- Не очень. А если я ночью во время сна вылечу в открытое окно, а потом окажусь в неизвестном месте? И как далеко я смогу улететь? Я же не знаю, с какой скоростью я могу летать? Это может привести к нарушению сна, потому что я буду бояться спать. К тому же я могу испугать людей, потому что не умею управлять данностью, которая так неожиданно проявилась у меня. Я уж не говорю о причинах. Представляете, утром я завтракал с милой женщиной, которая помогает мне по хозяйству. Я хотел ей рассказать о том, что со мной произошло с утра пораньше, но вовремя остановился, потому что мне показалось, что я слегка завис над стулом, на котором сидел, когда потянулся за вареньем. От мысли, что она могла увидеть сие безобразие, я вспотел. Я не мог предсказать её реакцию. А вдруг она бы убежала, решив, что в меня вселился демон? А если б потеряла сознание? Это риск неимоверный.               
- Сейчас не времена инквизиции, и вас не сожгут на костре за экстраординарные способности. Существует достаточно примеров феноменов в мировой истории подобного рода, удостоверенных огромным количеством очевидцев. Вы, наверное, слышали о «летающем монахе» об Иосифе Копертинском (Джузеппе Деза)? Он родился в 1603 году, прожил 60 лет, был признан святым. Один из свидетелей писал, что «Иосиф вознёсся в воздух и внутри собора летал, как птица, над алтарём Господа, где поцеловал дарохранительницу». Вы представляете, когда это было?
- Я слышал о левитации йогов, святой Катерины Сиенской, Ралмен Мерсвин, святой Терезы Авильской и других, но я не святой, не аскет и не йог, я учёный. Если теория гравитации противоречит фактам, то возникает вопрос: «Что делать»?
- А я психотерапевт. Моя задача помочь вам. Не могли бы вы продемонстрировать, так сказать, полёт наяву?
Константин встал посреди гостиной и растерянно посмотрел на присутствующих, потому что не знал, что нужно сделать, чтобы взлететь к потолку. Пусть даже просто оторваться от пола и зависнуть в нескольких сантиметрах от него. Шло время, он видел ожидание на лице Анны и её соседа, но ничего не происходило. Он не сдвинулся с места, не взлетел, чтобы подтвердить, что ничего не придумал, что утром оказался под потолком после пробуждения. Он даже слегка подпрыгнул, но приземлился, как все нормальные люди.
- Видно, одного желания мало. Не получается. Либо я зажат. Нет во мне той лёгкости, когда воспринимаешь всё, будто играючи. А может, способность так же внезапно исчезла, как и появилась? – с надеждой в голосе проговорил Константин.
- На ваш вопрос, я не смогу ответить. И объяснить, откуда «вылезла» у вас данная способность, я даже пытаться не буду. Надолго ли вы будете в плену у неё, тоже вряд ли скажу. В чём на самом деле проблема – в восприятии феномена или в самом феномене? Если возникла проблема (в данном случае левитация), надо не отрицать её, не пугаться, а попытаться принять и изучить, на сколько это возможно. Если я правильно понял, вы  не управляете этим процессом. За завтраком, когда не собирались демонстрировать то, что обрели в одночасье, вы чуть не взлетели. Сейчас, когда собрались по моей просьбе показать результат открывшегося дара (а это именно Дар, в чём у меня нет никаких сомнений), у вас ничего не вышло. В вас сидит страх, что спонтанно взлетите на глазах у публики. Вы достаточно известный учёный, а не фокусник в цирке, вам не к лицу подобные фокусы. Но как только вы поймёте, как управлять вашей способностью, то сможете мирно сосуществовать с собственным феноменом. Контролировать мысли не просто. Но вам придётся это делать, поскольку иначе вы будете спонтанно отрываться от земли, не понимая, как это произошло. Осознанное управление процессом с помощью мысли. Должен вам сказать, что вы не одиноки. Всё-таки левитация – это не новое явление. Это хорошая новость. Вы же знаете, что есть люди, которые видят то, что другие не видят, способны считывать мысли других людей, исцелять больных и при этом они спокойно относятся к своим способностям. Они воспринимают их, как факт. А те, кто паникует, оказывается в психушке. Хотя должен признать, что там большинство всё же больных людей. Психическое расстройство и запредельные способности – не одно и то же. От страха быть непонятыми, многие вообще молчат о сверхъестественных вещах, происходящих с ними. Это и телекинез, и телепатия, и телепортация, и левитация. Кстати, Дэвид Юм, в «Трактате о человеческой природе» писал, что левитации подвержены «экстатические натуры» в состоянии транса. И это не шарлатаны, хотя и таковых немало. Плохая новость, что вам придётся рассчитывать исключительно на собственные силы.
- Понял. Спасение утопающих, дело рук самих утопающих?
- Всё верно. Каждый человек должен сам решать свои проблемы. Приятно иметь дело с умным человеком, - улыбнулся психотерапевт. - В этом доме меня угостят чаем?
- Конечно, и торт имеется. Прошу к столу, - пригласила Анна.
- Я голодный, как волк. Поужинать не успел. – Аристарх посмотрел на часы и улыбнулся. – Я пиццу заказал. Сейчас должен курьер пожаловать.
И почти сразу же раздался звонок.
- А вот и пицца, - он побежал к двери и через минуту вернулся с тремя коробками. – Жизнь продолжается. Прошу. А вы, Константин Петрович, с завтрашнего дня начните наблюдать за собой, скрупулёзно фиксируйте всё, что будет происходить с вами в ближайшее время.
- А может, мне антидепрессанты какие-нибудь надо принимать? – спросил Константин.
- Зачем? Вам надо заново научиться играть, как в детстве. И получать удовольствие. Лучше, конечно, взять отпуск, уехать куда-нибудь в деревню, чтобы можно было посидеть с удочкой возле реки. У вас дача есть?
- Есть. Дом в деревне. От деда в наследство достался. Только я не помню, когда был там в последний раз. За домом следит соседка. Я ей дубликат ключей оставил. А я даже не в курсе, в каком состоянии дом.
-  А там лес и река есть? – спросил Аристарх.
- Лес есть, озеро, речушка и даже мост через неё имеется. Всё, как у людей. Только жить там никто из молодёжи не захотел. Умирающая деревня. В ней всего пять дворов осталось.
- Это то, что вам нужно. Будете привозить на машине продукты бабушкам из города…
- Зачем? Возле станции есть магазин. А до него не больше трёх километров. Это не расстояние…
- Для вас.
- Я не очень понимаю смысла добровольно-принудительной благотворительности, если честно.
- Надо, чтобы вы стали своим. Тогда они не будут с подозрением относиться к вам.
- Вы знаете, несколько лет назад я опробовал на себе одно своё изобретение. Возможно, оно спровоцировало некие изменения у меня в голове.
- Когда это было? – спросил Аристарх.
- Лет пять назад.
- Вряд ли. Возможно, вы родились не таким, как все. Или, что тоже может быть, кто-то из ваших родных обладал такой же способностью.
- Думаете, это связано с наследственностью? У меня дед был знахарем в той самой деревне, куда вы меня отправляете в отпуск. Но он не летал.
- А какими способностями обладал дед вашего деда или прапрадед вашего прапрадеда? – спросил Аристарх.
- Откуда мне знать? Мне б с собой разобраться как можно быстрее.
- Всё взаимосвязано. Может, вам надо понять нечто иное, а вдруг оно окажется важнее всего прочего? Я где-то прочитал одно высказывание, которое запало мне в душу. Хотел бы себе приписать, да не могу. Думаю, оно вам понравится: «Не те часы хороши, что ходят быстро, а те, что точно показывают время». Так что не надо торопиться, главное – понять. Ладно, не берите в голову, - извиняющимся тоном произнёс психотерапевт. 
- Вы же знаете, когда говорят человеку не думать о чём-то, он, вопреки всему, именно об этом и будет думать.
- А вы не так просты, как кажетесь, - улыбнулся Аристарх. - А вы не будете возражать, если мы как-нибудь вместе с Анной приедем к вам в гости.
- Вообще-то я ещё никуда не уехал, но если это случится, буду рад вас видеть.
- Вот и договорились.
На следующий день Константин написал в институте заявление на очередной отпуск, оставил его на столе генерального директора и поехал в деревню, как советовал Аристарх. Соседка обрадовалась, когда узнала, что Константин решил провести отпуск в  деревне, хотела отчитаться, как следила за домом, но он остановил её:
- Не надо.
- Ладно. Машину оставишь у себя во дворе, вещи перенесёшь в дом, осмотришься, что там, да как, а через часок приходи ко мне на ужин, - проговорила соседка. - С дороги устал, небось. Ты только не усни. Я буду ждать.
- Спасибо, Тамара Гавриловна, приду.
- Как ты официально меня величаешь, мы ж с тобой не на партсобрании, можно просто тёткой Тамарой звать.
- Хорошо, - улыбнулся Константин.
- А ко мне на следующей неделе внучка обещала приехать погостить. Сонечка, студентка.
Константин никак не отреагировал на столь важное для соседки известие. Да и что он мог сказать, ему б с собой разобраться.
- Пойду я, - произнёс он.
- Конечно, только не забудь, через час жду на ужин.
Соседка успела испечь пирог, отварить картошку, а к ней – огурцы с огорода,  зелень. Константину показалось, что он никогда ничего вкуснее не ел. А после чая отважился спросить тётку Тамару про своего деда, ведь ни для кого не секрет в их деревне, что он только на похороны приехал к нему. А при жизни не общался с ним, хотя деньги регулярно раз в месяц присылал.
- Ну, что тебе рассказать? Людей он лечил травами, заговорами и наложением рук. Необычный человек был твой дед. Необычный. И характер у него был непростой, - произнесла она и как-то смущённо опустила глаза.
- А в чём эта необычность проявлялась? – спросил Константин, потому что характер деда его мало интересовал.
Тётка Тамара пожала плечами.
- Ладно. Скажу, - решительно произнесла она. – Я столько лет молчала, никому не говорила, что увидела однажды в лесу. Мне тогда лет двенадцать было, а деду твоему под тридцать. Он мне старым казался. И вот однажды иду я по лесу (мы часто ходили в кедровник шишки собирать) и вдруг слышу, кто-то напевает тихонько так, а что за песня, никак не пойму. Только голос слышится откуда-то сверху. Я поднимаю глаза и вижу, твой дед  с самой макушки кедра шишки рвёт. Я подумала: «Ничего себе старик, а по деревьям лазит, как обезьяна. И как такие тонкие ветки его вес выдерживают, не ломаются под ним»? А потом пригляделась и чуть не закричала. Зажала себе рот ладошкой, стою, дышать боюсь, чуть присела, спряталась за кустами. Интересно всё же. Наблюдаю. Дед-то твой не на ветке сидел, а в воздухе парил. В одной руке корзина, другой шишки обрывает, да в корзину складывает. А потом, когда наполнил её до самого верха, плавно так опустился на землю, потопал ногами. Вроде как, проверил их исправность, сможет ли идти. Поднял палку, что дожидалась его на земле возле столетнего кедра, и пошёл домой, напевая всё ту же песню себе под нос. Я подождала немного, подошла к кедру, с верхушки которой твой дед обрывал шишки, и вдруг увидела, что не только о себе позаботился. Он и для нас набросал на землю шишек. Я набрала полную сумку и домой побежала. Я до сих пор не знаю, привиделось мне это тогда или на самом деле было? Ты уж извини, может, и не надо было вспоминать об этом. Ведь в деревне никто никогда не видел и не говорил, что знахарь наш летать может. А может, боялись? Вряд ли. У нас тогда народ ушлый здесь жил. Если бы увидели то, что я видела, хату бы твоего деда подпалили, и не посмотрели бы, что их от смерти не раз спасал. Нет, он жил тихо, мирно. Дом его на отшибе, возле самого леса. Травы собирал, настойки разные делал, мази, отвары. Одним словом, знатный знахарь был.
«Неужели наследственность у меня вылезла»? – мелькнула мысль у Константина.
- А ты как? – спросила тётка Тамара.
- Что? – испугался Константин.
- Людей не лечишь? – спросила соседка. – А то у меня что-то спину прихватило. А к врачу идти далеко.
- Нет. Я учёный. А к врачу на машине могу отвезти, мне не сложно.
- Да знаем мы, что ты учёный. Это я так, на всякий случай спросила. И мать твоя учёной больно была. Не верила деду твоему. Ты, видать, весь в неё. Не обижайся только, Костя. 
- Спасибо за ужин, всё было очень вкусно. Устал я что-то. Домой пойду, - проговорил Константин.
- Иди, миленький, заболтала я тебя. Я сейчас фонарь тебе дам, а то ненароком споткнёшься с непривычки в темноте или упадёшь, спаси тебя, Господи. У нас асфальтовых мостовых нет.
На улице ярко светила луна да одинокий фонарь как раз напротив хаты, что была между домом тётки Тамары и домом его деда. Звёзды на небе показались Константину не такими, как в городе. Он присмотрелся и подумал, что здесь их больше и они крупнее, что ли. Он так и не включил фонарь, который ему дала тётка Тамара. И без него всё было видно вокруг. Когда он подходил к дому деда, ему показалось, что кто-то сидит на ступеньках.
«И что за гость ко мне пожаловал? – подумал Константин. – Для знакомства не совсем удачное время выбрал. Хотя он может думать иначе. Ладно, сейчас выясню, что ему надо».
Но незнакомец не стал дожидаться, когда хозяин откроет калитку, встал и быстрым шагом направился за дом, где была другая калитка, с выходом в лес. Константин не поленился, и побежал за ним. В конце концов, что этому незваному гостю надо в чужом дворе? Но за домом никого не оказалось. Мужик, что сидел на крыльце, не мог так быстро убежать, да и спрятаться не успел бы. На калитке со стороны леса висел замок, ключ от которого был у Константина в кармане.
«Просочился сквозь изгородь, что ли, или перепрыгнул через забор? Но я бы по любому стал бы свидетелем его атлетического рекорда. А может, он просто исчез? Растворился в воздухе? Чушь. Ладно, завтра при свете дня попробую по следам шутника пройтись. А что если это и не шутник вовсе»? – но эту мысль он загнал куда подальше.
Ветер принёс откуда-то удивительный букет ароматов, от которых у него закружилась голова. Константин ощутил какое-то волнение внутри, но не стал расшифровывать его. Деревня всё же благосклонно встретила его, хоть и с приключениями. А потом он подумал, что это мог быть кто-нибудь из соседей.
«Всё же дом какое-то время был не жилым. Мало ли кто облюбовал крыльцо для посиделок и курения перед сном? Ну, ритуал у него такой. У кого? – спросил он сам себя мысленно. – Не знаю. У местного жителя, которого я спугнул. Но я не видел, чтобы он курил. А может, любопытство сыграло с ним злую шутку? Думаю, не часто иномарки появляются в этой глуши. Пришёл мужик посмотреть на мою машину, засиделся на крыльце, увидел меня и испугался. Разберусь», - решил он, достал ключи и открыл входную дверь.
Лампочка под потолком преобразила пространство. Он постелил себе постель в маленькой комнате, и собрался, было, лечь спать, когда увидел Его.
«Только привидения мне не хватало», - подумал Константин, потому что это был дед.
Он ни с кем бы его не спутал, даже если бы никогда не видел его фотографий. У него был нос, как у его матери. Это, своего рода, их визитная карточка. От этого узнавания ему легче не стало, потому что дед умер, он не мог воскреснуть, его закопали в землю. И, тем не менее, он стоял перед ним во всей красе и улыбался. Хорошо ещё, что не пел. Константин не знал, что ему делать: то ли зажмуриться и убедить себя, что его здесь нет, то ли всё же пересилить страх и спросить, чего ему надо.
- Это тебе надо, - произнёс дед. – Кто сказал: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину землю»? – строго спросил он, как на экзамене.
- Архимед.
- Вот, - обрадовался дед. – Это то, чего тебе не хватало ни тогда, когда ты своё «Око» изобрёл, ни тогда, когда с Даром проснулся, ни сейчас, когда со мной разговариваешь.
- О какой точке опоры ты говоришь, когда я рассудка лишился? – Константин сел на кровать и с тоской посмотрел на деда.
- Ничего ты не лишился. Ищи свою точку опоры, - посоветовал дед.
- И где я её найду?
- А я откуда знаю? Ты слишком много хочешь от меня.
- Это не я, а ты посоветовал мне искать какую-то мифическую точку, - напомнил Константин. – А знаешь что? Возвращайся ты туда, откуда пришёл, у меня и без призраков крыша едет.
- Она у тебя едет, потому что опоры нет, - настаивал дед.
- Опять ты за своё? Не понимаю я тебя, - почти закричал Константин.
- Нервный ты больно. Вижу, что не понимаешь. Вспомни, как ты когда-то приезжал ко мне вместе с матерью. Говорил я ей. Не послушала, - дед вздохнул. – Ну?
- Что?
- Вспоминай.
- Зачем? – спросил Константин, а в голове уже замелькали картинки из прошлого.
Похороны бабки, свидетелем которых он не был, ибо был в животе у матери и видеть этого не мог. Но почему-то видел. Письма деда, которые мать аккуратно складывала в стопочку, но почему-то не желала отвечать на них. Правда, она поздравляла деда со всеми праздниками. Единственное письмо деда, которое мать прочитала ему, всплыло в памяти. Константину вот-вот должно было исполниться пять лет. Дед писал, чтобы они бросили всё и переезжали жить к нему. Он боялся, что упрямство не позволит его дочери переступить через обиды, поэтому просил прощение, каялся, что был суров с нею. И вдруг обратился к своему внуку, как к взрослому. Дед пригласил его в гости, чтобы они смогли познакомиться. Мать спросила, что Константин думает по этому поводу. И он, не колеблясь, ответил, что надо навестить деда.
Он вспомнил комнату, в которой сейчас продолжал сидеть на кровати, и некоторую уютность, которой ему так не хватало в детстве. Дед тогда долго смотрел в глаза внуку, который, насупившись, стоял посреди комнаты, и исподлобья разглядывал «соперника». Для мальчишки это была игра. Никакого страха, только жажда победы. Он засмеялся, когда дед не выдержал его напора.
- Отчаянный не в меру, упёртый. Что ж, твоя взяла. Знаешь пословицу: «Сила есть, ума не надо». Чтоб лбом стены не расшибать, учиться надобно, - он повернулся к матери и попросил: - Оставь его у меня до школы.
- Нет. Мне нужен нормальный ребёнок. Пусть ходит в детский сад, в школу, как все дети, - заявила мать.
- Но то, что в нём пока спит, всё равно однажды вылезет.
- Не позволю! – мать стукнула ладонью по столу.
- Это не в твоей власти.
О чём тогда шла речь, Константин не понял.
- Жаль. Придётся ему самому до всего доходить, - произнёс дед.
- А может, минует его доля сия? - прошептала мать Константина.
- Вряд ли, - как-то обречённо произнёс дед.
На следующий день они с матерью уехали в город. Это событие стёрлось из его памяти. Дед пережил свою дочь на два года. За неделю до смерти он написал внуку обстоятельное письмо, в котором завещал дом и участок ему, а так же две большие тетради, что спрятал в сундуке на чердаке.
- Вспомнил, - прошептал Константин.
- Вот и славненько. Теперь я могу вернуться туда, куда ты меня отправлял. Придётся тебе познавать многие вещи самостоятельно. Тетради мои, вряд ли тебе помогут. Там рецепты уникальные, всю жизнь составлял. Но ты не целитель. Это факт. Отдашь их тому, кто пользу из них извлечёт. Соседке твоей пригодятся.
- Тамаре?
- Не силён в математике, наблюдательности никакой. Тамара через дом живёт. А я про соседку твою говорю.
- Дед, так пустует соседний дом. Никто не живёт в нём.
- Это пока пустует, - проговорил дед и исчез.
- И что это было? – спросил Константин. –  Завтра залезу на чердак. Достану твои тетради, дед. Попробую разобраться в твоих записях, если не свихнусь раньше. 
Он лёг и почти мгновенно уснул. А утром впервые самостоятельно сварил себе кашу на завтрак. После завтрака полез на чердак, отыскал сундук, достал тетради, заглянул в них. Дед был прав, записи были для него китайской грамотой. Он положил их в книжный шкаф деда. С интересом прочитал названия некоторых книг и ещё раз поразился разносторонности деда. А потом сел за письменный стол, ему стало так комфортно, что он готов был сидеть за ним часами.
«Наверное, здесь мне хорошо бы работалось. Но я обещал Аристарху, что буду отдыхать», - подумал он, выдвинул ящик стола, и обнаружил в нём диплом деда об окончании военно-медицинской академии, ордена и медали.
Константин вдруг понял, что ничего о жизни деда не знает. Знахарь оказался не таким простым. Он взял лист бумаги и размашистым почерком написал: «Режим дня». На двенадцатом пункте он остановился и решил, что всё же он приехал отдыхать, значит, распорядок дня должен быть гибким. Многое зависит от обстоятельств. Главное, не слепо следовать пунктам на листке, а соответственно здравому смыслу выполнять их.
Он решил начать со знакомства тех мест, в которые волей Аристарха оказался помещён. Поэтому после завтрака отправился в лес, по тропинке вышел к озеру и замер, поражённый красотой. Это был сказочный уголок.
- Вы так и будете стоять? – услышал он у себя за спиной девичий голос и вздрогнул от неожиданности.
- Я думал, что здесь никого нет, - произнёс он.
- Ну, да, старожилы не любят сюда ходить.
- Позвольте тогда спросить, а вы откуда здесь появились? – спросил Константин.
- Я Соня, к бабе Тамаре приехала на каникулы. А вы внук деда Захария?
- Константин. Но вас на следующей неделе ожидали.
- Всё очень просто. Успела раньше управиться. Вы плавать умеете? – спросила Соня, скинула сарафан и побежала к воде, коснулась её ногой и радостно сообщила: - Тёплая, как парное молоко. Идите сюда, я вас не съем. Хотите, научу вас плавать? – она слегка прищурилась и улыбнулась.
- Заманчивое предложение. Я был бы рад притвориться неумехой, но не хочу врать. Я неплохо плаваю. Меня мать в детстве в бассейн водила, хотела вырастить разносторонне развитую личность.
Он разделся, аккуратно сложил свои вещи, и только после этого пошёл к воде. Вода была не только тёплой, но ещё и какой-то ласковой. Он доплыл до середины озера, лёг на спину и погрузился в созерцание облаков.
- Что такого необычного вы увидели там? – спросила Соня.
- Голубо-сиреневое небо и бело-розовые облака.
- И что?
- Оказывается, я не замечал, что небо может быть разным, как и облака. Мне всегда было некогда, я не мог позволить себе тратить время на пустяки. Я, похоже, вообще не знал, что меня окружает. Я был слишком погружён в работу. Должно было произойти нечто, чтобы я отправился отдыхать за тридевять земель в забытую Богом и людьми деревню, и смог увидеть её Величество Красоту, - он улыбнулся и сказал: - Это и вас касается, после чего поплыл к берегу.
А когда выходил из воды, услышал:
- Спасибо за комплимент.
- Это правда, - произнёс он, взял вещи и побрёл к дому.
На полпути, возле старого пня он оделся и вошёл в деревню при полном параде и неожиданно столкнулся с Аристархом и Анной.
- А мы на выходные к тебе, - сообщила Анна. - Аристарх всяких вкусностей накупил. Будем пировать, - она увидела девушку, идущую из леса к деревне, и прошептала: - Красавица, спортсменка. Лесная нимфа, не иначе. Ты же говорил, здесь одни старики живут.
- Это внучка женщины, что приглядывала все эти годы за домом деда. Она приехала на каникулы. Студентка. Зовут Соня. Познакомился с ней на озере. Это всё, что мне известно.
- Милая девочка. Чем вы её задели так, что она смотрит на Анну, как на врага народа? О, да она ревнует вас, - произнёс Аристарх.
- Глупости, - спокойно произнёс Константин.
- Возможно. А это её бабушка идёт к нам? Сейчас пригласит нас к себе в гости, надо же узнать, кто мы такие, - улыбнулся Аристарх. – Продукты купили не зря. Не с пустыми же руками идти к ним. Ты чуешь?
- Что? – спросил Константин.
- Чем пахнет? – спросил психотерапевт.
- Пирогами.
- Нет, интригой, - улыбнулся Аристарх.
- Здравствуйте, - услышали они голос Тамары. – Вы друзья Кости? А я пироги испекла. Приходите к нам на обед. Мы с Соней будем очень рады. Я тётка Тамара.
- Аристарх, - произнёс психотерапевт. – А это Анна, - он специально не определил её статус, кем она приходится ему, Косте.
- Спасибо, - вмешалась Анна. - Мы обязательно придём. А потом, может, на озеро сходим. Здесь ведь ещё и река где-то есть и мост через неё? Может, Соня покажет нам здешние достопримечательности, а то завтра вечером мы уже уедем?
- Конечно. Места у нас удивительные. За озером усадьба помещичья сохранилась. Во время войны там госпиталь был, сейчас там запустение полное. Но поговаривают, что кто-то на неё глаз положил, хочет отреставрировать и музей там открыть. Но какой музей в глуши, среди леса? Разве что волки туда ходить будут. Да и чего реставрировать, когда полздания рухнуло после бури. Туда от станции только пешком можно добраться по тропинке, которая заросла совсем. Но, думаю, что это слухи. Лучше уж природой наслаждайтесь. Так мы вас через час ждём у себя. Вам же с дороги умыться, переодеться, наверное, надо. Ой, заболтала я вас совсем. Побегу.
- Хорошая соседка, - улыбнулась Анна.
- Она моего деда хорошо знала.
- И? – спросил Аристарх.
- Пошли в дом, а то вы стоите во дворе в окружении сумок, любопытство людское подогреваете.
Анна задержалась в кабинете деда.
- Можно я на этом диване буду спать? – спросила она.
- Конечно. Тогда Аристарх может занять смежную с кабинетом комнату или лечь спать на диване в гостиной.
- Так что Тамара тебе рассказала про деда? – спросил Аристарх.
- Она однажды, когда ей было лет двенадцать, увидела в лесу деда. Он рвал шишки с макушки кедра, и при этом парил в воздухе. Она спряталась в кустах и никому об этом не рассказала. Правда, в деревне никто не видел, чтобы дед летал.
- А вот это уже интересно, - сказал Аристарх.
- Это значит, что наследственность могла сыграть со мной злую шутку. Единственное, что меня радует, способность к левитации у меня в дремлющем состоянии. Возможно, что она и не проснётся больше.
- Мы уже говорили с тобой по этому поводу. Твоя способность никуда не исчезла, она может вернуться в любой момент.
- Но, чисто гипотетически, всё же существует вероятность, что способность эта у меня недостаточно развита?
- Я не знаю, что значит, недостаточно или достаточно касательно левитации, - Аристарх пожал плечами.
- Успокоил. Психотерапевт называется.
- Я должен разрешать проблемы, открывать глаза пациенту, а не закрывать их елейными речами. Я уверен, что природа благотворно повлияет на тебя. Да, существует вероятность, что ты просто не будешь использовать свой Дар. Но в критической ситуации, в момент повышенной эмоциональности, ты можешь вновь пробудить свою способность.
- Мальчики, - произнесла Анна, - вы не забыли, что мы приглашены на обед?
- Я, как пионер, всегда готов, - произнёс Аристарх, взял пакет, который собрал, пока  общался с Константином, и улыбнулся: - Веди нас, Сусанин.
Обед у Тамары оправдал ожидания всех. Каждый получил минимум информации, в результате которой страсти улеглись, напряжение ушло, воцарился мир и гармония. Аристарх принёс вино, часть  деликатесов, и торт. Его шутки раскрепостили женскую половину человечества. Даже Константин забыл о своих проблемах. А ближе к полудню Соня, Анна, Аристарх и Константин отправились на озеро, потом дошли до моста через реку, полюбовались закатом и в сумерках вернулись домой.
Перед сном Аристарх услышал, как Константин разговаривает с кем-то. Анна уже спасла в кабинете. Он заглянул в комнату Константина и спросил:
- Разговариваешь сам с собой?
- Нет. С дедом.
«Час от часу не легче. Насоветовал. Природа, отдых, дом деда в деревне. И что теперь делать? Будет он ещё летать, не известно, а вот в психушку загреметь может».
- И где он? – как можно ласковее спросил Аристарх.
- А я откуда знаю? Исчез. Был, и нету.
- Сегодня был напряжённый день…
- Да нормальный был день. Дед уже приходил ко мне в первый день моего появления здесь. Требовал, чтобы я нашёл точку опоры. Говорил, что все мои проблемы именно из-за того, что я так и не нашёл её. А где мне её искать, не сказал.
Константин увидел растерянность в глазах Аристарха.
- Это был призрак? – спросил он.
- А я откуда знаю, как выглядят призраки? Дед нормальный был, я его вот как тебя видел.
- И чего он хотел на этот раз? – поинтересовался Аристарх.
- А ты сам у него спроси, - предложил Константин.
- Я не вижу и не слышу призраков.
- А ты повернись, - посоветовал он.
Аристарх резко повернулся и чуть не закричал. Перед ним стоял дед и улыбался.
- Этого не может быть, - прошептал он.
- Может. Ты же психотерапевт, - произнёс дед. - Мне понадобилось всё моё умение, я затратил столько сил, чтобы материализоваться в теле, а он мне будет заявлять, что меня нет? Есть. Только не говори, что ты сошёл с ума. Ты же сам утверждал, что надо спокойно относиться к открывшимся способностям. Правда, должен тебя обрадовать или огорчить, выбирай, что тебе нравится больше, в этом никакой твоей заслуги нет, как, впрочем, и его, - он кивнул на внука. - Я вынужден был явиться ещё раз, чтобы он не пошёл по ложному пути. Соня - мотылёк, улетит, а проблема останется. Ему точку опоры искать надо. 
- Ну, вот. Слышишь? Может, ты поймёшь, про какую точку опоры он говорит? – спросил Константин.
- Глубинную, балда. Не внешнюю. Я не собираюсь заставлять тебя рыть землю носом и ходить с компасом в руках по миру. Но пойми, никто не принесёт тебе её на блюдечке с золотой каёмочкой, - произнёс дед. – Не знаю, поможет ли тебе твой психотерапевт в этих поисках, - он с сомнением посмотрел на Аристарха. - Подобное к подобному притянулось. Нельзя жить без точки опоры. Когда же вы это поймёте? Вы оба с собой не в ладу. В знаниях купаетесь, а простых вещей понять не можете. Но ежели ты, мой внук, «Око» смог сотворить, то уж точку опоры обязательно отыщешь. Кто-то через бурелом продирается, кто-то кругами ходит, а кто-то летит к цели. Второй раз прихожу, а толку никакого. В головах ваших мыслей рой, потеряться среди них можно, а сердца холодные. Нельзя без света в глазах. Может, по башке вас треснуть? Так ведь не поможет. И зачем приходил, волну гнал, воздух сотрясал? Точка, - засмеялся дед. - Успел сказать про неё. А уж искать самим придётся, не обессудьте. Господи, вразуми бестолковых детей твоих, - дед покачал головой и растаял на глазах ошалевшего психотерапевта и почти спокойного Константина.
- Пойдём, выпьем, - предложил Аристарх.
  - Не поможет. Я воспользовался твоим советом. Принял происходящее, то есть появление деда, как данность и знаешь, помогло. Ты, конечно, можешь открыть бутылку, выпить. Иди на кухню, а я спать хочу.
- Как ты можешь уснуть после случившегося? – спросил Аристарх.
- Нормально. Учусь принимать всё, что сваливается на меня, - произнёс Константин. – Я не забыл, что «спасение утопающих, дело рук самих утопающих». Ты только Анне не говори, что с моим дедом общался. Напугать девочку можешь. Спокойной ночи.
- Да уж, я бы очень хотел, чтобы она такой и была.
- Дед вряд ли придёт в ближайшее время. Он прав. Поглупел я будто после того, как воспарил к потолку. А может, и был, как он говорит, бестолочью, только мнил себя гением. Себя не знал, да и до сих пор не знаю. Мне тошно от самого себя. Возможно, действительно, мне надо искать эту самую точку. Не хочу блуждать в темноте. Понимаешь? Чую, ответ на поверхности лежит. А я, как слепой, смотрю и не вижу, слышу, но не понимаю. А ты, как говорят молодые люди, не парься. Не твоя это проблема.
- Кто знает? Может, и моя, - произнёс психотерапевт. - Всё не случайно. Иначе бы я не стал свидетелем появления твоего деда. Думаю, он нашёл бы время и место явиться тебе одному. Хотя, может, он хотел, чтобы мы вдвоём его увидели. Тогда, спрашивается, зачем? Ты извини меня. Я хотел, как лучше.
- О чём ты? – спросил Константин.
- Если б ты не приехал сюда, одной проблемой меньше было бы.
- Ты уверен, что можно избежать то, что тебе судьбой предписано?
- Я не отношу себя к фаталистам. И дело не в моей вере.
- Тогда в чём? – поинтересовался Константин.
Аристарх пожал плечами
- Я завтра днём отвезу вас на станцию, если не захотите остаться до вечера, - произнёс Константин и забрался под одеяло. – Извини. Я хотел соблюдать режим, но элементарные вещи не могу выполнить.
- Многое зависит от обстоятельств. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
Что имел в виду Аристарх, Константин не стал выяснять. Он расшифровал его слова по-своему. Вечером, после возвращения с прогулки, Анну словно подменили. Она  стала проявлять повышенную заботу о своём начальнике, словно он превратился в малое дитя. Навязчивое внимание не раздражало Константина, но вызывало недоумение у её друга.
«Наверное, психотерапевт прав, - подумал Константин. - В чём именно? В чём-то. То ли природа так влияет на людей, то ли стадный инстинкт просыпается в них, но только стоило Соне, этой милой девочке, в таёжной глуши обратить внимание на меня, вернее, изъявить желание покорить, как вершину Эвереста, как следом за ней что-то в сознании Анны тоже перевернулось. И эта, всегда сдержанная девушка, вдруг тоже стала кокетничать со мной, своим начальником, находящимся в добровольно-принудительном отпуске. А психотерапевт страдает».
Аристарх молча смотрел на свою подругу, Константин делал вид, что не замечает возникшей у неё на ровном месте странности. Как человек мыслящий, а в последнее время старающийся анализировать собственные поступки, он сразу задал себе вопрос, что делает не так, что невольно стал объектом преклонения? Уж точно этим девушкам был интересен не реальный человек с массой проблем, а придуманный некий идеальный образ. Но Константин не собирался уезжать из деревни только для того, чтобы вновь стать незаметным в многолюдном городе и восстановить душевное равновесие хорошеньких девушек.
Какие мысли бродили в голове психотерапевта в течение ночи, он никому не собирался докладывать. Но определённое решение созрело внутри него, ибо с утра он старался не проявлять активности, просто наблюдал, собирал материал для анализа ситуации. Помогло это ему или нет, Константин не ведал. Он вышел на крыльцо и стал рассматривать, будто выцветшее за ночь небо. По белесому полотну плыли тёмно-голубые облака с розовой поволокой. Из-за деревьев величественно выплывало солнце тоже почему-то белесое.
«О чём молчит бесцветное небо с аляповатыми кляксами облаков? О себе, обо мне, обо всех нас? Да и можно ли молчать о чём-то»? – подумал Константин.
А облака в свете гордого светила слегка поблекли, потеряли яркость. И в этот момент произошло чудо, он ощутил касание Жизни.
Ему в голову вдруг пришла простая мысль, что точки отсчёта делают людей зависимыми, и всё равно, что при этом отсчитывать, считать, куда спешить.
«Вот он стоит здесь, он и есть та самая точка отсчёта. Зачем уходить от самого себя, чтобы потом искать путь к себе самому? Но ведь уходят и обратной дороги не могут найти. А что если человек, покидающий собственные пределы, попадает в ничто и ничем становится? Означает ли это потерю той самой точки, о которой, возможно, вещал дед? Люди думают, что живут  и делают всё для других. А знают ли они, что эти «другие» хотят? Купание в самообмане. Если человек желает быть обманутым, то непременно будет обманут. А может, вообще всё вокруг сплошной обман:  всё что видится, всё что слышится, всё что думается? Возможно, надо заглянуть внутрь себя. Знать бы ещё, как это сделать. Мы все мастера рассуждать, а как до дела доходит, убежать готовы».
Константин вздохнул.
«А может, многое зависит от нашего восприятия самого себя? Может, и несчастными мы делаем себя сами? - вновь пришла ему в голову мысль, вроде его и не его одновременно. - И страхи возникают исключительно, если мы не ощущаем самого себя. Исходя из логики, опора должна быть в каждом из нас. Мы же знаем, что если вынести центр тяжести предмета за пределы этого предмета, то предмет упадёт. Значит, до тех пор, пока люди не позволяют другому быть другим, они и самими собой стать не могут. Всё очень просто. Чтобы освободиться, надо дать свободу другим. Люди погружаются в эмоции. Глупо переживать, если ты не ведаешь, что лучше для тебя. Глупо сердиться на кого бы то ни было, глупо осуждать Соню, Анну или ещё кого-то. Ведь люди постоянно что-то себе придумывают, а потом мучаются, страдают, стремятся неизвестно к чему и зачем, опираются на пустоту, падают, сетуют, раздражаются, забывая о собственной роли в данном спектакле. Кто-то сказал, что любую историю можно превратить в сказку, главное – с чего начать и чем закончить. И какой смысл сетовать, если мы не в состоянии отличить свет от отражения света? Казалось бы, чего проще? Хочешь любить – люби, но не требуй от другого любить тебя. Даже ожидание – это тоже требование, а потому – насилие. Призрак всколыхнул что-то у меня внутри. Может, затронул то, в чём я уязвим оказался? По самолюбию прошёлся? Он знал, что я буду искать и рано или поздно найду ответ», - подумал Константин, услышал, как за его спиной открылась дверь и Аристарх спросил:
- Ты чего убежал?
- Красота, - односложно ответил он.
- И?
- В голове светлее стало, думается легче. Мне кажется, что я на пути к разгадке дедовых слов о точке опоры.
   Аристарх помолчал, но продолжения не последовало.
- Нашёл, говоришь? – спросил он.
- Нет, только путь нащупываю.
- Анна там завтрак приготовила, просила позвать тебя. Ты это… 
  - Я думаю, что наваждение спадёт. Всё дело в соперничестве, а не во мне. Анна осознает, что нелепо бояться потерять то, чем не обладаешь. Попытка обладать другим порождает ревность. Мы ничем не можешь обладать, кроме крошечной точки внутри, что делает нас самими собой. Логично?
- Более, чем.
После завтрака Константин предложил друзьям отправиться на озеро. Ещё издали они увидели на берегу Соню, строящую замок из песка. Встреча недавних соперниц поразила мужчин. С Анны и Сони не только спала пелена недавней магии очарования маститым учёным, они вдруг объединились в необъяснимом желании наказать виновника их страданий, а именно, они решили не замечать его, чем несказанно обрадовали не только самого «виновника», но и Аристарха.
Озеро и природа вокруг благосклонно отнеслись к нарушителям спокойствия. Игры в воде и на берегу, беззаботный смех над шутками Аристарха, всё, казалось, работало на одну благородную цель: привести людей в душевное равновесие. В любом случае, возникла иллюзия покоя, радости и  взаимопонимания. 
Соня даже изъявила желание проводить друзей до станции. От поездки на машине они все дружно отказались. Разве можно упустить возможность пройтись лесной дорогой? Константин и Аристарх шли чуть поодаль от беспечно беседующих девушек и молчали, лишь изредка вздыхали в унисон, будто их мысли витали вокруг одного и того же предмета. В любом случае, молчание не вызывало напряжения.
На перроне, когда подошла пригородная электричка, Аристарх обнял Константина и пообещал ещё как-нибудь приехать в гости. Анна сдержанно попрощалась с Соней и Константином, но потом не удержалась и, вытирая слёзы, сообщила, что она рада, что побывала в нетронутом цивилизацией уголке природы.
- Приезжайте ещё, - проговорил Константин.
- Обязательно, - вдруг пообещала Анна и, взяв Аристарха за руку, потянула к электричке.
А дня через три Константин проснулся на рассвете от непривычного почти городского шума за окном. Он выбежал на крыльцо и увидел весьма странную картину. Рабочие в одинаковых униформах, выносили старую мебель из соседнего дома, грузили в машину, после чего она покинула пределы деревни. А другая группа людей со швабрами, щётками, пылесосами, тряпками и моющими средствами ринулась в дом всё чистить, мыть, наводить порядок.
Потом подъехала другая машина с рабочими в иной спецодежде. Они стали облагораживать участок по некому утверждённому кем-то плану, с которым они постоянно сверялись. Ландшафтные дизайнеры потрудились на славу. Всё оказалось на своём месте: от дорожек до каждого куста, деревца, цветочка, альпийской горки и клумбы.
Группа, наводившая порядок в доме, уехала, вслед за ними приехали рабочие, которые привезли какие-то коробки, новую мебель. Они спокойно, словно от каждого их шага зависела некая мировая проблема, занесли всё в дом, после чего вместе с ландшафтными дизайнерами покинули территорию соседнего участка. 
И в завершении бесплатного кино, которое собрало всех немногочисленных жителей деревни, ибо такого они ещё не видели, началось обсуждение. Люди высказывали предположения, что сие могло значить. Дом бабки Груши добротный, с металлической крышей, с просторной верандой, пустующий вот уже третий год, с того самого времени, как она переехала к весьма обеспеченному сыну в город, кто-то решил привести в порядок.
И только дед Макарий проговорил, что забор только осталось покрасить, как подъехала машина, и маляры сделали то, чего не хватало до полного счастья. Краска через полчаса высохла, о чём бабка Маня сообщила всем. Маляры уехали, убрав за собой мусор, а односельчане продолжали стоять в ожидании продолжения.
Только ближе к вечеру их ожидания увенчались успехом, когда подъехало такси, из которого вышла женщина с ребёнком, а водитель выгрузил два больших чемодана и уехал. Женщина поздоровалась со стоящими возле её дома односельчанами. Константин оказался с другой стороны забора, разделяющего его и соседний участок.
Женщина открыла калитку, пропустила мальчика вперёд, и оказалась лицом к лицу с Константином.
- Ты? – воскликнули они одновременно.
Настя смотрела на Константина, он – на неё и не могли произнести ни единого слова. Люди устали смотреть на отсутствие событий и стали расходиться по домам. 
- Надолго? – спросил он.
- Навсегда, мне подарили этот дом, - тихо проговорила она. – А ты как здесь оказался?
- Это дом моего деда. Погостить приехал. Я сейчас, - проговорил он, – с чемоданами помогу.
И уже через минуту чемоданы стояли в прихожей дома.
- Спасибо. Может, зайдёшь вечером? Ужин не обещаю, а вот чаем напою.
Он молча кивнул, пошёл домой, сел за стол, долго смотрел в одну точку, а потом заказал пиццу, пирог. Заказ обещали доставить в течение часа. Он отправился в кабинет деда и на одном дыхании написал необыкновенную историю, основанную на реальных событиях с элементами мистики. То, что он ощутил у себя внутри, он назвал одним словом: «Восторг». Подобного переживания он никогда не испытывал за всю свою сознательную жизнь. А потом он подумал, что может послать своё творение в один из журналов.
Нет, он не прогнозировал и не пытался заглянуть в будущее, он просто подумал, что было бы здорово, вот так жить здесь и творить, и навсегда забыть дорогу в злополучный город. Потом пришла и вовсе запредельная мысль, что он мог бы сдавать квартиру, но вовремя остановил поток мыслей, потому что услышал, как подъехал курьер, доставивший ему его заказ.
Как только он рассчитался и поблагодарил человека, доставившего ему пиццу и пирог, он запер дверь и отправился с коробками в гости в соседний дом.      
- Здравствуй, - проговорил он и протянул коробки.
- Ура! – закричал сын Насти. – Пицца.
- Костя, - улыбнулась мать.
- Да-да. Проходите, пожалуйста, мы рады вас видеть, - произнёс он.
- Спасибо. Я рад, что могу провести вечер в вашем обществе. Надеюсь, на этом наша великосветская беседа перейдёт в русло дружеской беседы? – поинтересовался Константин.
- Да! – радостно воскликнул мальчишка. – А моя мама – доктор, - вдруг сообщил он.
- Ты всё-таки закончила институт? Если мне не изменяет память, ты училась на предпоследнем курсе, когда мы расстались. Почему вы оказались здесь? – спросил Константин.
- Это долгая история.
- А я никуда не спешу, - заявил Константин.
- Хорошо, тогда я уложу Костю, он устал. Слишком много всего свалилось на нас в последнее время. А потом мы будем пить чай, и я попытаюсь ответить на твой вопрос.
Через какое-то время Настя вернулась, разлила чай по чашкам и села напротив своего бывшего мужа.
- Странный узор плетёт судьба для каждого из нас, - тихо проговорила она. – Мне грех жаловаться. Я была, по большому счёту, счастлива с тобой, как и с Андреем, отцом Кости. Он был хирургом. Ему предложили возглавить клинику, в которой позже стала работать и я. Мы жили в служебной квартире. Тяготы быта не могли испортить наших взаимоотношений. А потом случилась беда. У Андрея обнаружили опухоль мозга. К сожалению, слишком поздно. Она оказалась не операбельной. Он сгорел практически за полгода. Я не буду рассказывать о наших с Костей переживаниях, тяготах, через что нам пришлось пройти. Я осталась одна с ребёнком на руках. Заместитель Кости видел, как мне тяжело изо дня в день сталкиваться с тем, что напоминает мне о трагедии. А потом меня попросили освободить служебную квартиру для нового руководителя клиники. У меня не было собственного жилья, я нашла съёмную квартиру, но моей зарплаты не стало хватать. Супруга заместителя Андрея предложила мне принять в подарок этот дом, потому что он оказался никому не нужен. Оформила дарственную на него. А потом я получила в наследство хорошие деньги. София Анатольевна помогла мне с переездом и ремонтом дома. Более того, она обещала отправить по инстанциям моё прошение и поспособствовать, чтобы здесь открыли пункт первой медицинской помощи и стационар на две койки, который я могла бы возглавить. Зарплата небольшая, но в глуши и трат меньше, и соблазнов. Вчера пришло подтверждение. На днях должны построить небольшое здание, где я смогу принимать местных жителей. Я узнавала - в районном центре есть хорошая школа, так что здесь никаких проблем не должно быть. Родителей я пока не ставила в известность о решении остаться здесь. Мне говорили сотрудники на моём бывшем месте работы, что это весьма смелое решение, что я революционер. Нет, я просто уставшая женщина, надломленная обстоятельствами и желающая прийти в себя в этой глубинке.
- Мой дед просил передать его записи тебе. Он был знахарем, окончившим военно-медицинскую академию, лечившим людей во время войны в госпитале, от которого остались одни руины. И здесь помогал людям до последних дней своей жизни. Он верил, что его рецепты пригодятся тебе. Я завтра принесу его тетради. Странно, он откуда-то знал, что в этом доме будет жить врач. Настя, - Константин слегка коснулся её руки, - я виноват перед тобой. Очень виноват. Я не видел, не понимал, кто жил рядом со мной. У меня было достаточно времени, чтобы многие моменты своей жизни переосмыслить, - он опустился перед ней на колени. – Я балбес и дурак. Прости. Мне было очень плохо без тебя.
- Мне тоже. Я сына назвала твоим именем. Андрей был хорошим мужем и отцом, но он не был тобой. Мы оба виноваты, - она погладила его по голове, как это делала когда-то его мать, а потом склонилась над ним и поцеловала.
Константин медленно поднялся с колен, взял Настю за руку и притянул к себе. Он обнял её и крепко поцеловал, а потом ощутил, что они оторвались от пола и парят в воздухе.
- Что это? – шёпотом спросила она. – Мы с тобой воспарили над бренной землёй?
- Это то, что передалось мне от деда и дремало всё это время.
Он подумал, что надо приземлиться, ощутил твёрдую опору под ногами и прошептал:
- Я люблю тебя и Костю. Очень.
- А я и не переставала любить тебя.
Он ощутил, как пылает его сердце внутри, как бьётся трепетной птицей, и вдруг воскликнул:
- Я знаю. Я нашёл…
- Что?
- Точку опоры, - засмеялся он, продолжая обнимать Настю, - она в сердце, в любящем сердце.
Настя прижалась к нему, ощутила, как его губы нежно коснулись её волос, и уткнулась ему в грудь. Константин увидел возле окна улыбающегося деда, прочитал по губам его беззвучное послание «прощай», молча склонил голову, а когда поднял глаза, возле окна никого не было.

 
Июнь 2020 года