Кочевое

Степь, степь, бледное золото трав и цветов драгоценные россыпи.
Безбрежность неги твоей предела вызовом дразнится.
Звёздного серебра мне и вина кровавого в кубке из черепа ворона!
Яростью сжать узкое острие горизонта, ладонью доверчивой, верой слепой. Пусть серп лунный линии чертит, чем ещё шутят черти! 

Пройти океан горькой полыни и медовых трав.
Яд и отрава на горизонте пламенеют красным заревом.
Золотое и алое. Жизни сок ягодный и в янтаре замирание.
Где ты, дивная моя Женщина?
Не кори кочевника за табуны звёзд и пепел кострищь, что падают карой пепельной плащеницы на твои плечи.
Я пересек предел степей в поисках зеркала. Странников всегда гложет жажда. Из источника чистого напиться, в глаза отражению своему посмотреть и сказать: "Живи и здравствуй!", "Ave atqe vale!". Слышишь, я заговорил на твоём языке, красивая!
Расхититель хрупких сокровищниц пленен чарами покоренного царства. 
Эти иные идолы - мои, облаченные в плоть, боги. Вот она - прелесть узнавания!

Всё тоже вино, но не кровью, лозой в кубке хладном трепещет.
На губах усмешка.
Я тебя и в шкуре звериной и в благородном живом мраморе узнаю.
Блудница и святая. Вечноженственная и многоликая.
Вот ты на соборной площади, лихая, будто разбойница. Улыбаешься, не протягиваешь руку, а мою ладонь берёшь.
И чего же тебе от меня надобно? Злата моего или души моей?
Тёмная луна, Богиня и Душа Мира.
Ты будто шепчешь в ответ: Крови! Серебра! Ветра вольного!

Я за тобой полечу на острых стальных крыльях, сойду со златых мозаик Равенны и вновь стану полю и степи верным. Добро! Будь по твоему!
Сяду я на кобылу, черную, словно летняя ночь, и умчусь на перерез чертам и границам.
Я же кочевник.
Мне петь, покорять и смеяться  - вольготно и дико. Таков мой жребий. Чем ещё шутят черти!