Классик

Этого попугая мы ждали почти год. Заводчик обещал позвонить "по весне". И вот в конце марта зеленый волнистый попугайчик с желтой шапочкой на макушке весело зачирикал в новой, с иголочки, клетке у окна.
По субботам, когда муж радостно уезжал на рыбалку, а дети мрачно уходили в школу, я открывала клетку, сажала Гриню на палец и начинала разговаривать. Фразы типа "папочка - рыбак", "Спартак - чемпион" или "Лиза - лапочка" проходили "на ура". Со стихами дело обстояло хуже. Ошибкой было то, что начала я с Агнии Барто. Гриня с молчаливым недоумением выслушивал срифмованные истории про бычка, зайчика, забытого на скамейке, и Танин мячик.
Тогда в дело пошел Пушкин. "Сижу за решёткой в темнице сырой", - продекламировала я бодро и увидела в глазах птицы внимательное ожидание. Вскоре Гриня уже без моих подсказок читал молитву узника. Не получалась лишь фонетическая эквилибристика - "вскормленный в неволе".. "Вскормле... вскормле-ле..." Он тряс головой и щелкал клювом. Наконец тишину субботнего утра расколол крик: "Вскормленный в неволе!" Гриня вдохнул новую порцию воздуха: "Орел молодой!" Он расправил крылья и стал похож в это мгновенье на Чапаева в бурке, мчащегося навстречу врагу, или удалого джигита в высшей точке грузинского танца. Это была победа.
И моя - тоже.
Мы упивались восторгом домашних вплоть до летних каникул, которые по традиции всегда проводили на Украине, у свекрови. Оставив попугая у своих родителей, я понимала, что уроки русского, скорее всего, будут забыты...В середине июня телефонные переговоры повергли в шок всех. "Знаешь, - обиженно делилась мама, - сели мы вечером ужинать у телевизора, выпустили вашего Гриню, открыли пиво. А он сначала по салату походил, потом хлеб поклевал, а потом сел на край тарелки и, прямо глядя в глаза, говорит: "Старые клячи"... Повисла неловкая пауза.
Только уже вернувшись в город и включив телевизор, я ощутила всю мощь рязановского кинематографа. Не Пушкин, конечно, но тоже ведь классик...