Германия. Вот такой я дурак! Дорожная зарисовка

 
              Дверь угрожающе-настойчиво попискивает и подмигивает электролампочкой. Секунда и я в электричке. Поееехали... куда глаза глядят. Вагон полупустой, редкие пассажиры строго в масках. Оживление доносится с другого конца: бранный монолог во всей красе и многообразии смысловых значений нашего великого-могучего. Пышнобородый седой, тускло-сероглазый, в строгом костюме не по последней моде выясняет отношения с контролёрами. Хотя и росточком невелик, но чувствуется, ещё тот калач тёртый! Сорвал с лица маску в знак бесстрашия и протеста. Усы –  дыбом! Шамкает беззубым ртом:
— Твари вы! Бандиты на дорогах!
Контролёры, как и не слышат. Выписав квитанцию согласно немецкому паспорту – пластиковой карточке, направляются в следующий вагон, а взбудораженный "безбилетник" ищет справедливости у народа:

— Отнимают последний еврик. Ни за что оштрафовали; не успел дух перевести, только хотел билет закомпостировать, а они вырвали его из рук. И это не первый раз! У меня сердце падает...
— Работа у них такая, дедуля, а в связи с короной все друг на друга теперь кидаются, словно дикие звери. Кассу им надо пополнять. Мне тоже было очень обидно, когда на второй день после похорон сына, вошла в автобус по проездному от 9-ти утра, а на их часах без двух минут. Попросила о снисхождении, дескать, задумалась в связи с...,  доказательство налицо –  лицо, опухшее от слёз. Выразили "сердечное" соболезнование и выписали штраф в 60 евро, –  пытаюсь на  личном примере успокоить возмущённого пожилого человека.
— Фашисты.
— Стоп, дедуля! И навек забудьте это не салонное слово! Они свою вину до сих пор продолжают искупать.
— Ну разве же это правильно штрафовать?
— По их законам, правилам и понятиям всё абсолютно правильно. А по нашим –  жестоко. Успокойтесь; нам их не понять, правильных, а им –  нас, неправильных. А то как-бы чего не вышло.
— А я ничего не боюсь! Тут каждый за себя, а русский  всё равно за правду! Вот такой я!
— Какой Вы русский? Этнический немец; видно и без микроскопа, и без справки ДНКа.
— Вот спроси, кто я?  –  Сам не знаю. Мои 250 лет в России, Катька-царица нас пригласила. Там я был "фашист недобитый", здесь  –  "руссише швайнэ". Я ж это пережил и переживаю. Так имею я право сказать им правду в глаза?
— Я вам сейчас рот заклею пластырем!
— А как их назвать? Недорезанными со... Не хочу оскорблять домашних животных.
— Да поймите вы, наконец, что это не в стиле современной жизни высказывать правду.
— Правды здесь и не ночевало. Позор!
— Успокойтесь, дедуля. Нервные клетки не восстанавливаются.

— Им, видать, старомодный мой портретик не понравился. Сибирский дух из меня так и  не выветрился. Там мои обе половинки на кладбище. Женился при втором Ильиче  во второй раз. Первую –  машина сбила, у другой –  рак. Я давно в холостом звании. Всю жизнь пахал на производстве, а по дурости сюда попал. Все поехали, и я детей повёз. Они разлетелись; я –  один. Вот у меня в рюкзаке и стакан, и вода. Надеюсь только на себя. Вечером вернусь в пустоту своей жилплощади.
— Немецкий, небось, хорошо знаете?
— В Германии я баран! Немецкого почти не знаю. В детстве бабушка шпрехала и я пацанёнком шпрехал. Потом забыл; позорно было после войны на нём говорить. А сейчас не лезет он в башку, хоть убей! Такая у меня недоброкачественная жизнь.  Эээх, как сибирской картошечки охота, слюнки текут...
— Не смешите, чем она отличается от немецкой? Здесь на любой вкус имеется.
— Неее, наша раскипается вся в воде. Тут хлеба даже нормального нет.
— Хлеба –  сто пийсят сортов.
— И чё? А вот белого, нашего "Железнодорожного", моего любимого, нету.
— Это у вас возрастные капризы.
— В основном морковкой варёной питаюсь; дёсны ни к чёрту. Языком во рту давится она. А ещё охота хлопкового масла; сестра с Узбекистана всегда присылала. И вкус, и запах! Готов макать мягким нашим хлебом с утра до вечера!
— Так вы большой гурман.
— Агааа. Как домой охота... Сдохнуть по человечески.

                Старик успокаивается на глазах. Из усов кольца въёт. Щёки кукольно-румяного цвета, вялая, словно пожёваная шея. Что-то вспоминает, изредка поглядывая на свои остроносые старомодные туфли. Потом с глубокомысленным выражением на лице излагает:
— А, вообще, я ни за кого. Ни за потомков королей-работорговцев, ни за путинских олигархов. Я –  за СССР! Вот такой дурак!

             Водитель электровоза объявляет конечную остановку. Двери –  настежь. Пока не пищат подсобляю новому знакомому с палочкой надеть рюкзак. Он поправляет козырёк своей чёрной кепки из "натурального молодого дерматина", сильно контрастирующей с белоснежной сединой, и доверчиво улыбается, как ребёнок.
 
На фото: акварель автора "Русская зима". 50х60см.