Женщина

Ольга

Эта ночь выдалась тяжелой, я толком не поспала. Дежурства в хирургии вообще редко когда проходят спокойно, но накануне были побиты все рекорды. Я сидела на диване в ординаторской и понемногу заливала в себя горячий крепкий кофе, пытаясь собрать мозги в кучу и настроиться на очередной рабочий день.

Кстати, сколько сейчас времени? Пять, шесть, семь часов? Попробуй пойми, летом рано светает. Я похлопала себя по карману, достала смартфон — разряжен. Пришлось вставать и подключать его к зарядному устройству. Энергия, видите ли, у товарища кончилась… Как я тебя понимаю, бедняга… Был бы у меня такой же проводок. Раз — и зарядилась Ольга Витальевна от сети и пошла лечить своих пациентов.

И всё-таки, который сейчас час? Над дверью ординаторской часы показывали половину второго, чего быть никак не могло. Видимо, тоже села батарейка. Нужно было через силу и через «не хочу» её заменить, а то забуду потом, а коллеги на эти часы ориентируются. Мало ли…

Я выдвинула ящик своего стола, порылась там. Господи, чего только нет: маски, перчатки, гигиеническая помада, леденцы барбариски… Позже приберусь, сейчас некогда. Наконец, я нашла то, что требовалось — пальчиковую батарейку. Дотянуться до часов не стоило и пытаться — роста я была, прямо скажем, небольшого. Ниже среднего. Поэтому я сразу взяла стул и подставила к двери. Затем забралась на него и только потянулась вверх, как дверь ординаторской открылась (ладно, что хоть наружу, а не внутрь!). Я от неожиданности пошатнулась и упала прямо на руки совершенно незнакомому мужчине.

Он был широк в плечах, а от его джинсовой куртки пахло табаком и парфюмом. Когда же я подняла глаза, мне от души улыбнулись самой лучезарнейшей из всех возможных улыбок. И тут мне бы воодушевиться, взволноваться и обрадоваться, как любой нормальной свободной девушке. Да только чувства я испытала совершенно не те. Мной овладели неловкость и раздражение.

- Поставьте меня, - глухо проговорила я.

Когда я оказалась на полу, то обнаружила - незнакомец высок настолько, что я дышу ему куда-то в район солнечного сплетения. И, чтобы избежать неудобства и не запрокидывать голову при разговоре, отступила на шаг назад.

- Вы кто?
- Я ваш новый доктор, - пояснил мужчина. - Вячеслав Ростовцев. Можно Слава. Знал бы, что у вас такие красивые девушки с неба падают, ещё раньше к вам в отделение перешел бы.

Мои щёки залила краска. Я, честно сказать, к комплиментам не привыкла. Ну, так вышло, что в не говорили мне их. В отделении я была, что называется, «своим парнем». Прекрасным специалистом, хорошим другом и товарищем. Но на этом всё.

Мама воспитывала меня одна. Вымотанная тяжелыми дежурствами на «Скорой», она приходила домой почти без сил. Её едва хватало на то, чтобы сварить нехитрый ужин и перекинуться со мной парой фраз. Я не обижалась, нет. Я понимала, как ей тяжело. Одно время мне очень хотелось ярких лент, как в косах у моих одноклассниц, кружевного шитья на юбках и платьях. Только глядя на маму, я очень скоро поняла, что это не главное. Я обрезала волосы и с каким-то болезненным удовольствием принялась за учёбу. Выучиться и работать, работать, работать — вот что стало моей целью. Состояться как специалист, профессионал своего дела. Чтобы за чужой спиной не прятаться, а самой смочь себя обеспечить и за себя постоять. Всегда.

Отношений с мужчинами у меня не было. Хотя в мои двадцать восемь было уже «пора». Так почему-то считается в обществе. Я никогда не понимала, почему. И была очень счастлива, что никто из моего близкого окружения не напоминает от «тикающих часиках» и тому подобном. А на мнение остальных мне было глубоко наплевать. У меня были отношения с моей работой. Она была мне и подругой, и женой, и любовницей. Я никогда не чувствовала, что со мной что-то не так. Очень уютно и спокойно жила в своём мирке, ограниченном стенами больницы, ну и стенами собственной квартиры иногда. Только вот побочным эффектом всего этого являлось то, что как женщину меня никто не воспринимал. В том числе и я сама.

Слава был, скорее всего, постарше меня. Но не настолько, чтобы называть его по имени-отчеству. Он окинул меня оценивающим, заинтересованным взглядом. Что он там такого разглядел, одному богу известно. Ведь я была обычной, совершенно обычной. Слава аккуратно взял у меня батарейку, которую я, оказывается, всё ещё держала в руке, с лёгкостью дотянулся до часов и реанимировал их, подкрутив стрелки:

- Скоро восемь. На пятиминутку опоздаем, - проговорил он. - Где у вас можно переодеться?

Я махнула рукой в сторону закутка, отгороженного ширмой, думая о том, какой же размер хирургического костюма у этого дяди Стёпы? И не шьёт ли он одежду на заказ?

Работать в отделении гнойной хирургии было непросто. Больные по большей части были в тяжелом состоянии, со множеством сопутствующих заболеваний. Лежали по два, по три месяца, так как раны заживали длительно, болезненно. Но мне нравилась эта специализация. Я ни разу не пожалела, что пришла сюда зелёным интерном пять лет назад. В это отделение не толпилась очередь из бывших студентов. А я брезгливой никогда не была, и лентяйкой тоже. Знания впитывала быстро, навыки перенимала легко. Надо сказать, это окупалось сторицей. Я чувствовала удовлетворение от работы, когда видела разницу «до» и «после». И это было очень круто.

В актовом зале было шумно. Продвигаясь между рядами к свободному месту, я здоровалась с коллегами, улыбалась, обменивалась приветствиями. С удивлением заметила, как наш заведующий, Денис Александрович дружески похлопал Славу по плечу. Интересно, они старые знакомые что ли? Но мысль додумать я не успела, потому что начмед стал вызывать дежурантов для доклада по ночной смене. Стоило послушать хотя бы из уважения.

Денис

- Ну, добро пожаловать!

Я распахнул дверь кабинета и пригласил Славу пройти внутрь. Приятель сделал несколько шагов, огляделся и присвистнул, увидев дорогой компьютер и кожаный диван. Да, за пять лет заведования я обзавёлся кое-какими атрибутами взрослости. В другой раз я может и побахвалился бы, но сейчас было не до того. Все эмоции перекрывала радость от встречи со старинным другом.

- Неплохо устроился, братец!
- Да, ты садись! Сейчас кофе попьём и на обход пойдём, - я нажал на кнопку кофемашины, и она утробно заурчала, выдавая по капле ароматный напиток.

Слава улыбнулся, подняв брови вверх:

- Ааа…  - протянул приятель.
- А, это всё благодарные пациенты. Расскажи хоть в двух словах — что ты? Как ты? - приготовился слушать я, усевшись рядом.
- Да что я. На севере поработал, опыт перенял, денег подкопил. Да только ничего хорошего там нет, домой всё равно тянет.
- Один?
- Один, - он, грустно усмехнувшись, отвёл взгляд.
- Н-да, - я хлопнул себя по коленям. - Удачно у нас Виктория Владимировна в декрет ушла. Будто специально освободила для тебя место.

Кофе был уже готов. Я протянул кружку другу, на что Слава многозначительно ответил:

- Спасибо.

***

- Отделение у нас на сорок коек, - на ходу вводил я в курс дела друга и коллегу. - Твои палаты будут — раз, два и три. - махнул я рукой, Слава, не отставая от меня, согласно кивнул. -  Помимо нас с тобой работают ещё врачи, потом познакомишься.
- Да вроде познакомился уже, - усмехнулся друг.
- Ну вот и отлично. В первой половине дня приходят ординаторы. Их двое. Зови ассистировать на операции, не жалей. Пусть учатся. А сейчас пойдём послушаем, как прошли выходные, - и я открыл дверь первой палаты.

Палата была женская, на четыре койки. Вела пациенток Ольга Шарипова — молодой врач. Пришла она в отделение почти одновременно со мной и была в общем-то толковым специалистом. Только в некоторых вопросах наши точки зрения расходились совершенно.  Как, например, в данном случае.

- Пациентка Игнатьева Мария Васильевна, восемьдесят шесть лет, - начала Шарипова доклад. -  Облитерирующий атеросклероз левой голени в стадии трофических нарушений. Сахарный диабет второго типа. Состояние после инсульта, правосторонний гемипарез.
- О, какие слова жуткие, Ольга Витальевна. Так и скажи, что рука и нога у меня не двигаются, а на другой ноге — язвы долго не заживают, потому что сосуды забиты, - старушка заулыбалась.

Ольга тепло посмотрела на неё и шутливо осадила женщину:

- Тише, Мария Васильевна, не мешайте работать. Вы же знаете, что так положено.

Я и сам не любил, когда пациенты лезли со своими комментариями. Врачу отвечать нужно чётко и по делу.

- Вы как сегодня спали? - поинтересовался я, подходя поближе.
- Боли мучили, Денис Александрович. Я уж медсестру не стала будить…
- Не стали будить… - эхом повторил я. - Допплер делали? - обратился уже к Шариповой.

Ольга открыла историю болезни на странице с вклеенным протоколом УЗДГ сосудов нижних конечностей и протянула мне. Так… Передняя и задняя большеберцовые забиты капитально, артерии стопы — тоже ничего хорошего…

- Сосудистые хирурги когда её смогут взять на стол, узнавали?
- Денис Александрович, я по прежнему считаю, что в данной ситуации пациентке показана ампутация. Слишком много сопутствующих заболеваний. Операция на сосудах — это очень большие риски, - настойчиво проговорила Ольга.
- Оля, я согласна на сосудистое шунтирование, - вновь вмешалась Мария Васильевна, - Ногу я терять не хочу. Меня ведь осматривал сосудистый хирург, молодой такой, симпатичный. Он объяснял про шунтирование, про обходные сосудистые пути. Как будет восстановлено кровоснабжение. Я хоть и старая, но кое-что поняла.
- А он вам не объяснял про…?
- Так, ну вот что, - перебил я зарвавшуюся докторшу. - Свару возле койки пациента мы устраивать не будем. Ольга Витальевна, после обхода зайдите ко мне в кабинет. А ваше, Мария Васильевна, мнение я понял и совершенно с вами согласен.

Шарипову трясло, её глаза метали молнии. И она с трудом смогла взять себя в руки, чтобы рассказать о следующем пациенте:

- Прохорова Елизавета Романовна, тридцать восемь лет. Постинъекционный абсцесс правой ягодичной области…

Слава на меня как-то странно посмотрел, но промолчал. А я подумал, насколько же противной бывает наша профессия, гадкой и неблагодарной.

***

Через два часа ко мне в кабинет постучал Слава. Я как раз составлял график дежурств на июль.

- К старому другу можно и без стука, - улыбнулся я оторвавшись от бумаг.
- Тут ты мне не друг, а начальник, - паясничал он. - Слушай, я положил сейчас двоих пациентов. Самообращение, ничего экстренного. Завтра буду брать в операционную. Это мне к кому?
- График операций составляет завоперблоком. Внутренний номер 224, - и я протянул ему трубку радиотелефона. - Звони прямо от меня.
- Спасибо, - поблагодарил Слава и присел на диван.

В этот момент в кабинет постучали опять, а затем в дверях показалась Шарипова:

- Денис Александрович… Вы заняты, - покосилась она на Славу. - Я могу позже зайти.
- Нет, проходите, присаживайтесь.
- Спасибо, я постою.

Слава между тем закончил телефонный разговор и с интересом поглядывал на нас. То на одного, то на другого.

- Ольга Витальевна, - обстоятельно начал я, отодвинув в сторону бумаги, - Пациентке Игнатьевой показана сосудистая операция, и мы её проведём.
- Может поясните, почему? - твёрдо проговорила врач.
- Хотя бы потому что этого хочет сама пациентка!
- Денис Александрович, мы её потеряем!
- Ольга Витальевна, мы её НЕ потеряем! - Я вскочил с места и упёрся руками в стол.
- Так и скажите, что операция на сосудах дороже стоит, чем ампутация! Скажите же, ну! Здесь ведь все свои! Скажите, что страховая компания её лучше оплачивает, и больница больше денег получит! Скажите, что вам это просто выгодно!
- Довольно, Ольга Витальевна! Хватит препирательств! С сегодняшнего дня вашей пациенткой займусь я сам. Чтобы через десять минут её история была у меня на столе! Если ещё раз вы ослушаетесь распоряжения заведующего, можете искать себе новое место работы.

Ольга сверкнула глазами и вылетела из кабинета, звучно хлопнув дверью. Я обессиленно опустился на стул и потер лицо руками. Слава молчал, а я не мог собрать мысли в кучу.

- Дэн, ты прости, конечно, но ты не прав, - осторожно проговорил друг.
- Ты тоже считаешь, что показана ампутация?
- Я эту пациентку сегодня впервые увидел, не возьмусь судить. Я про другое. С Ольгой не надо так.
- Как? - не понял я.
- Грубо и по-хамски.
- Я ей ни одного слова грубого не сказал. Общался с ней, как начальник с подчинённой.
- Так нельзя, Дэн. Она женщина.

Я фыркнул и возвёл глаза к потолку.

- Ольга не женщина, Слава. Она врач! Профессионал! И если она будет обижаться на какие-то не такие интонации в свой адрес, то грош ей цена как специалисту!
- Она — женщина, Денис, - повторил друг и вышел из кабинета.

Ольга

Я бежала по коридору, с трудом сдерживая слёзы. Не могла расплакаться при всех. Не могла и не хотела. Скрыться у нас в отделении можно было только в одном месте, в комнате сестры-хозяйки. Я забежала внутрь, закрыла за собой дверь и, привалившись к ней спиной, дала волю слезам.

Галина Николаевна гладила халаты. Но увидев меня, расстроенную и выведенную из равновесия, аккуратно поставила утюг и подошла поближе.

- Тююю, Оленька. Почему глаза на мокром месте? Кто обидел? - она подвела меня к небольшому старенькому диванчику, усадила и пытливо заглянула в глаза, - Денис?

Я размазывала слёзы по щекам и пыталась выровнять дыхание. Нет, заведующий был не при чём. К его манере общения я привыкла уже давно. Дело было в другом.

- Денис пациентку забрал. Он считает, что я лечила неправильно.
- Так, может, ему виднее? - пожилая женщина погладила меня по руке.
- Я прикипела к этой пациентке, понимаете, Галина Николаевна. Казалось бы, всего ничего у нас лежит, а привыкла. Я понимаю, что мы ко всем больным должны относиться одинаково, беспристрастно и не выделять «любимчиков», но ничего не могу с собой поделать. К тому же, она так похожа на мою бабушку. Вот захожу в палату и как будто снова с ней разговариваю. А Денис хочет провести очень рискованную операцию, которая, скорее всего, её убьёт.

Сестра-хозяйка снова покачала головой.

- Я опять её потеряю, Галина Николаевна! Опять, понимаете?! - и я опустила голову женщине на колени.

Она тихонько гладила меня по волосам и шептала что-то успокаивающее. Я думала, что усну, но тут дверь открылась и в проёме возник Слава с двумя стаканчиками кофе из автомата.

- Оля, мне медсёстры сказали, что ты забежала сюда. Он болван, не обращай на него внимания… Будешь? - и протянул мне горячий напиток.

Денис

«Она женщина…» - звучал в голове Славин голос. Я не мог сосредоточиться на работе, утренний скандал выбил меня из колеи. С сосудистыми хирургами я связался сразу же. Они поставили Игнатьеву в график на послезавтра. Я пытался убедить себя, что поступаю правильно, но смутное чувство тревоги не давало покоя.

Ольга была прекрасным врачом. Умела быстро реагировать в экстремальных ситуациях, принимала решения незамедлительно, всегда корректно и вежливо общалась с пациентами и их родными. Но её ослиное упрямство иногда просто выводило из себя. Она не раз пренебрегала моими распоряжениями. И с Игнатьевой вышло то же самое. Ольга не понимала, что всё гораздо сложнее, всё не однозначно. И я как заведующий отделением, иначе просто не могу поступить.

Женщина… Я её никогда так не воспринимал. Знал давно, да. Но причёски, юбки, каблуки, жеманность, кокетство — это всё не про неё. Своя, что называется, в доску. Я представил себе Ольгу посреди моего кабинета, там, где она стояла сегодня утром. И в памяти искрами стали вспыхивать мелкие детали. Я вспомнил, как вздымалась от злости её высокая грудь, как щёки заалели от гнева. А глаза, большущие, карие, метали в меня молнии. Женщина…

С делами разобрался только часам к восьми вечера. Но я и не торопился особо, так как дома меня никто не ждал. Редкие подружки надолго не задерживались, а я сильно не настаивал. Должность подразумевала частенько ненормированный рабочий день, мало кого это устраивало.

Я переоделся в гражданское и уже запирал дверь кабинета, когда услышал крики из «приёмника». У нас был свой приёмный покой, отдельно от «чистой» хирургии. Черт, что там происходит у них? Через несколько секунд я оказался на пороге приёмника и быстро оценил ситуацию.

На кушетке возлежал молодой парень лет двадцати, не больше, на первый взгляд совершенно целый и невредимый. Пары алкоголя, витавшие в кабинете, давали понять, что парню сейчас очень хорошо. Кушетка, видимо, оказалась настолько удобной, что он прикрыл глаза и собрался подремать. Его приятель, такой же молодой и такой же пьяный, схватил за костюм Ольгу и тряс с криками:

- Полечи моего дррруга!

Рядом с маленькой Ольгой он выглядел просто великаном. Шарипова смотрела на него круглыми от ужаса глазами и не могла вымолвить в ответ ни слова. Медсестра вжалась в противоположную стенку и бочком продвигалась к выходу, чтобы позвать на помощь. Я в два шага пересёк кабинет, оттащил от Ольги малолетнего алкаша и усадил на стул.

- Успокоился! - рявкнул я на парня, тот притих.

Глянул на Ольгу — она так и стояла, обхватив себя руками, и дрожала всем телом. Я её просто не узнавал. Прежняя Ольга могла бы выгнать этих двух обормотов взашей. Так что же произошло сейчас? Я понимал, что парень-то в сущности безобидный. Особого вреда он ей бы не нанёс. Но испугал сильно.

- Что беспокоит друга? - спросил я, хотя за такое отношение к моему врачу стоило бы размазать его по стенке.
- Вторую неделю палец на ноге болит. Полечи, доктор, а?

Я вдохнул, выдохнул, провёл по лицу рукой и тихо, но чётко, чтобы было понятно каждое слово, проговорил:

- Домой. Спать. А с утра — в поликлинику по месту жительства.

Парень поник, опустил голову, как будто ему нанесли тяжкую обиду, а потом тяжело поднялся и начал соскребать своего приятеля с кушетки.

- Пойдём, Никитос, никто нас лечить не хочет… - с тоской проговорил он. Друг же его спал сном младенца и искренне не понимал, почему его потревожили.
Дождавшись, когда эти двое исчезнут, я подошел к Ольге. Она смотрела прямо перед собой и никак не реагировала. Я взял её за плечи и заглянул в глаза:

- Оля! Оля, посмотрите на меня.

Она подняла голову.

- Воот, хорошо, - я улыбнулся. - Пойдёмте, я вас чаем напою?

Она кивнула, и я, аккуратно придержав дверь, повёл её к себе в кабинет. Кто бы мне сказал с утра, что я буду угощать чаем доктора, доставляющего мне столько хлопот и проблем, я бы не поверил. Но как её оставишь? Развернуться и уйти? Так нельзя. Так не делается. Нужно убедиться, что она в порядке и всё.

Пока закипал электрический чайник, я смотрел на Ольгу, сидящую на диване, и у меня на душе кошки скребли. Она, всегда такая боевая, решительная, сейчас сжалась в комок и никак не могла прийти в себя. Я присел перед ней на корточки и взял её руки в свои:

- Сильно испугалась?

Она неопределенно мотнула головой.

- Охрану-то почему не вызвала?

Сказал, а потом сам понял, что глупость спросил. Вероятно, всё произошло быстро. А чтобы вызвать охранника из другого корпуса, нужно было как минимум взять трубку радиотелефона и набрать по памяти трёхзначный номер. Я сжал челюсти. Давно говорили главврачу, что надо сделать везде тревожные кнопки… А то мало ли таких любителей «полечиться» вечером придёт.

- Кстати, а почему ты ещё не дома? Ты же с дежурства.
- «Чистым» помогала. Им огнестрел и ножевое привезли. Рук не хватало,  - тихо ответила Ольга и прикрыла глаза.

Я понял, что до дома она просто не доедет. Уснёт в маршрутке, или на чём она там добирается…

- Так, ложись, - решительно сказал я.

Она протестующе замотала головой.

- Ложись, кому говорю. Отдохни.

И тут то ли мой начальнический тон повлиял, то ли она и вправду так устала, но Ольга послушно положила голову на подлокотник и с благодарностью на меня посмотрела. Я подумал немного, затем достал из шкафа плед и накрыл её. Отделению нужны адекватные и отдохнувшие доктора, а не врачи с поехавшей от переутомления крышей.

Уснула она очень быстро. Верхний свет я погасил, оставил только настольную лампу. И что дальше? Пойти домой? А как она одна останется? Я разглядывал спящую Ольгу и пытался разобраться в себе. Происходила полная ерунда. День вышел сумбурный какой-то. Ещё утром я мог чётко себе ответить — что именно я чувствую по отношению к доктору Шариповой. Уважение. Нейтралитет. А как ещё может относиться начальник к подчинённому? Да, она иногда раздражала своими решениями, принятыми мне наперекор. Но по большей части оказывалась права.

После событий сегодняшнего дня — после разговора со Славой, после того, как я увидел её дрожащей в руках у пьяного мудака — всё как-то неуловимо поменялось. Я испытал… Жалость? Нет. Сочувствие? Тоже нет. Что тогда? Желание защитить? Позаботиться? Рыцарь, блин, в сияющих доспехах. Это усталость, просто усталость. Надо выспаться, а утром всё встанет на свои места.

Ольга вздохнула во сне, повернулась на другой бок, и при этом её рука неловко свесилась с дивана. Я подошел взял её за запястье. У её была очень мягкая, тёплая кожа, и на запястье часто-часто билась голубая жилка. Я не знаю, смог бы её отпустить или нет, но Ольга сама высвободилась, что-то пробормотала сквозь сон, и пристроила руку себе под голову.

Всё шло куда-то не туда. И слишком быстро шло. Я остро ощутил потребность уйти. Мне здесь не место. Дожил. Не место в собственном кабинете. Но оставить кабинет открытым я не мог, не мог и разбудить Ольгу. Поэтому я устроился в кресле, склонив голову на бок, и сам не заметил, как задремал.

Ольга

Проснулась я от стука. Вначале никак не могла понять, где нахожусь, но потом приподнявшись на локте, увидела черную кожаную обивку дивана, и события вчерашнего дня потихоньку стали всплывать в голове. Выходит, я уснула в кабинете завотделением? Н-да. Только где же он сам?

И словно в ответ на мой вопрос из кресла, стоящего неподалёку поднялся Денис Александрович и пошёл открывать дверь.

- Денис, я хотел посоветоваться по поводу Козлова из пятой палаты… - начал было Слава, но осёкся на половине фразы, потому что увидел меня, заспанную и растрепанную. - Я не вовремя? - перевёл он взгляд на заведующего.
- Нет-нет, всё в порядке, - я быстрым движением пригладила волосы, встала, поднялась с дивана и одёрнула хиркостюм. - Мне пора.

И, прошмыгнув мимо мужчин, выбежала из кабинета.

Господи, как так получилось, что я уснула? Гадство! Денис теперь ещё больше ко мне цепляться будет. Работать нормально не даст после такого проявления наглости с моей стороны. Но он ведь сам привёл меня в кабинет. И перед Славой так неудобно получилось. Так, ладно. Об этом я подумаю завтра. А сейчас у меня были дела по-важнее. Пятиминутку я уже проспала. Перевязки я сделаю быстро, а потом наведаюсь к Марии Васильевне. Я всё-таки была полна решимости отговорить упрямую старушку от операции, которая может её убить.

Денис

- Хм, ты всегда так делаешь, Дэн? Сначала орёшь на подчиненных, а потом их у себя в кабинете спать укладываешь?

Слава прошел в кабинет, задумчиво вращая в руках смартфон, а потом поднял глаза на меня.

- Долго объяснять… Почему тебя это так волнует?
- У тебя с ней что-то есть? - проигнорировал мой вопрос друг.
- Есть, - кивнул я. - Я её начальник, она — врач моего отделения. Вот и всё, что у нас есть. Слава, а тебе что за дело?
- Она хорошая, она мне понравилась.
- Давно ты женщин выбираешь по принципу хорошести?
- Да не выбираю я её. Мне просто не нравится наблюдать, как ты её обижаешь. Или это в порядке вещей, и до меня так же было?
- Слав, ты про Козлова что-то хотел спросить, - я обогнул стол, сел за рабочее место и сцепил руки в замок.
- Да к чёрту Козлова, Дэн. Просто она — вылитый ты. Такой же трудоголик, одержимый хирургией. Ты мой лучший друг. Я тебя знаю одиннадцать лет, Дэн.  И когда у тебя женщина вызывает такие сильные чувства, не важно — положительные или отрицательные, - это неспроста… В общем, подумай об этом…
- Подумаю, - эхом отозвался я, провожая друга взглядом.

Ольга

Я стояла возле дверей палаты и слушала разговор, явно не предназначавшийся для чужих ушей. Было время обеда и я как раз хотела зайти к Марии Васильевна, пока её соседки вышли в буфет. Но она была не одна. Аркадий Степанович, её супруг, навещал её чуть ли не каждый день. Старики были настолько трогательны в проявлении своей любви. Я наблюдала за ними, такими настоящими, и мной овладевало странное, незнакомое до этих пор чувство белой зависти. Неужели так бывает. Неужели можно так любить — в любом возрасте, в любом облике, в болезни и в здравии, в горе и в радости?

Они общались с достоинством, присущим их поколению, но в то же время с такой невыразимой нежностью, что это не могло оставить меня равнодушной. Я просто диву давалась. Оказывается, любовь можно пронести через годы.

Казалось бы, в разговоре двух пожилых людей ничего такого не было. Речь шла о совершенно обыденных вещах. О кошке по кличке Дуся, о соседях, о герани, цветущей дома на подоконнике. Но то, как тепло они друг на друга смотрели, то, как Аркадий Степанович расчёсывал её седые пряди маленьким гребнем,  а потом по просьбе супруги долго искал в сумке зеркальце… У меня эти простые мелочи вызвали трепет в душе и какое-то волнение.

Я осторожно прикрыла дверь и направилась в ординаторскую. Не время сейчас. Не нужно их тревожить. Забегу к ней потом, успеется.

Денис

Рабочий день закружил в своём водовороте. Ближе к двенадцати часам вызвал главный врач. Оказывается. одна из пациенток сфотографировала и выложила у себя в инстаграме порцию обеда из нашего буфета. Якобы мы недокармливаем людей. В тарелке подписчики насчитали у неё 28 макарон. Мысль, что она успела часть съесть или перевалить в другую тарелку, как-то не приходила никому в голову. Дело раздули из ничего. История дошла до горздрава, и мне пришлось писать по этому вопросу объяснительную. За всё время заведования настолько бесполезно я своё время ещё не тратил.

На лестнице, когда уже возвращался в отделение. Меня поймал Слава. Начал что-то мне рассказывать, но я, как ни старался, в суть вникнуть не мог. Мысли по прежнему крутились вокруг макарон и пределов человеческой глупости. Приятель шагал в ногу со мной и, когда мы поравнялись с дверью одной из палат, неожиданно притормозил:

- Постой, надо помочь.

Остановился и я. Но, не сразу сообразив, чем помочь и кому, так и остался стоять в коридоре. Слава же зашёл в палату. Там Ольга с медсестрой пытались переложить с каталки на кровать пациентку, видимо, после операции. Слава опустил каталку до уровня койки, и совместными усилиями им удалось переместить женщину.

А я стоял как дурак и смотрел на происходящее, даже не понимая, от чего меня так накрыло. Ведь подобное происходило каждый день, работа в нашем отделении требовала больших физических усилий ото всех сотрудников — от женщин в том числе. Так в какой же момент я решил будто так и надо? В какой момент стал закрывать на это глаза? Ещё в детстве мне вложили в голову, что простые вещи, которые я могу сделать как мужчина — придержать дверь, помочь с тяжелыми сумками — сделают жизнь женщины приятнее и удобнее. Тем более, что мне это ровным счетом ничего не стоит.

Но, видимо, работа свела на нет всё во мне, что было человеческого. Нет, я не сделался хамлом и быдлом, только замечать жизнь, настоящую и правильную, будто бы перестал. Душа зачерствела, что ли?

Я увидел, как Ольга подняла глаза на Славу и, тепло ему улыбнувшись, что-то проговорила. С удивлением я обнаружил, что хочу, чтобы она также смотрела на меня — с благодарностью и симпатией. Это была совершенно глупая, необоснованная ревность, и, чтобы заглушить идиотское и неуместное чувство, я поспешил к себе в кабинет.

Ольга

Соседки Марии Васильевны устроились в холле перед телевизором и ловили каждое слово ведущего вечернего ток-шоу. Поэтому я решила воспользоваться моментом и переговорить с Марией Васильевной с глазу на глаз.

- Оленька, ты опять дежуришь? - пожилая женщина улыбнулась, когда я вошла в палату и прикрыла за собой дверь. - Всех денег не заработаешь, милая.
- Мария Васильевна, вы как? Медсестра была? Укол сделала?
- Да толку от этих уколов. Не помогает ничего, Оля.
- Нужно немного подождать, препарат же не сразу действует, - попробовала успокоить её я.

Возникла неловкая пауза, а потом Мария Васильевна проговорила:

- Оля, ты не переживай за меня. Я ведь знаю, почему ты пришла. Вы ссоритесь из-за меня с Денисом, я не хочу, чтобы вы…
- Да при чём здесь Денис? Он меня в последнюю очередь волнует. Я за вас очень беспокоюсь. Откажитесь от операции, Мария Васильевна, - горячо попросила я. - Вы можете её не перенести.
- Ну значит так суждено, Оля, - и пожилая женщина отвела взгляд. - Я давно живу на этом свете. А перед Аркадием Степановичем я не буду калекой.
- Мария Васильевна! Вы поймите, уж простите за прямоту, вы всё равно не встанете. А при ампутации будет гораздо больше шансов на успех.
- Оля, ты знаешь, как мы с Аркадием Степановичем познакомились?
- Нет, - ответила я, не понимая, к чему она клонит.
- Мы познакомились на танцевальной площадке. Танцы устраивали прямо между домами. Ох, как Аркадий меня кружил! - лицо Марии Васильевны приняло мечтательное выражение, морщинки разгладились, губы растянулись в мечтательной улыбке. - Он был молодой статный красавец с пышной шевелюрой, я тоже была хороша. Наряды шила себе сама, в те времена о таком изобилии, как сейчас, можно было только мечтать. Спустя время моя лучшая подруга Зинаида рассказала мне, что все любовались на нас с Аркадием и завидовали. Как же я была удивлена! Ведь мы ничего и никого вокруг не замечали! Мы прожили очень счастливую жизнь, Оля. И всю жизнь я чувствовала себя любимой. Правда, детей так и не нажили. Видимо, так Богу угодно было. Но я не об этом хочу сказать, Оля. Для своего любимого мужчины я хочу остаться женщиной до конца. Той, которую он кружил в танце много лет назад.
- Я не понимаю… - я замотала головой. - Мария Васильевна, я не-по-ни-ма-ю… - И выбежала из палаты.

Конечно, это было очень невежливо с моей стороны. С другими я бы не допустила такого поведения. Но эта пациентка за столь короткое время стала для меня очень важна. И я с трудом подавила порыв сорваться на крик и грубость. Оправдывало меня желание её спасти.

Денис

Она плакала. Я поверить не мог, что слышу это. И вижу. Впал в ступор, не зная, как реагировать. Ольга Шарипова — решительная, волевая, иногда резкая  - сидела на ступеньках возле служебного входа и плакала.

Было около девяти вечера. Я только разгрёб дела. Поздно, конечно. Ещё сомневался, стоит идти домой или нет. Но всё-таки собрался и у дверей увидел её.  Она плакала очень жалобно и тихо. Утирала слёзы кулаком, словно стыдясь собственной слабости перед собой же. Мне стало так больно в груди. «Ну же, Денис, подойди, утешь, успокой» - уговаривал я себя, но с места не двигался. Ольга меня не видела, это было к лучшему. Наконец, я не выдержал, повернулся и ушел, отчаянно ненавидя себя за малодушие и трусость. Оставил её наедине с её бедой, догадываясь, что причина её слёз — я сам.

Следующим утром у Игнатьевой была запланировна операция. Сосудистые хирурги взяли её около десяти часов. День выдался суматошным. Несколько раз дёрнули в приёмник, ближе к обеду вызвал к себе главврач по поводу всё той же жалобы. Всё это время я помнил пожилой пациентке, но прекрасно понимал, что новостей пока ждать рано. Операции на сосудах, как правило, занимают много времени. Позвонили мне, когда я меньше всего был готов. Достал смартфон, на дисплее высветилась фамилия заведующего сосудистой хирургией:

- Я слушаю, Валерий Иванович, - ответил я, крепко сжав трубку.
- Денис Александрович, мы потеряли Игнатьеву. Скорее всего, тромб.  Патологоанатомы позже точно скажут. Сообщи родным.

Я отключил связь, отшвырнул от себя телефон и что есть силы шарахнул кулаком по столу.

***

Аркадий Степанович сидел и смотрел прямо перед собой, растерянно теребя в руках берет. Он был здесь только физически, а мыслями и душой где-то далеко-далеко. Я плеснул ему коньяку, протянул ему, на что мужчина отрицательно мотнул головой. Тогда я выпил сам, поставил бокал на стол и отошел к окну.

Мне было не впервой сообщать родственникам о смерти пациента. По возможности, я старался делать это без лишних эмоций, вежливо и корректно. Я говорил о том, что мы сделали всё, что было возможно, и что я очень сожалею об их потере. Чаще всего родные реагировали адекватно, благодарили, переживая своё горе достойно. Были также и эмоциональные срывы и истерики, с этим тоже удавалось справляться. Но сегодня я с трудом подбирал слова:

- Аркадий Степанович, мне очень жаль. Я должен был сделать выбор и выбрал неправильно. Простите меня.

Он как будто очнулся, едва вздрогнул и посмотрел на меня взглядом полным боли.

- Вы не виноваты, Денис. Можно я с вами так, по простому, по имени? Я всё-таки намного старше вас. Не извиняйтесь. Значит так было суждено... Но не дай вам Бог пережить вашего любимого человека.

В этот момент в кабинет ворвалась Ольга. Она посмотрела на Аркадия Степановича, скользнула взглядом по бутылке коньяка и по пустому бокалу, а затем взглянула на меня и, видимо, поняв всё без слов, со злостью выплюнула:

- Я тебя ненавижу!

И хлопнула дверью.

***

Прошло четыре дня. Ольга со мной не разговаривала. То есть по служебной необходимости мы, конечно, общались. Я говорил, она слушала. Но не более того. При любой попытке поднять тему гибели пациентки Ольга разворачивалась и уходила. Меня грызло чувство вины. Я понимал, что это моя ошибка, и готов был нести за неё ответственность. Какие бы ни были отношения между ней и Игнатьевой, для Ольги эта пациентка была очень важна. И не смотря на то, что у меня была своя правда, я хотел, чтобы Ольга меня простила и не смотрела на меня как на воплощение зла.
Я сидел у себя в кабинете и глушил коньяк. За окном уже стемнело, рабочий день давно закончился, но домой не тянуло. В дверь постучали. Я хотел ответить, но махнув рукой, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

- Пьёшь, - прозвучал голос Славы совсем близко.

Я очнулся от дрёмы и увидел, как друг бросил взгляд на полупустую бутылку, а затем пристально посмотрел на меня.

- А ты чего здесь? Дежуришь сегодня?

Слава не ответил. Плеснул янтарной жидкости в мой стакан и, выпив залпом, сел напротив. Я поставил локти на стол и обхватил голову руками:

- Что я сделал не так? Где я был неправ, можешь мне сказать? Я действовал в интересах пациента. Я действовал в интересах больницы! Так какого черта ответственность за произошедшее теперь лежит на мне?!

Я поднял на него глаза, ожидая поддержки, помощи, совета. Приятель по прежнему молчал.

- И почему мне так погано, когда я вижу её глаза? Её взгляд осуждающий и полный горечи и боли, от него провалиться на месте хочется!

Слава снова подлил янтарной жидкости и опрокинул в себя стакан:

- Ты знаешь почему, - серьёзно ответил он.
- Но нельзя же влюбиться за три дня!
- Можно влюбиться за несколько секунд.

Я посмотрел на своего друга и будто бы увидел его в первый раз. Хотел спросить о чем-то, но то ли алкоголь сделал своё дело, то ли усталость, накопившаяся за день, но мысль я потерял.

- Слав, что мне делать, а?
- Попроси прощения. Только искренне…
- А я что, не искренен?
- Ты понимаешь, о чём я. От души, искренне попроси прощения.
- Да я уже миллион раз с ней заговаривал! - вспылил я. - Она не реагирует никак.
- Не у неё, Денис. Не у неё…

Аркадий Степанович

Всё в квартире напоминало о Марии Васильевне, о его Машеньке. Тоска затопила сердце, и непонятно было, как жить дальше. Она болела очень сильно, и Аркадий Степанович знал, что всё идёт к одному, но легче от этого не становилось. Её гребень на тумбочке, очки, цветы на подоконнике, которые она так любила... На колени заскочила кошка и в поиске утешения у хозяина ткнулась мордочкой Аркадию Степановичу в плечо. Мужчина погладил кошку, вспомнив, как жена подобрала её несколько лет назад маленьким котёнком.

От грустных мыслей Аркадия Степановича отвлёк дверной звонок.  Знакомых у них с Марией Васильевной было мало. Мужчина пошел открывать, гадая, кто бы это мог быть. Он был поражен, увидев на пороге двух докторов, лечивших Машу, - Ольгу, готовую вот-вот расплакаться, и Дениса, держащего её за руку.

- Аркадий Степанович, добрый вечер, - серьёзно сказал Денис. - Впустите?

Эпилог

- Машенька, девочка моя, - пожилой мужчина разулыбался и протянул руки к малышке. - Иди скорей к дедушке!

Но Маша в свои полтора годика жаждала шагать, прыгать, бегать — словом, изучать этот удивительный мир. Вот из сейчас вместо того, чтобы посидеть с дедушкой, девочка предпочла побежать к родителям, ведь они были заняты таким интересным делом! Мама с папой зачерпывали из фонтана воду, брызгались друг в друга и хохотали.

Папа подхватил дочку на руки и закружил, Маша завизжала от удовольствия.

- Денис, осторожно! - с волнением проговорила Ольга.

Но Маша с папой продолжали развлекаться.

А Аркадий Степанович наблюдал какое-то время за молодыми людьми, а потом поднял голову к ясному летнему небу и тихо сказал:

- Я ещё задержусь, Машенька. Ещё задержусь...