утро

Утро у нас начинается рано. Не, не так. Утро у нас начинается, когда я обычно ложусь спать. В полшестого приходят первые торговки под окна. Такое ощущение, что приходят и рассаживаются они у нас прямо на кухне. С этого угла просто заполняется минирынок. Хотя какой он уже нахер мини...
- Маня, мэни невистка з Прыднэстровья казала, що у ных кукурудза на 50 копийок дэшэвше, коли оптом брать.
Всеобщее оживление. Все стягиваются к невесточно-приднестровской счачтливой бизнесменше и заставляют звонить невестке для уточнений деталей будущего стартапа.
Кроме алло, весь разговор идет на молдавском, что не мешает принимать участие всем. Хотя никто не понимает, орут так, чтобы в Приднестровье услышали, несмотря на непонятные телефоны и сети. Причем даже на иврите.
Громче и активнее всех - только подошедший угловой ром с тюлькой.. Он пока нихрена не понимает, что происходит, но притарабанил пару ящиков тюльки и сардели и теперь, перед нелегким трудом взгромождения их на табуретку, ему надо перекурить три раза и собраться с мыслями.
В итоге его с его невнятными выкриками на ромском хором шлют воровать коней, разворачиваются к проджектменеджерше финансового прорыва, а у той как раз садится телефон. Обиженного рома снова ловят, вручают трубку и зарядку и отряжают к секретным проводкам, торчащим из стены через два дома.
Торговка, не меняя громкости, рассказывает, что главное она услышала. На гривну эти конкретные мамалыгоделы не торгуют, а в леях все дороже. А в рублях дешевле, но кому они нужны и где их взять.
На вернувшуюся жену рома, которая сунулась с вопросом с евро и баксами, посмотрели с сочувствием, погладили по голове и отправили снова морально поддерживать добытчика электричества.
Тут проходит участковый, хозяйственно поправляя выбивающиеся из общей кучи ящики и строго оглядывая коллектив. Гомон испуганно затихает.
Как раз успеваем заснуть.
За время просмотра первого тревожного сна подъезжают ребята из Вилково. С раками. Оставляют раков и дружно идут просыпаться в крафтовую пивнуху, которая из-за всей этой шоблы работает как раз с шести.
Пока их нет, раки просыпаются и не хотят.
Тушение пожара в борделе - детский пикник на лужайке по сравнению с десятком женщин, ловящих по полу раков.
Снова выходим на кухню покурить и хлебнуть кофе.
В процессе рачного сафари пациент кусает тетку без телефона, но с приднестровской кукурузой за задницу. Как - загадка. После бурных дебатов все сжалились и отправили ее лечиться. Пока за нее потргуют. Возвращаются вилковские ракобароны. Приводят с собой деда с козьим молоком. Он два раза в неделю тут, но именно сегодня приехал с вечера и заночевал возле самого родного места на хуторе. Возле пивнухитони его и нашли, растормошили и помогли донести удои до рабочего места. А так как он раков боится, а не факт, что бравые охотницы поймали всех, ему раскладывают прямо под окном спальни.
Говорят, влядельцы животных на них похожи. Это факт. Дед разводит коз.
Под блеянье и мемеканье про свежайшие продукты только из-под на весь хутор, этого козла хочется уже пустить на шашлык.
Подъезжает кокетливые сиреневые жигули с игривыми пчелками желиой краской по всему корпусу. Молчаливые, суровые и местами опухщие пасечники, семейная пара, начинают выгружать продукцию прямо под вторые окна.
Вернувшаяся кукурузовладелица, едва стоящая вертикально после лечения. Увидев плоды полей и лугов, она с неожиданным проворством рванула к самому большому глечику и сунула туда бубен закусить.
Бабки много читали про пчеловодство. Поэтому, когда из глечика начали вылетать немеряные пчелы, все радостно завопили, что это рой отделился, надо его быстро собрать и будет у них новая пасека. Только не здесь.
Под эти радостные выкрики и жалобные вопли снова раненой кукурузницы единственные люди, проявившие активность - это были мы, судорожно носясь по кыартире и захлопывая окна.
6.30. Ну, утречко доброе всем.