Чертовщина

Чертовщина,
или несколько дней из жизни Миши Ш.


Жизнь требует удобств. Хотя бы минимальных. Для Миши Шика это в первую очередь крыша над головой, еда, как минимум два раза в день, и место, где отходы жизнедеятельности организма можно оставить, не выходя из дома. Обрести комфорт в дискомфорте,- довольно проблематично. Этот минимум, был достигнут после немалых мытарств, закаливших его тело. Миша, наконец, остепенился и заматерел. Но о наличии особых претензий говорить не приходилось. После смены жизненных координат и климата, а заодно и вколоченных с детства социалистических принципов, жизнь на новой родине трудно, но устаканивалась. Знойный, но свободный ветер Земли Обетованной благотворно действовал на его измученную прежними страстями душу. Вечный конфликт между творческой интеллигенцией и власть предержащими истончили вконец нервы. Окончательно ушла вера в возможность мирного сосуществования в этом, отдельно взятом государстве. Плюс к этому ошибки воспитания в трудном детстве, чрезмерное увлечение алкоголем и, прости душу грешную, женщинами. Сегодня всё это осталось в туманной, синей дали снежной, холодной Родины-уродины.

Утро задалось не очень хорошее. За окном редкая для этой страны пасмурность, и вороньё каркало как-то особенно громко и нагло. Привычно пошарил рукой по постели. Здесь, рядом. Посапывает. Да, да. Это тоже входило в список удобств в новой Мишиной жизни. Ну, как же без женщины! Все те, прежние, рассыпались, растворились, бросили, или были брошены. Здесь, у синего моря, организм вдруг затосковал и потребовал должного уважения к себе. Женщина появилась как-то незаметно. Просто однажды кто-то привёл и оставил. С тех пор она откуда-то приходила и опять куда-то уходила. Старательно его кормила, устраивала постирушки, не надоедая разговорами и претензиями. Да и говорить то особо было не о чём. Их жизни совпадали только в одном – было ТАМ, а стало ЗДЕСЬ. Впрочем, его это вполне устраивало. Если в прежней жизни приходящие женщины появлялись, в перерывах между законными браками, это всегда было чревато и несло определённую опасность. Женщины приходят и уходят, - алименты накапливаются. Но это там и тогда. Здесь всё было проще. Годы уже не те, страсти поулеглись естественным путём. Жизненный девиз лишился флёра романтики, но максимально приблизился к ситуации. - Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Минимальный комфорт был достигнут, а с ним и консенсус с возможными неожиданностями. Всё шло тихо, мирно и вполне предсказуемо. Стараясь не разбудить компаньонку, сполз с дивана, потянулся, взбадривая ещё сонные мышцы, и отправился с визитом в свой кабинет. Совмещённый санузел, изукрашенный весёленькими занавесочками, отделяющими То от Этого, манил своей обособленностью и уединённостью. Можно было посидеть на мягкой накидушке, на крышке унитаза, подумать, почитать газетку. А ещё можно было без свидетелей рассмотреть себя в зеркале, вздохнуть и переступить порожек в душ, чтобы смыть с себя недовольство увиденным.
 
Привычно протянул руку к выключателю, и…тихое Пук, вместо света. Он так привык, что Здесь всё всегда работает безотказно, и перегоревшая лампочка очень расстроила. Плеснул в лицо водичкой из под крана, натянул майку и шорты и отправился в магазин. Деликатное тепло мягко приняло его в свои объятия. Солнце, ещё не совсем проснувшееся, старалось разом обогреть огромное небо, землю и где-то пришёптывающее море. Шальными лучиками оно пробивало листву причудливых деревьев, зажигая тысячи огоньков-росинок на цветущих диковинными цветами кронах. Весёлые фонтанчики у каждого дерева (хитроумная система полива) сверкали алмазными струйками. Прохладный ветерок ласково гладил по лицу, улучшая настроение и даря надежду на что-то хорошее и светлое.
- Ну, размечтался! Всё хорошее уже давно не ласковое. Ласковое - давно приобрело черты меркантильности.

Вот и площадь, окружённая, словно крепостной стеной, множеством магазинов и магазинчиков, лавочек и вполне серьезных заведений. Продавцы резво раскладывают и развешивают свой товар прямо на улице. Всё на продажу! От кулинарных изысков, диковинных фруктов и всяческих овощей, щедро обрамлённых яркой, пахучей зеленью, до любых предметов обихода. Здесь же и банк, аптека, всяческие мастерские и, наконец, авиакассы. Вот так запросто – зайти и купить билет в любую сторону.
-Нет, об этом лучше не думать. Проскочить это место, не оглядываясь. Ишь ты, о чём подумал. Там лампочки перегорали гораздо чаще.

Нужное нашёл быстро и бодрым шагом назад, устранять брешь в хозяйстве.
- Может, повезёт, и Наталья уже ушла.. Почему то хотелось побыть наедине со своими хозяйственными проблемами. Не то чтобы она мешала, но творческий процесс тормозила. Всё по уму. Наталья исчезла, оставив на столе завтрак, заботливо прикрытый белой салфеткой. Но, приятное на потом. Сразу взялся за дело. Вкрутить лампочку - плёвое дело для его умелых, опытных рук. На секунду она даже загорелась, мигнула и… погасла. А с ней погасло всё, что до этого функционировало. Выяснилось, что света нет во всей квартире. Тихо умер компьютер, за ним телевизор, а с ними и надежда на горячий, утренний чай в их компании.
 В сердцах хлопнул дверью туалета и взвился от боли. Пожилая дверь, не удержав расхлябанного замка, со всей дури, швырнула его прямо Мише на ногу. Подвывая от боли и обиды, он, уже по чисто еврейской привычке, стал подсчитывать убытки. Понятное дело, самому, хоть и опытному, не справиться, за отсутствием идей и инструментов. Прихрамывая, спустился на первый этаж, где в одиночестве, в своей стеклянной каморке, скучал консьерж.
 Объяснить ничего не смог, за отсутствием знания хитрого еврейского языка, но бумажку с номером квартиры оставил. Считай, что вызвал джинна, мага и волшебника этого заведения, под завязку набитого такими же бедолагами, бывшими соотечественниками. Молодой и красивый, чернокожий и кучерявый, то ли араб, то ли африканский еврей, с экзотическим для русского уха именем, Ронни, появился довольно быстро. Из всего богатого лексикона русского языка, он выучил, наверное, самое главное слово – ДРУГ. Его жест рукой от своего сердца к Мишиному, должен был означать – мы с тобой одной крови, ты и я, друг! Немного подумав, добавил, – друг-профессор.

 Проблему он понял сразу. Куда-то исчез и вернулся быстро с тележкой, заваленной всевозможными инструментами, запасными деталями, замками, розетками и выключателями. Через час всё заработало, засветилось, заиграло. Замок мягко защёлкивался, даря возможность вновь ощутить свободное одиночество. Кое-как удалось всучить ему деньги, за потраченное время, за скорую помощь и за доброе слово – друг.
 Жизнь вновь расцветилась всеми цветами спектра. Включил телевизор, для звука и компьютер, для успокоения. Сотворил чай и смачно позавтракал, помянув добрым словом Натальины старания. После суматошного утра и сытного завтрака, почувствовал некое томление в уже совсем не юном теле. Нет, это было совсем не то, молодое и зовущее чувство, скорее просто желание прилечь и расслабиться. Спорить с организмом не стал и всем своим грузным весом, плюхнулся на диван.
 Взлетел он с дивана, гораздо быстрее, чем приземлился. Раздавшийся звук походил на хруст ломающихся костей. Во время сообразил, что место, которым он соприкоснулся с диваном, мягкое, костей не предполагающее. На широком, цветастом, диванном поле, покоились останки его очков. Раздавил и похоронил среди невиданных цветочков. Яростно взвыл, скинул мощи на каменный пол и долго топтал их. Потом, так же долго выметал, сопровождая свой труд очень ненормативной лексикой. Сумасшедший день и расходы, грозящие превысить лимитные границы. Очки были единственные, а оптика стоила немалых денег. Винить было некого. Вспомнил, что сам положил их сюда, для пущей сохранности на время ремонтных работ. И от этого было ещё обиднее. Было жалко очки, деньги и больше всего себя, любимого.

 За всеми хлопотами не заметил, как день скатился в вечер. Здесь это происходило всегда быстро и неожиданно. Просто чёрным становилось окно, и жизнь за ним замирала. Лишь изредка кошачий страстный, любовный крик нарушал тишину. Миша пожалел, что Наталья не пришла, но звонить не стал. Принял успокоительный душ, замотался в широкий, мягкий халат, разогрел ужин и устроился в старом, расшатанном кресле перед телевизором. А там… постоянные политические дебаты, в исполнении одних и тех же политических деятелей. И было ему грустно и бесприютно. Телефон молчал, и компьютер мерцал пустым монитором.

Ночью Мише снились странные, путаные сны. По пустынному пляжу бегала голая Наталья размахивая его очками и трубно распевала сразу на два голоса – Нас не догонят, нас не догонят…. Растопырив руки, Миша бежал за ней, тщетно пытаясь поймать её грузное тело, ставшее вдруг лёгким и летучим. Ноги вязли в песке, он падал, снова поднимался, что-то кричал, но, вместо крика, вырывалось лишь чуть слышное шипение. Наталья вдруг развернулась к морю, побежала по ровной глади его и… растворилась облачком в необозримой дали.

Проснулся от собственного стона, и тут же снова впал в мучительный сон. Дверь в его комнату тихо отворилась, хотя он точно помнил, что запер её на ключ. Миша забился в угол, дрожа всем телом, чувствуя, как голый зад его леденеет на каменном, гладком полу. В полной тьме загорелись две маленькие лампочки и ласковый, мурлыкающий голос почти пропел – Большаая ты своолочь, Мишааня. Низзя плюоваать на друомурзей. Я к тебе всею дурмуршой, а ты? Отдаай мне мою колбасууу.
Миша открыл глаза и увидел огромного чёрного кота, с горящими недобрым светом глазами. Он сразу узнал его. В обычной, дневной жизни это был добрейший котик, которого он по доброй воле, подкармливал колбасными обрезками.

- Ты что, умеешь говорить? Почему же ты раньше никогда не разговаривал со мной? А ещё говоришь, друг. Мне бывает так одиноко.
-Я же не муррдурак. Да узмяунай ты это раньше, я давно бы был посажен на муррцепочку, а ты помяуказывал бы меня за муррденьги. Жаден ты больно, Мишааня.
-Ну, ты даёшь, котяра! С чего ты это взял? Не знаешь меня, а говоришь – очень обиделся Миша.
Голос кота стал вдруг старчески скрипучим и жёстким.
- Да всё я про тебя знаю. Во всём свою выгоду ищешь, всё на деньги меряешь. Вот и сегодня, из-за чего страдал? Денег жалко было. А пошто Наташку мучаешь? Она семью хочет, последние шансы свои бабьи теряет, вон худеть уже начала, стать уходит. А ты, гнида – скатился кот на грубость, - с неё всё тянешь, заботу её принимаешь, а в дом, женой, привести не хочешь. Или не можешь?
- Ты на что намекаешь, тварь мохнатая, неблагодарная – перешёл вдруг на высокий стиль Миша. Был я всегда честен и благороден. Уходил, всё, оставляя жёнам и детям. Никто не может мне предъявить пре…
- В чём приходил, в том и уходил – прервал на полуслове кот. А благородства в тебе, ровно со слезу кошачью.
- Воон! Взревел сиреной Мишаня. – Увижу ещё раз, обращусь к общественности нашего дома и тебе товарищи, раз и навсегда перекроют кислород. Фиг войдёшь ещё раз в приличный дом.
Сам поражённый тем, как легко вспомнился старосоветский язык, Миша в гневе указал перстом на дверь. Кот изобразил чеширскую улыбку, и уже в дверях прошипел – чего боишшься, то и получишь.

Гнев душил Мишу, оттого и проснулся. Простыня обмоталась вокруг шеи, а в ушах ещё звучало зловещее обещание - ПОЛУУЧИИШШШЬ. Осмотрелся. Никого. Господи, перекрестился он, неверною рукою. Приснится же такое. Посмотрел на часы, не увидел, вспомнил, вздохнул. Встал и понёс уставшее тело в туалет. Для начала пообщался с унитазом, хотел смыть, но бачок, пробурчав что-то невразумительное, не выдал ни капли. Ещё и ещё раз покрутил рычажок, и крутил до тех пор, пока он не отвалился. Сплюнул и прошёл в душевую. Включил душ, и… недостаток воды в сливном бачке полностью был компенсирован избытком, обрушившимся на него из взорвавшегося душевого шланга. Вода хлестала изо всех щелей, щедро поливая и его, и всё вокруг. Нет, этого не могло быть. Дурной сон, сатана, в образе кота и его глупое предсказание. Здравый смысл не позволял верить в эту чушь, но сломанный бачок и разорванный, чуть ли не в клочья шланг, были красноречивее.

 Постарался взять себя в руки, вытерся насухо, оделся, глотнул вчерашнего чая с плюшкой и поспешил вон, из этой сумасшедшей квартиры. На первом этаже, как ни в чём не бывало, сидел, в ожидании утренней подачки, милый, чёрный котик. Увидев благодетеля, резво взял старт навстречу, но не успел. В долю секунды, Миша оказался на улице и ощутил себя уже только на остановке автобуса.

Наташа брела по улице, машинально переставляя ноги и отсчитывая шаги. Мыслей не было, только тупое безразличие и тягучая тоска. Ощущение безнадёги прочно поселилось в ней, выедая радость жизни и любые надежды. Родилась она в Узбекистане, в традиционно большой семье. Дети появлялись с неизменным постоянством каждый год по штуке, а то и по две. Прокормить эту свору становилось всё проблематичнее. Родители лезли из кожи вон, чтобы заработать, но вечная беременность мамы, мало этому способствовала. Узбекские евреи, или еврейские узбеки жили как-то обособленно от других сограждан. Глаза узкие, как у всех, но фамильные носы,- выдавали. Да и ум куда деть?! Школу проскочила быстро, не мучаясь взрослыми проблемами. Замуж сразу после школы, всё семье легче. Нет, никто не толкал, традиция такая. Старше семнадцати, уже некондиция. С самого начала не заладилось. Была и бита и обижена. После развода осталось острое чувство неполноценности. А тут и более масштабные неприятности начались. Развал страны могучей, резкое обнищание, хоть и раньше не шиковали. Родители всё чаще о чём-то шептались с многочисленными родственниками, не оглашая темы. Наконец, был объявлен большой семейный сход, и прогремело решение старейшин.
В связи со сложившейся ситуацией, всем родом-племенем уезжаем на ПМЖ на историческую родину, где не то, что здесь. Так она и оказалась на Земле Обетованной.
Когда закончилась эйфория экзотики, поняла, что изменилось не очень много. Если раньше была просто многочисленная родня, сегодня это называлось межпухой. Пока худо-бедно овладели языком и новыми профессиями, о которых раньше, уж точно, не мечтали, прошло немало времени. Выжили, заработали на квартиру, кому-то выпало социальное жильё, и всё вроде устаканилось. Одно было плохо. В этой долготрудной борьбе за выживание, семьёй она так и не обзавелась. С Мишей познакомилась случайно, что называется, запрыгнула в последний вагон, растеряв в пути изрядную долю былой привлекательности и молодой самонадеянности. Правда и он был далеко не первой свежести, да и материальное положение оставляло желать лучшего. Но был добр, не пил и даже не курил. И вот уже пять лет они были вроде бы и вместе, но жили врозь. И это был даже не гостевой брак, столь модный сегодня, а скорее просто обслуживание на дому.
 Годы тикали стремительно, а с ними уходила последняя надежда свить гнездо, своё собственное, а не коммунальное сожительство, то с родственниками, то с любимым мужчиной. Особенно угнетали, пусть редкие, один-два раза в год, долгие отлучки этого бесчувственного чурбана. Уезжал, как-то вдруг, без объяснений. Возвращался расслабленный и просветлевший. Ничего не рассказывал, она ничего не спрашивала. Через день, два всё возвращалось на круги своя. И опять она приходила, готовила разносолы, ублажала и тихо уходила, под его молчаливое согласие. Давно зрело желание поставить вопрос ребром, но каждый раз натыкалась на скучающий взгляд, превращающий это ребро в скользкую поверхность. Страх поскользнуться и упасть окончательно, сдерживал порывы. Вчера, проснувшись в его квартире, при его полном отсутствии, она решила, наконец, поставить все точки над «и».

Тем временем, Миша восседал уже на высоком, мягком сидении комфортабельного автобуса, выделывающего виражи на серпантине, ведущем в престижный район – Кармэль. Эта дорога всегда вызывала какое-то томление в животе, и важно было понять, - это начало естественного процесса, или чисто нервное. Вот и сейчас, в животе закрутило и Миша, памятуя обо всех последних неприятностях, решил не испытывать судьбу. На слабых ногах вышел на ближайшей остановке, нашёл скамеечку в укромном местечке и присел отдохнуть. Развесистые кроны, усыпанные гроздьями ярких цветов, надёжно укрыли его от всего мира. Даже сумасшедшее солнце, плавящее всё вокруг, включая каменные мостовые, лишь беспомощно лизало, где-то там высоко, верхушки мощных деревьев, не имея возможности проникнуть в этот цветочный грот. Неведомые птицы, невидимые глазу, дополняли ощущение блаженной нереальности. Двигаться не хотелось. Думать тоже. Но, иногда приходится делать и то, и другое. Миша не был суеверным, скорее просто осторожным, и с известными приметами не спорил. События последних дней он принял как кару, за что-то, ещё не осознанное. В душу запали слова этого чёрного нахалюги. В чём-то он был прав.

 Но не всё он знал о нём, этот самонадеянный негодяй. Была у Миши тайна, которой он ни с кем не делился. Не всё было выжжено в его душе. Где-то там, далеко, на земле, которую он так решительно покинул, осталось место, куда его неудержимо тянуло. Скорее не место, а женщина, сбежав от которой, так и не смог вычеркнуть из своей запутанной жизни. Да не просто женщина, а жена, узаконенная штампом в его российском паспорте, хранимом на дне заветной шкатулки, тщательно охраняемой от посторонних взглядов.

 Когда-то, её необузданный нрав утомил. С одинаковой страстью она предавалась любви и устраивала скандалы. Радовалась жизни и рыдала по пустякам. Уходила, хлопнув дверью, и возвращалась с безмятежной улыбкой. Мишин спокойный нрав не выдержал и однажды хлопнул дверью он. Ушёл, сбежал, а потом и уехал в страну далёкую, раз и, как казалось, навсегда. И вот, на этой благодатной земле успокоился, умиротворился и вдохнул полной грудью этот чудесный воздух свободы. Развод не оформил, а она и не настаивала. Жениться снова даже в голову не приходило, она не стремилась к новому замужеству. Возможно, мужчины её и навещали, но и у него была Наташа. С ней, правда, как-то не очень получалось. Он понимал её желания и надежды, но её покорное подчинение, неуловимый взгляд и вечная забота, рождали лишь чувство вины и некоей неловкости. И всё чаще тянуло туда, к реальным страстям и живым чувствам. Он и не боролся с собой. Когда очень уж подпирало, срывался с места, и летел туда, где всё это было в избытке.
 Встречались, будто и не расставались. Проводили вместе месяц, другой и усталые, снова расставались. Такая двойная жизнь утомляла. Всё труднее давались долгие перелёты и уже привычные расставания. Нужно было что-то решать. Вдруг остро шевельнулась жалость к Наталье. Не было её вины ни в чём. Просто полюбила козла, не способного оценить её искренности и преданности.

 Тёплая волна великодушия и щедрости захлестнула его неустойчивую душу, почти утопив все сомнения. На этой волне сорвался со скамейки и уже пешком добрался до вожделенной «Оптики». Очки купил подешевле, а на сэкономленные деньги, добавив самую малость, приобрёл в ближайшей лавчонке тонененькое колечко. Сам, поражённый своим поступком, на крыльях гордости за себя, полетел домой.

 Кота, на привычном месте не было, зато нос к носу, столкнулся с Ронни. Поманил рукой и догадливый парень, широко улыбаясь, последовал за ним. Увидев погром в туалете, похлопал Мишу по плечу и восхищённо протянул, – о, друг - и что-то ещё, быстрое и непонятное. Сам сгонял в магазин, купил всё необходимое, и через час виртуозной работы новёхонький, белоснежный бачок безвозмездно, по первому требованию, отдавал воду в нужном количестве. А на стене в душевой засверкал никелем красавец душ, исторгающий в нужном направлении, весёлый, искрящийся дождик. Заискрилось, засверкало и в душе у Миши. Захотелось праздника. Никаких официальных не предвиделось, но и сами не лыком шиты. Мужик задумал, мужик и сотворит! Чтобы стимул не ослабевал, позвонил Наталье, и чопорно пригласил к обеду.
От неожиданности, она чуть не расплакалась. И ещё долго, после этого звонка, сидела не двигаясь, ещё и ещё раз переваривая незнакомые интонации в его голосе. Неужели свершилось?! До назначенного часа, времени ещё было предостаточно, и она бросилась шерстить свой гардероб. Причёска, маникюр, макияж – это всё в ближайшей парикмахерской. Руки дрожали, а душа пела.
 
Меж тем, Миша быстро навёл относительный порядок в комнате, разыскал свечи, скатерть, и принялся за приготовление обеда. Необходимый набор продуктов всегда был в резерве, благодаря заботам Наташи. Меню простое, зато сам. Из готового фарша – котлеты, картошечка молодая с чесночком и зеленью, салат из помидор и огурцов. Простенько, но со вкусом. Впрочем, изюминка была задумана, оставалось лишь исполнить. Наташин любимый салат из свёклы с орехами и изюмом – проще некуда. Мысленно он похвалил её за невзыскательность вкуса. Свеклу в микроволновку, орехи, уже готовы к употреблению, изюм замочен. На стол - нарядную скатерть, приборы из праздничного набора, симпатичные тарелки с золотой каймой и, конечно, свечи. Целых две, правда разного цвета, но уж, что есть. Котлеты весело шкворчат, вода в кастрюльке с картошкой, игриво булькает. Всё источало такой аромат, что Миша не успевал сглатывать слюну. Вот и свёкла сварилась. Очищал ещё горячей, обжигая пальцы, дуя на них, беззлобно поругиваясь. Теперь натереть на тёрке и охладить. Время подпирало. Ждать естественного охлаждения долго, и, как всегда, выручила недремлющая инженерная мысль. Включил вентилятор, поднёс к нему мисочку с тёртой свёклой. Струя была не очень, и Миша добавил мощи. Мгновение, и… вся горячая, очень красивого цвета масса, оказалась на лице, одежде и всём прочем, что оказалось в непростительной близости от бешеного агрегата. Радужность сняло, как не бывало. Ругаясь уже совсем неприличными словами, взялся за дело.
Едва успел уничтожить следы очередной катастрофы, нарисовалась Наташа. И сразу бросилось в глаза слишком яркое, для её тучноватой фигуры платье, непривычно накрашенные губы, блестящие глаза, оправленные в густые, синие тени. Она жадно всматривалась в его лицо, а руки всё мяли и тискали крохотную сумочку, купленную для особо торжественных случаев. И снова он почувствовал неловкость, и даже какую-то обречённость. Ну, неужели это всё, что осталось ему в жизни?!

Увидев стол, Наташа игриво повела слегка оплывшими плечами.
-Такой стол, и без шампанского. А что празднуем?
И с надеждой, в глаза.
-Оплошал. Посиди пять минут и всё тебе будет. Я правильно понял, дама предпочитает шампанское?
Не дожидаясь ответа, схватил бумажник, сумку и выскользнул из дома. Даа, что-то не ладно в датском королевстве. Забыть про бутылку – явное помрачение ума. Вот и Мерказ, любимый магазин,- шампанское для дам, водка для себя. Теперь бегом домой, к столу и Наташке. Выпить и успокоиться. На улице взгляд привычно скользнул по красочной вывеске турбюро и, вдруг, зафиксировался на ней. Ноги понесли быстрее, чем оформилась мысль. Вышел, нежно прижимая к груди сумку с заветным билетом и выпивкой, оказавшейся очень к месту. Дома неторопливо выставил бутылки на стол, достал бокалы. Наташа заворожено смотрела на его действия, ожидая тех, самых важных и нужных слов. Шампанское открылось без салюта и в бокалы налилось с должной пеной и весёлыми пузырьками. Почувствовал на лбу испарину, полез в карман за платком и наткнулся на инородный предмет. Сжал, вдруг сразу вспотевшей рукой, маленькое колечко и замер на мгновение. Наташа чувствовала, что сейчас произойдёт что-то очень важное, вытянулась в струнку, и… Миша разжал пальцы, вынул руку, забыв про платок, и поднял бокал.
- Объявляю прощальную вечеринку открытой!
Ольга Орлова. ( 13.06.2017)
Израиль. Хайфа


Рецензии