2. Сан Саныч может всё!

                Пятеро друзей сибиряков цветущих возрастов, а конкретнее, за тридцатник, познакомились в Германии на курсах немецкого. Сегодня  мужской компанией отмечали они новоселье Юрика, недавно разбежавшегося со своей Ленкой по причине его соцнепригодности: потерял «Фюрершайн» /шофёрские права/ по пьяни и, стало быть, работу. От природы очень аккуратный, всем на зависть надраил благоустроенную свою квартиру, почти не пил за столом и следил за порядком.
 
                Поскольку единственный среди них семейный Санёк,  именуемый Сан Санычем в знак глубокого уважения, рассказывал также прекрасно, как и работал, Лёха, Юрок, два брата Ваван и Витёк слушали его с нескрываемым интересом! Правда, нетерпеливый Витёк хотел тоже высказаться, но старший брат  «ауфпассовал» /предостерегал/, так как тот не умел высказываться без матов:
— Пусть, нафиг, он рассказывает. У него, блин, как по маслу идёт.
Всё же Витёк ослушался  брата и предложил следующий тост:
— За твоё здоровье, Санёк!
— За твои золотые руки!– поддержали остальные.
— Кто такой Сан Саныч? Сан Саныч может всё! Он держит всех нас!- выкрикнул Юрок.
— Моя Светка психанет на меня и давай всё швырять, бить, ломать. А я смеюсь ей в лицо: "Давай, бей сильней, я всё опять сделаю, отремонтирую!" – слегка прихвастнул Сан Саныч.
— Закусывай и продолжай! – скомандовал Ваван.
Он так и сделал. Закусив винегретом с селёдочкой, продолжил:

— А по правде сказать, любовь моя – дерево! Никто из вас, пацаны, не знает, что дерево очень тёплое… Его нельзя остудить. Оно многое может тебе рассказать. Оно даже знает, что ты с ним хочешь сделать. Душу и тело согреет и научит кой-чему. Хотел и здесь, в Дойчланде по мебельному делу пройтиться. Пришёл на «Шэлле», попросился: Я могу всё! – Нет, извините, мы в ваших не нуждаемся. «Шёнэ Таг нох!» /Хорошего дня Вам/ Не взяли, козлы…
 
Эээх! Возврата нет, чувствую, что тут я живу неправильно. Уехали с Родины, все хвосты обрезали. Собака моя, Весточка, как взбесившаяся, бежала вслед по картофельному полю… Как вспомню, плачу. Не ездил домой ни разу; не могу Весте в глаза посмотреть. Она у соседки теперь, у баб Нади. А какие живчики-люди там! Взять соседей. Мой любимый мужичонка-лиходей Ферапонтик. Моська – валенком, шапка – «жириновка» мала, на бок съехала. Шустрей, чем я, дашь в руки лопату – сама копает, бежит впереди него. Остался холостяком. Траванула его одна заезжая птаха своими прелестями, а потом легко к другому слиняла. Стал он одиночкой-пахарем. Его уже не переделать. Только вилку – к затылку.
Витёк перебил:
— Хватит о любви. А то я щщас заплачу.
— Потом ещё любил я соседку баб Надю, ей 85 лет. У неё все домашние животные были дрессированные. Даже куры знали своё место. Была у неё микро-силявочная овчарка. Её хоть в цирк на арену! Преданная ей собака! Чуть что, смотришь, а они попылили с баб Надей в тайгу.
— Чем ты недоволен, Санёк? Какие у тебя претензии к новой Родине? – спросил Лёха.
— Звёзды здесь не падают и комаров нету…
— Лучше расскажи, как ухо потерял, – предложил Юрок, подавая чистую пепельницу.
— Расскажу. Решил наведать родственников с получки. Бутылка стоит в нагрудном кармане. В руках – букет сирени. Спешу поделиться своим счастьем, а у них никого нет дома. Бежит пёс навстречу. Я сел на крыльцо, поговорил с собакой, потрепал её по шерсти, за ушами почухал. Потом выпил с горлА, закурил и пошёл. Вернулся домой, а сестра говорит: «У тебя уха нету». – Как нету? А я и не заметил. Смеялись надо мной «онэ эндэ» /бесконечно/. С тех пор отпустил патлы.

— Да класно ты смотришься, как цыган со своими кучеряшками, – похвалил Витёк.
— Нет, немцы любят, когда  работник подстрижен коротко. Прихожу на одну фирму устраиваться. Мне показывают русские сани. «Можешь отремонтировать?» – «Да запросто, кайн проблем», – отвечаю. На улице два дня жара стояла,  а я, как назло, пришёл в синтетической футболке. Работал в закрытом помещении, в душегубке, короче. Шеф недоволен, неприятно пахну: «Ду бист гэдушт одер гэбадэт?» /Ты был под душем или купался в ванной/. Сани сделал ему, как игрушка! Уволил гад. А таких «аршлогов» одноруких принимает…
— Зато тебя Светка как любит! – позавидовал Юрок.
— Опять, блин, о любви. Я ж просил… – перебил Витек.

— Придумал я шкаф своим сороконожкам. В смысле, жене Светке и дочкам. Я хожу в одних туфлях, ногу засунул и пошёл пока ходят. Довооольные. Жена моя класная! Как разозлится, разговаривает русским языком семиэтажными. Я падаю от смеха. А так, с детьми, – на дойчланде. Светка делает «райбэкухэны» /драники/ с мясом-курятиной и в томате парит.
— Не сглазь, Санёк, здесь бабы меняются; сильно много на себя берут,  – предостерёг Юрок.
— Это навскидку  не скажешь. Я ей верю. Она меня ценит за то, что я работаю и кормлю родную семью. Это «цумбайшпиль», /например/ другое, чем пахать на чужих детей и неизвестно-тёмную бабу.
— Ты на кого намекаешь? – вспыхнул, как спичка, Лёха.
— На воре и шапка горит, ха-ха-ха! – рассмеялся Ваван.
— Повесил бабу на шею и сразу стало легче, да, дружбан, – похлопал по плечу Юрок.
—  Да ну вас нафиг! – ответил с досадой Лёха. После чего разделся до трусов, взял сигареты, зажигалку, кошелёк и  босиком побежал вниз по лестнице. Погода стояла очень жаркая. По его понятиям позволяла в таком виде щеголять по улице.

Отрывок из рассказа "Пять ребят о любви поют".
Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/07/03/530