Почему не любят русских?

Начнем с начала: кто нас не любит?

Здесь очень интересно: в наибольшей степени русских не любят… русские.

Мне представляется совершенно невероятным, чтобы немец, или, положим, англичанин могли откровенно в среде своих соотечественников сказать: «Я больше в Канны – не ногой, там одни немцы (англичане)».

И началось это давно.

Еще со времен князя Юрия Долгорукого. Задумал князь как-то пображничать со своей дружиной в слиянии полноводных рек Москвы и Яузы. И как только князь с дружиной разместились вольготно, тут и появились людишки, заявившие: «Понаехали тут…». Они и были теми самыми коренными москвичами, потомки которых и сегодня исправно продолжают эту традицию.

Ладно, почему русские не любят русских – наше внутреннее дело. Разберемся.

А почему нас не любят иные народы?

 

В Вильнюс, город, где я родился, и из которого увезли в самом нежном возрасте, мне довелось впервые вернуться через много, много лет.

Бродя в центре, прислушивался к себе, в ожидании всплеска бессознательного в связи с попаданием в родные места. И поскольку ничего такого не ощутил, занялся делом, озаботился поиском.

Мне нужна была улица  Кирова. Я на ней родился, мы здесь жили. Улица была в центре Вильнюса,  так говорила мне мать.

Нет, на мемориальную доску я не рассчитывал, но место обозреть хотелось.

Опрошенные жители и таксисты с недоумением разводили руками и пожимали плечами. Все они были слишком молоды, чтобы помнить топонимику города периода «сразу после войны».

Недалеко от башни Гедимина, в сквере напротив национального музея, на скамейке заметил я женщину, внешность которой позволяла предположить, что она застала те, интересующие меня, времена.

- Лаба дена – мобилизовал я доставшийся от матери словарный запас.

- Здравствуйте, был ответ.

На мой вопрос про улицу Кирова, женщина поинтересовалась: о каком времени идет речь?

- 1944 – 1947 годы.

- Ну, я, мил человек, в это время в иркутских лагерях сидела.

Говорили мы долго. Много рассказала старая литовка о годах, проведенных в сталинском ГУЛАГе. Рефрен был таким: русские – очень хорошие. Но только те, которые в России, здесь русские – плохие.

Она, попрощавшись, ушла, а я остался на скамейке с мыслями о том, где и почему нас не любят.


 

Нас действительно не любят?

Если суммировать мои личные впечатления от посещения более чем пятидесяти стран, то нигде меня не притесняли. Обсчитать пытались, особенно в гостиницах, и не раз. А в остальном все ОК.

Иногда за рубежом делят: к русским – хорошо, к стране – плохо. А что такое Россия, если не мы?

Западная пресса, а за ней и общественное мнение относятся к нашей стране откровенно плохо. Почему так?

Наверное, потому, что Россия в западно-европейском сознании играет роль «плохого парня» в приличной компании. И эту роль у нас заберут только в том случае, если для неё найдется другой, более яркий исполнитель. И ни в каком ином.
 

В Европе образ «плохого парня» Россия приобрела не сегодня, и не вчера. Здесь огромный пласт истории отношений.

Восприятие России в Европе давно уже основывалось на ощущении противоестественности ее самопозиционирования: азиатчина, рядящаяся в европейский наряд. Страна - копирующая форму, не соответствующую содержанию. Какая-то а-ля Турция в христианстве, с неизбывной претензией на величие, что по европейским представлениям - «не по Сеньке шапка».

Если копнуть чуть глубже, то отторжение России основано на том, что мы представляем собой иную форму цивилизации, будучи внешне похожими на европейцев. Если у китайцев это понятно и их внешними отличиями оправдано, то созданное у нас воспринимается как извращение: таких христиан - европеоидов не бывает, или не должно быть.

Вот, говорят о непредсказуемости России – расхожая фраза, ставшая общим местом.

А в чем ее смысл?

С этим феноменом пришлось столкнуться тем, кто пытался Россию завоевать. И Наполеон и Гитлер шли к нам, твердо рассчитывая на поддержку освобождаемых: в первом случае от крепостной зависимости, во втором – от колхозов и большевиков.

Получилось не так, совсем не так.

О чем это говорит? О том, что критерии и мерительный инструмент Европы в России не работают, мы иные, нас трудно понять и невозможно прогнозировать. Это напрягает.

Здесь свою роль сыграло все: и климат, и территория, и особенности исторического развития. У нас совсем по-другому, нежели в Европе сформировалась и элита, и общество, и государство.

И быт.
 

А это было в Буде.

Будапешт хорош всегда, но весной – что-то необыкновенное. Как говорят «на вкус и цвет», но по мне он много лучше подсушенной Вены.

Гостиница «Фламинго».

Из лобби-бара наблюдаю сцену.

В фойе, недалеко от рецепции, стоит шапочно знакомый мне, всегда чем-то озабоченный Вася.

После долгих упражнений в баре, он наконец-то дошел до искомого состояния, «оттопырился по самое немогу». Теперь сохранение вертикального положения требует от него определенных усилий - переступающих, неупорядоченных движений ног. В глазах покой. Во рту большая сигара.

Вася, судя по всему, желает общения. Он оценивает пространство, В доступном диапазоне, в пределах его видимости только молодая девушка, смиренно стоящая за стойкой рецепции.

И наш герой устремился, выбрав именно её в качестве объекта для предстоящей непринужденной беседы.

Подойдя ближе и выпрямившись во весь свой богатырский (метр с кепкой ) рост он бы и прилег на стойку, но живот сильно препятствовал такому развитию событий. Несколько попыток максимально сблизиться со служащей отеля закончились тем, что пепел от сигары упал на лакированную поверхность, создававшую, так и не преодоленный Васей, барьер.

Заметив свой промах, русский джентльмен решил незамедлительно исправить возникшую неловкость.

Он вздохнул… и резко подул на пепел. Результат получился ошеломительным.

Посмотрев на обсыпанную пеплом девушку, Вася счел ее внешний вид явно несоответствующим его представлениям о прекрасном. Он огорченно махнул рукой, уронил сигару, растоптал ее и выкатился на улицу под лучи яркого, весеннего, будапештского солнца.

Через огромное стекло было видно, как искренне он весь отдался первому теплу. Душа его, как мне показалось, немножечко пела.

Создавалось впечатление, что в это мгновенье Вася любил весь мир.

Но отвечал ли мир Васе взаимностью?

Да, согласимся, получилось не comme il faut, но это ведь не повод отказывать русским в любви.

Правда?