Книга первая. Что в имени тебе моём? Чепца

(из серии "Рассказы детям о Языке")


Мне казалось, что это будет самая простая из тем этой книги. Собственно никакого умения отслеживать те или иные связи в структуре значений слов здесь от меня и не требовалось. А потому я, как какой-нибудь “Гильденстерн и Розенталь” , вполне мог бы позволить себе просто потрепаться, а заодно и блеснуть книжными знаниями (как будто вы сами читать не умеете).

Я так и собирался сделать, как вдруг до меня дошло, что их попросту нет! В смысле нет “нормальных” книжных знаний. Нет,  какие-то есть точно, но только уж очень они хлипкие, как это вообще водится у лингвистиков, - ни на чём они не основаны, почти без связей, и т.д.. Значит, таки придётся всё опять самому, - и связи необходимые отслеживать, а там, где надо, их вообще создавать. Начнём тогда поскорей...

Дети, это Чепца. Имя собственное, больше такого названия нет ни у одной реки. Как нет уже и народа, который этой реке название давал. Нет, это совсем не значит, что с этим народом случилось что-то плохое, надеюсь нет. Возможно даже, что  какой-то его потомок сидит сегодня с нами здесь, у реки. А не узнаём мы его  (впрочем как и он сам себя) только потому, что с тех самых пор народ этот, ну очень сильно изменился сам и, ну очень сильно изменился его язык. Да так сильно, что сегодня мы уже вполне можем позволить себе сказать, что ни этого народа, ни его языка больше нет. А это значит, что нет теперь и значения, у слова, которым он эту реку назвал, потому как не осталось соответствующих связей в Коллективном сознании с его тем знанием. 

- Так,  неужели,  мы теперь это так никогда и не узнаем?

Не волнуйтесь, дети, не всё так плохо, - ведь сам-то Язык остался. Потому как пока жив Человек, и Язык никуда не исчезнет. А язык того народа, так это всего-лишь одна из вообще возможных детализаций Языка, которой  со временем перестали пользоваться, - вполне обычный процесс детализации, в Языке он идёт постоянно. Да, языка того уже нет, а вот конструкции структур значений слов однажды возникшие в нём, пусть и не целиком, а зачастую уже по частям, продолжают и будут продолжать существовать в других языках, возникших после него и на его фундаменте в том числе. Нам же только надо попробовать снова эти части собрать и необходимые связи задать. Ну, что, - попробуем?



Дети, как вы уже знаете, структура значений любого имени собственного помимо знаний некого признака, обязательно ещё содержит и знание того, кому это имя собственное потом и принадлежит. Так структура значений клички (конкретного) человека (не путать с именем! - у них разные структуры значений) содержит знание этого человека. То же и с кличками животных вообще. Структура значений географических названий содержит знание этих географических названий. Между названиями и кличками есть существенное отличие, которое и влияет на их судьбу в языке. И отличие это во времени существования носителей знания, которому соответствуют эти имена собственные. Так живые твари, а с ними и их клички, существуют относительно “вечного” Языка недолго, а потому и изменяются (детализируются) вместе с языком в котором возникли. А потому у них в нём (языке) всегда будет смысл.

Географические же названия “вечны”, потому как “вечны” их носители: горы, реки, пустыни, моря и т. д. (Это “вечные” процессы ещё могут как-то изменяться, и менять при этом сами значения. Географические же объекты практически не изменяются.) Потому относительно “вечного” Языка они не изменяются никак, в то время как язык, в котором они возникли, относительно их изменяется. А потому, чем раньше было дано то или иное название географическому объекту, тем меньше со временем в нём смысла в языке. Порой настолько, что кроме знания связи знания (конкретного) географического объекта со знанием (конкретного) звучания его названия, там больше ничего и не остаётся. Но, слава богу, только не в нашем случае.

В нашем случае мы воспользуемся тем, что человек в прежние времена, когда названий кругом было не так, чтобы много, давая название тому или  иному географическому объекту, совсем даже не игрался, - оно ему для дела было нужно, какие ж тут могут быть игрушки? А для того в самом процессе называния он руководствовался определёнными принципами. Потому в структуре значений географических названий тогда обязательно присутствовало знание некого признака, из тех, что был у называемого им географического объекта. Причём желательно было, чтоб признак этот был уникальным. Пусть не вообще, - такое вряд ли возможно, - но хотя бы для того контекста местности, где этот географически объект находился. Проще говоря, чтобы правильно понять значение названия географического объекта, следует предварительно изучить и сам этот географический объект, и всё, что с ним связано (т.е. его самого и его контекст). Что мы сейчас и сделаем...

Чепца является притоком Вятки, течёт с востока на запад, причём так, что во многих местах от неё самой и её притоков до Камы и её притоков бывает не больше нескольких километров, - факт для нас весьма важный, запомним его.

(Кстати, для вас, любознательные, - А известно ли вам, что двести лет тому назад (1813 -1814 г.) Чепца была соединена с притоком Камы рекой Очер? Крепостные крестьяне выкопали канал, который так потом и называли Копань, длиной полтора километра, шириной до 106 метров, и глубиной до 40 метров. Одного только грунта они вынули и перенесли 400 тысяч кубических метров! А вы всё “Пирамиды, да пирамиды”! Это вам не Египет, господа! У нас здесь тут, а это Урал!)

  Судоходство по ней было возможно только весной, по большой воде, и только до Глазова. Сегодня из-за того, что все леса по её берегам вырубили, она сильно обмелела, и разливов  как прежде на ней уже не случается. (Последний такой разлив мне помнится в 1979-ом году, как раз тогда у нас в Глазове выступал Владимир Высоцкий. Он потом ещё по  “делу администраторов” свидетелем проходил. А потому свидетелем, что не мог же всенародный любимец, каким он тогда был, просто так левые концерты давать. Тем более, что он в это время у Станислава Говорухина ещё  в “Место встречи изменить нельзя” снимался, - хорошего мента играл, такие в те времена ещё были.  Ну как такого обвинять? Это если только свидетелем. А потому его адвокат, чтобы оправдать, почему билетов на концерт мало продали (на самом деле Дворец спорта ломился от зрителей, я так туда и не попал), как аргумент разлив и подал, - не смогли дескать крестьяне вовремя на концерт приехать. Теперь поняли,  какие у нас тогда разливы были! В иные же теперь годы, а последнее время почти только они у нас и бывают, в июле, в районе Глазова и выше, можно запросто идти вдоль по руслу реки, и нигде на ней не будет места, где бы она скрывала тебя с головой. Продолжаю... ) И тем не менее, в то время (когда ей дали название) это была река, основным назначением которой была перевозка грузов. В древние времена (от одной и до пяти тысячи лет тому назад)  таким грузом безусловно была соль. А сейчас три слова о соли.

Соль, это самый важный продукт, особенно для человека, без него нам никак. Если у нас не будет достаточно соли, в лучшем случае мы просто свихнёмся, а в худшем - погибнем вообще. А всё потому, что как форма Жизни, мы однажды вышли из Океана, где соль была у нас кругом. Можно сказать, что мы в соли купались, а потому присутствие её там и не замечали. (Примерно как сегодня не замечаем присутствие воздуха вокруг себя.) Но только не на суше, где её совсем не было. Вот тогда-то мы и поняли, насколько соль для нас важна. Потому и держались  потом у Океана, чтобы соль брать, когда надо. Пока не огонь...

Не верьте тем, кто говорит, что огонь мы приручили, чтобы пугать диких зверей и греться, - нас тогда уже все звери боялись, да и не холодно было совсем. Соль! - всё дело в ней, для того и огонь приручили! После сгорания дров в огне всегда остаётся соль (зола). (Кстати, и “соль”, и “зола” в древнем языке были одним словом.) А с таким-то “реактором” для получения соли, каким и был огонь, мы могли идти уже куда угодно, да хоть за тысячи километров от Океана! Потому как иметь с собой возможность для получения соли гораздо выгоднее, чем иметь саму соль. Мы и пошли...

Только была та соль (зола) не очень-то для нас и подходящая. Сегодня химики уже знают почему, а нам тогда пришлось придумать и квас, и квашение, и много чего ещё, чтобы только потом поддерживать у себя этот самый, - ну вы знаете, его ещё по телевизору постоянно показывают, -  кислотнощелочной баланс. Потому как оказалось, что теперь уже с огнём (с солью), но без него (баланса), тоже было можно сдохнуть. Вот и приходилось выменивать на хорошую морскую соль плоды наших трудов, порой и втридорога. Ведь соль была тогда и “товаром” (калмыц., - [соль (морская)]) и деньгами “сольдо” (точно помню, у Буратино их было пять штук, - [деньги]). Сильно зависели мы от жителей побережья (Океана). Пока однажды не нашли соль на Урале, прямо в земле. Так мы перестали зависеть от руси (мужиков, торговавших солью), так появились первые вечевые республики на Урале, Вятская в том числе. Говоря проще, не будь каменной соли на Урале, не было бы там и вечевых республик. Пока о соли всё. 

А соль потому из Пермской земли везли не по Каме, что народы в её низовьях были  нам “неродные”, оттого и чаще враждебные. Они могли не только запросто весь груз отобрать, но и нас самих убить. В этом плане сплав Чепцой был гораздо безопаснее, - на ней если и грабили, то свои, “родные”, а такие почти никогда не убивают, - а иначе потом грабить будет некого. Сезон сплава длился от двух недель до месяца каждый год. За это время мы только раз и успевали прогнать плоты с солью вниз по Чепце, до Вятки. А Вятка, она глубокая, по ней можно хоть весь год сплавляться, сначала до Камы, потом в Волгу, а потом и вовсе в Каспийское море. Только нам это зачем? Если одного сплава до Вятки хватало, чтобы на вырученные за соль товары безбедно весь следующий год жить, до нового сплава? Потому и мотались мы весной вниз по Чепце до Вятки сплавом, а зимой вверх по Чепце до Перьми по льду.

О том, что большая вода с реки ушла, и паводок таким образом закончился, узнавали по открывавшимся один за другим перекатам. Ещё недавно почти на всём своём протяжении судоходная, река вдруг враз превращалась в цепь участков со спокойной глубокой водой, с быстрыми и сильными протоками промеж ними, - такую “цепь” не просто пройти. Такая могла и плот перевернуть, а  с ним и весь груз.  А потому как этот груз соль, то и пропасть так он мог запросто. А без соли можно или сразу зубы на полку на весь оставшийся год положить, или в ушкуйники податься, это ведь каждый сам для себя решает. Потому и не проходили, что ни одно такое решение никого не устраивало. А саму реку назвали за то “Чеп”, что значило [цеп].

(Для тех, кто не знает или забыл, - “чеп”, это название орудия для обработки зерновых, им их молотили (т.е. выбивали зёрна из колосьев). Представлял он собой две соединённые за концы посредством верёвки толстые палки, - за одну держались, другой били. Многим наверняка сегодня больше знакома японская разновидность чепа - нунчаки.)

Точного знания на эту тему сегодня нет и уже быть не может, - нет уже того процесса, с помощью которого соответствующая связь в Коллективном сознании была создана, или, говоря проще, соответствующее название было дано. А потому все связи, что мы восстановим, т. е. создадим без использования самого процесса, могут быть только версиями. Так вот, версия с чепом кажется мне наиболее убедительной. И тому есть причины, смотрите сами...

Кто-то скажет, - Но, как это возможно в реке разглядеть чеп? - Не знаю. Но все,  кого я прошу найти на фотографиях моих друзей именно Мамонта, делают это запросто. И тоже не знают, как у них это получается. Выходит, что и в самом деле у Мамонта есть что-то (какие-то признаки) от мамонта, раз они сразу его узнают. С Чепцой должно быть также.

Вообще, правильно говорить, что значением чепа в Вятском и Пермском краях было [чеп]. Это у русскоязычных из Новгорода чеп называли “цеп”, а потому и значением у них было [цеп]. А так как оба эти значения значили одно и то же орудие (один и тот же признак действительности), то и были они одним и тем же значением, которому в разных диалектах одного языка могли соответствовать и разные “слова” (звуковые составляющие слова). 

Потому первое очко в пользу моей версии следует из того, что реку назвали именно “Чеп”, а не “Цеп”, - назови местные свою реку “Цеп”, мы бы долго потом ещё ломали голову над тем, что бы это слово у них могло значить (тем более, что и звука  такого - “ц” - они не использовали вообще, как не использовали и слова с ним). А так есть конкретная связь между названием реки и языком людей, что на ней жили.

Второе очко в пользу моей версии, - в слове “чеп” нет смягчения (”чепь”), а ведь могло бы и быть, поясню... Смягчение впервые появляется в языке вместе с необходимостью детализировать значение [Д] с просто [коллектив] на [члены или член коллектива] через выделение в нём в том числе самок и самцов: “Д” - [самки или самка коллектива] и “Дь” - [самец или самцы коллектива]. (О том, что смягчение возникает, в том числе и как значение множественности, так это безусловно, - был один “вид” членов Коллектива, а теперь стало их два ( самец и самка).) Так вот, позднее возникает в языке слово чепь (и цепь соответственно), где значением было уже не [два звена (палки) связанные за концы меж собой], а и больше -[несколько связанных звеньев]. Причём одновременно происходит и расширение самого знания признака действительности “звено” - теперь им могут быть не только палки, но и много чего ещё. Из одного только этого мы можем утверждать, что название “Чеп” появилось тогда, когда чепи (цепи) ещё не было, а был только чеп.

- Но ведь речку зовут вовсе не “Чеп”, а “Чепца”?

И это третье очко к моей версии! Чтобы понять это, надо знать, в какой детализации  Языка (т.е. языке)  и как (каком там значении)  используется “ца” . Сразу, чтоб вас не мучать, скажу, - “ца” это не один звук, а два: “ц” и “а”. Оба используются в русском языке, - “а” на конце слова (т.е. как окончание) значит женский род. (О детализацией значения [соплеменник] (или [родственник] - это как вам удобнее, тогда это было одно и то же значение) в русском языке на значения родов [мужской] и [женский] ([самец] и [самка] ), т.е. о появлении в нём категории рода,  я вам уже рассказывал.)

А значение звука “ц” из тех значений слов, что мы имеем сегодня в русском языке, - а их (слов)  никак не больше сотни, -  следует как [более меньший(ая)  и более младший(ая), чем то(т), к чему(кому) принадлежит].  (И здесь тонкость, - [принадлежащий] и [часть] были уже одним значением или ещё оставались двумя? Впрочем, обойдёмся пока без этого знания, тем более, что здесь оно нам не надо.)

(Когда я говорю, что таких слов, - со звуком “ц”, - в русском языке не больше сотни, то имею в виду те слова, где он используется как суффикс, т. е. имеет своё собственное значение, о котором мы сейчас и говорим. А слов, где звук “ц” используется как буква, т. е. никакого кроме собственного звучания значения не имеет, в русском языке в разы больше.)

А потому смотрите, что происходит со значением реки Чеп, когда пришлые новгородцы, - (а это могли быть только они, это следует как из Истории, что мы знаем, так и из их привычки добавлять “ц” и “а” на конце слов, чтобы таким образом  добавить необходимые знания в их значения ) - добавили к её названию “ц” и “а”.

Во-первых, она тогда была совсем даже не “она”. И, сомневаюсь, что даже “он”. Потому как язык, в котором это слово возникло, вряд ли имел категории родов. (Ещё одно очко в пользу моей, - что, уже нашей? - версии и ещё одна возможность уточнить время  появления названия “Чеп”.) У русскоязычных река была “она” и, следовательно, название могло быть только женским.

Во-вторых, звук “ц” на конце значит, что эта река является притоком другой реки, в нашем случае Вятки, - но это ошибка! Если мерять от их истоков, до места их слияния, то сразу станет очевидно, что Чепца-то значительно получается длиннее. Потому правильно для новгородцев было бы называть эти реки “Вятица” и “Чепа”. Но не случилось, первой безусловно они узнали Вятку, а потом уже Чепцу. Потому и решили, что она приток. А к тому времени как сами разобрались, это её название  давно уже устоялось (было принято всеми, кто её тогда знал).

(О привычке новгородцев называть реки по принадлежности к чему-то, свидетельствуют оставшиеся после них многочисленные названия притоков Чепцы и Вятки. Причём названия одновременно давались и селению, которое ими ставилось на речке, и самой речке. Получалось вот что: Омутница (приток Чепцы с деревней Омутница на ней, -  вы, что подумали?  нет, омута здесь совершенно не причём, если такие и есть, то только в Чепце, потому как сама речка с метр шириной будет: место, где омута в Чепце» название деревни по (принадлежности к) месту» название речки по (принадлежности к) деревне ), Хлын(ов)ица (приток Вятки с селением Хлынов (потом город Киров) на ней, - Вятке, - а речка у него, Хлынова, маленькая такая, по нему протекает), Быстрица (село Верхнебыстрица, - а средне- и нижне- быстрицы где? Куда дели, спрашиваю?! Ничего оставить нельзя! ) и т. д..)

Подведём итог. В названии реки “Чепца” сегодня вся её история. Сам факт, что ей вообще (в те времена) дали название, говорит о том, что уже тогда её использовали, а не просто на ней жили. Причём было это очень и очень давно, когда никаких таких народов, что проживают на ней сегодня, вообще ещё не было.Только однажды на её берега пришли люди, совсем другие люди. Они сразу не только стали сгонять местных с насиженных ими мест (потому и сгоняли,  что и не больно-то с насиженных, - местные тогда все больше полукочевой образ жизни вели), но и переиначивать под свой язык все местные названия, - так им было удобнее. Досталось и Чепце, - из “Чеп” она стала “Чепца”.

Следующая тема “Солдырь”, здесь же, но после обеда. Кто нибудь уже видел наш признак действительности обед? А кто его уже знает?