Жертва обнуления

Евгений Княжин и сам не мог понять почему заливать горе решил не в одиночестве дома, а на миру, в пабе «Горбатый гоблин». Шел уже третий час, как он изливал душу неизвестному патлатому мужчине в синем, так и не сданном в гардероб плаще.  Евгений нашел в незнакомце тонкого учтивого собеседника, истинного ценителя чужого горя: мужчина не только полностью отдался воле Княжина в части выбора алкогольной базы разговора, но также ни разу не унизил собеседника предложением хоть частичной оплаты оной. Банковал только Княжин.
 Евгений страдал: взятый на производство чуть больше месяца назад крупный кредит «выгорал» по воле неудачного вложения круче, чем знаменитый парижский собор, ярко и быстро. Подобно пресловутой фанере над тем же самым городом, пролетал бизнесмен и с оборотными средствами, не говоря уже о прибыли. С одной стороны его поджимали долги, с другой курс доллара и евро.
 Первый час своего негодования Евгений посвятил проклятиям в адрес всего правительства и отдельных его членов, верхней и нижней палат государственной думы, госсовета, руководящей и «оппозиционных» партий.
На втором часу пьяных откровений нападкам Евгения стали подвергаться все враги России, коими, как выяснилось являлись чуть ли не все ближние и уж точно все дальние соседи.
 Но по-настоящему праведным гневом Княжин разразился, когда осушил с патлатым третью бутылку Johnnie Walker. Все более распаляясь, Евгений всей накопленной ненавистью обрушился на лиц нетрадиционной ориентации.
 - Пидоры! Всю власть захватили! Банки, землю…
К двум основным источникам извлечения прибыли он хотел присовокупить недра, но с губ непроизвольно слетело:
- Телеграф!
Патлатый на эти слова отреагировал странно: вздернул голову так, словно хоть сейчас готов встать с Княжиным в строй для борьбы с неизвестными пидорами.
- Я же из-за этих гомиков на такие бабки влетел. Четыре ляма минимум.
- Вот-вот! Всё зло от баб! – впервые подал голос патлатый.
Евгения поразило, что голос у собеседника оказался неприятно высоким, бабьим.
Евгений сперва махнул рукой, потом дослал в рот алкоголь.  Патлатый тоже потянулся к рюмке, но действия окончить не смог. Голова его с тупым звуком опустилась на стол.
- Э-э! – с нескрываемой брезгливостью произнес Евгений, глядя на сомлевшего собеседника.
Княжин обнял голову руками и застонал.
- Мама, ну почему такая херня? За что мне?
Плечи Княжина мелко-мелко затряслись.
- Простите, можно?
Евгений никак не отреагировал на человека за спиной, а только сильнее сжал голову и задрожал.
 Мужчина вышел из-за спины страдальца и приземлился рядом. Евгений медленно распрямился, смачно вытер рукавом нос и спросил.
- Че надо? Места мало что ли?
- Нет-нет. Я к вам. Лично, - ответил незнакомец.
Княжин с трудом сфокусировал взгляд на говорившем. Перед ним сидел крупный человек неопределенного возраста в кожаном стильном пиджаке, из лацкана которого торчала серебряная булавка с изображением то ли птицы, то ли кувыркающегося младенца. Лицо незнакомца напомнило Евгению западного актера, снимавшегося исключительно в фильмах ужасов: оно одновременно притягивало слащавостью и пугало пустотой бесцветных глаз.
 - Наливай если хочешь, - махнул Евгений в сторону бутылки.
- Я не пью. Я по другому поводу. К вам.
Собеседник замолчал, уставившись на Евгения. По спине Княжина пробежал неприятный озноб.
- Чего уставился? Ты из этих что ли? – спросил Евгений.
Незнакомец улыбнулся.
- Нет, я не из этих. Простите, я случайно подслушал ваш разговор. Не знаю, прям, как у Булгакова получилось.
- У кого? – спросил Евгений.
- Вы уж простите, что я как Булгаковский Воланд, подслушал, присел. В общем, вклиниваюсь. Но я, правда, помочь хочу.
 - Кому? Мне?
- Вам, вам.
- Милай, мне сейчас даже она, - Евгений постучал пальцем по полупустому Johnnie Walker, - не поможет.
- Знаете! Когда не помогает даже она, то как правило обращаются к нам.
- К кому это к вам? Вы кто вообще?
Незнакомец полез во внутренний карман пиджака и вынул оттуда визитку. Протянул Евгению. Княжин принял черный прямоугольник, взглянул.
Тонкая серебристая вязь букв гласила:
                «ИП «Обнуление»
                Нулин Аристарх Петрович
                Президент»
- Президент! – смеясь, выдохнул Княжин. – Президент ИП?! Смешно. И чего хочешь?
- Немного не так поставлен вопрос. Чего бы хотелось вам? – серьезно ответил Нулин.
- Да йоптыть. Мне сейчас хочется в эсесесере оказаться, дома, в деревне, с матерью и отцом. Году так в восемьдесят девятом, мля. И чтобы на столе стояло не это пойло, а крынка молока, да шмат любительской колбасы. Чистой, без сои и химии вашей пидорской.
Сказал и послал черный прямоугольник в голову собеседнику. Визитка едва не зацепила правый глаз Аристарха Петровича. Но Нулин не ответил на оскорбление. По всему было заметно, что он не раз сталкивался с подобным поведением. Аристарх Петрович спокойно поправил прическу рукой. Большая серебряная печатка с изображением цифры 0 на его безымянном пальце, неприятно блеснула в глаза Евгению холодным отсветом.
- Ну, что ж. В детство так в детство. Как скажете. Стоит только сильно захотеть.
Нулин встал и положил перед Евгением новую визитку.
- Шмат Любительской и крынка молока?! Весьма оригинально.
Нулин развернулся, собираясь уходить.
- Позвоните, как совсем прижмет. Может, что-то решим для вас.
И вышел.

В течение последующих двух недель опухоль созревших у Княжина проблем продолжила набухать и разрастаться. Одновременно с желанием партнеров выйти из бизнеса, интерес к фирме Княжина проявили прокурорские.
Евгений искал и не мог понять кому перешел дорогу, где его сглазили?
Пока гадал в какую церковь пойти, какой грех замолить, в офис зашли двое и без предисловий предложили отдать бизнес по-хорошему. Год назад эту пару чахлых рейдеров он лично спустил бы с лестницы под улюлюканье многочисленного персонала. Сейчас же сидел в опустевшем офисе хмурый, слушал условия капитуляции, и не замечал, что давно уже жует край галстука.
 «Может, во Вьетнам податься?», фантазировал Евгений, когда мародеры от бизнеса ушли, а рука сама собой потянулась за початой с утра бутылкой шведской водки Абсолют.
 «Да, какой к черту Вьетнам?!», тут же мысленно отхлестал себя за не патриотичность Евгений. Дело даже не в том, что денег в случае бегства не хватило бы не то, что на тайское убежище, а даже и на более близкое и родное Полесское.  И не в том, что Княжин вообще не любил заграницу.
  Все чаще за последние дни Евгений обращался мыслями к детству: перед глазами вставали молодая еще мама Лена и отец Николай. Вспоминался выкрашенный в лазоревое с белыми ставнями деревенский дом возле школы, одноклассники, первая учительница, первая искуренная сигарета, первая любовь.
 Княжин мнил себя мужчиной стойким, готовым справиться с любой проблемой, поэтому ностальгические моменты памяти считал слюнтяйством и подобные воспоминания гнал при первом проявлении.  Но чем туже затягивался узел проблем, тем чаще приходили воспоминания детства.
 Вот и сейчас, едва осушив рюмку, вместо импортного Абсолюта в нос ударил тугой запах Агдама. Он словно со стороны увидел себя в далеком девяносто первом, стоящим в туалете родной школы. Отмечали выпускной. Из туалетного бачка только что была извлечена первая бутылка азербайджанского портвейна, перочинным ножом срезана пластиковая крышка и содержимое разлито по граненым стеклянным стаканам.
 Княжин всего на миг увидел эту картину, вскочил с кресла как ужаленный и завертелся на месте.
- Черт! Черт! Черт! Всё отдал бы, всё…
До боли стучал кулаком в ладонь Княжин. Действительно, он все отдал бы сейчас за то, чтобы вновь в том, пахнущим одновременно и хлоркой, и пряным запахом вина вперемешку с мочой, школьном туалете. Очутиться с друзьями, с одноклассниками, в тихой забытой русской деревне, в стабильном и безоблачном детстве. Но…
 И тут Евгения словно ужалило. Он перестал дубасить свою руку, рванул к пиджаку и вынул из кармана мятый черный прямоугольник картона.
- А я знал, что вы позвоните, - совершенно без эмоций откликнулся телефон голосом Аристарха Петровича. – Приезжайте.
Через час Евгений сидел напротив Нулина.

 - Не понимаю. Хрень какая-то, - искренне сокрушался Евгений Княжин. - Разводилово голимое. Как это возможно? Что, человек заказавший у вас это обнуление, сможет вновь появиться в прошлом? В любой момент своей жизни? 
 Нулин пожал плечами, словно говоря: хотите верьте, хотите – нет.
 - Подождите. А память? Я ведь знаю, что со мной за это время случилось…
- Нет. Стирается вся память. Новый человек, но все тот же, - ответил Нулин.
- Вы или великий гений или гениальный шарлатан, - воскликнул Княжин. – Если это так, то жизнь вообще становится бессмертна: заказывай себе обнуление чуть не каждый месяц?!
- Это не так. Как я уже сказал, после обнуления уже не помните о своей нынешней жизни, и главное – договор заключается с клиентом единожды. В середине девяностых в период так называемого первичного накопления капитала, когда люди больше всего мечтали вернуться в относительно стабильное и спокойное прошлое, я пробовал запустить на поток обнуление. Отправлял в прошлое пачками. Поверьте, очень многие не выдерживали перемен. Даже молодые.  Общепринято считать, что это ельцинский режим отправил миллион россиян на погост или изгнал из страны на заработки. В этом есть доля правды, но в основном их исчезновение стало моей заслугой. Когда обнулиться решили уж совсем известные стране люди, мной заинтересовались компетентные органы, и лавочку пришлось прикрыть.
 - А сейчас чего ж открыли? – поинтересовался Евгений. – Срок отмотан – новая жизнь? 
Аристарх Петрович пропустил и этот укол.
- Нестабильные времена возвращаются, – ответил Нулин. – Да и людей жалко. Я не предлагаю свои услуги тем, у кого в жизни все в порядке.
- Ну, предположим я поверю и соглашусь. А как все это происходит? – спросил Евгений.
- После подписания договора и оплаты вас поместят в специальный аппарат. Никаких уколов или таблеток перед обнулением вам не дадут, не волнуйтесь. Устройство мгновенно перенесет вас в тот день и час, какой укажете.
- Фантастика! – Княжин заерзал на стуле. – А где гарантия того, что вы просто не убьете меня по-тихому, на органы не пустите? Я же не буду знать.
 - Да, гарантий нет.  Но некоторые для подстраховки приводят знакомых, предварительно все им объяснив. Только не приводите родных, от них морока: крики, слезы, расследования. Я уже это проходил.
 - Черт! Заманчиво! – воскликнул Княжин и ударил рукой по туго набитой деньгами барсетке. – Я бы хоть сейчас, но…
- Хотите еще подумать? – спросил Нулин.
- Да.
Евгений вышел из офиса обнулиста. Сел в машину.
 Обхватил руками руль и стал рассуждать:
«сыну надо написать, покаяться. Объясню всё. Хотя… уже большой- семнадцатый год. Звонит только за одним: дай денег, дай. Оболтус!
Юльке позвонить надо…нет смс отправлю. Вот кто меня по-настоящему любил, пока ещё в кармане ветер гулял…»
 От воспоминаний о любовнице, мысли Княжина сразу перешли в конкретную плоскость – в какое время в прошлом ему прыгнуть? По всему выходило, что лучше, чем лет в пять-шесть ему не было: родители молодые, еще не в разводе, и в школу ходить не надо.
 Память на родителях зависла особо. Отец Николай только что купил и привез из города музыкальный центр Радиотехника 101. Когда подключил его, то открыл окно и выставил на подоконник колонку. По поселку покатился хриплый тенор Криса Нормана.
                «What can I do?
                What can I do?
                Nothing's the same as it used to be...
                Nothing's the same as it used to be...
От громкого звука заложило уши, и Женя зажал их ладонями. Княжин помнил радость отца от этого действа: тот вытащил сына в сад, посадил на шею и стал скакать с ним по двору. Они не заметили, как вернулась мать. Первым делом она захлопнула окна, и, грубо стянув с шеи ребенка, набросилась на отца.  Это ссора родителей стала первой и самой яркой, клеймом врезавшейся в память Евгению. Были и другие, с битьем посуды, мордобоем, приходом участкового и уводом отца.
  Сейчас, сидя за рулем ему припомнились слова матери, случайно подслушанные им классе в седьмом. Едва отца загрузили в милицейский пазик, к матери прибежала ее подруга. Мать, видимо, забывшая о существовании сына в соседней комнате, в сердцах призналась той, что не хотела рождения Евгения. По ее словам, на сохранение пошла ради Николая.
 От этих слов Княжин словно очнулся. Завел машину, направил её к дому.
Въехал во двор и словно почувствовал неладное. Взгляд наткнулся на стоявшее со включенным двигателем AUDI и в нем неприятно знакомое лицо: коллектор?! Посмотрел в другую сторону - машина с еще двумя людьми. Сердце Евгения неприятно кольнуло. Кто эти двое разбираться не стал, ударил по газам.
 - Я готов! Сейчас можно? – влетел в кабинет Нулина Евгений и вывалил на стол банкноты.
 - Время какое выбрали? – спросил Аристарх Петрович, когда, нависая в белом халате над Евгением, манипулировал с аппаратом. Княжин лежал полностью нагим на кушетке, над которой большой овальной короной вырастало устройство, походившее на магнитно-резонансный томограф.
- С самого начала хочу, - ответил Евгений.
- В момент родов не советую. Если есть металлические предметы, зубная коронка или шунт, то они могут слегка изменить время вселенной и это приведет к непредсказуемым последствиям. Это, конечно, не точно. Просто предположение.
- Ну, не знаю тогда?!  Пусть будет второй-третий месяц!
- Хорошо. Информация заложена. Готовы?
Евгений перекрестился. Нулин вышел из аппаратной, из-за стеклянной ширмы подал голос:
 - Считайте медленно от десяти до нуля.
Княжин стал считать.
- Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре…

- Три – два? Ты уверена?
- Уверена. Больше месяца задержка, - ответила Лена.
Раскрасневшаяся потная рыжая баба Зоя стояла в бане возле эмалированного таза и локтем измеряла температуру воды.
- Получается второй, мало, третий месяц пошел. Тогда поможет - пей, - повитуха протянула Лене алюминиевую кружку.
- Баб Зой, меня и так тошнит, а ты тут со своей…
- А ты нос зажми. Одним махом заглоть и ныряй, - приказала баба Зоя.
- Боязно, - промычала Лена.
- А кувыркаться с Васькой было не боязно, лярва?!
Лена всхлипнула, но приказание исполнила. Сделала несколько глотков отвара из лаврового листа, пижмы с душицей с добавлением йода и обхватила рукой рот.
- Только вырви! – рявкнула на Лену баба Зоя и замахнулась полотенцем. – Я те вырву. Глотай давай!
С трудом сдерживая рвотный спазм Лена проглотила пойло.
- Теперь сидай, - приказала повитуха.
Лена скинула с себя рубашку и села в таз. От показавшейся ей кипятком воды Лена взвизгнула, хотела встать, но сильные руки бабы Зои впечатали ее в таз.
 - Ничего, потерпишь. Умнее будешь, - зудела старуха.
- Скоро ли? Болит все! – взмолилась Лена.
- Ежели мальчик, то скоро. Енти слабые. Не крепятся хорошо.
Лена ощутила в себе легкий толчок. Она опустила голову и увидела, как медленно-медленно вода под ней окрашивается, превращаясь в ало-черную неприятную муть.
 - Лен, ты тут? – девушка узнала голос Кольки Княжина, парня, который двумя днями ранее после танцев в клубе признался ей в любви. – Моешься, что ль?
- Да. Уходи! – закричала Лена и залилась слезами.