Детство и дедство

                Ой, деда…

   Большая часть окон дома зайца выходит на запад, прямо на наш хоздвор, если можно так выразиться, цитируя работников бюро инвентаризации. У нас там две кучи - с остатками щебня и песка, немного шлакоблока и кирпича, тоже остатки, а также сделанные мною про запас железобетонные бордюрчики и плитки для садовых дорожек. Ну и две верёвки для сушки постиранных вещей при наличии вёдра. Мангал ещё.
   С приобретением двух крутых великов зайцу и его папе места для мангала в гараже совсем не осталось. Там же ещё поливалка (бухта на барабане на колёсиках), бетономешалка, два стеллажа с материалами и инструментом, старый велосипед зятя, очень деревянная макивара в полиэтилене, лет семь назад подаренная одному из моих племяшей другом для облегчения самостоятельных занятий по обучению игре на шестиструнной гитаре, а на осень-зиму я в него ещё и лавочку-самострок заношу, которую жалко, потому что я старался.
   Вчера, управившись с очередным этапом штукатурно-декоративных работ и накрыв сотворённое на случай сегодняшнего обещанного дождя, я осмотрелся в поисках забот на свою голову и обнаружил у входа в гараж снопик уже подсохших стеблей цветов и сорняков. Мне их туда добавляют с такой скоростью, что я не успеваю жечь: нужно же, чтобы всё высохло, места мало, тонким слоем не разбросаешь, швыряют зелёное и мокрое на жёлтое и сухое и с чувством выполненного долга удаляются читать новости в интернете. А я потом изгаляйся, отделяя «зёрна от плевел», или брызгая на кострище уайт-спиритом, из-за чего сердце кровью обливается, потому что он денег стоит.
   Время для сжигания тоже найти не так-то просто: с вечера и до самого позднего утра у всех распахнуты судорожно втягивающие глотки свежести и прохлады в городском исполнении окна – задымлять людей не хочется. Тут ещё и дожди, которые как всегда не вовремя. А днём невыносимая жарища и без костра. И по проулку люди туда-сюда, в больницу и обратно, снуют, с детишками, а то и астмой. Приходится ловить момент, когда сходятся звёзды дикой жары, подсохшего сена и безветрия, или хотя бы ветра не в сторону проулка, а в противоположную – на закрытые от этой жары окна.
   Вчера как раз они сошлись и я начал сматывать бельевую верёвку, чтобы на ней не оставалось копоти от костра.
  - Привет, деда! – Из окна на меня смотрела улыбающаяся рожица зайца.
  - Дарова!
  - А я вот тут решил на подоконнике расположиться.
  - Что сделать?
  - Пожить решил на нём.
   Смотрю, мостит к откосу подушку. Да деловито так…
  - Не понял… Ты что – муха, что ли?
  - Здесь нет мух.
  - Ну да, ты вместо них, я же и говорю.
  - Не, я не муха. Я не жужжать сюда иду, а читать.
   И тут вдруг я в его руках замечаю… не планшет, не телефон – бумажную книгу! Боясь спугнуть удачу, я на корню пресекаю все поползновения со стороны моей любви к подковыркам и только предупреждаю его, чтобы не уснул в азарте: скоро на ту сторону перейдёт солнце и его скоренько поджарит на подоконнике. Заяц отмахнулся, улёгся в пол-оборота, спиной к стеклу, и начал увлекательное чтение не знаю, какой книги.
   Вряд ли сжигание травы заняло у меня больше получаса, и когда всё было кончено, но дымок ещё шёл, из-за угла дома показались заяц и его друг Санька, которому очень нравится с серьёзным видом здороваться со мной за руку. Санька на три года старше зайца, но мельче и совсем как былиночка. В папу с мамой: те тоже о бодипозитиве не слыхали.
  - Деда, ты почему меня не предупредил?
  - О чём?
  - Что будешь траву жечь.
  - А зачем? Окна у вас закрыты.
  - Ну вот я иду за велосипедом и тут дым.
  - И что? Никогда костром не дышал, что ли? А печёная картошечка, а шашлыки?
  - Этим дымом дышать невозможно: он плохо пахнет.
  - Серьёзно? А как же я дышу?
  - У тебя, наверное, иммунитет.
  - Давай и ты вырабатывай. А вы что – кататься вздумали? По такой жаре?
  - Ой, деда, да какая там жара, шутишь? У меня вот и термос с водичкой.
  - Ага. Шучу. Шапочку хоть надень.
  - О! Точно! Забыл. Сейчас, я мигом.
   Я помог им вывезти велосипед по узенькой, чисто символической тропке между разлапистыми колючими ветками можжевельника с одной стороны и укрытыми полиэтиленом плодами моих дизайнерских потуг с другой – остатку от дворовой дорожки изначальной шириной больше метра. И они укатили. Заяц – на своём, Санька – на велике своей кузины Поли, подавшейся с родителями на море.
  А я ещё раз огляделся вокруг себя и, не найдя ничего архи-срочного, мысленно по-стариковски покряхтывая, пополз под душ. Выйдя после душа покурить в взбодрённом расположении духа и футбольных шортах, пацанов не обнаружил. Они катаются обычно возле зданий поликлиники и детской поликлиники, это в пятидесяти метрах от нашего дома. Там достаточно немаленькие площадки и машины передвигаются медленно, поскольку проезда дальше нет – тупики.
   Идти в больничный двор в неглиже, пусть и мужского исполнения, как-то не хотелось, и я, подавив в себе в зародыше «еврейскую маму», убедил себя в том, что всё будет хорошо: ну покатаются ребята по больничному двору (там очень много места и дорожек) или вообще проезжей части (не дай бог), есть захотят – вернутся, куда денутся. Основания для переживания, конечно, были: мы-то в детстве гоцали на великах где ни попадя, но тогда трафик был не чета нынешнему, да и волноваться о нас была не наша очередь, а наших родителей.
   Зашёл в дом, включил компьютер и углубился в чтение новостей. А сам искоса поглядывал в окно на калитку, выходящую в проулок: именно там должны были с минуты на минуту, как мне того хотелось, появиться путешественники. Явились, не запылились. Металлическая калитка звякнула и я подошёл к открытому окну, строго воззрившись на зайца через москитную сетку.
  - И где же это вы катались, господа хорошие? Почему я вас не видел возле больницы?
  - Мы за больницей катались.
  - Что-то я не помню, чтобы мама тебе это разрешала…
  - Разрешает.
  - Хоть ты и предпочитаешь обычно говорить правду, я на всякий случай проверю, когда мама вернётся с работы.
  - Проверяй, я честно говорю.
  - Ну, я пока этого не знаю.
  - Посмотри мне в глаза! – Ребёнок уставился на окно и зафиксировал взгляд на мне. – Они не соврут!
  - Я через сетку ничего не вижу.
  - Я вижу!
   Нужно сказать, что последними словами он загнал меня в тупик и пока я соображал, так и не сообразив, как он мог видеть, что творится в его же глазах, пацаны с великами прошмыгнули к гаражу, умудрившись без моей помощи просочиться между можжевельником и моими дизайнерскими наворотами на бетонно-кирпичном парапете одной из клумб.
   Когда их улыбающиеся физиономии вновь показались в пределах видимости, я спросил:
  - Уже накатались?
  - Нет, мы велики оставили возле гаража, сейчас поиграем на компе и опять поедем.
  - Только не за больницу! Здесь! Чтоб я вас видел!
  - Ой, деда…
  - Что – ой, деда? Вот заберут у вас велики хулиганы – на чём кататься будете?
  - На пятой точке…
  - Вот именно!
  - Ой, деда…
   В его «Ой, деда…» явственно почувствовалось подростковое желание купировать опеку со стороны не в меру расплодившихся предков…