Он понял сознание

Большинство людей и теперь считают сознание неразрешимой, возможно, никогда  загадкой. Просто потому, что темой не интересуются. Людям, как правило, мало дела до  науки и философии, и еще меньше они стремятся обдумывать их открытия. Тем не менее, феномен сознания был понят более ста лет назад  выдающимся немецким философом Эдвардом фон Гартманом. Об этом он написал во второй книге своего знаменитого двухтомника «Философия бессознательного». С моей точки зрения, он был гениальным и недооцененным ученым, несмотря на то, что имел мировую известность.

Поразительно, как он сумел, используя лишь научные данные того времени, проникнуть разумом в тему, для глубокого понимания которой тогда не было никаких предпосылок. Цивилизация еще и близко не подошла к тем открытиям и изобретениям, которые сейчас лежат в основе понимания работы мозга и, как следствие, сознания. Но он сумел. Об этом и рассказ.

При первом прочтении второго тома двухтомника я с некоторым трудом продиралась через его  замысловатые философские навороты. Тем не менее, некоторые мысли меня поразили, озадачили и дали толчок к осмыслению. Постепенно картина прояснилась и я поняла то, что он пытался донести до читателя столь сложным языком, полагаю, по причине отсутствия в те времена более доступных терминов. Теперь изложить эту тему гораздо легче, потому что наука уже дала нам те слова, с помощью которых картину можно сделать ясной.

Я говорю о не так давно открытых и понятых биологами нейросетях, как одной из основ работы мозга, и шире – вообще о компьютерных технологиях именно в связи с этой темой. Ведь именно программисты сумели воссоздать работающие копии нейросетей. Таким образом, получается, что именно с помощью компьютерных терминов проще всего описывать работу сознания, хотя и они в значительной степени условны. Теперь эта взаимосвязь работы мозга с процессами автоматизации становится очевидной. Тогда же это было неизвестно, и Гартман вынужден был использовать термины, смысл которых расплывался и не давал конкретики. Понять его касательно именно этой темы было сложно, о чем написал даже переводчик этой книги на русский, хотя прочими идеями он восторгался. Думаю и другие его современники вряд ли вполне поняли его гениальные, опережающие время, идеи.

Вероятно, то, что я сама уже долго думала над этой темой и дошла до понимания некоторых вещей, имеющих отношение к процессу сознания, помогло мне ухватить его идеи и сопоставить их с современными знаниями. Можно сказать, что Гартман дал мне тот решительный толчок, в результате которого мое понимание сознания стало целостным.

Я подозреваю, что его идеи относительно сознания и теперь мало кто понимает.  Потому хочу отдать ему должное как первопроходцу в данной теме и изложить его мысли вполне доступным языком, что стало возможным лишь в наше время. Естественно, так, как я их понимаю.

Я не собираюсь освещать здесь весь огромный труд Гартмана, моя задача гораздо скромнее – дать ключ к пониманию сознания на основе его работы. Потому коснусь лишь наиболее принципиальных для понимания сознания мест.

Как добросовестный исследователь Гартман опирается на данные материалистической науки, отрицает существование «бестелесного сознания» и приводит примеры зависимости качества мыслительной деятельности от характеристик мозга, таким образом подчеркивая то, что сознание опирается на материю: «не существует никакой сознательной духовной деятельности вне или за функциями мозга, ибо если мы согласно с предыдущим, примем, что расстройство нормальных функций мозга расстраивает и сознание, то необходимо должны принять, что полное отсутствие функций мозга вместе с тем прекращает и всякую сознательную деятельность». (Здесь и далее цитаты из «Философии бессознательного»,  том 2, стр. 9)

Для того, чтобы перейти к тому, как Гартман объясняет феномен сознания, я должна хотя бы коротко остановиться на содержании первого тома его двухтомника, который посвящен теме Бессознательного начала в живых существах. Он считает, что Бессознательное является главным базисом любого живого существа.

Гартман убедительно и на множестве примеров показывает, что деятельность живых организмов в основном определяется некими бессознательными намерениями, программами, заложенными в живые существа изначально. Например, инстинктами, кои  есть «целесообразная деятельность без сознания цели» (том 1, стр. 62). У него упоминаются примеры инстинктивной деятельности, такие как высиживание птенцов, прядение паутины, прядение коконов у некоторых насекомых и многие другие.

Более того, как показали опыты, в ряде случаев живые организмы для продолжения существования вообще не нуждаются в мозге, т.е. ряд функций закреплен за некими иными органами: «Мозг не имеет непосредственной важности для органических функций телесной жизни. Из опытов Флуранса мы знаем, что животные, если только мозг вынуть у них осторожно и без большой потери крови, могут жить и без него целые дни и месяцы» (том 2, стр. 3).

Из этого понятно, что имеются некие программы жизнедеятельности организма никак не связанные с сознательными намерениями. Жизнь любых животных во многом обусловлена именно этими бессознательными программами, которые лежат в основе жизнедеятельности. То есть, именно комплекс бессознательных программ обеспечивает в большинстве случаев жизнедеятельность живого организма. Так вот эта бессознательная духовная жизнь живого существа является тем базисом, на котором зарождается сознательная активность согласно Гартману.

Бессознательное представление (мысль, образ) и бессознательная воля (хотение) представляют по Гартману основу бессознательной духовной жизни. К этим понятиям он пришел на основании изучения большого количества материалов о жизнедеятельности, т.е. они имеют эмпирическое происхождение. Он отвергает возможность объяснения жизненных явлений как чисто материалистическими причинами, так и господствующими тогда спиритуалистическими и выдвигает гипотезу, «где явления объясняются особым духовным деятелем, за которым надо признать и волю и мышление, только бессознательные. … таким образом понятия воли и представления как бы кристаллизуются из обширного раствора явлений телесной и психической жизни животного мира» (том 1, стр. 39).

Поскольку понятия воли и представления являются базовыми для рассуждений Гартмана, приведу еще одну цитату, разъясняющую смысл терминов: «понятие желания обусловливается двумя состояниями: одним настоящим, другим будущим. … Воля, следовательно, есть стремление к переходу из состояния, выражаемого представлением насущной реальности, в состояние выражаемое представлением реальности, имеющей произойти – стремление, которое само по себе есть пустая форма, отвлеченность. Отнять у понятия воли это отношение между двумя представлениями, значит отнять у нее реальность, существование: воля, которая не хочет чего-либо есть ноль» (том 1, стр. 59). Иначе говоря: «воля есть форма причинности перехода идеального в реальное». (том 1, стр. 60)

Представление, насколько я понимаю, может опираться как на восприятие, так и быть порожденным этим самым Бессознательным при каких-то конкретных условиях, возможно связанных с анализом восприятия. То есть Представление может быть как идеальным, так и реальным, о чем он и говорил.

Позволю себе длинную цитату, чтобы показать, его выводы о сознании: «Если процесс, производящий сознание, несмотря на свой материальный повод, все-таки должен быть духовной природы, то искомым производителем этого процесса никто другой быть не может, как только воля. … Сущность сознания заключается в том, что с одной стороны представление оторвалось от своей природной почвы, от воли, которая его осуществляет, а с другой, что воля противится такой эмансипации. Сейчас мы нашли, что предикат сознания сообщается представлению волею, а теперь мы укажем и на содержание этого предиката. Оно заключается в изумлении воли перед не желаемым ею, а тем не менее ставшим ощутительным бытием представления.   … Это изумление не может происходить от одной воли только, ибо воля абсолютно безумна, а следовательно, слишком слепа, чтобы изумляться и поражаться; оно не может происходить и от одного представления, ибо извне занесенное представление таково, каким следует быть представлению, и не имеет никакой причины удивляться самому себе. … Значит нужно понимать это так, что занесенное извне представление действует на волю как мотив, который и вызывает именно такую волю, которой содержание составляет отрицание его (т.е. представления). Ибо если бы эта последняя возбужденная воля относилась утвердительно к представлению, то опять таки не было бы никакой оппозиции и никакого сознания. … всяческий процесс сознаваемости есть ничто иное как гнев Бессознательного на вмешательство представления, вмешательство которое должно терпеть и нельзя устранить».   (том 2, стр. 17-20)

На самом деле там сказано еще длиннее и точнее, но формат статьи вынуждает меня ограничить цитату, а то можно всю главу переписать, стремясь к большей ясности. Так вот, много ли найдется людей, способных вникнуть в этот пассаж и на его основе понять смысл процесса сознания? Думаю, что крайне мало. А вот если, воспользовавшись современными представлениями, слегка уточнить терминологию, то картина прояснится.

Не знаю, в какой именно форме мыслил сам Гартман свое Бессознательное, но в наше время напрашивается иной термин – программа. Замените туманное Бессознательное на внятное – Программа – и картина приобретет ясный смысл. Почему именно программа? Потому что эти понятия в чем-то близки. Ведь в данном контексте как Бессознательное, так и программа являются целенаправленно действующей силой и при этом не являются Субъектами, то есть сознательными сущностями. То есть это силы, действующие бессознательно, но при этом ощутимо меняющие реальность. На мой взгляд, термин «программа» просто уточняет характеристики того, о чем он говорит.

Более того, он фактически обобщенно описывает здесь технологию действия с программной основой: есть исходные условия (представление 1) и есть желаемые (представление 2), теперь дело Воли перевести организм из состояния 1 в состояние 2. В нашем современном представлении Воля сразу же ассоциируется с запуском некой поэтапной программы, осуществляющей этот перевод, исходя из известных обстоятельств.

Сам Гартман показывает этот процесс на простом, казалось бы, примере: «Я хочу поднять мизинец и делаю это. Как представить себе весь процесс перехода мысли в мышечное движение? Из опыта мы знаем, что импульс воли должен подействовать на концы мышечных волокон» (том 1, стр. 55). Это было бы невозможно, если бы не было программы управления, разбивающей это действие на этапы, согласно устройству организма и передающей команды последовательно ко всем задействованным органам, все это согласно вышеописанным начальным и конечным бессознательным представлениям.

Встающий вопрос о взаимодействии материи и духа Гартман решает просто и для эзотериков (к которым он сам, судя по всему, не относится) традиционно: «тождество духа и материи» (том 2, стр. 21). От себя добавлю, что такое отношение позволительно, если считать, что никакой собственно материи не существует, она по сути есть лишь колебания энергии с определенными характеристиками. Собственно, наука на данный момент ничего против, насколько мне известно, не имеет – материя как таковая не найдена. Но тогда дух тоже может оказаться подобными же колебаниями, но с иными характеристиками. А за то, что мы его не воспринимаем в ощущениях, ответственно наша организация, которая просто не предполагает подобное восприятие в повседневной жизни.

Но вот что об этом говорит сам Гартман со своих позиций, ведя речь о единстве воли и представления: «Если именно состояния мочь быть и чистого бытия различны, то это не мешает нам принять, что субстанция обоих начал, что то, что может быть и то, что есть, есть одно и то же.   … Потребность в субстанциональном тождестве воли и представления, по моему мнению, неотвратима.  … В этом (противном) случае непонятно, как одно входит в отношение с другим, как воля берет логическое начало своим содержанием, непонятен повод для этого начала реагировать на неразумное деяние совершенно чуждого ему нелогического начала» (том 2, стр. 413).

Я не знаю, каким именно образом реализованы программы, заложенные как основы наших инстинктов и прочих базовых действий, но некоторая смысловая аналогия с нынешними компьютерными программами здесь, несомненно, присутствует.

О чем он вообще говорит? Что происходит? Бессознательный программный комплекс нацелен на выживание особи, этому подчинены все его программы. И вдруг среди программ, обеспечивающих функционирование организма, непонятно откуда появляются другие цели, чуждые тому, на что заточен этот комплекс.

Слова «изумление» и «гнев» на мой взгляд не совсем точны, потому как изумляться-то в сущности еще некому – сознание еще не возникло. Да и он сам писал про это: «изумление не выражает ничего более, как ту мысль, что в нашем человеческом опыте этот процесс заключается в мгновенно наступающей оппозиции между сознательными моментами, в данном же случае он имеет место между бессознательными моментами» (том 2, стр. 19).    Но суть процесса передана верно – цели вдруг поменялись по причине того, что зарождается сам Субъект и теперь именно он, как полноправный владелец тела может ставить перед собою цели даже противоречащие тем, которые были главными для Бессознательного комплекса:  «сознание и есть именно распадение на субъект и объект» (том 2, стр. 24).

Впрочем, это вмешательство в его работу носит поначалу эпизодический характер и при необходимости управление вновь возвращается к Бессознательному. Но сознание, раз проявившись, склонно развиваться и расширяться, отвоевывая у Бессознательного все новые территории. До определенного предела, конечно.
 
Но каким же образом вдруг меняются цели и зарождается Субъект? Я мыслю себе этот процесс так. В каждое живое существо изначально заложен некий базовый комплекс программ, с целью обеспечить выживание. Но, с учетом того, что условия жизни каждого конкретного существа заранее не известны, эти программы дополнены возможностью модификаций для успешной настройки под реальные условия жизни. Например, если обычно птицы вили гнезда для высиживания птенцов на деревьях, то в условиях современного города, где деревьев недостаточно да и их постоянно сильно обрезают, они вынуждены были найти себе иные пристанища – например, на крышах или на опорах. И это все обеспечивает работа бессознательного комплекса.

Понятно, что модификация программ в довольно широком диапазоне есть процесс весьма сложный, потому и комплекс настройки должен быть весьма внушительной системой. И именно необходимое наличие этого комплекса с широкими возможностями для адаптации  приводит к тому, что в какой-то момент модификация фактически перерастает заданные цели и приводит к появлению программ, которые превышают заданные цели и не являются необходимыми именно для целей выживания, на что был нацелен весь комплекс. Происходит это случайно, но поскольку условия жизни очень разнообразны, то возникновение подобных случаев превращается фактически в закономерность.

В своей статье «Как возникает сознание» я уже приводила пример с сытой кошкой, ошибочно принявшей издалека мячик за объект охоты (например, за мышь), а потом, приблизившись и увидев нечто иное, она обнаружила для себя новое занятие – игра с мячом. На мой взгляд, некие подобные моменты и приводят к пониманию возможности  самостоятельности в принятии решений, т.е. к сознанию.

Так вот игра с мячом никак не является необходимым элементом для выживания кошки, но зато приводит к той самой «оппозиции» Бессознательного новому занятию, о котором и говорит Гартман в вышеприведенной цитате столь мудрым языком. Эта «оппозиция» видна нам скорее, чем самой кошке, ничего не знающей об управляющим ею до того Бессознательным. 

Здесь, конечно, нет речи о самосознании как интеллектуальном факте, но лишь о сознании, как о возможности ощущать себя субъектом. Попросту говоря, владеть своим собственным телом, в том смысле, что иметь варианты выбора поведения, чего до этого момента не было. При возникновении сознания главный пульт управления перемещается из программной области, о коей существо ничего не знает, к самому существу, берущему инициативу в свои руки. Точнее, с учетом контекста, в свои лапы.   

Упомяну, что Гартман считает сознание именно процессом: «Сознание не есть спокойное состояние, но процесс, постоянное становление сознанием» (том 2, стр. 12). Самосознание же есть лишь новая ступень в развитии собственно процесса сознания, но доступно оно в основном людям и лишь некоторым отдельным наиболее развитым животным, как известно из научных данных. Но понимание самосознания, как частного случая сознания, дается гораздо легче – фактически это просто мысль о собственной самости, отделенности от окружающего мира: «самосознание есть только специальный случай приложения сознания к определенному объекту, именно, к предполагаемой внутренней причине духовной деятельности, которая обозначается названием субъекта. … следовательно нет самосознания без сознания, хотя сознание может быть мыслимо и без самосознания» (том 2, стр. 13).   

Таким образом, если попытаться сформулировать все эти, описанные Гартманом, процессы становления сознания в современных реалиях, то получим, на мой взгляд, следующее. Любое живое существо есть объект, начиненный комплексом программ, в автоматическом режиме обеспечивающим необходимые функции для его жизнедеятельности. Этот программный комплекс способен к модификации самого себя в неких заданных пределах для обеспечения адаптации к реальным условиям существования. Пределы изменения программ разные для разных видов существ. Но, вероятно, все они на каком-то этапе обычно порождают сознание, что не является прямой целью этого жизнеобеспечивающего комплекса. Отсюда и внутренний «конфликт», на который указал Гартман.

Самые сложные комплексы заложены в человека и высших животных, и именно они способны в своем развитии дойти до самосознания, чего этому программному комплексу совсем не требовалось. Это тоже как бы побочный результат развития. Вот такая история вышла с появлением сознания. Подозреваю, что для многих она окажется неожиданной и удивительной.


Примечание. Все ссылки на страницы даны по изданию двухтомника в издательстве «Красанд», Москва, 2010 год.