Оживший мертвец

– Бабушка, возьми меня с собой!

– Не возьму, и не проси.

– Ну, возьми! – не отступала Таня, глядя, как  загорелые, обветренные от работы в огороде бабушкины руки ловко укладывают вещи.

– Что тебе делать на поминках? – рассеяно откликнулась бабушка, окидывая деловым взглядом комнату, а её натруженные, проворные руки тем временем продолжали методично собирать вещи в дальнюю дорогу. И вдруг, она, словно опомнившись, сорвалась с места и резвым вихрем умчалась в коридор. Таня не отставала. Она знала, что бабушку можно взять только измором, как крепость. Нужно только не отставать от неё ни на шаг и изводить бесконечными, монотонными просьбами. Бабушка, наконец, сдастся, хотя бы для того, чтобы настырная внучка не путалась под ногами.


Телеграмма, извещающая о смерти дяди Лёши, бабушкиного племянника, пришла слишком поздно. Он жил в каком-то далёком лесничестве, до которого было ужасно сложно добраться. Бабушка долго плакала, вытирая глаза подолом фартука и всё причитала, что никак не успеть ей на похороны. Наконец, она решила, что всё-таки поедет, чтобы побывать хотя бы на поминках в сороковой день. Таню не огорчила смерть неизвестного ей дяди Лёши, которого за свою десятилетнюю жизнь она никогда не встречала, но очень заинтересовало далёкое и таинственное лесничество. К тому же ей всегда нравилось сопровождать бабушку в её поездках, потому что во время этих путешествий всегда происходили какие-то необыкновенные истории. Так уж вышло, что Танину бабушку и приключения, словно магнитом тянуло друг к другу. То ли она не могла без них жить, то ли они без неё. Неразрешимый вопрос, но как бы то ни было, бабушка и невероятные происшествия были в поездках – не разлей вода. Таинственное лесничество, долгая дорога, приключения! Таня решила ехать, во что бы то ни стало.

Весь этот долгий день Анна Антоновна (так звали Танину бабушку) носилась печальным и свирепым ураганом по дому, собирая в дорогу свои вещи и гостинцы для родственников из таинственного лесничества. Таня собрала свои вещи ещё вчера, и теперь назойливым, но совершенно безмятежным хвостиком таскалась за бабушкой, не отставая ни на шаг от её лихорадочного, извилистого маршрута. Свирепость бабушки нисколько её не пугала. Таня знала, что вспыльчивый характер Анны Антоновны лишь ширма, за которой она прячет своё золотое, любящее сердце.

Бабушка сдалась, когда вредная внучка, без сомнений унаследовавшая все худшие черты её непростого нрава, караулила уставшую женщину у двери туалета, чем напугала её чуть ли не до полусмерти.

– Ну что, возьмёшь меня с собой? – это было первое, что услышала Анна Антоновна, выйдя из туалета. Она, конечно, сначала одурела от ужаса, а потом, увидев нахальную физиономию внучки,  сообразила, что ей сейчас некогда придумывать способы избавления от её назойливости, и благоразумно решила взять Таню с собой.

Таинственное лесничество! Всю долгую дорогу Таня воображала себе, каким оно будет. В поезде она представляла себе прелестный домик с резными ставнями, раскрашенными пёстрыми птицами. А крышу его, несомненно, должен венчать золотой петушок, как в сказке Пушкина. А крыльцо, конечно же, окрашено в красный цвет и возле него непременно будут стоять прекрасные девушки в цветастых сарафанах, которые низко поклонятся до земли, плавно взмахнув нежными, белыми ручками…

 В автобусе Таня думала о том, что, наверняка, в этом чудесном рубленом доме по ночам слышен ужасный волчий вой. Голодные хищники, среди которых непременно есть оборотни, окружают избу с резными ставнями, и их жуткие завывания не дают уснуть до утра обитателям дома. И они, дрожа от страха, собираются в гостиной и, поддавшись отчаянию, пьют до рассвета глинтвейн. Хотя Таня не вполне понимала, что это за штука такая глинтвейн, но она знала, что все порядочные герои книг, которые она прочла, пьют его, чтобы согреться или избавиться от нервного напряжения.

Пересев в электричку, Таня принялась воображать, что лесничество непременно должно быть таким, как описывает Пушкин в своей бессмертной поэме «Руслан и Людмила»: «Там чудеса: там леший бродит, русалка на ветвях сидит…». Таня сильно сомневалась, что лесничество, в которое она стремилась всей душой, может продемонстрировать ей русалку, сидящую на ветвях…  Леший бродит: да, это может быть. Но русалка, сидящая на ветвях! Она знала, что русалки обитают в воде и уже представила себе, как они плескаются в озере, подставляя лунному свету свои бледные прекрасные лица, обрамлённые густыми, зеленоватыми волосами. Кстати говоря, Таня знала из рассказов бабушки, что неподалёку от дома покойного дяди Лёши находилось большое, лесное озеро. Там, без всякого сомнения, и живут эти чудесные, призрачные девы. Ночью они показываются над поверхностью тихой воды, расчёсывают свои длинные, болотного цвета волосы и поют красивые, неземные песни тихими, холодными голосами…

Каково же было разочарование, когда маленькая Таня увидела, стоявшие в ряд обычные, деревянные дома, такие же обыкновенные, как и в их посёлке, разве что несколько попросторнее.  Да уж, девочка сразу поняла, что здесь не место для чудес. Ночью сюда не подкрадутся, испуганные реальностью оборотни, или хитрые, не понаслышке знающие о современном оружии, волки.  Избушка бабы-яги не смогла бы расположиться по соседству с этими обжитыми, обыденными домами. Наверняка, она ушла на своих курьих ножках куда подальше. Что сказать о русалках? В местном озере они не могли таинственно расчёсывать свои длинные, зелёные волосы.  Если они и могли там быть, то только затаившись на мглистом дне, где могли спрятаться от вездесущего, ужасного прогресса.

Они зашли в дом и началось… Крики, причитания, объятья, традиционные поцелуи в губы крест накрест… Эти самые поцелуи всегда вызывали в Тане необоримую брезгливость. Но что поделаешь? Традиция! Таня знала, что нужно проявить стойкость и, зажмурив глаза, просто перетерпеть этот момент. Традиция в их семье – была святым делом, которое даже она, со всем запасом своего бунтарства, никак не могла преодолеть. Всё ясно, эти родственники –  ненасытные дикари: им мало было бабушки, и они вскоре накинулись на бедную Таню. Её со всех сторон тискали в объятьях, целовали и говорили, говорили, говорили… Она сжимала зубы и повторяла про себя: «Надо только перетерпеть…»

Покончив с ненавистными для Тани поцелуями, все дружно уселись за стол, вдоль которого стояли лавки. Вот что поразило девочку. Лавки. Самые настоящие, деревянные лавки. Может статься, что и не все чудеса перевелись в этом лесничестве. В их поселковом доме водились самые, что ни на есть, обычные стулья да табуретки, а тут… Таня села за стол, покрытый белоснежной скатертью, вышитой красными цветами и заставленным деревянными мисками, в которых томились чудесные, вкусные блюда… и начала клевать носом под шумный говор родственников. Она очень устала с дороги и, возобновившиеся причитания действовали на неё, как усыпляющий шум прибоя.  Из сладкого, поступающего мягкими шагами сна, её выдернули страшные разговоры о покойниках. О них завела речь маленькая, сухонькая бабулька, которая глядела на всех весёлыми, молодыми глазами. Ещё и теперь встречаются  на просторах нашей необъятной родины такие старушки, неподвластные гнёту времени. Может быть, старость и захватила их тело, сморщив его и прочертив на нём свои ужасные отметины, но душа…  По-прежнему молодая душа выглядывает из потускневших глаз с неизбывным, озорным любопытством.  Доверчиво глядит она мир, полный удивительных приключений и, разумеется, верит в чудо. А чудо верит в неё.

 Тихим и неторопливым голосом старушка с наивными и одновременно мудрыми глазами, вещала о диковинных преданиях этого края. Сон, как рукой сняло! Таня внимала этим рассказам с таким усердием, что бабушке пришлось два раза велеть ей, чтобы она вела себя прилично и слушала с закрытым ртом.

Последний рассказ старушки с озорными глазами был о том, как мертвецы (не духи, а именно мертвецы из плоти и крови) приходят на сороковой день в дом, где они провели последний период своего существования, чтобы посмотреть, как без них живут те, кого они оставили в этом бренном, подлунном мире, и проститься с ними. Таня еле сдержалась, чтобы снова не открыть рот, а родственники нервно заёрзали на своих местах. Девочка была в восторге: всё-таки есть в этом лесничестве свои суеверия, как и в любом, оторванном от цивилизации крае.

После ужина бабушку и Таню отправили в баню, чтобы они от души попарились с дороги.

– Какие интересные истории о мертвецах в этом лесничестве! – задумчиво сказала Таня, когда они с бабушкой одевались, намереваясь покинуть баню.

– Как бы не так, – хмыкнула бабушка. – Тебе всё страшные выдумки подавай, только это не выдумка, а правда. Или ты думаешь, что у людей на поминках, нет других забот, как выдумывать всякие небылицы на потеху маленькой девочке? – снова хмыкнула бабушка и тут в бане погас свет.

В абсолютно кромешной тьме, Таня и Анна Антоновна, с трудом отыскали дверь, вышли наружу и медленно двинулись в сторону дома. Бабушка всё причитала, мол, как это её угораздило не догадаться взять с собой керосиновую лампу. Конечно же, не было ничего мистического в обыденных для этого поселения перебоях с электричеством, о которых, кстати, их предупредила накануне похода в баню хозяйка дома. И не зачем было искать таинственный смысл в том, что бабушка, уставшая с дороги, проявила небывалую забывчивость и не взяла с собой лампу. Но всё же, всё же!.. Слишком зловещим показалось Тане совпадение слов бабушки о реальности ходячих мертвецов с наступлением кромешной тьмы во всём лесничестве.

Благо, что дом покойного дяди Лёши находился совсем рядом с баней! Однако девочке он казался недосягаемо далёким. Ей мерещилось, что они с бабушкой совершенно одни, вдалеке от людей бредут куда-то в непроглядной тьме безграничного ночного мира, полного звуков лесных животных. Вокруг них трещали сверчки, без умолку щебетали птицы, лаяли собаки, а где-то совсем рядом ухала страшная, одинокая сова. Луна, как на зло, спряталась за серой ширмой набежавших туч и, вероятно,  для пущего эффекта вдалеке пронёсся ужасный громовой раскат. И вдруг навстречу Тане и её бабушке двинулось из темноты яркое, жёлтое, колеблющееся пятно…  Они застыли на месте и долго смотрели, как золотистый, пляшущий свет, приближается к их окаменевшим от страха фигурам. Таня, охваченная ужасом, не сразу сообразила, что яркий, танцующий свет идёт от лампы тёти Шуры (жены покойного дяди Лёши), которая вышла их встречать, обеспокоенная тем, что они остались в бане в момент отключения электричества.

Наконец, оказавшись в предоставленной им комнате, где висели иконы, подле которых горела грустная лампада, бабушка и внучка стали готовиться ко сну. Таня, переодевшись в пижаму, бросилась на кровать и, сквозь крадущейся к ней сон, слышала, что бабушка, как и обычно, молится, перечисляя всех своих родственников. Наверное, она упомянула и дядю Лёшу, которого девочка никогда не видела, но который, по мнению старушки, что рассказывала истории за столом, должен непременно явиться. Думая об этом, Таня провалилась в глубокий сон.

Эта история могла бы закончиться на этом, если бы Таня в те годы не имела несчастную привычку просыпаться посреди ночи по ужасающей её родных и непонятной для неё самой причине. Обычно, она, неожиданно пробудившись, ворочалась с боку на бок, пытаясь вновь поймать за руку сон, или не дождавшись ответного рукопожатия, начинала бродить по дому, пугая тем самым его обитателей. И в этот раз Таня не изменила своей традиции. Она проснулась и несколько минут тихо лежала рядом с бабушкой, решая, что же ей предпринять: попытаться снова уснуть или походить по освещённой лампадкой комнате, пока не заявится его величество Морфей? В тот момент, когда Таня решила подняться с кровати и уже начла осторожно, чтобы не разбудить бабушку, приподниматься на локте, в дверном проёме появилась тень. Надо сказать, что в этом доме, как и во всех деревенских домах не было дверей. Вместо них, в проёмах висели занавески. И вот, сквозь эти занавески, девочка увидела колеблющуюся тень. Потом цветастая ткань начала судорожно колыхаться, отодвинулась… и в слабом свете лампады показалась неясная мужская фигура.  Девочка, лишившись от ужаса дара речи, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, принялась лихорадочно трясти свою бабушку, которая никак не могла проснуться. Таня, не преставая лупить бабушку по плечу, обернулась и увидела, что мужчина всё ещё стоит в дверном проёме, бормоча какие-то слова, которые нельзя было разобрать. Наконец, Анна Антоновна проснулась, и быстро оценила ситуацию. Она, мигом схватив Таню в охапку, переместилась вместе с ней в угол кровати, и, не обращая внимания на полузадушенный шёпот внучки: «Ба, там дядя Лёша стоит», сжала  её руку и тихо рявкнув «Молчи дура!», принялась безостановочно читать какие-то молитвы. А мертвец вдруг отделился от двери и совершенно отчётливо сказал: «Шура, ты здесь?». Без сомнения, покойник, согласно местным поверьям, заявился после поминок, чтобы навестить свою жену. Но почему он делал это в маленькой, гостевой комнате, а не в своей спальне?!  Может быть это от того, что он ничего не видит? Таня, не смотря на обуревающий её ужас, заметила, что мертвец продвигался по комнате, словно слепой: он мерно раскачивался и выставлял вперёд руки, словно пытаясь прощупать пространство перед собой.

Таня и бабушка стояли в дальнем углу кровати, вжавшись в стену, в то время как страшный покойник, шарил руками по краю постели и звал тихим, призрачным голосом Шуру. Таня, несмотря на сковавший её ледяными щупальцами ужас думала о том, как не повезёт тёте Шуре, если он найдёт её. Бабушка, прижавшись к стене, скороговоркой проговаривала молитвы, судорожно сжимая руку внучки. Девочка уже не боялась, что мертвец услышит или увидит их: она поняла, что он лишён чувств и оставалась лишь надежда, что этот вурдалак не станет искать их своими страшными руками в том месте, где они затаились. Таня зажмурила глаза и отчаянно молила бога, невзирая на свои пионерские принципы, о том, чтобы этот кошмарный, мерно пошатывающийся, мёртвый дядька оставил их в покое. Когда она, наконец, решилась, открыть глаза, то вновь увидела колыхавшуюся шторку, сквозь которую ясно проступали очертания, удалявшейся фигуры.


Утром все обитатели дома вновь собрались за столом. Таня заметила, что многие из них, едва сдерживая зевоту, имеют такие же необыкновенные,  как и у бабушки, прячущие загадку лица. Наконец, пригубив два глотка знаменитого кваса тёти Шуры, Анна Антоновна не выдержала и рассказала, как есть, всю историю прошлой ночи. За столом повисло жуткое молчание, которое вдруг нарушили причитания двух тётушек. Они говорили одновременно и с такой воодушевлённой, яростной быстротой, что сидевшие за столом люди не сразу смогли уразуметь смысл их слов. Но вот, когда схлынул эмоциональный поток, и тётушки смогли адекватно изложить нить своей мысли, выяснилось следующее: оказывается, дядя Лёша тоже их навестил, и они чуть не умерли от страха! Покойник бродил по комнате и жутким, отчаянным голосом звал Шуру.

Что тут началось! Гости подняли невероятный шум и, перебивая друг друга, обсуждали не в меру общительного мертвеца, который бродил по всему дому, пугая его обитателей. Все, за исключением тёти Шуры (которая крепко спала и даже во сне ничего подозрительно не видела),  признались, что слышали грохот, шорохи и голос, звавший кого-то. Одна женщина заявила, что ночью рядом с её дверью кто-то отчаянно и злобно бранился. Во плоти покойного дядю Лёшу видели только Таня с бабушкой и две тётушки. В конце концов, все угомонились, и в наступившей тишине, раздался голос одного из родственников, который до этого момента молча и угрюмо взирал на кутерьму, вызванную ночными происшествиями.

– Какие ж всё-таки все бабы дуры! – со смесью удивления и раздражения гаркнул он. – Это я ночью бродил. Ну, перебрал вчера маленько, с кем не бывает? А ночью приспичило мне в уборную. Кругом темнота, брюки куда-то исчезли. Не выйду же я из дома в одном белье! Пошёл искать Шуру, чтобы она мне какие-нибудь штаны дала. Звал её, звал, заблудился в этой тьме проклятущей. Хоть бы кто отозвался! Так нет же, словно все вымерли в доме!

Дальше речь несчастного мужчины потонула в потоке брани, с которой обрушились на него разъярённые женщины. Знатно обруган был бедный родственник и за неумеренное пьянство и за пропавшие брюки, и за шатанье по всему дому и за убитые нервные клетки, которые, как всем известно, не восстанавливаются. Особенный нагоняй он получил от Анны Антоновны за галантное изречение «все бабы дуры». Она, не ограничившись словесными понуканиями, вознаградила его нехилым шлепком по бестолковой голове.

Когда буря негодования немного улеглась, родственники нашли это происшествие забавным, и до конца их с бабушкой отъезда, Таня то и дело слушала шутки и подтрунивания над бедолагой, в столь неурочный час, потерявшим свои штаны. Покойный дядя Лёша так и не появился. А что в этом удивительного? Таня пришла к выводу, что в дикой суматохе, которую устроил дядя Коля (так звали, напугавшего всех, родственника) призрачный мир не может проявить себя должным образом. Наверное, даже если бы дядя Лёша и заявился сюда, то увидев всю эту обыденную ерунду, в виде утерянных штанов, криков и подтруниваний, махнул бы на этих живых рукой и поспешил бы раствориться за таинственной гранью, отделяющей реальное от мистического.


Таня и бабушка благополучно вернулись домой, и долго потом рассказывали родным и знакомым эту забавную историю. Я слышала её много раз и от Тани, которая является моей мамой и от Анны Антоновны – моей прабабушки. На родственных правах могу сказать, что они не склонны к фантазированию, поэтому прошу считать эту историю чистой правдой. Мне и самой не раз приходилось убеждаться в том, что бабушка Анюта (так я на свой лад называла Анну Антоновну) была горазда привлекать к себе разного рода приключения. На мою долю тоже выпала удача быть участницей некоторых из них, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.