Яблоко юности 3

Пять

Июньское солнце с раннего утра плавило асфальт, но в полдень ударил тяжелый ливень, и от тротуара поднялись облака пыли и пара. Чиган, Брюс и Мамонт заскочили в телефонную будку, сгрудились там, и Чиган набрал номер Тучи:
«Ну, ты выходишь, нет?»
«Дождь».
«Сейчас пройдет», – Чиган взглянул на небо, ветер гнал облака прочь, капли шумно били по стеклам, по карнизам, по автодорожным знакам, но соседний квартал уже озаряло солнце.
Чиган набрал номер Рубля, трубку взял старший Григорюк.
«А-ль-ё, с добрым утром! Руслана п-завите, п-жал-ста-а-а-а! – сказал Чиган тоненьким голоском.
«А кто спрашивает?» – старший Григорюк был не в духе.
«Свет-а-а-а...» – пропищал Чиган. Мамонт, сдерживая смех, прыснул в ладонь.
«Руслан, к телефону! – рыкнул старший Григорюк и положил трубку на тумбочку, а когда Рубль выглянул из ванной, понизив голос, добавил: – Света какая-то… Если эта Света и внешне такая же противная, как ее голос, то ты занижаешь планку, сынок».
«Н-да», – Рубль оглянулся, проследив, что отец закрывается в фотолаборатории.
«Эт-та Свет-та! Света уже готова и раздет-та… – продолжал куражиться Чиган. – Хочу новый лифчик, взамен порванного! И на фига ты мне засосы понаставил на самых открытых местах?»
«Н-ну…» – Рубль не был расположен к шуткам.
«***м сковородки гну!.. – Чиган заговорил своим естественным голосом. – Едем в Юрмалу?»
«А что там появилось такого, чего я еще не видел?»
«В Дзинтари показывают фильм с Бельмондо».
«Ну, так через пару недель его и в Риге покажут».
«А вот  и не факт! Давай, вобщем, вылезай, не ломайся. Почти все уже в сборе, сейчас Туча… А вон и Туча к нам пыхтит».
«Иду. Полчаса…».
С тех пор, как отец приобрел японский видеомагнитофон, Рубль напрочь утратил интерес к французским и итальянским фильмам, которые изредка показывали в кинотеатрах. Он взахлеб поглощал американские и гонконгские боевики. Бельмондо и Делон утратили в его глазах героический ореол, они теперь казались ему наивной, неуклюжей, старомодной бестолочью.

Они встретились у красно-кирпичной водонапорной башни, гигантским благородным грибом возвышающейся над черными сараями-поганками. Мамонт выцарапывал гвоздем на кирпиче нечто, похожее на пушку с колесами и крыльями, но довести рисунок до совершенства не успел. Мимо водокачки, по другой стороне улицы, вдоль деревянного забора, брел, изучая трещины на асфальте, Леший.
«Эй, хули ты там ищешь?! – весело крикнул ему Мамонт. – Шуруй сюдой».
Леший перешел через дорогу, поздоровался со всеми за руку.
«Мы в Юрмалу едем, кино с Бельмондо смотреть, – сказал Чиган, – давай с нами».
«У меня денег нет, ни на электричку, ни на кино», – ответил Леший.
Парни переглянулись, усмехнулись.
«А причем тут деньги? – Мамонт положил ладонь Лешему на плечо, повернулся к Чигану: – Слышь, Чиган, ты когда-нибудь за билеты платил?»
Чиган пожал плечами:
«Не помню уже…»
«Вот, он даже не помнит. А я про себя помню, не платил ни разу в жизни! Веришь?»
«Угу…»
«Уху-уху! Ты прям как филин ухукаешь. Точно – леший. Пошли… Билеты-билеты! На *** тому билеты, у кого мозги в котелке?

«Контролеров не будет, – сказал Рубль, когда компания кое-как втиснулась в переполненный  тамбур, – не полезут они в такую давку». Все сиденья в вагоне были заняты, пассажиры теснились и в проходе.
Дедушка с тростью, перетаптываясь, случайно вдавил металлический кончик трости в подъем стопы Брюса, защищенной лишь легкой кроссовкой, парень чуть не взвыл от боли, но сдержался, его узкие глаза лишь слегка округлились, но Брюс спокойно смотрел на дедушку, пока тот не догадался, в чем дело, и, прошамкав невнятные извинения, не упер трость в пол. Мамонт уставился на грудь полной женщины в легком сиреневом платье, она недовольно нахмурилась, переместилась подальше, но оказалась прижатой вплотную к обильно потеющему мужчине, который выудил из наплечной сумки початую бутылку водки, выдернул пробку зубами, и, щурясь из-за света, бившего в окошко, приложился к горлышку. Запах теплой водки распространился по залитому солнцем душному тамбуру, женщина брезгливо поморщилась, повела плечами, качнула бюстом, запах ее духов и пудры смешался с запахом водки, и Туча поднял нос повыше, надеясь, что над головами пассажиров воздух окажется свежее. «Во, страдает мужик с утреца», – со смешком, но тихо сказал Чиган, обращаясь к Лешему. Мужчина расслышал эту реплику, недружелюбно оглядел компанию парней, открыл было рот, но, оценив соотношение сил, промолчал, отхлебнул еще раз, тихонько рыгнул, запечатал бутылку ударом ладони, убрал сосуд в сумку и вперился мутным взглядом в окошко.
Электричка влетела на мост. Посредине реки белел четырехмачтовый барк Седов. Бокастый черный баркас тянул по воде длинную баржу с белым, чуть отливающим синевой, песком. Блестели на солнце косые струны Вантового моста. Мчался, оставляя пенистый след, военный катер с пулеметом на башне и красным флагом на корме. На дальнем конце Заячьего острова торчали три гигантские опоры строящейся телебашни… На Картофельном острове огородники темными холмиками горбились над грядками.
Похмельный мужик соскочил на перрон у почерневших от столетней копоти кирпичных строений ремонтного депо, и тут же, задрав голову, вылакал остатки алкоголя. Дедушка-инвалид выбрался из вагона через несколько остановок и поковылял через просеку в сосновом бору. Женщина в сиреневом платье ехала до Дзинтари; Рубль спустился на перрон, галантно подал женщине руку, но она, испуганно прижав к груди плетеную из соломы торбочку с аппликацией-цветочком, отшатнулась и, дрожа плотными ягодицами, быстро направилась в сторону моря.
«Я аж сорок минут не курил», – Чиган достал синюю пачку, выбил сигарету щелчком пальцев.
«Как у тебя спорт совмещается с курением, не понимаю?» – спросил Рубль.
«Плохо совмещается, – рассмеялся Чиган. – Ой, плохо!»
«Дай!» – потянулся Мамонт к сигаретам.
«На!» – в тон ему ответил Чиган и подбросил пачку высоко вверх.
Мамонт поймал пачку, взял сигарету и тут же метнул пачку Чигану в живот. Пачка запрыгала у Чигана в пальцах и отлетела в заросли крапивы.
«Бля!» – воскликнул Чиган, подобрал жердочку и стал шарить ею в крапиве.
«Хули, если косорукий, мля», – поддразнил его Мамонт.
«Переебу ведь щас жердиной по горбу!» – шутливо пообещал Чиган.
«Рискни», – в тон ему ответил Мамонт.
Компания неспешно двигалась вдоль свежеокрашенного в салатовый цвет дощатого забора, ограждающего дачные дворы. Рубль заметно припадал на левую ногу. «Что, до сих пор болит?» – спросил Туча. «Нет, – ответил Рубль, покачав головой. – Уже не болит. Но чего-то хромается… Как будто в ямку проваливаюсь. И пальцы совсем не сгибаются». Туча посмотрел на Рубля с сочувствием. «Главное, чтоб с яйцами всё было в порядке!..» – хохотнул Чиган.
На сухом горячем асфальте дрожали тени, отбрасываемые березовыми ветвями. Под присмотром пионервожатых шоссе пересекала толпа галдящих детей из ближайшего пионерского лагеря. Девочка прыгала через скакалку, две другие девочки мелом чертили на тротуаре решетку для игры в классики. На футбольном поле, огороженном сетчатым забором, мальчишки гоняли мяч. Мяч, отбитый вратарем, по дуге перелетел через забор. Брюс подпрыгнул и в прыжке ударил ногой по мячу, отсылая его обратно.
«Стой! – Чиган замер перед телеграфными столбами, соединенными над тротуаром буквой Л. – Под столбами не ходите… Примета плохая», – Чиган обошел столбы, и вся компания послушно последовала за ним. «Что еще за примета?» – спросил Туча. «Под такими столбами ходить, быть обоссанным», – серьезно ответил Чиган. Во взгляде Тучи просквозила ирония, но вслух он ничего не произнес. «Стой! – вновь замер Чиган, но уже перед одиноким столбом. «Ну, что еще?» – спросил Туча, хотя послушно остановился, как и прочие. «Столб надо всем только с одной стороны обходить, или с правой или с левой», – сказал Чиган. «А если с разных обойдем, то что?» – спросил Туча. «Это к ссоре», – ответил Чиган. Парни рассмеялись, Туча махнул рукой, Мамонт сказал: «Да, иди ты, сам знаешь куда, со своими приметами». Брюс, Рубль и Леший обошли столб справа, Туча и Мамонт – слева, а Чиган застыл в размышлении; он колебался, но друзья удалялись, и он наконец решился – обошел столб справа. И на всякий случай поплевал через левое плечо.
На дачном дворе хрипел магнитофон: «Ю-кэн-дэнс. Ю-кэн-дэнс…» Чиган танцующей походкой двинулся вдоль забора, прижался к нему, обнаружив щель: две девчонки в шортиках, маечках и сандалетах играли в пинг-понг, мячик прыгал, стучал, летал белой молнией через стол, девчонки вскрикивали и подпрыгивали, метались из стороны в сторону, у одной извивалась в воздухе русая коса, короткие темные волосы другой торчали вверх. «Классные какие! Особенно стриженная...» – выдохнул Чиган. «Да, ну-у, ни сисек, ни жопы!..» – проворчал Мамонт, который смотрел в ту же щель, присев на корточки. «Иди, сюда посмотри, – сказал Рубль, прижимаясь к забору следующей дачи. –  Вот тут жопа, так жопа, как у троих!» Парни порывисто прильнули к забору. Туча помедлил, надевая очки. Женщина в обтягивающем трико и розовом лифчике умывалась у жестяного корытца. Зачерпывала воду ковшиками ладоней и плескала ее в намыленные подмышки. Трясся круглый белый животик со шрамом, качались груди, усеянная крупными родимыми пятнами, блестела влажная кожа. «А-а-а-а…» – простонали парни хором. Женщина подняла голову, настороженно прищурилась; парни одновременно отпрянули от забора, – хрустнули доски, и забор завибрировал, – парни, смеясь, перебежали через дорогу. «Мы до кинотеатра доберемся к вечеру, если у каждого забора…» – проворчал Туча. «Т-с-с-с… – зашипел Мамонт, поднял руку. – Замерли все!» Он показал в сторону дачи, огороженной металлической сеткой. У веранды, провалившись в шезлонг, дремал загорелый мужчина в плавках с надвинутой на глаза белой кепкой. Под навесом веранды, на раскладном столе зеленела пузатая, оплетенная желтой соломкой бутыль. «Ну и что?..» – спросил Рубль. «А-вот-чо!..»  – Мамонт подпрыгнул, перемахнул через забор и стал красться к веранде. «Бля, Чингачгук ты херов!.. – прыснул Чиган. – Ты что творишь?» Мамонт обернулся и прижал указательный палец к губам. Медленно, на полусогнутый ногах, прокрался он мимо шезлонга, на цыпочках поднялся по ступеням веранды, цапнул одной рукой бутыль, а другой пачку Явы, хищно оглядел столешницу: ему захотелось прихватить еще и корзинку с фруктами; он сунул пачку сигарет в карман и протянул руку к корзинке. Так же осторожно он вернулся к забору и, подняв руки как можно выше, над сеткой передал товарищам добычу.
«У тебя криминальные наклонности, Мамонт», – сказал Рубль.
«Не хошь, не пей, раз такой правильный, а я выпью», – Мамонт обеими руками поднес тяжелую бутыль ко рту. – Тьфу, лимонад какой-то!»
«Это Фетяска», – сказал Чиган, попробовав напиток.
Содержимое корзинки умяли быстро, корзинку повесили на куст рябины. Чиган и Мамонт поочередно прикладывались к бутылке, осушили ее за десять минут, – пока компания петляла по тропинке между соснами, – и слегка захмелели; Чиган стал подбрасывать бутылку вверх, а Мамонт пытался попасть в нее камнями, но безуспешно, бутылка целехонькой падала на дерн, усеянный засохшими иголками и прошлогодними шишками.
«Вот, прошлым летом в Юрмале рядом с Лунапарком поставили пивные автоматы, – сообщил Мамонт. – Бросаешь монетку, льется тебе пиво на пол-кружки, бросаешь еще, наливается доверху… – Мамонт, разозлившись на бутылку, пинком отправил ее в заросли. – Но через месяц автоматы убрали».
«Конечно, убрали, – сказал Туча. – Все пионеры в зюзьгу!»
«А мне знакомые рассказывали, что они в пионерлагере как-то всем отрядом выебли пьяную пионервожатую», – сказал Чиган.
«А мне знакомые рассказывали, что на берег как-то выбросило бабу с рыбьим хвостом, так они ее выебли», – язвительным тоном сказал Рубль.
«Во что? – поинтересовался Чиган еще более язвительно. – Во что они ее выебли? Если она – с рыбьим хвостом…»
«Да уж нашли, наверное, во что».
Так, перешучиваясь и переругиваясь, парни добрели до центральной части Дзинтари, где между Лунапарком, коктейль-баром и рестораном Рыбацкий, располагалось одноэтажное бетонное здание с односкатной крышей – кинотеатр. На торцевой стене подрагивал от ветра холст рекламной афишы с намалеванной масляными красками картинкой. Красными буквами – название фильма: Выкуп за блондинку. Художник изобразил эту блондинку, сидящей за стойкой бара на высоком табурете. Рядом был намалеван мужчина, очевидно, герой Бельмондо: смуглое лицо, сморщенное, как сухофрукт, курчавые волосы, револьвер в кулаке.  Брюс прищурился, рассматривая полотно: «У девки руки как будто вывернуты из суставов. Нет?.. Посмотрите!.. А ноги… как будто от другого тела, вон, туловище маленькое и худое, а ноги, как у лосихи. А Бельмондо вообще кривоглазый…» Парни покачали головами, изучая аляповатую фигуру блондинки и причудливую физиономию Бельмондо, похмыкали и согласились с рецензией.
«Слушай, – обратился Брюс к Рублю, –  а сколько им платят, этим художникам, которые афиши малюют? Я бы получше нарисовал!»
«Хорошо им платят, – ответил Рубль, – очень хорошо. Но надо связи иметь, чтоб тебе заказывали. Рисуй ты хоть как Айвазовский, но если связей нет – жуй соплю».
Парни дождались, когда билетерша впустит всех зрителей. Высокие коричневые двери закрылись. Рубль посмотрел на свои электронные часы мэйд-ин-джапан. Чиган обратился к Лешему: «Слушай сюда! Сейчас – киножурнал какой-нибудь тупой, минут на пятнадцать. Билетерша будет стоять возле дверей, ждать, что еще кто-нибудь заглянет. А потом она усядется где-нибудь в зале – смотреть кино. Но двери не запрет… Мы тихонько откроем их, встанем за занавесками, а двери прикроем. Подождем… и в момент, когда экран станет потемнее, на полусогнутых… тыр-тыр… на свободные места. Но, не кучкуясь, как овцы, а по всему залу!.. Даже если заметит, то во время сеанса не станет шум подымать. Но она, скорей всего, не заметит. Да и вообще билетерше по фигу, она на окладе. Понял?»
«Угу…» – ответил Леший.
«У-ху, у-ху… – добродушно передразнил его Чиган. – Тебе вообще дико повезло, что ты с нами связался. Мы тебя научим жить – весело и кудряво».

Элегантный, жизнерадостный и весь какой-то упругий Бельмондо скатывался по мраморной лестнице, стреляя из двух револьверов; гонял на красном спортивном авто по парижским улицам, сшибая навесы лоточников; дрался с усатыми негодяями, заставляя их кувыркаться через спины, вылетать в окна или падать в бассейн; курил длинные коричневые сигары, щурясь от дыма; пил разноцветные коктейли из высоких стаканов; танцевал танго, самбу и ча-ча-ча; и в конце концов он победоносно сжимал в объятиях длинноволосую блондинку и увлекал ее в альков, занавешенный розовым шелком.
«Вот это кино!!!» – восхищенно произнес Чиган, выходя на белый свет. Он сунул правую руку в карман и очень похоже изобразил походку Бельмондо, затем сразил воображаемого противника серией боксерских ударов, шумно выдыхая при каждом движении.
«Это хлам! Хуже только индийское… – сказал Рубль. – Я вам покажу как-нибудь настоящие фильмы, обещаю».
Со стороны прибрежных дюн, по дороге, выложенной бетонными плитами, в сторону кинотеатра неторопливо вышагивали четверо парней. Сразу стало ясно, парни – местные: щекастые и мясистые, все юрмальские парни были такими, наверное, из-за хорошего воздуха и домашних фруктов. Юрмальские озорно, с ложным добродушием щурились, сверля нахальными взглядами компанию рижских ровесников.
«О-о, это, ка-жись, с нами знакомиться идут!» – сказал Чиган.
«С-час познакомятся…» – сказал Мамонт с недоброй усмешкой.
«Велено не с-цать!» – Рубль, заметив, что Леший мандражирует, ободряюще толкнул его в бок.
Туча снял с носа очки, вложил их в пластиковый очешник и убрал очешник в задний карман. Брюс повел плечами и сощурился так, что глаз стало не видно совсем.
Юрмальских, очевидно, совершенно не смущало численное превосходство заезжих: юрмальские были у себя дома и чувствовали себя уверенно.
«Я вот не люблю лишнего базара, – сказал Брюс, – то да се, да кто такие, да какого хрена, да чего надо… Надо сразу махаться!»
«Да, – Чиган положил руку Лешему на плечо, – главное наше правило, не влезать в пустой трындежь! Чувак тебе слово, а ты ему, молча, в бубен. Тогда – побеждаешь. Примета такая…»
«А еще есть примета, – сказал Мамонт и сплюнул, – что если на горизонте появляются крашенные лохи, то махач – мимо нас».
Из ворот Лунапарка, за которыми крутилась карусель и взлетали качели-лодочки, вышло пятеро радостных подростков с крашенными в зеленый, оранжевый и фиолетовый цвет прядями волос, торчащими в разные стороны. У одного из подростков на клетчатой брючине красовалась булавка длинной сантиметров пятнадцать. Юрмальские парни сразу утратили интерес к рижской компании и с довольным видом, потирая костяшки кулаков, направились в сторону крашенных подростков, как к более интересным жертвам. Подростки заметно приуныли.
«Не повезло шкетам, оказались не в том месте и не в то время, – сказал Рубль. – Сейчас их быстренько сплющат».
«Это не шкеты. Это пидоры», – сказал Мамонт.
«Сами виноваты. Не фиг волосы красить, как бабы», – поддержал его Чиган.
«Латыши! Так им и надо… Только латыши волосы красят», – кивнул головой Мамонт.
«Ну, ты-эт-та, полегче!..»  –  повернул к нему голову Чиган.
«А тебе-то что?»
«Я латыш».
«Да, ладно! И что у тебя латышского?»
«Родители…» – пожал плечами Чиган.

Стук теннисных мячиков о ракетки и покрытие корта был слышен издалека. За высокой загородкой из металлической сетки по четырем кортам металось влево-вправо, вперед-назад восемь фигур в белом. Рубль, идя мимо, процедил презрительно: «Мой отец говорит, что большой теннис, это спорт для беременных женщин. Но все равно ходит играть. Говорит, теннисом заниматься очень престижно. Плюс можно завязать полезные знакомства. Говорит, теннисом занимаются только люди со связями и при деньгах. Хочет и меня пристроить, чтоб я с юности учился налаживать связи. Но теннис, это не мое…» Чиган остановился у сетки, уцепился за нее, пропустив пальцы сквозь ячейки: «А я бы пошел… Смотрите, какие тут девки красивые!» – и чуть приподнял солнечные очки.
Красный мячик перелетел через ограждение, стукнулся о сосну, отлетел в траву. Чиган проследил за ним взглядом, пробежался, огибая стволы, увидел в траве красное пятнышко, подобрал мяч и вернулся к ограждению. По другую сторону сетки стояла девушка в короткой юбке и в майке без рукавов. Девушка держала в правой руке ракетку, и утирала мокрое лицо запястьем левой: на запястье зеленел браслет из мохнатой ткани. Чиган сжимал и разжимал кулак с мячиком и молча рассматривал девушку. Девушка увидела свои отражения в зеркальных стеклах очков и нахмурилась. Дернула за козырек из полупрозрачного розового пластика, надвинув его на глаза, произнесла: «Ну?!» Чиган молчал. Партнерша девушки, пожилая женщина в шортах крикнула нетерпеливо: «Лена!» Девушка повернула левую ладонь вверх и попросила Чигана: «Перекинь мне мячик, пожалуйста».  Чиган усмехнулся: «Лена, значит…» Девушка, сказав: «Ну и ладно, оставь себе!» – и убежала на корт, тряся хвостом русых волос на затылке. Рубль крикнул издалека: «Чиган, ну, долго ты еще там?!» Чиган, перебрасывая мячик из руки в руку, двинулся догонять друзей по асфальтированной дорожке, петляющей между сосен. 

Афишы возле концертного зала Дзинтари сообщали о летних концертах юмориста Хазанова, ВИА Вишня, дуэта бардов Никитиных и театрально-поэтических вечерах актрисы Демидовой. По широкой пешеходной улице, ведущей от железнодорожной станции к морю, туда-сюда вальяжно фланировали отдыхающие, катили желтые тележки подростки-мороженщики; проехал велосипедист, девушка в развевающемся розовом платье стояла в полный рост на багажнике его Десны, и, чтобы не упасть, балансировала вытянутыми в стороны руками.
«По лимонаду?» – предложил Рубль. Пошарили по карманам, взяли в окошке деревянного павильона стаканы с красным Крюшоном, встали под зонтик у пластикового стола. Девушка в белом халате вытерла губкой соседний стол, унесла на подносе пустые чашки и блюдца со следами от шоколадных и фруктовых пирожных.
«А у нее под халатиком нет лифчика», – заметил Чиган. Посмотрели вслед девушке, но она уже скрылась за дверью павильона.
Подкатил парень на мотоцикле с длинными, круто загнутыми дугами руля, снял разукрашенную черными и желтыми стрелами каску, в развалку подошел к окошку павильона, нагнулся и через мгновение из павильона выскочила девушка в белом халате, обняла парня, подставила губы для поцелуя, взъерошила парню потные волосы; присела одной ягодицей на сиденье мотоцикла, положила руку на бак. Парень перевел взгляд с лица девушки на голую ногу в разрезе халата, накрыл коленку ладонью.
«Да… лифчика на ней нет…» – согласился с Чиганом Туча и вздохнул.
«Видите, на баке – четыре крестика? – спросил Чиган. – Это значит, что уже четыре человека на этом моцике убились».
«Насмерть?» – спросил Леший.
«Ну, конечно! – рассмеялся Чиган. – А как же?..»
«А у меня больше нет мопеда… – сказал Туча. – Но я уже не хочу мопед. Я хочу вот такой мотоцикл».
«Да, японский зверюга – вещьная вещь!» – сказал Рубль.
«И где только такие достают?»
«Достать не проблема. Моряки, попросишь, привезут. Но денег это будет стоить, у-у-у!.. Будут деньги – получишь все. И японский мотоцикл, и девку без лифчика».
«А я бы пивка накатил», – сказал Мамонт, с кислой миной глядя на остатки Крюшона.
«Тебе бы только накатить чего-нибудь», – усмехнулся Рубль.
«Я бы тоже не отказался», – сказал Туча.
«И я!» – сказал Чиган.

Неподалеку от автобусной станции свернули на лесную тропу, вышли к небольшому продуктовому магазину у виадука. Пригляделись к снулым, опухшим ханурикам, бродящим окрест или дремлющим на скамейках. Выбрали самого интеллигентного и пугливого с виду. По опыту они знали, что наглые и озлобленные пьяницы могут попытаться надуть, присвоив деньги. 
Интеллигентный ханурик с опаской смотрел на приближающихся к нему шестерых парней, но Туча сразу показал ему ладонь, полную желтых и белых монет, и вежливо сказал: «Добрый день! Нам бы шесть пива и пачку сигарет, а… Поможете? Вам – одну бутылку. И пустую тару оставим в лесу, там, на полянке у поваленного столба».
Пьяница охотно согласился:
«Вам какого?»
«Какое есть… Есть хоть какое-нибудь?» 
Пьяница выудил из-под грязной куртки авоську:
«Вообще-то никакого нет. Но по блату мне дадут! Только сверху грузчику надо бы кинуть рублик…» Получив дополнительный рубль, алкаш радостно и неожиданно бодро ускакал к служебному входу в магазин.
Вынес пиво через десять минут, огляделся по сторонам – нет ли милиции?! – распахнул авоську. Чиган, Туча и Мамонт взяли в руки по бутылке, одну бутылку оставив, как обещали, в авоське.
«Правильно, в такой славный день, как без пива, – улыбнулся алкаш. – Комуняки вас в Афган посылают, да?.. Значит, под душманские пули вам можно, а выпить культурно – нельзя?»
Интеллигентный пьяница оказался к тому же и диссидентом.
«Ну, до Афгана нам еще далеко», – ответил Рубль.
«Хэ, далеко… Да вы и моргнуть не успеете, как пол жизни просвистит!»
Пьяница оказался не только диссидентом, но и философом.
«Спасибо! – сказал ему Туча. – Бутылки, значит, на поляне оставим…»
Пьяница поднял сжатый кулак, сказал «Рот фронт!» и поковылял к ближайшей скамье.
«Убейте меня, если я когда-нибудь стану таким!.. – сказал Рубль, задумчиво глядя вслед мужчине. – Обещаете, что убьете?»
«Обещаем, обещаем, – рассмеялся Чиган. – Я тебя лично… Тебя зарезать или придушить?»
«Рубль,  – ухмыльнулся Мамонт, – ты хоть, бляха-муха, начни уж что-нибудь делать, чтобы стать таким!..» – и постучал ногтем указательного пальца по пивной бутылке.
«Да, это не так просто, как кажется, – согласился с Мамонтом Туча. – Надо долго прилагать усилия. Бухать – тяжелая работа».

Присели на поваленный телеграфный столб, покрытый мхом и заросший по бокам травою. Сковырнули крышки с бутылок, Туча и Чиган ключами, а Мамонт зубами. Мамонт достал украденную на веранде пачку, сказал:
«Ява. Из Москвы мужик, наверно!» – протянул пачку Чигану и Туче, а затем Лешему:
«Куришь?»
Лешему хотелось подымить сигаретой незнакомой марки, но он отрицательно мотнул головой.
«А выпьешь?» – заулыбался Мамонт еще шире.
«Не слушай их, – сказал Рубль. – Пусть травятся, если здоровья много. Мы вот с Брюсом не курим и не пьем, и ты не начинай».
Высосав бутылку пива, Мамонт оживился. Он размахнулся и закинул пустую бутылку далеко в заросли высоких трав с широкими суставчатыми стеблями и зубчатыми листьями.
«Мы ж дядьке тому обещали бутылки оставить!..» – с укоризной сказал Туча.
«Обещали?.. Да, пошел бы он в жопу, – ответил Мамонт. – Лично я этому ханыге ничего не обещал. Надо ему, пусть ищет…»
Мамонт вышел к насыпи, дождался появления электропоезда вдалеке, перебежал через пути, повернулся, помахал друзьями рукой, а когда поезд приблизился настолько, что можно было разглядеть лица машиниста и его помощника, Мамонт ринулся обратно, при этом споткнулся о шпалу, полетел носом на рельс, но выставил руки, оперся на них и успел кувырком скатиться по темной от машинного масла и пыли щебенке, когда до металлической штуковины, похожей на забрало рыцарского шлема, защищающей передние колеса от бревен и кирпичей, оставалось несколько метров. Мамонт вылез из канавы, радостно ощерился, повернулся к насыпи и стал ждать следующую электричку. Чиган заткнул недопитую бутылку молодой сосновой шишечкой, прислонил бутылку к столбу, вскочил на ноги и присоединился к Мамонту. Вдвоем они бегали перед поездами туда-сюда, пока не утомились. Чиган даже успевал кинуть в лобовое стекло шишку или камешек и, вернувшись к друзьям потным и запыхавшимся, удовлетворенно сообщил:
«Видели бы вы, какие рожи делаются у этих машинистов!»
«Я-то, Чиган, считал, что ты все-таки умнее, чем Мамонт…» – сказал на это Рубль, а остальные только поусмехались да пофыркали.
Снопы солнечных лучей били между сосновых ветвей, от жары запах смолы и трав стал гуще.
Вдоль железнодорожного полотна по гравиевой дорожке двигались гуськом восемь парней лет по шестнадцать-семнадцать. В руках у ведущего дребезжал переносной кассетный магнитофон Весна: «Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери, грустим мы о земле, она одна!..» Замыкающий цепочку то вертел на указательном пальце белый волейбольный мяч, то перебрасывал его из одной растопыренной пятерни в другую, ронял на шпалы и догонял, прыгающего, под насыпью. Парни то и дело прикладывались к зеленой бутылке с темно-рубиновой жидкостью, передавали ее из рук в руки. Парень жонглирующий мячом, в очередной раз нагнувшись за ним, поднял голову, заметил компанию Рубля, крикнул что-то своим, и парни, не раздумывая, направились к поляне.
Мамонт покосился на продолговатый камень, голубевший среди рыжеватой опавшей хвои, пяткой пододвинул камень к себе поближе и слегка придавил его подошвой. Чиган присел на конец поваленного столба, поставил пустую бутылку себе за спину и как бы небрежно проверил, что может легко дотянуться правой рукой до горлышка. Брюс пару раз крутанул головой вправо-влево, разминая шею, и сузил и без того узкие глаза до миллиметровых щелочек.
Незнакомые парни приблизились. Мутными, но внимательными взглядами обшарили поляну. Парень с магнитофоном надавил на кнопку, кнопка хрустнула, и песня про космодром и голубую синеву умерла.
«Чо-отдыхаете?»
«Отдыхаем», – согласился Рубль.
«Это правильно… Лето, бля!» – он оглядел своих, те молча покивали головами, соглашаясь, что да, мол, лето.
«А шкеты, что надо, да?» – опять поискал поддержки у своих спутников держатель магнитофона.
«Шкеты железные!» – веско бросил рыжий крепыш в клетчатой рубашке с закатанными рукавами; отхлебнул из зеленой бутыли – витиеватые цифры 777 на этикетке напоминали старинные топорики, – и передал бутыль соседу, тот вытер губы и тонкие щеголеватые усики не после того, как хлебнул, а до того. От вина его губы ярко заблестели, но густая жидкость на теплом ветру мгновенно высохла, парень почмокал слипшимися губами, провел по ним языком и спросил: «Куревом не богаты?»
Мамонт протянул ему пачку. Парень рассмотрел надпись:
«Где Яву взял?»
«С****ил у туриста».
Незнакомые парни одобрительно рассмеялись.
«А мы вот гуляем… так просто… Смотрим, нет ли где латышей или пидоров. Не видали?»
«У Лунапарка и тех и других до фига», – ответил Рубль.
«У Лунапарка и мусора шарятся».
«Это точно».
«Но вы-то… свои шкеты».
«Да, шкеты – железные», – повторил рыжий крепыш и сложил руки на груди; предплечья его синели венами и бугрились мускулами.
«А со своими-то шкетами – хули нам делить?!»
«Да уж, не ***, чего там…» – согласился Рубль.
«Мы из речной учаги, последний курс. Матросы-мотористы. Только вот он – повар», – рыжий мотнул головой в сторону бугристого.
«И я тоже не моторист! – подал голос некто, державшийся позади прочих. – Я электрик».
«Да, какой ты, на фиг, электрик? Ты Электроник… А мы – мотористы. А он, да, повар. Речники, это сила. Валяйте к нам в учагу!»
«Можно!»
«Да хули там думать? Речной флот, это не ****ый в рот!» – и рыжий хохотнул, довольный рифмой.
«Ну, да».
«Только молодых мы гоняем, как тупых овец. На первом курсе все у нас по потолку бегают! Особенно в общаге… В общаге – классно. Бухаем и шмар дрючим. У нас правило: хороших девчонок, с которыми у нас, ну, все такое, чуйства-хуюйства… мы в общагу не приводим. В общагу – только профур. Если пришла к нам в общагу, значит, ****ь. А мы таких пускаем на хор. Такое правило! Некоторые девки ревут, просят отпустить домой, не лапать их за ****у, типа, я-не-такая-я-жду-трамвая, но нам это пофиг. Раз зашла в общагу, значит – такая! А раз такая, то значит не уйдет, пока для всех, кто захочет, не раздвинется».
Владелец Весны нажал на кнопку, кнопка хрустнула, и во внутренностях магнитофона щелкнули, взаимодействуя, некие детали, но песня не зазвучала; будущий матрос-речник потряс изделие, подняв его над головой двумя руками, а затем сердито шлепнул ладонью по крышке, после чего, наконец, зубчатый ролик начал крутить бобинку в кассете, и по поляне разнеслось: «…рава, трава у дома…»
«Ну, бывайте», –  он протянул ладонь.
«Всего».
Стали ручкаться на прощанье, и это заняло немало времени.
«Вы если латышей или пидоров встретите, сверните им за нас хлебальники набок, ладно!» – сказал, обернувшись, рыжий.
«Это само собой», – ответил Рубль.

«Ну и кто тут у нас латыш? Получи! – Мамонт треснул Чигана ладонью между лопаток.
«Да иди ты…» – Чиган закинул руку за голову и почесал ушибленное место.
«А что значит, пускать на хор?» – спросил Леший.
Парни переглянулись. Рубль спросил:
«Тебе сколько сейчас?»
«Скоро пятнадцать».
«Вот когда исполнится – объясню. Это только с пятнадцати положено знать».
«А ты сам-то во сколько узнал?» – спросил Чиган.
«Я-то другое дело. Я – ранний да прыткий».

Крыша станционного здания, где располагались билетные кассы, буфет и киоск Союзпечать, напоминала лыжный трамплин, хотя по замыслу архитектора, вероятно, должна была символизировать морскую волну. Парни присели на скамейку возле ограды. Перрон был почти пустой; парни решили не дожидаться вечера, когда отдыхающие набьют вагоны до отказа. «Если вдруг появятся контролеры, – поучал Чиган Лешего, – то ломимся к дверям. Ты хоть через сиденья прыгай, хоть по головам беги, а к выходу прорвись! Поэтому лучше всем бежать в одну сторону, сомнем их как нехуй-нахуй… Выскочил на перрон, все, считай, ушел, не погонятся они за тобой… А после можно в ту же электричку сесть, в другой вагон – это спокойно».
«А если все-таки поймают? Что делать?»
«Меня еще ни разу не ловили… – Чиган пожал плечами. –  Мамонт, тебя контролеры ловили когда-нибудь?.. Ви-шь, его тоже не ловили... Слушай, это ж каким тормозом надо быть, чтобы попасться? Уж не знаю, каким медленным надо быть, чтоб эти пентюхи тебя поймали!»
Бабуля в белой панаме прокатила по перрону сумку на колесиках. Колесики издавали высокий жужжащий звук, а, попадая в трещинки на асфальте, клацали как кастаньеты. Два парня в возрасте чуть за двадцать, прислонившись к столбу посредине перрона, поочередно прикладывались к горлышкам бутылок – к водочной, а затем и к лимонадной. Оба парня закуривали одну сигарету за другой, а один разместил на предплечье согнутой руки магнитофон-кассетник, судя по хриплому звуку, советского производства. «Улыбнитесь каскадеры, ведь опасность, это в сущности, пустяк! Это наша судьба, жить не можем иначе…»
Чиган поморщился:
«Кругом воют эти Земляне! Я вообще не понимаю, как можно так херово петь?»
«Ну, кто хорошо поет, так это ты, наверно?!» – сказал Туча, которому ВИА Земляне нравились.
«Ну, вобщем-то, да, – спокойно согласился Чиган. – Я, правда, такие херовые песни петь на стал бы!»
«И за пятьсот рублей в месяц не стал бы?» – спросил Туча.
«Нет», – уверенно ответил Чиган.
«А за тысячу?»
Чиган медлил с ответом, и тогда Мамонт встрял в разговор:
«За тысячу он бы еще подумал? Ха!»
«Ну, да… подумал бы», – согласился Чиган.
«Он бы еще думал, ха! – Мамонт рассмеялся. – Он у нас такая цаца, что он бы думал да в носу ковырял!.. А я б не думал. Я б за тысячу – выпил бы водки, вышел на цену и спел бы… – В доказательство серьезности своих намерений Мамонт прохрипел: «Улыбнитесь, каскадеры! Улыбнитесь, космонавты! Улыбнитесь, водолазы, трактористы, улыбнитесь пидарасты!»
«И зрители бы разбежались», – прокомментировал этот куплет Туча.
«Были б у меня лишние деньги, я б тебе заплатил, чтоб ты заткнулся», – сказал Чиган.
От здания станции по перрону шли две девушки лет четырнадцати. Девушки были одеты в одинаковые желтые просторные блузки с широкими плечами и короткие штанишки со множеством карманов. У обеих девушек волосы острыми перьями торчали вверх и в стороны, но у одной они были выкрашены в фиолетовый цвет, а у другой в оранжевый. Проходя мимо поклонников ВИА Земляне, девушки ввязались с ними в ленивую перепалку, причина и суть которой были неясны, а, отойдя к следующему столбу, стали бросать короткие и, по всей видимости, язвительные реплики.
Парень, державший магнитофон, передал его товарищу, и, сунув руки в карманы, вразвалку, направился к скамейке.
«К нам идет, – сказал Чиган и сплюнул сквозь зубы. – Чо-то, наверное, хочет от нас», – и растер плевок носком кроссовки по асфальту
«Чего бы ни хотел, того у нас нет», – сказал Туча
Рубль заметил, что Мамонт покосился на короткую палку с остро обломанным концом, валявшуюся поблизости. Рубль наступил на палку пяткой и, прищурившись, стал ждать приближения незнакомца. На парне была черная майка-безрукавка, а оба плеча украшали синие татуировки. Когда парень подошел вплотную, стало видно, что на левом плече выколоты буквы ДШБ  и автомат Калашникова, а на правом – ГЕРАТ и цифры 1984. На шее болталась цепочка с автоматной пулей. Взгляд у парня был странноватый, и мигом стало ясно, почему. Правый глаз у парня был неживой, стеклянный.
Парень неторопливо осмотрел здоровым глазом сидящих на скамейке, искусственный его глаз при этом продолжал пялиться синим зрачком в одну точку – в переносицу Рубля. Чиган обратил внимание на то, как парень держит сигарету: не между указательным и средним пальцем, как держат сигареты женщины и пижоны; и не упрятав сигарету полностью в кулаке – так обычно курят зеки, рабочие и солдаты; парень держал сигарету так, как обычно держат мундштук курительной трубки. Чиган про себя отметил, что выглядит это неплохо, необычно, эффектно и можно было бы перенять такую манеру.
«Уймите своих баб», – прервал, наконец, парень молчание.
«Это не наши», – ответил Рубль.
Парень подшагнул совсем уж вплотную, и оба его зрачка теперь были направлены в переносицу Рубля:
«Ты – главный?»
«Мы не в армии. У нас нет главных, – ответил Рубль. Его тревожила ситуация, но он не отступил ни на шаг, остался внешне спокойным, говорил уважительно, но без заискивания, и ему нравилось, что он в очередной раз доказал, и себе и друзьям, что способен, если надо, держаться достойно. – У нас все равные».
«Так не бывает. Главный всегда есть. И главный для этих шкетов – ты. И я еще раз… последний раз, повторяю… – одноглазый вновь обвел своим странным, мертвенно-живым взглядом ребят. – Ваши бабы слишком борзы. Уймите ваших баб».
Сказав это, он развернулся на каблуках и, поводя худыми, но широкими плечами, упружистой походкой направился к перрону.
«Ну, крутизны он, ****ец, какой... Запредельной просто крутизны!» – сказал, едва разжимая губы, Чиган, проводив взглядом удаляющуюся спину.
«А ты уже нассал в штаны, да?» – ехидно поинтересовался Мамонт.
«Да. И говна под скамью наложил».
«Если он еще раз к нам подойдет, я его самого уйму», – сказал Мамонт и посмотрел на острую палку, которую Рубль продолжать держать под пятой.
«Но парень-то опасный», – сказал Туча.
«И чем он опасен?» – спросил Чиган.
«После Афгана он. Наколки видел? Десантно-штурмовые батальоны, их в самое пекло бросают. Они оттуда полными психами возвращаются».
«Электричка!» –  воскликнул Леший, который слушал старших, как завороженный, но не забывал следить за просветом между сосновыми рощами, где пролегали железнодорожные пути.
 
Поднялись по крутым ступенькам в тамбур; Рубль глянул вправо – в середине вагона уселся афганец с товарищем; Рубль открыл дверь слева, поманил за собой остальных:
«Давай – в передний вагон, нам будет ближе до дома».
«На пятьдесят метров ближе…» – поворчал Мамонт, но пошел вслед за другими.
Среди немногочисленных пассажиров переднего вагоны две девчонки выделялись оранжевой и фиолетовой прическами. Парни разместились в отдалении; первым поднялся и пересел поближе к девчонкам, на соседние скамейки, Чиган, за ним тут же последовал Брюс и Туча; Рубль помешкал, но тоже пересел, за ним увлекся и Леший; только Мамонт остался сидеть там, где сидел, он бросал на девчонок резкие, неприязненные взгляды. Он положил ноги на сиденье перед собой, отвернулся к окну и стал изучать узор из разбившейся о стекло мошкары.
Девчонки, едва почувствовав внимание парней, тут же стали с серьезным видом изучать заклепки и шовчики на своих штанишках и маникюр на ногтях. Квадратные и треугольные клипсы розовыми леденцами поблескивали у девчонок на мочках ушей; щеки, скулы, веки и губы искрились от какой-то специальной парфюмерии; под просторными блузами острые груди обозначались, подрагивая, едва-едва. Россыпь прыщиков на лбах и скулах были замазаны кремом и присыпаны пудрой. Иногда девчонки не выдерживали и криво усмехались, бросая короткие заговорщицкие взгляды друг на дружку. Чиган пялился на ноги девчонки с фиолетовыми волосами: ступни в сандалиях, ногти покрыты красным лаком, на щиколотках сереют бактерицидные пластыри.
Чиган прервал молчание, задав девчонкам вопрос: «А-скока-время?»
Фиолетовая посмотрела на него удивленно и подняла обе руки, показывая Чигану запястья, украшенные пластмассовыми браслетами, салатового, голубого и зеленого цветов: «У меня нет часов!..» – и с гордым видом отвернулась к окну.
Чиган хмыкнул, внимательно рассмотрел браслеты фиолетовой, затем перевел взгляд на запястья оранжевой, хмыкнул еще раз. Оранжевая решила ему помочь: «Часы – у твоего друга». Рубль – единственный из компании имел наручные часы, электронные, с двухцветным, серебристо-золотистым металлическим браслетом, с несколькими кнопками по краю прямоугольного корпуса и с расчерченным на сегменты крупным экраном. Чиган уставился на эти часы, как будто увидел их впервые: «М-да!.. Рубль, время не подскажешь?» И Рубль в свою очередь уставился на Чигана так, как будто видел его впервые: «Почему нет... С удовольствием скажу, который час!.. – и глянул на циферблат. – Ровно двадцать пять минут четвертого».
«Опоздал! – сокрушенно вздохнул Чиган и запустил растопыренные пальцы в черные кудри. – В театр оперы и балета». Оранжевая прыснула в ладошку, а фиолетовая сказала строго: «Спектакли в театрах по вечерам».
«Н-да… – Чиган нахмурился. – Но это в обычных – вечером. А в оперных – и вечером, и днем».
«Он знает! – сказал Рубль. – Его туда зовут петь, а он раздумывает, соглашаться или нет».
«Поёшь?» – спросила оранжевая у Чигана.
«Еще как! – ответил за Чигана Рубль. – Кстати, я – Руслан».
«Полина», – сказала оранжевая.
«Марина», – сказала фиолетовая.
«Витя, Чиган, Вова, Саша», – сказали парни поочередно.
«Так ты в опере можешь петь?» – спросила Полина.
«Запросто!.. – Чиган прокашлялся и витиевато затянул, подражая оперным тенорам. – Гопстоп, мы подошли из-за угла, гопстоп, ты много на себя взяла!.. Теперь расплачиваться поздно, посмотри на эти звезды, посмотри на это небо…»
«Это из какой еще такой оперы?» – спросила Марина сурово, а Полина опустила голову, пряча улыбку.
«Из оперы Римского-Корсакова».
«Да, хорошо поешь! – одобрительно сказала Полина. – Только как-то тихо – для оперы…»
«Это он еще не в полную силу, – сказал Рубль. – Если в полную – машинист перепугается».
Возникла пауза, парни поглядывали то в окно, то на девчонок, девчонки то в окно, то на парней. Полина с интересом посматривала на Брюса, который не произнес ни слова и единственный из всех сохранял полную невозмутимость. Нравилась ли Полина Брюсу, по его азиатскому лицу понять было невозможно, но на нее он смотрел чаще, чем на Марину. Смотрел прямо и подолгу, от этих взглядов Полина смущалась и теребила пластиковые разноцветные браслеты, поглаживала подушечками пальцев ноготки, розовые и блестящие, как увлажненная слюной карамель.
Рубль решил прервать затянувшуюся паузу:
«Кстати, вот Туча… то есть, Вова… он умеет в уме складывать и умножать любые числа».
«Да, ладно тебе!..» – отмахнулся Туча.
«Чо-да-ладно? Покажи класс!» – Рубль расстегнул браслет часов, потыкал в кнопки. – Вот, здесь, в часах есть калькулятор.  – Рубль обратился к Марине, – любую цифру…»
«Восемь».
«Нет, длинную».
«Тысяча восемьсот сорок пять».
Рубль набрал цифры на калькуляторе:
«Плюс, минус, разделить или умножить?»
«Умножить», – сказала Марина.
Рубль обратился к Полине: «Еще одну цифру».
Полину, прикусив губу, посмотрела в потолок:
«М-м-м-м… семьсот двадцать четыре».
Рубль, повернул часы, так чтоб Туча их не видел, и нажал на кнопку:
«Ну, Вован, давай!»
Туча, не думая ни секунды, скороговоркой ответил:
«Миллион-триста-тридцать-пять-тысяч-семьсот-восемьдесят».
Рубль повернул циферблат часов к девушкам. Они посмотрели на результат. Полина округлила глаза «Ого!» и с уважением посмотрела на Тучу, и Туча смутился. А на Марину, казалось, большее впечатление произвели дорогие импортные часы.
«Еще разок?»  – спросил Рубль.
«Да, перестань ты, – Туча досадливо махнул рукой, – это же элементарно». 
«Что-нибудь посложнее? Туча, ты не скромничай!».

При приближении поезда к Центральному вокзалу Мамонт, который подремывал, уткнувшись лбом в стекло, встрепенулся, поднялся первым и с мрачным видом вышел в тамбур, на ходу зажав сигарету в зубах. Достал коробок спичек и перекинул его из одной руки в другую.
Брюс спрыгнул на перрон и помог сойти Полине. Увидев протянутую ей руку, девушка растерялась на миг, но вспомнила, что видела в кинофильмах, как кавалеры подают руки дамам, и положила свою ладонь на ладонь Брюса. Сказала: «Спасибо!..» – и смущенно улыбнулась. Чиган обхватил Марину за талию и снял ее со ступенек электрички одним рывком. Девушка взвизгнула, обхватила Чигана за шею, забила ногами по воздуху, а ощутив под собой твердый асфальт, на несколько мгновений, как будто случайно, прижалась к Чигану животом и грудью.
«Развели сопли!..» – буркнул Мамонт и зло пихнул плечом прохожего с портфелем. Прохожий коротко оглянулся на Мамонта. Мамонт бросил «Чо?!» – и прохожий ускорил шаг.

«Мы на Космосе живем, – сказал Марина. – То есть… в районе кинотеатра Космос. Это…»
«Да, знаем мы, где ваш Космос, – перебил ее Чиган. – Соседи! Мы с Фричи».
До Фричи дошли всей компанией, далее провожать Марину и Полину отправились только Чиган и Брюс. Четыре фигуры, будто вырезанные из черной бумаги, пересекли  шоссе перед мчащимся, включив фары, грузовиком с фургоном и прицепом, и скрылись за парковыми деревьями.

Ручкаясь на прощанье с Тучей, Мамонтом и Лешим у водонапорной башни, Рубль сказал: «Я могу всех сводить на настоящее кино. Накопите каждый по десятке. За чирик – целая ночь классных фильмов».
«О, братцы-картофанцы чешут», – Брюс мотнул головой в сторону перекрестка.
Леший проводил взглядом трех плотных коренастых парней, которые, сунув руки в карманы, с угрюмым видом, но целенаправленно шагали по противоположной стороне улицы, как будто им дела ни до кого нет, но старший все же бросил косой резкий взгляд, скользнул им по Рублю, Мамонту и Туче, и подольше задержал взгляд на Лешем, как бы изучая незнакомое лицо и стараясь накрепко его запомнить.
«Хули зыркаешь, сука?!» – крикнул Мамонт и шагнул на проезжую часть, и трое братьев сразу же ускорили свой ход. – Боятся!.. – удовлетворенно заметил Мамонт и вернулся на тротуар.
«Все-таки я уверен, что это они бомбу с говном на нас скинули», – сказал Брюс.
«Никаких сомнений», – согласился Рубль.
«Что за бомба?» – спросил Леший.
«А-а-а, случилась у нас как-то на районе одна история… Тебя с нами тогда еще не было… – Рубль с досадливым выражением на лице махнул рукой – Как-нибудь потом расскажу… Мне пора уже».
«Рубль, – окликнул его Брюс, – надо бы их наказать. Нельзя так оставить. А то они еще какого-нибудь говна на нас сбросят, так мы снова стерпим, что ли?»
«Да, надо бы… – Рубль оглянулся. – Накажем. Как-нибудь. В другой раз. При случае. Но сейчас не до этого… Сейчас я мозгую над серьезным делом».
«Деловар ты наш», – покачал головой Мамонт.
Рубль обернулся вторично:  «И вообще… месть  – это плохой бизнес».