Яблоко юности 4

Круглый, разноцветный бабл-гам


Раз

Туча стоял на маленькой площади между желто-серыми трехэтажными зданиями с крохотными, узкими как бойницы, окошками на кривых фасадах и позеленевшей от мха черепицей на островерхих двускатных крышах. Туча еще раз посмотрел на вырванную из блокнота страничку, на которой учитель Джоуль написал адрес своего племянника-вундеркинда и даже начертал схематично окрестные здания, подворотни и переулки. Туча знал, что вокруг – исторические объекты, которые показывают туристам, и даже сам как-то приходил сюда с экскурсией от школы и прослушал лекцию о бытовании рижских бюргеров шестнадцатого века, но он никогда не задумывался о том, что в сооружениях, похожих на черствые и заплесневелые пирожные, могут до сегодняшнего дня обитать люди.
Туча приблизился в решетке высоких металлических ворот с острыми пиками наверху, взялся за рукоятку в форме свернувшегося дубового листа, надавил на нее, отворил ворота сантиметров на тридцать и протиснулся между створками. Через фланель рубашки живот уколол металлический заусенец. Два ряда сизых округлых булыжников, окаймленных травою, вели в ромбовидный двор, выстланный булыжниками поменьше, с заброшенной клумбой и кривым деревом посредине, чья сухая безлиственная крона чернела сетью изломанных веточек на фоне сумеречного неба. Окна, выходящие во двор, были нормального размера, кое-где на подоконниках зеленели кактусы, цвели герани и бегонии; развевались, цепляясь за иголки кактусов тюлевые занавески.
На галерею вела железная винтовая лестница. Туча взглянул на бумажку, убедился: да, Джоулем нарисована вертикальная спираль, обозначающая лестницу, и начертано горизонтально две жирные полосы, обозначающие каменную, с деревянными столбиками, галерею, которая опоясывала двор по периметру на уровне второго этажа. Между жирных полос Джоуль поставил цифру 9 – номер квартиры.
Туча взялся было за медный дверной молоточек, хотел уже стучать, но заметил на дверном косяке потертую кнопку электрического звонка. Минуты через две створка со скрипом приоткрылось, из щели пахнуло тушеными баклажанами и жареной рыбой. В сухарях жарят, успел подумать Туча прежде, чем разглядел под дверной цепочкой сморщенное женское лицо: редкие, но длинные волосы на верхней губе, кустистые полуседые брови, слезящиеся желтые глаза, тяжелые янтарные серьги в отвисших мочках ушей, а над всем этим – вязаный пушистый кандибобер.
«Здравствуйте! Я – Владимир. – Туча кашлянул в кулак и добавил голосу солидности. – Я от Михаила Эдуардовича. Он вас предупредил? Он должен был предупредить… Я к Эдику, заниматься математикой».
«Что вы хотите?» –  спросила старуха таким неожиданно басовитым голосом, что Туча вздрогнул.
«Я к Эдику, заниматься… От Михаила Эдуардовича! – повторил Туча. – Это ведь девятая квартира? Эдик здесь живет? – и для пущей убедительности развернул перед старушкой мятую бумажку со схемой.
Старуха уставилась на бумажку. Во взгляде старухи отобразился испуг. Казалось, именно бумажка со схемой напугала ее.
«Что вы хотите?!»
«Я от Михаила Эдуардовича! Может, я ошибся адресом?» – Туча поспешно спрятал бумажку в задний карман брюк.
Дверь захлопнулась. Туча услышал старушечий голос, такой громкий, что ясно разобрал слова:
«Соня, за дверью какой-то молодой человек… Он чего-то хочет!»
Через минуту дверь вновь открылась. Туча поспешно нацепил очки, чтобы выглядеть безобидней. Над цепочкой белело пухлое лицо молодой женщины. Черные длинные вьющиеся волосы, большие влажные глаза, красные губы, темный пушок над верхней губой, изящные золотые сережки с зелеными камешками в нежных мочках ушей. Туча представил, как со временем пушок над губой женщины превратиться в такие же длинные редкие усищи, как и у старухи, и, набрав в грудь побольше воздуха, стал чеканить слова:
«Здравствуйте. Я от Михаила Эдуардовича. Зовут меня Владимир. Я к Эдику, заниматься. Михаил Эдуардович должен был вас предупредить».
«Конечно, Миша нас предупредил. Здравствуйте, проходите! – женщина улыбнулась, сняла дверную цепочку и пропустила Тучу в прихожую. – Меня зовут Софья Эдуардовна… Я внушаю тете Руфе, чтобы она никому не открывала дверей. Но она как-то успевает подойти к дверям раньше меня… и каждый раз пугается!»
«Ничего, ничего, – пробормотал Туча, прокашливаясь. – Я понимаю…»
Чего он на самом деле понимал, он и сам не понимал, и поэтому предпочел не заканчивать свою мысль. Он огляделся: тетя Руфа исчезла из коридора, как будто растворилась в полутьме или просочилась сквозь стену в некую тайную каморку.
Следуя за Софьей Эдуардовной по слабо освещенному коридору, Туча не мог отвести глаз от ее выпирающих, округлых ягодиц, двигающихся под тканью бархатного халата. Коридор не был прямым, как в обычных коммуналках, коридор петлял то вправо, то влево; Туча поднялся за женщиной по крутой, узкой лестнице, обогнул огромную, выложенную синими плитками печку, затем спустился по такой же деревянной лестнице вниз, и очутился в овальной комнате с полукруглыми окнами, закрытыми тяжелыми черными портьерами.
Посреди комнаты за массивным квадратным столом сидел худой маленький старичок в стеганом халате и в маленькой черной шапочке на затылке. Перед стариком лежала толстенная книга, раскрытая посредине. Седая борода острым кончиком касалась книжных страниц. Стол освещала грибовидная настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром. Старик держал в скрюченных пальчиках массивную лупу на длинной витой рукоятке и водил лупой над страницей. Туче показалась странной не лупа, – с помощью лупы, но попроще, читал книги и его покойный дедушка, – а сама манера чтения старика. Старик читал книгу справа налево.
«Дядя Рафа, этот мальчик к Эдику! Они будут заниматься математикой пару раз в неделю», – Софья Эдуардовна эти слова прокричала. Старик даже не посмотрел в их сторону и перевернул шуршащую страницу. Огибая стол, Туча попытался разглядеть страницы книги. Значки, которые покрывали плотную желтую бумагу, не были ни латинскими, ни кириллическими буквами. Значки не походили и на иероглифы – ни на японские, ни на китайские, ни на древнеегипетские, которые Туча видел в учебнике истории.
Софья Эдуардовна постучала в узкую дверь. Дверь распахнул полный черноволосый мальчик лет двенадцати в белой рубашке с коротким рукавом. Мальчик поправил круглые очки, прикоснувшись указательным пальцем к дужке, и посмотрел на Софью Эдуардовну вопросительно.
«Эдик! Владимир пришел».
«Здравствуйте!» – сказал Эдик и отступил на шаг назад.
Туча прошел в комнату, протянул мальчику руку. Мальчик ответил на рукопожатие. Оба его предплечья покрывали пятна зеленки.
«Заживает, – сказала Софья Эдуардовна удовлетворенно. – Сейчас еще помажу… – и она заметалась по квартире. – Где пузырек? Я его на полочке оставила. Кажется…»
«М-ма, пожалуйста, не сейчас! – сказал мальчик. – Вот, твой пузырек, на подоконнике. Но не сейчас… Да и без зеленки заживет прекрасно».
«Но все-таки надо бы помазать?» – Софья Эдуардовна застыла с пузырьком в руке. Машинально она сняла резиновую крышечку, на ее пальцах тут же появились изумрудные пятна.
«Мам, я тебя очень прошу!.. – Эдик насупился и спрятал руки за спину. – У нас в доме гость.  Как ты думаешь, бережет ли он свое время так же, как мы бережем свое? И пришел ли он к нам только затем, чтобы смотреть, как ты мажешь меня зеленкой?»
Софья Эдуардовна не нашла, что возразить.
«Ах, да, извините, Володя! Я тогда пойду… Я через часок загляну, да? Вы не против чая с пряниками? Или вам больше по вкусу кофе?»
«Мне по вкусу кофе, но я не против и чая с пряниками», – ответил Туча, склонил голову да вдобавок еще зачем-то прищелкнул каблуками летних туфель. Софья Эдуардовна поспешно закрыла пузырек и повернулась к дверям. Туча с трудом отвел взгляд от ее бедер.
Пока мать с сыном переговаривались, Туча успел бегло оглядеть обстановку комнаты. На одной стене – таблица Менделеева, на другой – карта земных полушарий, на третьей – анатомические картины: человеческая фигура без кожи, с красными мышцами и белыми сухожилиями; сердце в разрезе; рисунок внутренних органов, аккуратно и компактно размещенных во вскрытой брюшине. Книжные полки плотно заставлены книгами. На этажерке – коллекция минералов: горный хрусталь, прозрачный и красный, причудливо узорчатый малахит, слегка мерцающий белый полевой шпат, бугристый синий халцедон, веточка алого коралла. Бронзовый бюстик на подставке, Туча узнал черты Исаака Ньютона. Пишущая машинка Optima с вправленным в каретку листом бумаги, рядом пачка чистых листов, общая тетрадь и пластмассовый стакан с авторучками и заточенными карандашами. Подоконник заставлен разнокалиберными колбами и кассетами мензурок с синей, красной, зеленой и прозрачной жидкостями. На журнальном столике – микроскоп и предмет, похожий на подзорную трубу. Узкая тахта завалена экземплярами журналов Наука и техника, Техника молодежи, Наука и религия, Химия и жизнь, Искатель, Популярная механика, Вокруг света, Квант, Природа, Юный техник, Юный натуралист и Шахматы. Подоконник заставлен керамическими горшками с кактусами.
Софья Эдуардовна вышла из комнаты. Туча подошел к стене, стал разглядывать фотоснимок в рамке: мужчина с кудрявой бородкой держал в руках моток веревки, за спиной у мужчины круглился рюкзак, а голову защищала каска.
«Альпинист?» – спросил Туча.
«Скалолаз, – ответил Эдик. – Это мой папа. Он был скалолазом и геологом». Туча посмотрел вопросительно. «Он погиб…» – пояснил Эдик. Туча развел руками: «Извини!..» Эдик махнул рукой: «Присаживайтесь, Владимир!» – и выдвинул стул из-под стола.
«Можно на ты… И друзья зовут меня Тучей».
«Почему?» – удивился Эдик.
«Посмотри на меня внимательно! Похож?»
«На тучу?»
«Ну, да».
«Весьма, признаться, отдаленно».
«Ладно, забыли… Зови хоть Владимиром, хоть по отчеству. Я, если что, Робертович».
«Хорошо, Владимир Робертович».
«Тьфу ты!.. Насчет отчества, это шутка. Обойдемся именами. С чего начнем, Эдуард?»
«С краткого теоретического обзора, полагаю! – Эдик вскинул брови. – Мне нужно выяснить, каков ваш уровень… Вы не против?»
«Вобщем-то… Ну, валяй, чего уж там!»
Эдик удовлетворенно кашлянул, извлек из ряда книг огромный том в кожаном переплете и бухнул его на столешницу.


Два

Мелкий, но густой дождь пиликал весь день, а к вечеру поднялся ветер с залива; по улице ползли, жужжа и чуть заваливаясь набок, троллейбусы; мерцал влажный асфальт, отражая мигание светофоров, тление неоновых вывесок, ровный свет уличных фонарей, молниевые вспышки габаритных огней автомобилей.
«Почему, если дождь или снег, то ветер всегда дует навстречу – прямо в морду лупит?! – Мамонт потянул вверх воротник брезентовой куртки, стараясь прикрыть хотя бы шею и щеки от дождевой мороси. – Вот шли бы мы в другую сторону, все равно бы навстречу дуло…»
Чиган жмурил глаза, прятал руки в карманах, поднимал плечи чуть ли не к ушам. Брюс, выставив одно плечо вперед, клонился в сторону ветра, ложился телом на воздушную волну. Туча надел очки, линзы защищали глаза, но морось щекотала лицо, Туча морщил нос и часто почесывал его, а также губы, лоб и щеки.
«Это всего лишь дождик», – Рубль ответил на реплику Мамонта с некоторым опозданием, так как особо сильный порыв ветра не давал открыть рот.
«Холодный!..» – прорычал Мамонт.
«Можно подумать, это первый холодный дождь в твоей жизни. Мог бы уж привыкнуть».
«Б-р-р-р-р!..» – отозвался Мамонт, едва различимый сквозь водяную пелену.
«Вот уж не думал, что ты среди нас самый нежный».
Вместо ответа Мамонт криво ощерился. Рубль указал на высокую арку с кариатидами.
«Здесь».
«А курить там разрешат?» – спросил Чиган.
«Вот это вряд ли».
«Тогда подышим кислородными палочками тута!»
Туча достал пачку Космоса, Чиган пачку Элиты, а Мамонт ничего не достал; привередливо поводив указательным пальцем между двумя пачками, он выбрал сигарету Космос. Дождь прекратился, но утихающий ветер еще носил в воздухе редкие мелкие капли. Мамонт и Чиган перегородили пол тротуара. Дымили щедро округ себя, расставив ноги; редким из-за непогоды прохожим приходилось обходить парней; прохожие недовольно косились, но, оценив грубую физиономию одного парня и цыганскую внешность другого, предпочитали ускорять шаги, а не делать замечания. Туча переместил свою крупную тушу к стене дома, обнаружил сухой участок под жестяным навесом и прислонился к нему спиной. Брюс и Рубль также ушли с тротуара – за арку, освещенную лампой под тусклым стеклом. Брюс стал изучать фасады зданий во дворе, украшенные лепными виноградными гроздьями, геометрическими фигурами и маскаронами.
«А скульпторам хорошо платят?» – спросил Брюс у Рубля.
«Очень хорошо. Хотя таких домов сейчас не строят. Но скульпторы все равно не бедные. Особенно те, которые Ленина лепят. У бати есть знакомый… Ты Ленина слепить можешь?»
«Слепить – не знаю. А нарисую запросто».
«Ну, да… Хули там рисовать-то!.. А кудри и бородищу добавил, вот тебе и Маркс. На Марксе капусту тоже можно густую рубить… Ты Лешему звонил?»
«Звонил. Он говорит, десятку не смог набрать».
«Мы б ему добавили. Что мы, не друзья?»
«Скорей всего, его просто мама не пускает по ночам гулять. Особенно, с такими друзьями, как мы».
«Так ему надо было через окно удрать. У него ловко получается».
Брюс еле заметно усмехнулся. Легкая усмешка означала, что шутка ему понравилась. А смеющимся в полный голос его никто и никогда не видел.
«А мне бы хотелось, – сказал Брюс, – чтобы и меня мама не пускала бы гулять. Ну, хотя бы иногда!.. Сидели бы с ней… Говорили бы о чем-нибудь… О какой-нибудь чепухе…» – и Брюс вздохнул. Его лицо ничего не выразило, но в голосе просквозила печаль. Рубль озадаченно посмотрел на товарища: впервые Брюс решился на такую откровенность. Крышка канализационного люка была сдвинута в сторону, и Рубль покачал ее носком туфли.
«Ладно, пора! Долго еще они там будут смолить?.. У хозяина есть фильмы с Брюсом Ли. Ты когда-нибудь видел Брюса Ли на экране?»
«Нет, только на фотках», – ответил Брюс.
«Ну, вот, посмотришь хоть, как он машется. Руки-ноги летают, визжит как кот, уау-уау!»

Витрина и двери кафе-мороженого Снежинка была залеплена бумажными снежинками, теневые их контуры отображались на мокром асфальте. Стеклянная дверь кафе, прошуршав по ступенькам резиновой прокладкой, распахнулась, тени сузились, скользнули в сторону. Пахнуло кофе со сливками и булочками с корицей. Из дверей кафе вышел парень с девушкой. Парень придержал дверь, девушка посмотрела на небо, парень сунул длинный черный зонт под мышку, девушка взяла парня под руку. Парень с девушкой направились в сторону Мамонта и Чигана, но, приблизившись, заметно насторожились. Чиган и Мамонт уставились на парочку, не имея, впрочем, никаких дурных мыслей и не из любопытства вовсе, а потому, что давно привыкли внимательно следить за любыми приближающимися к ним объектами, оценивая их на всякий случай, моментально решая, не исходит ли от объектов какая-либо угроза. Лицо у парня напряглось, он невольно прижался к девушке теснее. Девушка, сказав спутнику несколько фраз по-латышски, сжала в кулачке его рукав, и потянула парня на другую сторону улицы.
«Что эта овца ****анула в наш адрес?» – спросил Мамонт у Чигана.
«Сказала, русские хулиганы», – Чиган проводил парочку внимательным взглядом.
«А еще что?»
«Остального я как-то не расслышал».
«Все правильно, – засмеялся Мамонт, – мы русские и мы хулиганы. – Нас боятся, стал-быть, уважают.
Чиган бросил окурок между прутьев решетки водостока.
«Я-то хулиган латышский… А ты фильтр тоже будешь курить?» – спросил он Мамонта.
Мамонт щелчком пальцев пульнул окурок в стену. Окурок рассыпал в темноте желтые и розовые искры. А Чиган, ухмыляясь, пропел: «А я сидю один на плинтуаре. Сидю-глядю…»

Втиснулись в кабину допотопного, громыхающего железными костями лифта. Рубль надавил на кнопку с цифрой 5. Сквозь решетку смотрели на уплывающие вниз лестничные пролеты, на деревянные коричневые перила с балясинами в форме бутылей и гранитные ступени, стертые посредине. «Хозяин – моряк, штурман, – сказал Рубль. – Сам привозит видеокассеты. Это и выгодней и безопасней: меньше людей в деле, меньше риска. Кстати, жене его нравятся молодые парни. А он в конце лета опять идет в море».
«А она какая из себя?» – оживился Туча.
«Скоро увидишь. Очень даже ничего… Сладенькая такая штучка».
«Ты уже попробовал?» – осклабился Чиган.
«Все-то вам расскажи… Только сегодня ее не надо кадрить».
«Нет, мы как идиоты, – ответил ему Чиган, – при муже свои яйца к ней подкатим!»
«Ему-то, кстати, пофиг. У него уже давно – вторая семья на стороне. Чисто деловые отношения: его видик и кассеты, а квартира её… Она из генеральской семьи – такие хоромы! Даже в кухне можно в футбол играть… Но при муже подъезжать к ней, конечно, не надо. Репутация… и все такое…» Лифт остановился и задрожал; щелкнули внутренние деревянные створки, лязгнула внешняя металлическая дверь.
На пороге их встретила тридцатилетняя коротко стриженная брюнетка в узких джинсах и трикотажной легкой кофточке с узором елочка: «Привет, Руслан!» – сказала она и посмотрела на парня с некоторым лукавством.
«Здравствуй, Маргарита! – сказал Рубль. – Это мои друзья. О которых я говорил по телефону с Виктором».
«Да! Идите, ребята, за мной».
Шли по коридору, украшенному множеством картин в золоченых резных рамах. Брюс вертел головой, разглядывая сельские пейзажи, портреты дам и господ в старинных нарядах, а также сцены охоты на зайцев с борзыми. Туча жадно пялился на силуэт Маргариты.
«Носовой платочек достань?» – шепнул ему Рубль.
«Зачем?» – недоуменно шепнул в ответ Туча.
«Слюни подтирать будешь», – усмехнулся Рубль, и Туча пихнул его локтем в плечо.
Хозяйка распахнула дверь на кухню: «Витя, тут Руслан с компанией!.. Руслан, что у тебя с ногой, почему ты хромаешь?»
«Подвернул», – ответил Рубль.
Маргарита вскинула бровь и удалилась. На стенах кухни вперемешку висели натюрморты с овощами, рыбой и православные иконы в богатых окладах. На подоконнике – ряд фарфоровых слоников. За столом сидел стройный, мускулистый, лысеющий мужчина в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и сосредоточенно пересчитывал купюры, отделяя крупные от мелких. Перетянув пачку резинкой для волос и уложив пачку в рядок с другими пачками, мужчина глянул на парней и поднялся со стула.
«Здорово! – он пожал руку каждому. – Шуршуны мне сдавайте».
Парни стали шарить по карманам, выуживая рубли, трешки и пятерки. Сложили купюры и монеты на край стола. Мужчина пересчитал деньги, отделив пятерки от трешек, а трешки от бумажных рублей. Из металлических рублей он выстроил две ровные башенки.
«Пятьдесят. Вас пять, все правильно. Но ты говорил, что придете вшестером».
«Один соскочил», – ответил Рубль.
«А чего вы девок не привели? Такая мужская компания – прям хоккейная команда».
Парни переглянулись, не найдя, что сказать в ответ.
«Пора бы уж зарабатывать на девок, – сказал Виктор. – Я младше вас был, когда стал учиться копеечку с земли-то подымать. Сначала – в прямом смысле: бутылки с сестрой собирали. Сдадим – купим себе пряников, лимонада. Сидим, чтоб старшие ребята не отняли, в кустах, набиваем брюхо – хорошо. А отец, как узнал, стал орать – крохоборы, мол, побирушки! А что, думаю, сам не мог он заработать детям на сладости, чтоб не побирались?.. А?..»
Рубль пожал плечами.
«Хотя он прав был кое в чем… Не подбирать надо, что другие выбрасывают, а самим надо ковать свое простое человеческое счастье. Я и начал… кое-чем промышлять. В четырнадцать ботинки сам себе купил – ****атые, на литой подошве. В пятнадцать – девчонке своей сережки и духи мог купить. Красивая была, первая!.. У меня и потом всегда только красивые были… Потому что красивые только с теми гуляют, у кого есть, во-первых, сила, – и мужчина сжал руку в локте, подтянул рукав повыше и ткнул пальцем в свой не очень крупный, но рельефный бицепс, – и во-вторых,  мозги! – и мужчина ткнул тем же пальцем в свою блестящую лысину. – А когда у мужчины есть и сила и мозги, то будут у него и деньги. А где деньги, там и красивые бабы вьются! Потому что именно деньги красивых баб и притягивают…» Мужчина задумался, как будто решая философский вопрос: что важнее для женщины – мужские сила и ум, или все-таки деньги, которые мужчина силой и умом добывает?
Парни, выслушивая этот монолог, переминались с ноги на ногу. Воспользовавшись паузой, Рубль спросил: «Виктор, ну, мы пойдем?.. В гостиной, как всегда?..»
«Подождите! В гостиной, да, но там пока нечего делать. Еще должны люди подойти. Минут двадцать подождем. Выпейте, вот, пока чаю, с сушками, – Виктор указал на полку возле мойки, где размещалось большое блюдо с глянцевитыми сушками и пачка чая со слоном на этикетке. – Это Маргоша придумала – бесплатный чай. Говорит: сервис! Я спрашиваю: это как-то увеличит наш доход? А она свое: хороший сервис, это прилично, мол, как в лучших домах Лондо`на и Парижа. Ну, думаю: ладно, хоть и бабьи причуды, но на чае мы не разоримся. Но все-таки, зачем?.. Так о чем это я?.. Ах, да… Вобщем, мне тридцать пять, миллионов пока не имею, но ведь у меня четверо детей, официальная жена и любовница! Всех кормлю, одеваю, все они у меня в шелках и в шоколаде. А дети растут, им же надо все больше и больше. С-час вот репетиторов нанял… А дочка моя – скоро невеста! Эта ж вообще с ума сойти… Конфеткой должна быть!.. Мальцов-то я к делу пристрою, пусть учатся самостоятельно копеечку с землицы подымать… Но девочка, это цветочек! А цветы – не работают».
Виктор, ласково улыбаясь, погладил пачку крупных купюр. Сложил все пачки в картонную коробку, коробку поставил на высокую полку, а монеты ладонью сгреб в подставленную к краю стола жестянку. «Маргоша говорит: настоящий мужчина должен к деньгам относиться небрежно. Мол, деньги надо презирать. Зарабатывать, но презирать! Это как?.. Говорит, что я куркуль! А я и не спорю, есть маленько… Но она просто избалованная… выросла на всем готовом, как блин в масле каталась, генеральская дочь… – В голосе Виктора появились трагические нотки. – Она же не знает, что это такое, собирать пустые бутылки и тайком жрать пряники в кустах!!!»

Японский видеомагнитофон шнуром соединялся с японским телевизором. Виктор возился с аппаратурой, заглядывал за телевизор, хрустел кнопками, щелкал тумблерами. Просторная комната с плотно зашторенными высокими окнами была заставлена разномастными стульями, на которых разместились девушки и юноши, молодые мужчины и женщины. Сильно пахло духами и табачным перегаром.
Маргарита встала между экраном и зрителями, Туча напялил на нос очки и уставился на женщину, не скрывая восхищения. Маргарита сложила ладони под грудью и лучезарно улыбнулась: «Курите, пожалуйста, только в соседней комнате, там есть балкон. Обычно мы устраиваем небольшие перерывы между фильмами. – Маргарита указала на коробку, полную видеокассет. – Коллекция у нас обширная. Есть и новые фильмы, и те, которые многие из вас уже смотрели, но, возможно, захотят пересмотреть. Репертуар определяется голосованием. Вы сами выбираете фильмы, и большинство решает, что смотреть. Скучных фильмов мы не держим, поэтому и меньшинство останется довольным… Могу рекомендовать для начала четыре новых фильма… фантастика, эротика, ужасник и боевик.
Решили начать с эротического фильма, Виктор включил телевизор, на экране возник Михаил Горбачев в окружении толпы людей. Гости Маргариты и Виктора дружно засмеялись. Виктор поклацал кнопками, на экране цветасто зарябило, а потом появилась заставка: рыкающий лев. Гнусавый голос сообщил: «Мэтро-голдвин-майер-представляет».
Блондинка в полупрозрачной тунике мчалась по шоссе вдоль берега океана в открытом спортивном авто. Через пять минут блондинка решила обогнать огромный грузовик, но снизила скорость и повела свою машину вровень с кабиной грузовика. За рулем грузовика сидел огромный татуированный брюнет в темных очках, он с полминуты показывал блондинке белые зубы, а потом стал с ней заигрывать с помощью мимики и жестов. Через пять минут брюнет и блондинка сидели за стойкой бара в мотеле. Через семь минут брюнет подрался с четырьмя волосатыми мотоциклистами, которые хотели помешать ему наладить близкие отношения с блондинкой. Разбив о голову одного мотоциклиста бутылку виски, сломав о спину другого бильярдный кий, водитель грузовика обратил двух оставшихся противников в паническое бегство, показав им в оскале белоснежные клыки, и увлек блондинку в номер мотеля. Толстяк-бармен, провожая парочку мудрым взглядом, одобрительно покивал головой, хотя водитель грузовика не заплатил ни за разбитую бутылку, ни за сломанный кий, ни за заказанное прежде спиртное.
В номере мотеля блондинка скинула тунику и стала водить коготками по линиям витиеватых татуировок своего нового знакомого. Водитель грузовика возбудился и снял темные очки. «Ну, давай!» – кинул реплику кто-то из зрителей. Эротическая сцена всем понравилась, но далее последовала серия подобных же сцен, только в других декорациях, и зрители, – особенно, мужского пола, – заскучали. «Не может быть так, чтобы он ей соски чуть потрепал, и она сразу же стала извиваться, как змея!» – заметил недовольным тоном один из зрителей. «Вот в баре эпизод, это было классно, а эт-чо за сопли пошли?..» – вторил ему другой.
Женская часть аудитории выступала за продолжение просмотра Австралийской вишенки, но мужчин оказалось большинство, и они не уступили. Виктор выключил видеомагнитофон, чтобы сменить кассету. Зрители, поспорив чуть-чуть, избрали фантастический боевик Покидая развалины Нью-Йорка. Гнусавый голос сообщил: «Каламбия-пыкчерз-представляет». Из подзаголовка стало известно, что действие происходит в 2017-ом году. Око кинокамеры совершило эффектный пролет над обгорелыми, полуразрушенными небоскребами и застыло над бывшим стадионом, превращенным в цирк для гладиаторских боев. Озверелые полуголые мужики дрались насмерть друг с другом, а также с био-роботами, чудовищами-мутантами и причудливыми инопланетными хищниками. Дрались примерно пол фильма, потом в сюжете возникла и лирическая линия: гладиатор-победитель, гигант с красной прической-ирокезом, полюбил дочку жестокого нью-йоркского диктатора, хрупкую бледную девушку, обритую налысо, и она ответила ему взаимностью. Вторую половину фильма влюбленная пара неслась на броневике по шоссе, преследуемая наемными убийцами, головорезами хунты, через все Соединенные Штаты, – в Калифорнию, где еще сохранились красивые небоскребы и остатки демократии. В целом кино всем понравилось, только некоторые женщины прикрывали лица ладонями или издавали звук «бэ-э-э-э», когда кому-то из персонажей отрывали голову или вспарывали брюхо.
Мамонт весь фильм ерзал на стуле вправо-влево: перед ним сидела крупная девица с широким вельветовым беретом, скошенным на бок. Мамонт перемещался чуть правее, но и девица тут же наклонялась вправо; Мамонт – влево, и девица туда же. Хлебнув в перерыве чаю и перекурив, Мамонт вернулся в гостиную и пристроился в другом углу. Но девица в беретке тоже почему-то решила сменить место и опять уселась напротив Мамонта.
На экране узкоглазые изящно-пластичные артисты прыгали, выбрасывая вперед ноги, а один даже бегал время от времени по потолку. Мамонт увлекся фильмом, но девица в беретке раздражала, и он, поддавшись вперед, громко сказал:
«Шляпу сыми!..»
«Может, мне еще чего-нибудь снять?!» – ответила девица, брезгливо покосившись на Мамонта через плечо.
«Давай!» – ответил Мамонт.
Сосед девицы, высокий парень, повернулся и строго посмотрел на Мамонта.
«Чо-вылупился, гипнотизер хренов?..» – процедил сквозь зубы Мамонт.
Высокий не сробел и схватил Мамонта за рукав: «Э-э… хлебальник попридержи!..»
Мамонт отпихнул руку, – послышался нежный треск разрываемой материи, – и попытался ткнуть длинного в лицо расщеперенными пальцами. Длинный отшатнулся и ладонь Мамонта сильно впечаталась ему в грудь. Парень слетел бы со стула, если б не спина впереди сидящего зрителя. Гостиная наполнилась недовольными женскими  и мужскими возгласами. Виктор поставил видео на паузу и стал пробираться к месту конфликта. Но Рубль и Туча уже держали Мамонта за плечи, а Брюс и Чиган стояли перед высоким парнем и, задрав головы, увещевали его, недобро щурясь: «Ну-ну-ну-ну!.. Тихо-тихо!..» Парень, когда встал в полный рост, оказался гигантом метра под два. Мамонт показал крупные неровные зубы: «Все путем… Не надо кипишиться!» Обычно после этой фразы Мамонт коварно бил противника пяткой под колено.
«Выводи-ка своих в коридор!» – велел взволнованный Виктор, и Рубль согласно закивал: «Да, да мы выходим… Брачки!..»
Маргарита со спокойной, как у стюардессы при аварийной ситуации, улыбкой обратилась к встревоженной публике: «Продолжайте просмотр, пожалуйста! Не волнуйтесь, мы с мужем все уладим…» – и тоже вышла в коридор. Виктор направился в сторону кухни; он нервно махал ладонью, приглашая следовать за ним. Маргарита замыкала шеренгу.
Виктор присел на подоконник, сложил руки на груди и обратился к Рублю, игнорируя остальных:
«Что это за фигня, Руслан?!»
«Извините! Он больше не будет…» – ответил Рубль, тоже сложив руки на груди и выставив ногу вперед.
«Вы сейчас не в школе… будет, не будет».
«Конечно, не будет! – сказала Маргарита, она прикрыла дверь и, изящно отставив попу, опустилась на стул. – Потому что он сейчас же уйдет… – она ткнула красным ногтем в сторону Мамонта. – Кстати, почему за него извиняешься ты? Он что – немой?»
«Нет, он просто стеснительный, – ответил Рубль. – Мы пришли вместе, значит, вместе и уйдем. Но вы нам вернете деньги. Наши пятьдесят рублей».
«Ничего себе! – воскликнул Виктор. – Вы уже посмотрели два фильма».
«Целиком – только один, – Рубль снова повернулся к Виктору. – Окей, возвращаете нам сорок рублей. Если нет, мы остаемся – все…»
«Он еще торгуется с нами! – рассердилась Маргарита. Она насыпала в чашку две ложки растворимого кофе и обратилась к мужу. – Поставь чайник».
Виктор соскочил с подоконника, чиркнул спичкой, зажег газ, налил в эмалированный чайник воды. Виктор жевал нижнюю губу, размышляя. Сунул руки в карманы джинсов, оглядел парней, хмыкнул, опустил подбородок на грудь, посмотрел в глаза Рублю исподлобья:
«Ну, вот, нужны нам такие эксцессы, а, Руслан?..»
«Еще раз прошу прощения».
«Мы и так с кодексом, понимаешь, не дружим… Нам еще здесь драк не хватало».
«Мы проследим за Серегой. Все будет чики-пики».
«Все будет отлично! – Маргарита вынула сигарету из зеленой пачки Кент. Виктор дал ей прикурить от зажигалки, по кухне поплыл табачно-ментоловый запах. – Все будет отлично, но не потому, что вы проследите за этим психопатом, а потому что он сейчас же уйдет из моего дома. – Маргарита сделала ударение на «моего» и красноречиво посмотрела на супруга. – Витя, отдай этому странному мальчику его десятку».
Виктор замялся: «Маргоша, я уже спрятал выручку… – Маргарита посмотрела на Виктора презрительно, и он добавил. – Сейчас, сейчас принесу!.. – взялся за дверную ручку, открыл дверь на ширину ладони, но застыл как бы в раздумьях. Прикрыл дверь, отпустил ручку, закатил глаза, оглядел потолок и стены кухни.
«Уйдем мы только все вместе, – Рубль галантно склонил голову и улыбнулся Маргарите. – И только если Виктор возвращает нам деньги. Не возвращает – остаемся и смотрим дальше». Виктор тяжело вздохнул.
«Верни им деньги! – В голосе Маргариты зазвенел метал. – И не сорок рублей, а все пятьдесят. И пусть катятся к чертям! И никогда больше не приходят в наш… в мой дом».
Виктор провел ладонью по черепу, заглаживая назад оставшиеся волосы:
«Окей, Руслан, ты классный парень! И я уважаю твоего отца… Я отдам этому товарищу его чирик. – Виктор ткнул пальцем в Мамонта, и у Мамонта сделалось такое лицо, как будто он собрался направленный в него палец откусить. – И пусть уматывает из нашего… из ее дома. А утром ему по ящику Сельский час покажут и… Служу Советскому Союзу».
«Нет… Виктор… Маргарита… повторяю, так не пойдет,  – Рубль стал говорить еще мягче и еще вежливей. Если остаемся, то все, а если уходим, тоже вместе, как и пришли. Но уйдем мы, если получим назад все свои деньги… То есть только сороковник, раз уж мы один фильм успели посмотреть».
«Ладно! – Маргарита встрепенулась, отпила приготовленный Виктором кофе, вернула чашку на блюдце, но попала не в серединку, а на край, и разлила напиток. – Это что, одолжение? Ладно!..»
Виктор поднял раскрытую ладонь и направил ее на Маргариту, призывая к спокойствию. С полминуты смотрел на парня, изучал черты его лица:
«Ты меня умотал! Ты весь в своего отца…»
«Спасибо. Мне приятно это слышать».
«Оставайтесь. Но если этот… еще хоть раз дернется!.. ты меня знаешь…»
«Да, я вас знаю, Виктор... Маргарита! – Рубль посмотрел на женщину и чуть склонил голову. – И я уважаю вас и ваше дело. Серега не дернется!.. Мы сядет вокруг него, и если он дернется, то сразу получит по кумполу лично от меня».
«А вот это – лишнее, – возразил Виктор более дружелюбным тоном. Его успокоило то, что конфликтная ситуация достигла хоть какого-то финала, и хоть какое-то решение было принято. – По кумполу бей, кого хочешь, но не в моем… не в ее доме!.. Правильно я говорю, Маргош?»
Маргарита состроила презрительную гримасу, потушила сигарету в кофейной жиже на блюдце, поднялась и быстро направилась к выходу. Прикрывая дверь, Марина резко бросила Виктору: «Куркуль!!!»
Парни, поводя плечами, лениво поплелись в коридор. Последним шел Рубль, и Виктор остановил его, положил ему ладонь на плечо:
«Вообще-то, Руслик, мы с Маргошей так расстроились, что не известно, пустим ли вашу компанию еще когда-нибудь?..»
«Да, ладно?..» – спросил Рубль иронично.
Виктор поднял обе руки вверх:
«Пустим, пустим!.. Но только без этого психа».
«Я вас понимаю, Виктор, – ответил Рубль. – Я его и сам больше сюда не возьму».
«А вот это правильно. Молоток ты! – довольно сказал Виктор и похлопал парня по спине. – Весь в отца…»
Виктор вынул из кармана джинсов два золотистых шарика  и стал быстро крутить их в пальцах. Шарики тихонько звенели, как будто внутри у них находились бубенцы. «Вещная вещь!» – сказал Рубль. «В Гонгонге купил, нервы успокаивают…» – пояснил Виктор.

Вернулись в гостиную. На экране – длинноволосый атлет в кожаной безрукавке гнал на мотоцикле с рогообразным длинным рулем; на фоне – рыжие каньоны и синее небо. Все зрители одновременно повернули головы и настороженно посмотрели на вошедших. Виктор поднял руки и совершил ими машущие движения, как бы развеивая пар над кастрюлей с кипящей водой. Рубль повторил это движение вслед за Виктором, придав лицу виноватое выражение. Мамонт повторил это движение вслед за Рублем, но налепив при этом на лицо издевательскую ухмылку. Рубль шлепнул Мамонта по руке, процедив сквозь зубы: «Учись дипломатии, пэтэушник».
Подтолкнули Мамонта к стенке, зажали в самый угол, расселись полукругом. Чиган обернулся к Мамонту:
«Я тебе экран не загораживаю?»
«Иди лесом!» – огрызнулся Мамонт.
«Ну, мало ли…»

Рассвело, и Виктор выключил видеомагнитофон: «Все, десятый фильм закончился! Пора по домам, до следующего просмотра. Созваниваемся, как всегда».
Полусонные зрители вытягивали с хрустом ноги, выгибали спины, вертели шеями, выгибали спины, терли лица и уши ладонями.
В коридоре Виктор поманил к себе Рубля и тихо сказал:
«Руслан! Этот ваш… как его?.. Слон…»
«Мамонт».
«Один хрен… Он тебе еще доставит хлопот. Помяни мое слово. Я дольше, чем ты живу, и в людях разбираюсь, наверное, получше тебя. Остальные… ничего – четкие ребята! Но от Мамонта – жди дерьма. Он из тех, в ком талант создавать проблемы даже на пустом месте. Тебе лучше избавиться от него…»
«Убить, что ли?»
Виктор поднял брови, шумно выдохнул воздух через полу сжатые губы, досадливо махнул рукой, и потопал вглубь коридора.
Дверь за Рублем запирала Маргарита. Рубль, обернувшись на лестничной клетке, послал женщине воздушный поцелуй. Маргарита, глядя на Рубля с нарочитым равнодушием, едва пошевелила губами, и Рублю послышалось, что она прошептала: «Сволочь…» Но последовавший за этим лукавый взгляд убедил парня, что путь в этот дом для него не закрыт. Мощный замок громко защелкнулся, звук гулким эхом разлетелся по подъезду.

Дождались Рубля во дворе. Вышли из-под арки на улицу. Солнце сушило тротуары, от нагревающегося асфальта шел тяжелый дух, но ветер, полный свежести, гнал его прочь. Чиган достал пачку, нашарил в ней последнюю мятую сигаретку, хотел отбросить пустую пачку, но Брюс крутанулся вокруг своей оси и пяткой выбил пачку из руки Чигана. Пачка отлетела на край тротуара.
«Ты чуть пальцы мне не отбил!» – сказал Чиган Брюсу
«Хотел бы по пальцам – попал бы».
«Брюс, а ты мог бы выбить у Чигана сигарету изо рта? Как тот чувак в четвертом фильме…» – спросил Туча.
«Запросто, – ответил Брюс. – Чиган, не шевелись».
«Э! Э-э-э! – Чиган отскочил от Брюса метра на два. – На мне только не надо тренироваться!.. Тем более, что сигарет у меня больше нет».
Он оглядел сигарету, обнаружил в месте перегиба небольшую дырку, через которую просачивался дымок и зажал дырку подушечкой указательного пальца.
«Да, классное кино, – сказал Мамонт. – Оставишь докурить, Чиган, а?.. Мне особенно последнее, про вампиров, понравилось, – парень поежился. – Холодно… Скорей бы домой. Да втопить бы минут по шестьсот на каждый глаз».
Рубль задумчиво посмотрел на Мамонта. Выудил из нагрудного кармана рубашки прозрачную, продолговатую упаковку, полную синих, зеленых, желтых и розовых шариков. Вскрыл упаковку, вытянул руку: «Бабл-гам. Американский».
Парни радостно потянулись за шариками, покрытыми сахарной разноцветной глазурью. Жевали, прикрыв глаза, прислушивались к ощущениям. «Ох, как вкусно!» – воскликнул Чиган.
«Мамонт, у тебя талант – создавать проблемы даже пустом месте, – сказал Рубль, жуя. – Ты зачем к девчонке цеплялся?»
«Не цеплялся я, – ответил Мамонт, двигая челюстями. Он сунул руки в карманы синих брюк. Эти брюки, вместе с синим пиджаком, Мамонту, в качестве ученической формы, выдали бесплатно в ПТУ. Он носил их, потому что серые брюки, купленные ему родителями года два назад, уже протерлись на заднице и порвались на коленях. – Я культурно этой дылде сказал, чтоб шляпу сняла. Хули она передо мной в шляпе расселась? Ей, что, холодно?»
«Она же дама, Мамонт! Она дама, ей можно…»
«Ки-то она, ки-то?.. – лимонного цвета комок выпала у Мамонта изо рта, но Мамонт успел перехватить его на животе, отодрал от фланелевой ткани рубашки. За комочком жевачки протянулись тонкие липкие нити. – Дама она! Жирафа она ****ная, вот она кто… Дама!.. Нашли, тоже мне, даму».
Возмущенные реплики Мамонта вызвали у всех, в том числе и у Рубля, веселый смех. Парни свернули в переулок возле кинотеатра Эллада, на афише которого бежал в атаку солдат с красным знаменем в руках. Пересекли трамвайные пути. Рубль выдул из жевачки розоватый шарик, шарик лопнул с тихим хлопком. Чиган тоже выдул шарик, но зеленый и покрупнее, и шарик разорвался, залепил Чигану ноздри, прилип в щетинке на верхней губе. Чиган вытащил из кармана джинсов-бананов красный теннисный мячик, перекинул его из руки в руку, на ходу подбросил высоко вверх, поймал, шлепнул им о тротуар, затем о стену, поймать не смог. Мячик поймал Брюс, перекинул Мамонту, Мамонт перебросил мячик через голову назад, Чиган метнулся, поймал мячик у самого тротуара, упал на правое колено, сморщился от боли. Растирая ушиб, проворчал: «Ну вот, единственные джинсы из-за тебя продрал!» Мамонт ответил: «А хули, если ты сам косорукий!..»
Медленно проехал Зил с желтой цистерной, из-под переднего бампера машины били по асфальту две веерообразные струи, водяная взвесь стояла высокого в воздухе. В этой водяной взвеси из-за лучей утреннего солнца образовалась маленькая радуга.