Яблоко юности 17

Пять
Тощий паренек в  серой кепке, заломленной на затылок, стоял у выхода из тоннеля, освещенного тусклой лампочкой. Тоннель вел из одного двора в другой. Парень прислонился к водостоку спиной, жестяные сочленения водостока захрустели. Парень вытащил из коробка спичку, зажал в зубах, стал нервно пожевывать. Сунул руки в карманы. У ног его валялся метровый отрезок покрытой ржавчиной трубы толщиной в два пальца.  Парень прошелся через тоннель, поднял голову. У входа в тоннель, на крыше сарая, на волнистом, темном от плесени шифере сидел, подложив под задницу кусок фанеры, его ровесник и активно двигал челюстями. Голова его была укрыта капюшоном болоньевой куртки
«Что ты там жрешь все время?» – спросил парень в кепке.
Сидящий на крыше сарая молча порылся двумя пальцами в нагрудном кармане, достал квадратную ириску и метнул ее парню в кепке. Он вытянулся всем телом, пытаясь поймать конфету, но она лишь задела кончики его пальцев и стукнулась о стену.
«Ну, ты и снайпер!» – сказал парень в кепке, нагнулся, упершись ладонями в коленки, разыскивая упавшую конфету среди камешков, гнилых кусочков дерева и осколков зеленого стекла.
«У тебя просто руки косо прикручены, – невозмутимо ответил сидевший на сарае. Он привстал, вгляделся в полутьму; посмотрел на небо. – Луна сегодня просто как сковородка какая-то… С-час как завою на луну!»
«Ну, идет там кто?» – спросил парень в кепке. Он  увидел конфету, поднял ее, придирчиво осмотрел, оттер обертку от влажных песчинок, развернул бумажку, выплюнул разжеванную спичку себе под ноги, сунул ириску в рот, бумажку скатал в шарик и отбросил щелчком пальцем.
«Не-а… – парень в куртке поежился, похлопал по груди и плечам ладонями. – Не май месяц! Надо было мне свитер под куртку одеть. Не дотумкал». 
«Все с опытом…» – парень в кепке повернулся к забитому изнутри фанерой оконцу, узкому и вытянутому, как бойница, всмотрелся в свое мутное отражение, нахмурился, прищурил один глаз, другой, скорчил злобную рожу, дернул кепку за козырек, перетягивая ее с затылка на лоб.
«А чего мы вообще утром засели тут?! – спросил его товарищ с крыши. – Чего не вечером?..»
«Вечером только лохи стопят, – ответил парень в кепке. – А мастера… по утрам. Ну, ты поставь себя на место прохожего. Ты идешь вечером… домой с работы. Ты боишься, что на тебя могут ограбить. Ты осторожничаешь. Ты выбираешь людные пути. И там, где света побольше. А, главное, ты готов к тому, что на тебя могут напасть. Ты уже настроился, чтобы убегать или отбиваться… А теперь представь, наоборот, ты идешь из дома на работу… рано утром. Ты вялый, ты сонный, ты плохо соображаешь. И самое главное, тебе даже в голову не приходит, что утром тебя кто-то будет грабить! Потому что из книг и кино ты знаешь, что грабят только поздно вечером или ночью. Поэтому настоящие стопорилы всегда идут на дело перед рассветом».
Парень на сарае привстал, взял фанерку, переместил ее к краю крыши, сел на фанерку свесив с сарая ноги. Фанерка скользнула вниз, шлепнулась на асфальт, парень едва успел затормозить ладонями о шифер, выругался. Парень в кепке негромко рассмеялся. И побрел к другому концу тоннеля. «Хули ты ржешь! Я руки ободрал…» – услышал он вслед, но промолчал, не обернулся. Обнаружил в стене нишу, втиснулся в нее.


Арно поплескал воду на глаза, виски и уши, вытер концом пушистого полотенца лицо и шею; запахнул полосатый халат, прошел по коридору на кухню, шлепая по линолеуму ярко-зелеными тапочками с помпонами. Вероника не повернулась, когда он распахнул дверь, молча разбила в глубокую миску четыре яйца, плеснула полчашки молока, бросила щепотку соды и полгорсти накрошенного зеленого лука; стала взбивать содержимое миски вилкой. Арно присел на табуретку, закинул ногу на ногу, положил локоть на край стола. Кусочек сливочного масла таял на чугунной сковородке. Когда стал подниматься сизый дымок, Вероника вылила бледно-желтую жижицу на сковороду, жижица, скворча, стала запекаться по краям сковороды.
Завтракали молча. Вероника пилила лимон ножом для масла, лимонная корка поддавалась плохо, Вероника плющила лимон, закусив губу. Арно отобрал у Вероники лимон, достал нож из чехла на ремне, щелкнул, выбросив лезвие, легко отсек от лимона с десяток тонких долек; полюбовался влажным блестящим лезвием, протер его салфеткой.
В комнате скинул халат, надел белую  рубашку, черные брюки; застегнул металлический браслет наручных часов с золотыми стрелками. В прихожей оранжевые тапочки с помпонами сменил на лаковые туфли, накинул плащ из салатового габардина. Вероника обхватила Арно руками за шею, поднявшись на цыпочки:
«Может, задержишься?»
«Нет… Волка ноги кормят».
Вероника почувствовала животом прицепленный к его ремню чехол.
«Зачем тебе нож?»
«У мужчины всегда должен быть при себе нож».
«Зачем?»
«Не зачем. Просто должен быть и всё тут... Знаешь, поговорку?.. Нож еще никому не помешал, но многим помог».
«Никогда не слышала такой поговорки».
«Ну, вот зачем тебе этот кулончик?» – Арно дотронулся указательным пальцем до кулона в форме подковки.
«Для красоты».
«Но ты же носишь его под одеждой. Никто не видит».
«Никто?.. Как это никто?! Ты видишь…»
«Но в темноте я этот кулон не вижу. Он мне только все время на зуб попадает».
«Подковка приносит счастье!»
«И много уже принесла?»
«Да, много… Тебя вот принесла!..»
«Ну, вот и мне мой нож, считай, приносит счастье».
Вероника взяла с полочки трюмо бумажник из черной кожи, протянула его Арно:
«Ты, как босяк, деньги в карманах носишь! Вот… И для монеток, и для бумажек. Я пятачок положила, чтоб не пустой дарить».
Арно сунул бумажник во внутренний карман плаща.
«Холодновато уже по утрам, – сказала Вероника.  –Свитер дать?» – она запахнула полы плаща Арно, застегнула все пуговицы, завязала пояс простым узлом.
«Нет. Я быстро доскачу… А откуда у тебя мужской свитер?»
«Так… остался… из прошлой жизни… Жалко выбросить, вдруг пригодится… Подожди, чуть не забыла, я сейчас!..»
Вероника поспешно ушла на кухню, вернулась с пластиковым пакетом. На пакете – вытертая картинка: еле-еле угадывался черный силуэт Эйфелевой башни на фоне розового закатного неба.
«Бутерброды, вот… возьми».
Арно свернул пакет, сунул в боковой карман плаща, чуть улыбнулся:
«А у вас-то рано холодает? Вот в Ростове…»
«Мне твой Ростов уже вот где?! – Вероника прочертила ладонь у себя надо лбом. – Все уши мне Ростовом своим прожужжал...» – Вероника опустила воротник плаща Арно, поправила острые лацканы.
Сбегая по лестнице, Арно развязал пояс на плаще и расстегнул все пуговицы. На улице поежился, но плащ не запахнул, только поднял воротник. Сунул руки в карманы, пошел быстро. Ветер трепал полы плаща, рубашка белела в предрассветных сумерках. 

Парень на крыше метнул камешек вниз, камешек ударился о стену, парень в кепке высунул голову из ниши.
«Н-ну?..»
«Плывет карась!.. Вон там, у водокачки… – парень полуприсел на краю крыши, уперся ладонями в колени, вытянул шею, всматриваясь в полутьму. – Салабон какой-то! В белой, бля, рубашечке шурует… комсомолец хренов!»
«Не вижу отсюда… Сюда гребет?»
«Вроде сюда… А финтить-то ему особо и некуда… Разве через свалку попрет, но на кой хрен ему…»
«Один?»
«Один, да…» – парень растянулся посредине крыши сарая; одежда его слилась цветом с грязным шифером.
«А торба есть?» – просипел парень в кепке.
«Нет у него торбы… – негромко ответил парень на крыше. – Пропускаем?»
«Ни фига не пропускаем! Скоро солнце, а у нас ни шиша…»
«Может, мне каменюку взять?» – и попихал носком кроссовки обломок красного кирпича, валявшийся у края крыши.
«Лишнее».
«А если заорет?»
«Может и заорет. Но мужики редко орут. Или цепенеют, или на тебя прут, или слинять пытаются. Но, нет, не орут. Бабы те орут, это да. Потому и не люблю я баб стопить. Вопят, как дурные. А что вот с ней с такой сделаешь?»
«По башке. Сразу замолкнет».
«По башке, подельничек ты мой, это уже совсем другая статья, тяжелее срок. Об этом тоже надо думать».
«Я в тюрьму не собираюсь».
«Никто не собирается. Но когда-нибудь попадает. Если психически не готов, то лучше вообще не лезть в блатные дела. Иди, вон… на завод. ***чь там у станка!.. Не хочешь, да?.. Вот-вот, я тоже не хочу… И ****и поменьше, не отвлекайся! Фарт молчаливых любит».
«Пока что ****ишь тут, в основном, ты...» – бросил слегка обиженно и стал напряженно всматриваться в полутьму.
Парень в кепке достал из кармана строительную рукавицу из грубой серой ткани, натянул ее на правую ладонь. Правой же рукой поднял с асфальта отрезок трубы. Повертел кистью туда-сюда, трубой коротко рассек воздух по диагонали, слева направо и справа налево. Остался доволен: шершавая от ржавчины труба хорошо держалась в руке. Выглянул из ниши, разглядел приближающуюся фигуру, опустил вооруженную руку, в полголоса произнес:
«Если он вдруг на тебя полезет, в драку не вяжись. В ноги бросайся, сжимай обе под коленками. Главное, ноги ему держи покрепче, остальное моя забота».
«Да, знаю я, знаю!»
«Знаешь-то, ты знаешь… Покажи, как умеешь!»
Прохожий в белой рубашке под развевающимся плащом прошел мимо сарая, не заметив распластавшегося на его крыше парня. Исчез в темном жерле тоннеля. Когда он дошел до середины тоннеля, парень в кепке шагнул из ниши, держа правую руку за спиной; встал посреди тоннеля, широко расставив ноги. Произнес «Алё-малё!» так весело и дружелюбно, как будто встретил старого приятеля. Натянул козырек кепки на нос, большой палец левой руки засунул за ремень, а вооруженную руку расслабленно опустил.
Арно остановился, нахмурился, посмотрел на железку в руке у парня, перевел взгляд на его лицо; козырек кепки скрывал глаза. Парень, залегший на сарае, спрыгнул вниз, Арно бросил короткий взгляд назад: мужской силуэт темнел в проеме. Парень в кепке наклонил голову набок, осмотрел Арно сверху донизу:
«Котлы», – сказал спокойным тоном и указал концом трубы на краешек серебристого циферблата, выглядывающий из левого рукава. «Шузы», – и указал на лаковые туфли. «В том кармане что?» – и показал концом трубы на левый боковой карман плаща. «Пакет с бутербродами», – ответил Арно. Парень с трубой в руке сделал пару шагов вперед. «А тут что? – и указал концом трубы на грудь Арно: габардин плаща чуть оттопыривался из-за бумажника. – Лопатник? Не вынимай. Давай сюда вместе с плащом…» Арно оглянулся назад, темная фигура по-прежнему торчала в проеме, спросил: «Штаны-то хоть оставишь?» Парень поднял козырек кепки до середины лба, не мигая уставился в глаза Арно, пытаясь подавить его тяжелым взглядом. Арно услышал шум шагов за спиной, отступил в сторону, прижался спиной к стене. Раздался тихий щелчок, слабый желтоватый ламповый свет отразился на лезвии. Арно прижал руку с ножом к бедру, крутанул кисть туда-сюда, посверкивая сталью.
Парень в кепке удивился, но остался спокоен. Скептически скривил губу:
«Думаешь, перышка твоего сильно испугаемся?!»
«Я не пугаю, – сказал Арно и направил острие на парня в кепке. – Просто подойди и возьми то, что тебе нужно», – Арно, не поднимая руки, перевел острие на парня в куртке с капюшоном, который замер поодаль с растерянным видом.
Парень в кепке пожал плечами, шмыгнул носом, почесал ухо, посмотрел на своего товарища вопросительно, пожал плечами, произнес: «Н-да…»  И с разочарованным видом махнул рукой, стал поворачиваться, как будто намереваясь уйти прочь, но, не завершив поворота, резко развернулся обратно, хватая кепку левой рукой за козырек. Метнул кепку, как тарелку, в лицо Арно. Кепка закрыла лицо Арно полностью, а грабитель, еще не завершив первого движения, молниеносно дернулся вперед, метя концом трубы в руку с ножом. Попал в предплечье. Арно охнул, чуть согнулся, мышцы предплечья онемели, пальцы разжались, но Арно успел подхватить падающий нож левой рукой, выпрямился, и грабитель, двигаясь по инерции вперед, напоролся на клинок. Лезвие вошло в живот с тихим чавканьем, грабитель согнулся, ошарашенно посмотрел Арно в глаза. Арно бросил нож, ухватил парня за воротник полупальто и произнес: «И ради чего ты такой упертый, а?!» Парень скривился, оттолкнул Арно от себя, но сам упал на спину, расстегнул на куртке нижние пуговицы, уронил голову на грудь. Голубая рубашка потемнела и надулась, как будто у парня выросло брюхо. Грабитель поднял голову, посмотрел на Арно растерянно и умоляюще. Парень в куртке с капюшоном нервно перетаптывался на одном месте, не решаясь приблизиться. Арно потянулся рукой за валяющимся на асфальте окровавленным ножом. Парень в куртке развернулся и стремительно ушлепал в темноту тоннеля.
«Больно, что ли?» – спросил Арно безо всякого сочувствия.
Парень кивнул, страдальчески морщась.
«Врешь!» – покачал головой Арно. Он достал из кармана пакет, отошел к противоположной стене и присел на корточки: «Сейчас-то тебе не очень больно. Больно станет позднее. А когда заживать начнет, тогда вот по-настоящему завоешь». Арно развернул пакет, достал бутерброд с докторской колбасой и солеными огурцами, и стал с аппетитом поедать его. «Ну, и чефо ты полеф на ноф, дуфак?» – Арно говорил с набитым ртом. Дожевав бутерброд, он заглянул в пакет, извлек бутерброд с сыром и помидорами: «Тебе не предлагаю. Тебе сейчас не до жратвы!..» Охотно умял второй бутерброд, заметив: «Масла многовато..» С пустым пакетом приблизился к раненому, всмотрелся в его мутноватые глаза, протянул ему пакет. Парень сжал пакет в левой руке, другой рукой прижимая к животу окровавленную рубашку. От влажной фланелевой ткани шел пар. Арно чуть согнул корпус: «Ну, скажи, какой мудак тебя гопстопу учил? Ну, кто ж так стопарит! Как дети просто… Даже грабить у вас тут толком не умеют. Вот у нас, в Рос…» Арно прервал свой монолог, пощелкал пальцами перед глазами у раненного: «Эй, ты только не засыпай!.. И кишки, если полезут, обратно не вздумай засовывать!.. Вот, в пакет их уложи аккуратно… И, снизу придерживая, бысренько, топ-топ, в травмпункт... А я свалю отсюда… Мне с тобой нянчиться, себе дороже. Ты мне никто. Я к тебе в знакомцы не набивался. Ты сам ко мне подвалил… с этим вот… – Арно пнул ногой отрезок трубы, железка откатилась, звеня. – Ты мне котелок, что ли, проломить хотел?.. Я правой рукой до сих пор еле шевелю, как мертвая. Где вот дружок твой гниловатый? Обоссался и ноги в руки? Что ж это за друг такой, а? Это крыса,  а не друг. Да уж… Выбирать надо строже, с кем на дело идти».
Из нагрудного кармана рубашки Арно извлек носовой платок, вытер ладони, испачканные огуречным рассолом и томатным соком. Заметил пятна крови на рубашке: «Рубашку теперь только на выброс!» Подобрал с асфальта нож, протер лезвие и рукоятку платком, платок запихнул в кармашек, а нож сложил и убрал в чехол на поясе.
«Ничего. Требуху тебе впихнут обратно, а брюхо заштопают… Сейчас от такого не умирают. Если только ливер не задет. Вот если ливер задет, тогда хуже… Эй, не уплывай, эй!.. Смотри на меня… Глаза открой!»
Арно нагнулся, пощелкал двумя пальцами перед лицом раненного. Но парень глаз не открыл, его голова безвольно свесилась на грудь.