9. И соскочил с меня страх

 Шел мне уже одиннадцатый год*и к весне повела меня мамка на фабрику:
- Будешь со мной работать, здесь хоть и трудно, но хорошо платють.
Привела в сарай, где работала, и вот как сейчас помню: стоять бородильшыцы и пеньку бородють. Перед каждой - шшеть, а на ней в два ряда зубья острые. И бо-ольшие, с полметра, должно. Бярёть бородильщыца бородку пеньки, кидаить на эту шшеть и-и на себя ташшыть, и на себя, вот костра от нее и отсыпается. Когда отобьёть бородку от костры, так пенька пышная становилася, мягкая, и называлася уже не бородкою, а папушею. А еще перед каждой бородильшыцей кон ляжить, и как только набъёть она его до верху, так и отнесёть к приемшыку, а тот уже стоить, выворачиваить эти папуши, смотрить: как она сбородила, сколько? Хорошая бородильшыца четыре пуда за день могла набородить, копеек по пятьдесят зарабатывала*..
Ну, осмотрелася я чуть, а мне и говорять: вон из-под тех-то и тех-то бородильшыц костру вынимать будешь. А это значить, что должна я была подойти к каждой, набрать в постилку костры, снести ее на грогот и высыпать в него...Что за грогот? Да он должно с нашу печку был, метра два над полом, и сейчас как сыпанёшь костру в него, так он и закрутится, костра отсеивается, отсеивается и когда, наконец, останется от нее одна брызга, то должна я ее отнести к той бородильшыце, у которой выбрала. Ну, проработала я первый день на этом гроготе и аж задохнулася прямо!  Всё-ё казалося, что забила пылишша все мои легкие и ни-икак не прокашляться, ни-икак не продохнуть. Говорю вечером мамке:
- Ма, крепко ж трудно! Лучше я опять на бахшу пойду, там хоть и тяжело, но все ж на воздухе.
- Привыкнешь, - ответила.
И осталась я, и привыкла.
Кончали мы работать в шесть часов, а летом в эту пору солнце высоко-о стоить! Тепло, зелень кругом, до деревни километра четыре было, и вот, бывало, идем песни кричим. Весело-то так! А ходили мимо бахши, и подруги-ровесницы, что там осталися, всё-ё завидовали: мне-то на фабрике платили двадцать копеек за день, а им только по десять. А раз получку нам что-то задержали допоздна и так случилося, что девчата, с которыми домой ходила, ушли раньше. Ну, зашла я к пекарю, купила булочек горячих, а хозяйка и говорить:
- Что это ты так поздно, девочка?
- Да мне тут… недалеко, - отвечаю.
- Не-ет, доченька, вижу я, ты из деревни, - она-то: - Но ничего, бяги, тут, вроде, спокойно, Бог дасть, никто не обидить.
Пошла я. Ну, когда шла по городу, хорошо было, народу много гуляло, а вот когда за город вышла… Ни души! А тут надо было переходить через мост тот проклятый. Говорили-то, что в двенадцать ночи под ним нечистые силы сбиваются, что человека под ним зарезали и дело так было. Недалеко от этого моста жил бедный мужик со своим семейством, и однажды убил какого-то богача под этим мостом. Убил и сразу разбогател. Потом прошло много лет, стал он раз под праздник барана резать, а тут - крик: «Человека убили, человека зарезали!» Выскочил на улицу, а руки-то в крови! Да еще и нож... Вот и закричали сразу: это он убил, он! Отнекивался этот мужик, отнекивался, но ничего не помогло, схватили его. И только на суде признался, что да, мол, убил, но давно это было. Да и вообще, много страшного рассказывали про этот мост, и вот когда я все это вспомнила, то аж волосы дыбом встали! И почувствовала, как платок стал на голове подыматься, да и вся как задеревенела и ни-икак не могу ступить на доски! Побежала назад, а сама и думаю: а как же дома-то?.. меня ж мамка ждёть, волнуется. Да вернулася, подошла к мосту, а ступить на него всеодно не могу. Рядом столб стоить, а мне кажется, что сатана, и рога то у него длинные-длинные! А когда зашла так-то сбоку да глянула под доски… а там - черти! Кишать прямо и ждуть, когда я только ступлю на него и тогда схватють они меня и слопають. Но идти-то надо! Перекрестилася, прочитала «Отче наш…» и как пустилася через этот мост что было силы! Бягу, ног под собой не чую, пятками по бревнам стучу и кажется, что это черти за мной гонются… Ну, а когда почувствовала теплую землю под ними, то притормозила чуток, оглянулася: никого нетути, темень вокруг… да остановилася, отдышалася, отошло сердце и пошла дальше спокойно.
Вот тогда-то и соскочил с меня мой страх последний. И соскочил на всю жизнь.
И помог мне справиться со страхами дед Ляксей. Помню, всё-ё так-то мамке советовал:
- Ты, Дуняш, так воспитывай детей, чтоб они ничего не боялися.
Да и мне часто говорил:
- Не верь ты, Машечка, ни в чертей, ни в сотан, всё это - от темноты людской. - И начнёть учить: - К примеру, показалося тебе в углу чтой-то, а ты не бойся, подойди да обязательно пошшупай. И когда убедишься, что там ничего нету, то и не будить тебе страшно.
Хотел он, значить, чтобы мы ничего не боялися. Понятное дело. Мать-то рано на работу уходила, мы одни оставалися и ну если покажется что-то? Будем сидеть да выть, а мать... Когда ж она вернется-то? Вот потом я и старалася не верить ни в чертей, ни в сотан, ведьм, а другие...А то другие. О чертях да ведьмах только и судачили.

*1913-й год.  К этому году экономика страны достигла своего максимума.
На 50 копеек можно было купить что-то одно из этих продуктов:
Куриное яйцо - 16 шт; молоко - 8 л; сметана - 681 гр; творог - 2 кг 556 гр;
картофель - 12,5 кг; морковь - 4 кг 166 гр; гречневая крупа - 2 кг 045 гр;
мука пшеничная - 2 кг 556 гр; сахар-песок - 1 кг 573 гр; масло сливочное - 365 гр; телятина - 1 кг 026 гр; баранина - 1 кг 297 гр; свинина - 1 кг 079 гр.