Ты - не Ева 26

Глава 26
Адам вернулся на работу, так как две недели – половинка отпуска, милостиво выданные ему начальством, закончились. Но каждый день по дороге из офиса заруливал на квартиру – проверить, на месте ли записка. Через несколько дней он сдал «однушку» коллеге с неработающей женой, находившейся на последних месяцах беременности, больше для того, чтобы там все время кто-то был – вдруг Инга заявится посреди ночи или ранним утром, с неё станется. В этом случае квартиранты должны были сразу связаться с ним, он просил звонить, невзирая на время суток.
В университет он больше не наведывался – что толку, зачетка и студенческий все равно у него, Инге без них туда являться нет смысла.
 
Беспокойство его все нарастало. Он уже понимал, что ее исчезновение – не простой каприз обиженной девчонки. С ней что-то случилось, и случилось той ночью, когда он выгнал ее, чтобы договориться с Тамарой. Тогда, когда он закрывал собой дверь Томиной машины, чтобы не дать той сесть за руль пьяной. ДТП не произошло – к счастью. Все в порядке с его бывшей девушкой, вон, даже замуж выходит. И эта мысль на фоне беспокойства за Ингу не казалась ни горькой, ни болезненной – она просто проскальзывала в сознании. Обзвон моргов – в конце концов он и на это решился, тоже ничего не дал – к его облегчению трупов с подобными приметами не поступало.

Он даже попытался подать ее в розыск в полицию, в своем районном отделении. История звучала банально – жил с девушкой (объяснять тонкости их отношений Адам не стал), потом она исчезла, забыв паспорт. Но от него отмахнулись – мало ли, кого нынче девицы бросают, если каждую с полицией искать, людей не хватит. Предложили сдать документы в отделение – мол, объявится, передадим. Адам, еще не успевший показать ее паспорт и обрисовавший ситуацию только на словах, буркнул: «дома» и поспешил поскорее убраться. Так у него хоть какая-то зацепка была, а оставь бумаги этому флегматичному служителю закона, вряд ли найдешь потом.
 
Он пытался рассуждать логически. Если Инги нет в живых, рано или поздно труп найдут – при мысли об этом все холодело внутри, и он торопливо шел дальше в своих рассуждениях – у нее в кармане телефон, пусть с разряженной батареей, но с его номером и симкартой, зарегистрированной на его имя. Ключ от его квартиры. Значит, он не останется в неведении. Телефон могут украсть. Но ключ кому нужен. С другой стороны – смогут ли в полиции определить, от какой он квартиры, Адам не знал.
Когда позвонила Мила – беременная квартирантка, он не сразу нажал на прием. Так ведь уже было – понадеялся, что Инга объявилась, а женщина всего-навсего спрашивала, сдавать ли деньги на домофон, который решила устанавливать управляющая компания. Может, и теперь какая-то бытовая проблема… Чтобы лишний раз не терзать себя, коротко спросил:
- Пришла?
- Нет, - он разочарованно выдохнул. – Я тут в ведре платье замоченное нашла с пятном краски. Выкинуть?
- Желтое?.. Нет, подсуши, я заеду заберу.
- У меня пятновыводитель есть отличный немецкий, могу отстирать.
- Буду благодарен.
- Адам… я тут подумала – у нас есть приют при церкви, куда могут обратиться женщины в трудной жизненной ситуации. Может быть, она там?
Версия не показалась ему слишком правдоподобной. Но – кто знает… Мила назвала адрес заведения, и он решил проверить.

Суровая пожилая женщина в косынке и больших круглых очках долго расспрашивала, кто он такой и зачем ищет девушку. Взгляд ее сквозь отшлифованные оптиком стекла дышал подозрительностью и неприятием. Адам терпел – понимал, что в кризисный центр не просто так женщины обращаются – от мужиков бегут, которые били, унижали, издевались… на улицу вышвыривали ночью… с чего бы ему тут обеспечили радушный прием.

Вопросы администраторши были «неуютными». Она в лоб спросила, женат ли он, кем приходится ему разыскиваемая (услышав ответ – знакомая, вытянула губы в нитку-струну, от чего лицо стало сразу очень злым), беременна ли она – тут Адам растерялся,  сказал «нет», но без должной уверенности, которая тоже не укрылась от внимания старушки. Он ведь действительно не знал, какую жизнь вела Инга за стенами его квартиры. Она казалась ему очень юной, почти ребенком, но, с другой стороны, и Тамара, и Ева были в ее возрасте, когда он начал с ними встречаться.
Наконец, порывшись в каком-то журнале, женщина заявила, что Инги Востриковой у них нет. Адам пытался подсунуть ей паспорт, открытый на странице с фотографией, но администратор лишь скользнула по нему взглядом, повторив: «никого такого возраста нет».

- Может, посмотрите все-таки? – не терял надежды Адам. Поведение пожилой женщины ему не нравилось, казалось подозрительным. Вдруг приняла его за агрессора и спасает от него Ингу?
- Сказала – нет. Уходите.
- А если появится, позвоните мне? – произнес он уже без всякого энтузиазма.
- Молодой человек, мы тут защищаем женщин, даем им приют. Если она считает, что не нужно вам сообщать, где она, значит, это ее право.
- Угу… понял – не дурак, - пробормотал Адам.

Эта встреча окончательно выбила его из колеи. До него, наконец, дошло,  что Инга может быть где угодно: в больнице, в полиции, в приюте – но если она решит, что он не должен знать об этом, он и не узнает. Какой смысл себя так изводить. Если с ней случилось самое плохое – опять этот мерзкий холодок внутри – он уже ничем не поможет. А если она жива, то рано или поздно обратится за документами… или не обратится – ее выбор.

Перед тем, как уйти. Адам зашел в храм, при котором действовал приют, купил несколько свечей, поставил за здравие: за сына и Ингу, подумав, добавил и за Еву. Окликнул проходившую мимо старушку, спросил, кому молиться о пропавших без вести. Она смешалась, задумалась:
- Вообще, сынок, надо бы иконе «Взыскание погибших», очень сильная, но у нас нет такой…
- Мне не за погибшую! Она просто потерялась.
- Да это так говорится… Перед ней и за живых молиться можно.-  Но вот, - она указала на икону с всадником, топчущим змея - «Георгию Победоносцу» помолись, к нему за всех обращаются, кому защита нужна.

Адам связи не увидел, но послушно подошел, зажег свечку. Он не знал ни одной церковной молитвы, поэтому произнес нечто на манер заклинания, своими словами. Смотрел на обгоравшую ровным пламенем свечу. Потом прикрепил рядом еще одну и стал молиться за Тамару – может быть, ей тоже нужна защита? Святого, который покровительствует женщинам, выходящим замуж за неизвестных москвичей, он не знал…
Он выходил из ворот храма, задумчивый, погруженный в себя, когда услышал окрик:
- Адам? Не ожидала тебя здесь увидеть… – в самом центре церковного двора стояла Тамара – видимо, он прошел мимо нее, или она подошла откуда-то сбоку, от церковных лавок? Адам смотрел на нее и думал: как красиво – купола у нее над головой, ярко-золотые, и все равно светлее, чем ее волосы.
- Да я и сам себя тут не ожидал, - он, наконец, вспомнил, что надо что-то ответить. Потом сообразил: она ведь должна быть в Москве уже, но не стал ничего спрашивать. Просто впитывал ее взглядом, понимая – скоро уйдет. И, словно подтверждая его мысли, она отвела взгляд, сказав коротко:
- Извини, мне пора.

Она пошла к храму – величественная, красивая, с гордо поднятой головой, в струящемся темно-голубом платье с газовой накидкой на плечах, которую, не останавливаясь, перенесла на волосы у самых дверей, словно загасив рыжий огонь.
- Тома! Стой!
Она остановилась сразу. Но долго не поворачивалась, только когда его шаги раздались у нее за спиной, резко крутанулась на ступеньке, оказавшись на полголовы ваше него. Голубая жилка над голубым вырезом билась почти у самых его глаз.

- Ты что-то хотел? – вопрос вывел его из оцепенения.
Он с усилием отвел взгляд от ее шеи. Перед мысленным взором заиграли две свечи, отсветы которых высветливали островки на темном поле иконы, изображавшей юношу-воителя.
- Да… - он много чего хотел - прижаться губами к жилке; спросить, какого черта она выходит замуж, когда вырвала у него обещание бросить Еву; сделать вид, что эта женщина его не волнует, развернуться и уйти. Но вместо всего этого он задал вопрос, и не кривил душой - ответ на него его тоже интересовал:
- Том, ты когда уезжала от меня тогда… ты Ингу по дороге не видела?
- Что?!
- Тебе не попалась по дороге Инга? Она пропала.
Ее губы дрогнули, глаза влажно заблестели, но ответила она спокойно и очень холодно:
- Ты полный идиот, Адик. Инга живет у Альбины.
- Что? Том, да ты не поняла, это было раньше, а потом…
- Адам, Инга живет с Альбиной, - четко, почти по слогам повторила Тамара, зло радуясь его растерянности.
- Откуда ты знаешь?
- Видела их, Альбина сама похвасталась, - Тома смотрела на него со смесью легкого презрения и торжества. Хотела добавить: «И тут тебя не оценили, Адик!», но решила, что не будет опускаться до издевок и напоминать себе лишний раз о собственном фиаско.

Он поверил. И, вместо облегчения – жива ведь, ощутил себя пустым и обманутым.
Тома вышла из храма через полчаса, передав служителю кое-какие уточнения по поводу процесса венчания. Она шла к своей машине, когда наперерез ей бросился странный юноша – длинноволосый, с трехдневной щетиной, в простой серой футболке, испачканной красками. Позади него Тома заметила мольберт и удивилась: «Художник?»
- Умоляю, постойте так пять минут. Мне нужно закончить! – он смотрел на нее с восхищением, просительно, пытался сбивчиво объяснить: - Я начал вас рисовать, увидев там, – кисточка, став продолжением руки, метнулась в сторону церковного двора. – Буквально несколько штрихов. Я подарю вам картину.

- Ну… ладно, - Тома была польщена и заинтригована. И обрадовалась возможности не остаться сейчас сама с собой, наедине со своими воспоминаниями, прокручивая в голове встречу с Адамом.
Юноша спешно вернулся к мольберту, вдохновенно работал, изредка бросая на нее короткие взгляды, разочаровывая своим молчанием, потому что ненужные мысли уже угнездились в ее голове, выпустили коготки, которые безупречно протропили дорожку куда-то в область сердца и сейчас медленно и ненавязчиво поцарапывали там - шкряб-шкряб. Длилось это не пять минут, и не десять, она уже начала раздражаться и собиралась уйти, когда он выдохнул: «Все!» - и развернул к ней картину – во дворе храма, перекрывая собой стену здания и часть кровли, стояла рыжеволосая женщина - Тамара, волна ее волос повторяла оставшийся позади золотой купол. И во всем облике ее чувствовалась роковая сила, власть и – уязвимость.

- Ты все это сейчас нарисовал? – удивилась Тома.
- Нет, я храм писал. А потом вас увидел, как вы во двор входили, и… ну… вот. Картина сырая, еще бы поработать, но…
- Отлично получилось. Сколько я тебе должна?
- Пожалуйста. Я очень хочу вам ее подарить, - в его взгляде и в голосе плеснулась мольба, казалось, отказ сделает его по-настоящему несчастным.
- Хорошо... - она даже немного смутилась. Но получить картину очень хотелось – Тамаре она понравилась.
- Пара секунд, - художник написал в нижнем углу две буквы Д. и Ж. и размашисто вывел «Лилит».
- Лилит? Почему?
- Это название картины.
- А Д.Ж.?
- Денис Жариков – это я.

Приехав домой, Тамара заглянула в Интернет, где прочла много интересного о Лилит, которую называли рыжеволосой демоницей, порочным женским началом и – первой женой Адама, сбежавшей от мужа из-за гордыни, так как считала себя равнозначным мужчине творением божьим.