Два дома

Ощущение, что у тебя не все дома, бывает у всех, кто живёт на два дома. Знакомо такое состояние и отцу Николаю.

С тех пор, как его матушка поселилась в городе, жизнь сельского пастыря, и без того беспокойная, превратилась в перманентный переезд. Бесконечные путешествия, которых он, будучи по складу характера домоседом, не любил никогда, настолько изматывали уже немолодого священника, что отец Николай постоянно дремал за рулём.

Что он только ни делал? Жевал кофейные зёрна, а то и просто высыпал в рот содержимое пакетика с растворимым кофе, запивая водой. Бил себя отчаянно по щекам, щипал за нос, трепал за уши, тянул за седеющие и редеющие волосы, ускоряя и без того стремительное облысение. Коварный Морфей крепко держал в объятиях изнурённого передвижениями священника. И если бы ни ангел-хранитель, будивший отца Николая на опасных поворотах и при выезде на встречку, довёл бы его этот языческий божок до беды.

Вот и сегодня, едва батюшка сел за руль и проложил мысленно маршрут из села в город, как веки его стали тяжёлыми, руки вялыми, дыхание медленным. Да ещё и по радио, которое любящий тишину священник включил, чтобы взбодриться, звучала настолько заунывно-усыпляющая  мелодия, что миролюбивый отец Николай вырубил приёмник кулаком. Интересно, перенесла ли техника такой нокаут? Проверять не стал. Открыл все окна, чтобы обеспечить максимальный приток в салон бодрящего холодного воздуха. Широко перекрестился, благословил путь и дал полный газ.
 
Морфей капитулировал. Как будто не было напряжённого воскресного дня, начавшегося поздней ночью с долгого молитвенного правила. Обычно часть предпричастных молитв отец Николай читал вечером, но вчера пришлось беседовать с кандидатами в крёстные. В другое время встретиться с ними не удалось – сложный график работы. Батюшка подстроился. Не впервой. Беседа задалась и затянулась. Это и радовало, и огорчало священника. Радовало тем, что семена проповеди падают на добрую почву. У слушающих были интересные и важные для них вопросы. Было желание что-то изменить в своей жизни, начать жить по вере.

Словом, выбор родителей крещаемого совпал с Промыслом Божиим. Этим молодым людям нужно было встретиться со священником именно в этот момент.

Огорчало отца Николая то, что по мере приближения к полуночи он вынужден был вычитать из сдвигающегося периода покоя целые часы.
 
И все же радость с лихвой покрывала горечь.
 
 Божественной Литургии предшествовали мелкие, но многочисленные хозяйственные приготовления. Исповедь, длительность которой никогда нельзя спрогнозировать без погрешностей, завершилась позднее обычного. Хотя самих кающихся было сегодня на порядок меньше. Но двое из них приступали к таинству впервые, и от пастыря требовались особая чуткость и такт, чтобы их первая исповедь не стала последней.
 
После Литургии non-stop панихида и крещение. Хорошо, что похороны задержались.
Водитель за отцом Николаем приехал позднее, чем договаривались. Объяснил свою задержку тем, что не мог дозвониться. Батюшка в свою очередь просил прощение, что забыл выйти из бесшумного режима и не находился там, где «телефон берёт». И мысленно поблагодарил шофёра за опоздание, потому что успел в сторожке чайку испить с постными бубликами и желейными конфетами.

В окрестных сёлах все привыкли, что отец Николай сам приезжает на похороны. Но сегодня хоронили в дальней деревне, куда и в сухую погоду не всякий вездеход доберётся. Вчера дождило, и батюшка на робкое предложение «Вас привезти?» радостно ответствовал «Да!». Тайно надеялся подремать, но за ним приехал «УАЗик», прозванный в народе «козликом» неспроста. К середине пути отец Николай, побледневший от неритмичных прыжков и девятибалльной качки, уже пожалел, что чаёвничал. Бублики и конфеты, не усвоенные организмом, просились обратно в сторожку. К месту назначения батюшка прибыл, весьма похожий на покойника.
 
До начала отпевания ему предложили попить чайку. Опять же робко. Но отец Николай энергично отклонил предложение. Минут пятнадцать делал вид, что готовится, старательно перекладывая с места на место походное Евангелие, крест, коробочку с ладаном, требник. На самом деле священник тянул время, приходя в себя после тяжёлой дороги. Оклемался, подержал над пламенем свечи уголёк быстрого розжига, вложил его пинцетом в кадильницу и решительно дал первый возглас, сжигая мосты к отступлению.

«Будущее уже настало», - возглашал настенный календарь за позапрошлый год с рекламой какой-то фирмы. И надо же было отцу Николаю прочесть этот слоган в тот момент, когда он с благоухающим кадилом выходил из низенькой хатки, больше напоминающей о давнем прошлом.

За ним в сопровождении скорбящих родственников следовал безмолвный хозяин этого ветхого жилища. Гроб с его телом несли безмятежные мужики из районной похоронной команды.

Теперь похороны в наших сёлах редко обходятся без услуг профессионалов. Некому ни яму выкопать, ни гроб вынести. Обезлюдело село.

Да и работники ритуальной службы в последнее время выезжают на погребение не вчетвером, как раньше, а втроём. Или же вовсе вдвоём. Как сегодня.

Отец Николай тоже отпевал без певчих. Матушка не горела желанием сопровождать батюшку на требах, даже тогда, когда постоянно проживала в селе. А приходские бабушки совсем «остарели». И соседей своих усопших нечасто провожают. Что уж тут говорить о таких отдалённых деревеньках?

Однако ныне отцу Николаю не пришлось самому себе подпевать: «Господи, помилуй!». Псаломщица из райцентра читала «Псалтырь» по новопреставленному и осталась на отпевание.

Отец Николай молился нараспев, чтобы доходил смысл. Она пела от души, чтобы было красиво. Спеться за время погребального чина они не успели, поэтому получилось так, как получилось.

Ребята занесли в похоронную «Газельку» крышку гроба и могильный крест с уже прикреплённой табличкой. Священник успел узнать, что покойный родился в 1941 году, за несколько дней до начала войны. Краем уха услышал, что в могилу его свела одна из самых популярных болезней нашего времени – рак. Впрочем, смерть не бывает без причины.

Когда виновник печального торжества занял своё место в «Газели», батюшка ещё лелеял надежду, что ввиду позднего времени и дальней дороги, его тут и отпустят с миром. Он отыскал взглядом в кучке скорбящих мужиков водителя «УАЗика» с хлопковым узорчатым полотенцем на предплечье и початой бутылкой белой жидкости в кармане пиджака. Водитель уже начал тот процесс, который в наших сёлах зовётся собственно «поминанием».

В этот момент дорогу священнику преградила элегантная женщина в вечернем темно-лиловом платье, темных очках  и черной шёлковой косынке «аля от Версаче» (городская дочь покойного).

- Вы на кладбище поедете?

- Пойду! – отрезал отец Николай и, вручив требный чемодан оказавшемуся рядом молодому человеку в камуфляже, последовал с кадилом в руках за тронувшейся «ГАЗелью». Идти пришлось живо. Могильщики явно спешили.

Молодой человек оказался внуком покойного (сыном сельской его дочери). Он же и вернул отца Николая домой на относительно комфортабельной пятидверной «Ниве», которая после «козлика» показалась батюшке ковром-самолётом.

Отец Николай, не снимая подрясника, рухнул на кровать. Упал и почувствовал себя Гулливером, которого прибили к земле тоненькими канатами сотни лилипутов.

«Немного поспишь, немного подремлешь, немного, сложив руки, полежишь: и придёт, как прохожий, бедность твоя…» - всплыла из кладовой памяти фраза премудрого Соломона. «Вот ведь был умнейшим человеком своего времени, и тот заплутал. Сбили с пути истинного женщины. Начал угождать им, капища языческие строить. Сколько у него жён было? Забыл, надо перечитать этот момент в Библии. Но можно точно сказать: больше, чем надо… Тут и одна покоя не даёт. Позвонить ей? Предупредить, что выезжаю? Лучше не звонить, а то скажет: не приезжай и опять надуется. Интересно, а Соломон позвонил бы?»

Позвонил телефон. Будильник сработал. Пора вставать! Стемнеет – ещё тяжелее будет машину вести.

«Утешайся женою юности твоей», - продолжала подбрасывать память цитаты из притч Соломона. И тяжёлые думы омрачали небосвод души.  День не только внутри, но и снаружи был пасмурный. Ко всем напастям не хватало дождя.

Отец Николай прожил с матушкой Людмилой душа в душу почти тридцать лет. Познакомились они в институте, на картошке.

Сидела компания молодых филологов у костра. Батюшка (тогда ещё просто Коля) взял гитару и затянул: «Когда поймёшь умом, что ты один на свете. И одиночества дорога так длинна-а-а…». И матушке (тогда ещё просто Люде) так его стало жаль! Она внезапно осознала: этот молодой человек без неё пропадёт. Да, и вообще Людмила где-то читала, что человеку нехорошо быть одному.

Сыграли студенческую свадьбу. Попали по распределению в одну сельскую школу. Николай Викторович русский язык и литературу преподавал. Людмила Кирилловна – немецкий. Недолго. Дети пошли. Пришлось учить «ляльский». Когда настало время выбираться из затяжных декретов, директриса школы дала понять, что учитель немецкого здесь не нужен. Хватит одной «англичанки». Тут и русскому скоро некого будет учить. Если бы не беженцы из разгорячённых точек разваливающегося Советского Союза, то двухэтажная школа превратилась бы в дом с привидениями одиноких учителей. А так слегка напоминала восточный базар.

Многие приезжие не скрывали своей религиозности. Государство за этой стороной жизни своих граждан уже не следило. Новая эпоха пришла. Заплатите налоги и молитесь кому хотите.

Николая Викторовича поначалу удивляли открытые проявления веры у учеников и их родителей. Затем начали раздражать. И, в конце концов, устыдили. Эти инородцы хранят свою веру. А он? Он, крещёный бабушками в детстве, всю жизнь прожил и продолжает жить, будто нехристь.
 
«Когда поймёшь умом…» Понял! Понял раб Божий Николай, что он не один на свете. С Богом. Господь послал ему и помощницу, соответственную ему. И направил его в это село, где прямо напротив школы старое здание церкви восстанавливать начали. И батюшка там служит интеллигентный, литературу знает на пять. Общий язык филологи с ним быстро нашли.

Воцерковлялись Николай и Людмила вместе. Вместе читали утреннее и вечернее правила. Вместе готовились к Причастию. Поститься всей семьёй начали так жестоко, что интеллигентный батюшка вынужден был их грубо вразумлять: «Вы с дуба рухнули? Какое сухоядение для младенцев?» «Если не детям, то самим-то можно придерживаться строгих аскетических правил? Мы-то с мужем не младенцы», - пыталась отстоять свою позицию раба Божия Людмила, но священник сухо и безелейно ответил: «И вы пока младенцы… в вере. Время настоящих подвигов придёт. И тогда уж не дезертируйте».
Николай Викторович настолько глубоко погрузился в церковную жизнь, что вскоре директрисе пришлось искать нового учителя русского языка и литературы. А старый стал отцом Николаем – новым настоятелем местного храма. Интеллигентный батюшка, как выяснилось, был кандидатом наук, и владыка его переместил в областной центр, поближе к учёным людям.

Рукоположению предшествовала стажировка в кафедральном соборе и начало учёбы в семинарии. Отцу Николаю хотелось учиться неспешно, читая и перечитывая толстые книги. А вышло так, что он, пробежав глазами по диагонали тонкие брошюры, сдал все экзамены экстерном. И в бой.

Пока Николай Викторович превращался в отца Николая, тыл его был надёжно защищён. Людмила Кирилловна всё успевала: и бельё стирать, и обеды готовить, и на клиросе подпевать, и в храме убирать, и отцу Николаю семинарские работы редактировать. Какие-то учебные курсы она усвоила более твёрдо, чем муж. И втайне этим гордилась. Не с этого ли момента началось её падение? Но если и началось, то вызревало до реальных поступков долгие годы. Ожидало подходящих внешних условий.
 
Меж тем дети выросли, выучились и осели в городе. В селе сплотилась немногочисленная, но боеспособная приходская община. В неё вошли и некоторые беженцы, принявшие крещение. Две женщины азиатской внешности, похоронившие мужей, теперь пели в церковном хоре по воскресным дням и праздникам. Матушку было кем заменить на клиросе, в случае её нездоровья. И нездоровиться ей стало всё чаще и чаще. То голова раскалывалась, то в горле першило, то накатывали критические дни. Незаметно подошли и критические годы, когда женский организм перестраивается на иной лад.

Поначалу Людмила вся расклеилась. Шаркала по дому непричёсанная, роняла из рук крышки от кастрюль и половники, начинала плакать ни с того, ни с сего. Затем период упадничества сменился нездоровой активностью. Но вся энергия её была направлена куда-то вовне. Не в семью, не в храм. Она, как объясняла это супругу, «наконец-то серьёзно занялась собой».

Решила похудеть. Кардинально изменила рацион питания. Готовила такие полезные блюда, от которых у батюшки начиналось расстройство желудка. Однажды он даже был вынужден отменить Литургию в воскресный день. Провел воскресенье не в алтаре, а… Ну, да ладно. Проехали.

Матушка ходила по селу летом с лыжными палками. Первое время встречные опускали глаза, чтобы полюбопытствовать: а нет ли ещё и лыж на её ногах. Лыж не было. «Взявшаяся за себя» Людмила ежедневно увеличивала километраж. И догнала бы его до космических цифр, если бы не собачки.

Прикормленные летом дачниками, а осенью всеми позабытые, они сбились в неуправляемую свору и разбойничали на окраине села.  Туда-то и домаршировала матушка. Собаки, вероятно,  расценили её приход, как нападение. Припёрлась с палками на их территорию. Да ещё с двумя! Трудно сказать, чем бы завершилась нечаянная встреча. Матушка, разгорячённая быстрой ходьбой, не собиралась становиться лёгкой добычей хищников. Учась в институте, она посещала секцию фехтования и ещё не все навыки утеряла. Однако собак разогнал не матушкин третий юношеский разряд, а ружейные выстрелы.

Это палил из двустволки сердитый дед Сидор, мстя за задранную волками козу. Собаки тут, конечно, были не виноваты. Но пойди-найди тех диких зверей. Тем более, что инцидент  с козой произошёл ещё до перестройки. А злость осталась.
Так гнев третьего лица спас и матушку, и собачек от греха. Кровь не пролилась. Никто из семейства собачьих не пострадал, так как дед Сидор смотрел на мир через толстые линзы очков и всё окружающее видел с большими искажениями. К тому же стрелял он вверх. А птички ещё меньше размером, чем собачки, и попасть в них сложнее.

Как бы то ни было, с этого дня матушкины походы с лыжными палками по селу прекратились, и она замыслила побег в город. Там и тренажерные залы, и инструкторы, и бассейны круглый год.

Разговор с батюшкой начала издалека. Но тот сразу понял, к чему она клонит, и наотрез отказался покидать приход.

- А кто тебя заставляет его покидать? – не сдавалась Людмила. – Будешь сюда приезжать, когда потребуешься. Треб-то, сам говоришь, немного стало…

- А ремонты… А люди… А если… - отец Николай хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды на берег. - Я должен быть в зоне досягаемости, чтобы явиться по первому зову. Да и владыка против того, чтобы священники жили не на территории своего прихода. Мы же с тобой сами читали его интервью московскому журналу.
 
Последний аргумент подействовал. Больше звать в город батюшку матушка не стала. Уехала сама.

Уехала без скандала. Сказала, что к детям. Надо им помочь, с внуками посидеть.
Вещей с собой никаких не взяла. Посетовала, что надеть нечего, чтобы на люди показаться. Секонд-хенд надоел.

Отец Николай достал конверт, вручённый ему на день ангела прихожанами с пожеланием пошить новый подрясник. Подумал, старый подрясник так искусно заштопан, что выглядит, как новый. А вот матушкин гардероб давно не обновлялся.
Людмила взяла конверт не без смущения.

В городе она пожила недельку у сына, недельку у дочери да и съехала от них на съёмную квартиру. Дети дали матери понять, что у них своя жизнь и что лучшей помощью в этой ситуации будет: не мешать им жить самостоятельно.

В своё время матушка Людмила с отцом Николаем старались вырастить из детей юных подвижников. Видно, перестарались. Дети при первой же возможности выпорхнули из родительского гнезда и свили свои гнёзда, не особо рассчитывая на поддержку.

Людмила Кирилловна, сама себе удивляясь, не больно-то и расстроилась. Комнату она нашла недорогую и с мебелью. В бывшем семейном общежитии, капитально отремонтированном. Средств, данных батюшкой на обновление гардероба, хватило для обустройства. Дальше Людмила была намерена зарабатывать сама, добиваясь финансовой независимости и продолжая заниматься собой.

Прежде чем искать работу, сделала модную причёску. То есть попрощалась со своими длинными волосами. Заодно ногти «привела в порядок». Походила по местным тряпочным бутикам. Больше для разминки. Поскольку искомые кофточку, юбку и шляпку заказала через интернет. А чтобы выйти в сеть, Людмила сменила свой кнопочный телефон на смартфон, взяв на его покупку быстрый займ по паспорту в одной из многочисленных фирм. Зато и рынок труда женщина, вырвавшаяся из деревенского рабства, изучала так же по интернету.

Возвращаться к педагогической деятельности Людмиле не хотелось. Нервы уже не. Хотелось освоить ранее неведомую сферу. И решила податься в мерчандайзеры. Слово понравилось.


Исчезновение матушки не осталось незамеченным. По селу поползли слухи, деформируя первоначальные сведения до полной неузнаваемости. Достигли слухи и районного центра, где жил благочинный. И однажды поздно вечером тот позвонил отцу Николаю.

- Отец, у тебя, что правда матушка того… постриглась?

Отец Николай уже знал от детей о смене имиджа супруги. И не стал таить секрет полишинеля.

- Правда.

- Ну, вы даёте стране угля!.. И в какой же монастырь?

А вот о том, где именно работает сбежавшая матушка батюшка узнал от благочинного.
- Говорят, твою постриженную благоверную видели в городском гипермаркете.
 
Мерчандайзер Людмила раскладывала по полкам товары.

Связаться с женой у отца Николая не получалось. Телефон её всё время был отключен. (Для всех? Или только для него?). Выехать из села батюшка не мог. Ежедневные службы перемежались с требами. Сложилось ощущение, что все некрещеные, живущие в окрестных сёлах, решили креститься, а все живые – помереть, предварительно исповедавшись, причастившись и освятив жилище. С детьми матушка так же не выходила на связь. Узнав, что не вернулась она и в село, дети, чувствуя свою вину, хотели подключить для её поисков милицию. Но тут она объявилась сама. В новой шляпке, кофточке, юбке… Объяснила, что сломала старую сим-карту, когда вставляла в новый смартфон, потому и решила сменить номер заодно. Раз новая жизнь, то пусть будет всё новое: тариф, оператор…

- А как же отец?

- Так я за его номером пришла…

Отец Николай примчался в город в тот же вечер. Остался на ночь в съёмной комнатке. Несмотря на первую за последние годы многодневную разлуку, почти не говорили. Оба боялись поссориться.

- А мне почему ничего не сказала?

- Не хотела тебя расстраивать.
 
Партизанка, блин.

Когда рано утром будильник позвал отца Николая в дорогу, он покинул матушкину общагу, облегчённо вздохнув. Та, провожая его, сказала, что всегда его ждёт, любит по-прежнему, что теперь здесь его дом. Но батюшка чувствовал себя на дороге из города в село человеком, пережившим землетрясение и выброшенным из обжитого острова в открытое море. Куда плыть? Нет у него больше дома в селе. Но угол в городской общаге он не мог назвать домом.

Во второй, третий, четвёртый приезды к жене были долгие откровенные разговоры с переходом на повышенные тона. Соседи по общежитию били чем-то железным по батареям, увещая понизить тон и убавить звук.

Тут уж о постриге задумался отец Николай. Поехал к владыке. Тот сказал: «Терпи. Будешь помирать, постригу. А пока жди жену с городских гастролей». Епископ молодой, а решение принял соломоново. И, как ни странно, утешил. Дал надежду, обозначил перспективу. Напомнил, что у нас помимо земного дома, есть и небесный. Не всё ли равно, где твоё тело закопают в землю: на окраине города, или на сельском погосте?

Матушка по субботам и воскресеньям работала. Выходные дни ей давали в понедельник и вторник. Поэтому в общежитии отец Николай появлялся по воскресным вечером. Если супруга изъявляла желание, ехали вместе в село. Если отказывалась, сославшись на усталость, то батюшка оставался дрыхнуть в общаге или проведывал детей с внуками (читать книги в городе он не мог), а матушка расслаблялась, посещая косметические салоны, бутики и пункты выдачи интернет-заказов. Обрастала вещами.

Чем закончится сегодняшний воскресный день, отец Николай не знал. Звонить боялся. Вдруг вовсе скажет: «Не приезжай».


Отец Николай мчался по извилистой, связывающей село, где он настоятельствовал, и ещё кучку разнокалиберных поселений с районным центром. Машину слегка заносило. От многочисленных придорожных съездов по мокрому асфальту растягивались пьяные линии жирной грязи. Такой же след оставил и автомобиль священника, когда вырвался из грунтового плена на дорогу с твёрдым покрытием.

Подержанный, но ещё свежий внедорожник, приобретённый по настоянию церковной двадцатки прошлой весной, продолжал радовать и осенью. (Посмотрим его в деле зимой). Вместе с тем хлопот у отца Николая после этого удачного приобретения прибавилось. Теперь не отбояришься от них «транспортными проблемами», не посидишь спокойно в будний день с мудрой книжкой. Львиная доля времени жизни уходит на преодоление пространства.

Батюшка тайком от прихожан и от самого себя стал мечтать о поломке автомобиля. Какой-нибудь не очень серьёзной и не дорогостоящей, но чтобы до полного устранения которой пришлось бы отцу Николаю вновь спешиться на несколько дней. Тогда он перечитал бы, наконец, пять слов святителя Григория Богослова о богословии или, того лучше, осилил бы недавно изданный труд митрополита Иллариона о Христе в шести томах. Ну, или хотя бы разобрал на прикроватной тумбочке ворох недочитанных номеров «Журнала Московской Патриархии». Но неприхотливый и выносливый внедорожник служил верой и правдой, позволяя своему водителю читать лишь надписи на дорожных указателях да слоганы на настенных календарях.

В сырую погоду отец Николай старался не пользоваться тормозами. Однако на одном из коварных поворотов ему пришлось притормозить. Сделать остановку вынуждали долг священника и водительская солидарность.

В кювете колёсами в небо лежала легковушка, уже не раз потрёпанная жизнью задолго до случившейся сегодня аварии. На крышу она приземлилась достаточно мягко, что позволило водителю благополучно покинуть автомобиль. Все стёкла после переворота, естественно, вывалились.

Водитель, мальчишка лет тринадцати, ходил вокруг обездвиженного средства передвижения и безэмоционально разглядывал полученные повреждения: царапины, вмятины, деформации.

- Все живы? – крикнул отец Николай, выбежав из машины.

- Все… Пока мать не узнала, - ответил юноша, и батюшка  понял, что тому не 13 лет, а года на три больше.

Отец Николай заметил, что стал часто ошибаться, определяя возраст окружающих. А описывая прошедшие события, легко мог допустить хронологическую неточность - запутаться не то, что в годах, в десятилетиях. Годы берут своё. Ни памяти, ни зрению нет прежнего доверия. Хотя по оценкам большинства прихожан, он – ещё молодой батюшка. Молодёжи-то в селе нет. Вот и приходится пожилым долго оставаться молодыми.

Друзья юности отца Николая заслужили отдых. А ему покой и не снился, поскольку спал священник, как убитый, не видя сновидений.

Батюшка вытащил из багажника трос. Хотел  подкараулить на дороге компанию мужиков, перевернуть пострадавшую машину на колёса и отбуксировать, куда положено. Но горе-водитель отказался. Оказалось, что ему на выручку уже спешит старший товарищ на эвакуаторе.

На горизонте со стороны города появилась машина. Отец Николай радостно заметил, что он ещё не настолько слеп, чтобы не отличить эвакуатор от легковушки. Это было пассажирское такси. Автомобиль пронёсся было мимо, но всё-таки притормозил. Вероятно, водительская солидарность все же победила меркантильность. Однако из машины вышел не водитель, а пассажир. Вернее, пассажирка, в которой батюшка узнал свою заплаканную матушку.

В телефонной трубке отца Николая, которую он, отключая будильник, на автомате перевёл в бесшумный режим, было 24 непринятых звонка. В багажнике такси стояли две наспех собранные сумки с вещами Людмилы Кирилловны. В отдельном пакете – аккуратно сложенный новый подрясник для батюшки. Матушка оплатила его, получив расчет в гипермаркете.

- Напугал ты меня. Не отвечаешь. Уже всякие мысли в голову лезли. Думала, пропал, - бормотала уже успокоившаяся матушка Людмила, когда они вместе возвращались в село.

Отцу Николаю было приятно, что за него волнуются. Чтобы не расчувствоваться, он погладил панель автомобиля. Нажал кнопку приёмника. Приёмник работал. По радио звучала та самая песня, которой он в студенческие годы пленил свою будущую избранницу. Супруги удивлённо переглянулись и рассмеялись…

За остальными вещами батюшка с матушкой съездили в город на следующий день. Благо, похорон в понедельник не случилось.

Священник Владимир Русин

3 июля 2020г.