Гл. 2 Филиппок в двадцатом веке

Повесть о послевоенном поколении.
      
               
                Но где бы ни бывали мы,
                Тебя не забывали мы,
                …
                Учительница первая моя!
      
                М. Матусовский.
                Школьный вальс. 

           В посёлке были две школы. Одна "начальная", здесь обучались с первого по четвертый класс.  Другая - "средняя школа", где обучались с первого по десятый класс, получая, таким образом, среднее образование.   
          Начальная школа была маленьким, одноэтажным домиком. Средняя располагалась в большом двухэтажном здании, единственном в посёлке, кроме райкома партии, и представлялась Сане таинственным дворцом, где происходит множество чудес. При школе имелся большой двор, с игровым полем, беговой дорожкой, ямами для прыжков, спортивными снарядами. Там был целый мир, неведомый и загадочный.
           Конечно, в эту школу и отправились 1 сентября Санька с Мишей. Школа находилась в центре посёлка, чуть в стороне от главной улицы, называвшейся
Грейдерной. Название улица получила от "грейдера", дорожной машины, близкой «родственницы» бульдозера (1).
            В общем-то улица была частью федеральной трассы Куйбышев-Оренбург и рассекала вытянувшийся вдоль дороги посёлок на две части. Покрытая гравием, она была единственная, по которой можно было в осенне-весеннюю распутицу более-менее без проблем передвигаться людям и редким машинам. Все значимые учреждения и предприятия посёлка располагались вдоль этой дороги, недалеко от неё. По ней ребёнка несли из роддома, по ней он шёл в школу и потом на работу. По этой же улице шли похоронные процессии до окраины посёлка, где располагалось кладбище.

           В первый учебный день главная улица посёлка была заполнена спешащими в школу ребятами. Временами они окликали друг друга, догоняя своих одноклассников. Многие провели часть лета в пионерских лагерях, уезжали с родителями отдыхать в санатории, были отправлены на лето в деревни, к родственникам, либо работали в трудовых бригадах, и всё лето не виделись с друзьями, одноклассниками. Теперь они рассказывали, расспрашивали, хохотали, толкались.
          Школьный двор был полон учеников, их родителей, учителей. Миша растерянно жался к своему старшему товарищу.
- Сань, а как мы с тобой попадём в первый класс? Куда идти?
          Но Саша уже был в прошлом году в школе 1 сентября, когда его сестра пошла в первый класс.
- Сейчас всех построят, а потом поведут в здание. Вначале идут первоклассники. И мы за ними.

           Действительно, скоро прозвучала громкая команда построиться по классам. Взрослые и дети выходили вперёд, говорили какие-то речи, поздравляли всех. Два класса с самыми маленькими школьниками, около которых толпилось особенно много взволнованных родителей, стояли ближе всех к главному входу. Туда и повёл Саня Мишу. Одним из классов руководила и общалась с родителями высокая, симпатичная тётя, с красивой причёской и в таком чудесном платье, какого Саша никогда не видел. За ней и её учениками и отправились в здание школы Саня с другом. Все вошли в класс, уселись за парты. Видя совсем малышей, учительница спросила:
- А вы кто такие? Ваши фамилии?
- Саша Зиганшин.
- Миша Ревякин.
         В журнале учеников с такими фамилиями, конечно, не было. Далее выяснилось, что одному 6 лет, другому 4, но они «тоже хотят учиться». Учительница улыбнулась и обратилась к старшему.
- Саша, ты хочешь научиться читать? Вот придёшь на следующий год, и тебя научат.
- Читать я умею. Я хочу УЧИТЬСЯ.
- Да? Хорошо, покажи нам, как ты умеешь.
          Учительница подаёт ему букварь. Саня наугад открывает букварь ближе к концу книги и уверенно читает. Учительница с удивлением смотрит на малыша, потом останавливает и смеётся.
- Да тебе вообще нечего здесь делать, мы с ребятами только будем учиться читать. Ладно Саша, посиди сегодня, а завтра приходи с мамой.
         Друга Мишу все-таки выпроваживают из класса, и тот с рёвом отправляется домой.

         На следующий день Саня пришел в школу с мамой, которая рассказала, что Саша долго уговаривал их с отцом «отдать» его в школу, они конечно против этого, однако убедить его так и не смогли. Воспользовавшись тем, что отец на работе, а она с малышом, только родившимся, он и отправился вчера самовольно в школу.
          Общими усилиями учительницы и мамы Саню не удалось уговорить идти домой. Тогда учительница сказала матери:
- Пусть походит месяц. Ему надоест, он и бросит. Купите ему учебники, портфель, всё остальное, что нужно. На следующий год пригодится.
          Сама пошла к директору школы, чтобы получить его разрешение. Первую учительницу, строгую и добрую Антонину Ивановну, Саша с теплотой вспоминал потом всю жизнь, наверное, как и сотни других её учеников.

          Прошёл месяц и настойчивого малыша зачислили официально в школу, в 1а класс. Ранцев тогда не было, по крайней мере, о них в посёлке не слышали, ходить же с портфелем оказалось непросто. К своим малым летам, Саня вдобавок был ещё и ростом мал, даже для своего возраста, сказалась болезнь в младенчестве. Портфель волочился по земле. Но мир не без добрых людей: увидев мучения малыша, весь год Санин портфель доносил до школы старшеклассник с их улицы, Валера Ефимов.
           В классе оказались четверо детей с их улицы 9-го мая, и с соседней улицы, с которой они очень дружили. Другие одноклассники тоже были хорошо знакомы Саше: места игр, купания, катания на лыжах, были в посёлке в основном общими. Но многим одноклассникам было по 8 - 9 лет, и они играли со своими сверстниками, а на такую малявку и внимания особо не обращали. Теперь Саня старался стать равным одноклассникам, а им нужно было, как-то с этим смириться. Может потому, что он был один такой и, вдобавок, уж настолько маленький, ребята отнеслись к нему очень дружелюбно. Прозвище «мал» сразу приклеилось к Сане, и даже когда он получил другое прозвище, некоторые одноклассники продолжали обращаться к нему по-прежнему.
         Прозвища имели практически все ребята, так было тогда принято. Некоторые давались от сокращенного варианта фамилии, зачастую чуть видоизмененного, например: Никифоров - "Нык". Другие - от физических особенностей, от облика человека, например от цвета волос - "Седой". Третьи, наиболее разнообразные: от поступка, любимых слов или выражений человека. Например, один подросток выражал тщетность попыток кого-то победить, переиграть его, следующим выражением: "Не мылься, бриться не придётся!". Прозвище "Бритый" закрепилось за ним на всю жизнь.
         Саню долго звали "Мал". В более старшем возрасте, когда подростки много сочиняют, а то и привирают, он часто на рассказы сверстников говорил: "Не свисти", т.е. не ври. Хотя и сам иногда такого насочиняет! А на степных просторах Оренбуржья кто первый свистун? Суслик.  И потом можно было услышать, как кто-то, например, говорил:
- Седой, передай Суслику, что завтра играем в футбол.
          Были сложносочиненные прозвища: учительницу Марию Васильевну, в очках с мощными линзами, прозвали "Маргослеп". Иногда вообще было не понять, откуда прозвище, либо все забывали, как его дали, просто звали так, и всё. Согласно преподаваемой тогда в школах истории, был до революции такой поп Гапон, предатель. Маргослеп сильно ругалась, когда слышала, как в классе одного из ребят, кстати, очень порядочного, отличного парня, зовут Гапон, и требовала прекратить. Но сам Гапон на имя спокойно откликался. В те годы, чуть ли не каждый день, в советских газетах, на радио ругали и поливали грязью злобного африканского диктатора Чомбе. А в классе был свой Чомбе - добрый, весёлый парень по фамилии Чумбаев.
         Почти всегда прозвища давались не со зла, не подчёркивали недостатка подростка. Хотя было и такое. Например, паренька, около которого всегда неприятно пахло, прозвали Хорьком. Уже взрослым Саша часто вспоминал, как одну некрасивую девочку, с созвучной фамилией, в классе прозвали "Лягушкой". Девочка сильно переживала и Саше, которому доставалось от одноклассников столько доброты, было очень жалко её. Ребята в классе были, в основном, доброжелательными, но почему-то не любили эту девочку. Как и одного мальчика с прозвищем "Пастух", "Пас".

          Сане нравилось учиться в школе. Возможно потому, что учёба давалась ему легко. Особенно он полюбил математику. В одном классе с ним училась девочка с их улицы, Надя Антонова, которой как раз арифметика и не давалась, она даже осталась из-за неё на второй год. В один из дней Антонина Ивановна оставила их после уроков.
- Саша, - сказала она, - прошу тебя позаниматься с Надей. Я поговорю с её мамой, будешь приходить к ним домой, и будете вместе готовить уроки. А ты, Надя, когда не будешь что понимать, спрашивай у Саши. Понятно?
           Оба послушно кивнули головами. Девочка была на 3 года старше Сани, на голову выше его и ей очень не понравилось такое «шефство», тем более, что возгордившийся Саша часто начальственным тоном заставлял её решать и решать задачи, примеры. Но это ему арифметика доставляла радость, а ей то нет. Конечно, невзлюбила Надя настырного соседа.
           Зато, совсем скоро она отомстила, наверное, не специально, этому, задравшему нос малышу. Сызмальства, как и большинство его товарищей, Санька ходил в баню с матерью. Так уж было принято в то время. Годам к семи, перед поступлением в школу, иногда и раньше, мальчики начинали ходить в баню с отцами. Санина мама, простая женщина, продолжала водить шестилетнего сына мыться в баню, как и некоторые другие мамы его ровесников. И вот в какой-то день, приходит мыться в баню Надя, девочка девяти лет и видит там своего голенького одноклассника. То ли она сказала об этом учительнице, то ли рассказала своей маме, а уж та – учительнице, но Антонина Ивановна вызвала в школу Санину маму и объяснила ей, что Саша уже школьник, он не может мыться с ней в женском отделении, ведь там бывают девочки из его класса.

            После этого маму ещё только раз вызывали в школу. И всё. Несмотря на то, что рос Саня, как и большинство его сверстников, озорником, проказником. Но почти не попадался. И ещё хорошо учился, за это некоторые грехи прощали. Вызвали маму во втором классе, когда учительница увидела в школе Саню в брючках с небольшой заплаткой. Семья у них была большая, всегда жили скромно, на новые брюки деньги не всегда были. А мама всё не могла понять: что же тут такого? Ведь заплатка небольшая, и уж так аккуратно она её наложила. Но пришлось покупать новые брючки.

           Быстро летели дни учёбы. Пришла промозглая, дождливая осень. Ребята не любили это время года. После сухого, жаркого степного лета, природа торопилась насытить землю водой. Все вокруг становилось непролазной грязью: улицы, дворы, дороги. Кроме Грейдерной улицы, но до неё ещё нужно было добраться, никаких тротуаров не было. В школу тащились в сапогах с налипшей землёй, иногда некоторые скользили и падали в грязь. У входа в школу на земле стояли металлические корыта, наполненные водой, которая, конечно, быстро загрязнялась. Этой ледяной смесью воды и грязи, школьники пальчиками мыли сапоги. Потом замерзшие, покрасневшие руки вытирали кто платочком, кто об брюки, и старались быстрее прошмыгнуть в школу, потому что бдительные дежурные на входе могли отправить домывать обувь.
           В это ненастное время нередко собирались у кого-нибудь дома, играли в шашки, шахматы, карты. Но и на улицу играть всё равно выходили. Саша почти всё свободное время проводил на улице, поскольку с малых лет имел для себя полную свободу.
           Совсем не так было с его сёстрами, Рашидой и Салимой, которым постоянно приходилось помогать маме и бабушке по хозяйству. Особенно нелегкое детство было у старшей, Рашиды. Ей доставалось работы, доставалось и побоев. В роду Зиганшиных в основном были строгие мужчины, за очень редким исключением. Отец Саши был вдобавок к этому очень горяч и нередко жесток. За небольшую оплошность, за плохую оценку он мог избить дочь. К тому времени, как Саша пошёл в школу, он несколько смягчился, а до этого, говорила бабушка, мог избить до крови. Когда на выдержав, мама заступалась за дочь, тогда доставалось и ей. Бывало, в мороз, раздетая, схватив дочь она убегала, иногда босиком, к соседям.
           Когда отец остывал, бабушка шла и приводила их домой. Тогда Саша не понимал отношений в доме, когда подрос, узнал, что бабушка Газза, сильная и властная женщина, ненавидела зятя, но терпела и жила в их семье ради дочери. Своей жизни у неё не было, всю себя она посвятила своей единственной оставшейся в живых дочери и внукам.
           Салиму, бывшую любимицей отца, она немного недолюбливала, так как считала, что нередко именно из-за неё достаётся старшей внучке.
           Бывало так: вечером сестры сидят за столом и готовят уроки. День был занят различными домашними делами, для подготовки уроков остался вечер. Электричества в домах посёлка ещё нет, на столе стоит керосиновая лампа, одна на всю комнату. Фитиль лампы выкручен повыше, чтобы света хватало и бабушке, которая сидит прядёт пряжу, и матери, которая качает ногой люльку с их братиком, подвешенную к потолку в середине комнаты, и быстро-быстро вяжет платок, выполняя план. Поэтому лампа немного чадит, пахнет керосином, от лампы идёт жар, и Салима отодвигает лампу с середины стола ближе к Рашиде. Та возвращает лампу на место, Салима снова отодвигает.
           Отец, сидящий в дальнем углу комнаты и чинящий валенки, ввиду приближающейся зимы, либо ремонтирующий какую-нибудь утварь, замечает это и подойдя, со словами: «Ты что, пожар хочешь устроить?», даёт сильную затрещину старшей дочери. И не дай бог той захныкать. Салима уже жалеет, что она так делала, но ничего не исправить.   
           Слёзы застилают глаза Рашиде, одна падает на тетрадь, чернила вмиг расплываются. Клякса. Расстроенная, она допускает ошибки, в голову ничего не лезет. Вскоре всех отправляют спать, один урок Рашидой не доделан. На следующий день она, умная и способная ученица, получит по какому-то предмету неуд или тройку и снова будет взбучка от отца.
           Сашу отец лишь раз выпорол ремнём. Но случай был связан не с его своевольством, это ему обычно прощалось, а за то, что он испортил вещь. Однажды отец принёс глиняную копилку, поставил её на комод и сказал:
- Будешь копить деньги на лыжи. Кто какую копеечку даст – ты в копилку.
            В копилке уже скопилась некоторая сумма, когда Саше очень захотелось посмотреть интересное кино, его показывали только в Доме культуры. Саня отколол глиняное донышко в копилке и взял часть денег, копилка то его. Остальные положил рядом. О том, что испортил вещь, которая куплена отцом на заработанные нелегким трудом деньги, он и не подумал. Отец разъяснил: «Это тебе за неуважение к чужому труду».

           Наконец-то подморозило, выпал обильный снег. В воскресенье, уже с утра, к Сане во двор дома заявились друзья с их улицы: Миша Ревякин, Шура Тельман, и новый друг с соседней улицы, Сашин одноклассник, Вася Медведев. Ставший на долгие годы их другом, Вася всё свободное время проводил с ними.
- Санька, пошли кататься с горки.
- Сейчас, только санки возьму.
           Во дворе ещё не была засыпана вторая огромная яма, и при обилии снега здесь часто каталась малышня с их улицы, даже небольшой трамплин делали. Но пока снега выпало мало, всюду торчали не засыпанные снегом обломки кирпичей, деревяшки. И поэтому ребята отправились вниз по улице, и далее, к склону долины реки Самара. Место для катания было отличное: протянувшийся вдоль края посёлка довольно крутой и длинный склон, а внизу ровное-ровное поле, пойма реки, где можно было долго катиться, не боясь попасть в яму или наткнуться на куст. Ребята почти со всего посёлка собирались здесь.
 
            Шура и Вася отправились чуть дальше, где виднелись многочисленные полосы лыжни, круто спускающиеся вниз. А Миша с Саней, вначале разогнав свои санки, плюхнулись на них грудью и лихо покатили вниз, стараясь не столкнуться с другими. Миша катался на санках по причине своего малолетства, а у Сани пока не было лыж. Их уже начал мастерить отец. Он обещал, что они будут ничуть не хуже, чем покупные, из магазина, и Саня верил ему, поскольку отец был большой мастер по плотницкому и столярному делу.
           Санки тоже были самодельными, деревянными, с железными полосами на полозьях, катились ничуть не хуже железных, но были гораздо легче их, и малосильный Санька радовался, что отец смастерил такие чудные санки. Правда, появились уже санки из алюминия: очень лёгкие, сверкающие, серебристые. Но на них у родителей не было денег. Да и зачем они ему: он уже школьник и скоро будет мчаться с горы на лыжах!
           Давно уже прошло время обеда, а друзья всё ещё катались. Вот уже стала дубеть одежда, закоченели руки в промокших, а затем заледеневших варежках, из валенок не раз вытряхнут набивающийся туда снег. Часть снега успела растаять в валенках, уже стали мерзнуть ноги. Пора домой. Но особенно их торопит "нужда", ужасно хочется в туалет, и чем ближе к дому, тем мучительнее их страдания.
           Вот наконец-то родная калитка, Саня бросает санки и бежит к туалету, который, как нарочно, в самом дальнем конце двора. Варежки сброшены на снег, теперь нужно только отодвинуть шпингалет и ... влажные пальцы прилипают к морозному металлу. Отрывать пальцы больно до слёз, но горевать некогда, «нужда» подпирает, а ведь нужно ещё расстегнуть пуговицы пальто замерзшими пальцами. Сейчас он рад своим штанишкам на резинке, без пуговиц, хотя часто завидовал старшим, что они всегда носят брюки.

            Дом встречает его теплом и запахом любимых беляшей. Беляши у татар делаются не закрытыми с двух сторон, а с открытой центральной частью на одной стороне, типа ватрушек и поэтому называются "ощек ауз", «раскрытый рот». Но Саня думает, что их так называют по другой причине: глядя на эту вкуснотищу, рот сам собой непроизвольно раскрывается. Несмотря на то, что беляши не защипывались, как пирожок, и имели открытую полость, они почему-то содержали внутри так много сока, что есть их нужно было осторожно, держа вверх "раскрытым ртом". И всё равно потом приходилось облизывать свои пальцы, по которым стекал этот вкусный, сочный жир. Как бабушка умудряется делать беляши такими?

            Но вот пролетела снежная холодная зима и наступила весна, которая в степном Оренбуржье очень бурная, с быстрым таянием снегов.
            Для жителей улицы 9-го Мая наступали горячие деньки. Перпендикулярная Грейдерной, в своём начале по уровню она была ниже её, и далее шла со значительным уклоном в сторону поймы реки. Вода от быстро тающего снега почти не впитывалась в ещё мерзлую землю, прибывала с центральной улицы к первым дворам и добавлялась к уже скопившейся. Дома начинало затоплять, и их хозяева копали в снегу по улице, вдоль своего двора до следующих соседей, широкие глубокие траншеи, до самой земли. Тут уже у тех начинался потоп. Если они предварительно не выкопали траншею вдоль всего своего двора, то их стремительно затопляло, и так шло всё дальше по улице. Многие заранее копали траншеи, кто пропустил нужный момент – выходили всей семьёй стараясь быстрее исправить свою оплошность.
            Скоро по улице по выкопанной траншее мчался поток, его журчание не затихало неделю, две. Это было замечательное время для всех ребятишек улицы. Они быстро ладили маленькие кораблики, из самых различных материалов, и спускали в воду в начале улицы. Поток стремительно уносил их судёнышко, и они бежали за ним, наслаждаясь этим зрелищем. На каком-то отрезке кораблик застревал из-за препятствия в виде упавшего куска льда, либо терпел крушение после падения с образовавшегося водопада, тогда они ему помогали, вновь отправляя в плавание.
            Многие ребята делали корабли из бумаги, либо пускали пустые консервные банки, щепки, ведь в магазине посёлка никакие, даже простейшие лодочки не продавались. Когда образовывались большие озерца талой воды, на самодельные кораблики из толстой древесной коры или деревяшки, крепили «паруса» - клочки обычной бумаги и устраивали гонки, морские сражения.
            Всё свободное от учёбы время Саша, как и его друзья, запускал корабли. Благо, у него было много возможностей для их строительства. У Сашиного отца – столяра и плотника, в оборудованной во дворе мастерской был самый разнообразный инструмент, которым он с сызмальства учил пользоваться сына. Обрезок досок, реек, тоже хватало, и Саня делал различные корабли, настолько хорошо, насколько хватало силёнок и умения. Они не сильно отличались от тех, что были у ребят, но он удивил всех, когда сделал простейшую подводную лодку: винт работающий от скрученного резинового жгута толкал лодку с наклонными «крылышками», сделанными из тонкой жести, лодка зарывалась под воду и шла там, пока работал мотор, потом всплывала, как настоящая подлодка.
           Для родителей, и особенно бабушек, наступали хлопотные дни. Из-за ледяной воды руки у ребят покрывались «цыпками». Весеннее солнце грело довольно сильно, но земля ещё промерзшая, снизу идёт холод, а ветер зачастую сырой, холодный. Самое время для простуд. Одежда у подростков тогда была самая простенькая, быстро промокающая, ребята приходили домой изрядно закоченевшие. И, наверное, не было ни одного, кто не провалился бы в эти дни ногой в подтаявший снег, под которым стояли озёра скопившейся воды. Ледяная вода заполняла сапог, её выливали, отжав шерстяной носок снова одевали обувь, но домой не шли.

           В начале мая прогревалась вода в неглубокой речке Самарке. Поскольку школа стояла почти на берегу, многие сразу после занятий отправлялись купаться, а некоторые успевали и во время большой перемены. Ну, а в выходные, ребята отправлялись на речку на целый день. Купаться, ловить рыбу.
           В мелкой Самарке малышня ловила рыбу в основном без удочек. Чаще всего орудием лова были штаны, так называемое «трико», как правило, единственная одежда, которая была летом на Саниных ровесниках. Обе штанины завязывались, один или двое держали раскрытыми «ворота», а другие загоняли мелкую рыбешку в этот импровизированный бредень. У некоторых ребят были ещё майки. Их также использовали. Завязав верхнюю часть майки, и сделав типа мешка, в неё тоже ловили рыбу, которой было много. Когда заходили в воду, то целые стаи мелкой рыбёшки тыкались в ноги. Рыбу сразу же несли домой, а мамы-бабушки чистили её и жарили для своих «чертенят», от которых столько беспокойства, вот ещё их рыбой занимайся.
           Можно было наловить и сварить раков. Если повезёт, то приподняв плоский камень на мелководье, найти и успеть схватить рака, бешено бьющего своим сильным хвостом, пытающегося вырваться. Либо искать в обрывистом береге нору, засунуть туда руку, рискуя быть схваченным за палец клешнёй рака, и вытащить его на белый свет. Тут Сане редко везло, обычно норы были в редких глубоких местах речушки, ростом он был мал и вдобавок ещё не умел плавать. С завистью смотрел Саня на своих удачливых друзей. Но все раки варились по-братски, в общем ведре.
 
           Отношения между ребятами на их улице можно назвать братскими. Хотя были исключения. Витя Чайкин немного отставал в умственном развитии от своих ровесников. Ребята не совсем понимали в чем дело, но видели, что он "не такой" как другие, дразнили его, иногда смеялись над ним. Дети часто бывают жестокими.
           В степном, знойном Оренбуржье летние дожди – редкое явление. Но в мае дожди нередки, и довольно тёплые. Поэтому, когда он начинался, дети высыпали на улицу, бегали под дождём. После ливня, нередко наверх вылезали дождевые черви, главная наживка для рыбы в те годы. Витя не любил выходить под дождь. Однажды, выйдя после ливня на улицу, он увидел червей, извивающихся на земле.
- Откуда они? – спросил он у стоявших тут же Миши с Сашей.
           Саша пошутил.
- Когда идет сильный дождь, с ветром, черви сыплются сверху. Наверное, их бурей поднимает с полей и разносит везде.
- Мы вышли с ситами прямо в начале дождя, и столько их, крупных, нападало в сито. Пойдем завтра на рыбалку, - врал дальше Миша.
           В следующий раз, выбежавшие на улицу дети, увидели Витю, стоявшего с ситом в руках под сильным ливнем. Он «ловил червей». Узнав от него об этом, ребятишки потешались и скакали вокруг него до тех пор, пока это не увидела в окно мать Вити, и не увела его, отчитав детей. Дома мама объяснила, что его просто обманули. После дождя, подойдя к Саше с Мишей, Витя объявил им, что вот сейчас они получат от него тумаков. Люди, имеющие некоторые отклонения в умственном развитии, нередко бывают более развитыми физически, крепкими. Так же было и с Витей. Это был крепкий восьмилетний мальчуган, на голову выше Саши, и тем более Миши. Поэтому друзья быстро припустили от Вити, который погнался за ними, обещая, что вот он порежет их ножичком.

            Неизвестно, кому: Сане или Мише, пришла идея написать на Витю заявление в милицию, но сочиняли они его увлеченно вдвоём, а писал «грамотей» Саша. Запечатав в конверт заявление «о готовящемся преступлении», написав на нем адрес Мишиного дома, где и составлялась жалоба на Чайкина, грозившегося порезать их, друзья отправились на соседнюю улицу. Там проживал милиционер, отец Сашиной одноклассницы. Вызвав на улицу Соню, Саша вручил ей конверт, попросив передать отцу.
            На следующий день вечером, возмущенный милиционер пришел по указанному адресу и что-то выговаривал Мишиному отцу. Дядя Прокопий попросил ребят больше не писать таких заявлений, а просто рассказывать ему, если у них будут проблемы. И строго настрого запретил обижать Витю, объяснив, что люди бывают разные, иногда непохожие на других. Потом Саня с Мишей слышали, как он, смеясь, рассказывал обо всём Мишиной маме, тёте Нине. Особенно его развеселило то, что ребята отнесли заявление «о готовящемся преступлении» рядовому милиционеру, основной службой которого были хозяйственные работы, в том числе и вынос параши у «пятнадцатисуточников» (2).

            Но вот и каникулы. Саня собирается к родственникам в одну из деревень на реке Урал. В деревню, в деревню!
_____________
(1) Грейдер – мощный, с дизельным двигателем, как и бульдозер, имел впереди "нож". Этим ножом грейдер выравнивал насыпаемые на дорогу гравий, щебень. Получалась относительно ровная поверхность, на которую, как правило, укладывался асфальт. Но до этого изящества, до последнего этапа, в посёлке дело не дошло. Поэтому каждый год мощный грейдер шёл по главной улице, срезая ножом образовавшиеся колдобины, выравнивая выбоины. Иногда подсыпался свежий гравий, и дорога становилась почти ровной. Но и такая улица была единственной не только на посёлок, а на весь район, и вполне заслуженно носила название от мощной машины.

(2) «Пятнадцатисуточниками» в советские времена называли граждан, получивших административный арест, с изоляцией от общества. Пятнадцать суток было максимальным наказанием, но так называли всех правонарушителей. Наказание отбывали в спецприёмниках МВД.
       Параша - сосуд для испражнений в тюремной камере, и в иных местах предварительного заключения.