Жара

Жара. Без пера, чернильницы и июльских мух. Тихо стонет что-то за открытым окном – какая-то человеческая механика, вспахивающая слух. Воздух комьями валится из него через подоконник. Но, кажется, умирает, еще не достигнув пола. Потому что на полу лежу я и не чувствую ни облачка облегчения.

Жара. Голоса то усиливаются, то гаснут. Не пойму – те же говорят, или разные. Должно быть, разные. Было бы как-то грустно, если один и те же… Можете обвинять меня в солипсизме, но я так решил.

Первый назову Глашей, второй – Сережей, третий и четвертый оставлю безымянными, пятый – Фролом.

Фрол сказал… Ну, допустим:

– Гонишь!

А Сережа, вместо того, чтобы возразить – ударил его в лицо. Сильно, наотмашь. Выбив зуб.

Так-то хорошо. А то мне здесь совсем скучно лежать.

Фрол воскликнул, застонал. Возможно, упал. Что там у него под ногами? Асфальт? Если на дорожке под липами, то асфальт. Должно быть, там и есть. Оттуда звук. Смотреть не буду. К чему?

Теперь уже взялась Глаша:

– Сволочь! Гад! Пошел вон!

Голос тонкий, бабий, но сильный. Могла бы петь…

Не знаю, кому она. Может быть, Сереже? Все-таки, должно ей стать жалко Фрола, собирающего в ладошки кровь. Если только Фрол этот – не ее бывший. Или наоборот – тем паче.

Вступились четвертый с третьим. Полили Фрола, Сережу, Глашу – квасом из бидона. Жаль, конечно, квасу. Но ради мира…

Жара.