11. Собачья жизнь

СОБАЧЬЯ  ЖИЗНЬ

Вообще «собачья тема» на границе актуальна в той же степени, как многообразен, сложен и полон проблем «собачий мир» границы. Не думаю, что нынче какой уж тут секрет, так посчитаем.

В Забайкальском погранокруге в мою пору было четыре погранотряда. В каждом по 10 — 15 застав. На каждой, по нескольку собак. Да еще питомники в отрядах. В целом на округ их было под 500. Средний срок полноценной службы их 7-8 лет. И - каждую! - надо где-то взять, обучить азам службы на границе, правильно содержать, кормить, поддерживать и развивать ее служебные качества. А еще собаки - «тоже люди», у каждой, как у нас, свой характер, а оттого и «проблемы общения»...
 
Уверен - в этом мире есть свои специалисты, глубоко постигшие всю   проблематику. Для меня же годы работы в газете «Пограничник Забайкалья» позволили увидеть лишь самую вершинку этого айсберга. Вот несколько случаев и наблюдений из этого необъятного мира.

Тем летом ежегодные соревнования собаководов решили провести в Даурии.  Два дня хозяева-вожатые со всего округа показывали мастерство своих питомцев на разного рода «полосах», в ловле «шпионов», следопытстве, упражнениях на «блеск извилин» собачьего ума. Но все ждали черного терьера, которого откуда-то привезли на эти соревнования специально, чтобы показать его «таланты» и сравнить с теми, какие демонстрируют лучшие овчарки Забайкальской границы.

Под вечер последнего дня соревнований на «арену» перед жюри и собаководами привели этого самого черного терьера. От привычных всем овчарок он отличался многим. Раза в полтора крупнее их, он выглядел в сравнении с ними... слоном. Черен просто до угольного блеска. Шерсть пышная  повсюду настолько, что если бы не поводок от ошейника, утонувшего в ней, так не сразу и отличишь где у него голова, где хвост.

Особенно длинная шерсть на животе, как у яков, и собаковод, его представлявший, особенно то качество выпячивал, что терьер его может при любом морозе хоть сутками лежать на снегу — на собственной шерсти. В этом смысле немецкие овчарки ему не ровня. В резко-континентальном климате Забайкалья с его суровыми хоть и безветренными зимами овчарки с их тонким в сравнении с тем, что у терьера, шерстянным покровом очень мерзнут, а в «секретах» не терпят вообще.

Потом терьера «пропустили» по «овчарочьим» препятствиям и упражнениям, где он не продемонстрировал перед ними каких-то преимуществ, а вот на «задержании нарушителя» всех развеселил. Когда человек в дрессировочном костюме убегает от овчарки, она догнав его, обычно  прыгает на спину, сшибает с ног своим весом, впивается в нашитый брезентовый «ворот» или в наплечники, летит вместе с ним «кубарем» и яростно рвет «врага» своего. Терьер оттого, должно быть, что тяжел или в природных задатках нет, догнав, хватает бегущего... за пятки, валит его, то есть — задерживает, что от него, в общем-то, и ждут. Но «яростно рвать» как бы ленится, демонстрируя «слоновью» покладистость. Вроде как — вот я задержал, а там уж как хотите. А еще, как все заметили, терьер при выполнении упражнений явно проигрывает  овчаркам в скорости.

Как потом узналось, собаководы-начальники рассматривали этого черного терьера то ли конкурентом, то ли вообще потенциальной заменой овчарок на границе, однако по сумме продемонстрированных на подобных испытаниях качеств, видать, признали его непригодным. Больше я ни на соревнованиях, ни уж тем более на границе собак этой породы не видел.

Второй случай, уже драматический, произошел в одной из моих командировок. Прибыв на заставу и доложив начальнику о цели приезда, стал снимать. В число рекомендованных для газеты вошла одна из поисковых групп — три пограничника и пес. Мне захотелось снять их снизу, на фоне чистого сегодня неба, и я повел ребят к одному из окопов в сторонке от заставы. Забравшись в него и настроив аппарат свой, стал «усаживать» ребят наверху на  бруствере, чтобы собака была в центре, а они за ней «покучнее», а еще попросил смотреть чуть в сторону и изобразить на лицах «бдительность».

И за мгновение до того, как нажать бы мне на спуск, парень, сидевший близко у пса, видимо, поправил автомат у груди, карабинчик ремня, оказавшийся у самого уха собаки щелкнул, в мозгу ее от этого звука, видно, что-то «переклинило», и пес обернулся резко и с диким взрыком... гамкнул всей ощеренной пастью, полной клыков, по лицу парня, вцепился в ворот его куртки и с яростным рыком стал трепать. Сержант, державший пса на поводке, буквально вырвал друга из собачьей пасти, упершись парню в грудь ногой в сапоге и скинув его в окоп... на меня.

Понятно, что стало уже не до съемок. Окровавленного парня привели на заставу, принесли аптечку, уняли кровь и через несколько минут увезли в отряд, в санчасть. В правой части лица его от виска до подбородка кровоточили три глубоких борозды от собачьих клыков.  Больше парня  этого я не видел, и в командировках попасть на эту заставу не случилось, но три вертикальные  шрама через все лицо, должно быть остались у него на всю жизнь, а может, и не лучшим образом сказались на судьбе...

Тем же летом, через пару месяцев, «попал под собаку»... уже я. Застава, на которой тогда оказался, располагалась среди песков с редкими кустиками до горизонта. Пару дней, как обычно, снимал для газеты, на завтра планировалась машина в отряд, и ребята, герои будущих снимков, попросили сегодня сделать им фотографии для «дембельских альбомов». Оказалось, что здесь очень кстати есть все оборудование для проявки пленок и печати фотографий и даже  химикаты, пусть немного просроченные, но «вопрос уперся» в посуду. На всей заставе, даже у поваров, не нашлось обычных поллитровых или литровых стеклянных банок или бутылок, чтобы развести проявители и закрепитель! Кто-то вспомнил, что недавно в мусорную кучу унесли пару бутылок, а куча?.. «во-он туда, на Харбин, иди, увидишь».

И пошел я, солнцем палимый, увязая в песке, «на Харбин», - к дальним кустам метрах в пятидесяти и нашел там, на заставской свалке, три бутылки из-под водки. Подобрал, от песка очистил, взгляд поднял, а... на меня от заставы летит пес, кобель матерый?! Как, по какому и чьему недосмотру выскочил он там из вольера, и что теперь будет со мной, - одному вот этому псу известно. И вспомнился недавний совет на сей счет главного кинолога округа:»Замри, не двигайся и страх не показывай».

Я, как был с бутылками в руках, так и замер, и велел себе «страх не показывать». Пес подлетел с рыком угрожающим, но не бросается, перетаптывается с пастью ощеренной передо мной — понять не может: вроде, чужой (своих, заставских, я знаю!), но в руках — бутылки (не по Уставу!), но форма военная (наша!..). Однако, вижу, - служебный пыл берет - наверно, на горе мне! - свое, и пес... пошел в наступление! Приблизился с лаем-рыком и давай не сильно, но заметно больно... тяпать меня за голые руки?! Правую кисть сдавил клыками (а мне — нет, не страшно! и не бо-ольно!), две бутылки, удерживаемые меж пальцев за горлышки, выпали в песок, и это движение и сухой «песчаный» звук псу, как «фас!».
 
Со взрыком он тяпнул меня за локоть, рванул, отхватил с треском полрукава моего ХБ, и в это мгновение с заставы донеслось громное-властное:»Стой-йять!»,  сопровождаемое много-многоэтажным матом. Наверно, дежурный по заставе видел, как пес выбежал в ворота с территории, и сообщил хозяину-сержанту...

Все собаки на заставах, чем надо, «проколоты», а потому решили, что от бешенства спасать меня не стоит, локоть в ранах от песьих клыков обработали йодом и забинтовали. Вечером я пришивал на место почти оторванный рукав куртки, в  редакцию вернулся с «боевым ранением» - негнущейся от бинтов рукой, а через неделю выслал обещанные ребятам с той заставы фотографии.

Третий случай, оставшийся в памяти и до сих пор колкий печалью, - со псом,  ужаленным гадюкой.

Приаргунский отряд, еду вдоль границы от какого-то села на подвернувшейся «гражданской» попутке. У развилки прошу высадить и иду пешком - до заставы тут километра три. Через несколько минут нагоняет... наш УАЗик, в смысле — заставской, восьмиместный, водитель дверцу открыл, кивает:

-Садись.

Сажусь и вижу картину печальную. В машине весь пограннаряд:младший сержант и рядовой, младший наряда, - с автоматами, подсумками с магазинами, ракетницей на ремнях — все, как обычно. На полу, у ног, во всю длину   большой взрослый овчар. Распластался на боку, и лапы как-то странно, будто «судорожно»  вытянуты. Поводок вольной петлей свисает к ошейнику с руки сержанта, и парень... плачет. Натурально! Слезы катятся по щекам, отвернулся, глядит мимо водителя, на дорогу...

Как оказалось, пса... ужалила в нос гадюка. На этом участке, в полупесках, где ни рек,  ни ручьев, они редки, но — подвернулась по закону подлости. Случай редкий, но печаль еще  в том, что пес этот был у сержанта... личный. Домашний. Он, когда призывался на срочную, попросился именно в погранвойска и - вместе со псом, которого очень любил. Пришлось походить по воинским начальникам, оценили, разрешили. И полтора года вместе они, хозяин и пес, границу страны охраняли. И вот, когда до дембеля осталась пара месяцев, - на тебе!

Как потом узнал, - не спасли, однако, пса. Закопал его парень в песок под барханом, уехал домой одинёшенек...

И еще случай — тоже со слезами на глазах.

Начальник отдела боевой подготовки управления округа, полковник, сдался после долгих просьб дочки и подарил ей в день рождения на четырнадцать лет щенка овчарки. Щенка для полковника привезли из хорошего питомника, с отличной родословной, «проколотого» всеми витаминами, с полным пакетом ветеринарных документов.

Хозяйка у пса оказалась девушка серьезная. Сама кормила, выгуливала, натаскивала, водила, когда нужно к ветеринарам, и пес вырос вполне замечательный. Благо, Чита — город не больно столичный, гулять и заниматься есть где, и пес к двум годам своим получился вполне «рабочий», то есть годный для службы. Овчарке по природе надо «служить». А вот у хозяйки к той поре подкрались  новые «возрастные интересы». Мальчики — они не очень в счет, а вот школьные экзамены да еще экзамены в МГУ, куда засобиралась...

А пес - «завис» и вывод напросился логичный и очень «патриотичный» - послать его жить и служить на границу.

В один из вечеров полковник попросил меня «напрокат» у начальника моего, редактора газеты Ильи Михайловича Сигалова, чтобы я сделал на память «прощальный» снимок. Снимок я сделал, и он  вскоре прошел у нас в одном из номеров газеты, который и сейчас, спустя полвека, лежит в моем домашнем архиве. На снимке дочь полковника обнимает своего «улыбающегося» мне в объектив любимца, не предполагающего устроенной ему хозяевами «подлянки». А «за кадром», в прихожей, уже ждали два кинолога с намордниками и цепями-поводками, чтобы «принять в дар» и идти на поезд...

После съемки юная и теперь уже бывшая хозяйка последний раз кормила любимого «пёса» своего... копченой колбасой и плакала, размазывая волосы в слезах по щекам...