Сударь и сударыня

Наступившая ночь  июля  была  короткой. Заходящее  солнце  ненадолго  спряталась за  посиневшим  горизонтом. Ночное   небо на  западе  ещё  не успело  полностью  померкнуть, а  на  востоке уже  начинала  разгораться  новая  утренняя  заря.   
Рассветало. Солнце  всходило  медленно, в спокойных бледно – розовых  тонах. Небо  рдело  малиновой  каймой, восходящее  солнце  кидало  горсти золотых  лучей и зажигало на  густой  траве  серебряный  бисер  росы.
Солнечное  утро  меня  радовало, когда  я  собирался  на  рыбалку.  Жёлтые  солнечные  пятна  пересыпали  тропинку. Дышалось  глубоко – глубоко. На  кусты  ивняков  садились стрекозы, трепеща  прозрачными  крылышками. Оранжевые стволы  сосен  светились  мягко, тепло. Спокойная  поверхность речушки Липенки, неподвижные и  ажурные  силуэты сосен,  отражались  на  зеркальной  глади  омута. Синее  зеркало  воды  завораживало  глаз. Левый берег  щетинился  густыми  ивняками. Шатровая  береговая ель, словно  чёрная  туча,  отражалась в торце  зеркальной  заводи.    Солнцем  были залиты,  пронизаны  ближние  к  берегу  березняки.
Радуясь  ласковому  утреннему  солнцу,  на все  лады  пели  птицы. Заливалась  в кустах  черёмухи  ярко -  жёлтая  иволга, рядом  отозвалась  малиновка своей  удивительно  мелодичной  песенкой. Озабоченно  верещали  сороки. У самой  воды  бегала по  песку  трясогузка, виляя  хвостиком. Роем  вились  комары -  к   дождю. Над  кустом  вереска  кружились, словно  в  каком – то  непонятном  танце, летающие  бабочки. С луговины  слышался надтреснутый скрип  коростеля. На  левом  берегу  раздавался  звонкий  голос  кукушки.
Лесной  полумрак  дикого  хмеля  поглотил  рыбацкую  тропу. Иногда, местами  тропа терялась  в ольховнике, петляла, огибая лесную  опушку,  вырывалась на  волю, повторяя излучину. Сумеречно, прохладно под  сводами  дуплистых  ольх.    
В  утреннем  воздухе  стойко  держался густой, ароматный  запах  поспевшей  малины и  лесных  цветов.
Юркими  челноками туда – сюда носятся в омуте подросшие утята, прячутся с глаз  в камыши. Узкая  протока разделяет берег от  островка  камышей. Местами в протоке  лежали  поросшие травой  коряги. Мне  было видно всё: как  из  камышового островка, снизу  вверх, против течения, стайками  выплывали  краснопёрые  окуньки и  серебристая  плотва, как  мелкие  кораблики  голавли.
Голавли плыли, плыли, но вдруг  уступили течению, и их  снесло  за коряги, тут  они спохватились, виляя  хвостами, шевеля плавниками, подплывали  под  коряги и  стояли по  два  в  ряд, блаженствовали в тени  береговых  ивняков.   
Со сметенным треском крыльев  взлетела из  камышей  утка, а за ней четверо  утят, что  баловали, играли возле  камышей.
Лосёнок переплыл  речушку Липенку  и  вышел  на берег, глаза  чёрные, как ягоды  смородины, блестели, смотрели,  не  мигая, жалобно – жалобно. Рыжая спина долго  мелькала  среди кустов  ольховника.
Я  долго  наблюдал, как  белые  чайки  ловят  мелкую  рыбёшку: садятся на  кусты  ивняков, выступающие  из воды,  и  замирают, а хищный  пристальный  глаз  неотступно следит  за  гладью, за  всей жизнью  в  речушке  Липенки и  ждут. Вдруг   резкий  рывок  головы – и  рыбёшка  уже  в  клюве, уже  высоко  поднялась  над   омутом.
У   кустов  ивняка  пошевеливая  краснопёрыми  плавниками, плавали  мелкие  окуньки.  Первого  окунька, с ладонь, поймал скоро. Окунёк всё  время  трепыхался  в  траве.  Ага! Вот  ещё  один  колючий  « сударь» на  крючке.
Окуньки  клевали  хорошо, то и дело  вытаскивал. В  этой заводи  окуньки  были  ровные, один к одному и  ловились на  обыкновенную  корку  хлеба -  мякиш.
Ах, как  много  малька: этакие  живые стрелочки снуют по воде  туда – сюда.
Рывок. И вот в моей ладони главный  «сударь»  речушки  Липенки – большой  окунь. Всё  честь по чести  рыба,  да ещё  какая. Окунь  понял, что  пойман, резко дёрнулся, вылетел из  ладони и – опять в  омут. Вильнув  на прощанье  хвостом.
И вот  новый  заброс -  червя снесло к коряге, поплавок плавно и  сильно потянуло вниз, на  быстрину.  Так  берёт  только  щука. Её  поклёвка. От чего – то  мне стало  жарко, весь  лоб  в  испарине, как в бани?
Теперь  важно  не торопиться, привычным движением  руки я  коротко  подсёк и  сразу почувствовал, как  дёрнулась  рыба  на крючке, тяжёлая,  живая. Осторожно не дёргая, но и не  ослабевая  леску, я стал   выводить  пятнистую  «сударыню» – щуку. Куда  там! Щука забунтовала, забилась, затрепыхалась  в разные  стороны. 
Вот это  удача! Я  вынул  крючок, а  «сударыня»
   речушки  Липенки, даже  на берегу, в сачке, хлопала  жабрами,  стегала хвостом, трепыхалась.
  За  щукою  снова  пошли  окуньки, окуньков  десяток  было в сачке. Какая – то  деревенская  кошка  крутилась за моей  спиной, наблюдала за мной. Я перекурил на пеньке, поднявшись  выше  берега, а когда вернулся на прежнее  место, а  там, в сачке  половины  улова  даже  не  было. А  кто  виноват? Проворонил, рыбу, сам  проворонил.
Рыбалка  перестала  быть  рыбалкой, пропал азарт, испортилось  настроение. Начинался  реденький  мелкий  дождь. Дождь  тихо -  тихо  шуршал в густой  траве, словно  мыши в  стоге  сена, в листве  берёз, ольх, черёмух, в папоротнике, ткал  серебряные  нити  и как – то ещё глубже  подчёркивал, углублял  лесную  тишину. В  небе  стояли  тучки, розовые  с одного бока  и  густо - синие  с   другого. Всё  пора  домой, закончилась  рыбалка. Я  пошагал  по  мокрой  траве   тропинки в  деревню  Ильинки.