Вся жизнь моя книжная

Качать в юности бицепсы книгами Санд, которыми маменька зачитывалась, занятие неудобное, бесполезное. Некая умозрительная зависимость: чем толще книга, ощутимее будто бы эффект. Но и шире тем хват и кисти напряжение. Особо показательный роман "Консуэло". Потом-то нашёл я мешок с ручками, приспособил. И складывал "Консуэло" туда и сборника два: с "Орасом", "Наноном", "Чёртовым болотом", с "Мельником из Анжибо", "Мон Ревешем", "Ускоком".

В молодости с Шароновым в пинг-понг давай. Удобный у него столик раскладной. И видеокассеты с боевиками в роли сетки. Не было ракеток, и предложил мне он книги две на выбор: "Популярную астрономию" и "День и жизнь" Яковлева об Ильиче. Ильичём, надо сказать, добивался я успехов. Обложка тверда, а книга та мала и тонка. На обложке фотография вождя в кепке. И шутили мы ещё, что Ильич это бьёт сильно и метко, точно ледорубом по Троцкому.

Зрелый установил лежак на балконе под наклоном. И подложил с одного конца "Унесённые ветром", "Поющие в терновнике" и "Катрин". С другого — "Лекции по русской истории" Платонова и увесистую "Золотую Книгу Русской Культуры" как солнце-то воссияло и стрижи и давай сосед сектор газа крутить и вылезают уже из деревьев книги книги с тесьмою эти путеводные звёзды хрустящие переплёты судеб как же приятно иной раз прихлопнуть жирную муху вами ай.

Ловля карася на озере возле Кузембетьево в наши дни на голом энтузиазме зиждется. И на странице новеллы Акутагавы Рюноскэ "Как верил Бисэй" кладу я электронную книгу на траву и иду проверять наконец крючок. Булат позади криком раненного бизона: не наступил, мол, чуть я на книгу, дустым, твою. И вся жизнь моя книжная, описанная в строках этих, пролетает перед глазами. И вот стою я с удочкой на берегу задумчивый. Лёгкая рябь. Капли первые дождя.