Домовой по имени Сусед

«Вот как!» - чуть не вскрикнул я от удивления, наблюдая за столетним на вид дряхлым стариком, закинувшим себе за спину рюкзак с двумя крупными язями и засеменившим по лесной тропке.

- Так, это? – обернулся он. – Смотри, три пестуна у нее.

- Так, говоришь, муравьетка?

- А вот мета, - дед показал на сосну с глубокими царапинами. – Ее дело. Ванька б дал тебе под сраку, - ухмыльнулся дед.

- Ёклмн, - растерялся я. - Так иду я, дед Сёма, договорились же, - и, закинув себе на плечо неподъемную пайву с десятком язей, догоняю его.

Неудобно, конечно, что так напросился к старику на ночь. Но кто ж знал, что опасно  нынче здесь. Оказывается медведица с пестунами из глухомани пришла. Сухое лето, неурожай. Вот и пришла в низину с болотами да ручьями. Кедровой шишки с голубикой и брусникой, здесь хоть отбавляй, болота посохли, но не сильно. Грибы по их краям вон как высыпали, красноголовики с обабками как сосны тянутся к небу. Ножки у них худые и тощие.

Догнал деде Столета, так у нас в поселке его кличут. Всю свою жизнь он прохимарил, добывая живицу сосновую. Со своей бригадой построил себе здесь избы, назвав это мест хутором Язевым. Изобилует эта рыба здесь, нерестится в разливах, в болотных протоках жир нагуливает. Говорят, до пяти килограмм достигает.

А со временем химарское дело затухло, люди в поселок вернулись, как и дед Семен. А как без жены остался, сюда на лето уезжает. Как не сопротивлялись этому его сын с дочерью, но непреклонный дед – и восемьдесят семь ему нипочем. На руку силен, на ногу прыток. Детям только и остается, что гостинцы передавать ему рыбаками, самим уже под семьдесят…

А мне не трудно, погрузил в машину их гостинцы – мешок с макаронами, консервы разные, да мешок от себя картошки положил, банки с вареньем, сала с бражкой… Деду всласть, а мне в радость, погреб хоть немного освободил от старых запасов.
А пайва то тяжелая, пуда два, не меньше, плечо оттянула. Каждый язь по три килограмма, не меньше. Хорошо, что за дедом пошел, размышляю я. Сейчас рыбу в ящик выложу, солью засыплю, а то пропадет. Вон какая теплынь пришла, быстро пропадет рыба за ночь.

…Изба у деда небольшая, но, несмотря на то, что старая, как ее хозяин, ухоженная. Видно люди помогают ему, кто порог поменял, кто дверь выровнял, не скрипит, плотно и легко входит в свои створки. Да и в избе доски на полу свежие, печь без трещин, обмазана свежей глиной, на нарах доски заменили.

- Сын мой с внуком гостил, - хвастается дед. – Валька плотник знатной, в Ваньку пошел.

В котелок плотно уложил нарезанного язя, две картофелины с луковицей да морковью, залил водой и поставил его над огнем, разведенным в мангале у веранды.

Ночь, загляденье. Звездная поляна на небе и их пастушок привалился на кроны леса – огромный шар луны. Светло стало, словно серебро в воздухе растворилось и стало прозрачным, освещая кроны деревьев.

- Дед, а медведица на запах со своими пестунами не придет? – интересуюсь я.

- Не-е, сусед на пустит ее, - успокоил меня Столет. – Хотела, было дня три назад, забор надломила. Убегла.

- Убегла? – удивился я. – А кто сосед то?

- Да, домовой Хрыч. Давненько у меня поживает. Еще с тех времен. Увидишь.
«Сказочник», окрестил я деда Столета. Если б у него жил домовой, то вся округа об этом знала. А так молчок.

Уха знатная. Растолок себе в миске рыбу с овощами как дед, одно удовольствие. От браги дед не отказался, тянул ее медленно, причмокивая. Еще бы, смородиновая, прохладная, не напьешься. А градуса в ней самая малость, так для веселья. Но деда повела она, язык заплетается все больше и больше. Байку рассказывает про «свого суседа», трудно распознать некоторые слова.

- …Певак там, - махнул он в сторону избы, - миса пышла, - мотает он головой. – Ну се, думал, унесет. Была так. Миса тарый был, м-м-м певак такал у меня. Как тутак, пит там, - махнул. Все вылакал. Друзили с ним. А Семка его убил, сатуна…

И неудобно вопросы деду задавать, расспрашивать, так вроде все и понятно.

Но недолго сказка сказывалась. Уснул старик. Отнес его в избу, уложил на нары, а сам во двор направился, чтобы убрать все со стола. Медведица  уж точно учуяла запах ухи с брагой, он по всему лесу разошелся.

Убирая посуду, потянулся к тарелке с сахаром-рафинадом, и отдернул руку. Нет сахара. Как так? Целую горсть его насыпал, штук десять, а нет. Кто же его, не белка ли? Бывает же. И на земле нет.

Сложил в ведро посуду, залил ее водой из колодца. Сколько ж ему лет. Рассматриваю бревна. Уровень воды в нем высокий, полтора метра, не больше. Интересно получается.

Вымыв тарелки, убрав крошки со стола, потянулся за лампадой, да что-то громко как хрустнет за спиной. Аж присел с испугу. Мишка, что ли?

А в темноте, хоть и светлой от луны, внизу ничего не рассмотришь. Только зимой можно, когда все бело, каждый ствол дерева виден в полнолуние. А летом, только просеки видны.

- Эй, кто там? – как можно громче крикнул я и пошел к машине. Дробовик – единственная защита.

Взвел курки и замер. Тишина вроде. Пот со лба катится по щеке, по носу. Смахнул его рукавом и сделал несколько шагов к избе. Снова замер. Затушил лампаду и вздрогнул, показалось за столом человек сидит. Обернулся к нему, всматриваюсь. Вроде и он. А не медвежонок ли это? Вроде нет. Всматриваюсь, а стол пустой, никого нет. Исчез. Смотрю в сторону, и снова боковым зрением отметил кого-то за столом.

 Посмотрел на него – ни кого. Ничего ж себе. Вот так брага, вроде пустая на градус, а дала в голову, что чудики по сторонам разные кажутся.
Поводил по сторонам ружьем, а в избу идти спать боязно, как и в машину. Медведю ни что не преграда. А вот то, что нужно плотнее закрыть  мешок с рыбой, это точно. Набрался храбрости, выставив ружье вперед, сделал несколько шагов. Тишина. Еще, тишина.

Открыл багажник, запаха сильного от рыбы нет.

Вот трухнул, а. Дед Столет здесь сколько живет, и ничего, а я выдумываю себе разную всячину.

Набрался новой храбрости, пошел к избе. За столом дед сидит. Фу ты, а я думал мишка-пестун.

- Деда, что не спится? – спрашиваю я.

- Та иди спать.

- Хорошо, - киваю и иду к избе.

- Сахару оставь.

- Хорошо. - Достаю из рюкзака, висящего у двери, кулек с рафинадом, открываю его и ложу на стол. – Я пошел спать, деда.

- Иди.

Голос у Столета тоньше стал, устал старик. Может его подождать?

- Иди, спи, - говорит он.

Лег у печи, ружье повесил на гвоздь, но не разрядил его на всякий случай. Мало ли что. Дед громко храпит, но я к этому привык. Усталость развалилась по всему телу, расслабил мышцы и впадаю в дремоту. Но, тут же мысль приходит, вскакиваю: как это? Дед на улице сидит и здесь спит, храпит во всю. Поднялся, точно, дед у окна спит. А во дворе, гляжу в окно, нет ни кого за столом. Значит, привиделось. Наверное, приснилось.

Ружье снял, положил рядом с собою, посматриваю в окно.

…Дед дергает меня за плечо:

- Вставай, утро.

Смотрю, вместо подушки у меня ствол ружья. Вот так дела. Выхожу из избы, утренняя свежесть щиплет потное лицо. Плечо тянет, как и спину. Всю ночь сидя проспал, вот даю. А дед уже чай по кружкам разливает. Кулек из-под сахара по середине стола лежит, придавленный кедровой шишкой.

- Не спал? – показывает на него дед.

- Так это я же тебе ночью приносил сахар, - удивляюсь я, - ты его ночью пил. Мне говоришь иди спи.

- Не а, - улыбается дед. – То сусед был. Он ночью калаулит, чай пьет.

- Домовой?

- Спаситель мой, - кивает дед. – А то уж нынча много зверя у лесе.