Нюрка-Нюрочка

НЮРКИНА ЛЮБОВЬ

Китайский мудрец Конфуций на вопрос своих учеников - что такое смерть, ответил: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем ещё, что такое жизнь?». С тех пор прошло двадцать веков, а вопрос этот так и остаётся открытым. Все мы просто живём, не отдавая себе в этом отчёта, не задумываясь о смысле жизни.
Однако каждая жизнь похожа и не похожа на другие. Но объединяют всех живых обязательные условия жизни: преодоление - себя и разных обстоятельств, из которых и состоит наша жизнь, и любовь во всех её проявлениях. Это моё субъективное мнение, у Вас, дорогой читатель, может быть другое.
В тёплый июньский день 1945 года Нюрка Буркова, в стареньком ситцевом платьице и стоптанных сандалиях, неслась по улице, не чуя под собой ног, в сторону госпиталя, который был расположен в трёхэтажном здании её бывшей школы. Их небольшой город в Новгородской области не был разрушен бомбёжкой, не был оккупирован немцами, как Новгород и прилежащие деревни. Он оказался в стороне от стратегических военных направлений. Но и его задела своим чёрным крылом страшная война.
За последние два месяца произошло столько разных замечательных событий, и жизнь казалась Нюрке такой прекрасной, что лучше не придумаешь. Наконец-то закончилась война. Она никогда не забудет этот день. Когда знаменитый диктор Левитан объявил по радио о капитуляции Германии и поздравил всех с Победой, люди вышли на улицу, знакомые и не знакомые, обнимались и плакали, и слёзы радости смешивались с горькими слезами из-за гибели родных или близких, и горьких слёз было во много раз больше.
Её отец тоже погиб на фронте в самом начале войны, и её мама, Надежда, став вдовой с двумя детьми на руках, чуть не умерла от горя.
Нюрка - старшая, в мае ей исполнилось 16 лет, и сегодня она получила паспорт. Ей не терпелось поделиться этой радостью с мамой, которая с первых месяцев войны работает санитаркой в госпитале.
Вместе с войной ушли из города и холодная зима, и долгая неустойчивая весна, и всё плохое, что пришлось пережить в голодное и тревожное военное время. Наступило долгожданное лето и конец учебного года в педучилище, где Нюрка готовилась стать учителем начальных классов и теперь перешла на третий курс. А это значит, что она сможет помогать маме - всё лето работать помощницей вожатой в пионерлагере, взяв с собою десятилетнего братишку Кольку.
Она не обижалась, что все называют её Нюркой, тогда всех так называли - и молодых и пожилых - Нинка, Верка, Надька и т.д. Время что ли такое было?
Но самое главное событие, как считала сама Нюрка, - любовь, которая накрыла её с головой. Она никому не рассказывала об этом, но в душе её словно появилась натянутая струна, которая отзываясь на её настроение, то радостно звенела, то плакала, словно живая. Предметом её душевной привязанности был раненый солдат - Кирилл Толмачёв, красивый брюнет, двадцати шести лет от роду. Был ли на самом деле так красив Кирилл, или любящие глаза Нюрки видели то, что не замечали другие? - Это не важно.
Его доставили в госпиталь с сильной контузией и осколками в спине 10 месяцев назад. Осколки удалили, раны залечили, но с контузией было всё не так просто. Кирилл ослеп. Его большие карие глаза были широко открыты, поэтому с трудом верилось, что он ничего не видит, хотя, если приглядеться - взгляд этот был бездумный и ничего не выражающий. Речь его восстанавливалась с большим трудом - он говорил, растягивая слова и заикаясь. Но спустя 8 месяцев Кирилл стал говорить намного лучше. В то время он очень надеялся, что и зрение у него восстановится. А тут и война закончилась, и он радовался вместе со всеми:
- Как только вылечусь, поеду в Ленинград, и начну разыскивать маму. - Думал Кирилл.
Его перевели в общую палату для выздоравливающих пациентов. Здесь его и увидела Нюрка. Но надежды Кирилла не оправдались - зрение к нему так и не вернулось. Он тяжело переживал своё увечье - целыми днями лежал, отвернувшись к стене, не желая ни с кем общаться, отказывался от еды, считая, что жизнь его всё равно кончена. Кому он нужен - слепой инвалид?
Были в госпитале ребята и в гораздо худшем положении, но у многих из них хватало оптимизма и здравого смысла принять жизнь такой, какая им выпала, особенно, если у них были родственники, которые ждали их домой. Кирилл же, потеряв связь с матерью - единственным родным человеком, лишился точки опоры, а точка опоры для человека - как корни для растения. Мама всегда решала все его проблемы. Он был уверен - решила бы и эту, но жива ли она и где находится, он не знал, и теперь вряд ли узнает. Слепой, пребывающий в постоянной темноте, и один на белом свете - это добивало его, и некому было его утешить, поддержать. Он совсем пал духом, и в душе его было так же темно, как и вокруг него.
К Кириллу у Нюрки было особое отношение - она влюбилась в него с первого взгляда со всем пылом безоглядной первой любви. Она знала только его имя и фамилию. Больше Нюрка ничего не знала о нём - кто он, откуда родом, кем работал, сколько ему лет и т.д. Просто, он был не такой, как все. Что-то особенное было во всём его облике - посадка головы, осанка, голос, непривычно вежливое обращение. Она обратила внимание и на его красивые руки с длинными пальцами. Внешний вид избранника, в 16 лет, имеет решающее значение. А Кирилла даже серая больничная пижама совсем не портила.
Она переживала, что он потерял веру в себя, но не знала, как ему помочь.
Нюрка приходила в госпиталь в выходные дни. Она была там своим человеком, знала по имени многих раненых. Помогая маме, которая к концу смены совсем выбивалась из сил, Нюрка мыла шваброй обширные коридоры своей бывшей школы. Или под диктовку писала письма родным от раненых, лишённых такой возможности. Иногда она пела для лежачих больных популярные песни того времени - «Синенький скромный платочек», «Тёмная ночь», «Наш уголок нам никогда не тесен» и другие. Она знала много песен. У Нюрки был очень приятный голос, хороший слух и задушевная манера исполнения, да и пела она преимущественно для своего избранника, хотя он, как будто, не проявлял к этому никакого интереса. Однажды, это было после Дня победы, числа 20 мая 1945 года, Нюрка решилась, подошла к его кровати и тихо спросила:
- А Вы не хотите написать письмо родным? Я Вам помогу. Меня зовут Нюра Буркова.
Её приятный негромкий голос тронул Кирилла. Он помолчал, а потом так же тихо ответил:
- Я не знаю, где сейчас живёт моя мама, да и жива ли она ещё. До войны мы с ней жили в Ленинграде. Во время блокады связь наша прервалась. Потом я случайно узнал, что всех выживших блокадников перевезли куда-то на Урал. Она, если и выжила, наверняка была в тяжёлом состоянии, как и все, кто там был. Потом я попал в боевую мясорубку, и там было не до писем. А теперь тем более - мне некуда писать. Я знаю точно, если бы мама была жива, она обязательно уже разыскала бы меня. - Он помолчал, пытаясь сдержать слёзы, потом попросил:
- Спойте мне что-нибудь.
Так завязалась их дружба. Раненые негромко говорили между собой:
- Ты гляди, девчонка-то, разговорила Кирюху. Ни с кем разговаривать не хотел, а с ней - гляди… Видно, душа у неё особая, чуткая и добрая, что он доверился ей.
Когда Нюрка в следующее воскресенье пришла в госпиталь, Кирилл сказал:
- Дайте мне Вашу руку. Сколько Вам лет?
- 25 мая мне исполнилось 16.
- Можно я «посмотрю» на Вас?
Нюрка кивнула головой, забыв, что он не может этого видеть. Он осторожно обследовал её лицо и косички с бантиками кончиками пальцев. У неё мороз побежал по коже, и, смущённая, Нюрка не знала, что и сказать. Он тоже молчал. Потом тихо сказал:
- Пожалела бедного дяденьку, девочка? Добрая ты, душевная. На, таких, как ты, все и выезжают. Но тут уж ничего не изменишь. Хорошо с тобой, приходи почаще. Расскажи мне о себе, а потом, может, и я тебе что-нибудь расскажу. Ты в школе учишься?
- Нет, в педучилище, через год я стану учительницей начальных классов. А потом, может быть, поступлю в институт, если ума хватит.
- На это много ума не надо, просто позанимайся на совесть и сдай вступительные экзамены, а дальше пойдёт как по маслу, так что дерзай, а я буду за тебя болеть. - Вроде ничего особенного он не сказал, но она летела домой, перебирая в памяти каждое слово, сказанное им, как бесценное. Она гордилась тем, что взрослый парень, побывавший на фронте, такой необычный, разговаривает с ней на равных. А ещё, это был парень, при одном взгляде на которого, у неё замирало сердце.
Чаще приходить она не могла, хотя готова была и вовсе не уходить из госпиталя, чтобы быть с ним всегда рядом. Он рассказал, что до войны был музыкантом, окончил консерваторию. Играл в оркестре на скрипке, но потом с горечью добавил:
- Да что об этом говорить, всё это теперь в прошлом. Вся моя жизнь осталась в прошлом. А в настоящем - одна ты у меня, добрая девочка. Нюрочка, раз мы с тобой друзья, называй меня тоже на «ты». Так будет теплее, да и я ещё не пожилой, мне в апреле исполнилось 26 лет.
Кирилл рассказывал Нюрке о великих композиторах, о скрипичных мастерах Амати и Гварнери. Это было открытием для неё. Она и сама много читала, но, в основном, романы о приключениях и красивой любви. Никогда раньше не интересовалась она классической музыкой, она о ней просто никогда и не слышала, а если слышала, то пропускала мимо ушей. Не доросла она ещё до таких высоких сфер. Все окружающие её люди пели народные песни, частушки или песни из кинофильмов. Единственными источниками информации для Нюрки были: чёрная тарелка радио на стене, которая хрипло вещала непонятно что, и газета на политинформации в комсомольской ячейке.
Но однажды ей пришлось испытать настоящее потрясение.
В их город приехал на гастроли камерный оркестр из Москвы. Музыканты согласились выступить с небольшой программой в госпитале - для выздоравливающих пациентов. Это был выходной день, поэтому Нюрка сама привела Кирилла в коридор, где были расставлены стулья, и посадила рядом с собой, держа его за руку. Кирилл очень волновался и с нетерпением ждал начала концерта. Он хмурил свои красивые брови, и прислушивался к знакомым звукам, предшествующим началу концерта.
 Когда оркестр заиграл, у Кирилла выступили слёзы, и он сильно сжал Нюркину руку. В конце программы он прошептал ей:
- Нюрочка, скажи им, что я музыкант, пусть они дадут мне подержать скрипку.
Она тут же подошла к дирижёру и передала ему просьбу слепого друга.
Когда Нюрка подвела к дирижёру Кирилла, у того от волнения дрожали руки. Они коротко переговорили, и дирижёр вложил в руки Кирилла скрипку и смычок, попросив зрителей не расходиться.
И тут произошло чудо. Скрипка в руках Кирилла словно ожила. Она плакала и смеялась. Он играл с таким упоением, что зрители замерли в восхищении. Когда скрипка умолкла, наступила тишина, а потом все дружно захлопали, особенно сами музыканты. А дирижёр сказал Кириллу:
- У Вас большое будущее и зрение здесь ни при чём. Желаю Вам творческих успехов.
Нюрка была потрясена. Она впервые в жизни услышала настоящую музыку, да ещё «вживую». Дома не было ни патефона, ни радиоприёмника, а о телевизоре в народе тогда и не слышали. А то, как играл Кирилл, она не могла даже представить. Что-то в душе её плакало и смеялось вместе с его скрипкой. Ещё в школе она прочитала рассказ Короленко «Слепой музыкант», и плакала над ним. Но это в книжке, а не в жизни. А теперь и у неё есть настоящий слепой музыкант, и она готова была посвятить ему всю свою жизнь.
С этого дня и Кирилл ожил. Он начал есть, лечиться, и согласился выходить на прогулку. Они с Нюркой подолгу сидели на скамейке, молча наслаждаясь, солнышком и запахом молодой листвы, слушали деловитый щебет воробьёв и синичек. Теперь Нюрка не радовалась поездке в пионерский лагерь на всё лето. Она разрывалась между любовью к Кирюше и дочерним долгом помогать матери.
Нюрка помогала матери как могла. Когда началась война, ей сравнялось 12 лет, а Колька пошёл в первый класс. 7 лет ему исполнилось только в декабре, но в 1 классе был недобор, и Кольку приняли. Только потом Надежда поняла, что зря поторопилась, и отдала Кольку в школу так рано. Утром её дети вместе шли в школу, на большой перемене они съедали то, что Нюра приносила из дома, запивая жидким чаем из буфета. Чаще всего это были драники из не чищеной картошки, пожаренные на рыбьем жире. Картошку приходилось экономить, до нового урожая было ещё далеко. Колька часто болел, и к концу учебного года Надежду вызвали в школу, и предложили оставить его на второй год в 1 классе, надеясь, что он окрепнет за лето, и будет справляться со школьной программой. Надежда согласилась.
Они жили в частном доме, но дом без хозяина - сирота. Не сладко им жилось, что и говорить, но было много людей в их городе, которым жилось намного хуже.
Окончив 7 классов, Нюрка поступила в педучилище. Надо было быстрее получить профессию, чтобы помогать маме. Выбор был невелик - ФЗУ, строительный техникум или педучилище.
Она взяла на себя часть забот о братишке - присматривала за ним, помогала делать уроки, отводила его в школу, кормила его, когда мамы не было дома. Когда та уходила на работу в ночную смену, Нюрка с Колькой оставались дома одни.
О своей первой любви матери рассказывают в последнюю очередь, но Надежда и сама не слепая. Да и медсёстры всё замечали и держали её в курсе. Надежда и посоветовала дочери:
- Надо написать соседям Кирилла, может они знают, где живёт сейчас его мать?
Так они с Кирюшей и сделали. И через пару недель получили ответ - дом, где они жили, к счастью, не разбомбили, но квартира стоит пустая - всё, что могло гореть, сожгли в буржуйке в блокадную зиму. А мать Кирилла живёт в Свердловске и является депутатом горсовета. Она тоже разыскивает сына и прислала соседям, на всякий случай, свой адрес. Эта новость окрылила Кирилла. Нюрка под его диктовку написала письмо матери, Аделаиде Петровне Толмачёвой. А потом сказала Кирюше:
- Завтра я уезжаю на работу в пионерлагерь на всё лето. Не знаю, как ты будешь здесь без меня, кто будет водить тебя на прогулку, да и я, буду скучать по тебе. - В её голосе послышались слёзы. Кирилл хорошо понимал, что творится в душе у девочки - 26 лет не 16. Он, взяв Нюрку за руку, посадил её рядом, погладил по голове:
- Не расстраивайся, Нюрочка, всё будет хорошо. Ты такая добрая, я тоже к тебе привязался, и буду скучать. Я тебе так благодарен за то, что ты для меня сделала, ты вернула мне надежду и желание жить. А, гулять я буду с соседями по палате. После того концерта все стали проявлять ко мне внимание и заботу. А я буду ждать твоего возвращения, - и он поцеловал её руку. Нюрка сдержала слёзы, палата - бывший класс, так что, они были не одни, попрощалась и вышла, глотая слёзы. Нюрка была переполнена нежностью к Кириллу, будь её воля, она никогда не рассталась бы с ним, и водила бы его за руку всю свою жизнь, ухаживая за ним, как за ребёнком.
На другой день Нюрка с братом уехала в пионерский лагерь на работу. Душа её разрывалась от тоски и горя. Она, наконец, осознала, что помогая Кириллу отыскать мать, она своими руками может лишить себя, своего любимого.
Нюрка не была красавицей. Внешность её ещё не совсем сформировалась. Рослая белобрысая девчонка с тонкими косичками, завязанными колечками за ушами. Курносая, круглолицая, с серыми глазами под светлыми бровями. Улыбка, правда, у неё была добрая и зубки ровные и белые. Косметикой в то время девочки её возраста не пользовались совсем, да и косметики - то тогда не было никакой, кроме помады, чёрного карандаша для бровей и пудры грубого помола в картонной коробочке. Нюрка размышляла:
- Аделаида Петровна! Ну и имечко! Да ещё депутат горсовета. Кирюша-то слепой и не видит, что я такая нескладная и некрасивая, а мать у него зрячая, вряд ли я ей понравлюсь. Не пара я ему. Увезёт она от меня моего любимого Кирюшеньку, и не увижу я его больше никогда.
И она, безутешная, заливалась слезами, не видя выхода из этого тупика.
Вожатая Ася, двадцатипятилетняя студентка пединститута, видя её состояние, разговорила Нюрку, и та всё ей рассказала.
- Ну, и чего же ты, так убиваешься, глупенькая. Ты же не видела его мать, может всё будет хорошо. И потом, ты же не знаешь, любит ли тебя Кирилл! Он же тебе не говорил об этом? Скорее всего, он относится к тебе не как к невесте, а как к молоденькой девчушке - тебе только 16, а ему 26. Тебе надо ещё учиться, а ему лечиться. А, может, у него есть жена или невеста, кто знает?
- Про невесту не знаю, а жены точно нет - Кирюша говорил только о матери.
- Успокойся, Нюра. Вот будет пересменка, и съездишь на денёк в город на продуктовой машине, повидаешься с Кириллом.
Этот разговор немного успокоил Нюрку, и она стала ждать окончания первой смены, чтобы во время перерыва между сменами съездить домой, повидать маму и Кирилла. Наконец, это время пришло. Нюрка приехала в город.
Мама, увидев её, тревожно спросила:
- Что с тобой, доченька, случилось чего? Ты такая взбудораженная! А я-то тебя и не ждала.
- Да нет, мама, всё в порядке - Колька здоров, хлеб ест за двоих, подрос, загорел - и она посмотрела на мать, а та разглядела в глазах дочери не высказанный вопрос, и сказала:
- С твоим подопечным всё нормально. Приезжала его мать, фифа в шляпке. Вела себя, как прокурор на суде. Хотела забрать Кирюшу, да врач отсоветовал. Сказал, что курс лечения не окончен, и везти больного сейчас нельзя, может случиться осложнение. Обещал, что сообщит ей, когда можно будет Кирюшу забрать. А мать его на всех смотрела свысока, не приведи, Господь, такую свекровку - живьём съест, если вообще до ЗАГСа допустит. Она для своего чада «прынцессу» найдёт. Так что, доченька, «не с нашим свиным рылом, да в калашный ряд». Руби дерево по плечу, а то надорвёшься. Тебе ли горевать! Когда у тебя вся жизнь впереди!
Нюрка ничего не ответила, но с облегчением вздохнула - Кирюша ещё здесь, и уедет не скоро, хоть и поняла, что её опасения относительно его матери - были не напрасны. Наскоро перекусив, она помчалась в госпиталь. Тихо подойдя к кровати, она стояла, и, молча смотрела на Кирилла:
- Какой же он красивый! Мне всё в нём нравится, как же я буду жить без него! - Нюрка не замечала, что он худой, наголо стриженный, в застиранной, и слишком широкой для него, пижаме. Правда, есть люди, на которых и телогрейка смотрится, как смокинг. Кирилл почувствовал присутствие Нюрки по её взволнованному дыханию:
- Нюрочка, это ты? Приехала, наконец. Ну, рассказывай, как тебе понравилась твоя работа. Меня вспомнила хоть разок? Наверно, и думать забыла, про своего инвалида?
Нюра стояла, молча, боясь расплакаться на глазах у всех. Она с трудом справилась с волнением и тихо спросила:
- К тебе приезжала мать?
- Да, представляешь! Примчалась, как только получила твоё письмо. Какая же ты умница! И ты знаешь, что сказала мне мама? Она проконсультировалась у глазных врачей в Свердловске, и они в один голос заявили, что, возможно, из-за контузии образовалась опухоль, которая давит на зрительный центр мозга. Если эту опухоль убрать, я снова буду зрячим. Это только предположение, соломинка, за которую я пытаюсь держаться, но я не хочу думать ни о чём другом. Такие операции делают пока далеко не везде. Возможно, нам придётся вернуться в Ленинград, там у нас есть квартира, хоть и пустая, а у мамы много знакомых, которые нам помогут. Но, пока я окончательно не поправлюсь, операцию делать нельзя. Так, что я тебе ещё надоем, пока не уеду. - Весело заключил он.
Побыв ещё немного около Кирилла, Нюрка побежала на оптовый склад, там загружали продукты для второй смены лагеря. С этой машиной она и вернулась в пионерлагерь. Колька уже стоял у ворот - ждал её и гостинца от матери. Получив малюсенький кулёчек с конфетками-красными, словно атласными, подушечками, он спросил:
- А когда мамка приедет?
- В первое же воскресенье, когда приедут родители. - А про себя подумала:
- Какой же он всё-таки ещё ребёнок. По мамке скучает, чуть не плачет, а ему ведь уже 10 лет.
Нюрка обняла братишку, чмокнула его в макушку и легонько подтолкнула его к вожатой. Вожатая Ася уже поджидала Нюрку. Им надо было подготовить помещение для второй смены ребятишек их отряда.
Пионерский лагерь того времени сильно отличался от тех, что появились, лет 15 спустя. Дети жили в бараках, спали на деревянных раскладушках, обтянутых парусиной, которая быстро теряла свою упругость и провисала чуть не до пола. Подушек хватало не всем, а матрасы, набитые клочковатой ватой, пропахли детской мочой. Старые застиранные простынки и серые байковые одеяльца дополняли картину. Но, набегавшись за день, и наевшись хлеба, которого дома не все дети той поры ели досыта, пионеры падали на свои раскладушки, принимая самые немыслимые позы, устраиваясь поудобнее, и засыпали крепким сном.
Ася с Нюрой перемыли полы, застелили раскладушки, заделали марлей окна от комаров. В игровой комнате расставили шашки и шахматы. Разложили на полочке книжки. Это было всё, чем можно было занять детей в непогоду. Впрочем, лето было в разгаре, дождей было мало и все они были грибными. Так что, дети могли весь день проводить на улице. Ася с Нюрой водили их в лес, который просматривался насквозь, за земляникой. В поле, заросшем ромашками, плели венки. Купались в речке с пиявками в заводях, с илистым дном и белыми кувшинками на воде. Готовили концерты для родителей, которые приезжали каждое воскресенье. Вместе с физруком проводили спортивные соревнования. Пели песни у костра, инсценировали русские народные сказки.
Директор пионерлагеря, Семён Никитович - был смуглым высоким и плотным мужчиной с резкими чертами лица. Чёрные глаза, чуть на выкате, крупные зубы вечно приоткрытого рта из-за одышки - дыхание его звучало, как придушенное всхлипывание - нагоняли страх на детей. Он казался им великаном-людоедом, как в сказке, про кота в сапогах. На самом деле он был добрым человеком и делал всё, что мог, чтобы сделать жизнь детей в пионерлагере сытой и интересной. Обманчив бывает внешний вид человека.
День у Нюрки был занят под завязку. Но с вечера, когда дети засыпали, тоска по Кириллу не давала уснуть. Она выходила из барака, где жила вместе с детьми и Асей, садилась на скамейку, и замирала.
Время для неё сводилось только к текущему моменту. Вчера было похоже на сегодня и завтра, и тянулось, как старая резина. А Нюрка подгоняла время, стремясь быть поближе к Кирюше, видеть его, слышать его приятный голос. Она болела им, и выздоравливать не желала. Как невозможно бывает убежать от нахлынувших чувств. И как трудно смириться с неизбежностью, если считаешь её несправедливой.
Розоватая полоса на горизонте возвещала о конце дня. На прозрачно-синем небе зажглись первые вечерние звёзды. Луна медленно всплыла над землёй, и чуть затмила блеск этих звёзд. Когда звёзды осыпали весь тёмный свод небес, тишина опустилась на спящий лагерь. Ветерок слегка шевелил высокую траву, где-то запел сверчок. Из барака вышла Ася, присела рядом, и тихо заговорила:
- Спят наши сорванцы. А ты всё скучаешь, подруга?
- Да я уже поняла, что мне надо смириться с неизбежностью - Аделаиду Петровну мне не одолеть. Но душа моя всё равно рвётся к нему. Он мой единственный. И что бы со мной не случилось в жизни, Кирюша останется единственной любовью в моей жизни. Я вот думаю, родить бы ребёночка от него, такого же умного и талантливого, и посвятить ему всю свою жизнь, как ты думаешь? Но я же никогда не смогу даже намекнуть ему об этом.
- Вот и хорошо, что не сможешь. Родишь ты ребёночка, и повесишь его на свою маму, а ей и вас двоих хватает на её зарплату и мизерное пособие за потерю кормильца. Ты помогла ему, и пусть это греет твою душу, а остальное выброси из головы, и живи дальше. Люди в эту страшную войну всё теряли, а потом начинали снова строить всё сначала, думая о насущных проблемах - так мы все устроены. Тебе сейчас 16, а через 2-3 года, ты уже по-другому будешь смотреть на жизнь.
Они замолчали, думая каждая о своём. Нюра не поверила подруге, что она будет смотреть на жизнь по-другому: - Этого просто не может быть. - Подумала она.
С речки начал подниматься туман. А на белёсых крыльях тумана парила ночь, скрадывая все звуки. Свет электрических лампочек на летней кухне и туалете, проступающий из тумана, был похож на глаза хищных зверей в дикой глуши. А там, куда этот свет не проникал, царила кромешная тьма. Ночная прохлада заставила девушек, зябко поводя плечами, отправиться спать.
Нюрка приехала домой 15 августа. Помылась, переоделась, что-то перекусила на ходу, и помчалась в госпиталь. Она взлетела на третий этаж, даже не заметив ступенек. В палате все спали. Нюрка тихо прошла к кровати Кирюши и остановилась. Непонятно было, спит он или нет. Он не спал, нашёл её руку и посадил рядом с собой. Она прошептала:
- Как ты узнал, что это я?
- Я смогу отличить тебя среди многих других. Я чувствую тебя, потому, что мы с тобой на одной волне. - Также шёпотом, ответил Кирюша. Потом добавил: - Я ждал тебя.
- Я тоже скучала по тебе, ты самое дорогое, что есть в моей жизни. - Неожиданно для самой себя, прошептала Нюрка. - Я знаю, мы скоро расстанемся, но я всё равно буду любить тебя всегда.
- Да, я знаю это, спасибо тебе, добрая моя. Да, мы скоро расстанемся, врач сообщил мне, что через две недели меня выпишут, и мама увезёт меня к себе в Свердловск. Мне предстоят ещё трудные дни - операция, быть может, и не одна, долгое лечение и восстановление. Я не знаю, сколько времени это продлится. Но когда я приду в норму, обещаю тебе, я напишу тебе, и ты приедешь ко мне повидаться. Ты представляешь? Я тебя даже не узнаю, ведь я ни разу не видел тебя. Я знаю только твой голос и улавливаю твоё присутствие, но и это тоже не мало. Постарайся эти две недели приходить сюда каждый день, хорошо?
- Я буду приходить.
- А когда приедет моя мама, я познакомлю вас, я ей о тебе рассказывал.
- Хорошо.
Две недели пролетели мигом. Нюра встретилась с Аделаидой Петровной, и они друг другу не понравились. Кирилл почувствовал это, и сказал матери:
- Мама, я так благодарен Нюре за её доброту и участие.
Она кивнула головой, и показала Нюрке на дверь палаты. Нюрка поняла и вышла. Следом за ней вышла и мать Кирилла. Под её цепким взглядом Нюрка поёжилась.
- Я хочу отблагодарить тебя за заботу о моём сыне. - И она протянула Нюрке деньги.
- Мне хватило бы и простого «Спасибо», но только от души. А деньги оставьте себе.
- Как хочешь, милочка! Если ты рассчитывала на моего сына, то напрасно. У него другая дорога. А тебе, для начала, неплохо было бы освоить грамматику и писать без ошибок.
Нюрка повернулась и пошла своей дорогой.
- И эта отповедь вместо благодарности?! Может быть, я и наделала ошибок, когда писала ей письмо, но разве это главное?! - Рыдания душили её, не давая дышать. Самое обидное было то, что эта женщина сказала правду - она действительно надеялась на чудо, не желая расставаться с Кирюшей навсегда. А пришлось…
Нюрка не видела, как увозили Кирюшу, не попрощалась с ним, и была безутешна. Теперь она не ждала от жизни ничего хорошего и углубилась в учёбу.
 
НАДЕЖДА

Когда Надежда получила на мужа похоронку, то думала, что жизнь её кончилась. Она никак не могла поверить, что больше никогда не увидит своего Мишаню. Многие тогда получали похоронки, смерть косила всех без разбора, но Надя была уверена, что с её Мишей ничего такого случиться не может, ведь у них дети и они очень любят друг друга. И вот, случилось. Эта похоронка чуть не убила её саму.
Они прожили вместе почти 15 лет. Всякое бывало в их жизни - и ссоры, и драки. Они люди простые, и не умели сдерживать свои эмоции, оба были вспыльчивыми, а орать друг на друга было привычно для них с самого детства - так жили и их родители. Но размолвки были не долгими, происходило бурное примирение с объятьями, поцелуями и раскаянием, обещаниями больше никогда… и ни за что… и жизнь продолжалась.
Они поженились в 1926 году. Закончились первая мировая война, на которой воевали их отцы и Мишина мать, Фрося-пулемётчица, революция, иностранная интервенция, гражданская война. Сглаживалась послевоенная разруха. Жить было по-прежнему трудно, но легко наша страна никогда и не жила. Тотальные репрессии, их семей не коснулись - ни тогда, ни потом. Они слышали о них, краем уха, но не придавали этому значения - они свято верили всему, о чём говорили по радио и писали в газетах.
Зато наступил мир. В 1926 году им было по 16 лет, но они считали себя вполне взрослыми - тем более что ранний брак тогда был не в диковинку - время было такое. Они торопились жить, как будто чувствовали, что мир этот, ненадолго. Их родители не возражали - они были вполне современные люди. В то время и регистрация брака и развод были парой пустяков - взяли паспорта, забежали в ЗАГС, 10 минут, и вы женаты. То же самое и с разводом. Так что, не поживётся молодым - разбегутся, рассудили их родители, лучше пусть сын женится, чем свяжется с кем не надо - по глупости. А тогда это запросто могло быть - в народе, особенно среди молодёжи, пышным цветом расцвела тюремная романтика.
Родители Миши жили в перенаселённой коммуналке, зато у семьи Нади от бабушки остался вполне приличный дом на окраине города. Там и поселились молодые Бурковы вместе с родителями Надежды.
Первых, два года, о ребёнке они не думали - вместе ходили на танцы, в кинематограф. Вели себя, как жених с невестой. Точнее, как любовники - и это было интересно. Но родители стали донимать, что хотят внуков, что хватит по танцам бегать: «Так, гляди, помрёшь и внуков не понянчишь». Тогда в 1929 году молодые родили дочку Нюрку. Время бежало без остановки. Надежда окончила курсы машинописи, и работала машинисткой. Михаил выучился на шофёра, и работал на заводе. Брак оказался на удивление прочным - молодые по-настоящему любили друг друга, хотя частенько «сталкивались лбами», в основном, из-за ревности. В декабре 1935 года Надя родила сына Кольку. Она тогда сказала мужу:
- Это тебе, Мишаня, подарок к Новому году.
- Спасибо, роднуля! А у меня для тебя тоже есть подарок. Закрой глаза.
И он надел жене на шею кулон - овальную капельку из гранёного хрусталя на позолоченной цепочке. Надя редко надевала этот кулон - берегла, и хранила его в красивой коробочке.
Жили, как все в то время, растили детей. Работа машинисткой очень нравилась Надежде. Они с Мишей и, с помощью родителей, купили даже собственную печатную машинку, чтобы зарабатывать, даже, находясь в декретном отпуске. Надежда и Нюру научила печатать, когда та пошла в пятый класс. Печатала Нюра довольно бегло, но пока с ошибками.
Не успели, как следует обжиться - грянула война. Отцу Нади в 1941 году было 56 лет, но он, как старый коммунист, записался в труд. Армию. Он рыл окопы у Новгорода и погиб в августе 1941 года, при бомбёжке оборонительных сооружений. Мать недолго его пережила - она умерла от сердечного приступа. А в феврале 1942 года Надя получила похоронку на мужа:
«Ваш муж, Бурков Михаил Николаевич, 1910 года рождения, погиб смертью храбрых, в бою под городом Москва, в результате вражеского артобстрела, 10 февраля 1942 года. Похоронен в братской могиле у деревни Капустино Московской области». Надежда перечитала похоронку несколько раз, прежде чем смысл сообщения дошёл до её сознания.
Пережить сразу столько горя Надежда была не в силах. Она забывала ходить на работу, перестала за собой следить. Она бы стала пить, если бы у неё были деньги, но откуда им было взяться? Надя изводила себя думами об ушедших родных, и даже дети не могли выдернуть её из глубокого омута тоски, как из вязкой трясины. Она стала походить на худенького подростка.
В этот период семью спасала Нюрка. Она взяла на себя заботу о Кольке и матери: топила печку, носила воду, варила картошку, через день, ходила в очередь за хлебом вместе с Колькой, чтобы им дали буханку хлеба и калач. Приходилось будить Кольку рано утром. Он никак не хотел вставать, цеплялся за подушку, натягивал на себя одеяло. Нюрка стаскивала его с кровати, быстро одевала, укутывала потеплее - даже и в марте было ещё холодно, и тащила братишку за руку до магазина. Он канючил всю дорогу, но она уговаривала его:
- Не капризничай, Колька, ты уже большой. Я тоже хочу спать, но кто же купит нам хлеба, если мы не пойдём в магазин? Наша мама болеет, её надо кормить, а то она умрёт от голода. Тогда мы с тобой будем сиротами, и нас отправят в детдом.
- Я не хочу в детдом, я хочу с мамкой.
- Ну, так иди сам, мне тебя тащить тяжело. Завтра не пойдём, и ты поспишь. - Так и ходили они, тянули эту не детскую лямку, пока были деньги, но их оставалось совсем мало.
 Тогда Нюрка пошла на другой конец города к бабушке Фросе Бурковой. Но та мало чем могла помочь невестке и внукам. Однако она пришла к ним, несмотря на больные ноги и одышку, и, взялась за невестку. Фрося не стала жалеть её, и оплакивать сына вместе с ней, а отчитала «под первый номер»:
- Ты чего это лежишь, будто нет у тебя детей? Ты забыла, что идёт война, и не одна ты оплакиваешь своих родных? Твой муж - мой сын, и он отдал свою жизнь не для того, чтобы его дети погибли от голода и холода. Ты себя не жалей, пожалей других. Сейчас многие молодые женщины идут на фронт, чтобы заменить своих погибших мужей, и бить фашистов до полной победы, как и мы когда-то. Но у тебя дети, и ты должна их сохранить. Ты знаешь, что Нюркину школу закрыли, и оборудовали там госпиталь? Детей временно перевели в мужскую школу. Перестань страдать и иди работать в госпиталь, хотя бы санитаркой, там для тебя теперь будет линия фронта. Сейчас не время стучать на машинке. Вот там и увидишь, что многим людям гораздо хуже, чем тебе, и это поможет тебе пережить твоё горе, каким бы безмерным оно не было. - Потом она обняла Надежду и добавила: - Я на тебя надеюсь, доченька. У нас с дедом кроме тебя и внуков никого не осталось.
Вот так Фрося-пулемётчица вернула невестку к жизни.
Свекровь была права. Надежда устроилась в госпиталь санитаркой. Чего только она там не повидала. Поначалу она пролила немало слёз, жалея искалеченных страдальцев, молоденьких солдатиков, которые в бреду звали маму, а потом хватали её за руку и просили:
- Тётя Надя, посидите со мной, мне рядом с Вами не так больно.
Ей было очень трудно и физически, она не привыкла к такой нагрузке. Весь день на ногах, не разгибая спины. Особенно изнурительными были ночные смены. А эти тяжёлые и застоявшиеся запахи хлорки, карболки, гниющих ран и т.д., которые пропитали даже стены госпиталя.
Постепенно она привыкла ко всему - то, что становится постоянным и обыденным, уже не так затрагивает душу и тренирует тело.
Домашнее хозяйство вели родители. Дрова для печки заготавливал Миша. Огород тоже был на родителях. А теперь всё это свалилось на них с Нюркой. Надя была благодарна дочке - она была незаменимой помощницей и опорой своей матери - у неё оказался сильный характер, а душа добрая - этим она очень походила на своего отца и бабушку Фросю. Но, по большому счёту, Нюрка была всего лишь подростком, и ей было очень нелегко делить тяготы военного времени с матерью. Так и пережили они эту ужасную войну, и дождались Победы.
Но легче жить не стало. Не было у них кормильца, добытчика и хозяина в доме, правда, не у них одних. На родителей Миши надеяться не приходилось - старики постоянно болели, их подкосила смерть единственного сына, хотя и они, изредка, помогали.
Надежда переживала за Нюрку, когда поняла, что дочку осенила первая любовь. Видела, что из этого ничего не получится, но не мешала ей самой это понять. Её дочь была не по годам самостоятельная и толковая, а Наде был всего 31 год, и она не забыла себя, в Нюрином возрасте, и свою любовь к Мише. Хотя здесь была совсем другая ситуация.
Посылая Нюрку на работу в пионерлагерь на всё лето, она надеялась, что расставание снизит накал Нюркиной любви к взрослому парню. Ей казалось, что он играет с Нюркой, как кошка с мышкой, от скуки. Другие выздоравливающие раненые читали книжки, играли в карты, в шашки или шахматы, глазели на улицу, сидя на окнах, и задирая проходящих мимо женщин. Некоторые из раненых «крутили любовь» в парке у школы с местными девчонками. Кирилл был лишён этих радостей из-за своей слепоты.
Однако любовь Нюрки к Кириллу не только не угасла в разлуке, а стала ещё сильней.
Когда Кирилл уехал, Нюрка перестала ходить в госпиталь. Ей было больно видеть всё, что напоминало о Кирюше. Она скрывала от всех свои слёзы и тоску, а Надежда подумала, что Нюрка смирилась с неизбежным. Да и учёба на последнем курсе требовала серьёзного отношения.
Приближалась весна - пора посадки картошки и овощей. Что ни говори, а огород - кормилец, но он требует заботы и ухода. На огороде они работали втроём - их маленький мужичок Колька тоже старался помогать. Потом надо будет как-то заготовить дрова на зиму. Для этого Надя откладывала деньги по чуть-чуть уже несколько месяцев.

АННА МИХАЙЛОВНА
 
Когда уехал Кирюша, Нюрка решила, что будет ждать от него письма, как он и обещал - а что ей оставалось делать? Она не верила, что рассталась с ним навсегда, это было несправедливо и с этим невозможно было смириться. Нужно просто набраться терпения и подождать, пока Кирилл вылечится и позовёт её. А пока насущные проблемы не давали ей расслабляться.
Приближался новый 1946 год. Нюрка смотрела на своего худенького и бледного, как былинка, братишку, и жалость к нему заполняла её душу. Она решила порадовать братишку и устроить ему настоящий Новый год. Она сказала об этом матери. Завхоз госпиталя поехал в лес за ёлкой, и Надежда попросила его привезти ей хоть совсем маленькую ёлочку для сынишки. Он привёз, добрый человек, да ещё и крестовинку для ёлочки сработал. Они с Нюркой поставили ёлку на тумбочку, достали ещё довоенные игрушки, которые пролежали в коробке всю войну, и стали все вместе наряжать эту ёлочку. Нашлась даже старинная гирлянда со времён детства самой Надежды. Все трое были в восторге. Они, перебирая и рассматривая игрушки, развешивали их.
В обряде украшения ёлки есть что-то магическое, а в то непростое время - тем более. И Надя, и дети, испытывали волнение и радость, глядя, какой красавицей становится ёлочка, рутина их бытия отступила, хоть на короткое время. Только сейчас они осознали, что война кончилась, и мирная жизнь снова вернулась к ним.
Колька родился в конце декабря и мама с Нюркой обещали ему сюрприз, совместив оба праздника. Надежда вспомнила, что где-то на чердаке лежат её коньки, которые надо привязывать на валенки. Это и был сюрприз для Кольки. Нюрка перерыла весь чердак, замёрзла там так, что нос посинел, и озябли руки, но коньки она нашла, отмыла их, протёрла, приготовила верёвочки и палочки, с помощью которых коньки прикручиваются к валенкам.
Надежда отоварила карточки, и к празднику напекла маленьких пирожков с капустой и с картошкой, сварила компот из смородины, которую она припасла ещё с осени. В общем, получился пир горой. Кольке исполнилось 11 лет, он учился в 5 классе, но, в отличие от сестры, когда она была в этом же возрасте, был совсем ребёнком. С утра он всем надоедал, когда же они сядут за стол. Когда они сели обедать, Кольке кусок в горло не лез, так не терпелось ему получить свой сюрприз, а до вечера было ещё так далеко.
- Ну, чего тянуть-то! День рождения давно прошёл! А этот Новый год, устанешь ждать! - Пришлось отступить от правил, и вручить ему подарок прямо сейчас, не дожидаясь наступления Нового года.
Схватив свёрток, он прижал его к груди, не торопясь разворачивать. Он и хотел увидеть подарок, и боялся разочароваться в нём - не часто ему дарили подарки, а последние годы - никогда.
- Ну, что же ты не смотришь подарок, сынок? Смотри, пока на улице не стемнело.
Колька быстро развернул подарок, и, увидев коньки, заплясал от радости, и, забыв про обед, побежал одеваться. Мама и Нюрка не удерживали его, пусть радуется. Радость - второй подарок.
Нюрка помогла брату прикрутить коньки к валенкам, и, одевшись, вывела его на дорогу. Вскоре Кольку окружили ребятишки, они с завистью смотрели на Колькино богатство и с надеждой спрашивали:
- Дашь покататься?
Отказываться было не принято, и они стали кататься по очереди до самой темноты. Причём, коньки они с валенка не откручивали, а просто менялись с Колькой валенками. Так что ему пришлось в этот день перемерить валенки всех своих приятелей, и были они то велики, то малы.
То, что получал один из этих ребят - становилось достоянием всех. Вот радости-то было всем соседским ребятишкам в этот предновогодний день! Прошло меньше года, со дня Победы. Жизнь дала новые росточки перед самой войной - вот этих ребятишек, которым повезло сегодня, а что будет завтра - не знал никто.
Так и прошёл Новый год, прошла и зима. В мае Нюрке исполнилось 17 лет. От Кирюши не было никаких вестей. Но она верила и надеялась, что рано или поздно Кирюша напишет ей, как и обещал. Сердце её и мысли принадлежали только ему.
Холода ушли, и на дворе стояла весна. Залитые солнечным светом небеса, улыбались весне и людям. До грусти ли тут, когда тебе недавно исполнилось 17 лет, и жизнь кажется бесконечной. И о плохом не хочется думать - юношеский оптимизм распирает душу!
Окончив училище, Нюрка получила диплом о средне-специальном образовании, что давало ей право поступить в институт, сдав экзамены. Дали ей и направление на работу в деревню Верховка - в пяти километрах от города. А ещё предписание явиться к месту работы и в сельский совет не позднее 15 августа. Нюра оказалась на пороге новой, самостоятельной жизни. И страшно, и интересно. Её жизнь переходила на новый уровень.
Пока она училась, проходила практику в городской школе, жила рядом с мамой и Колькой, она как-то не задумывалась о том, что рано или поздно оторвётся от привычной, худо-бедно обустроенной жизни. Нюрка никогда не жила в деревне. Но это бы ещё ладно, трудностей она не боялась, но как же будут без её помощи мама и Колька? А если Кирюша напишет, как она выберется к нему, ведь её не отпустят? Да и где взять денег на дорогу, и что она наденет? В общем, в душе у Нюрки всё перемешалось - и радость, и сомнения, уныние и терзания.
У неё оставался месяц на подготовку к переезду в деревню и к новому учебному году. Ведь теперь она будет уже не Нюрка, а Анна Михайловна. Значит, и выглядеть она должна соответственно. Ей надо сшить строгое платье с белым воротничком, купить туфельки на маленьком каблучке и светлые чулки. С причёской тоже проблема - не придёшь ведь на работу с косичками. Но, где взять столько денег? Этот вопрос мучил их с матерью, но они не ведали, как его решить. А время шло. В долг тогда никто не давал, да и чем отдавать этот долг? Тогда, Нюрка пошла к бабушке Фросе. Та умела решать любые проблемы.
В то время одежда была повседневная и на выход. Ту, что на выход, хранили годами и надевали только в особых случаях. Такая одежда была и у бабушки Фроси. Она и сейчас не была толстой и грузной, а в молодости была стройная и фигуристая. Одежда на выход хранилась у неё в сундуке ещё с тех времён. Понятия модно-не модно, тогда в ходу не было, ценилось только качество материала и его устойчивость при носке. Так что бабушкин сундук оказался очень кстати. Оттуда извлекли шевиотовый тёмно-синий костюм - юбку с жакетом на подкладке, светло-голубую блузку на пуговках с закруглённым воротничком и ещё кое-что, очень нужное, чулки, например, о колготках тогда и не слыхивали. Нашлось и обалденное шерстяное платье - тёмно-вишнёвое с юбкой шести-клинкой, воротником в мелкую складочку, и с поясом. Всё это было упаковано в сундуке в льняную ткань и пересыпано нафталином против моли. Нюрка была рослой, как бабушка, а её мама ниже неё, поэтому её довоенные наряды Нюрке и не пригодились.
- Вот, носи на здоровье, мне это уже ни к чему. Повесите во дворе проветриться, щёткой пройдётесь, подправите по фигуре, и будешь выглядеть лучше некуда. Жизнь твоя, внученька, делает крутой поворот. Смотри не подкачай, работай на совесть, тебя в деревне насквозь просветят - и дома и на работе ты у всех на виду. На танцульки ходить не спеши - людская молва хуже коросты, пристанет - не отдерёшь. И шуры-муры заводить погоди, присмотрись к людям хорошенько, потом всё сама поймёшь. О себе и своей семье много не рассказывай, в душу-то к себе шибко не пускай - что-то не так поймут, а то и умышленно переврут, и пойдут по селу сплетни. Будь со всеми ровной и уважительной - ты ведь теперь представитель интеллигенции на селе. Ну, а уж если зауважают тебя, то уж всей душой. Ну, давай, иди, с Богом! Нас с дедом не забывай. - Она расцеловала Нюрку в обе щёки. А у Нюрки от радости не хватало слов, чтобы поблагодарить свою бабушку - палочку выручалочку. Дедушка, слушая наставления внучке, только согласно кивал - жена для него была непререкаемым авторитетом.
Нюра летела домой, как на крыльях - проблема с одеждой почти решена. В ближайший выходной они с мамой сходили на рынок и купили подходящие туфельки, правда не новые, но вполне приличные и как раз по ноге. Купили они и резиновые сапоги - осенью в деревне без них и шагу не ступишь. Теперь причёска. Нюра пришла в парикмахерскую, и тихонько обратилась к женщине - мастеру:
- Я буду работать в школе, какую мне лучше сделать причёску?
Посмотрев на Нюрино юное лицо, она сказала:
- Ну, завивку тебе делать рано, укладку тоже. Может, пострижём тебе волосы покороче? Вот так - до плеч? Можно их потом заколками поддерживать.
Нюрка в этом совсем не разбиралась, она привыкла к своим косичкам, поэтому сразу согласилась. Парикмахерша кивнула головой, взяла ножницы и быстро отхватила обе косички. У Нюрки почему-то сразу навернулись слёзы. У неё было такое чувство, как будто ей отсекли детство и юность, вытолкнув её во взрослую жизнь.
Когда на следующий день Нюра надела свой новый наряд, причесала волосы на новый лад, мама, увидев её, была поражена. Она охала, ахала, всплёскивала руками, и вообще всеми возможными способами выражала своё восхищение и изумление. А потом, неожиданно, заплакала:
- Нюрочка, какая же ты стала взрослая, и когда ты успела вырасти? А мне уж теперь пора стать старушкой и нянчить внуков.
- Что ты, мамочка, ты у меня такая красивая и совсем молодая, и до внуков тебе ещё далеко. А ты возвращайся на свою прежнюю работу, война ведь кончилась, госпиталь скоро всё равно закроют.
 - И то, правда, доченька, хватит слёз. Ты уедешь, с кем я буду Кольку оставлять в ночную смену? Да и давно пора вспомнить, что мне только 36 лет.
На другой же день она подала заявление на расчёт, начальник госпиталя не стал удерживать Надежду, и она нашла себе место машинистки в редакции районной газеты. Одновременно она поступила на бесплатные курсы стенографии. Для Надежды тоже началась новая жизнь, и она просто расцвела, снова почувствовав себя молодой.
Договорившись с редакционным шофёром, Фёдором Ивановичем Ковалёвым, высоким осанистым мужчиной, она отправила Нюру в Верховку 14 августа. Солнце посылало на землю потоки ласкающего тепла. Синее небо безоблачным куполом прикрывало тёплую землю.
Дорога до Верховки - 5 километров грунтовки. Хорошо, что не было дождя и редакционный газик, в народе именуемый как «козлик», резво скакал по промоинам и выбоинам, поднимая завесы дорожной пыли.
- Что же здесь будет после дождя? Я и в сапогах здесь утону! - Уныло подумала Нюра.
Не доезжая до деревни, они пересекли прозрачный и удивительно светлый лесок, который только начал менять свой наряд на золотистое убранство ранней осени.
Доехав до сельсовета, Фёдор Иванович, посмотрев на расстроенное лицо своей пассажирки, улыбнувшись, сказал:
- И здесь живут люди, ты тоже привыкнешь, в молодости - всё, нипочём. Иди, я тебя подожду здесь, у тебя сумки тяжёлые, отвезу их, куда тебя поселят.
Нюра благодарно посмотрела на шофёра, и подумав: «Есть же на свете хорошие люди», - пошла в сельсовет. У крыльца сидел малыш, примерно четырёх лет, рядом с большой кудлатой собакой. Он сообщил Нюре, что его зовут Витька, его мама работает в сельсовете, и он её ждёт.
Председатель был на месте. Он был коренаст, румян и полон шумного оживлённого настроя. Увидев Нюру, он встал из-за стола, и она заметила, что одна нога его - деревянная по колено. Он заговорил нараспев:
 - О-о! Кто к нам прие-ехал! Уж не новая ли учительница первоклашек? А чего такая печаль в глазах? Город покидать не хотелось? Ничего, Вам у нас понравится. Ну, давайте Ваши документы… Анна Михайловна Буркова, значит. Это хорошо, что молодые кадры приходят к нам в село. Будем знакомы - Василий Фёдорович Гнатченко. Секретарь сельсовета, Лена, проводит Вас к Вашему жилью. Мы поселим Вас в хороший дом к одной старушке, не далеко от школы, а завтра Лена проводит Вас в школу, и Вы познакомитесь с директором. Всё остальное в её компетенции. За жильё будет платить сельсовет, мы же обеспечим Вас и топливом на зиму. На учёт в комсомольскую организацию встанете у моего секретаря Лены. Вопросы есть? Нет? Тогда желаю Вам, Анна Михайловна, хорошо устроиться. Лена! Проводи Анну Михайловну в дом к Акимовне, а завтра с утра - в школу.
Лена, полноватая молодая женщина, войдя в кабинет, молча кивнула, и Нюра вышла за ней в приёмную.
- Комсомольская ячейка у нас пока небольшая, всего 15 человек, в основном, за счёт ребят из МТС. Молодёжи пока мало - это или подростки школьного возраста, или фронтовики, которых призвали на фронт в самом конце войны. Собираемся раз в неделю, слушаем политинформации, обмениваемся и другой информацией, решаем организационные вопросы, выпускаем листок «На злобу дня», и вывешиваем в конторе. Приходите завтра, в 7 вечера, в школу, там мы проводим наши собрания. А сейчас я заберу своего сына Витьку, и пойдём к Акимовне. Витька, узнав, что они с мамой поедут на машине, забрался туда раньше всех, и начал расспрашивать Фёдора Ивановича про руль, педали и другие части машины. И трое взрослых подумали об одном и том же: как же мальчику нужен отец! «А мне - сын», - подумал Фёдор.
Дом, и правда, был хорош. Добротный забор с калиткой, просторный двор. Широкое и высокое крыльцо, утеплённая дверь. Фёдор Иванович, увидев всё это, одобрительно подмигнул Нюре. На крыльцо вышла довольно высокая старушка в длинной юбке и просторной кофте. Седеющие волосы прикрывал белый ситцевый платок. Её светлое, типично русское лицо, покрытое лёгкой сеткой морщин, оживляли ярко-голубые глаза. Она, молча, постояла, оглядывая всех, потом задержала свой взгляд сначала на шофёре, будто что-то припоминая, потом, на Нюре, и они с Нюрой, неожиданно, улыбнулись друг другу. Старушка с облегчением вздохнула. У Нюры тоже поднялось настроение - они понравились друг другу.
- Ну, вот, теперь я впервые буду жить в чужом доме с чужим человеком. Жизнь моя, и правда, сделала крутой поворот, - смутилась Нюра, но вслух ничего не сказала.
- Акимовна, я привела тебе жиличку, нашу новую учительницу, Анну Михайловну. Ну, я пошла, дальше уж вы сами, - и Лена пошла в сельсовет.
- Проходьте в дом. Вы какую комнату хочете - с окном на улицу, али в огород?
- Да мне поближе к печке, остальное - всё равно.
Они прошли в комнату, одна стена которой, была тыльной стороной печки. Чистые окна смотрели на улицу. Фёдор Иванович снова одобрительно хмыкнул, и занёс в комнату Нюрины вещи. Он с интересом осмотрел весь дом, и, выходя во двор, спросил:
- Ну, я поехал, что матери-то передать? - Акимовна, услышав его голос, снова посмотрела на него, подумав: - Где же я его видела? И знакомый, и незнакомый вроде, да ну его!
- Фёдор Иванович, большое Вам спасибо за поддержку. Что бы я без Вас делала? А маме передайте, что у меня всё хорошо. Как обустроюсь, в выходной день, если будет хорошая погода, приду их с Колькой проведать.
Проводив шофёра, Нюра вернулась в комнату и начала раскладывать вещи. Комната была просторная, но бедная, почти пустая, но Нюру это не смутило - она тоже не в хоромах жила. И тут в комнату вошла Акимовна и спросила:
- Обедать будете, Анна Михайловна? У меня сегодня щи, правда, без мяса.
- Ну конечно, буду, Акимовна, руки помою и приду. Рукомойник в коридоре?
Когда они сели за стол, Нюра попросила:
- Акимовна, не зовите меня на «Вы». Вы можете называть меня просто Нюра и на «ты», когда мы дома одни. Я ещё не привыкла, чтобы меня называли по имени и отчеству, хорошо?
- Хорошо, Нюра. И ты зови меня, на «ты».
Щи были очень вкусные, с чёрным домашним хлебом. Нюра достала пирожки, которые испекла ей мама, собирая в дорогу, и они, с удовольствием, пили чай с пирожками, ведя неспешный разговор:
- Я вижу, понравился тебе дом, а он не простой, как и всё в нашей жизни. После гражданской-то войны, как только люди немного обжилися, стали собирать колхозы, скотину сгоняли со всех дворов, чтобы, значить, всё общее сделать. А председателем поставили, завзятого лентяя и гуляку, зато партейного, здоровущего мужика Силантия Воронина. А в етом самом доме, где мы с тобой сидим, жил крепкий хозяин, Егор Кузьмич Лопатин. Мы с евоной дочкой Палашкой дружили крепко, хотя она была лет на 5 моложе меня, а за её брата Гавриила родители наши уже сговорились меня замуж отдать. Да и мы с ним, значить, давно уж друг друга-то приметили. У него брат был на 2 года моложе, как раз мне ровесник, Федькой звали, он-то и вовсе с меня глаз не спускал, да Гаврюшка-то мне больше по сердцу был. Наша-то семья не богатая, но и не бедная была. Середняками нас называли. Ну вот, значить. Согнали скот, а ухаживать за им, плохо стали, корма вовремя не заготовили. Ревут коровы-то голодные, в хлеву грязища. За 2 года колхозной-то жизни половина скота передохла. Егор Кузьмич, значить, и высказался, что, мол, это за власть такая скотину губить, да и забрал домой свою-то, хоть ту, что осталась. Тогда председатель колхозу, Силантий-то этот - такой ирод был - никого не жалел, чистый грабитель. Упёк он Егора Кузьмича, значить, со всей семьёй незнамо куда, больше их никто и не видел, а сам председатель и занял дом Лопатиных-то. Евоная-то хибара совсем развалилась от недогляда, никудышный он был хозяин. Потом, значить, пришёл к моему отцу, да и говорить:
- Отдайте за меня Степаниду вашу, то бишь меня, а не отдадите, следом за Егором Кузьмичём, как кулаки и мироеды, пойдёте.
Мужик он был толстый и неуклюжий, словно гусь, откормленный к празднику, а голос тонкий, как у бабы. Волос пегий, а рожа красная, как перезревшая помидорина - аж блестит, того гляди, лопнет. Бровищи мохнатые, губы толстые да слюнявые. Скрозь косоворотку-то на груди густой пегий волос, как у зверя какого мех, топорщится.
Ну и вот, значить, услышала я такие-то его речи, упала в ноги к батюшке, да и давай его просить, чтоб не губил он мою жизнь. Лучше старой девой останусь, чем за этого ирода выходить. И мамка моя рядом со мной на колени бухнулась. Да где там! Призадумался мой-то отец, а потом и говорит:
- Дочка, лучше ты одна пострадаешь, чем все мы погибнем, ведь кроме тебя у нас ещё пятеро ребятишек и мать-то с отцом наши ещё живые. Вот и подумай, Паня, чай не съест он тебя, а ты спасёшь всех нас. Да и сколько ты будешь в девках сидеть, давно уж пора тебе замуж-то идти. В справный дом ты хозяйкой войдёшь, да и мы-то рядом будем.
- Что мне оставалось делать-то? Согласилась я на казнь эту египетскую. Каждый день брала я грех на душу - молила Боженьку, чтобы нашёлся добрый человек и убил бы моего антихриста окаянного, ирода проклятого, или меня бы боженька забрал к себе, никак не хотелось мне жить. Через год родила я ему сына, вылитый отец получился, и такой же жестокий. А Силантий-то и рад, даже меня бить перестал. Бывало, возьмёт сынишку на руки, поднесёт ко мне, да и говорит мальцу, мол, стукни мамку-то, кулацкое отродье она. Но, недолго сынок на свете пожил, всего 9 годков. А, потом пошёл, значить, с ребятами купаться на речку-то, заплыл далеко, да на глазах у всех и утонул, видно ногу свело или ещё чего приключилось. Совсем озверел Силантий-то. Мне сказал, мол, не родишь мне сына - убью. Я его, как смерти, боялась, да только родить я уже не могла - столько он меня бил, что видно всё отбил.
- А, вскоре, и война началась, немцы деревню захватили. И пошёл мой-то кровопивец в полицаи. Вот тебе и партейный. Да недолго куражился - повесили его партизаны, прямо на воротах конного двора. А меня, слава Богу, никто не обижал, все знали, как мне жилось-то с ним. А перед самой-то войной вернулась из ссылки Палаша, подружка моя, дочь Егора Кузьмича. Встретились мы с ней у моих родителей, она, значить, и рассказала, что все погибли, кроме неё и старшего брата, Гаврюши, моего-то бывшего жениха. Его, значить, прямо из ссылки-то в армию забрали, а потом на фронт. Оттуда ей, значить, и похоронка-то на брата пришла. А брат ихний, Федька, из ссылки сбежал, да так и сгинул, незнамо где. Поплакали мы с ней, над нашей-то судьбинушкой, да так и не поняли - у кого из нас она горше-то оказалась. Да и Палаша недолго пожила, не прошла ей даром ссылка - следом, за своими-то, и ушла. Вот какой это дом. Мне-то 46 годов всего, а выгляжу, как старуха. Ну, вот, значить. Нелегко мне живётся, да кому сейчас легко? Председатель-то сельсовета хочет из этого дома избу-читальню сделать, да меня не знает куды девать. А я без своего-то ирода ожила, да живу и живу, и помирать не хочется. Работать в колхозе не могу, так уборщицей меня взяли - мою полы в сельсовете, жить-то на что-то надо. Родные мои разлетелись, кто куды. Братья-то, значить, на фронте полегли, родители померли, один за другим, как увидели, во что моя жизнь-то обратилась. Сестра замужняя в блокаду померла, ещё одна сестра-то на Дальнем востоке живёть, одна я здесь, значить, и осталась. Дом моего-то отца под контору забрали. Вот ты, Нюра, приехала, так хорошо! Вижу, добрая ты. Вдвоём-то мы с тобой, значить, будем жить-поживать. Ты работать будешь, а я на огороде, да по дому - сварить там чего или прибрать. Может, рядом-то с тобой, и я ещё поживу, придётся видно нашему председателю с избой-читальней обождать чуток.
Не всё, в этой исповеди, понравилось Нюре. Она была комсомолкой, и свято верила всему, что говорили ей в школе. И про кулаков она знала, что они враги трудового народа. Но, и Акимовне она поверила сразу, та была из семьи середняков, которых товарищ Сталин запретил трогать. Нюра от души пожалела её, решив, что это был единичный случай вопиющей несправедливости. Этот Силантий, думала она, с самого начала был предателем Родины, потому и вредил всем. Наивные люди тогда были.
В то время не принято и опасно было ставить под сомнение политику партии и товарища Сталина. Но Акимовна уже столько пережила, что уже ничего не боялась, а шило в мешке всё равно не утаишь. Больше, правда, они к этому разговору никогда не возвращались, и Нюра помалкивала, ну, и ладно - придёт время, когда об этом будут говорить открыто, но не сейчас, в 1946 году. Тем более что из-за летней засухи этого года, в хлебородных областях СССР, погиб почти весь урожай зерновых, стране грозил голод. По карточкам урезали норму продуктов до минимума, но всё равно пришлось закупать зерно за границей.
Вечером этого дня, переполненная впечатлениями, Нюра, никак не могла уснуть. Она встала с кровати, и на цыпочках вышла на крыльцо. Ночь была темна и безмолвна, настолько темна и настолько безмолвна, какими ночи бывают только здесь, вдали от города. Кругом царили тишина и покой. Посидев на крыльце, послушав эту тишину, Нюра вернулась в свою комнату, легла, и сразу уснула. Не спалось в эту ночь и Акимовне. Тяжёлые воспоминания вызвали у неё защитную реакцию, и она начала вспоминать о своём коротком женском счастье, которое свалилось на неё нежданно-негаданно. Об этом она никому не рассказывала и не расскажет.
Случилось это в 1944 году. Всю войну у них в деревне было расположено интендантское подразделение, поэтому деревня Верховка уцелела. Когда немцев из Новгородской земли выбили, надо было поднимать сельское хозяйство. Выбрали нового председателя - молодого парня из местных, Никиту Торокина, вернувшегося с войны инвалидом - без руки и хромого. Он решил привлечь к полевым работам сезонных рабочих, не вдаваясь в их биографию. Такого рабочего и поселили к Акимовне.
Он пришёл утром. Здоровущий мужик с мощными руками, широкими покатыми плечами и бычьей шеей. Его коротко остриженные волосы торчали ёжиком. Из-под густых бровей мрачновато и недоверчиво поблёскивали медвежьи глазки. Голос его был низок и глуховат. Осмотрев её огород, двор, и дом, он начал работать. Поставил на место болтавшуюся калитку, починил крыльцо, подправил покосившийся забор. Потом одним махом, не разгибая спины, вскопал огород. Акимовна смотрела на это чудо, разинув рот. Она никогда не видела, чтобы мужик так работал, и, при этом, был неутомим.
Когда он закончил работу, достал ведро воды из колодца, и, буркнув: «Полей!», склонился под струёй, фыркая и отплёвываясь. Взяв у Акимовны полотенце, он вытерся, и, войдя в дом, по-хозяйски, сел за стол на кухне. Акимовна поинтересовалась: - Как зовут-то тебя, работник? - Он ответил, нехотя: «Ну, Захар». Потом спросил:
- Чем кормить будешь, хозяйка?
- Картошка у меня, да и той мало. Всю скотину немцы перевели.
- Ну, давай, что есть. - Он съел всё, что она приготовила себе на обед и ужин, и не заметно было, чтобы он наелся. Захар даже не заметил, что хозяйка осталась без обеда и ужина. Покончив с едой, он сидел и думал:
- Не густо. Значит, надо хозяйку умилостивить. Что ж, я не так молод, как был когда-то, и немного утомился за день, но, всё же можно попробовать. - Эта мысль послужила сигналом к действию. Он поднялся, потянулся, грубовато сгрёб Акимовну, и понёс её к кровати. Она, молча, отталкивала его, а он жарко шептал:
- Ну, чего же ты, дурёха, счастья своего не понимаешь!
Ей было не справиться с ним, а кричать она не решилась, боясь позора. А тут ещё непонятное, не изведанное ранее чувство томления, охватило её, и она расслабилась…
Наутро всё валилось у неё из рук, она никак не могла забыть те ощущения, что вызвал в ней этот дикарь и обжора. К его приходу она наварила картошки, потолкла её, и сделала запеканку. Потом достала квашеной капусты, и стала ждать Захара. Он пришёл, когда опустились сумерки. В руке у него болтался петух с отрубленной головой. Акимовна обмерла и с дрожью в голосе спросила:
- Украл?
- Заработал. Приготовь. - И он пошёл мыться. Акимовна быстро ощипала петуха, и сварила его в печи. Потом поставила всю еду на стол. Захар буркнул: «Садись, ужинать будем».
Так было каждый день. После работы в поле, Захар работал у хозяев, и плату брал продуктами. Он приносил еду к Акимовне, и они вместе ужинали. Она уже с нетерпением ждала ночи, и он ни разу не обманул её ожиданий. Она чинила и стирала ему заскорузлую от пота и грязи одежду, когда Захар засыпал, чтобы утром он надел всё чистое. Так и прошёл сезон полевых работ. Акимовна не хотела думать о том, что Захар скоро уйдёт.
Но это время всё-таки наступило. Утром, Акимовна смотрела, как он собирает свою котомку. Она, преодолев свою гордость, и, сдерживая слёзы, спросила:
- Может, останешься, Захар? Жили бы вместе, хозяйство бы завели.
- Нет, я для такой жизни не пригоден. Бродяга я. А за вас, баб, я и с роду не держался. - И ушёл, не прощаясь. Он даже не спросил, как её зовут, но для неё это тоже стало не важным, лишь бы Захар был с ней. Долго вспоминала Акимовна их жаркие ночи - сначала со слезами, а потом с грустной улыбкой, благодаря судьбу, за кусочек женского счастья, который, нежданно, достался ей, за всю её безрадостную жизнь. И снова осталась она одна-одинёшенька в большом доме. А теперь вот, Нюра у неё поселилась. Так и уснула она, улыбаясь.

ШКОЛА

На следующее утро, Нюра шла знакомиться со школой, вместе с Леной. Пока они шли, Лена рассказала о себе. В июне 1941 года она приехала из Ленинграда, где жила с мужем и своими родителями, в гости к дяде, Василию Фёдоровичу, вместе с грудным Витькой, чтобы окрепнуть, живя в деревне. Здесь её и застала война. Она рвалась к мужу, но узнала, что её родной город в блокаде. А в деревне никто от голода не умер. Они с мужем перед войной окончили филологический факультет Ленинградского университета, и, когда Лена поехала к родным, муж отправился собирать фольклор в Рязань. Там его и застала война. Он стал фронтовым корреспондентом, а в 1944 году Лена получила сразу два тяжёлых известия - похоронку на мужа и письмо от соседей, что её родители не пережили блокаду.
- Так я и осталась в деревне. Дядя ушёл на фронт, и вернулся инвалидом. Его назначили председателем сельсовета, и он взял меня на работу секретарём. В Ленинграде осталась квартира родителей, но я боюсь туда ехать. Поживу ещё с дядей, а там видно будет. Витьке скоро 5 лет, может, перед школой вернёмся в Ленинград. Вы здесь тоже вряд ли долго проживёте. А вот, и наша школа.
Это было одноэтажное деревянное строение с печным отоплением и привозной водой. Туалет с выгребной ямой - один на всех. Школа явно требовала ремонта, но средств, для этого, у сельсовета не было.
Внутри школы картина не лучше - всё выкрашено в тёмно-синий и зелёный тона ещё до войны, света мало - оконные рамы в мелкую клетку плохо пропускали свет, особенно в непогоду. Слабый накал лампочек давал свет чуть ярче сумрачного. Дети распределены на классы - с 1 по 4, но парты все одного размера. Нюра поняла, что здесь всё противоречит теории воспитания и образования детей начальной школы - теория эта оказалась оторванной от реальной жизни, и это сильно удручало молодую выпускницу педучилища. Но это было ещё не всё.
Дети в эту школу собирались из разных деревень, и добирались, как могли в любую погоду. На начало этого учебного года детей по списку было 40 человек, поэтому пришлось объединить первый и второй, третий и четвёртый классы. Нюре дали первый и второй, показав её классную комнату. Половина детей были гораздо старше положенного возраста. Они были жителями разорённых войной деревень, и не учились в школе с начала войны, поэтому в первом классе были дети семи и одиннадцати лет, а во втором - восьми и двенадцати. Глядя на этих ребятишек, Нюра сдерживала слёзы - жалкими были её ученики.
Директор школы, она же и завхоз - Тамара Афанасьевна - женщина средних лет, уставшая от житейских невзгод, и страдающая гастритом. В молодости, возможно, она была довольно симпатичной. Но жизнь, как будто промокнула её облик, невидимой промокашкой, и она выцвела, превратившись в худую, бледную и желчную, вечно раздражённую личность, не желающую ничего менять в школе. В общем, директор Нюре не понравилась. Потом она познакомилась со второй учительницей, Верой Ивановной. Ей было уже 27 лет, её сын пойдёт в 1 класс к Нюре. Была ещё уборщица, она же истопник и водонос - Клавдия, или Клаша, как все её называли, героиня гражданской войны, одинокая и заброшенная, единственной семьёй её, была школа. И Клаша в ней дневала и ночевала.
На этом знакомство со школой закончилось. Тамара Афанасьевна приказала подготовить классы и пособия к началу учебного года. Рабочий день начинался с 8 утра.
Вечером Нюра пошла на комсомольское собрание. Ей было всего 17 лет, поэтому не терпелось познакомиться с местной молодёжью. Она надела простенькое платье, сшитое мамой, которое очень шло к её глазам. Кирилл остался в её сердце, и она была уверена, что только он останется там навсегда, но молодость брала своё. Она пришла, когда все уже были в сборе. Лена представила её:
- Это наша новая учительница Анна Михайловна Буркова. Но мы здесь называем друг друга просто по имени и на «ты», не возражаешь, если мы будем называть тебя просто Аней?
- Не возражаю, конечно, только называйте меня Нюрой, а не Аней, я так привыкла.
- Ну, теперь пусть каждый назовёт Нюре своё имя, фамилию и где работает.
На собрание пришло 15 человек, и когда все представились, Нюра поняла, что запомнила только первого и последнего, но это для неё пока было и не важно. Дальше собрание покатилось по накатанной дорожке. Следующее собрание через неделю, а пока все мысли занимала школа.
Перво-наперво, Нюра решила промыть и оклеить окна, в своём классе. Придя домой, она поделилась своими планами с Акимовной. Та предложила Нюре свою помощь, и наутро они вместе привели окна в порядок, подготовив их к зиме. Промыли, проконопатили старой ватой щели и заклеили их полосками старых тряпок, намыленных хозяйственным мылом. Глядя на неё и Вера Ивановна промыла и утеплила свои окна. Тамара Афанасьевна никак на это не отреагировала. Акимовна предупредила:
- Смотри, Нюра, как бы директорша не подумала, что ты, значить, метишь на её-то место, тогда сожрёть она тебя и не подавится, а придраться по твоей неопытности всегда найдётся к чему. У Тамары-то Афанасьевны карахтер крутой, не сговорчивый.
Советы и увещевания молодым - напрасно потраченные слова - Нюра ей не поверила, но вскоре убедилась, что Акимовна была права. Тамара Афанасьевна пригласила её в кабинет и резко сказала:
- В следующий раз, Анна Михайловна, прежде чем проявлять инициативу в школе, не забудьте получить моё согласие и разрешение.
Тамара Афанасьевна обладала властными манерами и голосом, который не умеет просить.
- Ну и ну! Вместо того чтобы похвалить… - подумала Нюра. Она поняла, что любая инициатива с её стороны наказуема и будет расцениваться, как подкоп под авторитет директора. Но решила по этому поводу голову не ломать и пока выполнять правила, установленные директором в школе.
В ближайший выходной Нюра собралась сходить домой, пока стоит хорошая погода. С ней решила идти в город и Вера Ивановна. Вдвоём веселее. Акимовна предупредила Нюру:
- Смотри, не откровенничай с Верой-то, они вместе, значить, лет 9 работають, и давно спелись, не попадайся на её-то удочку.
Нюра убедилась, что к советам Акимовны надо прислушиваться, поэтому она улыбнулась ей, согласно кивнув головой.
Решили выйти на рассвете. Шли, молча. Так замечательно было просто идти рассветным лесом, слушая вечную песнь пробуждения, дышать полной грудью, да попросту жить! Изредка переговариваясь, они шагали и шагали по удивительно приятной лесной дороге, под неумолчный щебет проснувшихся ранних пташек, среди множества деревьев в ярком уборе. Когда лето добавило к своему наряду красновато-жёлтые краски осени, лес стал казаться наполненным каким-то удивительным, радостным покоем, или, быть может, ожиданием чего-то чудесного, что вот-вот может появиться. Было в этом нечто от детских видений и снов, что приходят, после рассказанных взрослыми, сказок о добрых волшебниках.
Вскоре девушки вышли из леса. Перед ними лежала озарённая ласковыми рассветными лучами равнина. Было очень тихо, ничто не шевелилось. Казалось, лежебока - ветер решил в этот день предаться лени. Девушки шли мимо колхозных полей с овощами и картошкой. Их колхоз зерновые культуры не выращивал. Девушек поприветствовали объездчики, охраняющие поля верхом на лошадях. Утреннее солнце теперь сияло высоко в небесах, и уже рассеяло последние остатки предрассветной дымки. Облака разбегались в стороны и таяли под его горячими золотистыми лучами.
Через полтора часа Нюра с Верой были в городе.
Мама с Колькой были дома, и они обрадовались друг другу, как будто не виделись несколько месяцев. Вот что значит семья и семейная привязанность. Семья - это якорь, который привязывает нас к жизни. Нюра обняла братишку и спросила:
- Через неделю - 1 сентября, ты всё приготовил к школе? Меня теперь рядом не будет, самому придётся уроки учить и маме помогать, ей одной нелегко.
- Мало мне в школе учителей, так теперь и дома учительница. Я сам не маленький, справлюсь, няньку мне уже не надо. - Надежда с улыбкой смотрела на своих детей.
Нюра снова почувствовала себя Нюркой, а не Анной Михайловной. И у неё появилось чувство, как будто она сняла тесный мундир, и надела просторное домашнее платье. Она ещё не привыкла к своему новому статусу.
Первый вопрос, который Нюрка задала маме, - нет ли письма от Кирюши? Прошёл год, и она надеялась на чудо, но чуда не случилось. Нюра потихоньку взрослела, и понимала, что из этого, возможно, ничего хорошего не получится, но пока не желала ничего и никого другого. Она понимала, что любого парня, она будет сравнивать с Кириллом.
Зато порадовалась Нюрка за маму. Надя постриглась и сделала себе завивку. Эти тёмные кудряшки над чистым лбом, брови вразлёт и светло-зелёные прозрачные глаза, как у кошки, невольно привлекали внимание. И одеваться она стала по-другому - достала свои довоенные наряды, кое-что переделала, и стала выглядеть просто на загляденье. Нюра вспомнила, какою мама была, работая в госпитале - раненые солдатики называли её «тётя Надя», хотя многие из них были её ровесниками или немного моложе. Посмотрели бы они на неё сейчас.
Тёплым вечером, когда Колька уснул, они сидели на крылечке, как две подруги.
Заходя, солнце садилось в золотистый туман. Постепенно, бледный свет угасающего дня померк, и луна смотрела на них своим большим белым глазом. Мама говорила:
- Война проклятая, всех мужиков повыбивала, а кто вернулся - вечно пьяные, увечные, а и те нарасхват. Другие-то ещё не выросли. Я-то уже ни на что не надеюсь, но у меня хоть вы с Колькой. А ты, доченька, на что надеешься? Второй год пошёл, а, от твоего Кирюши, никакой весточки. А и пришлёт весточку, так что с того? Не пара ты ему, сама понимаешь, мать тебя к нему не подпустит, да и сам-то он тебя никогда не видел, а увидит, то неизвестно что из этого получится, а годы летят - только что весне радовались, а уже зима на носу. Ноябрьские праздники пройдут, и жди снега.
- Всё ты правильно говоришь, мама, да только и смотреть-то мне ни на кого неохота, всё Кирюша в глазах стоит. Не знаю, что дальше будет, буду жить, как живу. На тот год думаю поступать на заочное отделение института, чтобы не скучать в деревне, там ведь даже радио только на столбе у сельсовета. Клуб есть, но деревянный, и построен он лет 15 назад, туда никто и не ходит. И кино к нам не привозят. Библиотека есть, но в маленькой комнате при сельсовете, и книг там мало, да и те потрёпанные, но я всё равно беру читать те, что ещё не читала.
- Смотри, доченька, погонишься за мечтой несбыточной, и пропустишь свою пору девичью. Не успеешь оглянуться, как твои кавалеры найдут себе невест помоложе - тех, кому сегодня 13-15 лет.
- Пойдём спать, мама, завтра мне вставать в 5 утра. Что-то и звёзд на небе не видно стало, тучи, что ли, собираются? Хоть бы дождя завтра не было, а то утону в грязи, пока дойду.
Но дождя утром не было. Утреннее солнце всплывало из-за горизонта и взбиралось вверх по грудам лёгких и прозрачных облаков. Золотое пламя восходящего солнца слегка окрасило небо на востоке и подожгло края этих облаков. Нюрка залюбовалась этой красотой, и на душе стало легко, как будто это раннее солнышко слизало в её душе след от вчерашнего разговора, о её несбыточных мечтах. Шагалось легко и споро. Когда она пришла в Верховку, у неё ещё оставался час на завтрак. Мама стала получать на Кольку 200 рублей пособия за их погибшего отца - деньги не большие, но вместе с зарплатой, уже стало полегче. Надежда купила на эти деньги муки в коммерческом магазине, и напекла разных маленьких пирожков - с картошкой и с ягодами. Так что позавтракали вместе с Акимовной. Завтра 1 сентября.
Работа Нюре нравилась. Знания, полученные в училище, подкреплялись на практике в пионерлагере. Да и брат Колька долгое время был под её попечением. Так что общаться с малышами она умела. И терпения ей было не занимать, и доброты полна душа.
Спустя время, Нюра вспоминала, как 1сентября её ученики пришли в школу. Ни о какой форме или портфеле с учебниками и речи не шло. Простой карандаш и то был не у всех, тетрадей тоже пока не было - палочки и крючочки учились писать карандашом на листочке. У каждого ученика в холщёвой сумочке через плечо лежал кусочек хлебушка в тряпочке или бумажке, который они могли съесть на большой перемене, запивая жидким чаем. Но некоторые дети, не в силах ждать так долго, съедали этот кусочек по дороге в школу или после первого урока. А потом пили чай без хлеба. Это были дети из многодетных семей, оставшихся без кормильца. Не зная, как помочь этим ребятишкам, дать им хоть минимальное дополнительное питание, она обратилась к директору:
- Тамара Афанасьевна, может быть, обратиться в сельсовет или к председателю колхоза, чтобы как-то подкармливать малышей в школе - горячей картошки им сварить или по дранику им дать на рыбьем жире, а то ведь большинство из них пьют чай без хлеба. Может родительский комитет привлечь, чтобы решить этот вопрос.
- Ишь ты, шустрая какая, не успела прийти, а уже всё поменять хочешь. У этих детей родители есть, пусть они и думают, как детей прокормить.
- Да у 80% детей нет отцов, а матери многодетные, надо им помочь.
- А драники кто им будет жарить, уж не Вы ли?
- На свой класс я нажарю. Встану пораньше и нажарю, и в кастрюльке горячие драники принесу. А на большой перемене они их с чаем и съедят, а то на голодный желудок и учёба на ум не пойдёт. Можно и просто картошки отварить.
- Ну, не знаю, согласится ли начальство, но попробовать можно.
Но всё осталось по-прежнему, никуда Тамара Афанасьевна не пошла, и просить не стала.
Идти с директором на открытый конфликт или действовать через её голову, Нюра не решилась. Помог случай.
Приближался праздник - 7 Ноября. В комсомольской ячейке все были взбудоражены. В бедной событиями деревне, праздник этот нёс в себе перемены. МТС выделила бортовую машину, чтобы комсомольцы и все желающие могли поехать в город на демонстрацию. Начали готовить флаги и транспаранты. Надо было украсить и деревню. И тут, некстати, заболела Тамара Афанасьевна, её не было на работе уже 3 дня. Помня о том, что в их школе любая инициатива, не согласованная с директором, пресекается, Нюра после уроков побежала к ней домой.
Дверь в дом была заперта изнутри. Не зная, с кем живёт Тамара Афанасьевна, Нюра постучалась. Вскоре послышались неуверенные шаркающие шаги и пьяный сварливый голос:
- Ты, что ли, припёрлась, Настюха? - Дверь открылась, и Нюра с изумлением увидела перед собой пьяную вдрызг начальницу - лохматую, в каком-то засаленном халате, из-под которого торчал подол ночной рубахи. Из комнаты несло сивушным духом, луком и ещё чем-то мерзостным. Нюра остолбенела, не зная, что сказать и как себя вести. Она пролепетала:
- Простите, Тамара Афанасьевна, я не знала…
- А-а, это ты! Верка тебя, что ли, подослала? Эта тихоня двуличная? Ну, заходи, раз пришла. Что, не ожидала меня в таком виде увидеть? - Она покачнулась, и, указав на стул возле стола, коротко приказала: - Садись!
На столе валялись объедки, крошки, засохший хлеб. Там же сидела кошка и доедала что-то из хозяйкиной тарелки. Рядом с тарелкой стояла наполовину пустая двухлитровая бутыль с мутной самогонкой. Нюру озарила догадка, что за болезнь вот уже четвёртый день терзает её начальницу, и, что она, типичная запойная пьяница. Нюра, таких, немало повидала. Тамара Афанасьевна подошла к столу, смахнула кошку, пробурчав: - Пошла вон, паскуда! - потом села напротив Нюры:
- Осуждаешь!? Разве тебе понять меня? Что ты видела в жизни, соплюха? Выпьешь со мной? Нет? Ну, и не надо. А я выпью, всё равно мне скоро конец. - И она, налила себе полстакана самогонки, проливая её на стол, и выпила её одним глотком, забыв закусить.
- Может, я пойду, Тамара Афанасьевна?
- Сиди! А вот, посмотри-ка на это! - и она придвинула к Нюре альбом с фотографиями. Нюра открыла первую страницу, и увидела молодую пару - она в светлом платье и широкополой шляпе, счастливо улыбаясь, держит под руку худощавого черноволосого и чернобрового мужчину в светлом костюме и соломенной шляпе. Она с трудом узнала в этой весёлой и счастливой женщине Тамару Афанасьевну. Просмотрев весь альбом, Нюра поняла, что у той была дружная семья - муж и двое сыновей, а теперь она осталась одна, потому, что и муж, и сыновья погибли на фронте.
Неожиданно для себя, Нюра начала рассказывать о своей матери, как она получила похоронку, и чуть не умерла от отчаяния. Как пошла она, работать в госпиталь, как сама Нюра помогала ей на работе и дома - все 4 года, пока шла война, и про свою работу в пионерлагере, и про брата Кольку. Тамара Афанасьевна больше не подливала себе и слушала Нюру, подперев рукой, свою пьяную голову. Дослушав до конца, она сказала:
- А, ты знаешь, Нюра, у меня ведь рак, и такие боли, что только водкой я могу заглушить их, хоть немного. Потерять сразу всех родных и близких - это не просто пережить. И жизнь - приобретает особенный вкус, если человек знает, что каждый день может оказаться последним. А ты, оказывается, молодец. Ну, иди, с Богом! Через пару дней я вернусь в школу, тогда и поговорим.
С этого дня между ними установились нормальные отношения - они стали лучше понимать друг друга. И дополнительное питание для детей они выбили. По этому поводу Нюра сочинила заметку в листок «На злобу дня», где выразила благодарность от детишек их школы и родителей руководству колхоза. Лесть - старый, как мир, приём, тем не менее, достиг цели. Председатель остался доволен, и обещал зимой построить горку.
К празднику украсили школу - повесили красный флаг и сделали транспарант, на котором печатными буквами белой краской вверху написали: «Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая Революция!», а ниже: «Слава Великому Сталину!», и прибили рядом с флагом.
Утром 7 ноября из радио на столбе возле сельсовета гремела праздничная музыка. В город на демонстрацию записалось народу больше, чем могла вместить одна бортовая машина, но комсомольцев записали в первую очередь. Остальные, кто помоложе, отправились в город пешком, а тех, кто постарше, повезла лошадка с телегой.
Погода в этот день была прохладная, но солнечная. Нюра поехала в пальто и маленькой шляпке (мамином подарке к празднику), которая очень шла к её светлым волосам и серым глазам.
В городе тоже царило праздничное настроение - кругом было красно от флагов и транспарантов. На зданиях красовались портреты вождя и членов правительства. Из всех динамиков на столбах лилась громкая музыка, и слышались призывы - в кратчайший срок восстановить народное хозяйство, разрушенное войной. На площади, перед зданием Дома Советов, играл духовой оркестр. Перед самым праздником было объявлено о снижении цен на продукты и товары народного потребления. Снижение было минимальным, но сам факт был приятным для всех. Люди, семьями, шли к центру города на демонстрацию, держа в руках красные флажки, шары и букеты осенних листьев. Лена, их комсорг, привела своих комсомольцев к распорядителю - молодому парню с одной рукой, его левый рукав был заправлен в карман. «Фронтовик», - подумала Лена, и посмотрела на парня внимательнее. Он тоже в этот момент посмотрел на неё, и они встретились глазами. Он улыбнулся, показав ряд ровных белых зубов, и весело сказал:
- О! Да у вас нынче новые кадры! Давайте знакомиться, я - второй секретарь райкома Комсомола Соколов Аркадий Николаевич, можно просто Аркадий.
- А я, учительница начальных классов - Буркова Анна Михайловна, можно просто Нюра.
Они разобрали флаги, флажки и шарики, и встали в общую колонну, а Аркадий быстро пошёл к трибуне. Там его и увидела Нюра ещё раз, когда проходила в колонне мимо трибуны, и ей показалось, что она его где-то уже видела. Что-то в нём зацепило Нюру, но в ту пору она была уверена, что любит только Кирюшу и никого больше никогда не полюбит, поэтому перестала и думать про этого Аркадия.
После демонстрации были танцы под духовой оркестр. Кто-то танцевал, а кто-то спешил домой или к друзьям и скудному застолью, чтобы вместе отметить этот праздник. Следующий день тоже был выходной, и Нюра, прямо с демонстрации, пошла домой к маме и брату, решив побыть у них до завтра, а потом вернуться в деревню пешком, ближе к вечеру. Она сообщила об этом Лене, чтобы её не ждали.
Дома всё было по-старому, и это было так приятно, как будто она никуда и не уезжала, и не было этих трёх месяцев, которые она прожила в деревне. Мама с Колькой, видимо, были ещё в центре. Нюра сняла пальто и шляпку, прошла в свою комнату, переоделась, и взяла с полки книгу. И тут она услышала голос матери и знакомый мужской. Она догадалась, что мама пришла домой вместе с Фёдором Ивановичем.
- Вот так - так! В наш старый монастырь и мужчины, оказывается, заходят, - пошутила она про себя. Мама, увидев Нюру, впервые не знала, радоваться приезду дочери или досадовать. У неё намечался серьёзный разговор с Фёдором Ивановичем, но какой же разговор при дочери!
- Доченька, ты уже дома! Что же ты на танцы не осталась? Колька где-то носится с приятелями. А мы тут с Фёдором Ивановичем решили вместе праздник отметить.
- Да, я ненадолго, зашла вас с Колькой повидать, да книжки свои забрать.
- А почему бы нам всем вместе не отметить праздник? А завтра я отвезу Нюру в Верховку, - подал голос Фёдор Иванович. Все заулыбались, и напряжённость сразу спала. Начали накрывать стол. Достали квашеную капусту, огурцы. Надежда достала из печи ещё горячую драчёну - толчёную картошку на сковородке, политую смесью взбитого яйца с молоком, которое превратилось в румяную аппетитную корочку. Вот и всё угощение. Но тут Фёдор Иванович достал кусок солёного сала и бутылку вина.
- Водку брать не стал, зная, что здесь одни женщины.
Нюра впервые попробовала спиртное, голова у неё закружилась, но не надолго, просто душе стало тепло и уютно. Когда они закусили, Фёдор Иванович налил по второй рюмке, и обратился к Надежде:
- Надя, сама скажешь Нюре, или мне сказать?
- Лучше ты скажи, - тихо ответила Надя - она видела, что Нюра и так обо всём догадалась, но не знала, как к этому отнесётся её взрослая дочь. Надежда и сама никак не могла решить, радоваться ей, или плакать. Она ещё не забыла своего Мишаню, между нею и Фёдором был только житейский расчёт. Фёдор был порядочный спокойный и рассудительный человек. Непьющий, что было редкостью, после войны. Да и одиночество совсем доконало - остаться без мужчины в 37 лет - трагедия, а она осталась без мужа в 32 года. Тогда это было сплошь и рядом, просто ей с Фёдором Ивановичем повезло больше, чем другим.
- Нюра, мы с твоей мамой решили пожениться. Маме твоей 37, а мне 44. Я холост - пока был на фронте, жена нашла себе другого мужа, и уехала с ним. Детей у нас не было. Я прошёл всю войну с сорок первого по сорок пятый - возил снаряды на передовую. Бессчётное число раз я мог быть разорван в клочья, если бы вражеский снаряд попал в мою машину, но какая-то сила хранила меня, и я остался жив. Может быть, я и не совсем подхожу твоей матери - она красивая, образованная, а у меня всего 4 класса образования, но я долго присматривался к ней, и уверен, что мы подходим друг другу, и можем начать совместную жизнь. Что ты думаешь об этом, Нюра?
- Я очень рада за вас с мамой, и за Кольку, ему очень нужен отец. Желаю вам счастья.
Посидев ещё немного за праздничным столом, Нюра ушла к себе в комнату, ей хотелось побыть одной. Но не успела она расслабиться, как к ней ворвался Колька:
- Привет, сеструха! Как житуха? А кто это сидит у нас за столом? Что за старикан?
- Разве ты не понял? Это дядя Федя, наш с тобой отчим. Наша мама выходит за него замуж. А ты что же не рад за маму?
Кольке скоро будет 12 лет - подросток, у которого очень трудно завоевать авторитет. Их тесный мирок на троих никто и никогда не нарушал, и, вдруг, на голову свалился этот чужой старик. Ничего себе - «дядя Федя съел медведя»! Колька ревновал, но не хотел в этом признаваться. Злился, не желая ни с кем, делить свою маму:
- И Нюрка с ними заодно. Ну, ладно, это мы ещё посмотрим!
Фёдору Ивановичу предстояла нелёгкая задача - приручить этого подростка, и Нюра сказала ему об этом, когда Колька убежал на улицу.
- Ничего, с этим мы справимся. Бог не дал мне детей в первом браке, но я всегда мечтал иметь сына, и найду подход к Кольке.
На следующее утро Нюра с Колькой пошли к бабушке и дедушке Бурковым. Те, как всегда, обрадовались их приходу, не часто они видятся. А, Колька, чуть ли не с порога, выпалил:
- А мамка-то наша замуж вышла за старикана Федю.
Бабушка с дедушкой, молча, переглянулись. Молчание затянулось. Нюра так посмотрела на брата, что он втянул голову в плечи, и покраснел, спрятав глаза. Потом дедушка сказал:
- Сына нашего уж не вернуть. Надя хорошая мать и была хорошей женой нашему Михаилу. Ты согласна со мной, Фрося? Мужик-то этот, Фёдор, хоть порядочный, не пьяница?
Бабушка, молча кивала, соглашаясь с мужем. Потом, проглотив слёзы, тихо сказала:
- Негоже в её-то возрасте без мужа жить. Если хороший человек, Фёдор, то и мы не в обиде.
Всю дорогу домой, Нюрка пилила брата:
- Что ты, как торговка базарная язык свой распускаешь? Кто тебя просил? Ошарашил бабу с дедом, а надо было постепенно их подготовить. А если бы у них сердечный приступ с расстройства случился? И почему ты к отчиму так относишься? Он хороший человек, маме во всём будет помогать. Фёдор Иванович такой же шофёр, как и наш папка был, и собирается с весны учить тебя на машине ездить. Подрастёшь и тоже будешь шофёром, отчим тебе поможет.
- Да ты что, правда? - Колька, аж подпрыгнул, от радости. А бабушкины, и дедушкины слова он намотал на ус, с этого дня, начав смотреть на отчима, без предубеждения.
В сером свете хмурого дня Фёдор Иванович отвёз Нюру в деревню. Прощаясь, он сунул ей в руку кусок сала, завёрнутого в тряпочку. Это был, по тем временам, царский гостинец.
Вернувшись в деревню, Нюра окунулась в работу и повседневную жизнь. Твёрдо решив в следующем году поступить в Ленинградский плановый институт (в наше время он назывался бы планово-экономическим). Просто, ознакомившись по справочнику с институтами Ленинграда, пединститут она не нашла, поэтому и выбрала этот. По мнению Нюры, такой институт открывал бы более широкие горизонты в её жизни. Мама и брат больше не нуждались в её помощи, и она могла заняться устройством личной жизни. Тем более что обучение было бесплатным. А ещё, она хотела быть поближе к своей мечте - Кирюше, и стать достойной его.
В середине ноября резко похолодало, пошли ливневые дожди. Как-то вечером, Нюра стояла у окна, выходящего на улицу. Хлещущие струи дождя заставляли потерять представление - где небо, где земля. И только вспышки молний вырывали из темноты куски мокрой дороги, превратившейся в густую кашу. Молнии огненными бичами гнали плотно сбитые громады чёрных туч. Поднялся ветер, завывая, словно стая голодных волков. Он гнал и гнал вперёд упругие потоки дождя. Кроны деревьев вдоль дороги метались на фоне тёмного неба, ветки их со свистом хлестали темноту. Тоска зелёная, глушь несусветная, и Акимовна уже спит. Хотелось плакать.
Утром Нюра, надев сапоги и брезентовый плащ, отправилась на работу. Промозглый холод раннего утра пробирал насквозь. Туман клубился бесшумным густым водоворотом, скрадывая звуки. На каждом сапоге по пуду грязи. Пока Нюра дочавкала до школы, она выбилась из сил. В школе Клаша затопила печи ещё с ночи. Волны тепла от печки наполнили Нюру блаженством. Вскоре начали приходить дети. Местных привели родители, а из других деревень, привезли на подводах. Согревшись у печки, некоторые дети, не в силах слушать учителя, блаженно засыпали, положив голову на край парты. Ослабленные, плохо одетые и полуголодные дети тяжёлого послевоенного времени. Слабые ростки будущего. Кашки бы им дать, хоть бы и без молока, но с капелькой маслица, но об этом можно было только мечтать. Нюра не будила их, давая им набраться сил для учёбы. Она занималась с теми, кто не спал, а с остальными останется после уроков. Времени было много, а дети всё равно сидели, и ждали, когда за ними приедет подвода.
В начале декабря установилась зимняя погода. Белое покрывало зимы окутало землю, прикрыло бездорожье. Из города до Верховки проложили по зимнику санный путь, по нему могли проехать и машины. Из города приехал Аркадий Николаевич Соколов - второй секретарь райкома - познакомиться с работой их комсомольской ячейки, и оказать практическую помощь комсомольцам, если будет необходимость. Увидев Соколова, Нюра снова задумалась, где она его видела, но он сам подошёл к ней, и, улыбаясь, спросил:
- Так Вы и не вспомнили, Нюра, где видели меня раньше? Я ещё в первую нашу встречу прочитал вопрос в Ваших глазах, но ответить на него было некогда. Мы с Вами встречались в госпитале каждое воскресенье. Я помню, как Вы писали письма для раненых, как пели для них, и как Вы ухаживали за слепым музыкантом. Я выписался до того, как его увезли. Вы ничего не знаете о его судьбе?
- Точно, теперь и я вспомнила - Ваша кровать стояла у окна. А о музыканте я ничего не знаю. Он обещал написать, но так и не написал. Ему сейчас не до меня, да и кто я ему?
Соколов провёл комсомольское собрание. И уж такой он был заводной, и улыбка его молодая и добрая, и манера говорить просто и доходчиво, и убеждать - притягивали внимание и вызывали симпатию к нему. И у Нюры тоже. Она поймала себя на том, что ей хотелось бы почаще слушать Аркадия и смотреть на него. Она была уверена, что не у неё одной. Ребята заговорили о ремонте клуба, чтобы можно было смотреть кино, организовать кружки для подрастающей молодёжи, открыть библиотеку, а то от скуки все сбегут в город. Соколов обещал помочь.
После собрания он зашёл в сельсовет, потом к председателю колхоза, чтобы обсудить с ними вопрос о ремонте клуба. А Нюра отправилась домой. Дорогой она думала:
- Может, мама права, может, гонюсь я за миражом? Нет, отказываться так просто от мечты нельзя, это удел слабых людей, надо во всём разобраться.
Нюра, забравшись с ногами на старенький диван, читала книгу, когда услышала в сенях знакомый голос. Она вскочила, как ужаленная, переодеться она уже не успеет. А, Аркадий уже вошёл в дом. Он, пытаясь скрыть волнение, так как был не званым гостем, почтительно поклонился Акимовне, искренне выказывая уважение к мудрой старости:
- Здравствуйте, Акимовна! Зашёл к Вам чайку попить, примете? Ну, тогда ставьте самовар, а то назад мне ещё не скоро ехать. А где же жиличка Ваша? От гостя прячется? Нюрочка, идите чай пить! - он быстро освоился и повёл себя непринуждённо, как у себя дома. Акимовна засуетилась, желая угодить гостю. Тут и Нюра появилась, наскоро натянув на себя платье поприличнее, и причесав волосы.
- Ну, вот! Не успел он появиться, как всё вокруг него закрутилось, завертелось, и скука долой, - подумала Нюра, а вслух сказала:
- Гостям всегда рады. Где там у нас сало, Акимовна?
И гость принёс с собой кое-какой еды, накрыли стол, хоть куда. А тут и самовар вскипел, Нюра отстранила Акимовну, и сама принесла самовар - у их гостя была только одна рука. В доме тепло, уютно было, а теперь и радостно так стало. Сидели они втроём по-семейному, ели да чай пили, говорили ни о чём, как будто не один год вместе живут. Не часто так бывает, что сошлись три малознакомых человека, разного возраста, пола и социального положения. И, вдруг, почувствовали себя - среди своих, - родственных душ.
- Ну, мне пора бежать, дел ещё много. Хорошо тут у вас, спасибо за обед. Акимовна, что Вам привезти, когда я снова соберусь к Вам чайку попить?
- Мучицы бы хоть немного, так я Вас пирогами буду угощать, да блинами.
- Вот хорошо-то! Я в райкомовской столовке питаюсь, так что талоны на муку не знал, куда девать. Отоварю и Вам привезу.
- А матушке своей, что ж не отдадите?
- Родители мои далеко живут, а меня в этот город распределили после окончания института перед самой войной. Я живу здесь один. У меня комната в квартире на два жильца. У нас с соседом работа разъездная, он журналист, поэтому, мы редко видим друг друга.
Чувствовалось, что ему не хочется уходить, но работа, есть работа.
Зимой темнеет рано, а свет в доме из-за слабого напряжения, чуть ярче, чем при свече. Тонкий луч ущербной луны уже высоко поднялся в небо. Это к морозу. Вьюга завывала над деревней и мела позёмку. Нюре и Акимовне казалось, что они одни на всём белом свете среди темноты и завывающей вьюги. Акимовна не утерпела:
- Вот тебе, Нюра, и женишок, значить, подоспел, не ко мне же он пришёл. А человек-то он хороший, добрый да приветливый. Приглядись, значить, к нему, не торопясь, можеть, это твоя судьба. Мужиков-то ныне раз, два, да и обчёлся - старой-то девой остаться легче лёгкого.
- Что ты, Акимовна, мне пока никто не нужен, - и Нюра, неожиданно для самой себя, рассказала Акимовне о своей любви к Кирюше.
- И-и, милая моя! Любовь-то твоя безответная. Жизнь на месте не стоить. Если он вылечился, мамаша-то евоная давно уж ему невесту-то приискала. Мужик-то он в самой поре, ему жена нужна. А он у матери, видать, с руки хлеб ест и воду пьёть. Вспоминать-то тебя, конечно, будет, но, как случай из жизни, помяни моё слово. Съезди, конечно, в Ленинград-то. Вон Ленка-секретарша там квартиру имееть, да боится туды одна ехать. Вот вместе с ней и поезжайте летом-то. Всё и узнаешь, и душу попусту рвать перестанешь. А этого Аркадия-то от себя не отталкивай. Он же пока тебя замуж не зовёть, да тебе и рано пока замуж-то, вот и дружи, как с приятелем, а там жизнь-то сама и распорядится. Главное, значить, чтоб своей волей замуж-то идти, а не так, как меня в рабство отдали извергу.
Вот так в жизни и бывает, что безответная любовь живёт дольше, чем взаимная. На следующий день Нюра пришла в сельсовет к Лене.
- Слушай, Лена, я собираюсь в июне ехать в Ленинград, сдавать вступительные экзамены в институт, может, вместе поедем? Ты говорила, что одной тебе страшно ехать. Поживём все вместе - ты, я и Витька. Когда-то надо тебе решиться переехать туда. Главное, жильё у тебя есть. Не захочешь там оставаться - вернёшься со мной назад.
Лена обещала подумать. А Нюра загорелась, как теперь дожить до июня! Помня совет Кирюши, решила серьёзно готовиться к вступительным экзаменам. Встреча с Аркадием отошла на задний план. Слишком редко она его видела, чтобы увлечься по-настоящему.
Зима вступила в свои права, снега навалило, не успевают жители деревни тропинки протоптать. Председатель не забыл своё обещание сделать горку для детей. Он прислал старенький бульдозер, и тот сгрёб снег в высокую кучу. Комсомольцы утрамбовали снег лопатами, и залили водой, сделав по краям ската бортики. Горка не пустовала с утра до вечера и без выходных. И дети, и их родители были довольны.
Через несколько дней наступит Новый год, и Нюра задумала устроить ребятишкам в школе настоящий праздник с дедом Морозом. Для этого она придумала простенький сценарий. Сельсовет обеспечил ёлку. Дети с увлечением клеили цепи из узких полосок бумаги, развешивая их на ёлке. Из бумаги, ваты и клея наделали маленьких рыбок, зайчиков и других зверюшек, и раскрасили их гуашью. Бумагой служили старые газеты. Из них же Нюра со второй учительницей, Верой Ивановной, нарезали снежинок. Из кусочков ваты, нанизанных на ниточку и прикреплённых к потолку, получился волшебный снегопад. Теперь надо было изобрести подарочки детям. Это было самое сложное. Наступал 1947 год - самый тяжёлый послевоенный год. Тамара Афанасьевна ни во что не вмешивалась. Но к председателю колхоза пошла, и ей выписали со склада 2кг муки. Родители принесли немного сыворотки, питьевая сода нашлась у Акимовны, сахара дала из личных запасов Тамара Афанасьевна. Из всего этого Нюра вместе с Акимовной испекли шикарные, по тому времени, коржики - по одному на ребёнка. Их разложили в бумажные пакетики - это и были Новогодние подарки. Такой подарок в то голодное время эти дети никогда не забудут. Дедом Морозом согласился выступить один комсомолец из МТС. Была и Снегурочка - молоденькая учётчица из того же МТС. Нашёлся и гармонист, чтобы дети поводили хороводы и поплясали. Никто не делал этим детям карнавальных и просто нарядных костюмов. Они были одеты в обноски от старших братьев и сестёр, в подшитые валенки. Но счастье их было безмерно. Для большинства из них это был первый Новый год в их жизни. Такое не забывается. А потом начались каникулы.
На праздник Нюра собралась ехать к родным, надеясь, что отчим заедет за ней. Телефон тогда был один на всю деревню у председателя колхоза, так что связи с родными у Нюры не было, разве что, через почту. Но тут, нежданно-негаданно, приехал райкомовский «газик» прямо к дому Акимовны. Шофёр, молодой улыбчивый крепыш, привёз килограммов 5 муки и записку для Нюры:
- Нюра, приглашаю Вас на молодёжный Новогодний бал для передовиков производства и приглашённых, 31 декабря, в заводской Дом культуры. Шофёр Валера заедет за Вами в дом Вашей матери в 9-30 вечера. А сегодня, если Вы быстро соберётесь, на этой же машине Валера доставит Вас домой. Так что, до встречи! Аркадий.
Мечты мечтами, а в 17 лет получить такое приглашение - это радость, да ещё какая! Нюра засуетилась. Сборы были недолгими. Гардероб-то у неё был бедненький, выбор невелик. Она взяла с собой тёмно-вишнёвое шерстяное бабушкино платье с плоёным атласным воротничком, новые заколки для волос с яркими стекляшками - мамин подарок, свои драгоценные туфельки на маленьком каблучке - для особых случаев. Она сложила всё это в сумку, и объявила Валере, что готова ехать. Чмокнув Акимовну в щёчку на прощание, надев тёплый платок, старенькое пальтишко и валенки, Нюра выпорхнула из дома, и уселась в машину. До Нового года оставалось ещё 2 дня. Акимовна грустно посмотрела ей вслед - она опять оставалась одна в пустом доме.
Валера довёз Нюру до самого дома. Дорогой они познакомились, и сразу перешли на «ты». Но что такое 5 километров по укатанной дороге? Мигом домчались до города.
Мама и отчим были на работе, Колька бегал где-то с приятелями. Войдя в свою комнату, Нюра обнаружила на своей кровати письмо. Она сразу поняла, что это письмо от Кирилла. Ноги её почему-то ослабели, а сердце забухало, как кузнечный молот, и она присела на стул. Конверт открывать не спешила - надо было сначала успокоиться. Она так долго ждала этого письма, мечтала, что Кирюша позовёт её, она поступит в институт, и они смогут пожениться, ведь в мае ей исполнится 18 лет. Они так подходят друг другу. Кирюша говорил, что и, не видя её, узнает среди многих других, потому, что они с ним на одной волне. Ему уже будет 28, и он может сам решить на ком ему жениться, не слушая свою мать. Успокоившись, Нюра, наконец, распечатала письмо. Она быстро пробежала его глазами, не вдаваясь в детали, но от волнения сразу и не поняла, хорошее оно или плохое. И начала читать снова, внимательно вчитываясь в каждое слово:
- Здравствуй, Нюрочка! С наступающим Новым годом тебя, моя маленькая спасительница. Именно такою ты осталась в моей памяти. Пишу тебе, как и обещал. С радостью сообщаю тебе, что зрение мне вернули, я думаю, что и тебя эта весть обрадует - тогда, в госпитале, ты мечтала об этом вместе со мной. Я безмерно благодарен за это чудо тебе, Нюрочка, моей маме, врачам, и всем, кто помог мне встать на ноги, и вернуться в прежнюю жизнь. Я снова работаю в оркестре, но за эти годы я утратил многие навыки, и теперь мне приходится много трудиться, чтобы достигнуть прежнего уровня. А мама больше всего хочет меня женить, и невесту мне подыскала, славную девушку из нашей среды, пианистку, но мне пока не до этого. Напиши, Нюрочка, как протекает твоя жизнь, где ты работаешь. Ты ещё не вышла замуж? Перед свадьбой напиши мне обязательно, я пришлю тебе свадебный подарок. А если надумаешь повидаться со мной, я буду очень рад, приходи на мой концерт, назови своё имя, и тебя пропустят за кулисы. Я никогда не забуду твою доброту и безмерную преданность в то тяжёлое для меня время. Обнимаю и целую тебя в щёчку, твой Кирилл.
- Ну, вот и всё! - Громко сказала она. Письмо выпало из её рук. Она сидела, уронив руки на колени. Слёз не было. В глубине души она ожидала чего-то подобного, но не хотела верить в это, и лелеяла свою несбыточную мечту. Горькое разочарование не давало ей сосредоточиться. Но потом, она поняла, что Кирюша по-прежнему видит в ней подростка, добрую девчушку, которая пожалела раненого солдата. Что тут поделаешь? Видимо, у него своя жизнь, а у неё - своя. Её больно задели слова «из нашей среды». Значит она, Нюрка, в эту среду не вписывается. Права была мама. Хорошо хоть, что он нашёл время написать ей письмо, а то бы она и дальше строила воздушные замки. Благородный человек этот Кирюша.
Оставив письмо на полу, она, не раздеваясь, легла на кровать, и уснула. Проснулась она только глубокой ночью. Письмо лежало на столике у кровати, и Нюра поняла, что мама его прочитала. Она разделась, забралась под одеяло, и пролежала без сна до утра. Утром Надежда вошла в комнату, присела на кровать, обняла и поцеловала её.
- Ничего, доченька, время и не такое лечит. Кирилл ничего не обещал тебе, и вернулся в свою жизнь, а ты живи своей.
- Я всё понимаю, мама, и давай не будем больше об этом говорить. Что было, то прошло. А завтра я иду на молодёжный бал в Дом культуры завода, меня туда пригласил бывший раненый из нашего госпиталя Аркадий Соколов, который теперь секретарь райкома Комсомола. Он нам с Акимовной свои талоны на муку отоварил и прислал на своём газике. На этой машине я и домой приехала. Аркадий позаботился. Акимовна от него без ума, а мне он пока - что есть, что нет.
- Ну, вот видишь! Как говорится, «свято место не бывает пусто». Веселись от души и ни о чём другом не думай. У тебя сейчас каникулы, ты ещё погостишь у нас?
- Не знаю, мама, схожу на бал, а там видно будет. А вы как тут поживаете? Как Колька, привыкает к новому отцу?
- Да пока никак, держит нейтралитет, не грубит, но смотрит на него, как на пустое место. Но Федя говорит, что это не навсегда. Придёт весна, и он будет учить Кольку водить и ремонтировать машину. Отметили ему 12 лет. Мы с Федей, подарили ему, книжку Жюль Верна, я в его возрасте зачитывалась его книжками, а Колька читать не шибко любит. Положил книжку на полку, и забыл про неё. А у меня для тебя две новости. Я окончила курсы стенографии и мне предложили хорошую работу - вести протоколы заседаний в горисполкоме, а потом их распечатывать. Но не знаю, соглашаться ли мне, потому, что вторая новость, что мы с Федей ждём ребёночка, уже два месяца. Кто потом с малышом будет водиться? Может, придётся год не работать, пока кормить буду, а потом посмотрим. Ну вот, такие у нас дела. Вроде, и недалеко ты уехала, а видимся редко. Столько новостей, - что у тебя, что у меня.
- Вот, это новость! Поздравляю вас с дядей Федей. Он мне говорил, что всегда хотел иметь сына. А если родится девочка, он будет рад?
- Ещё бы! Девочка даже лучше - на него будет похожа, как ты на своего отца, Колька-то на меня похож. В августе мне рожать, как раз к Фединому дню рождения.
- А вы сами ко мне в деревню приезжайте почаще, а то я с этой работой и Кольку поздравить не смогла, - и Нюра рассказала, как она устраивала Новый год для своих учеников. Она видела, как счастлива была её мать, и радовалась за неё. Утром она пошла к бабушке с дедушкой. Поздравила их с Новым годом, рассказала о своей работе. Бабушка спросила:
- Скучаешь, небось, в деревне? Да-а, не скоро деревня догонит город, не при нашей жизни, точно. Как думаешь, Николай?
Теперь дедушка согласно кивал головой - его жена всегда была права, - все их разногласия давно сгладились, они, как все любящие пары, стали одним целым.
МОЛОДЁЖНЫЙ БАЛ

Молодёжный бал для передовиков производства ещё не начался, когда Валера привёз Нюру в Дом культуры. Валера поставил машину поближе к зданию - на улице было -15, поэтому мотор выключать было нельзя. Народа был полный вестибюль. В раздевалку была очередь. Валера подхватил Нюрины пальто и валенки, и минут через 5 принёс ей номерок. Нюра удивилась, что он справился так быстро:
- Ну, ты, Валера, просто волшебник. Я думала, что весь праздник простою в очереди, как тебе это удалось?
- У меня здесь полно приятелей, я до войны работал на заводе, а после госпиталя Аркадий позвал меня к себе.
- Ты тоже лежал в госпитале? Так сколько же тебе лет? Я думала ты мой ровесник.
- Мне недавно стукнуло 23 года. Осколочное ранение в ногу и в грудь. Лечился 6 месяцев в другом городе. А Аркадия я узнал ещё до войны, когда работал на заводе после ФЗУ. Давай я провожу тебя в зал, Аркадию сейчас не до нас, и он попросил меня опекать тебя, а потом отгоню машину в гараж. Тут не далеко заводской гараж, там у меня тоже есть знакомые. Между прочим, я и отца твоего, Михаила, знал. Перед самой войной работали с ним вместе. Ты займи на меня место за столиком, я вернусь и посижу с тобой, если ты не возражаешь. Так и сделали. Едва войдя в зал, Нюра увидела Аркадия. Он быстро подошёл к ней, провёл её поближе к эстраде, и посадил за столик. Его окликнула какая-то девушка, он махнул ей рукой, и сказал Нюре:
- Отдыхайте, Нюра, приятного Вам вечера, а на мне организация этого бала. Одно место для Валеры, а ещё два - мой резерв.
Минут через 10 Аркадий подвёл к столу молодую пару - красивую девушку и худощавого очкарика, ниже её ростом. Они и заняли свободные места за Нюриным столом. Каково же было удивление Нюры, когда она узнала в этой красавице вожатую Асю, с которой она работала в пионерлагере в 1945 году. Воистину, мир тесен. С тех пор прошло всего полтора года. Ася сменила причёску, слегка подкрасилась, надела красивую одежду, туфельки, и подругу стало не узнать. Она уже окончила пединститут, а рядом с ней, оказывается, был её муж Анатолий, инженер этого завода. Нюра тоже коротко рассказала Асе о себе.
На столике стояла бутылка вина, тоненькие пластики лимона на блюдечке, и такие же тоненькие пластики колбаски, рюмки, вилки, тарелочки и салфетки - всё это за счёт профсоюза. Негусто, конечно, но в то время и это было непривычно для простого человека. Вскоре подошёл и Валера. Первым делом, он оглядел «окрестности» и остался доволен - девушек было много.
Вечер начался с чествования передовиков производства. Коротко рассказав об их трудовом подвиге, передовикам вручали почётные Грамоты и Вымпелы победителей соцсоревнования. Ни о какой денежной премии речи не шло, люди радовались, что их успехи в труде заметили, и обнародовали. Потом на сцену вышел баянист и начался концерт художественной самодеятельности завода. Зал дружно приветствовал артистов. Номеров оказалось немного, тогда на сцену вышел Аркадий Николаевич, и сказал:
- У нас в зале присутствует девушка, которая ещё подростком каждое воскресенье приходила в госпиталь и помогала раненым писать письма родным, ухаживала за слепым, потерявшим надежду раненым. И помогла ему отыскать мать, эвакуированную из Ленинграда. Девочка пела для лежачих больных. Теперь, окончив педагогическое училище, она работает учительницей начальных классов, и её зовут Анна Михайловна Буркова. Спойте нам, пожалуйста, Анна Михайловна!
Зал зааплодировал. Нюра встала, и пошла на сцену. Баянист, спросил, что она будет петь, и она ответила: - «Тёмная ночь». Нюра запела. Она вложила в эту песню всё разочарование своей отвергнутой первой любви. Всё-таки, то чувство, которое вызывал в ней Кирилл одним своим видом, словом, прикосновением, она никак не могла забыть. Потом, по просьбе зрителей, она спела «Синенький скромный платочек». Её не отпускали, аплодисменты всё продолжались, и Нюра спела ещё «Мы с тобою не дружили, не встречались по весне», после этого она вернулась на своё место. Валера смотрел на неё с восхищением. Даже Асин муж, холодный, как монумент, шепнул жене: - Надо бы пригласить твою подругу к нам в гости. - Ася согласно кивнула.
После концерта начались танцы. Нюре отбоя не было от желающих с ней потанцевать. Она кружилась в вальсе, как птица в полёте, танцевала и танго и фокстрот, не обращая внимания на своего партнёра. В общем, отвела душу за несколько месяцев своего существования в дремотной глуши деревни. Она увидела Аркадия, танцующего с какой-то высокой девушкой уже не первый танец, но это её нисколько не задело. После его слов о ней с трибуны, Нюра поняла, что и Аркадий видит в ней девчушку из госпиталя, не более того. В 12 часов все наполнили рюмки вином, встали, и после слов Аркадия:
- С Новым, 1947 годом, товарищи! - Все дружно закричали «Ура-а!». После 12 часов на столах стали появляться несанкционированные бутылки самогонки и домашняя закусь - картошка с квашеной капустой и солёные огурцы. Сначала передовики пытались это скрыть, наливали в стаканы и рюмки под столом, но после 2-3 попыток признали это дело бесполезным, прятать самогонку перестали, и оставили всё, как есть. И началось настоящее народное веселье, которое не укладывалось в рамки предложенные организаторами бала.
Теперь это был уже и не бал, а русское застолье. Вместо танцев пошли пляски с частушками, и далеко не всегда приличными, со свистом и гиканьем. Все раскраснелись и быстро утратили «интеллигентный» вид. Галстуки, завязанные неумелой рукой, перекочевали в карман. Не прошло ещё и двух лет после окончания войны, поэтому, празднующие граждане, разбились на группки по интересам. В одной части зала за тремя сдвинутыми столиками сидели недавние фронтовики, и, вспоминая погибших товарищей, горько оплакивали их, подливая друг другу самогонку. В другой части зала сидели весельчаки и развлекали друг друга анекдотами, хохоча на весь зал, и, радуясь жизни. Третья группа, сбившись в плотный кружок, и положив руки на плечи соседей, с упоением пели песни, раскачиваясь из стороны в сторону. Нюра сказала Валере, что хочет домой. Тот быстро встал, и побежал в гараж за машиной. Потом забрал Нюру. Они ехали по безлюдным улицам ночного города. Нюра не утерпела, и спросила Валеру, уж не невеста ли была весь вечер возле Аркадия?
- Ну, да, невеста и есть, жениться собираются. Они ещё до войны дружили, с тех пор, как он в наш город приехал. Валера был в изрядном подпитии, но это не мешало ему крепко держаться за баранку и вести машину. В то время это было нормальным явлением, да и машин в городе было мало.
Пробыв дома ещё пару дней, Нюра засобиралась в деревню. А тут и Валера кстати объявился. Он и отвёз Нюру к Акимовне. Та так обрадовалась Нюре, что даже прослезилась. Она пригласила Валеру в дом, поставила самовар, разогрела плюшки, которые испекла к Новому году, и они втроём сели пить чай с плюшками. Акимовна попросила:
- Ну, рассказывайте, как погуляли, значить, на празднике-то.
- Ой, Акимовна, Нюра так пела, что весь зал заслушался. Ну, чистый соловей - не хотели отпускать её со сцены. А я, так прямо прослезился. А как танцы начались, я пригласить её так и не сумел - все танцевать с ней хотели, до меня так очередь и не дошла. Только стоял я, и любовался, как она птицей летает по залу. Только подол её красного платья, как хвост жар-птицы метался за ней. Вот такие дела. Больше никого я и не видел, кроме неё. - И он весело расхохотался, запрокинув голову, а Нюра, смеясь, возразила:
- Ох, и врать ты мастак! Видела я, как ты отплясывал с подружками, а в мою сторону и не глянул. И каждый раз с новой девчонкой.
- Так это я с горя, что ты на меня внимания не обращала. И, с какой же стати, Акимовна, я буду с одной девчонкой танцевать, когда их так много. - И они дружно засмеялись над шуткой этого славного парнишки. На душе было легко, как будто и не было письма, разрушившего её надежду на светлое будущее. А Акимовна рядом с ними была просто счастлива.
- Ну, ладно, хорошо тут у вас, а мне ехать надо. Я сегодня дежурю в райкоме, вдруг кому-то машина понадобится. - Он уехал, и в доме снова стало тихо. Помолчали, потом Нюра сказала:
- Эх, Акимовна, было у меня два жениха, да ни одного не осталось. - И Нюра рассказала Акимовне и про письмо, и про Аркадия с его девушкой.
- Вот ведь как всё повернулося. Ну, ничего, не горюй, не пришло ещё, видать, твоё-то время. Обожди, чуток, будеть и на твоей улице праздник. А Валера-то этот, заводной да задорный какой! Девки-то, небось, ему прохода не дають, хоть он и не с красы. Таких-то все любять, но женится он не скоро, а кто за него замуж-то выйдеть - наплачется от ревности - за ним всегда, значить, хвост из девок и баб тянуться будеть, карауль - не карауль, между пальцев проскочить.
Прошла зима. В мае случилось много важных событий в Нюркиной жизни. Первомайские праздники; потом ей исполнилось 18 лет. Закончился первый в её карьере учебный год в школе. Её мама в последние дни мая пошла в декретный отпуск. Она готовила приданое для малыша. Нюра принесла маме подарок от бабушки Фроси - тёплое, стёганое ватой одеяльце для малыша, сшитое из цветных лоскутков. Фёдор Иванович с работы летел домой, не желая нигде задерживаться. Он всё ещё не верил в то, что скоро станет отцом. Они с Надеждой вместе рассматривали малюсенькие распашонки, кофточки, вязаные пинеточки, чепчики. Глядя на эту красоту, немолодой отец счастливо смеялся. Дружба между Фёдором Ивановичем и Колькой крепла с каждым днём, и он стал называть дядю Федю отцом, и гордился им перед другими ребятами.
Нюра активно готовилась к вступительным экзаменам в институт. Лена решилась поехать вместе с Нюрой и сыном в Ленинград. Она написала своим бывшим соседям в Ленинграде, и сообщила, что скоро приедет с сыном, просила встретить её, взяв ключ от квартиры её родителей, в домоуправлении. Нашлись и близкие друзья родителей Лены, которые написали, что помогут ей устроиться. С работы Лена пока не уволилась.
Жизнь, которая зимой тянулась, как патока, и большую часть суток протекала в сумерках или и вовсе в темноте, в мае, вдруг, поскакала галопом. Яркое солнце, лёгкие майские грозы, молодая травка и листочки на деревьях, и другие весенние радости в природе, вызывали прилив энергии и ощущение радости жизни. В коловороте событий скучать было некогда.
Аркадий Соколов приезжал к ним в деревню, и сообщил, что их клуб включён в план реконструкции и ремонта, он начнётся в июне. Школу решили побелить и перекрасить своими силами. МТС взяла шефство над их школой, и директор обещал купить белил и извёстки. Оставалось «перекроить» несколько парт, сделав их поменьше. Тамара Афанасьевна совсем разболелась, и её положили в больницу. За неё осталась Вера Ивановна.
А Нюра с Леной уже купили билеты на поезд до Ленинграда. Перед ними открывались широкие горизонты. Нюра оставила маме Ленинградский адрес Лены, на всякий случай.
Ехать в поезде в дальние дали и для Нюры, и для Лены было бы большим удовольствием, если бы не вертун Витька. Он не давал им ни минуты покоя. Лена научила сына играть в шахматы. Он так увлёкся этой игрой, проявив при этом большие способности, что взял шахматы с собой, и приставал к пассажирам, предлагая им поиграть с ним в любимую игру. Столько новых впечатлений свалилось на него! На одной из остановок, он так быстро умчался от матери, что она не могла догнать его. А он выскочил на встречный путь и чуть не попал под поезд. А уж вопросов он задавал столько, что голова шла кругом. Далеко не на все вопросы Витьки Лена с Нюрой могли ответить, а он удивлялся, полагая, что взрослые должны знать всё:
- Вы что ли в школе плохо учились, раз не знаете, как поезд держится за рельсы и не падает?
В Ленинграде их встретили хорошо. Нюра боялась, что тяжёлые воспоминания о блокаде и её последствиях омрачат эту встречу, и они с Леной утонут в слезах, но ничего подобного не случилось. Ленинградцы не любили вспоминать это страшное время. Они научились спокойно говорить о нём, только спустя годы, а, пока, вообще избегали подобных разговоров.
Лена была уверена, что приедет в пустую квартиру, поэтому везла для сына одеяло и подушку - если придётся спать на полу, и кое-что из посуды. Но ленинградцы, в основе своей, народ дружный. Они собрали для Лены - кто что мог, самое необходимое. В результате, её квартира оказалась вполне пригодной для жизни, хотя бы на первое время. Лена гордилась своими земляками, и Нюра соглашалась с ней.
Вечером, уставшие от дороги и новых впечатлений, все трое провалились в сон, и проснулись, когда солнышко было уже высоко. К ним постучалась соседка, приглашая их на чай, но наши путешественники уже перекусили, и собрались поехать в Нюрин институт, узнать расписание экзаменов. Соседка забрала Витьку на это время к себе.
Нюра всё время была в приподнятом настроении, словно в ожидании чего-то необыкновенного. Она всю жизнь прожила в небольшом городе. До войны в городе ходил автобус, а в войну его отменили, и все ходили пешком. А тут столько транспорта, что глаза разбегаются. Ленинград ошеломил Нюру своей красотой и размахом.
Следы блокады в центре города уже были устранены. За два года город сильно изменился, но работы у строителей и жителей города было непочатый край. Предстояло ещё поднять из руин целые микрорайоны города.
Институт находился на улице Садовой - вход с набережной канала Грибоедова. Здание института - бывший ассигнационный банк. Его построил итальянский архитектор Джакомо Кваренги. Нюра смотрела на это монументальное и красивое здание, и думала:
- Неужели я буду учиться в этом прекрасном здании? - И гордость распирала её. Узнав расписание, девушки пошли прогуляться. По пути купили газету - Лена хотела посмотреть, какую работу предлагают, если она решит перебраться сюда навсегда. Нюра не пропустила ни одной театральной афиши, надеясь увидеть знакомую фамилию, но пока не увидела, и это не особенно её огорчило, наоборот, она испытала облегчение от того, что не увидит Кирилла. Она боялась этой встречи.
- Так будет лучше. Я не должна о нём думать, и не буду. И парень для меня найдётся.
Нюра успешно сдала все экзамены и поступила в институт. Лена уговаривала её пожить ещё вместе с ней, обещала показать ей историческую часть города. Но Нюра, испытывая какое-то неясное и безотчётное беспокойство, вдруг заторопилась домой. Она успокаивала подругу:
- Лена, ты не расстраивайся. Если ты будешь жить здесь, я все сессии буду жить у тебя. А сейчас, сама не знаю почему, тянет меня домой, может с Акимовной что, или дома…
Перед отъездом, они с Леной сходили в магазин, и купили Нюре, нарядную юбку с блузкой. Нюра послала телеграмму, что успешно сдала экзамены и сообщила номер поезда и вагона.

ТЯЖЁЛАЯ УТРАТА

Её никто не встретил. Ну, понятно. Отчим в командировке, Колька в пионерлагере, а мама дома - ей через месяц рожать. Подхватив свой небольшой чемодан, Нюра села в автобус. Это было 20 июня 1947 года. Был яркий солнечный день. Солнце стояло в зените, но Нюре почему-то показалось, что оно маленькое, багровое, словно злобно сощуренный драконий глаз. Ей не терпелось увидеть маму. От остановки Нюра почти бежала.
Дома никого не оказалось. Там стояла глухая тишина. Она подождала, раскладывая по местам свои вещи, но никто домой так и не пришёл. Нюра вышла за ворота, окликнула соседку, спросив, не знает ли она, куда все подевались. Та подошла, обняла Нюру, и, заплакав, сказала:
- Ой, Нюрка, мамка твоя умерла сегодня в роддоме. Фёдор там. Ребёночек живой, но его пока не выпишут, побудет в больнице на искусственном кормлении. У меня невестка в роддоме работает, она и рассказала мне. А Колька с ребятами на рыбалке.
Но Нюра, не дослушав соседку, побежала в роддом. Она не поверила соседке, что с мамой что-то случилось. Это просто не укладывалось в её сознании, и не могло быть правдой. Её с кем-то спутали! Когда Нюра уезжала в Ленинград, мама неважно выглядела - у неё под глазами появились тёмные круги. Но настроение у неё было хорошее. Она гордилась своею беременностью, хотя живот был большой для её хрупкой фигуры, носить его было нелегко, и у неё часто побаливала спина. Мама, тогда, взяла Нюрину руку, и положила себе на живот. Нюра почувствовала толчки живого существа, и ощутила непонятное волнение. Она обняла и поцеловала маму на прощание, пообещав, что как только сдаст экзамены, вернётся домой и будет помогать ей по хозяйству. Та, светло улыбаясь, помахала дочери рукой. Нюра уехала в Ленинград с лёгким сердцем. И вот теперь она неслась в больницу, словно хотела обогнать время.
А время помчалось с лихорадочной скоростью. «Я ничего не успею, не успею!», - билось у неё в голове. И, Нюра продолжала бежать. Сердце словно пронзило ледяной иглой, и оно затрепыхалось суматошно и беспорядочно. Нюра остановилась, надо было успокоиться. Дыхание постепенно восстановилось, сердце перестало скакать, как испуганная лошадь. Судороги в руках и ногах помаленьку начали проходить. Дальше она пошла шагом.
Войдя в вестибюль, она увидела своего отчима. Он сидел на скамейке, опустив плечи и обхватив голову руками, покачиваясь вперёд и назад, словно заведённый. Нюра подошла, села рядом, и спросила:
- Фёдор Иванович, что случилось? - но он, как будто не слышал вопроса. Поняв, что ответа не будет, Нюра встала, и пошла в приёмный покой. Ей вызвали лечащего врача.
- Выражаю Вам своё соболезнование. Роды преждевременные, осложнённые болезнью почек. Вот почки и отказали. Вашей маме предлагали прервать беременность, но она была уверена, что всё будет хорошо, и, написав отказ, взяла ответственность на себя.
- Слова-то, какие деревянные - мама умерла, взяв ответственность на себя, - подумала Нюра, и, сдерживая слёзы, спросила:
- Кто родился?
- Мальчик, богатырь, около 4 килограммов, 56 сантиметров. Он побудет у нас, мы за ним понаблюдаем. Если не будет никаких патологий, через 3 недели выпишем.
- Чем же мы будем кормить малыша без мамы?- Голос Нюры наполнился слезами.
- Мы дадим вам направление на молочную кухню, но только на 6 месяцев. В детской консультации вам всё расскажут.
- Где сейчас мама?
- Вскрытие уже закончено, завтра можете забрать тело.
- Значит, мамы уже нет, осталось только тело.
Больше Нюра выдержать не могла, ноги её подкосились, она села мимо стула, уткнулась головой в колени и громко, в голос, зарыдала, повторяя:
- Мама! Мамочка! Как же так! За что? Столько пережила! Никому не причинила никакого зла! Была так счастлива последний год в твоей жизни! - У Нюры началась истерика.
Медсестра приёмной быстро приготовила успокоительное, и протянула Нюре. Но та не обратила на это внимание. Всё её тело сотрясалось от рыданий, она что-то без конца говорила и говорила, проклиная войну и судьбу. Тогда ей поставили укол. После укола её охватила апатия, захотелось лечь прямо здесь, на затоптанный пол, закрыть глаза, и уснуть, чтобы ничего не знать, ни о чём не думать, ни с кем не говорить, ничего не делать и никого не видеть. Она согласна была умереть, прямо сейчас. В голове бились какие-то мысли, обрывки фраз. И вдруг, в сознании чётко всплыло:
- Надо забрать маму и похоронить. Надо спросить соседей, с чего начинать-то, я ведь никогда никого не хоронила. - И она снова заплакала. Медсестра помогла ей встать, и проводила в коридор. Отчим сидел на том же месте. Нюра подошла к нему, и тихо сказала:
- Фёдор Иванович, маму уже не вернёшь, надо её похоронить. Я не знаю, как это делается. Завтра её отдадут. Пойдёмте домой, надо всё приготовить. Скоро Колька с рыбалки вернётся, не знаю, как ему и сказать про маму.
Нюра взяла отчима за руку, и потянула его за собой. Он встал, и пошёл за ней. Так и шли они вдвоём, взявшись за руки, и, не замечая этого, придавленные общим горем.
Фёдор Иванович взял на себя могилу, гроб и венки, а Нюра собрала для матери её последний наряд, приготовила комнату, завесив все зеркала, и поминки.
Колька прибежал довольный - в руке у него был кукан с нанизанными на него рыбёшками. Он увидел Нюру, не заметив, что лоб её перевязан чёрным платком, и спросил:
- А где мама?
- Мама в больнице, она родила нам братика, но ей сейчас очень плохо. - Нюра сдерживала слёзы, боясь напугать Кольку, но они полились помимо её желания.
- А чего ты плачешь, и почему у тебя чёрный платок? Мама умерла? - Нюра обняла братишку, согласно кивая головой. В это время пришёл отчим. Колька кинулся к нему:
- Папа, мама умерла, что же теперь будет? Ты нас не бросишь?
- Как же я вас брошу, ведь я теперь многодетный отец - у меня трое детей. Как вашего братишку-то назовём? Может, Гавриилом? Брат у меня был любимый, Гаврюша, погиб на фронте.
- Пусть будет Гаврик, - переглянувшись, согласились Нюра с Колькой.
Похороны прошли, как и любые другие. Собрались ближайшие соседи, пришли женщины из машбюро. Фёдор хмуро смотрел на чужих людей. Душа его рвалась на части. Разве могут они понять, что творится у него на душе? Разве поймут они, сколько мечтал он о нормальной семейной жизни? Знают ли эти люди, чем была для него Надежда? Как открыла она в душе его самые чистые и светлые стороны? Никогда они этого не узнают и не поймут. Он мало задумывался над проявлением своих чувств. Теперь же он сожалел о невысказанных словах и о тех мелких услугах, которые он мог бы оказать ей, но так и не сделал этого.
Прошлое незыблемо - что было, то было, - и ничего с этим поделать нельзя. Он посмотрел на сирот. Нюра тихо плакала, низко опустив голову и, думая о чём-то своём. Колька забился в угол, не желая смотреть на неживое лицо матери.
- Столько на них свалилось за их короткую жизнь, и ещё свалится, особенно на эту отважную девочку Нюру! - Пожалел сирот Фёдор. О Гаврюшке он пока не думал. Слишком, дорогой ценой он Фёдору достался. Ему бы сегодня напиться, но не хотелось добавлять горя Нюре и Кольке. Была и ещё одна причина, скрытая от посторонних глаз, которая охраняла его от желания выпить. Ему хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, Надюшу не вернёшь, а покойников он за свою жизнь насмотрелся сверх меры.
Потом рвали душу крики и плач на кладбище.
Бабушка с дедушкой Бурковы прислали с Колькой немного денег, а у самих прийти не хватило сил. Еду на поминки каждый принёс с собой - время такое было. Нюра только уху сварила из Колькиной рыбы.
Убирая посуду после поминок, Нюра размышляла:
- Почему так в жизни получается? Если есть Бог, то зачем он забрал мою маму? Чем она заслужила такую немилость? Почему плохие люди живут себе, и в ус не дуют? Неужели, и хорошие люди в жизни нужны, и плохие? Ну, да! А иначе, не с кем будет сравнивать. И как всё неожиданно в жизни меняется! Вот и вспомнишь бабушку Фросю - она говорит, что горе и радость всегда идут рука об руку. Но ведь тогда будешь бояться радоваться, зная, что за счастьем и радостью, случится горе. С такой оглядкой будет страшно жить! До чего же всё сложно в жизни! А дедушка уверен, что всё имеет свою цену, и за всё, что человек от жизни получает, надо платить. А я раньше пропускала эти слова мимо ушей, они меня не задевали, и жить мне не мешали. Только сейчас дошёл до меня их смысл. И ведь никто не знает - что с ним будет потом. Я читала в одной книжке слова, которые запомнились, как стихи: «Чтобы стать мудрым, сердце человеческое должно быть обожжено несчастьями, выковано молотом страдания и вызовами, что бросает ему судьба, - так, чтобы оно оказалось на краю гибели. Душа человека должна быть очищена и закалена отчаянием и потерями. Из страдания рождается сила - только, пройдя через боль и лишения». Для меня это были только красивые слова, теперь они воплотились в жизнь, но, я думаю, не всем эти слова подходят. Взять моего братишку Кольку.

КОЛЬКА

Она ещё долго перебирала события этого года, потом снова подумала о Кольке. Задумчивый стал Колька. На улицу не выгонишь, а раньше, бывало, домой не загонишь. Забурится в свою комнату, и сидит там, молча. Нюра поняла, что скучает братишка по мамке, ведь он всегда был маменькиным сынком. Её смерть потрясла мальчика, он не может смириться с этим. Нюра сказала об этом отчиму.
- Да всем нам теперь нелегко, а он ещё малец. Время всё лечит, и к нему радость вернётся. - Ответил отчим, потом сказал: - Скоро Гаврюшку нам отдадут, надо приготовиться. Я-то в этом ничего не понимаю. Может, кого из соседок позовёшь, пусть научат, что к чему?
- Я в детскую консультацию лучше схожу, там и поучусь. Но мне ведь скоро на работу, что потом делать будем? А зимой на сессию ехать надо - я институт бросать не хочу.
- Потом и думать будем. На тебя, Нюра вся надежда. Сильная ты и добрая, справишься. А я буду работать для вас троих, раз так судьба распорядилась.
Три недели пролетели в заботах, это помогало не так остро ощущать беду Фёдору и Нюре. Только Колька совсем замкнулся, стал плохо есть и спать, не выходил на улицу. Он был слаб душой, и никак не мог поверить, что мама покинула его навсегда. Нюра с тревогой смотрела на него, но не знала, как помочь братишке. Выбрав время, Нюра пошла к бабушке и деду. Бабушка, выслушав внучку, задумалась, потом сказала то, чего Нюра от неё, старого члена партии, - никак не ожидала:
- А сходи-ка ты, Нюра, с Колькой в церковь к священнику. Пусть он поговорит с ним. Мне он помог, когда Михаила нашего убили. Я тогда никак не могла пережить эту беду - единственный он у нас был. Места себе не находила, готова была волком выть. Соседка наша богомольная, поняла меня, взяла за руку, да и повела. Я сначала и не поняла, куда она меня ведёт, да мне всё равно тогда было. Подробности рассказывать не буду, а только священник этот нашёл такие слова, и так умело их высказал, что снял тяжкий камень с моей души. Вот тебе и «опиум для народа». Оказывается, церковь-то душу лечит, а человек испокон веков в Бога верит.
- Да что ты, бабушка! Я же комсомолка, в церкви и не была ни разу! Да мы с братом и не крещёные даже!
- Крещёные вы оба с Колькой. Бабушка Настя вас окрестила. А отведёт вас та же соседка моя, Ульяна. Она и со священником договорится. Вот тебе денежки на свечки и иконку Николая Чудотворца. Пусть Колька хранит её дома. Ну, иди, Нюра, что-то уставать я стала последнее время, видно скоро тоже на покой уйду, вслед за Мишей с Надей. Завтра и сходи, от нас недалеко. -
Дедушка скорбно поджал губы, но ничего не сказал - Фрося была для него свет в окошке.
На следующий день Нюра привела Кольку к бабушке, а потом они с Ульяной пошли в церковь. Они с Колькой никогда там не были. Колька, задрав голову, рассматривал иконы. Нюра купила свечи и иконку святого Николая. А тут подошла и Ульяна со священником. Тот поклонился, и спросил Нюру, крестились ли они? Она утвердительно кивнула головой. Тогда священник взял за руку Кольку, и увёл его. Их не было довольно долго. Ульяна молилась, стоя на коленях. Наконец, пришли священник с Колькой. Лицо Кольки было спокойно. Ушла из глаз мучительная тревога.
- Я хочу приходить в церковь хоть каждый день, мне здесь хорошо, и не хочется уходить. Здесь я могу разговаривать с мамой. А когда отдадут братика Гаврюшку, я буду ухаживать за ним, потому, что это частичка нашей мамы. - Нюра подумала: - Вот и не верь в Бога. - Но Кольке сказала, чтобы он никому ничего не рассказывал. Время тогда для этого не подходящее было.

СЕСТРА - МАМА

В назначенный день Нюра с отчимом пришли в роддом. В приёмном покое их спросили, кто будет ухаживать за ребёнком. Отчим показал на Нюру. Тогда медсестра сообщила, что Нюре оформят послеродовой декретный отпуск и выдала направление на молочную кухню. А вскоре вышла санитарка, и вынесла их малыша в лоскутном одеяльце. Она поклонилась Фёдору, и вручила ему свёрток с сыном, и бутылочку молока. А Нюра передала санитарке кулёчек конфет к чаю. По пути заехали на молочную кухню, им велели прийти завтра к 7 утра - за молоком, с бутылочкой. Гаврик мирно спал, не ведая, в какой житейский переплёт он попал, едва родившись. Дома их с нетерпением ждал Колька. Младенца развернули, он поднял ручки и ножки, и потянулся. Пупок у него уже почти подсох. Ой, папа, смотри, Гаврик на тебя похож, только глазки мамины и мои - зелёные. Фёдор и сам видел, что сын пошёл в него. На глаза его навернулись слёзы. Смазав малыша, и, завернув его в чистые пелёнки, Нюра передала его отцу. Тот осторожно взял на руки тёплое тельце сына, и прижал его к груди, тихонько покачивая. Неведомое счастье осенило этого сильного и много пережившего человека. Он понял, что отдаст жизнь, не раздумывая, за него - своего сына.
-Теперь не погибнет окончательно наш род, - подумал Фёдор, и с благодарностью посмотрел на Нюру:
- Как у тебя всё ловко получается, как будто ты сама его мать.
- Моя бабушка говорила, что девочка от рождения и до смерти - мать, а мальчик - сын.
Так и покатилась у них жизнь - уход за младенцем - нелёгкий труд. А в ту пору - особенно. Стирка вручную чёрным хозяйственным мылом, купание в тазу - ванночки были далеко не у всех, кормление, бессонные ночи - малыш, просил есть, через каждые три с половиной часа, даже ночью. Зато и рос не по дням, а по часам. Колька помогал сестре, когда отец был на работе. Таскал воду из колодца в огороде, выносил помои после стирки и купания малыша, развешивал во дворе пелёнки и распашонки. И ему казалось, что он делает это всё для мамы, и она видит его с того света. Этому его научил священник, и так ему легче было смириться с её смертью. Когда Фёдор был дома, он сам гулял с малышом, чтобы тот мог дышать свежим воздухом, и выполнял Колькину работу. Потом они с Нюрой придумали, как подольше держать малыша на улице, пока на дворе лето. Фёдор принёс большую коробку из твёрдого картона, и Нюра устроила в этой коробке гнёздышко для Гаврюшки. Там он и спал, укрытый старой тюлевой занавеской, от мух. Помогал отчим и готовить, и талоны отоваривал, и дрова на зиму заготавливал, за домом и огородом присматривал. Фёдор всё видел, ничего не упускал - настоящий хозяин был отчим у Нюры с Колькой.
Когда ночью ему не спалось, он часто размышлял о старых временах и старых друзьях, о судьбе его родных. Лица из далёкого прошлого вереницей проносились в его голове. Годы и события наваливаются на любого человека, если ему удалось достаточно пожить.
20 августа Гаврюшке исполнилось 2 месяца. Стоило наклониться над его кроваткой, как он расплывался в улыбке, и все улыбались ему в ответ. Скоро начнётся учебный год, а Нюра с 1 июня ещё ни разу не была в деревне. В ближайший выходной они решили всей семьёй съездить в деревню. И поехали.
Бывает так, что идут недели, месяцы, а иногда и годы, которые протекают без перемен. Но не в этом году. Нюра увидела клуб, в котором заканчивался ремонт. Школу, которую перекрасили и побелили комсомольцы и члены родительского комитета. Узнала, что в школе новый директор - коллега Нюры - Вера Ивановна. А Тамара Афанасьевна умерла в больнице. Поскольку родных у неё не было, дом решили забрать для устройства избы-читальни, и заказали книжки для библиотеки. В школу пришла новая учительница - Лидия Петровна. Нюра рассказала Вере Ивановне о своих проблемах, и они решили, что до конца декретного отпуска, Вера Ивановна будет работать вместо Нюры. Спросила Нюра и про свою подругу Лену. Оказывается, Лена написала дяде, что собирается окончательно переехать в Ленинград, и просила выслать багажом их с сыном вещи и документы. И, работа ей нашлась - она будет учителем русского языка и литературы в школе - с 8 по 10 классы. Витька от города в восторге. Его берут в детский сад. Нюра порадовалась за подругу, сообщив Вере Ивановне, что сразу после новогоднего утренника уедет на сессию.
Потом поехали к Акимовне. Она была на огороде. Нюра побежала к ней, обняла и расцеловала старушку. Та, как всегда, прослезилась.
- Ну, слава тебе, Господи! Дождалась я тебя. Вспоминала ли старуху-то свою? Ну, давай, рассказывай все свои новости. - Она помыла руки, и пошла в дом. Пришлось Нюре рассказать о маминой смерти. Акимовна никогда не видела Надежду, поэтому только кивала сочувственно, да горько поджимала губы. Фёдор с Колькой возились возле машины. Нюра развернула малыша, поменяла пелёнки, покормила его. Акимовна, поглядев на него, заговорила:
- На отца похож, сразу видно. Богатырь будет. А мою-то старость некому будет утешить. Ты вот закончишь учёбу-то, и улетишь в город, а я одна доживать останусь. Получится, как у Тамары Афанасьевны - померла, значить, а хоронить-то и некому. Сельсовет и хоронил. Никто, из близких, не утешил её последние минуты, не было у неё близких-то. Вот это и меня ждёть.
- Ты заранее-то не переживай, никто не знает, что его ждёт в будущем. А я вот не могу представить, что мне делать, может, ты что посоветуешь? С 20 сентября должна я выйти на работу в школу. А кто будет с Гаврюшей?
- Поди ж ты! Зовуть мальца, как жениха моего бывшего, Гавриилом. Так я и буду с ним, пока ты в школе, а пол в сельсовете-то можно помыть и после обеда. А в выходные-то отчим ваш с Колькой пусть сюда приезжають, так и будем одной семьёй жить-поживать, одной-то мне дюже тоскливо, а так, глядишь, и я пригожусь, и ты, значить, помощь получишь. А молоко-то в деревне не трудно достать, за деньги-то. И пелёнок я тебе нарву из старых-то простыней, они мягче к телу и бесплатно, и выбросить не жалко.
Нюра не знала, как и благодарить Акимовну - она решила все насущные проблемы. Когда Нюра с семьёй ехала домой, она рассказала отчиму, что Акимовна вызвалась помогать Нюре, так что с 20 сентября семья их разделится на две части. Нюра с младенцем, будет, жить и работать, в деревне у Акимовны, а отчим с Колькой в городе. Кольке в декабре будет 13. Он пойдёт учиться в 6 класс. Его одного не оставишь.
- А на выходные, то вы к нам будете приезжать, то нас к себе привезёте. Так и будем пока жить, по-другому не получится. Отработаю 2 года после училища, а там решим, год я уже отработала. А пока мне надо будет готовиться к зимней сессии.
Ни Кольке, ни Фёдору такой план не понравился, но пришлось смириться. Зима пройдёт, будет видно, как жить дальше. Оставалось решить - что с молочной кухней делать. Придётся пока папе Феде привозить молоко ежедневно, пока Гаврюше не исполнится 6 месяцев - 20 декабря. Молоко это выдавали бесплатно, что в то время, было немаловажно, да и Гаврик привык к нему. Потом Акимовна что-нибудь придумает. Так всё и вышло.
29 декабря Нюра провела утренник в школе. Шефы - МТС, сделали детям маленькие подарочки в ярких кулёчках - по 100 граммов атласных красных подушечек. Вот так дед Мороз постарался! Дети не могли поверить в своё счастье. Они растерянно заглядывали в кулёк. Наиболее решительные ребятишки запустили туда руку, и набили рот конфетками. Другие спрятали свой кулёчек за спину, собираясь съесть всё не торопясь, растягивая удовольствие. А может быть, хотели поделиться с братьями и сёстрами.
Что бы, человек не делал - во всём проявляется его характер. А в детстве - в особенности.
Теперь можно было ехать на сессию. К Новому году отчим купил Нюре подарок - зимнее пальто. Это было очень кстати - Нюре через 5 месяцев будет 19 лет, а пальто она носила уже четвёртую зиму. Фёдору Ивановичу к Новому году дали премию, и он купил велосипед. Колька не мог налюбоваться на это чудо, и не мог дождаться лета. Гаврику 20 декабря исполнилось 6 месяцев. Он уже умел самостоятельно сидеть, ел жидкую манную кашку через соску, знал всех членов семьи, и выражал бурную радость при виде каждого из них. У него уже выросли два зубика, которые доставили близким немало хлопот.
Пока Нюра будет на сессии, Колька поживёт у деда с бабушкой Бурковых. Он никому не говорил, но надеялся ходить в церковь с тётей Ульяной - его тянуло туда. Фёдор поживёт в доме Акимовны, помогая ей ухаживать за малышом и по хозяйству. Сходив на кладбище, Нюра попрощалась с мамой, и на другой день отчим проводил её к поезду. Она уехала с лёгким сердцем - всё было продумано и устроено разумно.
 
ФЁДОР ИВАНОВИЧ

Проводив Нюру, Фёдор поехал в Верховку. Подъехав к воротам дома, он посидел, думая о своём, потом решился и пошёл в дом. Акимовна вышла ему навстречу. Малыш спал. Фёдор снял полушубок и шапку и шагнул к Акимовне. Душа его затрепыхалась, как выброшенная на берег рыба. Он перевёл дыхание и хрипло проговорил:
- Ну, здравствуй, Степанида! Не узнаёшь ты меня? А я тебя сразу узнал, когда Нюру к тебе привёз, но, тогда, и не думал, и не мечтал жить в родном доме. И вспоминать, что пришлось нам испытать, никак не хотелось. И тебе не хотел открываться - зачем душу бередить. Да судьба видишь, как распорядилась? - Эти слова вырвались так неожиданно, что он сам в первый момент удивился своим словам, однако затем понял, что сказал как раз то, что нужно.
Она всплеснула руками, подошла ближе, присмотрелась, охнула и села на стул:
- Федя, Лопатин - неужто, это ты? А я-то думаю, где я тебя встречала? Мельком тебя видела, приглядеться не успела, да и зрение не то стало. И голос твой вроде узнала, но отчество-то у тебя совсем другое. Мало ли людей-то похожих на свете. Изменился ты за 17-то лет, да и я не моложе стала. Так ты выжил, родимый? Палаша-то рассказывала, что ты сгинул незнамо где. Садись, Федя. Сейчас на стол соберу, и поговорим мы с тобой, значить, куда и зачем, наша жизнь-то ушла.
Фёдор сел к столу, расслабился. Потом встал, подошёл к кроватке сына, наклонился к нему, вдыхая детский запах, и, глядя на круглые розовые щёчки Гаврюшки, улыбнулся, подумав:
- Нет, не зря моя жизнь прошла. Да и не прошла ещё - сына вырастить надо.
Акимовна позвала к столу. На столе - горячая картошка из печи, квашеная капуста, кусочки солёного сала, привезённого Фёдором, и бутылка самогонки, которую Акимовна держала в доме для натирания при простуде. В деревне, вдали от больниц и врачей, эта горючая жидкость помогала от всех болячек. Акимовна налила стопку Фёдору:
- Вот, Федя, выпей, горе влагу любит.
Они выпили - каждый свою меру.
- Паня, а как же ты-то оказалась в нашем доме? - Спросил Фёдор. Тогда и рассказала Акимовна свою горькую историю, вытирая набегавшие слёзы, кончиком платка. Фёдор слушал, закрыв лицо руками. Потом, усталым жестом, отняв руки от лица, он притянул к себе бутылку самогонки, обескураженный тем, что довелось ему выслушать от Степаниды Акимовны. Он налил себе полстакана, и выпил, не ощутив вкуса, и, не почувствовав опьянения. Единственной мечтой его сейчас было утонуть в хмельном забытьи, стереть из памяти воспоминания. Но хмель его не брал: - Видно придётся испить эту горькую чашу до дна, вспомнить всё и облегчить душу. - Обречённо подумал Фёдор.
Проснулся Гаврик. Акимовна положила его на свою кровать, распеленала, он сладко потянулся. Увидев знакомые лица, он улыбнулся и протянул ручки. Фёдор взял его на руки и прижал к себе. Акимовна приготовила сухие пелёнки и тёплую кашку. Завидев бутылочку, Гаврик потянулся к ней ручонками, и придерживал её, пока отец кормил малыша. Акимовна замочила пелёнки в холодной воде. Мальчика положили в кроватку и повесили над ним две деревянные ложки на ниточке, с которыми он принялся играть. Когда он начал тереть нос и глазки, Акимовна запеленала его, положила в кроватку, и укрыла одеялом. Вскоре Гаврик уснул.
Они опять сели за стол напротив друг друга. Фёдор налил им самогонки, они выпили, и он начал рассказывать:
Ночью пришли к нам. С собой разрешили взять только то, что в руках унесём. Мать наша растерялась с перепуга, никак не могла сообразить, что брать, не зная, куда нас повезут, и надолго ли. Отец велел взять одеяла, две лопаты, топор, и немного посуды в ведре. Матушка хлеб взяла, что в печи пёкся, в последний момент вспомнила. Посадили нас в «воронок». Привезли на станцию, погрузили в вагон без окон, без полок. Со всех щелей дует. Ехали долго. Привезли нас в голую степь, сказали:
- Вот здесь теперь будете барствовать.
Вот так - ни суда, ни следствия. На дворе осень, ночь холодная, ветер воет, и спрятаться негде. Сели на землю, прижались все вместе, в серёдку Матрёну посадили, ей ведь всего 12 было, захворала она на сквозняках-то. Укрылись одеялами, да всем-то не хватило. Нас ведь семеро. Дождались утра, и начали отец, Гаврюша и я - землянку рыть. Земля песчаная, копаешь её, а она осыпается, и укрепить её нечем. Ну, выкопали целый котлован, а накрыть-то его нечем - кругом ни деревца, ни кустика. Да и как поместиться в этой яме всем? Трава кругом чахлая, но мать с Палашкой и Дуней рвали её, и засыпали дно ямы, чтобы там лечь можно было ночью. Скоро хлеб весь съели, а водицы ни капли. И никого кругом. Так прожили два дня, а на третий день, ночью, полил настоящий ливень. Залил он нашу яму, и одеяла, зато напились все вволю. Утром сидим - голодные, мокрые, грязные, ветер насквозь продувает - уже ни на что не надеемся. Вдруг, видим, едет кто-то. А это участковый милиционер прикатил, и спрашивает:
- Ну, что, не сдохли ещё, враги народа? Собирайте свои пожитки, и идите вон в ту сторону, километров 5. Там увидите бараки. Комендант вас поселит. Кончилось ваше время барствовать.
Потащились мы, куда сказали. Идём, а сами сетуем, между собой-то, - какие же, мы враги народа? Мы и есть трудовой народ, крепкие и рачительные хозяева, и всего добились своим трудом. И хлеба в стране всегда, раньше-то, было столько, что излишки за границу продавали, а сейчас народ голодает. А нас-то, выходит, крайними сделали, завистники-то, без вины виноватыми. Как будто хлеба добавится, когда нас-то со света сживут.
Наконец, разглядели мы эти бараки. А там таких бедолаг, как мы, полно. Но мужиков-то мало - одни бабы да ребятишки. Ну, хорошо, хоть не одни, и крыша над головой есть. Дали нам одну комнату. На ночь одеяла расстелили, да и легли все покатом, чтобы согреться. Матрёна-то наша, как жар горит, и печки не надо. Сказали коменданту, а он ответил:
- А я здесь причём? Не врач я, лечите своими средствами. - А где эти средства брать? И еды-то у нас собой никакой нет. Кормят раз в день из общего котла бурдой, и то спасибо. Везде тогда время голодное было. Ладно, хоть, с голоду не умрём.
Зима на носу, а в бараках печек нет и дров тоже - времянки это, для временного проживания - вроде пересылки. Собрали нас, мужиков вновь прибывших, и на другое утро повезли лес валить, а семьи остались в этих бараках. Неделю работаем, три дня в бараках живём. Отработали первую неделю, приезжаем «домой», а там горе - Матрёна наша умерла, вся спина у неё почернела. Мать наша с горя слегла. Отец себя корил за язык свой, говорил: «Пропади она пропадом эта скотина, на какие муки обрёк я свою семью, ради неё. Не кулак я, а дурак и есть». Но вернуть время назад - никому не дано. Все понимали, что отец не ожидал такого исхода, и простили его в душе. Но, так уж заведено - если чувствуешь за собой вину, и совесть не спит, такое прощение только бередит душу.
Но, надо было как-то выживать. Человека привязывают к жизни те, кому он служит опорой. А у него семья - пятеро, сам шестой.
Надежда на лучшее у отца давно угасла, словно свеча на ветру. Отчаяние настолько притупило его чувства, что он перестал ощущать лишения. Работал, работал и работал, чтобы облегчить жизнь, своих близких.
Гавриил наш пошёл к коменданту и сказал, что если привезут кирпич и глину, мужики печки сложат, и бараки утеплят, пока зима не наступила. Пока комендант по начальству пошёл, пока согласовали, решили и постановили. Потом искали кирпич. Потом мы на работе были неделю. Холода настали. Стал народ вымирать. Наша-то Матрёна не первая и не последняя оказалась. Евдокия - старшая из сестёр, начала кашлять, да так, что остановиться не могла. Измучилась вся.
Как кирпич привезли, начали мужики печи класть, как черти работали, не покладая рук. Поначалу дымили эти печи, пока не просохли. Да и дрова-то - сучья с лесоразработок, сырые были. Но всё-таки лучше стало. Стали бараки утеплять.
Да та ещё беда, что ни помыться негде, ни постирать. Да и переодеться не во что. Завшивели все. Недалеко от бараков речка протекала, да ни купаться, ни стирать в ней холод не позволял. Стали мужики наседать на коменданта - баню надо срубить. Две недели прошло, пока разрешили часть леса использовать под баню. Работали круглые сутки - по сменам. Баню недалеко от речки поставили. Обживаться начали.
А народ всё мрёт. Прислали фельдшера для осмотра переселенцев. Посмотрел он нашу Евдокию и сказал отцу, что у неё скоротечная чахотка, и она долго не проживёт. Если весну переживёт, то и летом жива будет. Нашему отцу - хоть волком вой. Мамка-то уж и плакать не могла - все слёзы выплакала, ко всему равнодушная стала, жить не хотела.
Так зиму прожили, весне радовались. Нам на лесоразработках начали копейки платить. В постоянном посёлке магазинчик был. Мы там купили кусок хозяйственного мыла, коробок спичек, ножницы, бобину ниток, 3 иголки и ситцу на платья, - это на 3 наших получки. Сели наши родные себе платья шить. В этом новом платье и похоронили мы Евдокию. Не дожила она до лета - сил не хватило. Было нас семеро, осталось пятеро. - Фёдор, опустив голову, замолчал.
День за днём, месяц за месяцем жили эти люди, отгороженные от мира, пока время не потеряло для них всякое значение. Месяцы медленно складывались в годы. Менялись только времена года. Их окружали измождённые лица, остановившиеся глаза и бесчувственные сердца, они и сами становились такими. Бесцельно потраченные жизни, а это ведь был цвет Российского крестьянства. Фёдор поднял голову, посмотрел на Акимовну, молча вытиравшую слёзы:
- А тут ещё беда. На Палашу, самую младшую, и теперь единственную нашу сестру, участковый глаз положил. Вызвал Палашу в участок, когда мы в лесу работали, да и снасильничал её. Пригрозил, что если, мол, скажет кому, он всю родню сгноит. А она никак пережить такой позор не могла, и всё плакала. Мать у неё всё и вызнала. Когда мы вернулись, сказала отцу, и мы с Гаврюшей узнали. Все мои мысли отступили перед неодолимым гневом. Пошёл я в участок, и избил этого выродка - не было мочи стерпеть это унижение, о последствиях для себя и семьи, я, в то время, думать не мог. Враг мой получил полной мерой.
В это время проснулся малыш. Акимовна подошла к нему, повернула на другой бочок, дала попить водички, и он снова уснул. Фёдор снова налил себе водки. Воспоминания о том событии растревожили его душу.
В каждом сердце существует свой порог, за который безнадёжность и смирение не могут проникнуть: точка, где жизнь и смерть равны. За этой точкой часто рождается ярость, протест и желание выжить. Эта ярость возродила в Фёдоре мужество и гордость, и он отомстил за сестру.
Акимовна села напротив, и приготовилась слушать.
- Отец с Гаврюшей решили, что если я останусь - тюрьмы не миновать, а то и вовсе убьют. Сбегу - тоже, незнамо что, может случиться, но лучше рискнуть. Собрали меня в дорогу, да как стемнело, побежал я что было сил, да не туда, откуда приехали, а в обратную сторону, к лесоразработкам. Бегу и Богу молюсь, всей душой и верой, прошу его помочь мне остаться живым. Молодой был, жить хотелось.
Там я и спрятался. Искали меня, конечно, а туда заглянуть не догадались. Видно, не очень-то и искали, мы же не преступники были, не уголовники. Да и уверены были, что я никуда не денусь без документов. Через три дня ночью выбрался я, и к утру дошёл до станции. Спрятался на чердаке у какой-то старушки. Ночью шёл порожняк, и поехал я на нём. Как только поезд на рассвете притормозил в каком-то лесу, спрыгнул я, и дальше пошёл пешком, подальше от людей. Хлеб, который мне с собой дали, кончился, надо было искать пропитание. Было у меня с собой немного денег, но я боялся, что меня поймают. Вот так и шёл я из последних сил. Жевал хвойные молодые веточки, как мы в детстве делали, иногда находил ягоды. И вот раз отошёл я от тропинки, и прилёг отдохнуть - голова моя кружилась, как карусель. Вдруг, слышу стон, потом ещё. Встал на колени, оглянулся - человек лежит, видно без сознания, и стонет. Сел я возле него и стал ждать, когда он очнётся. Целый день ждал. К вечеру он пришёл в себя. Увидев меня, обрадовался. Говорит:
- Кто ты, добрый человек? Боженька тебя мне послал. Умираю я - чахотка у меня. Из ссылки я, с поселения. Умирать домой отпустили, и справку дали, что ссылка моя окончена. Да не дошёл я до дома, сил не хватило. А поехать не мог, денег ни копейки нету. А ты кто?
- Я тоже, из поселения, только, из другого. Участковый мою сестрёнку снасильничал, я ему морду набил от души, да и сбежал. Ни документов, ни денег, ни хлеба. Куда иду не знаю.
- Хлеб у меня в котомке лежит, ешь, не побрезгуй. Мне он уже не нужен. Как зовут-то тебя?
- Фёдором кличут, а тебя?
- Тёзки мы. Вот уж воистину, неисповедимы пути Господни. Что сделано - то оплачено - баш - на баш. Сколько дашь - столько вернётся - воздастся по заслугам. Слушай, Фёдор, был я до ссылки монахом, жил в монастыре, служил Богу. За это и в ссылку попал. Прошу я тебя побыть со мной до кончины, мне уже тьма глаза застилает. А как помру, похорони меня, хоть какую ямку найди, да ветками забросай, и помолись за упокой души моей. А я умру в радости, что помог тебе. Ты возьми мою справку об окончании ссылки, она без фотографии, но с печатью. Тебе пригодится. В поясе она зашита. И котомку возьми. Устал я, прости, брат, - он говорил с трудом, тихо и с остановками, задыхаясь и кашляя.
Поев хлеба, я прилёг неподалёку, да и уснул. А как проснулся, увидел, что больной снова без сознания. Он так и не очнулся и на полдень умер. Похоронил я его, как он просил, молитву прочитал. И справку его я нашёл. Стало быть, помог Бог и ему и мне. И подумал я тогда: сколько же ещё таких поселений по стране!
Дальше-то проще стало. Хоть и не лез я на рожон, но уже и опасался меньше. Осень уже начиналась. В лесу холодно было ночами. Одежонка моя совсем ветхая стала, да и грязная. И лохмы, как у дикаря, отросли, и борода чуть не по пояс. Только людей пугать. И не знал я, сколько же мне придётся от людей бегать, и зима уж на подходе. Вышел я как-то к железнодорожному переезду, а там дежурная с флажками стоит, поезд, встречает. Присел я в сторонке. Как поезд прошёл, открыла она переезд, и мне кричит:
- Ты чего тут расселся, нельзя здесь, объект это, иди, давай!
- Да мне бы водицы попить, устал я, издалёка иду. Попью, и уйду. - А ей скучно весь день в будке сидеть, поговорить охота, хоть и нельзя - баба, одно слово. Ну, сказал я ей, иду, мол, с поселения, работу и жильё ищу.
- Так, работа есть, путейцы нужны на нашем околотке, костыли забивать, а ты парень здоровый, справишься. А с жильём тоже - у меня можешь пока пожить. Мужик мой помер, теперь одна живу. У меня 2 комнатушки в бараке. А ты женатый? Нет? Это хорошо. Отойди от поста подальше, подожди меня. Как сменщица придёт, так и пойдём к бригадиру, обрадуем его, что работник нашёлся. Документ-то у тебя имеется?
- Жизнь научила меня не отказываться ни от чего - что бы эта жизнь, мне не предлагала. Как говорится, нищие не выбирают. Дошли мы с ней до барака, постригли волосы и бороду мою покороче, да и к бригадиру пошли.
- Бригадир прочитал мою справку, а сам малограмотный. Послал он меня в контору. Справка подлинная, людей не хватает, взяли меня на работу. И стал я прозываться Фёдором Ивановичем Ковалёвым. И был это 1936 год. До самой войны работал я на путях, и жил с Лизаветой на этом маленьком перегоне. Она баба добрая была, пожалела меня, отмыла, накормила, приодела - ну, и я её пожалел. Детей нам, правда, Бог не дал. Спиртного в рот не брал - опасался, что по пьянке лишнего скажу. Лизавета нарадоваться не могла, мужик-то у неё от белой горячки помер. А, как война началась, пошёл я добровольцем на фронт, надоело мне на том перегоне жить. Да и страх мой никуда не девался, как увижу охранника в милицейской форме, так сердце и сжимается. Думаю, за мной пришли.
- Вот так и попал я из огня в полымя. Обстригли, обрили меня, форму выдали. Оружие от роду в руках не держал, стрелять не умею, зато грамотный - 4 класса. Обучили меня машину полуторку водить, да ремонтировать, и воевать отправили. Как-то ехали эшелоном - перебазировались, и встретил я на одной станции брата своего Гаврюшу, он в другом эшелоне ехал. Брат и рассказал мне, что и мамки и бати, уже на свете нет. Их с Палашей освободили. Его на войну забрали, а Палаша домой поехала. Обменялись мы адресами. Так и узнал я потом, что брат мой любимый погиб, защищая Родину.
- Всю войну прошёл я - от начала до конца. Честно служил, а жив остался, и ни разу ранен не был. Снаряды я возил на передовую. Смертник - а Бог меня и тут уберёг. Войну окончил в Чехословакии. Я и награды заслужил - орден и медаль. Демобилизовался я, и поехал поближе к нашей деревне, хотелось мне посмотреть на родные места, да всё причины не было в деревню приехать. Начал работать шофёром в городе, и Надюшу свою встретил. Светлый она человек была. Поверил я, что будет у меня нормальная семейная жизнь, детки. А тут я ещё узнал, что дочка её работать в нашей деревне будет. А когда отвёз её в деревню, оказалось, что и жить её поселили в нашем доме. Вот как Бог рассудил. Потом тебя увидал. Часто я твои глаза в ссылке-то вспоминал, а ты меня не узнала. Завидовал я в душе брату Гаврюше, что ему тебя отдадут. А оно вон как вышло.
- Женился я на Наде своей, на 9 лет она меня моложе, ведь мы с тобой одногодки. Всё у нас с ней налаживаться стало. А тут ещё сказала она мне, что ребёночка мне родит, ну, я и размечтался, счастье грудь распирало. А судьба опять мне подножку подставила. Погибла моя Надюша, родив мне сына. Дорогой ценой я за него заплатил. И я её детей не брошу, буду помогать им, сколько сил хватит.
- А Нюрка-то какова! Добротой-то в мать, видно, пошла, а характер стойкий. Но таким-то редко в жизни везёт - для других всю жизнь живут. - Фёдор помолчал, склонив голову. Пить больше не хотелось. Потом посмотрел на Акимовну, и спросил:
- Что мы-то с тобой делать будем, Паня? Нюра учиться будет, захочет в город переехать и с Колькой жить. Ей свою жизнь налаживать надо, негоже её ребёнком связывать. У неё и парня нет.
- А ты, Федя, сюды перебирайся. Из старых-то, тех, кто тебя помнить, после войны мало осталось, да и фамилия-отчество у тебя, значить, теперь другие. Работа тебе в МТС найдётся. Коровку, курочек заведём. Будем Гаврюшку растить и Нюре с Колькой помогать. И она нас не покинет, будет приезжать. Я тебя и в дом пропишу, как родственника Нюриного, чтобы в случае чего, дом за тобой остался. Думал ли ты, Федя, что век свой доживать в родительском доме будешь? Вот ведь как всё в жизни перекручено, да переплетёно.
А ребят-то навещать ты и отсюда сможешь. И всё, значить, у нас ладно получится. Как Нюра учебный год закончить, так, значить, и перебирайся сюды, Федя. Вот только сына твоего надо окрестить, ему уже седьмой месяц. Зайди в церкву-то, значить, как отсюда приедешь, договорись со священником-то, да и окрестим Гаврюшку, а я крестной матерью буду. Ну, сейчас иди, поспи на моей кровати-то, а я здесь, возле мальца, на Нюриной кровати посплю, пока её-то нет. У тебя завтра выходной, выспишься.
Фёдор тяжело поднялся, и вышел на крыльцо. Луна, похожая на разломанную пополам краюху хлеба, ярко освещала заснеженную улицу деревни. Звёзды - равнодушные и холодные - замерцали в ночном небе. Он глубоко вздохнул, и вернулся в тёплый дом.
Фёдор лежал, закрыв глаза, но уснуть не мог. Ему казалось, что он сбросил тяжкий груз прошедших лет, но и душу растревожил. Никому он не рассказывал историю своей жизни, даже Наденьке своей. Акимовна - другое дело. Сверстница она, знает его и всю семью с детства.
- А Степанида молодец, как она быстро и толково всё решает, всё разложила по своим местам, должно складно получиться. Эх, мамка, мамка! Какая бы у тебя невестка замечательная была, да не дал Бог вам обеим этой радости. И батюшка наш всё о внуке мечтал, на Гаврюшу надеялся… А, внучек-то, вот он, родимый, только дедушки у него нет и не будет. - И не заметил Фёдор, как уснул.
Проснулся он часов в 9, перекусил и решил съездить в церковь, как Акимовна просила. За деревней, над заснеженными полями хозяйничал зимний ветер, наметая сугробы. Синеватая позёмка вилась под его дыханием. А, потом, над полем закружила пурга под завывание северного ветра. Дорогу перемело, но доехать пока ещё было можно.
Приехав в город, Фёдор пошёл в церковь пешком. Вспомнилось ушедшее время, когда они, всей семьёй, ходили по престольным праздникам в церковь, надевая свои лучшие наряды. Да и в будние дни церковь не пустовала. А сейчас она была пуста. Только мальчик стоял, разглядывая иконы. Фёдор с изумлением узнал в нём Кольку:
- Сынок, почему ты здесь?
- Здравствуй, папа. Я ходил на кладбище к мамке. Там снега намело, и всю могилку засыпало. А потом пришёл сюда помолиться за неё.
- Ты и молитвы знаешь, сынок?
- Да, тётя Ульяна, бабушкина соседка меня научила. Мне хорошо в церкви, я каждый день прихожу сюда, и думаю о маме, и молюсь, чтобы её душе хорошо было. Батюшка сказал, что я должен хорошо учиться. Я буду стараться, и Боженька мне поможет.
- Я тоже пришёл к отцу Никодиму, сынок. Я хочу окрестить, твоего братика Гавриила.
Вскоре пришёл священник, Фёдор обо всём с ним договорился, и священник сказал тогда такие слова:
- Мы, люди, смертны, слабы и глупы, и коротки наши дни. - Что верно - то верно, подумал Фёдор, вспомнив свою короткую женитьбу, и молодую жизнь Нади, ушедшую, в никуда.
В следующее воскресенье они с Акимовной Гаврика окрестили. Теперь надо было дождаться Нюру. Каникулы закончились, и Фёдор вернулся в город, чтобы жить с Колькой. Он приезжал к Акимовне только на пару часов, чтобы помочь купать малыша, принести и вынести воду. Он чистил снег у дома, заносил дрова для печки и выносил золу. В городе покупал продукты по карточкам - помогал ей, как мог.

СТУДЕНТКА

Нюра ехала в Ленинград в приподнятом настроении. Теперь она ощущала себя настоящей студенткой. Лена была на работе, но ключ оставила соседке, так что Нюра, оставив в квартире вещи, поехала в институт узнать расписание занятий. Было 31 декабря 1947 года. Новый год они с Леной договорились встретить вместе.
Газеты сообщали: «Наступает знаменательный 1948 год - третий год мира, - год восстановления и строительства. Юбилейный год - 30 лет Комсомола, 30 лет Красной армии, 50 лет МХАТ. В этот год был снят фильм «Молодая гвардия». Ленинградцы выступили с призывом - пятилетку в 4 года. Этот призыв подхватили труженики всей страны. Там, где недавно взрывалась земля, и горело небо, начали строить заводы - в Белоруссии, на Украине. Появились первые герои соц. труда. Все жители страны понимали, что надо строить много и быстро, хотя рабочих рук катастрофически не хватало. В магазинах стали появляться товары народного потребления - ткани, обувь, одежда, игрушки, товары для школьников - лёгкая промышленность перестраивалась на мирный лад. В крупных городах появились продукты, о которых забыли во время войны. В 1948 году уровень промышленного производства превзошёл довоенный. Слово «товарищ» объединяло всех. Урожай этого года позволил преодолеть угрозу голода».
В Ленинграде люди ещё разыскивали друг друга - Нюра видела много таких объявлений. На стендах развешивали фотографии детей, которые разыскивали родителей или, хоть кого-нибудь, из близких. На улицах города прибавилось народа. Теперь на остановках автобуса и трамвая стояли длинные очереди, и люди набивались в транспорт так, что пошевелиться было трудно. По улицам шастали конные пролётки, заменяющие такси, но не всем они были по карману.
Когда Нюра вернулась из института, Лена с Витькой были дома. Подруги не могли наговориться. За полгода столько всего произошло. Лена работала в школе, недалеко от дома. Там она познакомилась с отцом одного из своих учеников.
Константин Васильевич Громов - кадровый военный, майор, учится в Академии командирского состава. Во время блокады умерла его жена. Сына определили в детский дом. Позже, его эвакуировали с детским домом на Урал. Отец, вернувшийся с фронта, разыскал его. Такие истории в то время не были редкостью. Но, главное-то было в том, что Лена нашла себе мужа и отца своему Витьке, а Костя - жену и мать своему Олегу. На Новый год они соберутся в квартире Лениного жениха, познакомят своих сыновей, и объявят о своём решении пожениться. Ну, как тут не радоваться! Правда, Костя бывал у Лены, и Витька успел к нему привязаться. Лена тоже знала своего будущего пасынка по школе. Но он-то не знал, что его отец собирается жениться на его учительнице Елене Викторовне. Вот в чём была заковыка. Олегу 15 лет - подросток, много переживший, вспыльчивый, ранимый и неуравновешенный. Его новой маме понадобится терпение и терпение, пока мальчик поверит, что живёт в нормальной и дружной семье, и он равноправный член этой семьи. А то, что ему пришлось пережить, останется в прошлом.
К 8 вечера Лена с Нюрой были готовы ехать на праздник. Витька вертелся, как волчок, каждые 2-3 минуты спрашивая, скоро ли приедет дядя Костя? Наконец, в дверь позвонили. Приехал Костя с другом, и весело спросил:
- Ну, что, девчонки, вы уже готовы? Тогда, полетели к праздничному столу. Да, чуть не забыл. Познакомьтесь, это мой боевой товарищ и друг майор Юрий Александрович Колосов. А про меня Вам, конечно, Лена уже всё рассказала, - пошутил он, обращаясь к Нюре. Та кивнула в ответ, и взглянула на Колосова.
- Можно просто Юра, я ещё молодой.
- Ну, вот! Вы Юра, а я Нюра, - смеясь, ответила Нюра.
- Совсем, как в сказках - Таня и Ваня, Саша и Маша.
- Вроде, таких сказок ещё не сочинили, есть только про Машу и Ваню, - заметила Лена. Юра и Нюра переглянулись, и улыбнулись друг другу. Внутренний контакт состоялся.
У дома ждала машина, в которую они с трудом втиснулись. «Как в трамвае», - подумала Нюра, но ехать было не очень далеко.
В квартире жениха их уже ждали. Стол был накрыт. Нюру приято удивило обилие блюд на праздничном столе, она от этого давно отвыкла, поэтому подумала:
- Хорошо кормят комсостав родной Армии. - Потом спросила:
- Кто же приготовил такой великолепный стол?
- Повара из ресторана, а накрыла моя помощница по хозяйству, она же соседка, Домна Егоровна. Она для нас с Олегом, как добрая бабушка, правда, Олег?
Тут только Нюра разглядела худенького подростка в очках, сидящего с ногами в большом кресле. К нему подошёл Юра Колосов:
- Привет, Олежка! Вылезай, познакомишься с гостями, - Олег, нехотя, поднялся. К нему подбежал Витька, и затараторил:
- Я у тебя шахматы увидел, ты играешь? Давай сразимся. Тебе сколько лет? 15? Ты уже старый, а я ещё молодой, мне только 6, но, думаю, что я тебя обыграю.
Олег свысока покосился на Витьку, потом на отца, потом, так же, нехотя, поплёлся в соседнюю комнату, прихватив шахматы. Витька поскакал за ним. Они расставили фигуры…
Гости расселись, чтобы проводить старый год. Пришла ненадолго и пожилая соседка - Домна Егоровна. Она хорошо знала семью Громовых ещё до войны.
Застолье покатилось по накатанной дорожке. Костя принёс гитару, Нюра запела, потом запели все вместе. Пришли мальчишки, у Олега был растерянный вид. Витька без ложной скромности объявил:
- Я Олега Константиновича 2 раза обставил. Кто ещё желает со мной поиграть? - Желающих не нашлось. Тогда он обратился к Олегу:
- Ну, давай, занимай гостя. Что у тебя есть интересного? Моделированием ты не занимаешься? Нет? А мы с мамой такие модели кораблей собираем! Если захочешь - мы и тебя научим. Ну что? Может, пойдём с горки покатаемся?
- Вот пристал! Давай, сначала поедим, потом пойдём, - и всем стало понятно, кто в этом тандеме будет лидером. Малыш старшему брату спуску не даст. Вскоре мальчики оделись и пошли гулять.
Праздник продолжился. Костя поставил пластинку на патефон, и обе пары пошли танцевать. Протанцевав несколько танцев, решили выпить и перекусить.
Только сели за стол, вернулись мальчишки. У Витьки - разбитый нос. И оба в снегу. Не дожидаясь вопросов, Витька сообщил:
- Я брата защищал. Я Олегу сказал, что вы решили пожениться, и что он теперь будет моим братом. Он не поверил, ему никто ничего не сказал. Мне тоже не сказали, но я же не глухой, а тут и слепому ясно. Пока мы разговаривали, подошли какие-то хулиганы, и начали к Олегу приставать. Пришлось вмешаться, не бросать же его в беде. Но их было больше, пришлось применить военную хитрость. Я достал свой свисток - и все разбежались.
Лена не сказала сыну ни слова, только посмотрела на Костю, и тот догадался сказать:
- Правильно, сынок! Суворов говорил: « Сам погибай, а друга выручай!»
- И Олег тоже дрался, только очки снял - мы вместе отбивались. - Олег только согласно кивал головой. Вот так Витька снял с матери проблему знакомства не с учеником, но с пасынком.
Нюра с удовольствием смотрела на Лену с Костей. Они очень подходили друг другу - оба невысокие, полноватые. Лене уже 30 лет, Косте - 37. Потом посмотрела на Юру. Ему 25 лет. Брюнет с правильными чертами лица и выразительными карими глазами, худощавый, чуть выше неё. Глядя на него, она подумала:
- Хорош, ничего не скажешь. Наверняка, любимец женщин и привык к лёгким победам. Танцевать с ним хорошо, и общаться интересно - он шутник, но искра между нами не проскочила.
И тут, Костя спохватился:
- Девочки, а у меня для вас Новогодний сюрприз, а я чуть не забыл. - Он достал из кармана кителя 3 билета на концерт камерного оркестра в оперном театре на 1 января 1948 года. Подруги замерли.
- Не слышу бурных оваций и хвалебных речей в мой адрес! Вы не рады? Достать билеты было не так-то просто, ведь солист в этом оркестре Кирилл Толмачёв, известный скрипач.
У Нюры дыхание перехватило. А Лена сказала:
- Мы очень-очень рады, спасибо, тебе, дорогой. Но у Нюры с завтрашнего дня начинаются занятия в институте, когда они закончатся неизвестно.
- Нет-нет, я пойду обязательно! Если вы за мной заедете, я сбегу с лекций.- И такое выражение восторга было у неё в лице, что все невольно улыбнулись. Нюра добавила:
- Я знаю Кирилла Толмачёва. В сорок четвёртом и сорок пятом году он лежал в госпитале, где всю войну работала моя мама. Однажды в госпиталь приехал камерный оркестр, и Кириллу дали скрипку. Он так играл, что все заслушались. Только тогда он был совсем слепой.
Встретив новый год, и выпив шампанского, все решили закончить застолье - завтра рабочий день. Оказывается, мальчишки уже крепко спали на одной кровати. Тогда Лена согласилась остаться у жениха. Второго января они пойдут регистрировать свой брак, и Лена с Витькой переедут в квартиру Кости, а Нюра до конца сессии будет жить в квартире Лены.

ВСТРЕЧА

Проводив Нюру до квартиры, Юра поехал в общежитие, потому, что Нюра не оставила ему никаких шансов на успех, сказав, что завтра ей надо встать в 6 часов и к 8 быть в институте.
Сон никак не шёл к Нюре, и выпитое вино не помогало. Она всё думала, как они встретятся с Кириллом, и решится ли она пройти к нему за кулисы. Она ведь так и не стала красавицей, и к его кругу она не принадлежит, и женат он наверняка. Думала-думала, да и уснула. Будильник безжалостно вырвал её из сна. Она с удовольствием поспала бы ещё, но надо было ехать на занятия. Надев свой лучший костюм, наскоро позавтракав, она сбежала по ступенькам вниз, думая, что ей придётся выдержать давку в трамвае, выстояв очередь на посадку. Каково же было её удивление, когда она увидела, что из машины, стоявшей у подъезда, вышел Юра Колосов. Он взял её под руку, посадил на переднее сиденье, и отвёз в институт. Пока ехали, он спросил:
- Ну, как спалось? Головка-то не болит после шампанского? Нет? Ну, и хорошо. А то завтра у нас опять будет выпивон по поводу бракосочетания Лены и Кости. Они приглашают нас в ресторан, и просят привезти Вас прямо из института. - Нюра только кивнула головой - они уже приехали. Поблагодарив Юру, и помахав ему рукой на прощанье, она побежала в здание. Он крикнул: - Не забывайте про концерт! Я заеду! - Она его уже не слышала, вбежав в вестибюль. Уточнив номер аудитории, она пошла её разыскивать. Нашла. И сразу увидела Нину, очень миловидную стройную девушку, с которой вместе сдавала вступительные экзамены. Они сели рядом. До занятий ещё было время, и Нюра, рассказав новой подруге, что вечером идёт на концерт камерного оркестра в оперный театр, спросила Нину:
- Ты мне рассказывала, что окончила курсы парикмахеров и работала по специальности, я хочу попросить у тебя совета - что мне сделать со своей внешностью, чтобы стать хоть немного поярче, а то я выгляжу, как большая белая мышь. - Нина засмеялась и возразила:
- Ничего себе белая мышь! Да у тебя всё в порядке. Я тебе только бровки сделаю более чёткими, и самую чуточку веки подкрашу. И глаза твои серые, сразу выделятся на лице. И не благодари, я это всё от души. А парикмахером я и сейчас работаю. Я освоила и женские и мужские причёски, поэтому смогла устроиться в парикмахерскую на Невском проспекте. Пока не окончу институт, буду и дальше работать - меня кормить некому. Я одна на всём белом свете.
Когда объявили перерыв на обед, девушки, оставшись в аудитории, занялись делом. Нина достала из сумочки лезвие, подправила Нюре брови, придав им чёткую форму. Потом, заострив этим же лезвием чёрный карандаш, аккуратно навела контур на веки Нюры. Закончив свою работу, Нина, улыбаясь, дала Нюре зеркальце. Та внимательно глядя на своё лицо, сказала:
- Ну, ты и мастерица, Нина! Может, ты зря пошла в этот институт? Такой талант нельзя зарывать. Вроде ты ничего и не сделала, а лицо изменилось. Спасибо тебе. - И подруги побежали обедать. Занятия закончились в 7 вечера. Когда Нюра спустилась в раздевалку, Юра уже ждал её в вестибюле. Посмотрев на неё, Юра заметил, как изменилось её лицо, но ничего не сказал. Ехали молча. Каждый думал о своём. Нюра обдумывала возможную или невозможную встречу с Кириллом. А балагур Юра помалкивал, потому, что был задет непривычным невниманием к нему:
- Что в ней такое, что я только о ней и думаю? Поёт душевно? Так кто сейчас не поёт? Фигура - не ахти, бывают и лучше. Личико приятное, слов нет. И улыбка за душу берёт - это верно. Но этого мало, чтобы потерять покой. Что-то в ней есть такое - чего в других мне не встречалось. Сам не пойму что, а притягивает. Личико подправила, для кого? Не для меня - точно. Может, влюблена в кого? Но она здесь никого не знает. - Он покосился на Нюру и подумал: - Ладно, поживём - увидим. - Они уже подъехали к театру. Лена ждала их в вестибюле:
- Давайте скорее, скоро звонок будет. - И они поспешили в зал. У них были хорошие места - вся сцена, как на ладони. Музыканты и дирижёр заняли свои места. Нюра напряглась. Она не видела Кирилла. Не мог же он так измениться, что стал неузнаваем! Вышла ведущая концерта, объявила номер, фамилию дирижёра и солиста - Кирилла Толмачёва. Он привстал со своего места. Это был совсем другой человек, не её Кирюша. В госпитале Нюра видела его остриженного - с коротким ёжиком тёмных волос, худого, одетого в больничную пижаму. Он в то время был слабым и неуверенным в себе человеком, которого всё время хотелось пожалеть. Теперь у Кирилла была шапка волнистых волос. Остались прежними только приветливая улыбка и карие глаза. Только раньше они были незрячими. Он заметно посолиднел, и фрак сидел на хозяине, как влитой. У Кирилла были манеры человека, знающего себе цену.
Говорят, что человек, который был бесспорным любимцем матери, через всю жизнь проносит чувство победителя и уверенности в удаче, которые приводят к успеху в жизни.
Во фраке Кирилл казался выше ростом.
- Захочет ли он со мной разговаривать - этакий знаменитый барин? - Подумала Нюра. Воспоминания нахлынули на неё. Она слушала музыку, сдерживая слёзы. О Юре она и думать забыла. Едва дождавшись перерыва, Нюра вскочила, бросив: - Я за кулисы! - и унеслась. Ей показали его гримёрку, она постучалась. Знакомый голос ответил: - Войдите!
 Сердце её готово было выскочить, и помчаться галопом - неведомо, куда. Она боялась расплакаться. Нюра вошла, и, молча остановилась у порога. Он подошёл к ней ближе, и, вдруг сказал:
- Нюра, это ты! Приехала, значит? У меня 10 минут, поговорить мы не успеем. На завтра, я приглашаю тебя на ужин в ресторан после концерта, там и поговорим.
- Кирюша, завтра я не смогу, приглашена на свадьбу, может, послезавтра?
- Хорошо, Нюрочка! Я рад тебя видеть! Давай послезавтра! Куда за тобой заехать? - Он подошёл и обнял Нюру. Они договорились, где встретятся, и, взволнованная этой встречей, Нюра, отправилась на своё место. Когда концерт уже подходил к концу, Кирилл, сыграв сольный номер, после оваций, сказал: - Во время войны я был тяжело ранен и лечился в госпитале. Я ослеп, и потерял веру в себя, не желая жить дальше. В это тяжёлое для меня время, девочка-подросток, Нюра Буркова, вернула мне волю к жизни и помогла разыскать мою мать, и, вот, я перед вами. Нюра Буркова сегодня здесь, в этом зале, встань, пожалуйста! - Нюра встала. Зал взорвался аплодисментами. Когда они стихли, Кирилл сказал:
- А сейчас, я сыграю для Нюры и для вас, уважаемые зрители, ноктюрн композитора Игнаца Плейлеля. - Когда прозвучал финал, зрители встали, аплодируя и скандируя «Браво!».
- Вот оно то, что притягивает к ней - Нюра сильная духом, и, при этом, лишена эгоизма, и готова пожертвовать собой, ради других. Хорошо это или плохо? Жизнь покажет. - Думал Юра.
Лена пригласила Нюру с Юрой в своё новое жилище попить чайку. Это было очень кстати - Нюра не успела ничего купить себе на ужин и завтрак. В Ленинграде с продуктами было намного лучше, чем в её родном городе. Не надо было покупать всего помногу, про запас. Ленинградцы, заходя в магазин, покупали по 150 - 200 граммов колбаски или сыра, зная, что завтра купят снова, если захочется. Костя был дома. Он поджарил картошки, накормил мальчишек, и поджидал Лену, чтобы вместе поужинать. Во время ужина все обсуждали происшедшее в театре. Лена сказала мужу:
- Наша Нюра теперь знаменита - все газеты подхватят эту новость. Когда мы выходили из зала, всем хотелось поговорить с Нюрой, или прикоснуться к ней.
- А что случилось-то? - Не понял Костя. Пришлось Нюре рассказать всю историю, опустив сагу, о её любви к Кириллу. Но Юра, посмотрев на рассказчицу, всё правильно понял:
- Да она влюблена в этого Толмачёва, но ведь он, наверняка женат! - подумал он. - Впрочем, это, скорее всего, подростковая блажь, пройдёт.
Проводив Нюру, Юрий поехал на дежурство. А Нюра была сама не своя. Она всё прекрасно понимала относительно их с Кириллом отношений, но отказываться хотя бы от краткосрочного общения с человеком своей мечты, она не хотела. Она торопила время, чтобы посидеть с Кириллом, как раньше, и поговорить обо всём без помех. Он умница, и всё понимает с полуслова.
 Утром, наскоро перекусив, она вышла из подъезда, намереваясь пойти на остановку. Безмолвное холодное утро, оттесняло темноту. Дул ледяной ветер с Невы, шурша ветвями голых деревьев. Нюра, зябко передёрнула плечами, и, вдруг увидела, что одна из машин, стоящих возле дома, посигналила фарами, а потом поехала в её сторону. «Неужели Юра?» - Подумала она. Точно! Юра вышел из машины, и открыл ей дверцу.
- Ох, Юра! Как же я тебе благодарна! Я бы вся промёрзла, если бы не ты. Но почему ты взвалил на себя такую обязанность!? Ты меня оберегаешь, как Ангел-Хранитель.
- Беру с тебя пример, помогаю ближнему, тем более что, доставив тебя на учёбу, я тоже поеду на занятия. Так что забираю тебя по пути.
- Долго тебе учиться осталось?
- Ещё почти год.
- А мне ещё почти 4 года.
- Не забывай, Нюрок, что на вечер мы с тобой приглашены на бракосочетание.
- Точно! Но надо ведь наверно подарок молодым купить. Мы успеем?
- Об этом я уже позаботился.
- Ну, ты просто рыцарь на светлой машине, я просто переполнена благодарностью к тебе.
- Я бескорыстен, как тот самый рыцарь.
- Учёба у меня какая-то странная. Каждый вечер - невероятные события, поэтому моя бедная голова забита отнюдь не учёбой. Как я буду сдавать экзамен и кучу зачётов?
- С завтрашнего дня начнёшь серьёзно заниматься.
- На завтра меня пригласил на ужин в ресторан Кирилл Толмачёв. Нам есть что вспомнить, и о чём рассказать друг другу - мы почти два года были с ним друзьями. Так что завтра, Юра, за мной заезжать не надо.
Занятия прошли в обычном режиме - с утра до вечера, с перерывом на обед. Лекции приходилось записывать вручную. Шариковых ручек тогда не было, писали чернилами или карандашом. К обеду рука отваливалась, и голова плохо воспринимала материал, но такова уж судьба заочников того времени. Посещаемость контролировалась ежедневно, и все преподаватели предупредили, что зачёты и экзамены будут приниматься только при наличии конспектов. Подобные увещевания оказались на удивление убедительными. Уж что там были за конспекты, не трудно представить. Но руки-то чернилами были вымазаны у всех. К концу дня студенты уставали, просто выматывались. Но молодость - есть молодость. Не успевал преподаватель закончить лекцию, как все студенты срывались со своих мест, и мчались в раздевалку, как стадо бизонов, сметая всех на своём пути.
Когда Нюра, помыв руки, сбежала вниз, она увидела Юрия, и чувство благодарности тёплой волной заполнило её душу. Она быстро оделась, и подошла к нему:
- Юра, какой же ты хороший, ты избавляешь меня от стольких проблем! Можно, я чмокну тебя в щёчку?
- Можно, и не только в щёчку. Но не настаиваю. - Рядом с ней он испытывал непривычную робость и неуверенность.
Они вышли из здания, и поспешили на стоянку. На сером фоне угасшего дня чёрные фигуры людей и лошадей пропадали, миновав места, освещённые фонарём. Топот копыт и лязг трамвая разрывали тишину. Бледный диск луны покоился в безоблачном чёрном небе. Снег на газонах искрился в леденящем душу свете, а холодный ветер дул неустанно, подгоняя пешеходов. Сев в машину, они оба с облегчением вздохнули. Юра включил печку, и жизнь стала казаться прекрасной.
Их уже ждали. Вечер прошёл, как теперь говорят, в тёплой дружественной обстановке. Поздравили молодых, пожелали им счастья, любви и терпения с пацанами. А для скрепления брака, родить маленькую хорошенькую девочку. На что Костя ответил:
- Будем стараться! - И ласково посмотрел на Лену, а та картинно потупила очи, вызвав улыбки.
Весь следующий день на занятиях в институте, Нюра сидела, как на иголках. Время ползло возмутительно медленно. Преподаватели бубнили то, что сегодня её совсем не интересовало. Она всё время спрашивала Нину, который час - у той на руке были маленькие часики. Но тут преподаватель выразительно посмотрел на них с Ниной и сказал:
- Кому не интересно, может выйти погулять.
Нюра начала внимательно слушать, и время побежало быстрее. Наконец, занятия закончились, и наша невеста без места, с облегчением вздохнула. Она быстрее всех выскочила из аудитории и помчалась по лестнице, будто кто-то за ней гнался. В углу вестибюля стоял хорошо одетый плотный мужчина, который держал свою меховую шапку в руке. По пышной шевелюре она узнала Кирилла, и, затаив дыхание, смотрела на него.
- Какой же он необыкновенный! А сердце-то моё, как птица в клетке, того и гляди вылетит. - И она, вихрем слетев вниз, быстро подошла к нему. Она уловила лёгкий запах шикарного одеколона. Она-то до этого знала только резкий запах одеколона «Шипр» у отчима.
Кирилл повернул к ней голову и улыбнулся:
- Нюрочка, красавица моя! Какая же ты молоденькая, а я совсем старик. 10 лет в нашей беспокойной жизни - большой срок. Ну, стрекозка, одевайся скорее, и поедем, столик уже заказан. - А она никак не могла оторвать от него взгляд, даже торопливо одеваясь.
Через пару минут они вышли на улицу. Нюра невольно взглянула на небо. Чёрная туча притаилась на мутном небосводе, ожидая момента, когда можно сбросить потоки снега на город и людей, которые копошились внизу. Нюра улыбнулась этой туче, потому, что в этот момент была переполнена счастьем. Кирилл взял её за руку, и повёл к машине. В машине сидел шофёр. Может, ей показалось, но она мельком увидела в сторонке машину Юры, и тут же забыла об этом.
Столик их был уже сервирован, Кирюшу, видимо, здесь знали и уважали. Они сели в уголке рядом с пушистой пальмой в кадке, и Нюре казалось, что она в маленьком зелёном садике среди зимы, как в сказке. Эмоции отражались на её лице, и Кирилл смотрел на неё с улыбкой. Он посадил Нюру лицом к залу, чтобы она могла видеть посетителей ресторана, здесь бывали очень знаменитые артисты, поэты и писатели, но ей эти посетители были ни к чему. Она смотрела на дорогие для неё, черты его лица. На красивые брови и знакомые карие глаза, которые светились теперь лаской.
- Какой же он красивый! Я никогда не насмотрюсь на эту красоту! - С нежностью думала она,
и ей не верилось, что он в этот вечер принадлежит только ей. Он, как будто прочитал её мысли, и сказал:
- В 10 вечера, у меня концерт в театре для партийной элиты, у нас с тобой есть 2 часа. - Она готова была заплакать:
- Так мало?
- Ну-ну, не расстраивайся, будет и на нашей улице праздник, а пока ешь, давай, а то ты совсем худенькая. Я тоже сегодня пообедать не успел - у меня были дневные концерты. Ну, расскажи, как ты живёшь, моя маленькая. Кстати, тебе, насколько я помню, скоро 19 стукнет? Старушка совсем, а я тебя маленькой назвал. - И Нюра невольно улыбнулась. Она спросила:
- Ты женился на той девушке, пианистке? - Он невольно нахмурился, помолчал, потом ответил:
- Да, женился, не хотел расстраивать маму. Но личная жизнь моя не удалась, да и Бог с ней. Зато с любимой работой всё в порядке. А полным, счастье никогда не бывает.
- А как твоя мама поживает, довольна она?
- Мама очень больна. Всё ждёт внука, да, видно, так и не дождётся. Но не будем, о грустном. Расскажи о себе.
- Но тогда снова придётся говорить о грустном. В моей жизни тоже радости пока мало.
- Тогда давай сначала выпьем винца, и поедим, как следует, а потом ты всё мне расскажешь. Кстати, ты подросла или и раньше такой была? Какой у тебя рост? 172? Ну, прямо модельный. Девушек с таким ростом берут для демонстрации новых моделей одежды. А ножка у тебя какого размера, если не секрет? 38? Ну, приступим к трапезе.
Так они и сделали. У них оставался ещё час для общения. Оркестр заиграл вальс, и к их столу подошёл молодой человек, собираясь пригласить Нюру на танец. Но она не желала тратить драгоценные минуты на постороннего человека, и вежливо отказалась. Кирюша положил свою ладонь на её руку, и у неё замерло сердце. Чтобы скрыть смущение, она начала рассказывать о том, как она вернулась домой с экзаменов, и как ей пришлось стать матерью своего братишки. Кирилл слушал, молча, время от времени сжимая её руку.
- Милая ты моя Нюрочка, какая же ты сильная духом. И, при этом, я физически ощущаю душевную теплоту твою и безмерную доброту, которую ты излучаешь. Мне, к сожалению, приходится жить в другой обстановке. Я найду тебя летом. У нас будет больше времени и возможностей. Я не хочу терять тебя. Ты вливаешь в меня новые силы и надежду на лучшее будущее. Надеюсь, мы больше не потеряем друг друга.
- Я люблю тебя до сих пор, Кирюша.- Просто сказала Нюра.
- Я знаю это, знал и раньше. Не хочу тебе ничего обещать. Жизнь покажет. А пока что я буду помогать тебе, как это делал бы старший брат. Не отказывайся от моей помощи, у меня возможностей больше, чем у тебя. Мне так не хочется с тобой расставаться, но «труба зовёт». Шофёр отвезёт меня до театра, а потом доставит тебя домой. Перед отъездом мы с тобой ещё раз встретимся. Я оставлю тебе записку у администратора театра. Какого числа ты уезжаешь? Четырнадцатого? Значит, 12 января записка будет ждать тебя.
Они уже подошли к машине, и больше ни о чём не говорили. Эмоции переполняли девушку. Ей казалось, что если она не расскажет обо всём Лене, то просто взорвётся. Она сказала шофёру Костин адрес. Когда они подъехали к дому, шофёр спросил:
- Вы живёте в этом доме?
- Нет, здесь живут мои друзья.
- Вас подождать? Кирилл Леонтьевич просил проводить Вас до дверей квартиры.
- Спасибо. Я сама доберусь здесь недалеко. До свиданья.
Квартира Лены и Кости преобразилась. Лена всё переделала на свой вкус, и от этого квартира стала уютной и удобной. Нюру сегодня в гости не ждали, но увидев её, и, угадав её состояние, Лена увела её на кухню. Там они и проговорили пару часов. Им никто не мешал.
Когда Нюра собралась домой, неожиданно позвонил в дверь Юра. Тот был недалеко, у дома, где жила Нюра, ожидая, когда она вернётся из ресторана, после встречи с «этим Толмачёвым». Он и сам удивлялся себе, не понимая, что с ним происходит, почему он думает об этой девчонке из маленького городка, в платке и валенках, будто она из деревни. Никакого кокетства и желания выделиться он у Нюры не замечал. Но чем-то же она его, успешного красавчика, и любимца женщин, зацепила! А сегодня он понял, что ревнует её к этому скрипачу. Он видел, как они вместе, держась за руки, пошли к машине, и поехали в лучший ресторан города. Потом Юра ждал её у дома, успокаивая себя:
- Да ладно! Он женат, на 10 лет старше, старик, одним словом. Такой знаменитый. Что для него значит эта девчонка в платке и валенках! Для него-то, да, ничего не значит, но она его любит! Хотя, ей скоро 19, а ему 29, а мне 25. Для меня баланс вполне приемлемый. Но что толку? Вот это заноза, так заноза! А вдруг, она и ночевать домой не придёт?
Он решил, что ждать едва знакомого ему человека глупо и смешно. Какое ему до неё дело? Пусть гуляет, где хочет. Уж кого-кого, а девчонок-то намного больше, чем парней. Выбирай любую. А он заедет к Косте, и отправится спать.
Когда он поднялся в нужную квартиру, и увидел Нюру, ему показалось, что камень свалился с его души. Костя, увидев его, обрадовался:
- Вот хорошо, что ты заехал, Нюру проводишь, а то я сам собирался её проводить.
Тот, скрывая свою радость, грубовато сказал:
- Отвезу, конечно, тем более что не на себе повезу, машина повезёт. Ну, поехали, Нюрок.
Она, уже успокоенная, сидела тихонько, а у подъезда дома сказала:
- Юра, ты не поднимайся на этаж. У нас подъезд спокойный, я сама дойду. Спасибо тебе!
Он не стал возражать, помахал ей рукой, и поехал, размышляя:
- Ну, точно! Покормил ужином в знак благодарности, и хорош. Это хорошая новость.
С этого вечера больше ничто не мешало Нюре заниматься учёбой. Она ждала новой встречи с Кириллом. Но это было время, когда не было мобильных телефонов, планшетов и компьютеров. Приходилось ждать 12 января, чтобы получить весточку от Кирилла. Сессия подходила к концу. Сданы все зачёты и экзамен. Читались последние лекции.
12 января после занятий её, как всегда, встретил Юра. Пришлось сказать ему, что ей надо зайти в театр к администратору. Кирилл Толмачёв обещал оставить для неё письмо. Что на это мог возразить Юра? Через некоторое время в дверях театра появилась Нюра с большущей сумкой, которую она не несла, а тащила за собой. Юра выскочил из машины, и побежал на помощь:
- Что это у тебя? Откуда? Кто тебе это дал, Нюрок? Письмо-то получила?
- Столько сразу вопросов, на которые у меня пока только один ответ: письмо в этой сумке.
Юра подхватил сумку, и понёс её к машине. Потом, не утерпев, воскликнул:
- Ничего себе письмо! С места не сдвинуть. А где же хозяин этой сумки?
- Уехал на гастроли в Москву.
- Вот так! - подумал Юра, - Получите подарки, а на большее не рассчитывайте. Хорошая новость. А может, и он её любит? Потому и завалил подарками? - Потом обратился к Нюре:
- А ты, никак расстроилась, подруга? Музыкант с тобой не попрощался!
- Может, и расстроилась, а ты чему радуешься? - Юра смутился:
- Прости, Нюрок! И правда, я веду себя, как дурак.
Юра затащил сумку в квартиру, попрощался и сбежал по лестнице на выход. Сев в машину, он не торопился ехать. Сидел, раздумывая:
- Ей до меня нет никакого дела. И чего я прилип к ней! Послезавтра, провожу её, и всё встанет на своё место. Сюда она вернётся только через полгода. К тому времени и думать о ней забуду. Так всегда было. Может, это и к лучшему, а может, и нет. Полгода - не малый срок. Можно, конечно, переписываться, но это всё равно как, видеть красное яблоко под стеклянной витриной, а взять его нельзя.
В это время Нюра решилась, наконец, открыть сумку. Сверху лежал конверт с письмом. Под ним - куча разных вещей. Вещи Нюра смотреть не стала, а распечатала письмо:
- Нюрочка, здравствуй! Прости, что не получилось повидаться с тобой ещё раз. Меня отправили с концертом в Москву, с директором театра не поспоришь, пришлось ехать. Отложим нашу встречу на лето. Я тебя встречу в институте. А сейчас, посмотри мои новогодние подарки. Для твоего Гаврика - костюмчики, для Коли - футбольный мяч. Остальное - тебе. Носи на здоровье. А в маленьком потайном кармашке лежит подарочек на твой день рождения. Ты мне ещё в госпитале рассказывала, что твой отец подарил маме кулон - хрустальную капельку. Я нашёл к нему серёжки. Я надеюсь, что они тебе понравятся, ведь у тебя теперь будет весь комплект. На дне сумки тебя ждёт сюрприз. Он скрасит твою жизнь в деревне. Не скучай, Нюрочка, время бежит быстро, быстрее, чем хотелось бы. До свиданья. Твой Кирилл.
Нюра перечитала письмо несколько раз, впитывая в себя каждую строчку, постигая его смысл. Значит, он не забывал о ней. Помнил о её братишках. Вот почему он спросил про её рост и размер обуви. Какой же он заботливый! Главным в этом письме было то, что он не хочет её терять. Радость от этой мысли затопила её. Он написал «твой Кирилл»!
Нюра вскочила, и закружилась по комнате с письмом в руках, напевая мелодию вальса. Потом она стала рассматривать подарки.
- Кольке в декабре исполнилось 13, так что футбольный мячик - несбыточная мечта всех его приятелей. Вот радости-то будет всей улице! Гаврику 20 января будет 7 месяцев. Костюмчики ему как раз кстати. У нас в городе, о таких детских вещичках, и не мечтают.
Потом она перемеряла все новые наряды, жалея о том, что она не может, прямо сейчас, ни с кем разделить свою радость. Правду говорят, что красивая одежда - это признак радости и достатка. У Нюры никогда не было, и не могло быть таких вещей. И, главное, всё подошло: тёплые высокие ботинки со шнуровкой, с меховой опушкой, и на маленьком каблучке. Белая блузочка с оборочками и кружавчиками. С ума сойти! Ну, прямо мурашки по коже! Два летних платья невозможной красоты! Потом она увидела бумажный пакет, и достала из него пушистую вязаную шапочку, светло-серого цвета, как раз к её глазам! Такой же шарфик и рукавички! Она надела на себя весь комплект, и закружилась по комнате. Заглянув в сумку, она достала ещё и вязаную кофту, надела её, и села передохнуть. Столько всего сразу! Это трудно было переварить! Нюра почувствовала усталость. Тяжело вздохнув, она отправилась на кухню попить водички. Постояла у окна.
Улица была пуста. Клубящиеся грозовые тучи застилали звёзды, обещая обильный снегопад. Лампочки под железными абажурами на столбах, вдоль тротуаров, раскачивались под порывами ветра. Пешеход, вышедший за пределы освещённого круга, тотчас канул бы в плотную, непроглядную завесу тьмы. Как хорошо наблюдать за этим из тёплой квартиры, да ещё в новой тёплой кофте. Она довольно улыбнулась, и, ушла досматривать оставшиеся подарки. Войдя в комнату, она окинула взглядом вещи, разложенные там и сям, и подумала:
- Как в пещере Али-Бабы. И я среди сокровищ, которые принадлежат теперь мне! Ах, Кирюша, Кирюша! Я бы с радостью отказалась от всей этой красоты, лишь бы ты был рядом со мной!
Нюра заглянула в сумку. На дне лежала большая коробка. Тяжёлая! Положив коробку на стол, она осторожно открыла её, и ахнула. Чудеса продолжались! В коробке лежал патефон! А рядом с ним были упакованы пластинки. Она начала читать названия песен на бумажном диске, наклеенном в центре пластинки. Две из них - концерт Ленинградского камерного оркестра, где солистом был Кирилл Толмачёв. Эти две пластинки были для неё бесценны.
Так вот почему сумка была такой тяжёлой! Нюра ещё раз перечитала письмо Кирилла. А про подарочек-то в потайном кармашке она и забыла! Нашла. И достала две хрустальные капельки, которые переливались, словно настоящие, под лучами ласкового солнышка. А уши у неё не проколоты, придётся просить Акимовну. Вспомнив Акимовну, она поняла, как соскучилась, о своих близких. Скорее бы домой!
Нюра не стала складывать вещи в сумку. Погасила свет. Легла, и сразу провалилась в сон без сновидений - слишком большую эмоциональную нагрузку она сегодня получила - настоящий стресс. Но Нюра, в то время, ещё не знала таких слов, поэтому спала «без задних ног», восстанавливая свои силы.
На следующий день Нюра встала пораньше, сложила все вещи в сумку, попила чайку с остатками печенья и спустилась вниз, надев новую шапочку, шарфик и рукавички. Юра уже подъехал и был явно не в духе. Но спрашивать об этом Нюра не стала. Она спросила только:
- Юра, ты сможешь проводить меня завтра вечером на поезд? Мне без тебя не справиться. Он ответил ехидно:
- Ещё бы! Куда же я денусь, конечно, провожу! А ты оставишь мне свой адрес?
- Конечно, куда же я денусь? Я тебе так благодарна, Юра. Когда я еду в тёплой машине, и вижу замёрзших людей в длинной очереди на остановках, я готова расцеловать тебя в обе щёки. Но ты всегда такой серьёзный, что я не решилась это сделать.
- Да-да-да! Так я тебе и поверил. До меня ли тебе, красавица! Кстати, ты в этой пушистой шапочке выглядишь, как Снегурочка. Я бы тоже охотно расцеловал тебя, и не только в обе щёчки.
- Только в щёчки, остальное для любимого, а с тобой мы просто друзья, правда, Юра?
- Да я уже понял, что любимым мне не быть, придётся остаться просто другом.
Занятия в этот день были только до обеда. Студентам дали задания для контрольных работ и сообщили, какие экзамены они будут сдавать летом. После занятий они с Ниной пошли по магазинам, и на свои оставшиеся деньги Нюра купила связку баранок к чаю, индийской заварки и еды в дорогу. Они с Ниной зашли на телеграф, и Нюра послала отчиму телеграмму, сообщив, что у неё тяжёлая сумка.
Весь следующий день Нюра занималась стиркой постельного белья и полотенец - вручную, хозяйственным мылом. Потом, сделала в квартире генеральную уборку. Когда пришла Лена - проводить подругу и передать с ней гостинца для дяди, - квартира уже блистала чистотой. Увидев большую сумку, Лена спросила:
- Неужели это всё - подарки от Кирилла? Ну, тогда, я скажу тебе, что он имеет на тебя серьёзные виды. Ты представляешь, сколько это всё стоит? То, что ты перечислила? Одна твоя шапочка с придачей, стоит половину твоей зарплаты, а может, и всю. Это, во-первых, а во-вторых - все эти товары не продаются в обычных магазинах, а только в коммерческих. Он потратил на тебя столько, сколько ты заработаешь за год. Для простой благодарности - это слишком! Дай-ка мне его письмо!
Прочитав письмо Кирилла, она удивилась - вроде всё без подвоха. Хотя, он и строит какие-то планы на лето, такие подарки за простую связь, не дарят.
- Неужели ещё есть на свете бескорыстные люди, способные на такую благодарность?!! Мне, такие люди, не встречались. Прямо меценат какой-то, а не «старший брат». И ведь он женат. Как же его жена к этому относится?
На все вопросы, расстроенная, Нюра отвечала только одно: «Не знаю». Лена подошла к подруге, обняла её, погладила по голове:
- Расстроила я тебя, но ты пойми меня, я старше тебя на 12 лет, и чувствую ответственность за тебя. - Нюра от таких слов расплакалась:
- Ты пойми, Лена, я люблю его и не могу думать о нём плохо. Да он мне ничего плохого и не сделал. А какие у него планы на лето? Думаю, такие-же, как, и у меня. Но мы оба уже взрослые люди, и сами решим, что нам делать. Я тебя не обидела? Нет? Прости, если что не так.
- Это ты меня прости, просто мне подобные люди не встречались, разве что ты сама.
- Да ладно тебе! У меня и денег таких никогда не будет.
- А я только сейчас начинаю понимать, что дело не в деньгах, и не в той сумме, которую он затратил - у каждого свои возможности, а в том, что делает он это от чистого сердца, желая хоть как-то скрасить твою нелёгкую жизнь. Выходит, вы оба такие, два сапога - пара. Век живи - век учись. Спасибо твоему Кириллу за урок.
- Не мой он пока, и вряд ли моим будет когда-нибудь. Но теперь я точно знаю, что никого другого мне не надо. Он один заполняет моё сердце, ещё с тех времён, когда лежал в госпитале - одинокий и несчастный. Ничего не изменилось. Вскоре подъехал Юра, и они все вместе отправились на вокзал.
- Лена, я у тебя не спросила - как там ребята твои ладят между собой?
- Они теперь не-разлей-вода. Верховодит Витька. Он стал звать Костю папой, и тот его усыновил. Теперь он Виктор Константинович Громов. Глядя на него, и Олежка стал называть меня мамой. А к твоему приезду у нас в семье появится ещё малыш. Так что будет трое детей.
- Поздравляю! Счастливая ты, Лена!
Так, с разговорцем, и доехали до вокзала. Посадка в поезд уже началась, и стало не до разговоров. Юра с Леной погрузили все вещи в вагон, расцеловали Нюру в обе щёки, и она отправилась домой.
Как же удивилась Нюра, когда вместо Фёдора, встречать её прикатил Валера.
- А где же мой отчим? Опять что-то случилось? Какими судьбами ты оказался на его месте? Сегодня же выходной!
- Ты что не рада мне, жар-птица моя? Чем я тебя не устраиваю? А ты чего так похорошела-то? Не иначе, влюбилась там, в столицах-то! Признавайся, а то пешком пойдёшь!
- Да хватит тебе допрашивать, уймись, а то не поеду с тобой. Где Фёдор Иванович? Что-нибудь с Гаврюшкой случилось? Я уже бояться начинаю - стоит только мне отъехать, так что-нибудь в семье случается.
- Да успокойся, Нюра. Просто у Гаврюшки зубы режутся, и он всех замучил, особенно Акимовну. Вот он и поехал ей помогать. Разрывается между Колькой, Гаврюшкой и работой. Вот я и помогаю ему, в тайной надежде повидать тебя, и услышать слова благодарности. Но надежды мои не сбылись. - И он дурашливо потупил глаза, искоса глядя на Нюру.
Слушая, болтовню Валеры, Нюра успокоилась. Но никак не могла сообразить, куда ехать - в деревню, или в город. Потом вспомнила, что ей надо на работу, попросила Валеру заехать ненадолго домой, а потом отвезти её в деревню.
Кольки дома не было. Носился где-то со сверстниками. Нюра написала ему записку, что приедет из деревни в ближайший выходной и привезёт ему подарок.
В деревне Нюру ждали с нетерпением и в школе, и у Акимовны. Вера Ивановна работала за Нюру уже 4 смены, а у неё и своих дел хватает. Акимовна охнула, когда Нюра вошла в дом, и кинулась её обнимать.
Нюрочка, как я рада! Наконец-то, и мне облегчение будеть. Фёдор приезжаеть каждый день, да он ведь мужик, в женских делах-то у него руки, как крюки. Гаврюшка уже руки знаеть, а тяжёлый он, как куль с мукой, спина уж от него болить. А как купать - спину у меня, значить, пересекаеть. Согнусь, а разогнуться не могу, что хошь делай. А в дому дел полно, да и на работу хожу. Ну, теперь, значить, всё у нас пойдёть своим чередом, слава тебе, Господи!
Нюра обняла и поцеловала свою благодетельницу, иначе и не назовёшь. Что бы она без Акимовны делала?
- Ставь самовар, Акимовна, будем чай пить с баранками.
- Да какой же чай, Нюра! У тебя, небось, сегодня ещё и маковой росинки во рту не бывало? Знаю я тебя! Будем с тобой щи хлебать, с мясом. Фёдор где-то рёбер мясных раздобыл. Добытчик-то он у нас знатный - из-под земли достанеть, а семью-то накормить. А потом уж можно и чаю, значить, с баранками-то попить. Заварка у нас, правда, на исходе, да тут уж ничего не попишешь. Садись, давай, пока малый спить.
- Ну, вот я и дома! - Подумала Нюра, и, помыв руки, села за стол. Щи, как всегда, были отменные. Да ещё с тёплым хлебом, который Акимовна сама в печи пекла. Наелись так, что для чая с баранками в животе уж и места не было. Решили вечером чая попить. Тут Нюра вспомнила, что заварки она привезла, да ещё индийской. Акимовна долго вертела в руках большую пачку, нюхала её, рассматривала слона в яркой попоне. Удивлялась:
- И где же эта Индия? Где только люди не живуть! А чай сюды везуть.
Когда посуду помыли и убрали, малыш ещё спал. Акимовна попросила:
- Давай Нюра, не тяни, рассказывай всё подробно, день за днём, как там жила, как училась. Вспоминала ли о нас?
- Ещё бы! Вы же моя семья, а ты у меня вторая мама. Ты помнишь, Акимовна, я тебе рассказывала про слепого музыканта из госпиталя? Так вот, мы с ним встретились. Он, конечно, изменился - ещё красивее стал. Играет в оркестре в самом главном театре Ленинграда.
Дальше Нюра рассказала всё, что было связано с Кириллом. Потом они начали рассматривать подарки. Акимовна заключила:
- Видать, хороший он человек, раз добро помнит. Повезло тебе, хоть он и женатый.
- Я же не собираюсь его от жены отбивать. Мне его видеть, хоть изредка, и то счастье. Что ни говори, а я ему всё равно не пара. Он такой нарядный, ухоженный, как барин. А как от него пахнет! Я такого запаха никогда не знала. У нас-то что - Тройной одеколон, да Шипр - в нос, как палкой бьёт. А тут всё время хочется вдыхать этот запах. В общем, настоящий вельможа, барин значит. Я-то рядом с ним, как нищенка. Но он на это не обращает внимание. Зато люди всё видят и замечают. Обещал помогать мне, как старший брат, но я на это и не рассчитываю - хомутом у него на шее повиснуть. Ну, теперь про Лену тебе расскажу.
Но поговорить о Лене не дал Гаврюшка. Он захныкал, и Нюра кинулась к нему. Но Гаврюшка не узнал её, и, увидев незнакомое лицо, заревел по-настоящему. Пришлось Акимовне успокаивать его. А он всё оглядывался из-за плеча Акимовны, и складывал губки подковкой, готовясь зареветь. Нюра расстроилась. Как! Она с рождения ухаживала за ним, ночей не спала, кормила через 3 часа, купала, стирала, а он её не желает признавать. Вот так фокус! Неожиданный сюрприз! Акимовна, тем временем, распеленала малыша, поменяла пелёнки и распашонку, которые Нюра тут же забрала, и замочила в таз с холодной водой. Акимовна позвала Нюру:
- Я его посадила. Подойди к Гаврюшке-то, поулыбайся, поговори ласково, потом, значить, покормишь, он тебя и признаеть. - Так и сделали. Малыш скривил губы, но увидев знакомую бутылочку, сменил гнев на милость, и потянулся к ней руками. Мир в доме был восстановлен. Пока Гаврюшка был занят предметами, заменяющими игрушки, Нюра рассказала Акимовне про Лену. А потом, пришла пора, идти на работу, в сельсовет. Нюра осталась с братишкой. Она дала ему баранку, и он принялся точить её новенькими зубками, довольно чмокая губами.
Вечером, после работы, приехал отчим, и привёз с собой Колю. Гаврюшка, завидев отца, начал тянуть к нему ручки, и пытался добраться до него ползком. Фёдор взял его на руки, и, склонив свою голову, пощекотал сыну животик. Тот громко засмеялся, и отец смеялся вместе с ним. В самой тёплой комнате расстелили старое ватное одеяло, чтобы малыш учился ползать.
- Вот оно, счастье-то! - подумала Акимовна, и, ушла кормить, новых едоков. Поев, Колька всё жался к сестре - соскучился по ней. Она достала ему мячик. Он никак не мог поверить в своё счастье - ведь он с ребятами, играл в футбол самодельным мячом, из старых тряпок. Мяч был туго набит, поэтому был тяжеленный, и сбивал игрокам пальцы на ногах. А тут такое чудо!
- Да скоро ли лето придёт, поиграть так хочется! - Думал мальчишка. - У меня и коньки есть, и велосипед, и мячик. А у других ребят - ничего нет, наверно я счастливый. Но пусть бы у меня ничего не было, лишь бы мамка моя была со мной и Гаврюшкой. А то мы с папой одни живём.
- Что-то ты не рад подарку, сынок! - удивился Фёдор
- Да нет, очень рад, просто я маму вспомнил. Нюра подошла к брату, обняла его.
- Я тоже маму не забываю, Коля, но она хотела бы видеть тебя счастливым и весёлым.
Так в делах и заботах и прошла зима.

ЛЮБОВЬ

Нюра всё свободное время читала учебники, а потом писала контрольные работы, и отправляла их почтой в институт. Готовилась она и к экзаменам. Для этого, по воскресеньям, они с Фёдором менялись местами. Он отвозил Нюру в город, и там, в тишине, ей хорошо работалось, а сам помогал Акимовне.
От Лены она получила письмо, где та сообщила, что квартиру её они с Костей сдали на полгода, но к Нюриному приезду, она освободится. Учебный год Лена закончить не успеет, уйдёт в декрет. Витька активно готовится к школе, ему скоро будет 7 лет. Читать он умеет, считать в пределах 10 - тоже. А писать научится в школе. Письмо заканчивалось словами:
- Приезжай! Мы тебя ждём!
А уж как сама-то Нюра рвалась в Ленинград! Работа, малыш, контрольные - это всё занимало её время. Но была ещё и ночь, полная грёз. В мае отметили её 19 лет. Патефон в этот день не умолкал. Все песни были переслушаны, только концерты камерного оркестра, Нюра слушала одна, Акимовна такой музыки не понимала. К столу именинница надела одно из ярких шёлковых платьев с плечиками и красивым узким ремешком, подаренных Кириллом, и кулон с серёжками. Уши ей проколола Акимовна ещё к 8 марта.
- Какая же ты красивая, Нюрочка! - Ахнула Акимовна - Женишка бы тебе хорошего!
- Женишка у меня нет, и, видно, не будет. Кирюша женат, а больше, мне никого и не надо, -подумала Нюра, а вслух сказала:
- Вот, давайте и выпьем за жениха хорошего!
Вино и закуску привёз Фёдор. После первой рюмки, он встал и пошёл в свою комнату. Потом вернулся со свёртком, весь сияя:
- Посмотри, Нюра, что мы с Акимовной тебе дарим.
Нюра развернула свёрток. Там лежали белые плетёные босоножки на каблучке.
- Это тебе на лето, к твоим платьям. Примерь, подойдут ли. Я твои старые сандалии брал для образца. - Нюра встала из-за стола, и надела босоножки. Нога у неё была узкая, поэтому босоножки оказались как раз по ноге. Нюра прошлась по комнате, словно пава. Потом покружилась, словно вальсируя. Фёдор и Акимовна с ласковой грустью смотрели на Нюру, вспоминая, быть может, себя в эти годы. Она и мечтать о таких босоножках не могла, на её-то зарплату. Подойдя к Фёдору, потом к Акимовне, Нюра расцеловала обоих:
- Спасибо вам, родные мои! Где же ты купил такую красоту, дядя Федя?
- В коммерческом магазине. Я выбирал самые лучшие, ты это заслужила, дай Бог тебе здоровья! Скоро поедешь на учёбу, мы и подумали - платья есть, а обувки, на лето - нет. Я, такие босоножки, у редакторши нашей видел. Она у нас такая краля. Вот я и подумал - а чем ты хуже!?
- Наверно всю зарплату на них ухнул?
- Деньгами радость не измеришь. Бог с ними, с деньгами-то, заработаем ещё. Носи на здоровье, дочка. Ну, давайте же ужинать! Акимовна, что там у тебя в печи? Всё на стол мечи!
Нюра с удовольствием уплетала все разносолы Акимовны, рассуждая про себя:
- Как же я их всех люблю - и Кольку, и Гаврика, и Дядю Федю с Акимовной! И они меня тоже любят. Вот она, какая штука - получается, любовь нас всех объединяет! Без неё жизнь совсем тусклой будет. - После обеда, когда Нюра, надев фартук Акимовны, мыла посуду, она подумала:
- Вот как нам с Колькой повезло - остались мы с ним круглыми сиротами, а любовь нас спасла.
Конец учебного года, совпал с годовщиной братишки Гаврика. Его одели в новый костюм, на головку - панамку, на ножки - пинетки. И он важно пошагал на своих толстеньких ножках по кухне. Вся семья собралась на кладбище - помянуть Надежду. Но сначала заехали в церковь, и заказали всё, что надо, на помин её души. Ещё когда, только сошёл снег, Фёдор заказал и установил оградку и металлический памятник-башенку. Он вставил туда фото жены. В углу оградки Фёдор посадил молодую берёзку. И теперь, взяв сына на руки, он стоял и смотрел на свою Наденьку, такую молодую и весёлую, и тяжкий камень давил на его сердце:
- Вот, Надюша, посмотри на нашего сыночка, видишь, какой он байбак. Смотрит на меня твоими глазами. Спи спокойно, жена моя, я тебя не забуду. И детей твоих не оставлю.
- Мама, я перешёл в седьмой класс. Нюра привезла мне из Ленинграда футбольный мяч, и мы с ребятами гоняем его. И на велике катаемся, мне папа купил. Мне хорошо живётся, но только тебя не хватает. Мамочка моя, я буду молиться за тебя, и приходить к тебе на могилку.
- Мамочка моя, целый год тебя нет с нами. Как бы ты радовалась, глядя на нас, троих твоих детей. Гаврюшу окрестили. Он уже ходит, сам ест ложкой, и говорит «папа». Только «мама» ему сказать некому. Мы сохраним для него твои фото. Скоро я поеду оканчивать первый курс института, и встречу там свою любовь - Кирюшу. Как вернусь с сессии, приду к тебе снова.
Нюра отработала, положенных 2 года, после распределения, и теперь могла переехать в город. Но она не торопилась увольняться. Акимовна давно перестала быть для всей семьи чужой. Нюра жалела Акимовну. Гаврюшка был подвижный, лез, где надо и не надо. За ним нужен глаз да глаз. Нюра приходила после работы, и брала эти заботы на себя, давая Акимовне возможность отдохнуть. Она сама стирала братишкины пелёнки и бельишко. Сама купала его. Но, зато, когда Нюра была на работе, братишка её был присмотрен и накормлен. Иногда приезжал Фёдор, и тоже помогал им, чем мог. А теперь Нюра снова поедет в Ленинград на целый месяц. Вся нагрузка ляжет на Акимовну, да ещё огород. Придётся отчиму приезжать в деревню как можно чаще. А у него ведь Колька и огород. И дрова надо на зиму заготовить, да и работа - случаются и командировки. Правда, и Колька молодец, помощник отцу - и на огороде и по дому. Трудно жили, но дружно.
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ
 
Через неделю Нюра уехала на сессию. Поезд приходил в Ленинград рано утром. Вещей у неё было немного - один небольшой чемодан. Она не стала давать телеграмму, чтобы её встретили, решив, что и сама доберётся. Каково же было её удивление, когда, выходя из здания вокзала, она увидела, улыбающихся, Нину и Юру Колосова. Девушки обнялись, и Нюра спросила:
- Какими судьбами? Вы кого-то встречаете? И как вы оказались вместе?
- Сейчас мы тебе всё расскажем, пойдём к машине, а то нам надо на работу и на учёбу. Я сегодня последнюю смену перед сессией отрабатываю. - Улыбаясь, сообщила Нина. Она прекрасно выглядела - сменила причёску, и стала ещё привлекательнее. Нюра не утерпела:
- Нина, ты стала такой красавицей! Прямо глаз не оторвать.
- Спасибо, подруга. Ты тоже молодец, а причёску я тебе в два счёта поменяю.
- Юра, а что же ты-то молчишь? Как вы здесь оказались?
- Ну, наконец-то и до меня дошла очередь. Тебя встречали. Мы и вчера приезжали, ты же не сообщила, когда приедешь, а у меня ключ от старой квартиры Лены.
- А вместе мы, потому, что познакомились в парикмахерской, на Невском проспекте, ещё в феврале. Потом выяснилось, что я учусь вместе с тобой, и мы с тобой подруги. Вот видишь, как мир тесен. - Радостно сообщила Нина.
- А вы ещё не поженились? - Наступило неловкое молчание. Потом Юра ответил:
- Куда спешить, у нас вся жизнь впереди. Куда ты поедешь - домой или к Лене? Она неделю назад выписалась из роддома. И знаешь, кто у них родился?
- Маленькая беленькая девочка?
- Если бы! Парень на 3,650, 53 см, а они все ждали девочку, и имя ей придумали, теперь срочно придумывают имя для парня. - В то время врачи ещё не умели определять пол будущего младенца.
- Тогда поедем ко мне. Надо переодеться, умыться, съездить в институт - узнать расписание.
- Расписание я тебе и так скажу. Занятия завтра с 9 утра.
- Вот и хорошо. Значит, через пару часов поеду к Лене. Вечерком приходите ко мне вместе, чайку попьём, может, сходим, погуляем. Ну, вот я и дома, давай ключ, Юра.
- Может, тебя проводить?
- Да нет, спасибо, сейчас же утро, а не вечер, а чемоданчик у меня не тяжёлый. - И Нюра, помахав им рукой, вошла в подъезд.
Поднимаясь по лестнице, она думала:
- Вот так, ещё один кавалер отпал. Вот и верь этим кавалерам. Не успела уехать, как он завёл себе новую подружку. Но, если честно, то кавалером-то Юра и не был. Он ко мне и пальцем не прикоснулся, только встречал и провожал. Вот и сегодня встретил, спасибо ему. Нина хорошая девушка, пусть у них всё будет хорошо. Когда же я увижу Кирюшу? Вот что для меня важно.
А Юра, тем временем, мрачно обдумывал их встречу:
- Надо же, она, как будто первый раз меня видит. Нинку не видела этих же полгода, и кинулась обниматься. А на меня посмотрела, как на пустое место. А она похорошела ещё больше, да и одеваться стала иначе - и платье, и босоножки - это тебе не платок и валенки. Но… Хороша Маша, да не наша. Ну, что ж, не судьба, значит, а жаль.
В доме у Громовых Нюра появилась к обеду. Здесь её уже ждали. Папа был ещё в Академии на занятиях, мама кормила малыша, а Олег с Витькой накрыли на стол.
- Какое же имя вы придумали братишке?
- Да мама сама придумала. Говорит, что раз отчество длинное - Константинович, имя должно быть коротким: Денис. - Поспешил объяснить Витька, опередив старшего брата. Тот только покосился на выскочку, но ничего не сказал. Вскоре приехал на обед и Костя. Сидели за столом, дружно уплетая то, что приготовила Лена. Нюра подумала:
- Ну вот, я снова, среди своих, как дома.
Глава семейства обратился к старшим сыновьям:
- Слушай мою команду: Олегу - со стола убрать, посуду помыть. Вите - мусор вынести, пол на кухне подтереть. Маму и тётю Нюру не беспокоить.
Подруги сидели на диване, и рассказывали все новости за истекшие полгода.
На следующий день, надеясь, что вечером за ней заедет Кирилл, и они пойдут куда-нибудь вместе, Нюра надела красивое платье и босоножки. Когда она вышла из подъезда, увидела, что её опять поджидает Юра с машиной.
- Юра, дорогой мой друг, ты снова ждёшь меня! А где же Нина?
- Нам с тобой по пути, а Нина сама доберётся. Ты чего такая нарядная, собралась куда-нибудь?
- Возможно, но точно не знаю. А почему ты спрашиваешь? Уж не ревнуешь ли ты?
- Ещё чего? Просто, раз мы друзья, могу я поинтересоваться, заезжать за тобой вечером или нет, потому и спрашиваю.
- Тебе в любом случае лучше заехать, тебя Нина будет ждать. Тебе повезло, Юра - Нина хорошая девушка, не потеряй её. - Юра промолчал. И молчал до самого института.
Занятия пролетели на удивление быстро - или лекции были интересными, или усталость ещё не накопилась. Что-то подсказывало Нюре, что сегодня Кирилл не приедет, поэтому она не бежала по ступенькам лестницы, а чинно спускалась. Зато Нина слетела вихрем, надеясь встретиться с Юрой. Но он, поздоровавшись с ней, всё посматривал вверх, ожидая появления Нюры. Наконец, она появилась. Свет из окна лестничного пролёта обволакивал Нюру своими лучами, создавая вокруг её фигуры ореол, и Юра подумал:
- Вот сейчас она похожа, на светлую богиню, спустившуюся к нам, грешным, с небес. Так бы и смотрел на неё. Как она повзрослела за эти полгода, и похорошела. Может, другая одежда так её красит? Да нет, дело не в одежде, свет-то от неё изнутри идёт.
- О чём это ты, друг мой, так задумался? Мы с Ниной стоим тут, а ты витаешь где-то в облаках. - Пошутила Нюра. Он очнулся:
- Так куда вас везти, красавицы мои?
- Отвези нас, господин рыцарь, на Невский проспект, в знакомую тебе парикмахерскую, у нас там есть дела-заботы. - Попросила Нина.
- Я весь к вашим услугам. Вас подождать или вы сами доберётесь? Тебе-то Нина близко до дома, а Нюре далеко пилить придётся.
- Ничего, Юра, сейчас не зима, а лето, белые ночи. Может, мы прогуляться захотим, засиделись мы на занятиях.
- А, потом Нюра может и у меня переночевать, правда, Нюрочка?
- Почему бы и нет? У меня дома не семеро по лавкам дожидаются, я согласна.
- А меня, значит, не приглашаете? Я согласен подождать вас из парикмахерской, а пока заскочу в магазин за продуктами. Погуляем, а потом у тебя, Нина, и поужинаем, согласны, девчонки?
- Ещё бы! Рады будем! Нам хватит полчаса для парикмахерской, а потом пойдём гулять. Зачёты пойдут только со следующей недели, так что 2-3 дня мы вечером свободны. - Обрадовалась Нина.
Кресло, за которым работала Нина, оказалось свободно. Она посадила Нюру, подправила ей брови, специальным составом накрасила ресницы и заклеила их влажными ватными пластинками. А потом занялась её причёской. Когда Нюра смогла открыть глаза, она увидела в зеркале красивую девушку с выразительными серыми глазами, опушённые длинными чёрными ресницами, под чёткой линией бровей. Светлые волосы её были чуть короче, чем обычно, и заложены за её маленькие ушки. Пробор разделил волосы на две неравные части. Та, что пошире, слегка прикрыла лоб с одной стороны, и стала волнистой, с помощью специальной плойки. В то время это была самая модная и женственная причёска.
- А я - ничего! Мне это всё идёт! Ниночка, ты просто волшебница! За такое короткое время привела меня в порядок, да так, что я и сама себя не узнаю. Спасибо тебе! - Комплимент, как известно, повышает настроение вдвое.
- Это тебе спасибо, Нюрочка! За то, что ты не претендуешь на Юрика. Он мне очень нравится. Но я вижу, что ты ему нравишься больше. Я думаю, что когда он поймёт, что он тебя не интересует, он заметит меня.
- Так он тебя и так заметил. Помнится мне, что вы вместе прикатили встречать меня! А в нём говорит не любовь ко мне, а то, что я им не дорожу. А он к этому не привык. Если ты хочешь удержать его, подольше не показывай ему, что ты влюблена в него. Держи себя независимо, продолжая показывать себя с самой лучшей стороны. Юра привык к лёгким победам.
- Спасибо за совет! Да ты, подруга, рассуждаешь, как опытная дама, а у самой до сих пор и парня нет. Как ты это объяснишь?
- Есть у меня любимый, Нина, но не Юра. Потом как-нибудь расскажу, может быть.
Выйдя на улицу, они увидели Юру, терпеливо ожидающего их. Юра, посмотрев на Нюру, ничего не сказал, только покачал головой. Потом пошутил:
- Не зря я вас ждал. Приятно пройтись по проспекту с такими красавицами, и ловить завистливые взгляды встречных мужчин.
В общем, нагулялись, поужинали вместе в комнате Нины, в коммунальной квартире, потом проводили Юру до машины. А там уж и спать пора было. Постояв под душем, обе девушки заснули, едва коснувшись подушки.
Прошла неделя. Было уже 8 июля, а Кирилл не появлялся. Нюра написала домой письмо, сообщив, что всё у неё в порядке. Дня через 4, вместо ответа, от Фёдора пришёл перевод на 300 рублей. В субботу принимали зачёт, и в пятницу студентов отпустили с занятий с обеда. Нина повела подругу по магазинам. Нюра, получив деньги, решила купить своим родным подарки. Она купила Акимовне цветастый полушалок с кистями на густо-зелёном фоне. Фёдору и Кольке - по летней рубашке в клеточку. Гаврику - яркую металлическую юлу. Съедобные гостинцы она купит перед отъездом.
Нина сказала, что 18 июля ей исполнится 23 года. Она хочет отметить свой день рождения вместе с Нюрой и Юрой. Она подработала в парикмахерской, в выходные дни и после занятий, и теперь «богатая». Тогда Нюра пошла с подругой к ювелирному отделу, и Нина выбрала себе дешёвенькие, но нарядные серёжки «под бирюзу», как раз к её голубым глазам, которые и подарила ей Нюра. Весёлые и довольные подружки шли по проспекту, с ними поравнялась машина, из которой окликнули:
- Нюрочка! - Это был голос Кирилла, и машину его она узнала. У неё подкосились ноги, и она ухватилась за подругу. Из машины вышел Кирюша - загорелый и похудевший. Он поздоровался с Ниной, и сказал Нюре, отведя её в сторонку:
- Ты можешь сейчас со мной поехать? Мы с тобой посидим где-нибудь и поговорим.
- Да, могу. Нас сегодня отпустили пораньше.
- Тогда, поехали! - Кирилл смотрел на неё с улыбкой.
Нюра подошла к Нине: - Это и есть мой любимый. Он приглашает меня в ресторан, - шепнула она и пошла к машине.
- Я тебя едва узнал, Нюрочка! Что с тобою стало? Ты просто расцвела, как бутон. - Потом прошептал ей на ушко: - Я могу надеяться, что ты любишь только меня, а не кого-нибудь другого?
- Надейся. У меня тоже что-то случилось с глазами - я не вижу ни одного мужчины, кроме тебя, и не знаю, хорошо это или плохо. Слишком редко я вижу тебя.
- Ну, об этом мы поговорим не здесь. Ты наверно прямо с занятий?
- Да. Отчим прислал мне 300 рублей, и я купила подарки для всей семьи.
- Молодец! А себе что-нибудь купила? Ответ твой я знаю заранее - конечно нет. Но мы сейчас эту несправедливость исправим. Серёжа, останови машину у коммерческого, минут на 20.
Они вошли в магазин. Кирилл осмотрел несколько платьев, выбрал 2, и сказал Нюре:
- Примерь вот эти. Я думаю, они тебе подойдут. - Нюра взяла платья и пошла в примерочную. Одно было светло-серое, в талию, с широкой юбкой, подчёркивающей Нюрину тонкую талию. Украшал платье широкий воротник с вышивкой «ришелье» и замысловатой брошью, которая скрепляла этот воротник. Нюра посмотрела на себя в зеркало, и поняла, что ей не хочется снимать это платье, и мерять второе. Она выглянула и кивнула Кирюше. Он подошёл, вывел её из примерочной, подвёл к большому зеркалу, и тихо сказал:
- Я верю, что настанет день, когда я смогу каждый день видеть твою красоту. Ты примерила второе платье? Нет? Почему? Иди, я подожду. - И он подтолкнул её к примерочной. Нюра с сожалением сняла серое платье, и протянула его Кириллу за занавеску. Второе платье было тёмно-фиолетовое, облегающее, а юбка его была заключена в серо-голубой газовый чехол. В нём она была похожа на принцессу на горошине из сказки. Она вышла из примерочной. Кирюша взял её за руку, и подведя к зеркалу, сказал продавщицам:
- Вот что такое модельная внешность, товарищи. - Он повернулся к Нюре, и тихо сказал:
- В этих платьях приходи ко мне на концерты, я буду давать тебе контрамарки. А сейчас, в этом платье поедем ужинать и обедать одновременно, посидим подольше, я сегодня свободен.
Им упаковали новое платье, и то, что было на ней изначально, и они поехали в ресторан. Когда они сели за столик, и Кирилл сделал заказ, Нюра сказала ему:
- Кирюша, я чувствую себя Золушкой, а тебя доброй феей, и боюсь, что меня ударят по макушке роковые часы. Я ещё не поблагодарила тебя за зимние подарки, а ты снова…
- Не переживай, надо же как-то отметить нашу редкую встречу. Кстати, к серому платью надо купить или серые или чёрные туфельки и маленькую сумочку, куда ты положишь мои контрамарки.
- Кирюша, но я ведь не могу ходить в театр одна, разреши мне пригласить подругу, которую ты видел, и её парня. Он военный, учится в академии комсостава.
- Ты можешь пригласить, кого захочешь, в разумных пределах, конечно.
- Кирюшенька, я тебе очень благодарна, но хочу тебе сказать, что твоя чрезмерная щедрость подавляет меня. Я не привыкла к такой роскоши, и мне стыдно принимать такие подарки от тебя, ведь ты мне просто друг, и в дни нашей дружбы в госпитале я ни о чём таком и не думала. Не обижайся, прошу тебя! Но пойми и меня. Не надо, даже наши редкие встречи отмечать такими дорогими подарками. Я, конечно, потрясена этой красотой, но куда я надену все эти сумасшедшие наряды? В школу или на комсомольское собрание? Да никуда! И здесь я буду слишком сильно выделяться среди людей, привлекать к себе излишнее внимание. Я не привыкла блистать. Вот когда у тебя будет возможность каждый день видеть на мне эту красоту, тогда - другое дело - я буду блистать для тебя и только для тебя. А до остальных мне и дела нет. Или без этих нарядов ты и не захочешь смотреть на меня, мой щедрый друг?
Он взял Нюру за руку, и сказал:
- Я не обижаюсь. Просто у тех женщин, с которыми я чаще всего общаюсь, другой взгляд на жизнь. И в театре, и дома, женщины, окружающие меня постоянно щебечут о нарядах. Я думал, что и тебе они доставят чистую радость. Спасибо тебе за эти слова и за урок. Я действовал по инерции, забыв, что ты совсем другой человек. Я понял тебя. Теперь давай покушаем, вон несут наш заказ. Они с аппетитом смели всё, что им принесли. В ожидании десерта, Кирилл заговорил:
- Нюрочка, моя мама очень сильно больна, у неё лейкемия - рак крови. Тяжёлое неизлечимое заболевание. Лечение даёт кое-какие результаты, но ей становится всё хуже и хуже. Сердце моё разрывается от горя, но ничем я маме помочь не могу. Она положила на меня всю свою жизнь, и я этого никогда не забуду, хотя я с ней не всегда согласен. С женой моей мы чужие люди, как птицы разных видов в одном гнезде. Мама вынудила меня жениться на ней, я не стал спорить с ней, я привык во всём слушаться её. Но мы с женой даже играем в разных коллективах, и на гастроли никогда не ездим вместе. Я бы давно развёлся с ней, детей у нас нет и быть не может, хотя я и мечтаю о ребёнке. И её тяготит этот брак, наверно она ненавидит меня, за то, что я равнодушен к ней. Но её удерживает рядом со мной наше общественное положение, и уважение к моей маме. И, потом, я не могу нанести маме этот удар. Ей до сих пор кажется, что она устроила мне счастливый брак. Недавно я узнал, что жена изменяет мне. Даже знаю с кем. Он человек не вполне порядочный. Про таких, в народе говорят: «Хлыщ». Не знаю, почему Инна его выбрала. Я её не осуждаю. Бог с ней. Но, как только мамы не станет, я сразу подам на развод, и мы с тобой поженимся, если ты согласишься.
- Не знаю, Кирюшенька, моя мама и бабушка Фрося говорили, что на чужом несчастье счастья не построишь. Не будем торопить события. Разлучницей, я быть не хочу. Мне видеть тебя хоть изредка - уже счастье. Так что не пропадай надолго, а большего мне от тебя пока и не надо. Как говорили наши предки - пусть Бог за нас решит.
Он посмотрел на Нюру, и сказал: - Хорошо. Ну, давай доедим десерт, и я поеду в больницу к маме. А Сергей отвезёт тебя, куда скажешь. Вот тебе, Нюрочка, контрамарки на троих на 2 концерта. Дата и места на них указана. Я хочу видеть тебя в сером платье. Ты будешь моей музой, я буду играть для тебя. После второго концерта, я снова дам тебе контрамарки.

НИНА

Сергей отвёз Нюру сначала к Нине. Нина согласилась переночевать у подруги. Взяв тетради и учебники на завтра, девушки поспешили к машине. Весь вечер они обсуждали встречу Нюры с Кириллом. Нюра рассказала о госпитале и своей дружбе со слепым музыкантом. Потом показала контрамарки, и Нина обрадовалась, что сможет пригласить и Юру. А ещё она, наконец, окончательно убедилась, что её подруга никогда не будет претендовать на её Юру, и он поймёт, что Нюра не для него. Дружба девушек больше ничем не омрачалась.
Не очень Юра и обрадовался возможности бесплатно посещать концерты знаменитого музыканта. Он ревновал Нюру, хотя и понимал, что это глупо. Нина была права, Юра понял, что сердце его пассии безраздельно занято другим героем. Но самое печальное для него было, что и Кирилл, видимо, отвечает ей взаимностью. Отказываться от дружбы с ней Юра не собирался, да и Нина вызывала у него симпатию. Так что он продолжал заезжать за Нюрой утром, и забирать её вечером. Иногда к ним присоединялась и Нина.
Наступило 18 июля, и их троица собралась у Нины, отметить её 23 года. Нина хорошо подготовилась. Стол она накрыла вполне приличный по тем временам и её возможностям. О внешности своей она научилась заботиться мастерски, поэтому выглядела в тот вечер на все сто. Юра подарил ей хорошенькую сумочку на длинном ремешке. Нина надела и серёжки - подарок Нюры. Хорошо посидели. К ним зашла пожилая соседка, поздравить Нину, и подарила ей цветущее растение в горшке. А потом соседка сказала Нине:
- А ты расскажи, Ниночка, какой героиней ты была во время блокады, пусть твои друзья послушают, они ведь не ленинградцы. - И соседка, извинившись, ушла в свою комнату.
- Правда, Нина, расскажи о себе, мы ведь о тебе почти ничего не знаем. - Попросила Нюра.
- Рассказывать особо нечего. Судьба моя типична для нашего времени и блокадного Ленинграда. Жили мы в этой квартире в двух комнатах. Мы с братом, он был на полтора года старше меня, и наши родители. Отец работал на Путиловском заводе, мама хирургическая медсестра в больнице. Мне 16 лет. Я только что окончила девятый класс. Началась война. Маму эвакуировали с госпиталем. Папа ушёл на фронт. Брат пошёл защищать наш город. Я осталась одна. Мне надо было окончить 10 класс. Ведь все думали, что война ненадолго, и я не хотела терять год, чтобы потом поступить в институт. Началась блокада. Первым погиб брат, об этом мне сказали соседи, которые вернулись из окопной мясорубки. У меня опустились руки. Я не представляла, как буду жить дальше. Одна, без брата и родителей, без их поддержки, без денег.
Наша соседка в самом начале блокады пришла ко мне и сказала:
- Нина, тебе срочно надо получить какую-то профессию, которая будет кормить тебя во все времена. Хочешь, я научу тебя профессии парикмахера, пока мы все окончательно не ослабели. И она начала заниматься со мной. Занятия эти не прошли даром. Я научилась у неё основам профессии, а тренировалась на своих одноклассниках и соседях. Соседка моя умерла через год от водянки. Я никогда её не забуду. Она передала мне все свои инструменты, написав «завещание». Тогда это был подвиг - нигде, ни за какие деньги, в то время, это невозможно было купить. Я ходила в 10 класс, пока ещё были силы ходить и учиться.
Из 25 учеников, аттестат получили 12. Я в том числе. Я была комсомолкой, и в сорок втором году мне исполнилось 17 лет, значит, я вместе с товарищами помогала людям выжить, не думая о себе. Мы дежурили на крыше, сбрасывая зажигалки, уводили в бомбоубежище тех, кто нуждался в помощи. Но, главное, мы собрали малышей-сирот, которые оставались рядом с умершими матерями. Снесли этих детишек, в пустую квартиру, предоставленную ЖЭКом. Стали отоваривать их карточки и кормить их, чтобы сохранить им жизнь. Когда открылась «Дорога жизни» через Ладожское озеро, я и моя подружка, согласились сопровождать детишек в эвакуацию. Как мы ехали под бомбёжкой - не расскажешь. Но у нас не осталось воли даже бояться. Дети закоченели, но молчали, у них уже не было сил плакать. Вывезли мы живыми почти всех. Нас посадили на поезд и увезли в город Ирбит. Ехали по железной дороге. Иногда стояли часами, пропуская военные грузы. Ехали так долго, что казалось, конца этой дороги не будет никогда. Когда приехали на место, первым делом, отмыли малышей в тёплой воде, и дали им выспаться в тёплой и чистой постели. Потом, с врачом, стали потихоньку выводить их на нормальное кормление.
- А подружка моя вскоре умерла от заворота кишок - наелась хлеба досыта.
- Как только блокаду сняли, я вернулась домой. Вот тут и пригодилась моя профессия, и я уже не голодала. Но там меня ждало горькое известие о том, что я стала круглой сиротой. Пришлось заботиться о себе самой. Что толку было впадать в депрессию и погибнуть с горя. Мы остались в живых, чтобы жить, растить детей взамен погибших. Надо было восстанавливать наш город. Молодость требовала активности, сил уже хватало, и мы с друзьями работали на расчистке города, не покладая рук. Мне было почти 20, когда кончилась война. В общем, банальная история, но нам она не казалась банальной. Ну, давайте не будем больше вспоминать о грустном, а выпьем за то, чтобы больше ни с кем не случилась подобная банальная история.
А потом произошло вообще неожиданное: соседи Нины сочинили стол-складчину на большой кухне, принесли патефон, и веселье переместилось на общую кухню. Прочь тоску и уныние! Все танцевали, пели песни хором и соло. И частушки не забыли. Отметили день рождения Нины, как и положено русскому человеку.

И СНОВА ДОМА

Не забывала Нюра и своих друзей Громовых. С 1 сентября Лена собирается на работу, а с Дениской останется их соседка - Домна Егоровна - постоянная и незаменимая помощница.
Сессия продолжалась. Нюра написала письмо отчиму и попросила его навестить бабушку и дедушку Бурковых. Они стали часто ей сниться. Может, им требуется какая-нибудь помощь. Ответ написал Колька. У бабушки был инсульт, дедушка от неё не отходит. Дома всё в порядке, все с нетерпением ждут Нюру домой. И она стала торопить время, ожидая окончания сессии. С Кириллом они встречались ещё не раз. Их отношения требовали развития, но он хорошо понимал, к чему это приведёт их с Нюрой, особенно её. И всё оставалось по-прежнему. Юра с Ниной начали видеться чаще, и Нюра радовалась за них. Перед самым отъездом, Кирилл пришёл в институт, и принёс пакет в авоське:
- Нюрочка, это подарки твоим родным, от чистого сердца. Передай им от меня привет. Я буду писать тебе на твой городской адрес, а ты пиши мне вот на этот. Это адрес моего старого друга. Проводить не смогу, еду в Москву. Ну, дай я тебя обниму, моя хорошая, и счастливой тебе дороги. Буду ждать тебя в конце декабря. - Нюра едва сдерживала слёзы - так ей не хотелось, чтобы Кирилл разжимал свои объятья. Но он, помахав ей рукой на прощанье, ушёл. И тут она дала волю слезам, отвернувшись к окну, чтобы никто не видел её слёз. Сердце её плакало вместе с ней.
Собираясь в дорогу, Нюра купила баранок, печенья в пачках - тогда это был деликатес, и две большие пачки цейлонского чая. Лена тоже передала подарочки дядиной семье. Так что вещей опять накопилось на целый чемодан. Пришлось взять у Лены сумку напрокат:
- Бедный Юра, придётся ему снова таскать мои вещи. А ведь я перешла только на второй курс, - улыбаясь, подумала Нюра.
Она, наконец, развернула пакет с Кирюшиными подарками. Какой же он внимательный, никого не забыл. Для Фёдора - бутылка коньяка. Акимовне - тёплая жилетка-душегрейка, Кольке - большая плитка шоколада. Гаврюшке - машинка и коробочка с цветными кубиками. Ещё там лежал узкий батончик полу копчёной колбаски.
Провожать её приехали Нина с Юрой. Обнимая Нюру на прощанье, Нина прошептала ей на ушко: - Спасибо тебе, Юра такой хороший, и я так люблю его. - И она так чмокнула подругу, что у Нюры заложило ухо. И они обе расхохотались.
Только Нюра успела расположиться на своём месте, поезд пошёл. Кончился ещё один этап её жизненного пути. Через месяц начнутся уроки в школе, и жизнь войдёт в привычную колею. А пока она ехала к родным, предвкушая удовольствие от того, как их порадуют её и Кирюшины подарки. В августе, Нюра будет ходить в школу только на пару часов - надо будет подготовить класс к занятиям, подклеить старенькие учебники и пособия, перемыть чернильницы, и заправить их свежими чернилами. Остальное время она посвятит уходу за братишкой, освободив от этого нелёгкого труда Акимовну. Нюра с её напарницей Лидией Петровной, решили в этом году украсить школьный коридор весёлыми картинками из журнала Мурзилка. Белой бумаги им обещали дать в конторе колхоза.
Нюра поймала себя на том, что не думает о тех, кто остался в Ленинграде, а все её мысли касались теперь только жизни в деревне, и её родных.
Нюру встретили отчим с Колькой. Он подрос за этот месяц, загорел. Он, как всегда, торопился первым сообщить все важные события:
- А мы с папой ездили траву косить, а потом сено сгребать. Мы козу завели, молочную. Потом ещё купим пуховую, Акимовна будет нам всё вязать. А на корову у нас денег не хватает, надо копить, может, на то лето купим. А я уже учебники за седьмой класс получил, надо только их подклеить. Поможешь, Нюра? А Гаврик Акимовну бабой зовёт, а она и рада. - Фёдор, улыбаясь, молча слушал пасынка. Нюра спросила Кольку:
- У дедушки с бабушкой ты давно был? Как они?
- Бабушку из больницы выписали, дедушка всё время с ней. Кормит её с ложечки, как ребёночка: - Фросенька, поешь, дорогая моя. Ты поправишься, и мы снова заживём, как прежде. Но бабушка говорить разучилась, разве так бывает? Столько лет умела говорить, и, вдруг, разучилась. Может, просто не хочет, чтобы дедушка приставал к ней с разговорами?
Они уже подъехали к дому Акимовны, и Нюра ничего Кольке не ответила, а в душе кошки заскребли. Да и подумать об этом, времени уже не было. Услышав шум, подъехавшей машины, Акимовна вышла на крыльцо с Гаврюшкой на руках. Тот, завидев отца, стал рваться из рук, стремясь к отцу, не обращая внимания на Нюру и Кольку. Фёдор взял сына на руки, подкинув и поймав мальчишку, отчего, тот громко засмеялся, и обхватил отца за шею, повторяя: «Папа, папа!» Все прошли в дом. Нюра обняла Акимовну, погладила её по спине.
- Ну, садитесь за стол, обедать будем, я уж вас заждалась. - Пригласила Акимовна.
- Как обедать? А подарки когда? Давайте, сначала подарки. - Возмутился Колька.
- Ну, Колька, неужто, подождать не можешь, сестрица-то твоя с дороги. Пусть поест, а потом уж и подарки. Заодним, и Гаврюшу покормим супом. - Пришлось Кольке смириться.
Ну, уж когда все поели, и со стола убрали, пришло время дарить подарки. Сначала Нюра достала пакет с подарками Кирилла.
Когда Колька увидел большую шоколадку в расписной упаковке, у него дух захватило от волнения. Он не был избалован сладостями, а шоколад видел в маленьких плитках только в коммерческом магазине, в который он заходил, как в музей. А тут такое невиданное богатство. Он взял шоколадку. От неё исходил незнакомый волшебный запах. Он слегка нажал на картонную упаковку, и она загадочно зашуршала фольгой, скрытой под картонкой. Колька пошёл в другую комнату, сел на пол, и стал рассматривать картинку на коробочке, потом прочитал: «Шоколад Люкс». Так он и сидел с этим подарком, не решаясь вскрыть красочную упаковку, которая сама по себе была небывалым чудом. В то время иллюстрации в книгах были чёрно-белые, и вообще в Колькиной жизни было слишком мало для его восприятия - ярких пятен.
Потом из пакета появилась красочная фирменная, с особой пробкой, бутылка коньяка для Фёдора. Нюра вручила ему подарок, а он переспросил: «Это мне?». Нюра улыбнулась отчиму:
- Ну конечно тебе, кому же ещё? - И Фёдор начал с интересом рассматривать заграничную бутылку с армянским коньяком. Теперь очередь дошла до Акимовны. Нюра достала тёплую из тонкой и мягкой овчины, с опушкой по краям, гуцульскую жилетку-душегрейку. Полы жилетки были вышиты яркими цветами. Подойдя к Акимовне, она надела на неё жилетку. Никогда в жизни ни Фёдору, ни Акимовне никто не дарил подарков. Жизнь, прожитая этими людьми, исключала такую возможность. Акимовна расплакалась, а Фёдор сидел, жалко улыбаясь. В это время Нюра достала юлу, и, поставив её на стол, раскрутила её специальной ручкой. Юла загудела, а потом стала издавать музыкальный звук, сверкая яркими полосками по бокам. Гаврюшка смотрел на неё, как зачарованный, но руки протягивать к ней боялся. Юла остановилась, и малыш с опаской поглядывал на неё. Тогда Нюра достала машинку, покатила её по столу: «би-би!». Это было знакомо. Он взял машинку, и сам повёз её, повторяя: «би-би!». Фёдор смотрел на своего сынишку. Нюра сказала: все эти подарки вам прислал тот самый слепой музыкант, который лежал в госпитале, и за которым я ухаживала. Теперь он знаменитый скрипач, он передаёт вам привет.
- Остальные подарки я вручу вам завтра. А сейчас давайте пить чай с баранками. - И она ушла ставить самовар.
Вечером следующего дня, когда Фёдор вернулся с работы, и все поужинали, Нюра объявила: - Праздник нашей встречи продолжается. Вручаются подарки!
Она, движением фокусника, быстро достала, встряхнула, и накинула на плечи Акимовны зелёный полушалок с цветистой каймой и шёлковыми кистями. Акимовна ахнула, и пошла к зеркалу. Она рассматривала себя в этом полушалке, словно девица на выданье, и светло улыбалась: - В таком полушалке-то только счастливые ходют! Буду в этом полушалке в церкву ходить. Как надену его, так и сброшу с себя годков с десяток.
- Это тебе от нас с дядей Федей. Он деньги прислал, а я выбрала, нравится тебе?
- Кому же это можеть не понравиться! Спасибо вам, родные мои!
- А ведь она мне ровесница, я и забыл об этом! Надо это обдумать.- Подумал Фёдор.
Потом Нюра вручила отчиму и Кольке по летней рубашке в клеточку. Колька, увидев, что у рубашек клеточки одинаковые, только расцветка разная, обрадовался:
- Как наденем мы с папой эти рубашки, так все и увидят, что это отец с сыном идут.
Фёдор, улыбаясь, только согласно кивал головой. А потом поинтересовался:
- А себе-то ты ничего так и не купила?
- Да меня мой любимый подарками задарил - слишком хорошо, тоже не хорошо, я не жадная. Носите на здоровье.
- Вот как! Любимый! Твой, да не твой, девонька. Ну, уж как получится - время такое. - Подумал Фёдор. - Ну, ежели что, - поможем, она не безродная.
А скоро в деревне произошло событие, которое взбудоражило всех жителей. Фёдор Иванович привёз фотокорреспондента из редакции местной газеты - снимать на фото передовиков сельского хозяйства. Однорукий и хромой председатель вывел свой колхоз на первое место в области. И вот теперь заслуженно пожинал лавры победителя. Перед отъездом из деревни, фотограф по просьбе Фёдора зашёл к ним в дом и сфотографировал всю семью в сборе и каждого в отдельности. Акимовна снялась в новом полушалке, а Нюра в сером платье.
ОСЕННИЕ ЗАБОТЫ

Конец июля и начало августа - пора уборки урожая на огороде. Картошку копать, и капусту срезать ещё рано, а вот помидоры и огурцы и другие овощи, уже надо заготавливать на зиму. Нюра забирала Гаврюшку и шла с ним в школу. Там, играя с машинкой, он весь так и светился от довольства. Помощь Нюре пришла, откуда она не ждала - Клаша привязалась к мальчику всей душой. Своих детей у неё никогда не было, а материнский инстинкт развит хорошо. Потому она и пришла работать в школу. Но школьники есть школьники - шкодники и баловники. А тут малыш - толстенький, с шелковистыми волосками, с ясными зелёными доверчивыми глазками. И Гаврюшка к ней потянулся, хотя с виду, Клашу не назовёшь нежной и ласковой. Это только взрослого человека может обмануть внешний вид. Ребёнок видит глубже. Не зная ещё, что люди бывают старые и молодые, он никогда не ошибётся, кого надо называть «тётя», а кого «баба». Вот и тут, Гаврик увидел в Клаше добрую и отзывчивую на добро душу, и всегда охотно общался с ней. Клаша гуляла с малышом по деревне, и он вскоре запомнил, кто такие «ко-ко-ко», кто «хрю-хрю» и так далее. Это развязывало руки всем домочадцам, и стимулировало умственное развитие Гаврика. Все были довольны - ай, да Клаша!
В городе тоже надо было собрать и прибрать урожай. Покончив с заготовками помидор и огурцов у себя, Акимовна охотно занялась этим и в городском доме. Она устала от малыша, и теперь упивалась свободой. Пол в сельсовете она теперь мыла по вечерам. Нюра, в отсутствие Акимовны вела хозяйство - варила, мыла, стирала, прибирала, понимая, как трудно Акимовне со всем этим управляться. Но август пролетел, и пришла пора работать и учиться.
Акимовна снова впряглась везти на себе все хозяйственные заботы. Бывали дни, когда она, сильно уставала. Но, невольно, вспоминала своё одиночество - тогда она чувствовала себя заброшенной, никому не нужной, слоняясь по большому и пустому дому, - и новые силы вливались в неё. Лучше быть уставшей, но всем нужной, чем одинокой.
 В конце августа Нюра выбралась в город, и сразу пошла к бабушке. Дедушка был убит горем - у бабушки Фроси случился второй инсульт, и она уже не понимала, где она и что с ней происходит. Врач, которого вызвала соседка, сказал, чтобы дедушка готовился к похоронам.
- Что это значит, готовиться к похоронам? Ведь Фросенька ещё жива! Что я должен сделать? Как я буду жить без Фроси? Она не может оставить меня одного. - Растерянно спрашивал дедушка. Нюра плакала вместе с дедушкой. Она любила их обоих.
- Надо приготовить одежду и обувь, в которой мы бабушку похороним. Навести в комнате порядок. Приготовить место, где будет стоять гроб. Я приду, дедушка, и сделаю всё необходимое. Она думала: - Если бабушки не станет, как оставить дедушку одного? - Придя домой, она поделилась своими раздумьями с отчимом. Он ответил:
- В любом случае срывать его из родного угла нельзя - это убьёт его. Теперь я буду заезжать к ним каждый день. Соседка у них хорошая, она кормит деда, когда он забывает поесть, и помогает ему ухаживать за женой. Время всех нас загонит, в конце концов, в свою ловушку.
Бабушку Фросю похоронили через неделю. А ещё через 3 дня скоропостижно умер и дедушка - от обширного инфаркта. Их соседка на похоронах дедушки сказала Нюре:
- Забрала Фрося своего Николая. Не могли они жить друг без друга. - А Нюра думала:
- Что они видели в жизни хорошего?
Они поженились против воли родителей, когда ей было 16, а ему 17. Сбежали от родителей в город. В 17 лет родился у них сын Мишка. Когда началась первая мировая, призвали любимого на фронт, она ушла вместе с ним добровольцем, оставив сына у матери. Потом революция, гражданская война, голод, разруха, раны, увечья. Через всё прошли рука об руку. Сына своего, Мишку, они увидели, когда ему исполнилось 10 лет. Получили комнату в коммуналке, да так и прожили в этой норе до конца своих дней. Не успели обжиться - снова война. Единственный сын погиб в 31 год, оставив жену и двоих детей. После этого, они уж не жили, а доживали. Бабушка Фрося умерла в 55 лет, дедушка Николай в 56. Разве это возраст? Что же их удерживало вместе все эти годы? Потом поняла - любовь, великая любовь, которая пришла к ним в юном возрасте, и не покинула их до конца, не смотря на то, что им пришлось пережить. Пусть земля им будет пухом.
КРУТОЙ ПОВОРОТ

Больше никаких значительных событий в жизни Нюры и её семьи не произошло. В декабре
Гаврюше исполнилось полтора года. Он уже научился забираться на стулья и табуретки, и Акимовна боялась, что он упадёт, и что-нибудь себе сломает. Коля учился в 7 классе. В конце декабря ему будет 14 лет. Нюра активно готовилась к зимней сессии. Она получила письмо от Кирюши, что в эту сессию ей не надо будет жить так далеко от института. Он снял ей квартиру на 2 недели. Дом, в котором она будет жить, находится в 10 минутах ходьбы от института. Нюра сразу написала Лене, чтобы они сдавали свою квартиру, как и раньше.
Зимняя сессия в этом году начиналась с 28 декабря, поэтому Новогодний утренник проведёт Лидия Петровна. Нюра уехала 26 декабря. Где она будет встречать Новый 1949 год, Нюра ещё не знала. Её пригласили и Лена с Костей, и Нина с Юрой, но она надеялась получить приглашение от самого желанного для неё человека.
Подъезжая к Ленинграду, среди встречающих, она искала глазами знакомую фигуру, но вместо него, увидела шофёра Сергея. Он подошёл к ней, взял её вещи, и сказал:
- Кирилл Леонтьевич просил проводить Вас, и располагаться, как дома. Он всю ночь просидел у матери в больнице. Ей опять стало хуже.
Нюра, молча, кивнула и пошла за Сергеем.
- Бедный Кирюша, теперь он будет разрываться между мной и матерью. - Его жену Нюра почему-то в расчёт не брала.
Квартирка оказалась маленькой, но очень уютной и тёплой. В ней было всё необходимое, и это приятно удивило Нюру. И, самое главное, и непривычное для Нюры - в квартире был телефон. Она разобрала вещи и разложила их в шкафу. Включила радио. Передавали концерт по заявкам. Нюра прошла в ванную - здесь всё сверкало никелем и чистотой. Потом посмотрела кухню. Двух конфорочная газовая плита - первозданной белизны, на ней чайник, сковородка и две кастрюльки разной ёмкости. Раковина для мытья посуды и небольшой столик на двоих, дополняли этот уютный уголок.
- Живут же люди! Неужели и я смогу когда-нибудь так же жить? Мечта, а не квартира.
Нюра вернулась в комнату, и увидела дверь на балкон. Была зима, а то бы она вышла посмотреть на город с балкона. Но и так было видно, что окно с балконом выходит на канал.
Город готовился к встрече Нового года. Он сиял разноцветными огнями ёлок, установленных на многочисленных площадях города. Детские снежные городки и катки - радость для местных ребятишек, устроены во дворах и с утра до вечера оглашаются криками и радостным визгом счастливчиков. На стадионе стали давать коньки на прокат, и над катком играла музыка.
- Вот что значит, жить в таком городе, как Ленинград. - И Нюра с грустью вспомнила свою деревню, ведь и там живут советские люди, но совсем в других условиях.
И тут, вдруг зазвонил телефон. Нюра подскочила от неожиданности. Она никогда ещё не звонила по телефону, но видела в кино, как это делается. Подойдя к телефону, она сняла трубку, и услышала голос Кирилла:
- Нюрочка, здравствуй, дорогая моя! С приездом! Только что вернулся из больницы. Я немного посплю, и приду к тебе, можно? Ну, до встречи! Кстати, продукты в холодильнике твои. Позавтракай, а потом, может, что-нибудь сваришь на скорую руку, и я у тебя перекушу. - И он положил трубку. - Нюра присела её не держали ноги. Она машинально подумала:
- Хорошая штука - телефон. А мы с Кириллом поговорили, как супруги, прожившие вместе не один год. Вернее, он поговорил, а я, словно язык проглотила. Пойду, чего-нибудь пожую.
Она открыла холодильник. Чего только там не было! Она, сразу, подумала, о своих близких. Они такого изобилия никогда не увидят, и сердце её сжалось.
- Почему так по-разному живут люди? Вот я работаю с деревенскими ребятишками - это очень непросто. Дядя Федя крутится целый день с журналистами, а получаем мы с ним - только до следующей зарплаты дотянуть. - Однако такие рассуждения не лишили Нюру аппетита, и она с удовольствием съела большой бутерброд с маслом, тонким слоем сыра, и сверху - тонким слоем ветчины. Жуя эту вкусноту несусветную, она чуть не подавилась, торопясь проглотить, откушенный кусман бутерброда. Пришлось срочно запить всё чаем с тонким пластиком лимона. Среди знакомых Нюры, в ту пору, никто так не питался.
Постояв под душем, Нюра отправилась готовить обед для любимого. Газом пользоваться она научилась ещё у Лены.
Кирилл пришёл, открыв дверь своим ключом, когда Нюра стала опасаться, что всё остынет. Она вышла в прихожую, но не бросилась ему на шею, не покрыла его лицо поцелуями, а стояла, молча глядя, как он раздевается. Кирилл за полгода заметно постройнел. - Замотался он, видимо. - Подумала Нюра. Закончив раздевание-разувание, он смущённо посмотрел на неё, заметив:
- Какое-то двусмысленное положение у нас с тобой получается - и не любовники мы, и не супруги, а часто будем одни в этом гнёздышке. Я почему-то только сейчас это понял, заметив твой растерянный взгляд. Не бойся, я сам боюсь. Ну, всё, вступление окончено, мою руки, и сажусь за стол. Кроме хлебушка у нас что-нибудь есть пожевать? - Её напряжение, как рукой сняло. Пока он мыл руки, Нюра быстро накрыла на стол, нарезав всего понемногу, и, разлив по тарелкам ароматные щи. Кирилл вышел из ванны, и дурашливо закатив глаза, простонал:
- Ой! Я сейчас умру от одного запаха! Что ты там такое сочинила? А где же вино? Надо же выпить за твой приезд - раз, за твою новую квартиру - два, за шикарный обед - три!
Он подошёл к холодильнику и достал бутылку марочного красного вина. Потом поставил на стол стопочки. Вино было приятным и не слишком крепким. От выпитого вина, внутри тоже приятно разливалась теплота, и в них обоих проснулась способность шутить: лениво и добродушно. Ему не хотелось говорить с Нюрой о болезни матери, об изменах жены, а она не спрашивала, и он был благодарен ей за это. Когда обед закончился, Кирилл предложил:
- Может, пойдём, прогуляемся, чтоб жирок не завязался? С завтрашнего дня у тебя занятия и всё прочее, да и мне будет не до прогулок. - Нюра с радостью согласилась.
Они, не спеша, гуляли по зимнему парку. Нюра взяла Кирилла под руку. У неё было приподнятое настроение, хотелось петь и танцевать. На ней были надеты кокетливые сапожки, подаренные Кирюшей, серая пуховая шапочка, шарфик и рукавички. На лёгком морозце и ветерке, щёки её были, как два красных яблочка. Глаза её излучали радость и счастье оттого, что Кирюша рядом с ней, и они идут, прижавшись, друг к другу.
Тяжёлые переживания, постоянно преследовавшие Кирилла последнее время, отошли в сторону. Тягучая головная боль, которая терзала его затылок, утихла. Эта девушка, одним своим присутствием, облегчала его жизнь, потому, что она излучала любовь. Она единственная не требовала от него ничего, поэтому хотелось дать ей как можно больше. Чувства, охватившие его, когда он вошёл в квартиру, Нюра подсознательно угадала, и потому напряглась. А он едва сдержался, чтобы не схватить её, такую молодую, стройную, желанную, прижать к себе, и сделать своей любовницей. Но во время остановился, потому, что сейчас он не мог дать того, что она заслуживала, а пополнять ряды матерей-одиночек он не желал. С неё и братишек хватит. А его ребёнок будет жить в нормальной семье. Но и расстаться с ней окончательно, он был теперь не в силах. Придётся ждать, пока не развяжется этот гордиев узел в его семье, а пока просто общаться.
Нагулявшись, они вернулись в квартиру, попили чайку, и Кирюша, виновато глядя на Нюру, сказал: - Мне надо идти, Нюрочка! Я брал три отгула за гастроли, и провёл их у постели мамы. Она умирает. Сейчас я снова иду туда, а завтра мне на работу. У тебя тоже будут напряжённые дни. Когда ещё увидимся - пока не знаю, но у нас есть телефон, я буду тебе звонить, когда буду свободен.
Он увидел, что Нюра едва сдерживает слёзы. Она сказала, проглотив колючий комок слёз:
- Ты уходишь, и уносишь с собой моё счастье. Не отнимай его у меня, приходи, как только будет возможность, пожалуйста, Кирюшенька!
Он разволновался, подошёл к ней, обнял её и крепко поцеловал её в губы, потом хрипло проговорил: - Я приду. - И вышел. А Нюра села на диван, и горько расплакалась. Она понимала, что их отношения не вписываются в общепринятые рамки. Понимала она и то, во что может превратиться её жизнь, работа и учёба, если они с Кириллом станут любовниками. Жениться он на ней не может, это понятно.
- Ну, что ж, будь что будет. Мне уже скоро 20 лет. Рожу от Кирилла ребёночка, как когда-то мечтала. Он нас не оставит, будет нам помогать. А дальше - как Бог решит.
В этот момент, она забыла, что никогда не верила в Бога, потому, что комсомолка. Вера в Бога заложена в нас генетически, как бы мы от неё не отрекались. А те, кто смотрел не раз в глаза смерти на фронте, будучи ярыми атеистами, стоя на коленях молили:
- Господи, спаси и сохрани меня, грешного!
Новый, 1949 год, она встретила у Лены с Костей. Она пробыла у них до утра. Немного поспав на диване. А утром Костя отвёз её в институт.
Всю неделю, последовавшую за встречей с Кирюшей, они оба были заняты под завязку. Были сданы два экзамена и зачёты. Оставался один зачёт - по истории ВКП(б) - Всесоюзной коммунистической партии большевиков. Но Нюра была спокойна - ещё в училище она сдала такой зачёт. Оставалась неделя до отъезда, когда Кирюша позвонил:
- Нюрочка, я свободен три дня, если ты не передумала, я приду. Пока ты будешь на лекциях, я буду в больнице.
- Приходи, я жду тебя. - Он пришёл, и они оба уже не могли больше сдерживать себя.
Остальные дни занятий Нюра была, как во сне. Расставшись с любимым, она начинала скучать о нем, торопила время, ожидая встречи. Варить она ничего не успевала, да и не хотела тратить на это время. Еды в холодильнике и так было полно. Зато в любви они оба были ненасытны. Нина обо всём догадывалась, но Нюре было всё равно. Она была так счастлива, что один из однокурсников спросил её:
- Что это с тобой? Ты вся насквозь пронизана светом. Лучишься, как звёздочка.
Нина ответила за подругу:
- Так выглядит настоящая любовь, смотри и запоминай.
Зачёт им поставили автоматически, ведь они с Ниной не пропустили ни одного дня.
Дружба Нины с Юрой продолжалась. Любовью это никак не назовёшь - с его стороны. Ведь любовь без обожания и восторга - это только дружба. Нина была влюблена, но, помня совет Нюры, «на шею ему не вешалась». Так они и дружили - не шатко, ни валко. Нина с досадой сетовала:
- Мне кажется, что он до сих пор не может забыть, что ты выбрала не его.
- А ты ему скажи, что я выхожу замуж за Кирилла Толмачёва. Он и успокоится.
- Ну, а мне что прикажешь делать?
- Ничего делать не надо, будь самой собой. Не слепой же он. Постарайся побольше быть с ним на выставках, в музеях, чтобы он видел тебя на людях, сравнивал тебя с другими, и гордился тобой. Желаю тебе удачи, Нина! Напиши мне, как у тебя всё получится.
Перед отъездом, Нюра навела лоск, в квартире. Бельё Сергей отвёз в прачечную.
Кирилл заскочил на минутку, чтобы попрощаться. Хорошо, что прощание не затянулось:
- Сергей передаст тебе пакет для твоих, я тебе напишу, и ты мне пиши на тот адрес, который я тебе дал. Ну, я полетел, день у меня сегодня загружен и перегружен.
Нюра только молча, кивала ему головой.
- Целоваться не будем, а то я, плюну на всё, и останусь с тобой, но, тогда, меня уволят. - И он выскочил за дверь. Нюра села, а слёзы у неё бежали и бежали. И душа её плакала тоже:
- Ну, почему так всё в жизни устроено? Кому нужны эти страдания? Почему нельзя просто жить и любить друг друга!? - И тут ей пришла в голову другая мысль:
- Потому, что Кирюша женат, а я вторглась в их семью. Но ведь он сказал, что они с женой чужие люди и их ничего не связывает. А, может всё не так, как сказал Кирюша, или не совсем так?
Как же мне раньше не пришло это в голову? Почему я именно сейчас об этом думаю? Когда всё уже случилось! - Потому, что, если я беременна, я не хочу, чтобы мой ребёнок рос без отца, как наш Гаврик, растёт без матери. Вот, что меня беспокоит больше всего, но ведь я мечтала родить от Кирилла ребёночка. - Она ещё не знала, что иногда мечты, воплощённые в жизнь, приносят нам разочарования и прозрение.
В дверь позвонили - пришёл Сергей. Он взял вещи и вышел в коридор. Потом забрал у Нюры ключ, и они пошли к машине. Теперь ей казалось, что и Сергей осуждает её, и поглядывает на неё с насмешкой. Это тоже угнетало Нюру. Запоздалое раскаяние совсем выбило её из колеи.
Улицу быстро заполняла тьма. Яркий луч луны сверкал в темноте, как ледяная молния. Тихо и мрачно было вокруг. То же было и в её душе. Нюра снова была готова заплакать.
Посадка уже началась, Сергей внёс в вагон Нюрины вещи, потом, вдруг, подмигнул ей, улыбнувшись. И, махнув рукой, вышел из вагона. Настроение её сразу подскочило на два градуса.
Утомлённая душевными страданиями, Нюра легла на свою нижнюю полку, и сразу уснула. Рядом с ней ходили пассажиры, устраиваясь на ночь, но она, провалилась в сон, как в обморок. Глубокой ночью, сон её внезапно прервали - ей на ноги кто-то сел. Она, ещё не проснувшись окончательно, выдернула одну ногу, и ударила этой ногой того, кто бухнулся ей на ноги. Потом, открыв глаза, она выдернула вторую ногу, и села, увидев обидчика. Это был плотный верзила, с толстой мускулистой шеей и широкими покатыми плечами. В глуповатых поросячьих глазках поблёскивала животная хитрость и врождённая тупость. Он встал, слегка раскачиваясь, и с наглой усмешкой посмотрел на Нюру, потом прохрипел басом:
- Ты чего лягаешься, как кобыла копытом? Подумаешь, недотрога какая! Поезд дёрнуло, дура, вот я и не удержался. А ты сразу лягаться.
- Нормальный человек в таких случаях извиняется, а не хамит. Уходите! - Возмутилась Нюра.
Мужик хрюкнул от удивления и поскрёб челюсть своей волосатой лапой. Потом зачем-то постучал по своему лбу длинным узловатым пальцем, и ушёл в другой конец вагона.
Но уснуть Нюра так и не смогла, хотя мрачное настроение отогнала мысль:
- Как хорошо, что в моей жизни мне не приходится общаться постоянно вот с таким типом.
Ей больше не хотелось плакать. Вот так, самые незначительные внешние факторы, могут изменить наше настроение, в ту или другую сторону.
И в городе и в деревне всё было по-старому, и это, как нельзя лучше, вернуло Нюру в привычную колею, прекратив её терзания. А дней через 10, она поняла, что беременности у неё не будет, и это Нюру обрадовало, и придало уверенности в себе. Она и забыла, как готова была ко всему, что связано с рождением внебрачного ребёнка. Теперь она испытала облегчение, убедившись, насколько теория отличается от практики. Любовь к Кирюше никуда не исчезла, но она поняла, что забот у него и без ребёнка хватает. Теперь можно с оптимизмом смотреть в своё будущее. Теперь можно работать, учиться и ухаживать за братьями без помех.
Нюра достала пакет от Кирилла и увидела, что он не стал покупать подарки, а просто наполнил пакет продуктами, которых ни в их городе, ни, тем более в деревне, нет и быть не может. И её домочадцы ещё несколько дней ели эту вкусноту, растягивая удовольствие. В сорок девятом году отменили карточки, но продуктов на всех явно не хватало.
КИРИЛЛ

Отца своего он почти не помнил. Кирюша знал о нём, только со слов матери, и близких знакомых его отца. Леонтий Сергеевич Толмачёв - талантливый музыкант, профессор консерватории. Овдовев, он женился на Аделаиде, моложе него на 23 года. Она была посредственной певицей, но красивая, умная и настойчивая, умеющая любой ценой добиваться своего. Аделаида быстро прибрала к рукам пожилого бездетного профессора Толмачёва, выскочив за него замуж. Этот брак оказался ошибкой всей его жизни. Предприимчивая, амбициозная и капризная жёнушка, в силу своей молодости, неутомимая в постели - она значительно сократила срок его жизни на грешной земле.
Аделаида родила ему сына, очень на него похожего. Это было единственное оправдание её присутствия в доме пожилого мужа. Мальчика он любил всей душой. Остальное было неважно. Кирюше было 4 года, когда его отец скоропостижно умер. Молодой вдове досталась прекрасная четырёхкомнатная квартира со всем имуществом, и сберегательная книжка с хорошим вкладом. Аделаида Петровна бросила карьеру певицы, поняв, что ничего путёвого она в этой должности не достигнет. Шёл 1923 год. Вступив в партию, она начала быстро подниматься по карьерной лестнице - такие люди партии были нужны. К 1940 году Аделаида Петровна обзавелась нужными связями и стала депутатом городского совета.
Сын её, тем временем, подрастал. Он унаследовал от отца талант к музыке, и не интересовался больше ничем, во всём полагаясь, на свою мать. Он любил свою заботливую, неутомимую и энергичную маму. Она, используя деньги, оставленные мужем, обеспечивала Кирюше такую жизнь, которая ему нравилась, поэтому он оказался оторванным от реальной жизни. Его талант развивался без помех, друзья отца ему помогали. У него всегда было всё самое лучшее. Если пионерский лагерь - то Артек, если отдых с мамой - то у моря. И одет он был всегда лучше всех. В школе он был кумиром у девочек, но его занимала только музыка. Удивительно, что при таких условиях жизни, он не стал закоренелым эгоистом - видимо, отцовские гены взяли верх. Но, не научившись самостоятельно принимать никакие важные решения, он полностью зависел от воли своей матери.
Дом, в котором они с мамой жили, был особенным. Он был построен для Ленинградской элиты. У него была своя комната, где он мог играть и заниматься. Окончив школу, он не мучился сомнениями о выборе профессии. Вместе с обычной школой, он окончил и музыкальную школу, поэтому пошёл учиться в консерваторию, где когда-то работал его отец.
В консерватории учились и девушки, но он не особенно интересовался ими, потому что мать его, каждую из девушек, которая приближалась к её Кирюше, словно просеивала через сито. И девушек с его горизонта, словно ветром сдувало.
Когда началась война, ему было всего 22 года. 20 июня он поехал на гастроли с камерным оркестром, в который мама его устроила после окончания консерватории, - в Москву. На второй день гастролей началась война. Домой отпустили только пожилой состав, молодых - мобилизовали. Всё случилось так неожиданно, что и его мама не успела вмешаться. Кирилл передал маме письмо и скрипку. А сам отправился на военную подготовку, потому, что никакого оружия до войны в руках не держал. Кое-чему его научили, остальному он научился в окопах. Впервые столкнулся добрый и нежный Кирюша с правдой жизни, и нельзя сказать, что она ему понравилась. Но выбора не было, и он постепенно привык ко всему - есть на ходу, всё, что судьба пошлёт, ходить в пропахшей потом, грязной одежде окопного солдата. В редкие перерывы между боями, проходить санобработку и мыться в общей бане, раздеваясь на виду у всех. Научился спать стоя, с открытыми глазами, под грохот снарядов. И ещё ко многому другому. Жизнь всему научит.
Он часто вспоминал свою маму, но её рядом не было, и помочь ему она не могла. К 30 сентября немцы подошли к Москве. Начались оборонительные бои. Стало не до писем. Кирилл не знал, что с 8 сентября сорок первого года началась блокада Ленинграда. Бои под Москвой были тяжёлые. Товарищи Кирилла гибли один за другим. А он, пока не был даже ранен. С 5 декабря началось контрнаступление наших войск под Москвой, а с 7 января по 30 марта сорок второго года начались наступательные бои наших войск. Кирилла с остатками батальона, к которому он был причислен, - горсткой измученных и израненных солдат, после кратковременного отдыха, отправили защищать город Новгород.
Кирилл опять оказался в мясорубке. Связи с матерью у него по-прежнему не было. Здесь, в окопах, он встретил солдата, который воевал под Ленинградом. Он и рассказал о блокаде и тех ужасах, которые были сплошь и рядом, в блокадном Ленинграде. Об этом тихонько, шёпотом, пересказывали друг другу солдаты. Потом, от солдат пополнения он узнал о «дороге жизни» через Ладожское озеро. Тех, кто преодолел эту «дорогу жизни», не замёрз насмерть, и не умер от болезней и истощения на долгом пути в эвакуацию, доставили в разные города Урала и Сибири.
В 1944 году в бою за Новгород Кирилл сидел в окопе, вместе с другими бойцами, и наблюдал рассвет. Звёзды ещё украшали западную часть неба, а на востоке уже трепетали розовые полотнища рассвета. В голове его зазвучала музыка.
Эта мирная картина внезапно была нарушена артобстрелом их позиций вражеской артиллерией. Что-то ударило Кирилла. Падая, он явственно ощутил, как земля взметнулась навстречу, он ударился об неё, и потерял сознание. Кирилл был тяжело контужен и нашпигован осколками. Долгая поездка в санитарном поезде прошла мимо его сознания. Он лежал, словно мертвец, и не слышал, как его носилки перенесли в машину, а потом, наконец, в госпиталь.
Лишь перед рассветом жизнь начала понемногу возвращаться к нему. Кирилл услышал невнятный шум голосов, и почувствовал мучительную боль во всём теле. Он открыл глаза, но ничего не увидел. Даже свет не касался его открытых глаз. Он был подобен бессмысленной кукле, которая всё слышит, но не видит, и не способна понять - где она и что с ней. Потом он снова впал в забытьё, лишь смутно почувствовав, что его перенесли, и положили на что-то холодное. Видимо, это был операционный стол. Кирилл был совершенно безразличен ко всему. Мысль о возможной смерти не тревожила его.
А потом он пришёл в себя окончательно, с полной ясностью в голове, и понял, что ослеп. В госпитале ему пришлось вытерпеть много физической боли. Но душевная скорбь была куда сильнее физической. Он потерял веру в своё выздоровление, и был уверен, что жизнь его кончена. Он привык, что всё за него решала мама, но не знал, жива ли она, и где её искать. А теперь, когда он слепой и беспомощный лежал в общей палате, отвернувшись к стене, чтобы к нему не приставали с расспросами, он и совсем пал духом.
Однажды Кирилл услышал лёгкие шаги у своей кровати, и нежный голос заговорил с ним. Он музыкант, и голос, прозвучавший у его кровати, был как приятная мелодия. Он и раньше слышал этот голос. Девочка пела песни военного и довоенного времени для солдат. А теперь она обратилась к нему с вопросом: - А Вы не хотите написать своим родным? Я помогу Вам. Меня зовут Нюра Буркова.
Эта девочка, вселила в него надежду, ибо человека питает надежда. Лиши человека надежды, и жизнь его будет беспросветной. Нюра вытащила его из глубокого омута тоски и отчаяния, вызвала желание общаться с окружающими, готовность лечиться и выздороветь.
Истинная цена человека - в нём самом. Кирилл дружил с Нюрой почти два года, но никогда не видел её. Он понял, что она любит его - слепого и больного, со всей нежностью и самоотверженностью первой любви, и был чрезмерно благодарен ей за это. Что-то в душе его отзывалось на эту безоглядную любовь.
Нюра нашла его мать. А та не ведала преград в решении любой проблемы своего сына. Кирилл выздоровел и прозрел. И смог вернуться в привычную для него музыкальную жизнь. Нюру он не забыл. Он написал ей письмо, она не ответила.
Невесту ему нашла мама. Сыну пора было жениться, а ей нянчить внуков. Она стала плохо себя чувствовать, часто болела, поэтому поторопилась устроить его семейную жизнь. Инна, или Инесса, была славной девушкой из хорошей семьи, пианистка. На 2 года моложе Кирилла. Она не была красавицей, внешность её была не броской, но это и к лучшему, Кирюшиной красоты хватит на двоих - решила будущая свекровь. Что ещё надо для полного счастья? Инна согласилась стать женой Кирюши. В первый же месяц, который считается медовым, они оба поняли, что не подходят друг другу. Для этого нужна была любовь или, хотя бы обоюдное влечение. Кирилл не видел в ней женщину, не чувствовал к ней влечения, она не волновала его. И Инне было мало радости от этого брака. Она была очень скромной, зажатой девушкой, не способной на проявление ласки, уж не говоря о страсти. Первое время она терпела его мужские притязания, но потом, поняв, что они не пара - договорились дружить, не мешая друг другу в личной жизни, чтобы не огорчать мать. Кирилл уже готов был смириться с неизбежностью, будучи уверенным, что и такой брак возможен. Но тут он снова встретил Нюру. Когда она пришла к нему в гримёрку, он впервые увидел её, но почувствовал сразу. От неё исходила любовь и нежность к нему. То, чего он не получал от своей жены.
Давление материнского авторитета, которого он раньше не замечал, стало угнетать Кирилла, мешать ему, перестроить свою жизнь. Он понимал, что, фактически, его мать принесла себя в жертву, подчинив свою жизнь интересам сына. Она воспитала его одна, отклоняя все предложения руки и сердца, не веря, что отчим может полюбить её Кирюшу. Когда мама привезла его из госпиталя, она приложила все силы, чтобы выходить его и создать ему максимально комфортные условия жизни, забыв о том, что и сама была серьёзно больна. Жертвенная любовь к сыну грозила поломать окончательно его личную жизнь.
Мудрецы говорят, что, принося себя в жертву, не рассчитывай на благодарность. Не расценивай того, кому помогла, своей собственностью. Не проклинай его, не упрекай, если он забудет о твоей жертве. Так чаще всего и происходит: платить за принесённую для тебя жертву - этот груз может стать неподъёмным. Ответная жертва не всегда возможна. Ты приносишь себя в жертву по велению сердца, а ответная жертва, чаще всего - насилие над собой. Но не все люди способны понять эту истину - мудрость удел далеко не всех. Не понимала этого и мать Кирилла.
Кирилл чувствовал, что с Нюрой у него всё было бы по-другому, но Инна и мама связали его по рукам и ногам. Он не видел выхода, но и Нюру терять не хотел. Маме было всё хуже и хуже, она большую часть года провела в больнице с диагнозом - лейкемия. А тихоня Инна нашла себе тайную пару и собралась уйти от Кирилла, но он убедил её подождать с уходом. Ведь мама была уверена, что у них счастливый брак. Инна согласилась. Она поняла, что никто в этой ситуации не виноват.
Нюра у Кирилла сначала вызывала лишь желание помогать ей, опекать её. Но потом он понял, что в опеке она не нуждается. Нюра решительная, ответственная, самостоятельная девушка - сильная духом, одним словом - надёжная. При этом - добрая, нежная, и любящая его беззаветно. О такой жене можно только мечтать. А, красавица-то она, какая! Стоило только приодеть её немного, поменять причёску - и больше ничего не надо - всё остальное у неё есть. Он видел, с каким интересом мужчины поглядывали на Нюру, и ему это нравилось. С каждой встречей Кирилл всё больше привязывался к Нюре, и строил планы на совместную жизнь. Но с этим придётся повременить. А пока он полностью отдавался любимой работе.
В первом же письме Нюра сообщила, что их недельное безумство пока не принесло плодов. А он так и не понял - радоваться этому или досадовать. Потом подумал:
- Ничего, всё у нас с Нюрой ещё будет - и дети, и любовь, и счастье. А пока я должен быть с мамой. - Думать об этом было приятно. Эта мысль придавала ему силы и надежду на счастливое будущее. Колечко, которое он подарит Нюре, когда будет просить её руки, он приготовил заранее. Теперь он мечтал о встрече с ней летом.
Его мама прожила до весны. Однажды, Кирилла пригласили в больницу, и сообщили, о её смерти. Его потрясла не сама смерть, внутренне он уже был готов к этому, а то, что его не было рядом с мамой, когда она умирала. Стоя на коленях, у кровати своей матери, он вдруг заплакал, как плачут мужчины - без слёз; низкие, громкие рыдания сотрясали его сильное тело. Успокоившись, он поднялся, нервно облизал сухие губы, и, наконец, обрёл дар речи. Потом обо всём договорился с врачами.
ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ ЖИЗНИ

Нюра вернулась домой. Деревня утопала в снегу. Люди ходили по узким тропинкам. Санный путь был проложен только по большаку. Погода стояла морозная и ясная. Город городом, а такого чистого воздуха, как здесь не сыщешь нигде. На белёсом небе - ни облачка, и снег сверкал так, что резало в глазах. Деревенские ребятишки весь день барахтались в снегу, и приходили домой довольные, краснощёкие, сопливые, в мокрых рукавицах и намороженных подшитых валенках, которые стучали по полу, как лошадиные копыта по насту. Зимняя горка для детей стала теперь традицией. Но лыж и коньков в деревне - не было ни у кого.
Нюре казалось, что у неё теперь две разные жизни, или две стороны одной жизни. Ленинград, Кирюша и институт, а с другой стороны - деревня, её семья и работа. И трудно представить, какая из них для неё важнее. Ясно только, что пока они несовместимы, как понятия «там» и «здесь», настолько они отличались по сути своей и условиям, в которых они проходили.
Коля заканчивал седьмой класс, пора было подумать, где учиться дальше. Когда Нюра спросила его об этом, он ответил, что твёрдо решил после окончания седьмого класса получить какую-нибудь профессию. Потом добавил:
- Я хотел поступить в духовную семинарию, но там принимают только с 18 лет.
Нюра растерялась. У них в семье не было верующих. Правда, в конце жизни бабушка Фрося изменила своё отношение к вере в Бога и к священникам. И Акимовна с отчимом, как люди старого закала, наверняка верили в бога, и умели молиться. Нюра и сама, пережив смерть близких, по-другому стала относиться к церкви и вере в Бога. Но ходить в церковь не стала, и молитвы не учила - слишком глубоко сидел в ней внушённый атеизм.
- Колька, как же это всё будет?
- Отец Никодим сказал, что с сорок шестого года открылись духовные семинарии в Москве и Ленинграде. Чтобы поступить туда, надо сдать вступительные экзамены. Желающих оказалось много, будет конкурс. Но отец Никодим поедет со мной и даст мне рекомендацию. Учиться надо будет 4 года, а потом можно поступить в духовную академию. Там тоже надо учиться 4 года. Отец Никодим научил меня многому, душа моя принимает это ученье с радостью. А пока он посоветовал мне поступить в техникум и получить профессию. Он сказал, что взгляд человека на жизнь, да и сама жизнь могут измениться с годами. Но мой-то взгляд никогда не изменится.
- Да когда же ты находил время часто ходить в церковь, ведь она не близко от нашего дома, да и учиться надо, и отцу по дому помогать?
- Если у тебя есть цель, которую ты желаешь достигнуть - времени на всё хватит. Так меня учил отец Никодим. Ещё я его спросил - а, вдруг, я не поступлю в техникум?
- Он ответил: «Никогда не надо заранее настраиваться на неудачу. Молись Богу и готовься к экзаменам, и всё у тебя получится».
Вот как точно ответил отец Никодим Кольке. Действительно, человеку никогда не достичь в жизни ничего значительного, если у него отсутствует чувство ответственности. Иногда требуются годы, чтобы осознать это.
В ближайший выходной Фёдор отвёз Нюру в город.
Она взяла в городской библиотеке справочник, для поступающих, и они с братом начали искать подходящую профессию. Решили не рассматривать техникум в другом городе, а подать документы в своём городе - в строительный техникум. Выбрали факультет «Строительство и эксплуатация гражданских сооружений». После войны строить придётся много. Учиться придётся 4 года, а там уж, если Коля не передумает, поедет поступать в семинарию. Нюра пошла на кладбище, и зашла в церковь. Увидев отца Никодима, она спросила:
- Неужели у нас в стране так много верующих, что открываются новые семинарии? Ведь нас в школе и в комсомоле учили совсем другому. И в нашей семье никогда не было верующих.
Батюшка ответил:
- Да, Вы правы. Церковь переживает трудные времена, но они пройдут. Но, даже сейчас церкви не пустуют, сюда приходят, хоть и тайком, разные люди. И заметьте, на священников были гонения, их преследовали за веру. А люди всё равно идут служить Богу. Кадры священнослужителей всё время пополняются - за счёт таких отроков, как Ваш брат. Они со смирением идут служить в дальние и бедные приходы, и заслуживают уважение жителей этих приходов. У таких людей вера и Господь Бог в сердце, и эту веру они передадут другим людям. Это совсем скоро станет почётным призванием.
АКИМОВНА

Когда Нюра и Фёдор ехали домой, пошёл сильный снег. Не прошло и минуты, как всё кругом оказалось затянутым белёсой вьюжной мглой. Дорогу заметало на глазах. Этак и застрять недолго.
Фёдор обратился к Нюре:
- Что делать будем, дочка? Дорогу заметает. Если тебя отвезу, на работу не попаду утром - когда ещё дорогу проложат. В город вернёмся - ты на уроки не поспеешь.
- Решать тебе, дядя Федя. Но, я думаю, надо ехать в деревню, а утром, пораньше, попросим, чтобы лошадь с санями проехала, и ты к восьми на работе был. Можно и сегодня с возницей договориться. Занесёшь ему самогонки бутылку, он и поедет. - Так и решили. До дома доехали с трудом. Дороги совсем не видно стало. Если бы стемнело, совсем бы застряли. Акимовна уже ждала их, беспокоясь:
- Ну, слава тебе, Господи! Я уж боялась не доедете, такая круговерть - то кругом. Не зги не видно. Раздевайтесь, родимые, накормить вас надо, да чайку горячего попить. Гаврюшка как лёг с обеда, так и спить, просыпаться не желаеть. Что ночью-то с ним делать станем? У меня что-то сегодня сердце давить и давить. К непогоде, наверно. Ночью-то вам, значить, придётся Гаврюшку-то укладывать. - Она помолчала, потом добавила: - Изверг-то мой, видать, меня с того света, и то достаёть. Ну, вот и Гаврюша наш проснулся, а у меня что-то и сил уж нет.
- Ты ложись, Акимовна, отдыхай. Я справлюсь. Может тебе капельки накапать, вроде у тебя были?
- Были, да все вышли. Пойду, полежу. - Нюра прикрыла за ней дверь.
- Устала наша Заботушка. - Тихо сказала Нюра отчиму. Потом добавила: - Пойдёшь к конюху, пока все спать не улеглись? А завтра обязательно купи сердечные капли.
Фёдор, молча, кивнул и вышел из дома. Проснулся Гаврюша. Вернулся Фёдор:
- Метель утихла, месяц на небе яркий, мороз будет, и снег затвердеет, так что сам проеду. Покорми мальца да ложись, тебе завтра в школе с детишками забот хватит, а я его потом с собой положу, он и уснёт. - Так и сделали.
Утром Акимовна была уже на ногах - бодрая и приветливая, только под глазами у неё образовались тёмные круги. Но чужая боль не болит, и всем уже было не до неё. Фёдор принёс дров, затопил печку и достал два ведра воды из колодца. Наскоро перекусив, он поехал на работу. Малыш ещё спал. Нюра попросила:
- Давай, Акимовна, чайку попьём, да я на работу пойду. - Самовар греть не стали, поставили на плиту чайник. Сели рядком, да и заправились чайком с хлебушком. Разносолы-то Ленинградские уже кончились.
- Соседка Наташка-то вчерась ко мне забегала, соли попросила, а сама всё вынюхивает, как да что. Всё на Фёдора, значить, поглядываеть, он ведь теперь холостяк, а ей и сорока ещё нет. Фёдор-то мужик справный - любая за него пойдёть. Вот и спрашиваеть: «С кем Колька-то ваш ночует, когда один дома остаётся? Боится, небось?». А я-то ей говорю: - Соседи у них хорошие, сынишка ихний с нашим-то Колькой дружить, вот у них Колька и ночуеть, когда, значить, отца-то дома нету». - Нюра слушала воркотню Акимовны, и так у неё было тепло на душе - спокойно и надёжно было в их доме. Крепко держались они друг за друга.
И покатилась дальше их жизнь. Для Нюры опять пришла пора контрольных, и подготовки к экзаменам. Учиться стало труднее, материал пошёл сложный и требовал серьёзного подхода. Нюра готовилась к переходу на третий курс.
Прошёл февраль, и март был на исходе. Погода капризничала. Снег то растает, то снова навалит. Проводив Нюру на работу, Акимовна пошла во двор, пока малыш спит. Взяла метёлку, промела дорожку от крыльца до калитки. Вошла в дом, села на лавку у печки и… умерла. Проснулся Гаврюшка, слез с кровати, подошёл к бабушке, подёргал за юбку, но поняв, что она спит, стал играть с машинкой. И тут пришла та же соседка Наталья за спичками. Она подошла к Акимовне, и всё поняла. Наталья, как была - в галошах, в телогрейке нараспашку и простоволосая, помчалась в школу. С выражением «бежать так, словно за тобой гонится чёрт с кочергой», она была знакома. Но, лишь теперь, она поняла его истинный смысл. Она несколько раз, на бегу, теряла то одну, то другую галошу. Потеряв её последний раз, она не остановилась, а так и добежала до школы по талому снегу в одной галоше. Открыв дверь в класс, где Нюра проводила урок, Наталья, с трудом отдышавшись, хрипло сказала:
- Анна Михайловна, ваша Акимовна умерла, а Гаврик один сидит на полу, и играет с машинкой. - И она, громко зарыдав, вышла из класса. Наталья нашла свою галошу, и, плача пошла домой, по пути оповещая всех встречных, о смерти Акимовны.
Нюра позвала директора школы, Веру Ивановну, и побежала в контору колхоза. Попросив секретаря председателя дозвониться до редакции и сообщить Фёдору Ивановичу Ковалёву, что умерла Акимовна. Потом она помчалась домой.
Гаврюша уже наигрался, и полез к бабушке на колени. Она завалилась на бок. Малыш заплакал - бабушка вела себя необычно. В это время и прибежала Нюра. Она подхватила братишку, натянула на него одежду, потом покормила, и отнесла в другую комнату. Вернувшись на кухню, Нюра положила Акимовну на лавку, сняв с неё верхнюю одежду, и, положив ей под голову телогрейку. И только тут пришло к ней осознание, что Акимовны больше нет, и никогда не будет! Пришли помогать соседки, как, и положено в деревне. Они сделали всё необходимое, Нюра только выполняла их просьбы. Стали ждать врача и милицию, чтобы подтвердить факт смерти. Горе Нюры было так велико, что она окаменела, и заплакать не могла. Только одна мысль билась у неё в голове:
- Если бы мы прислушались к её жалобе на сердце, и положили её в больницу, она была бы жива, ведь ей только 48 лет!
Фёдор и врач с милицией приехали почти одновременно, и забрали Акимовну в морг, сообщив, когда её можно забрать для похорон. Похоронили Акимовну рядом с Надеждой. В гробу она выглядела спящей, в своём новом полушалке, который она так и не успела поносить при жизни.
Когда прошли поминки, Фёдор и Нюра сели за стол, чтобы решить, что же делать дальше. Только теперь они осознали, что всё в их семье держалось на Акимовне. Теперь же всё у них распадётся и никогда не будет так, как при ней. Нюра тихо плакала. Ей казалось, что она второй раз потеряла свою мать, и с этими слезами из её души вытекает что-то родное и близкое, незаменимое ничем. Нюра посмотрела на Фёдора. Только сейчас она заметила, что у него в тёмных волосах появилось много седых волос. Она, неожиданно для себя и отчима, впервые назвала его отцом:
- Папа, что же нам с тобой делать? Гаврюшу одного не оставишь. Придётся тебе на ком-нибудь жениться, найти мать для малыша. Наверно это надо было сделать ещё раньше. А сейчас Коля поступит в техникум - с кем он будет жить? С 1 августа у него вступительные экзамены. У меня сессия с 1 июля. Как бы не получилось, у нас с Кириллом, в деревню я не вернусь. Буду жить в городе. Я уже и директора школы предупредила, чтобы она заявку в педучилище подала на мою замену. И сейчас не знаю, как я буду жить в этом большом и пустом доме, до конца учебного года. Здесь теперь, хоть волком вой. Скажи, папа, что ты решил.
- Я тебя понимаю, дочка, и согласен с тобой. Жениться придётся, но лучше твоей матери я никого не встретил. Невест, хоть пруд пруди, да где найти такую, как Акимовна, чтобы любила моего сына, как своего. По-другому, я жить ни с кем не буду. А завтра утром Гаврюшу заберёт соседка, Наталья, пока ты в школе будешь. У неё дочка в вашей школе в 4 классе учится. Она сама подошла ко мне после похорон, и сказала, что дояркой работает, и ходит на ферму - в 5 утра, потом в час дня и в 9 вечера. Завтра она придёт к тебе в 7-30 утра. Ты приготовь, что ему переодеть, машинку с собой дай. А покормить его она найдёт чем - молоко всегда есть, яйцо тоже. Это на первое время, а потом видно будет. А мне надо Кольку в школе доучить. Одного оставлять его негоже. Буду приезжать к вам с Гавриком, когда смогу, продукты подвезу, или по хозяйству помогу. Козу продам, нам она теперь ни к чему. А может на мясо её пустить?
- Да у неё же козлятки скоро будут, разве можно…?
- Точно, Акимовна говорила, а я и забыл. - Знакомое имя, произнесённое в такой момент, словно ножом полоснуло по сердцу, их обоих. Нюра снова заплакала, а Фёдор помрачнел.
- Ну, давай поедим, да я поеду в город. Коля наш и печку сам топит, и суп варит, и нас обоих кормит. Хороший он человек будет, на мать свою похож.
В это время проснулся Гаврюшка, и, увидев отца, залез к нему на колени. Так все вместе и поели, но уже без Акимовны. В 1949 году деревня уже не голодала и кормила город.
Наутро, Наталья пришла, как обещала, и унесла с собой Гаврюшу. Он не возражал, потому, что частенько видел её рядом с Акимовной. И закрутилась житейская карусель для Нюры - работа, ребёнок, стирка, печка, готовка, уборка, коза. Хорошо, хоть доить её уже не надо было. Вот-вот она приведёт козлят.
И снова Нюру выручила Клаша. Она гуляла с малышом, играла с ним, пока Нюра была занята хозяйственными заботами. Помогала и печку топить и воду носить.
А Фёдор на другой день после похорон, пришёл на кладбище. Зашёл в оградку, сел на скамейку, и, поклонившись, сказал:
- Ну, здравствуйте, самые дорогие мои женщины, за последние три года. Хотел я сохранить вам верность навеки, да видно не получится. - Дальше он повёл с ними мысленный разговор, в который мы не вправе вмешиваться.
В ближайший выходной они все вместе приехали на кладбище - Фёдор, Коля, Нюра. И каждый из них, троих, поговорив с душами усопших, почувствовал облегчение, и желание жить дальше. Зашли они и к бабушке с дедушкой - поклониться их могилкам.
Теперь Нюра готовилась к экзаменам, когда малыш засыпал, и сидела над учебниками, пока глаза не начинали слипаться. Добровольная помощница Клаша теперь частенько оставалась ночевать с Нюрой, чтобы той не было так одиноко в большом доме.
В начале июня Нюра получила сразу три письма из Ленинграда. Она начала с Нининого письма, из которого узнала, что Юра с Костей окончили академию, и их распределили на работу. Костю, оставили для работы в штабе военного округа, а Юру направили помощником военного атташе в Чехословакию. Но, холостых военнослужащих, за границу не направляют, поэтому он сделал предложение Нине, и они поженились. Юра уедет на службу в конце июня, а Нина приедет к нему после сессии. Нина была счастлива, да и Юра, видимо, перестал, наконец, страдать из-за Нюры, и понял какое сокровище - Нину, он мог потерять, в погоне за несбыточной мечтой.
Это была хорошая новость. Нюра от всей души порадовалась за подругу. Наконец-то её борьба за выживание закончится. Второе письмо было от Лены. Она писала о своих сыновьях. Старшему - Олегу, уже 18 лет, он оканчивает школу, и собирается поступать в университет на биофак. Военная карьера не для него. Витька переходит во второй класс, учится он легко, уроки делает сам. Дениске скоро год, он уже пытается ходить. А, самое главное, что Костю оставили служить в Ленинграде. - Тоже хорошее письмо. Теперь, письмо от Кирюши:
- Нюрочка, судьба моя, здравствуй! Письмо моё чёрное от горя. Приезжай скорее, мне так плохо! Я остался совсем один. Мама моя умерла. Мы с Инной похоронили её, и сразу развелись. Оказывается, она уже беременна от своего жениха, и дай им Бог счастья. Я дал ей денег на свадьбу. Похороны совершенно выбили меня из привычной колеи. Я вынужден был взять отпуск, потому, что играть совсем не мог - тоска разъедает мою душу. Я, всё время, вспоминаю - какой опорой, для меня была мама. Никто и ничто не восполнит для меня её потерю, только ты. Нюрочка, я жду тебя с нетерпением. Сообщи, когда ты приедешь. Если я буду на гастролях, тебя встретит Сергей и привезёт в нашу квартиру. Целую тебя, твой Кирилл.
Нюра задумалась. Потом написала ему ответ:
- Кирюшенька, дорогой мой! Прими моё соболезнование. Я знаю, как тебе тяжело, ведь я тоже похоронила свою маму. Я приеду 30 июня, но прошу тебя, если можно, снять ту же квартирку, где я жила зимой. Я пока не могу не только жить в вашей квартире, я не могу даже переступить её порог. Пойми меня, пожалуйста, и не обижайся. Так будет лучше. Я по тебе тоже очень соскучилась. Осталось подождать совсем немного. Я должна закончить учебный год в школе. У тебя сейчас траур, какие уж тут праздники! Обнимаю и целую тебя, мой любимый, самый красивый, умный, талантливый, добрый, заботливый и щедрый человек на свете! Твоя Нюра.
ЗАМУЖЕСТВО

Когда Нюра приехала в Ленинград, она увидела на перроне элегантную фигуру Кирилла, и сердце её затрепыхалось, как птичка в клетке. Они не виделись полгода, и смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая. Им обоим за эти полгода пришлось много пережить, и они очень надеялись, что все невзгоды остались позади. Кирилл обнял Нюру, едва она ступила на перрон, и, между поцелуями, приговаривал:
- Нюшенька-душенька моя! Ты приехала, наконец, моя дорогая! Как же я ждал тебя! Оказывается, я совсем не могу существовать без постоянной поддержки. Теперь я тебя никуда не отпущу. Поедем скорее домой, у меня для тебя есть сюрприз. - Нюра не успевала вставить слово, и только счастливо улыбалась, глядя, на своего Кирюшеньку. Пока они шли к машине, она думала:
- Да, он такой! Маменькин сынок. Значит, я буду ему маменькой. - А Кирюша в это время рассказывал, как они с Инной хоронили Аделаиду Петровну, и слёзы навернулись на его глаза. Они приехали в ту же квартиру, где Нюра жила зимой.
- Ты с дороги, да и я ещё не завтракал, твой поезд приходит так рано! Я всё приготовил, посиди пока на диване. Это квартира моего холостого друга. Он певец, и уехал на год в Италию на стажировку. А теперь - сюрприз. Кирюша преклонил колено перед Нюрой, и вручил ей кольцо:
- Нюрочка, я прошу тебя стать моей женой. Если ты не считаешь, что я слишком стар для тебя. Ты согласна?
- Кирюша, я ждала этого целых 4 года! Я согласна. - Она надела кольцо. Он схватил её в объятья и закружил… Завтракать они стали не скоро, да и совсем не стали, т.к. уже пришло время обедать. Пока Кирюша накрывал на стол, Нюра пошла в ванну. Стоя под струями горячей воды, она думала:
- Чего только не пишут о любви. Я читала, как «гордые женщины, отдаваясь мужчинам, теряли свою гордость. Ждали, затаив дыхание, шагов возлюбленного, радовались его улыбке, и плакали при виде его мрачного лица, поспешно выполняя любое его желание, будто она рабыня». Я думаю, что, когда по-настоящему любишь, иногда не грех быть для него и рабыней, а иногда и заботливой матерью.
Так началась их семейная жизнь. Они решили расписаться в ближайший выходной Кирилла, и пригласить на своё бракосочетание Лену с Костей, Нину и двоих приятелей из оркестра.
- А сегодня, пока не закрылись магазины, пойдём, приоденем тебя. Ты теперь моя жена, и я сам буду заботиться о твоём гардеробе. На нашей свадьбе ты будешь блистать для меня.
На следующее утро начались занятия в институте. Нине и Нюре не терпелось поделиться своими новостями, но пришлось ограничиться обоюдным вопросом: - Ты счастлива? - И получить утвердительный ответ.
На свадебный ужин собрались спустя две недели. Невеста было в серо-голубом длинном платье с короткой вуалью в тон платью. Жених - в тёмном костюме с серо-голубым цветком в петлице. Он принёс с собой скрипку. Кирилл обратился к гостям:
- В память о наших родителях я сыграю «Реквием», а потом отметим наше с Нюрой бракосочетание. - Он взял в руки скрипку, и опять произошло чудо - скрипка в его руках ожила и пела, плакала, а потом и радовалась жизни. Все, кто был в это время в ресторане, заслушались, забыв о еде. А когда скрипка замолчала, дружно зааплодировали. А дальше свадьба пошла своим чередом. А, спустя ещё неделю, Нюра поняла, что у них с Кирюшей будет ребёнок.
Всё это время Кирилл ни разу не заговорил о своей квартире. Но теперь, когда узнал, что будет отцом, пришлось обсудить этот вопрос:
- Нюрочка, не пора ли нам навестить наш дом? Он нас ждёт не дождётся.
- Кирюша, ты не обижайся, но я боюсь туда идти, не знаю, почему, я чувствую какое-то отторжение. Эта квартира для нас может стать не счастливой. Там умерли твои мама и отец. С Инной там не было счастья. Твоя мама была категорически против нашего брака.
- Ты права, моя радость. Но есть выход. Я слышал, что священник может очистить квартиру от плохого влияния. Давай попробуем. Квартиру эту потерять неразумно, она пережила блокаду, и всегда верно служила своим хозяевам. Дом стоит тоже недалеко от института, только с другой стороны. Там 4 комнаты и хорошая кухня с балконом. У нашего малыша будет своя комната, у меня - кабинет, где я смогу готовиться к концертам, и сочинять музыкальные пьесы для детей. Гостиная с роялем, для приёма друзей, тоже есть. Нашу спальню можно устроить рядом с детской - у нас же ещё будут дети, правда, любовь моя? А ты, пока учишься, можешь заниматься, где захочешь. Ну, попробуем? - Что ей оставалось делать - только согласиться. Нюра решила больше не спорить и не приводить бесполезные доводы - и это было не по возрасту мудро. Житейский опыт подсказывает, что в спорах не всегда рождается истина, чаще - умирает любовь. На следующий день, Кирилл до работы заехал в храм, и обо всём договорился со священником. Священник провёл обряд очищения в присутствии Нюры и Кирилла, и пожелал им счастливой жизни под этим кровом. Нюра вошла в эту квартиру полновластной хозяйкой. Она иногда, с улыбкой, думала:
- Куда же девалась белобрысая голенастая девчонка в стоптанных сандалиях и стареньком ситцевом платьице, которая бежала в госпиталь к маме каждое воскресенье? Теперь ни мамы, ни госпиталя, ни этой наивной девчонки нет, и грусть заполняла её душу. Только Кирюша остаётся таким же любимым, красивым и талантливым, и жизнь с ним, как счастливый сон. А сон, как известно, может неожиданно кончиться.
Учёба в институте шла своим порядком. Нюра сдала всё, что надо было сдать, перешла на третий курс. Получила задание на следующий семестр, и засобиралась домой. Кирилл неожиданно выразил желание поехать с ней:
- Нюшенька, я не хочу расставаться с тобой даже на неделю. У меня есть ещё неделя отпуска, и мне хотелось бы познакомиться с твоими братьями и моим тестем Фёдором Ивановичем. Недели нам хватит, чтобы съездить в Верховку?
- Думаю, хватит, если уедем сегодня вечером или завтра.
- Ну, так собирайся, а я погнал за билетами и заскочу в магазины. Может, сегодня и уедем. Телеграмму я прямо с вокзала пошлю. - И он умчался.
Нюра сложила их с Кирюшей вещи в его сумку - только, чтобы переодеться в вагоне и в деревне. Часа через два - три пришёл Кирилл. Он, шутя, опустился на колени, и пошёл, как собачка, держа в зубах два билета, и поскуливая. Нюра, смеясь, выхватила у него эти билеты, и погладила его по голове. Он вскочил, подхватил её на руки, и… Они чуть не опоздали на поезд. Медовый месяц во всей красе, что тут скажешь! Счастлив тот, кто его испытал! В любом возрасте.
Ехали они в мягком вагоне, других мест уже не было. В купе, Нюра с Кириллом оказались одни, к ним так никто и не подсел, такой вагон во все времена далеко не каждому по карману. Они начали рассматривать подарки. Коле - снова большую шоколадку с начинкой. Фёдору - тёплый вязаный свитер. Гаврику - 20 июня исполнилось 2 года, и Кирилл купил ему две книжки с картинками - стихи Корнея Чуковского. И большую машинку, с таким кузовом, что он сам мог туда садиться. А сама Нюра купила, как-то, два кашемировых цветастых платочка. Один для Клаши, другой - для Натальи.
Их встретил Валера. Оказывается, Фёдор уволился из редакции, и устроился на работу в МТС. Ему дали грузовую машину, поэтому он и не смог их встретить. Нюра пригласила и Валеру отметить их с Кириллом бракосочетание. Она, посмотрев на приятеля, поинтересовалась:
- Ну, а ты, вечный жених, так и не нашёл себе, единственную и неповторимую?
- Понимаешь, Нюра, глаза разбегаются - столько красивых и достойных девчат кругом. Я их всех люблю, никого обидеть не могу. Вот и работаю на любовном фронте за всех погибших товарищей. - Кирилл с Нюрой невольно переглянулись, улыбнувшись.
Когда подъехали к дому, где жила Акимовна, им навстречу вышел Фёдор с Гаврюшкой на руках. Радостной была эта встреча. И Колька был здесь же. Нюра обняла отчима, затем Кольку, поцеловала малыша. Потом сказала:
- Папа, Коля, это мой муж Кирилл. Мы с ним уже расписались, и приехали отметить это событие с вами.
Кирюша вручил подарки, потом поставил на стол бутылку марочного коньяка и закуску. Когда посадили гостей за стол, разговоров было много. Фёдор рассказал, что соседка Наталья хорошо смотрит за Гаврюшей. Мальчик тоже привязался к ней, и начал звать её мамой, слыша, как её называет Оля - родная дочка Натальи.
- Раньше-то, у него были папа да баба. А теперь он узнал, что и мама должна быть. Наталья добрая. Ты уедешь, дочка, дом Акимовны колхоз заберёт. Коля будет в городе жить. Его одноклассник из дальней деревни, тоже поступает в этот же техникум. Они с Колей договорились жить вместе в вашем доме, как другие ребята живут в общежитии, а я буду ему помогать. И подадимся мы с Гаврюшей до Натальи примаками.
- Папа, так зови Наталью к нам, у меня и подарочек для неё есть.
- Она сейчас на ферме, но скоро придёт. Если вы согласны, приглашу её.
Вскоре пришла и Наталья. Краснея и стесняясь, она вошла в комнату, вместе с дочкой. Гаврюшка, сразу побежал к ней, и прижался к её ногам. Нюра спросила малыша: - Кто это к нам пришёл, Гаврик? - А, тот, как раз, уселся в кузов своего грузовика, и, перебирая ногами, и гремя жёсткими колёсами, ездил по полу. Он так увлёкся, что не сразу услышал вопрос сестры. Потом ответил:
- Мама и Оля. - Гостей посадили за стол. Валера, посмотрев на дочку Натальи, красивую черноокую девочку, весело сказал:
- Ну вот, и мне невеста подрастает. Дождусь, когда она вырастет, да и женюсь на ней.
- Да ты тогда совсем стариком станешь, через семь-то лет. Я за тебя не пойду. - У Валеры был такой вид, как будто на него вылили ушат холодной воды. Все, глядя на него, засмеялись.
- И откуда ты такая черноокая на мою головушку взялась? Мама твоя светловолосая, а ты, как цыганка. - Как всегда, пошутил Валера. Оля, глядя на него, ответила:
- Так я и есть цыганка, по отцу. Мама полюбила приёмного сына директора МТС, цыгана, и вышла за него замуж. Его на войне убили. - Валера не нашёлся, что ответить девочке.
Наталья всё посматривала на Фёдора, улыбаясь ему. Нюра, видя всё это, поняла, что у них с Фёдором всё сложится и наладится. У дочки Натальи будет отец, у малыша - мать, у их родителей - семья. Редкий случай в то послевоенное время. Потом все дружно выпили за новобрачных, пожелали им счастья и много детей.
- Нюра, а, послезавтра, у меня экзамен в техникуме. Нам с Толей вызов пришёл. Если поступим, будем жить с ним вместе. Нам будут давать, хоть и маленькую, стипендию. Посадим с Толей весной картошку - не пропадём. У его родителей корова есть и куры - он будет привозить оттуда продукты. Варить и прибираться по очереди будем. И мне с ним будет веселее.
- Ну, вот, сынок. На свете хороших людей много. И советом и делом помогут. Так что не беспокойся, дай Бог, чтобы у тебя всё сложилось хорошо. - Заметил Фёдор.
В Верховке молодожёны не задержались. Нюра сходила в школу, забрала документы, попрощалась со всеми, подарила Клаше платок, отчего та сильно разволновалась - ей никто подарков не дарил:
- Спасибо тебе, Анна Михайловна. Да скажи Фёдору-то с Натальей - пусть дают мне с Гаврюшей поводиться, скучаю я по нему, да и им подмога будет.
Нюра начала собирать свои вещи в деревне и в городе, но Кирюша сказал, что ничего не надо забирать:
- Нюрочка, какою ты станешь после родов - неизвестно. Вспомни, как пополнела Лена после рождения Дениса. Подари лучше часть вещей Наталье, часть Клавдии. А тебе я всё новое куплю. Я скоро второй сборник музыкальных пьес для детей издам, и у нас будут деньги. - Так и сделали. Нюра не смогла расстаться с бабушкиными подарками из заветного сундука, любимым серым платьем с вышитым воротником - подарком Кирилла, и печатной машинкой матери. Она может ещё пригодиться. Эти вещи Кирилл согласился увезти в Ленинград. Патефон оставили Коле.
Перед отъездом Нюра с Кирюшей сходили посмотреть на школу, где был их госпиталь. Воспоминания вернули их в 44 - 45 годы. Они, молча, постояли, переживая волнение, и вернулись в дом, где Нюра родилась и выросла. Потом посетили городское кладбище. Постояли у памятника на могиле Надежды. Нюра мысленно обратилась к матери:
- Мамочка, вот мой муж Кирилл. Ты его знаешь. Вот увидишь, мы с ним будем счастливы, мы оба заслужили это. Мы будем любить друг друга, как бабушка с дедушкой Бурковы. Скоро ты станешь бабушкой. Я не скоро смогу прийти к тебе - переезжаю в Ленинград.
Акимовне, Фёдор уже установил железный памятник-пирамидку с её фотографией. На фото Акимовна, в новом полушалке, весёлая и счастливая, смотрела на них, как будто, радуясь их счастью. Нюра снова не сдержала слёз.
 Дождавшись, когда Колька сдаст экзамены, и поступит в техникум, Нюра и Кирилл уехали. У них начинался новый этап жизни. Каким он окажется, никто из них знать не мог.
ЛЕНИНГРАД

Шёл 1949 год. Прошло 5 лет после снятия блокады. По Невскому проспекту ещё ходили трамваи, их уберут только в 1951 году. Над большими окнами магазинов, словно цветные бабочки, опустившие крылышки, нависали матерчатые козырьки. Магазины уже не были пустыми. На городском пляже у Невы жители города ловили рыбёшку, купались и загорали, аж до самого сентября. Мужчины - в чёрных «семейных» трусах, женщины - в скромных закрытых купальниках. Никакого намёка на сексуальность - и слова-то такого тогда не знали. Строгие тогда были нравы. На улицах города часто можно было встретить мамашу с младенцем на руках - жизнь возрождалась. Появились первые детские коляски овальная корзина на высоких колёсах, как у велосипеда. Но пока даже такая дребезжалка не всем была по карману. У женщин в то время была модной такая причёска - волосы с висков и над лбом собирались и закалывались на темени, в виде короны. Волосы на затылке, спускались до шеи в виде кудрей. В моду вошли и шляпки разных фасонов. Женщины предпочитали платья и блузки только с высокими плечиками. Юбки - пышные, расклешённые, длиной до середины икры. Мужчины носили пиджаки с брюками преимущественно тёмных тонов, и белые рубашки с галстуком. Казалось бы, живи и радуйся.
Но Ленинград вновь охватила тревога. Так называемое «Ленинградское дело» в 1949 году набирало обороты. Газеты пестрели разоблачениями партийных и государственных руководителей высшего эшелона власти. Секретари обкомов и райкомов ВКП(б), их заместители, руководство Госплана СССР, некоторые работники Министерства культуры, в июле этого года были арестованы. Их обвиняли в том, что они намеревались создать Российскую компартию в противовес Всесоюзной компартии. Многих руководителей ВКП(б) приговорили к расстрелу или осудили на длительные сроки, выслав их в самые отдалённые районы Сибири и Дальнего Востока. Репрессиям подвергались и все родственники осуждённых - престарелые родители, братья, сёстры, взрослые дети и т.д. Всем казалось, что в город вернулся кровавый 1937 год. Был уничтожен музей обороны, или, как его называли Ленинградцы, блокадный музей. Страх поселился в городе.
Вернувшись в Ленинград, Нюра первым долгом собрала посылку для Коли. Туда вошли брюки, толстовка, рубашка с длинным рукавом, майки, трусы, носки и крепкие ботинки на межсезонье. Коля ещё не получил паспорт, поэтому посылку и письмо она послала на Валеру. Теперь надо было найти работу, хотя Кирюша сказал, что работать ей не обязательно. Сидеть целыми днями в необжитой пока ею квартире не хотелось. Она пока ничего не переставляла в квартире, не переделывала по своему вкусу, поэтому всё в ней казалось ей чужим.
В школу идти не хотелось, потому, что она не сможет закончить учебный год - в середине февраля ей дадут декретный отпуск. Решила найти временную работу, лишь бы дома не сидеть, и было время готовиться к экзаменам за третий курс. Но пока ничего не подвернулось.
Кирюша пришёл домой после концерта поздно вечером. Обняв Нюру ещё у порога, он сел на пуфик, и, посадив её на колени, начал рассказывать, как прошёл концерт. Потом вспомнил:
- Да, Нюшенька, послезавтра, на 9 вечера, мы с тобой приглашены на юбилей моего старого учителя Таранова Якова Моисеевича, который был для меня отцом-наставником. Давай перекусим, и посмотрим, в чём нам идти. Там соберётся весь музыкальный бомонд.
Кирилл, обращаясь теперь к жене, придумывал разные производные от её имени, и называл её то Нюшенька, то Нюсенька, то Нюрочка, то Нюточка.
ЮБИЛЕЙ УЧИТЕЛЯ

На семидесятилетний юбилей мэтра музыкальной жизни Ленинграда собрались все его многочисленные ученики. Его поздравляли, произносили хвалебные речи, слова благодарности и почитания. Был организован небольшой концерт именитых учеников юбиляра. На застолье были приглашены самые близкие и любимые ученики. Кирилл Толмачёв сидел рядом с учителем и очень гордился этим. Когда застолье было в разгаре, и гости начали разбиваться на группки по интересам, Яков Моисеевич наклонился к Кириллу и спросил:
- Как продвигается второе издание твоих пьес для детей?
- Да пока застопорилось. Нашлись критики, которые далеки от музыки, как небо от земли.
- Такое бывает. Но я слышал, что там есть и музыкальные критики. Научись, Кирилл, выслушивать правду - это редко кому удаётся. Правда, которая тебе не по душе - разрушает твой внутренний баланс. Но, не принимая правды, ты будешь слушать льстецов, лжецов и лицемеров, которые предадут тебя, когда это будет им выгодно. Особенно в наше тревожное время. Девять десятых похвал - ложь. Власть и талант притягивают к себе лесть. Ну, ладно, не будем грустить, мне сегодня 70 лет, как - никак. Ты недавно снова женился, поздравляю. Приятная у тебя жена. А у Инны всё плохо. Замуж-то она не вышла. Её жених не признал ребёнка, которого она носит, сомневаясь, что это его ребёнок, а не твой. Ну вот, я снова о грустном, прости меня, старика. - Он помолчал, а потом, отведя Кирилла в сторону, посмотрел ему в лицо:
- Какой-то странный у меня сегодня юбилей, такое чувство, что стою на краю пропасти, устал я что ли, от торжественной части. А, может, возраст сказывается. Или ещё что-то страшное, что ожидает нас всех очень скоро. Читай газеты, сынок, и делай выводы. Чем сильнее страх, тем надёжнее власть. Будь осторожен с разговорами, это теперь опасно. Полностью не доверяйся никому. - Сказал он так тихо, чтобы его мог слышать только Кирилл.
Настроение у Кирилла сразу упало. Они с Нюрой ещё немного побыли, и ушли одними из первых. Этот разговор с Яковом Моисеевичем не выходил из его головы. Кирилл не мог не знать о репрессиях. А тут ещё неприятная новость об Инне. Он никак не ожидал такого поворота. Кирилл-то знал - к будущему ребёнку Инны - он не имеет никакого отношения, но как это доказать? Об использовании ДНК для установлении отцовства, в народе, тогда ещё и не подозревали.
Тяжёлые думы лишили сна, и, впервые, Кирилл забыл, что рядом с ним его любимая жена. А она, понимая его состояние, не напоминала о себе.
Через два дня Кирилл узнал, что Таранов Яков Моисеевич арестован. Только спустя три года он узнал, что его учитель умер, спустя 2 недели после ареста, не выдержав допросов.
Все участники его юбилея стали ждать своего ареста. Первым делом, Кирилл пошёл к нотариусу и написал доверенность на использование его денежных средств женой - Анной Михайловной Толмачёвой, надеясь, что его музыкальный сборник всё-таки издадут.
Потом стали по одному вызывать на собеседование всех знаменитых учеников Якова Моисеевича. После этих бесед музыканты ходили мрачные и ни с кем на эту тему не разговаривали. Вскоре, многие из них куда-то уехали. Кирилл весь извёлся. Наконец, вызвали и его. С ним беседовал следователь - симпатичный молодой человек с холодными глазами и глубокой складкой между бровей. У противоположной стены стоял конвоир с ружьём. Кровь в жилах заструилась быстрее. Следователь начал расспрашивать Кирилла о его личной жизни. Потом сказал:
- Ваши товарищи говорят, что Вы выгнали свою беременную жену, и женились на молодой студентке. Это правда? - Эта новость ошеломила Кирилла. Что же это за товарищи такие, которые вывернули его личную жизнь наизнанку! Но, он постарался спокойно ответить:
- Нет, неправда. Моя бывшая жена сама нашла себе нового мужа и собралась родить от него ребёнка. Мы развелись. Но её муж раздумал на ней жениться, подозревая, что это не его ребёнок. Мы с бывшей женой жили в одной квартире, но в разных комнатах, не поддерживая интимных отношений.
- Почему Вы не развелись с нею раньше?
- Потому, что моя мать в тот период очень тяжело заболела, и мы с женой не могли усугубить её состояние разводом. Она до самой смерти была в уверенности, что очень хорошо устроила этот брак.
- То, что Вы говорите - детский лепет, и Вам никто не поверит. Если в прессе начнут обсуждать Вашу личную жизнь, Вашей карьере придёт конец. Вы понимаете это?
- Я ничего не могу добавить к тому, что сказал. Когда ребёнок родится, всё встанет на своё место. Его отец рыжий, а мать светловолосая.
- Что Вы можете сказать о своём учителе Таранове? Говорят, что Вы с ним были особенно близки?
- Да, он в некотором смысле заменил мне отца, которого я лишился в четырёхлетнем возрасте. Своим мастерством игры на скрипке я обязан ему. Я знаю его как достойного человека.
- Я бы, на вашем месте, не ручался так безоговорочно за человека, которого знаете только как учителя. О чём Вы так долго с ним разговаривали за столом и, стоя у окна, на юбилее?
- О моих музыкальных сочинениях для детей, начинающих играть на скрипке. Я сказал, что не согласен с некоторыми критическими замечаниями. Он возразил, что критика не нравится никому, но её нужно выслушивать, потому, что
- Это не важно - перебил следователь. - Скажите, говорил ли гражданин Таранов о создании Российской коммунистической партии в СССР?
- Нет, мы с ним после войны вообще редко виделись. А когда встречались, то вели разговор о музыке, о концертах и гастролях.
- Вы знали о тесных отношениях, между первым секретарём обкома ВКП(б) Кузнецовым и Тарановым? Что Вы вообще знаете об этих отношениях?
- Ничего. Он был моим учителем и наставником, мы с ним находились на разных социальных уровнях. Да и возраст у нас - мне 30, а ему 70. Свои политические воззрения он никогда мне не излагал. Мне никогда не приходилось вращаться в таких высоких кругах. Я, как Вы, конечно, знаете, женился на девушке - учительнице начальных классов из деревни Верховка. Вот мой уровень. Жена моя комсомолка, я коммунист. Я воевал, она помогала раненым в госпитале.
- И, всё-таки, если Вы вспомните что-то по интересующему нас вопросу, Вы обязаны прийти сюда, и доложить обо всём в письменном или устном виде. Должен Вас предупредить, что о нашем разговоре не должен знать никто, даже самые близкие люди. Ваша жена беременна? Её тем более не посвящайте в содержание нашей беседы. - Кирилл, молча, кивнул головой.
- А теперь, подпишите протокол нашей беседы, внимательно, прочитав его, и расписку о неразглашении.
Кирилл прочитал протокол и подписал его, потом начал читать вторую бумажку:
«Я сделаю для Вас всё возможное, но приготовьтесь к ссылке». - Было написано на листочке. Кирилл ничем не показал своего удивления, поняв, как рискует этот молодой парень, и подписал её.
- О нашем решении относительно Вас мы сообщим Вам в течение недели. - Сказал следователь, и приказал конвойному: - Проводите товарища Толмачёва на выход.
Кирилл шёл домой в полном смятении. Разные вопросы теснились в его голове:
- Кто этот парень - следователь? Почему, рискуя всем, поддержал меня, предупредив о ссылке. Он дал понять, что в ссылку меня отправят не позднее, чем через 5-7 дней. Так вот куда внезапно уезжали наши товарищи. - Он понимал, что многое сказать было невозможно. Однако Кириллу хватило и записки - лучше уж чего-то не знать, чем знать слишком много - это чревато. Потом боль охватила его душу:
- Но за что? В чём я виноват? Как люди смогут общаться между собой, помня, что завтра тебя или твоего друга могут объявить врагом народа, и вы оба от этого пострадаете. И не только ты пострадаешь, но и твоя семья. - Тут он вспомнил о Нюре, о её беременности, и застонал в отчаянии:
- Что же будет с Нюшенькой и ребёнком без меня? Я не увижу своего новорожденного ребёнка, не подержу его на руках. За что? За что нам эта кара? - Он шёл по бульвару, и, увидев скамейку, сел на неё, склонив голову и закрыв лицо руками. Ему хотелось отгородиться от всех и всего, что его окружало, никого не видеть и ничего не слышать.
К нему кто-то подошёл, и женский голос спросил:
- Товарищ, Вам плохо? Может неотложку вызвать? Что с Вами?
- Мне так плохо, что хуже некуда, но неотложка мне не поможет, спасибо.
И он побрёл дальше в сторону дома. К нему пришла мысль:
- А всё-таки есть у нас в городе хорошие люди - этот парень, что пытался приободрить меня, эта женщина, что хотела помочь мне… и другие. Но, что же я скажу Нюре? Предупредили, что и ей ничего нельзя говорить. Что она подумает обо мне, когда я уеду, кому нужны эти бестолковые тайны? Кто ей поможет, когда меня не будет? Бедная моя! Сколько на неё всего свалилось за её короткую жизнь. И сколько бед её ожидает впереди. Люди напуганы, побоятся и подходить к ней. Ещё не забыты тридцатые годы. Многие, из тех, что были на юбилее, куда-то подевались. Никто ничего не говорит. А Яков Моисеевич? Видимо, тоже в ссылке, если не хуже. Его слова на юбилее оказались пророческими. А следователь этот - видимо загодя приготовил записку для меня. А может, это ловушка, для легковерных? Чтобы не трепыхались, а покорно шли, куда скажут. А куда скажут? Наверняка не на юг. На Урал или в Сибирь. Надо подготовить одежду и обувь потеплее и попроще. Как хорошо, что мама не дожила до этого позора. А, может быть, и её бы тоже - вместе со всей верхушкой к высшей мере…
Домой Кирилл пришёл, чувствуя себя разбитым. Нюра вышла в прихожую, улыбаясь:
- Ну, чего у тебя такой мрачный вид? Что-то случилось? - Она подошла к нему, и обняла, положив голову к нему на плечо. Он чмокнул её в макушку, а на душе стало ещё горше. Она ведь не знает, что её ожидает в ближайшее время. И тут Нюра сказала:
- Кирюшенька, я всё знаю, успокойся. Сегодня утром, когда ты ушёл, я пошла в булочную и встретила твоего коллегу из соседнего подъезда, который тоже был за столом у Якова Моисеевича. Он был одет по-походному, за спиной рюкзак, на шее солдатский котелок на ремешке, и я спросила его:
- На рыбалку собрались?
- Что-то вроде этого. Еду в Забайкалье, порыбачить в Читинской области. Передайте это Вашему мужу. Все там будем. - Я всё поняла. Пока тебя не было, мы с Сергеем съездили на рынок и купили тебе валенки, сапоги, тёплые носки и рукавицы. Всё остальное у нас есть.
- Умница ты моя! Какой груз с моей души ты сняла! Я не знал, как тебе об этом сказать. Меня предупредили, чтобы я никому ничего не говорил, особенно тебе.
- Да разве шило в мешке утаишь? Слухом земля полнится. Везде люди шепчутся. Никто вас врагами народа не считает, наоборот, вам сочувствуют. Это ещё не конец света, везде люди живут. Куда бы, ты не уехал, мы всё равно будем вместе. Как только разрешат, мы приедем к тебе, нашему папочке.
- Боже мой, Нюсенька, сокровище ты моё. Другая бы, в слезах утонула, истерику закатила, а тебя так просто не сломить, умница-разумница моя. И меня успокоила. Ну, пойдём обедать, я уже чувствую запах моих любимых щей.
Через три дня Кирилла снова вызвали в серое здание, и выдали предписание - явиться в комендатуру города Тюмени не позднее 15 сентября. За неявку или опоздание - тюремный срок.
До даты явки оставалось пять дней. Учитывая скорость передвижения поездов в то время, надо было выехать завтра рано утром. Как не крепились Кирилл с Нюрой, эта новость ошеломила их. Так быстро! А если бы их тайком не предупредили? А, потом, одно дело говорить о разлуке, другое - осознать её. Рюкзак и большая сумка были уже сложены, скрипка бережно упакована в чемодан, одежда в дорогу приготовлена. Кирилл поедет в общем вагоне вместе с другими ссыльными в Тюменскую область. Где она, эта Тюменская область? Карты в доме не было.
Еда в дорогу сложена в солдатский котелок, фляжка, кружка и ложка в рюкзаке. У супругов оставался один вечер и ночь. Они сидели, молча, прижавшись друг к другу. Кирилла сослали на 3 года - когда они теперь увидятся? Молчание затянулось, их накрыло оцепенение. Пусто было в душе и в голове - никаких мыслей. Потом Нюра шевельнулась, разрушив оцепенение, и спросила:
- Кирюша, а как же мы назовём нашего первенца? - Кирилл - встрепенулся. Её присутствие духа восхищало его. Помолчав, он сказал:
- Как ты назовёшь, так и будем звать.
- Хорошо. Если будет мальчик, назову я, если девочка - назови ты.
- Что для нас сейчас главное? Вера, что с нами не случится ничего хуже того, что уже случилось, и надежда, что мы снова будем вместе. Значит, назовём дочку Верой или Надеждой.
- А сына Алёшей, Алексеем. Алексей Кириллович - это звучит красиво.
Кирилл невольно улыбнулся:
- Мне нравится.
Рано утром Кирилл ушёл, провожатых запретили. Сергей высадил его в районе вокзала. Нюра осталась одна со своей тоской:
- Ну, вот! И снова моя жизнь делает крутой поворот. И что таится за этим поворотом?
Когда Нюра встретила три дня назад у соседнего подъезда приятеля Кирилла, и услышала от него ошеломляющую новость, она была уверена, что удары её сердца слышны всей улице. От одной мысли об этом, рыдания подкатывали к горлу. Но она должна была сохранять хладнокровие, ведь она для Кирилла маменька, и она хорошо понимала, как он сейчас страдает. Всеми силами она пыталась справиться с охватившим её отчаянием. Она кинулась к телефону, позвонила администратору и попросила, чтобы Сергей приехал к ним. Потом они метались в поисках всего необходимого для проживания в холодном климате, ведь Кирилла могли отправить и завтра утром. Заботы и движение сгладили накал горя, которое обрушилось на неё. Когда Кирилл пришёл домой, и она увидела его осунувшееся лицо, Нюра поняла, что страдать она будет потом, а сейчас надо успокоить Кирюшу. Он творческий человек и, потому - более ранимый. Перед уходом, они договорились писать друг другу, как только он сообщит ей свой новый адрес.
- Как бы этот крутой поворот на крутом вираже не выбросил нас на обочину жизни - уныло подумала Нюра. - Что же мне теперь делать? Надо срочно устраиваться на работу, чтобы получить декретный отпуск. На людях будет легче пережить эту тоску. Завтра пойду в женскую консультацию, встану на учёт, и сразу буду искать работу.
В женской консультации была очередь. Она встала за худенькой невзрачной женщиной, всё лицо которой, было покрыто тёмными пигментными пятнами. Судя по её животу, ей давно пора в декрет. Стоять в очереди молча - та ещё пытка. Они разговорились: - Инна, - представилась женщина. - Нюра, - ответила наша героиня. Нюра дождалась крайнюю, и они с Инной отошли в сторону, и присели на диванчик.
- Вы уже в декрете, Инна?
- Да вот, пришла получить декрет. А Вам, я вижу ещё далеко до него.
- Да. А где Вы работаете?
- В оперном театре, контролёром, раздаю Программки и бинокли. А вообще-то я пианистка, но живот мешает. - Нюру осенило. Неужели это та самая Инна - бывшая жена Кирилла?
- Как же мир тесен. Инна, так Вы Толмачёва?
- Нет, после развода я вернула себе девичью фамилию. А Вы, видимо, новая жена Кирилла? Надо же! Ну и встреча! А, впрочем, ничего странного нет - мы живём в одном микрорайоне. Вы такая молодая, Нюра. Сколько же Вам лет? 20? А мне уже 28. - Так они сидели, и мирно беседовали, не испытывая никакой неприязни. Потом Инна спросила:
- Я слышала у Кирилла большие неприятности?
- Да. Он вынужден был уехать, а мне теперь надо найти временную работу до декрета.
- С этим я могу Вам помочь. Давайте я Вас порекомендую вместо себя контролёром в театр. Зарплата маленькая, но стабильная, и работа приятная, если вы любите музыку.
- Я учительница начальных классов, и учусь на третьем курсе планового института, но в этой ситуации выбирать не приходится. Спасибо Вам, Инна. Я поработаю в театре, и музыку я люблю.
Тут и очередь дошла до Инны. Декрет ей дали, и она сказала, что подождёт Нюру, и они сразу вместе сходят в театр. Вот какие неожиданные повороты делает жизнь. Эти две женщины, такие разные, почувствовали обоюдную симпатию, вскоре перешли на «ты», и стали дружить, помогая, друг дружке - делить им было некого и нечего. Они обе переживали непростой период в своей жизни. Самый лучший способ подбодрить себя - это подбодрить кого-нибудь другого.
ИЗГНАННИК

В Тюмень они ехали долго и нудно. Оказалось, что Тюмень находится в Сибири. Их вагон часто отцепляли, потом снова подцепляли. Разговаривать ни с кем не хотелось. Все были подавлены. Рядом с Кириллом сидел толстый, с багровым лицом и слипшимися жирными чёрными волосами, вечно потеющий мужчина. Он всю дорогу трагически вздыхал, и что-то неразборчиво бормотал, встряхивая головой, как усталая лошадь. На третьей и второй полках спали по очереди. Не считая боковых полок, в купе ехало 10 человек, да ещё на боковушке пятеро. И так в каждом купе. Дышать было совсем нечем. Но, чем дальше поезд продвигался на север, становилось холоднее, а вагон не отапливался. Так что получалось - в тесноте - не в обиде. Разговаривали негромко. Ни смеха, ни анекдотов - люди боялись сказать что-нибудь лишнее. Никто не сомневался, что и в этом вагоне все они уже не свободные люди. И это угнетало и лишало оптимизма.
В Тюмень приехали рано утром только 20 сентября - с опозданием на 5 дней. Ещё в вагоне, краем уха, Кирилл слышал, что при распределении в Тюмени по местам проживания, надо дать чиновнику взятку, иначе направит куда-нибудь в глухую деревню, и будешь там 3 или 5 лет ловить тараканов, пока не сопьёшься, и не загнёшься от белой горячки. Этот вопрос мучил Кирилла. Деньги у него с собой были. Но как давать эту треклятую взятку, он не мог представить. Ведь это же стыдно и унизительно. Человек может оскорбиться и отдать за попытку взятки под суд. Все газеты трубили о борьбе с коррупцией, а тут официальное лицо, представитель власти. Эх, мамы нет, она бы подсказала, как тут быть. А потом, сколько дать? Пара женских туфель, уже не совсем новых, стоила на базаре 400 рублей. Кирилл решил дать тысячу. Деньги в то время были большого размера - примерно половина тетрадной страницы, если разрезать её сверху вниз. Выйдя в туалет, он достал деньги из потайного кармана, отсчитал десять купюр по 100 рублей, свернул их компактнее, и сунул в карман.
Всех пассажиров перевезли в приёмник-распределитель несколькими рейсами на бортовой машине. Кирилл попал в первую партию. На кабинете висела табличка «Уполномоченный Лабзов П.А.». Когда подошла очередь Кирилла, он вошёл в кабинет, и, оставив вещи у порога, подошёл к столу и посмотрел на Лабзова П.А.
Это был красивый мужчина, для которого превыше всего была его гордыня. Возможность манипулировать судьбами людей, давала ему все основания для спеси. Он посмотрел на Кирилла, словно выжидая что-то. Кирилл сразу понял, чего от него ждут, и, достав деньги из кармана, положил их на стол. Через мгновение пачка денег исчезла со стола. Злобная гримаса, промелькнувшая на красивом лице уполномоченного, тут же исчезла, словно стёртая, невидимой рукой. Он оказался беспринципным негодяем. Его красивую морду хотелось разбить кулаком. Сбить с него спесь, вернув ему совесть и нормальные человеческие чувства. Но это были только приятные грёзы. Зато Кирилл сразу успокоился.
- Что за изумительная штука - власть! - подумал уполномоченный. Просмотрев бумаги Кирилла, он процедил сквозь зубы:
- Артист, значит. Поедешь в Тобольск. Вот тебе литер на проезд, обратишься к уполномоченному в Тобольске, он поселит тебя. - Он явно не видел разницы между профессиями. Да и нужны ему были эти люди - знаменитые и не знаменитые, старые и молодые, как жабе зонтик. Все они, так себе - мусор. Они были стаей павлинов; он чувствовал себя орлом.
- Я вообще-то музыкант. - Сообщил Кирилл. - Сердитые складки смяли лоб уполномоченного. Он, молча, длинным пальцем, указал Кириллу на дверь. - Мол, иди, куда послали, чтобы не послали куда-нибудь подальше!
Было ещё утро, а поезд на Тобольск уходил ближе к вечеру. Сдав вещи в камеру хранения, Кирилл пошёл прогуляться по городу, надеясь найти какой-нибудь общепит, и поесть горячего супу. Он, довольно скоро, нашёл рабочую столовую. Суп здесь был. Но рядом со стойкой раздачи, стояла мойка для посуды, в которую посетители складывали грязную посуду. С жалобным плеском посуда погружалась в холодную грязную воду, наполнявшую мойку, и жирные пятна, подкрашенные томатным соусом, смыкались над ней. Минуту спустя, к мойке подошла пожилая женщина в грязном и засаленном фартуке. Она держала в руке мокрую тряпку - видимо, только что протирала пол. Мойщица бросила тряпку себе под ноги, и, слегка пополоскав грязную посуду, стала выкладывать её на поднос для посетителей. От такого зрелища Кирилла замутило. Но есть сильно хотелось, и он, выйдя из очереди, подошёл к мойщице, и тихо попросил:
- А можно я сам помою тарелку для себя? - Она смерила его таким взглядом, что обладай этот взгляд плотностью, от Кирилла осталось бы мокрое место, и пробурчала:
- Буржуи проклятые, чистоплюи недобитые. - Дальше Кирилл слушать не стал, и, выйдя из столовой, побрёл обратно к вокзалу. И тут он обнаружил в другой стороне вокзала вполне приличный ресторан. И очереди там не было. Он зашёл в ресторанный туалет, достал из потайного кармана 500 рублей, помыл руки, и сел за стол. Ему принесли меню. Посмотрев на цены, Кирилл понял, почему здесь мало народу и чисто в туалете. Но делать было нечего, и он взял тарелку щей, второе и бутылку воды с собой. Бюджет его сразу сократился вдвое. Начав есть щи, он подумал:
- Милая моя Нюрочка, как здешним поварам далеко до тебя! - но голод он утолил, и готов был продолжить нежеланное путешествие по городам Сибири.
От Тюмени до Тобольска ходил короткий рабочий поезд. Дальше Тобольска железной дороги пока не было. В город приехали поздно вечером. Вокзала, как такового, ещё не было, а до города не близко. Но, пока Кирилл ехал, познакомился с жителем Тобольска, и тот, за небольшую плату, согласился оставить Кирилла на ночь в своём домишке. От него он и узнал, что в Тобольске есть только драматический театр. До города добрались на лошадке, запряжённой в телегу.
Утром, придя к уполномоченному, он уже знал, что ему делать, и, подойдя к столу, положил 200 рублей, и попросил:
- Прошу Вас поселить меня поближе к театру. - Кирилл смотрел на чиновника - тот был прямо-таки воплощением неприметности - редеющие волосы и мешки под часто мигающими глазками - были самыми примечательными его чертами. Кирилл подумал:
- И такие серые мыши вершат наши судьбы. - А, тот, посмотрев на деньги, ответил:
- Есть тут у меня один адресок, хозяин - старичок, но любит выпить, но он вам хлопот не доставит. Там уже живёт один ссыльный, я думаю, Вы с ним поладите. - Он убрал деньги в стол, и выписал Кириллу ордер на заселение по адресу…
- Как всё просто - вот тебе и борьба с коррупцией. - Подумал Кирилл: - Зато сама любезность.
- Вы пешком пойдёте или на лошадке? У вас вещи. Возьмите лошадку, и скажите, что Вы от Семёнова, кучер с Вас лишнего и не возьмёт. Ну, бывайте! Раз в месяц не забывайте ко мне наведаться. Через год можете перевезти сюда семью, если жильё найдёте.
Приехав по искомому адресу, Кирилл увидел старенькую, слегка покосившуюся, избушку, с завалинкой, маленькими низкими окошками, с кривым забором и замусоренным двором. Поднявшись по скрипучим ступеням щелястого крыльца, Кирилл вошёл в сени, а потом и в избу. Хозяин спал на лавке, задрав кверху жиденькую бородёнку. За столом сидел мужчина - худощавый чернявый с острым лицом Мефистофеля. Посмотрев на Кирилла, он чопорно поклонился, и произнёс:
- Так-так! В нашем полку прибыло. Наконец-то! - Он встал из-за стола, протянув руку:
- Вильгельм Иванович Осьмушкин, драматург, можно просто Виля. - Кирилл пожал руку, и представился: - Кирилл Леонтьевич Толмачёв, музыкант, можно просто Кирилл. А как зовут хозяина?
- Игнатий Зотов. Тоже ссыльный, ещё с тридцатого года. Пострадал за свою доброту - отказался репрессировать семью середняка, у которого семеро по лавкам, - будучи председателем колхоза. После статьи Сталина о перегибах при коллективизации, его реабилитировали, но он домой не поехал, потому, что за время ссылки спился, и остался здесь. Бывало, как напьётся - бузит с тоски, особенно осенью, когда идут дожди. Как-то раз вот так напился, вышел на улицу, и давай бузить - орать, да ко всем приставать. Соседи пожаловались участковому. Тот пришёл за Игнатием, а этот возмутитель спокойствия забрался в самую серёдку огромной лужи и орал: - На! Возьми! - И ещё кое-что непристойное. Соседи уже и обиду забыли - стоят и хохочут. Но тут приехал наряд милиции. Игнатия из лужи извлекли, отвезли в участок и «поговорили с ним по душам», после чего он две недели провалялся в больнице, и стал совсем смирным. Чай пить будете?
- Да я бы с удовольствием, но сначала неплохо было бы поесть, есть тут поблизости магазин?
- Магазин-то есть, да в нём ничего нет. Завтра выходной, пойдём с Вами на базар, и там купим еду. А сейчас, поделюсь с Вами хлебом с маслом. - Чтобы поддержать разговор, Кирилл поинтересовался:
- Вы где-то работаете?
- В редакции местной газеты. Пишу серию статей об истории города Тобольска.
- Интересно, с удовольствием почитаю. А я надеюсь устроиться в местный драматический театр имени Ершова. Я скрипач, но играю и на клавишных.
- О! Здесь такие таланты нужны! Да Вас с руками оторвут, вот увидите. Поешьте, да прямо сейчас и пойдёмте, чего тянуть?
Захватив с собой документы и скрипку. Кирилл со своим новым приятелем отправился в театр. Здание театра поразило его своей красотой. Деревянное строение, похожее на Теремок - с башенками, с резным балконом, раскрашенное, как в детской книжке. Они с Вильгельмом вошли в фойе. К ним сразу подошла молодая девушка. Видя, с каким интересом новый человек рассматривает всё вокруг, она весело рассмеялась, глядя на него. Кирилл удивился:
- Я сделал что-то смешное, или я похож на идиота? - пошутил он.
- В каком-то смысле - да. Вы, глазеете по сторонам так, словно появились на свет минуту назад. - Девушка, в открытую, издевалась над ним. В её дерзких глазах солнечными лучиками по голубым озёрам плясали озорные огоньки. Она была права: и здесь живут люди - чему тут удивляться?
- Вот Вам наглядный пример, как хорошенькая женщина превращает нормального мужчину в последнего дурака! Не обращайте внимание на её шутки, прошу Вас! Лина! Займись делом! Вы ко мне? Я режиссёр этого театра, а Лина Березина, моя помощница, - Васильев Кузьма Егорович. А Вы, по какому поводу? Надеюсь, не с проверкой?
- Толмачёв Кирилл Леонтьевич, музыкант из Ленинграда, надеюсь устроиться к вам в театр.
- Как! Вы тот самый знаменитый скрипач?! Пластинку с записью Вашего концерта мы храним, как зеницу ока. - Он с укором посмотрел на Лину. А та не спускала глаз с Кирилла.
- Я играю на скрипке и рояле. - И, мельком, взглянув на девушку, Кирилл решил про себя:
- Пигалица беспардонная. - А, Васильев, вдруг, резко сменил радость на грусть:
- Захапает Вас Тюмень, ой, захапает! Чует моё сердце.
- Я направлен именно к Вам, так что поработаю три года у Вас. - Кириллу было приятно услышать, что даже в этой глубинке знают о нём.
- Тогда идёмте в отдел кадров, и с понедельника на работу.
- Ну, вот видите, что я говорил? Как Вы думаете, а не пора ли нам перейти на «ты», ведь мы теперь будем делить с Вами и кров и хлеб? - предложил Вильгельм.
- Не возражаю, начнём прямо сейчас - а, скажи-ка мне, Вильгельм, кто тебе помог отхватить такое редкое имя? - пошутил Кирилл.
- Это мой батюшка, сапожник, по пьянке, удружил. Шутник он был. Слушай, Кирилл, завтра наша редакция выезжает на пикничок и на рыбалку в окрестности города, поехали с нами! Отдохнёшь, пока погодка стоит. Скинешь с себя уныние - жизнь-то всё равно хороша, даже если она тебе сейчас не нравится, и изменилась, не считаясь с твоим желанием. Посидим у костра, попоём, стихи почитаем. Переночуем в палатках. Ну, как тебе такой подарок судьбы?
- Как-то неудобно, я же никого там не знаю, да и за город я со школьных лет не ездил.
- Держись за меня, нигде не пропадёшь. - Кирилл с сомнением посмотрел на приятеля:
- Ну, что ж. Чем сидеть дома одному, лучше на природе побывать, спасибо, Виля.
- Вот и славно! С вечера соберёмся, утречком сгоняем на базар, потом пообедаем - и в редакцию с рюкзаком, часам к двум. Ехать недалеко, здесь кругом тайга. Так и сделали. Купили хлеба, бутылку самогонки и закуски. Запаслись и продуктами на неделю.
Редактор местной газеты был довольно молод и крепко сбит. Его лицо с правильными, точно чеканными чертами украшали умные внимательные глаза. Взгляд его был холоден и рассудителен - это было свидетельством упорного труда и немалой ответственности. Его должность предполагала «сидение на пороховой бочке», учитывая время, в котором они жили. Увидев Кирилла, редактор пожал его руку и сказал:
- Рад с Вами познакомиться, Кирилл Леонтьевич, меня зовут Валерий Семёнович.
Был там ещё местный журналист, молодой парень по имени Савелий.
В лес приехали, когда солнце превратилось в огненный шар, висящий на западе невысоко над горизонтом. Над их головами раскинулся сумрачный шатёр из ветвей и листьев. Под ним скудный свет, пробившийся сквозь кроны деревьев, окрашивал всё в приглушённые зелёные тона.
Стволы деревьев на другой стороне призрачно темнели в полумраке. Громко говорить не хотелось. - «Надо собрать хворост для костра». - Тихо сказал Валерий, - и в неподвижной тишине его голос ветерком прошёлся среди ветвей. Голые скалы вдалеке возвышались, словно замок великана.
Вечер уже вступил в свои права. На лес спускались густые сиреневые сумерки, и лишь на горизонте горела узкая полоска заката. Но багрянец её уже был разбавлен глубокой ночной синевой. «Как давно я не был за городом, а здесь такая красота!», - наблюдая закат, подумал Кирилл. Он вдруг услышал какую-то неясную мелодию, зазвучавшую в его голове, и начал прислушиваться к ней. «Как прекрасно, вот бы записать её на бумаге»,- размечтался Кирилл.
Вскоре, над восточным краем леса появилась серебряная полоска, испускающая слабый свет - это всходила луна. Тёмная осенняя ночь постепенно завешивала лес своим пологом. Стояла глубокая, полная, омывающая душу покоем, тишина. Ни звука, ни скрипа, ни шороха, ни хлопанья крыльев, ни голосов ночных птиц. Ветер не шевелил остатки листьев на деревьях.
У приятелей было ощущение, что они одни на многие километры вокруг. Молча, с привычной сноровкой, поставили две палатки и развели небольшой костерок под котелком с водой. Вскипятили чай.
Прогоревшие и остывающие угли, горели багровым отсветом, как глаза неведомых хищников. Вильгельм подбросил в угасающий костерок пару веточек, и он ожил. Вечер выдался прохладным, и мужчины, поёживаясь, накинули на плечи телогрейки, и придвинулись к огню. Костёр разогнал прохладу ночи.
Взошла луна, и осветила всё белым неживым светом. И сразу чёткими стали очертания деревьев и палаток. Звёзды спокойно перемигивались в вышине.
Савелий достал гитару. Слегка выпив и закусив, все почувствовали, что и на душе, и в природе стало теплее, и они дружно стали подпевать знакомые и популярные песни того времени.
Потом читали стихи классиков и современных поэтов. Кирилла задели за душу стихи Валентины Иноземцевой:
- Улетают птицы в дальние края,
Отгорает в небе летняя заря.
И осенний ветер принесёт ко мне,
С клином журавлиным песню о тебе.
Ты живёшь, родная, от меня вдали,
О тебе курлычут в небе журавли.
С завистью и грустью я на них смотрю,
Долететь бы с ними к твоему окну.
Надо мною осень золотом звенит,
А душа, как прежде, всё к тебе спешит.
Роща отшумела нежною листвой,
Верю, очень скоро встретимся с тобой.
- Это о нас с Нюрой. - Подумал Кирилл, и сердце его защемило:
- Только встретимся мы нескоро. - Выпили и закусили снова. У Кирилла в голове зашумело и он, вдруг, печально подумал:
- Хорошие ребята собрались, и вечер замечательный, и воздух божественный. Но, если завтра любого из них «пригласят на беседу», например, редактора Валерия, не поздоровится и никому из нас. Вот в какое, гнусное время, мы живём. И мысль об этом портит всё очарование пикника. - Может и не один Кирилл думал об этом, но вида не показывал и вслух не произносил никто. И тут, словно отвечая на мысли Кирилла, Валерий сказал, ни к кому не обращаясь:
- Главное, что есть у человека - это он сам. - И Кирилл перестал думать об этом, и отдыхал душой вместе со всеми. Совсем скоро начнётся настоящая осень, так что эта поездка - последняя в году. Долгой на севере бывает только зима, остальные времена года намного короче, чем в средних широтах.
Кирилл проснулся в своей палатке, когда под сенью деревьев становилось светлее. Розовые лоскутки неба наливались голубым. Солнце ещё только собиралось подниматься вверх по лазурному небу. Вскоре и лес начал оживать. Рыбаки уже сидели у воды, почти не видимые в клубах тумана. Рыбы наловили на хорошую уху. Чистить её пришлось Кириллу и Виле. Когда сели хлебать уху, все осознали приятное чувство мужского братства. На душе было хорошо. И снова в его голове зазвучала музыка, и он подумал: - «Где же взять нотной бумаги? Или просто бумаги?»
В первом же письме к жене, он описал город, в котором оставит 3 года своей жизни. Город Тобольск основан в 1587 году, на год позже, чем Тюмень. Он стал центром колонизации Сибири. Город расположен «на диком бреге Иртыша». С другой стороны города несёт свои воды река Тобол. Город делится на два уровня - верхний и нижний. Украшает Тобольск - единственный на всю Сибирь Кремль. Климат здесь суровый. В этом городе родились - химик Дмитрий Менделеев и композитор Александр Алябьев. Отбывая в родных местах ссылку, Алябьев написал два шедевра: «Вечерний звон» и «Соловей». Царь Николай второй после отречения прожил в Тобольске со своей семьёй, почти 9 месяцев.
По городу люди передвигаются на лошадках, запряжённых в сани-розвальни. На базаре продаются ягоды - брусника, клюква, морошка, черника, голубика. На базар в выходные дни приезжают с севера ханты, манси и зыряне - на оленях, в нарядной национальной одежде. Они привозят рыбу, оленину, кедровые орехи. А также сапожки из оленьих шкур - кисы.
МАТЕРИНСТВО

Нюра увидела сон: её Кирюша стоит посреди волн на высоком плоском камне, а его ноги обвила золотистая змея. Нюра изо всех сил пыталась доплыть до этого камня, помочь Кириллу освободиться от змеи, но у неё не хватило сил. Она кричала, называя мужа по имени, а он так и не посмотрел на неё. Нюра проснулась вся в слезах. У неё вдруг, резко заболел живот. Было 4 часа утра 10 апреля 1950 года.
- Через два дня Кирюше исполнится 31 год. - Подумала Нюра. Живот то болел, то отпускал. Нюра поняла, что это схватки. Она вызвала неотложку, оделась, взяла узелок с детским приданым, и стала ждать. Потом позвонила Лене, сообщила, что едет в роддом. Схватки стали такими частыми и сильными, что она боялась родить дома. Наконец, в дверь позвонили. Это приехала неотложка. Ей помогли спуститься вниз.
В этот день Нюра родила дочку Верочку, полное имя - Вероника. Она, как и большинство девочек, была очень похожа на своего отца. Вытерпев боль, сдерживая стоны и слёзы во время родов, Нюра, увидев дочь, так расплакалась, что ей пришлось сделать укол. Врачиха пригрозила:
- Вы что, хотите лишиться молока? Прекратите истерику, всё уже позади.
- Всё ещё впереди - обречённо подумала Нюра. Кирюши не было уже 7 месяцев. За это время она получила всего 4 письма, последнее - 2 месяца назад. И сон этот не зря снился.
- Он такой красивый и талантливый, мой Кирюшенька! Его вышвырнули из привычной жизни, он так одинок. Не устоит он, и уведёт его, какая-нибудь девица, красивая и дерзкая. А, таких, в театре - пруд пруди. - Ревность рвала её душу в клочья, распалённая услужливым воображением.
На следующий день проведать Нюру пришла Лена. Она принесла передачу и записку, что отправит сегодня телеграмму в Тобольск, обрадует Кирилла, и поздравит его с днём рождения. Потом пришла Инна. Она написала в записке, что пришла к Нюре, вместе с сыном Артуром. Нюра знала, что маленький рыжик Артур был копией своего отца. Тот понял это, едва увидев, новорожденного сына. Мать Инны тоже настаивала, чтобы дочь сменила гнев на милость. Артуру  уже исполнилось 7 месяцев, и всё это время, его отец уговаривал Инну забыть обиды, и выйти за него замуж. Она обещала подумать. Инна после родов округлилась, похорошела, пигментные пятна с лица сошли. Обиды обидами, а сына надо растить. Не то это было время, чтобы разбрасываться здоровыми и успешными мужиками.
Телеграмма от Кирилла пришла 12 апреля: «Поздравляю рождением нашей доченьки. Люблю, целую вас обеих. Лежал больнице воспалением лёгких. Подробности письмом. Пиши больше и чаще. Твой Кирилл». С этой телеграммой в роддом примчалась Инна, оставив сына у соседки Нюры. Она знала, как переживает Нюра, не получая писем от Кирилла целых два месяца.
Нюра воспрянула духом, и раскаяние затопило её:
- Как я могла так подумать о нём? Ведь мы и раньше не виделись с ним по полгода - от сессии до сессии. Кирюшенька мой родной! Как жаль, что ты не можешь увидеть свою доченьку! Но, как только Верочка подрастёт, мы приедем к тебе, папочка наш любимый! - Потом Нюра вспомнила, что Кирюша долго пролежал в больнице с воспалением лёгких, и она начала думать, где можно простыть так сильно в маленьком городе, если не надо подолгу стоять на остановках на ветру и морозе. Неужели в Тобольске так холодно, что и зимнее пальто не спасает? Или в их избушке на курьих ножках, где он живёт, дует изо всех щелей? - И она начала жалеть его, придумывать, как облегчить его жизнь в Сибири, забыв о своих трудностях.
Дочку приносили кормить каждые 3 часа - и днём, и ночью. Ночью Нюра засыпала вместе с Верочкой, и часто даже не слышала, как у неё забирали ребёнка. Зато днём она рассматривала свою дочь, и думала, как женщина, вынашивая и рожая ребёнка, надеется, что он будет здоровым, умным, добрым, успешным. Но так бывает не всегда. Всё, что с ребёнком случается в жизни, словно рикошетом, бьёт и по его матери. Впервые Нюра вспоминала о свекрови без неприязни - теперь она понимала её.
А на дворе цвела весна. Март был ещё холодным, ветреным и снежок частенько пролетал, поэтому небо редко было безоблачным. А сейчас стоял светлый ласковый апрель. Высокий голубой купол неба приютил редкие, лёгкие и пушистые облачка, которые ласковый ветерок подгонял, как стадо маленьких барашков. Яркое солнышко обогревало и небо, и землю, и всё живое на земле. На ветках деревьев набухли почки, готовясь выпустить первые клейкие и душистые листочки. Чёрную землю весна украсила молоденькой зелёной травкой. Жёлтые одуванчики - дети солнышка, раскинулись ковром на газонах. В парках стоял неумолчный гомон городских птиц. Жизнь возрождалась после холодной зимы.
Встречать Нюру с Верочкой приехали Лена с Костей. Костя, такой представительный, уже подполковник, принял малышку на руки, а Лена вручила подарочек медсестре, провожавшей Нюру. Громовы забрали Нюру к себе. Их старший сын Олег, будущий орнитолог, скоро уедет с группой «в поле» - изучать птиц. Витька отправится в пионерлагерь на две смены. Он очень общительный и любит быть в гуще людей и событий. Недавно ему купили фотоаппарат ФЭД, и он начал снимать всё подряд «для истории». Этим фотоаппаратом Витька снял Нюру, Верочку, потом всех вместе, а потом и отпечатал эти фото. Дениске скоро будет три года. Лена не работает - занимается домом и детьми, поэтому Дениска, как и Витька, делает успехи в развитии, опережая сверстников.
- Скоро Костя поедет инспектировать ученья, а мы с тобой побудем вместе. Готовься к сессии. Когда она начнётся, я присмотрю за Верочкой. - Нюра подошла к подруге и обняла её с благодарностью. Что бы она одна сделала? Лена, похлопав её по плечу, улыбаясь, спросила:
- А, для чего же тогда нужны друзья?
Вскоре соседка позвонила на Ленин телефон, и сообщила, что от Кирилла пришло письмо. Нюра помчалась домой. Она полила цветы, помылась, переоделась, и села читать письмо. В этот момент как-то необычно зазвонил телефон. Нюра схватила трубку, сердце её тревожно ёкнуло, и она услышала чужой голос:
- Алло, ответьте Тобольску. - Нюра, ошалевшая от неожиданной радости, громко крикнула:
- Я слушаю! - и тут она услышала родной голос:
- Нюрочка, здравствуй, родная моя! Поздравляю тебя ещё раз! Спасибо тебе! У нас здесь установили телефонную связь через оператора, и я смогу тебе иногда звонить. У меня всё хорошо. Как ты там одна? Как твоё здоровье. Вы с дочкой - самое лучшее в моей жизни. - Голос Кирилла дрогнул. Нас уже трое, и мы с тобой - родители! Даже не верится.
- Мы с Верочкой пока живём у Лены с Костей, я готовлюсь к экзаменам. Звони туда, когда сможешь. Мы скучаем по тебе, Кирюша! - Голос Нюры сорвался, от сдерживаемых слёз.
- Нас скоро разъединят, подробности я описал в письме. Ты тоже напиши, и пришли мне ваши фото. Целую вас! Привет Громовым! - И их разъединили. Нюра в полном бессилии опустилась на стул. Так всё неожиданно. А если бы она не приехала сегодня сюда? Кирюша не смог бы дозвониться до неё. Но тут она вспомнила, что подходит время кормления.
Нюра встала, быстро собрала свои и дочкины вещи, вызвала такси - в 1950 году это уже не было проблемой, и поехала к Лене. Весь этот день и вечер она воспроизводила этот разговор, впитывая каждое ласковое слово, и просто звук голоса Кирюши. Ей хотелось петь и танцевать. Это был момент счастья. Вся прелесть любви - в переменах, препятствия подогревают любовь.
Покормив дочку, и постирав пелёнки, Нюра села читать письмо. Оно было длинным - едва влезло в конверт. Из него она узнала две главных для неё новости. Воспалением лёгких её муж заболел по собственной глупости. Подражая традициям сибиряков и уральцев, моясь с Вильгельмом в бане, они выскочили голышом и ухнули в сугроб. Потом Вильгельм с ором и хохотом ринулся в баню на горячий полок, и стал энергично хлестать себя распаренным веником, а Кирилл сразу утонул в сугробе и беспомощно барахтался там, пока вылез, трясясь в ознобе, и потрусил в баню. После этого и заболел. И смех, и грех. Вторая новость - гастрольная поездка в честь 250-летия их театра, которая состоится, как только откроется судоходная навигация. Приблизительно в конце мая. Труппа поплывёт на пароходе по реке Обь, от города Ханты-Мансийска 2000 километров к Полярному кругу, заезжая по пути во все крупные города и посёлки, по пути наблюдая суровую красоту севера. Гастроли продлятся месяца 2. Кирилл обещал писать жене при первой возможности. Он был рад этой поездке - так быстрее пролетит время в разлуке с семьёй. В конце письма Кирилл добавил:
- А ты, Нюрочка, после сессии поезжай в деревню, навести родных, и окрепни после родов и экзаменов. Время полетит быстрее. На работу не торопись, я буду высылать тебе деньги.
- Ах, Кирюшенька, как жаль, что ты не видишь своё дитя, так похожее на тебя. Не знает доченька твоих сильных и ласковых рук. - Снова затосковала Нюра, и слёзы застилали её глаза.
На время сессии Лена с малышами перебралась в квартиру Толмачёвых. Там было близко до института, и она приносила Верочку два раза в день, чтобы Нюра покормила её грудью, заодно и прогуливая Дениску. Не часто в нашей жизни встречаются такие друзья и подруги.
Главным событием на этой сессии была встреча с Ниной. Они встретились, как сёстры, которые давно не виделись. Нина всю сессию жила у Нюры, поэтому, времени поговорить, у них было вволю. Нина, умница, уже освоила чешский язык. Пригодилась там и её профессия - она стригла всё мужское население посольства и делала причёски и макияж - женскому сословию. Она всегда хорошо выглядела, была со всеми приветлива, и Юра гордился ею. Детей заводить они не спешили, пока Нина не закончит институт. Она изменилась - сказывалось влияние Европы, и закрытого мирка посольства. Откровенность её была ограничена жёсткими рамками.
Сессия завершилась успешно, и подруги перешли на 4 курс. Нюра уже могла устроиться в плановый отдел предприятия, имея незаконченное высшее образование, и доучиваясь, работать по специальности. Надо было искать няню для дочки и подходящую работу. Это Нюра отложила на осень. А пока она покупала подарочки родным. Они были уже не такими, как дарил Кирилл, но и возможности у Нюры были намного скромнее.
Был период в её жизни, когда она не вспоминала о своих родных, занятая их с Кириллом проблемами. Но теперь Нюра поняла, как она соскучилась о них, и она подгоняла время, торопясь скорее увидеть их всех. Она послала телеграмму отчиму с просьбой встретить её с дочкой.
А встретил, как всегда, Валера. Он ничуть не изменился. Заскочив в вагон, он вынес вещи, потом помог выйти маме с ребёнком. Нюра, чмокнув его в щёку, спросила:
- Ну, теперь я, наконец, могу поздравить тебя с законным браком?
- На ком я могу жениться, если ты вышла замуж, и я безутешен от такого факта? - Он состроил горестную мину, и они оба рассмеялись. Отношения между мужчиной и женщиной становятся вполне непринуждёнными, если они не стараются понравиться друг другу.
В деревне их уже ждали. Колька тоже был здесь. Он повзрослел, вытянулся. Студенческая жизнь пошла ему на пользу. Он стал общительнее, увереннее в себе. Теперь он будет студентом второго курса. Нюра подарила ему летние полукеды, в народе называемые корочками, которые для многих тогда были пределом мечтаний. Трёхлетний братишка Гаврюша смотрел на незнакомую тётю исподлобья, прячась за юбку Натальи. Ему Нюра подарила песочный набор - маленькое ведёрко, савок, сито и формочки для песка. Но он не понял, что с ними делать, пока отец не привёз песок. Дочери Натальи, Оле, достались яркие заколки для её чёрных волос, которые она тут же надела, и стала вертеться у зеркала. Валера не сводил с неё глаз. Отчиму и Наталье Нюра привезла мясорубку. До этого они рубили мясо сечкой в корытце. Это новшество опробовали на другой же день, и остались довольными. Нашёлся подарок и для Валеры - небольшой флакон с пульверизатором одеколона «Невские зори», с приятным запахом.
За год в деревне многое изменилось - начал работать клуб. Один раз в неделю привозили кино, а после кино, молодёжь устраивала танцы под патефон и гармошку. Школьникам обеспечили дополнительное питание за счёт колхоза. Обе учительницы вышли замуж за местных парней, и теперь будут работать в школе постоянно.
Погостив в деревне пару недель, Нюра с Колькой поехали в город - в свой дом. После Ленинградской квартиры этот дом показался ей старым и жалким. Но, прожив здесь две недели, она не хотела отсюда уезжать. Воспоминания вызывал каждый уголок их дома.
Пока Колька гулял с Верочкой, Нюра наводила порядок в доме - перемыла окна и полы, побелила печку. На следующий день перестирала всё бельё - в большом корыте с помощью ребристой доски и хозяйственного мыла. Закончив стирку, она с трудом разогнула спину. Малышка уснула у дяди на руках, и он, передав её Нюре, вынес воду, и налил свежей воды для полоскания. Нюра полоскала, а Колька старательно развешивал бельё. Потом они вместе сели обедать. У них обоих было чувство, что они живут, как прежде, и Нюра никуда не уезжала, и не собирается уезжать снова. Наевшись, сытый и довольный Колька сказал:
- Как с тобой хорошо, Нюра, как с мамой. Может, ты останешься со мной, а когда ты поедешь учиться, Верочку отвезёшь к папе в деревню.
Нюра погладила брата по вихрастому затылку, и ответила:
- А на какие средства мы с тобой будем здесь жить? Верочке только 4 месяца, до года я буду с ней. В Ленинграде я могу взять работу на дом - печатать на машинке на заказ. Да и муж мой Кирюша привязывает меня к Ленинграду. Он мне иногда звонит домой. А, потом, вдруг его отпустят досрочно, ведь он ни в чём не виноват. А ты приедешь ко мне на каникулы, я тебе вышлю деньги на дорогу. Там и отметим твоё пятнадцатилетие.
Эта перспектива обрадовала подростка - ведь он, за свои 15 лет, нигде не был. И теперь Колька готов был смириться с отъездом сестры - через 10 дней. А, Нюра, оставшиеся 10 дней, посвятила заготовкам на зиму, чтобы братишке было с чем есть картошку.
К ним иногда заезжал Валера. Спрашивал, чем им помочь. Они втроём выкопали картошку, пока не было дождей. Вдвоём с Колькой они накололи и сложили большую поленницу дров. Он помог Нюре спустить в погреб банки с овощными закатками. И всё это сопровождалось шутками и прибаутками. Это был весёлый человек и надёжный друг. Валера обещал заходить зимой к Кольке с его товарищем, и помогать им, если потребуется.
- Да я к ним и заезжал не раз. Приезжаю как-то во время обеда, а они с приятелем дрыхнут, и в ус не дуют. Ну, взял этих студентов за шкирку, да и на занятия. Пригрозил, что я их вместо батьки вздую, если что. Фёдор-то не мог часто приезжать в город. У него теперь другая работа, семья, хозяйство, двое детей, ожидается третий. Но пасынка он не бросает, подкармливал его и покупал всё необходимое. Ты настрополи братца-то, а то, мол, в Ленинград не поедешь, если учиться будешь, спустя рукава. Рановато он самостоятельным стал. А куда деваться?
- Можно было Кольку в Ленинград забрать, но он не захотел от отца Никодима уезжать. Надумал он после техникума поступать в духовную семинарию, а там нужна рекомендация. - Внесла ясность Нюра. - Ты вслух никогда об этом при посторонних Кольке не говори - это его тайна. Я с тобой, как с другом поделилась. Знаешь ведь, как в наше время к этому относятся.
Вот и пролетели ещё 10 дней, Нюра собралась домой. Валера отвёз её с Колькой и Верочкой в деревню попрощаться с родными. Для него это был повод лишний раз повидать черноокую Олю. Впервые в жизни, перебрав множество девушек, он понял, что нашёл свою судьбу. Но девочка была ещё подростком. Валера признался, что будет ждать её хоть всю жизнь.
Нюре дали на дорогу домашних продуктов, но себе она взяла только малую часть, остальное оставила брату.
ССЫЛКА

Кирилл скучал по своей семье. Тепло привычной домашней обстановки, простые человеческие чувства и милые сердцу пустячки, так много значащие в жизни любого человека - он был вырван из этого мира. Убогое и тесное жильё с чужими людьми, полчища тараканов, которых невозможно было вывести и дустом. Кирилл сам видел, как в холодную зиму пара тараканов бежала по снегу из одной избы в другую.
Этот постоянный сивушный запах от хозяина избы - Игнатия Зотова. Всё это надоело ему. Вернувшись после окопов и госпиталя к нормальной жизни, он был уверен, что этот кошмар больше не повторится. Ан, нет! Судьба распорядилась иначе. Теперь он, знаменитый музыкант, не нарушивший никаких законов, свободный человек, должен каждый месяц отмечаться в комендатуре, как преступник.
Скоро будет год, как Кирилл живёт без семьи, которая всегда была для него опорой в жизни. Он ни разу не видел свою дочь. Только на чёрно-белом фото. Единственное, что грело его душу - он начал сочинять музыку после поездки с Вилей на осенний пикник. Зайдя в магазинчик канцтоваров, он с изумлением увидел в продаже нотные тетради хорошего формата. Кому они могли понадобиться в городе, где нет музыкальной школы и музыкального театра? Это было никому не известно. Кирилл купил несколько тетрадей, и начал записывать то, что звучало в его голове наедине с природой - в лесу и в старинном городе. Он перенёс в тетрадь музыкальные зарисовки «Закат над Иртышом», и «Вечер в осеннем лесу». Затем сочинил музыкальную сказочку «Мышка-Верушка» - для своей доченьки. Это скрашивало его жизнь без семьи.
Хуже всего было зимой. Темнеть начинало уже после обеда. Лампочка под потолком так слабо светила, что ноты, которыми он записывал музыку, казались ожившими в неверном свете лампочки. Но и такой свет был не всегда, тогда приходилось пользоваться керосиновой лампой. Снаружи была ночь. Кириллу не спалось. Одиноко сидя у стола, он слышал стон ветра, заблудившегося меж голых деревьев. Где-то тоскливо завыла собака - протяжно и с безысходной тоской. Снег под ногами запоздалых прохожих скрипел так, что было слышно в избе. Собака перестала выть, и тоскливо поскуливала - не сладко ей было в морозную ночь. Кирилл чувствовал необоримую тоску, и готов был выть не хуже бедной собаки.
Однажды уполномоченный, криво улыбаясь, пробурчал:
- Надо осмотрительнее выбирать людей для общения, тогда бы мы с Вами никогда бы не встретились, и жили бы Вы не здесь, в нашем захолустье.
Кирилл промолчал. Пропускать неприятные или несправедливые слова в свой адрес мимо ушей, удаётся далеко не всем и не всегда. Этому приходится учиться долго, иногда всю жизнь. Кириллу, было что, ответить чиновнику, но он понимал, что его принципиальное мнение может увеличить срок его пребывания в ссылке. Жизнь учит нас, иногда против нашего желания.
Когда бороться невозможно, бесполезное трепыхание только ухудшит положение. Ждать, сохраняя силы, - вот шанс выжить в это смутное время.
В театре его дела тоже шли не так, как ему хотелось. Кирилл и тут стал без вины виноватым. Эта девчонка, помощница режиссёра Лина Березина, влюбилась в него, и не давала ему прохода. Кирилл любил свою жену, мать его дочки, а тут эта пигалица устроила любовный треугольник. Режиссёр театра, Васильев Кузьма Егорович, любил эту Лину. И она отвечала ему взаимностью, пока не появился Кирилл Толмачёв. Она совсем потеряла голову. Её любовь была Кириллу в тягость. Но грубо оттолкнуть девушку он не мог, - не тот человек.
Сегодня, она пришла к нему домой. Вильгельм отпросился в Тюмень в центральную библиотеку собрать материал для очередной статьи. Игнатий, как всегда, пребывал в пьяном угаре.
Лина вошла в избу, и, молча, встала у порога, глядя, на сидящего за столом Кирилла. На столе перед ним лежали фотографии его родных и друзей. Он был в домашней одежде, так как не ожидал гостей. Но это ещё больше распалило Лину. Кирилл указал ей на стул, и сказал:
- Раздевайтесь и проходите, Лина, коли пришли. Если Вы ко мне, я слушаю Вас.
Лина, привыкшая к тому, что ни один мужчина не оставался равнодушным к её красивым глазам, растерялась, ощутив равнодушие сидящего напротив Кирилла. Она пошла ва-банк:
- Кирилл Леонтьевич, я люблю Вас, с того момента, как впервые увидела в нашем театре. Я постоянно думаю о Вас, у меня всё валится из рук, я не могу жить без Вас! Что же мне делать? - Он, молча, смотрел на неё, ожидая продолжения. Ей вдруг стало невыносимо горько и стыдно. Она явно ощутила ложность своего положения. Потеряв надежду исправить то, что случилось, Лина ударилась в слёзы. Она встала со стула, подошла к Кириллу и, неожиданно, встала перед ним на колени. Стоя на коленях, она подняла к нему красивое, залитое слезами лицо. Тёмные шелковистые волосы в беспорядке рассыпались по плечам.
Кирилл, глядя на неё, подумал:
- Мелодрама какая-то. - Он ощутил прилив досады и раздражения. А вслух сказал: - А теперь, послушайте меня. - Он осторожно поднял Лину с колен, и усадил обратно за стол. Невольно, он отступил на шаг, стремясь разорвать слишком близкий контакт, и произнёс с деланной небрежностью, явственно ощущая, однако, что не в силах полностью скрыть свою неловкость. - Лина, Вы прекрасно знаете, что я не свободен. У меня есть любимая жена, которая недавно родила мне дочь. На что же Вы рассчитываете? Неужели Вы сможете любить предателя? Успокойтесь, прошу Вас! У вас уже есть любовь - Кузьма Егорович. Он хороший человек, и любит Вас, это все знают. Прошу Вас, не ставьте меня в неловкое положение, не делайте нас с ним соперниками. Мне и так хватает неприятностей. Вы же знаете, что я оторван от семьи не по своей воле.
В это время послышался стук в дверь, и в дом вошёл, лёгкий на помине, Кузьма Егорович:
- Прекрати истерику, Лина, и ступай домой. - Строго сказал он.
- Этого мне только не хватало! Семейных драм. - Подумал Кирилл.
- Ты что, следишь за мной? Да как ты смеешь? - Слёзы сразу высохли, и её прекрасные глаза метали молнии. Лоб покрылся морщинками, рот перекосился: - Ненавижу вас обоих! Ненавижу!!! - И, накинув шубейку и платок, Лина выскочила из дома. Мужчины посмотрели друг на друга. Потом Кузьма Егорович сел на стул, где только что сидела Лина, и устало произнёс:
- Я читал, что есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви, и, которые от этого самого, никогда и никого не любят. Но для меня вся печаль в том, что я её люблю, и прощу ей многое. Ведь непростительны ошибки лишь тех, кого мы больше не любим. - Он помолчал, думая о своём, потом заговорил снова:
- Во всякой страсти, как в море, есть свои отливы и приливы. - Кирилл не перебивал его.
- Я знаю, Вы равнодушны к ней, это она не даёт Вам покоя, но это не меняет дела. Не думал я, что добровольно расстанусь с Вами, но теперь вижу - без этого не обойтись. Один высокопоставленный чиновник в области устраивает шикарную свадьбу своей дочери. Человек, ответственный, за организацию этой свадьбы, ищет талантливых артистов для концерта в честь молодых. Я скажу ему о Вас, и, думаю, он не захочет отпустить Вас к нам, и добьётся перевода Вас в Тюмень, а я не стану возражать. Так что гастроли на крайнем севере для Вас не сбылись, зато Вы попадёте в лучшие условия. Не благодарите меня. Быть добрым очень легко, быть справедливым - вот что трудно. Выбирая между Вами и Линой, я выбрал себя. Я знаю Лину, она не успокоится, пока Вы будете у неё на глазах, а мне это ни к чему. До свиданья, собирайте вещички. Завтра с утра я ему позвоню, и Вы поедете в новую жизнь.
Видимо, недаром говорят, что по выбранной мужчиной невесте можно судить, каков он, и знает ли себе цену. Воистину - сила женщин в слабостях мужчин.
Когда режиссёр ушёл, Кирилл задумался. Он не знал, радоваться ему перемене в его жизни, или печалиться. Что ждёт его впереди? Опять новые люди, новые проблемы, новое жильё. А он трудно ко всему этому привыкает. Для него главное - стабильность и его семья. То и другое для него пока недоступно. А эти неожиданные перемены вряд ли принесут ему радость.
Кирилл собрал все свои вещи. Больше в комнате не оставалось ничего, что принадлежало ему, - кроме воспоминаний. Но их он не собирался брать с собой.
Вскоре, из Тюмени вернулся домой Вильгельм. Он спросил:
- Что это с Кузьмой! Чуть с ног меня не сбил, а до него встретил Лину - тоже неслась, как будто черти за ней гонятся. Они у тебя, что ли, были?
Кирилл кратко изложил причину их волнения. Виля покачал головой и выдал:
- Одни неприятности от этих баб! Как они мастерски пролезают в сердце мужчины! Тут глазами поморгала, там рожицу плаксивую состроила - и вот уже дурак мужик и растаял, и начал делать различные глупости. И вообще, лучше позабыть о женщинах на время.
Узнав, что Кирилла собираются перевести в Тюмень, он разволновался, и стал мрачен, как грозовое облако. Вильгельм был не слишком умным, слабохарактерным и истеричным:
- Как! Почему одним всё - другим ничего! Ты здесь и года не прожил, а я уже почти три! Ты - знаменитый музыкант, а я не менее знаменитый драматург! У меня имя! Вильгельм Осьмушкин - известен не только в Саратове, но и по всей стране! Я за правду пострадал - вывел образ одного деятеля в своей пьесе, а он себя в ней и узнал, и не только он. И, в результате - уже 3 года морожу здесь свой зад. Товарищ, от которого зависело, куда и на сколько, меня забросят, выслушать меня не захотел, и впаял мне 5 лет ссылки в этом клоповнике. Мне его несговорчивость не понравилась, но с такими странными мальчиками, как тот товарищ, всегда следует быть вежливыми - это полезно для здоровья. Но где же справедливость?!
Кирилл молчал. К чему приводить бесполезные доводы. Он понимал чувство досады и разочарования своего соседа. Но пока не они, а другие люди распоряжаются их с Вилей судьбами.
- Виля, оставим этот разговор, иначе он может иметь последствия, о которых мы оба пожалеем. Пока мы здесь - ничего не зависит от наших устремлений.
Человеку свойственны две крайности - или собственное уничижение, или самовосхваление - тайное или явное - без меры. Золотая середина - редкость. Вильгельм бушевал ещё минут пять, потом затих, поняв, наконец, что Кирилл здесь ни при чём.
Через пару дней Кирилл уехал в Тюмень. Это случилось 25 мая 1950 года. Его оформили на работу в Тюменский драматический театр - красивое монументальное здание с колоннами. На свадебном концерте - 8 июня, он вместе с пианистом Георгием Даниляном сыграл на скрипке ноктюрн композитора Шопена. Как всегда, Кирилл был на высоте. Играя ноктюрн, он отразил в музыке свою любовь к жене и дочке и тоску по ним. Его слушали, затаив дыхание. Все понимали, что играет мастер, виртуоз. Им с пианистом долго аплодировали. Они сыграли ещё две пьесы с тем же успехом. После концерта к Кириллу подошла невеста и тихо сказала ему:
- Спасибо Вам за ту радость, которую Вы доставили всем своей игрой. Я не могу ничего обещать Вам сейчас, но сделаю всё возможное, чтобы Вы досрочно вернулись домой. - Это была самая приятная весть, за последние 9 месяцев.
С июля он начал высылать Нюре часть своей зарплаты. Хоть это были и небольшие деньги, но для Нюры, не привыкшей к роскоши, это было хорошим подспорьем.
Пианист Георгий Данилян, житель Тюмени, взял Кирилла под своё крыло, и устроил Кирилла на постой к своей матери, которая жила в частном доме:
- Отец мой умер два года назад, мать осталась одна. К нам с женой переехать наотрез отказалась, но годы все-таки сказываются. Поможете ей иногда по дому, а она будет Вас кормить армянскими национальными блюдами.
Жизнь рядом с тётушкой Мариам оказалась намного приятнее, чем в Тобольске.
ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА

Нюра с Верочкой вернулись в Ленинград в начале сентября. Там её уже ждал денежный перевод от мужа. Значит, можно было пока не думать о работе, а растить дочку и готовиться к зимней сессии.
Когда Нюра вошла в свою квартиру, сердце её сжалось. Без Кирюши квартира снова показалась ей чужой, а она в ней - лишней. Она снова ощутила тягучую тоску по мужу, к горлу подкатил солёный ком:
- Кирюшенька, родной, мой! Как медленно тянется время в разлуке с тобой. Были бы у меня крылья, полетела бы я к тебе без оглядки. - Думала Нюра. Но куда полетишь с малышкой - 10 сентября ей будет только 5 месяцев. Скоро у неё будут резаться зубки, дёсны уже опухают. Придётся потерпеть до весны. Соседка, пожилая женщина, стала часто заходить к Нюре. Она помогала купать Верочку, оставалась с ней, когда Нюра уходила в магазин.
Всех удивил Витька. Этот непоседа не очень интересовался братишкой Денисом, для которого сам Витька был кумиром, а к Верочке его тянуло, как магнитом. Он подолгу играл с ней, причёсывал её шелковистые кудряшки, если она плакала, утешал её. Скучал, если долго не видел малышку. А Нюра в это время готовилась к очередной сессии.
Очень порадовал Нюру приезд брата. Он приехал 27 декабря, а через два дня ему стукнуло 15 лет. Это был темноволосый длинный нескладный подросток, лицом очень похожий на мать. Нюра так и сказала брату: - Смотрю на тебя, братишка, и вижу нашу маму.
В подарок Нюра купила брату вязаный синий свитер, с белыми оленями и вышитыми снежинками, и брюки. Колька был в восторге - вот девчонки-то ахнут, когда увидят его!
Кирилл прислал денег, и Нюра с Колей отметили его день рождения в кафе «Сладкоежка», пригласив туда и Витьку с Дениской. Такого великолепия бедный Колька не видел никогда в жизни. Вот оно - настоящее счастье! А Витька снял всё на фото - будет что, показать дома.
У Коли были каникулы, зато у Нюры с 1 января - напряжённая сессия. Теперь она видела Колю только вечером. Выручил Витька. Лена дала ему денег на такси, и он привёз Колю и Верочку к себе домой. Верочке скоро будет 9 месяцев, и Нюра с Леной решили отлучить её от материнской груди.
Пока Нюра была в институте, а Лена с Дениской, который тоже охотно играл с малышкой Верочкой, Витька взял шефство над Колей, и показал ему город, украшенный к Новому году, и ледовый городок с катком, яркими арками, горками и катушками. Вся эта красота потрясла Колю. Хотя, две недели - слишком маленький срок, чтобы познакомиться с этим замечательным городом. Не хотелось Коле возвращаться в своё захолустье, но, надо было продолжать учёбу. Его поездка в Ленинград была для него, как сказочный сон. Брату Гаврюшке Коля увёз домой красно-синий резиновый мяч с полосой посредине. На большее у них с Нюрой не было денег.
Раз в 10 дней Кирилл звонил Нюре с переговорного пункта. Он поздравил её с новым 1951 годом. Затем прошла сессия за 4 курс и сдана курсовая работа. Так и прожили Нюра с дочкой до весны.
10 апреля Верочке будет год, а 12 апреля, Кириллу - 32, и Нюра засобиралась к мужу. Кирилл прислал ей денег на дорогу. Поезд из Ленинграда пойдёт до Свердловска - столицы Урала. Потом - пересадка на Тюмень. Нюра переживала, как она с ребёнком на руках и с большой сумкой, справится с переходом с одного пути на другой, да и сидеть ей с ребёнком на вокзале придётся весь день - до вечера. Денег у неё было не густо, поэтому на носильщика она и не рассчитывала. Нюра стояла у окна, глядя на медленно скользящий мимо вагона, перрон. И, вдруг, увидела Кирилла. Он не знал номера её вагона - ведь это только промежуточная станция, поэтому её вагон проехал намного дальше, места, где он стоял. У Нюры подкосились ноги. Её охватила паника - ей казалось, что вот сейчас она проедет, а он останется где-то далеко позади, и они не смогут найти друг друга. Она готова была заплакать. Соседи по купе, не поняв причины её волнения, пытались её успокоить: - Вы не волнуйтесь, мы Вам поможем вынести на перрон и ребёнка и сумку. - А она, благодарно глядя на них всё взволнованно повторяла:
- Там наш папа. Верочка, там твой папа нас встречает. - И слёзы её закапали на пальтишко Верочки. Другие пассажиры с улыбкой и пониманием смотрели на неё. Мальчик, сын соседки, спросил: - Во что он одет? Я найду его, и приведу к Вам. А Вы подождите у вагона. - Но Нюра не заметила, во что был одет её Кирюша. Она видела только его любимое лицо - и больше ничего. Мальчик пожал плечами - разве так бывает, что смотришь на человека и не видишь, во что он одет. Странные эти взрослые - когда надо радоваться - они почему-то плачут.
Выйдя из вагона, она увидела Кирюшу быстро шагавшего вдоль поезда. Он тоже увидел их и кинулся к ним. Потом обнял их обеих, и они заплакали все трое. Верочка плакала, оттого, что какой-то дядя кинулся к ним, и, схватив их с мамой руками, начал неистово целовать, обливая слезами. А мама с папой плакали от счастья. Перрон уже опустел, а они всё стояли, обнявшись. Поезд на Тюмень шёл поздно вечером, и у них была уйма времени, чтобы отдохнуть от дороги. Кирилл снял комнату матери и ребёнка, и, оставив вещи у дежурной, они спустились в ресторан и поели горячего. Потом поднялись в комнату, чтобы уложить дочку поспать. Кирилл рассмотрел, наконец, свою дочурку. Головку её покрывали тёмные шелковистые кудряшки. Большие светло-карие глаза и миловидное личико - всё это папино. Он смотрел на своё дитя, и думал о матери:
- Ах, мама, мама! Как ты хотела дождаться внука и не дождалась. Если ты видишь нас, посмотри, какая у тебя внучка, она так похожа на меня, порадуйся нашему счастью.
Они с Нюрой сидели, взявшись за руки, словно боясь, что опять какая-то сила разлучит их, и смотрели друг на друга, не веря в своё счастье, - они не виделись год и 7 месяцев.
Наконец, Нюра спросила:
- Как же тебя отпустили в другой город?
- О! Для этого мне пришлось обратиться к всесильному авторитету, у которого я играл на свадьбе его дочери. Он поручился за меня.
- А я всё переживала, как я с сумкой и ребёнком на руках преодолею все переходы, но это не главное. Когда я увидела тебя из окна, я испугалась, что ты не сможешь найти нас в толпе, и мы не встретимся ни за что. - На глаза Нюры навернулись слёзы. - Вот такая у нас радость - сквозь слёзы.
- А я всю ночь не мог сомкнуть глаз, всё представлял, как увижу вас. Я готов был, кажется, весь путь от Тюмени до Свердловска бежать пешком, лишь бы увидеть вас с дочкой.
- А это далеко?
- 6 часов поездом.
- Но тогда это был бы подвиг. Хорошо, что его не пришлось совершать. - И они оба рассмеялись. - А я привезла тебе подарок на день рождения, хочешь, покажу?
Кирилл, улыбаясь, согласно кивнул, и Нюра достала коробку с фотоаппаратом. Кирилл смутился: - Нюшенька, я же такого аппарата в руках не держал ни разу.
- Ничего, солнышко моё, научишься. Ты писал, что у тебя есть приятели в редакции газеты, а там наверняка есть фотокорреспондент, он тебя всему научит, это несложно. Витька Громов быстро научился, и сейчас никому прохода не даёт, всех снимает «для истории». И ты нас с Верочкой будешь снимать, а я - тебя, это поможет нам пережить остаток ссылки.
- Ещё год и 5 месяцев - Кирилл, вспомнив это, помрачнел.
В Тюмень приехали под утро. Их встретил Георгий Данилян с машиной. Это было неожиданно и замечательно. Он быстро домчал Кирилла с семьёй в дом своей матери Мариам.
И наступили дни счастья. Нюра всячески старалась облегчить жизнь Мариам, и та отвечала ей глубокой симпатией. Кирилл летел с работы, не желая задерживаться даже на минуту. Он усвоил уроки мастерства у фотомастера и теперь фотографировал, всё, что вызывало у него интерес. А печатать фото с плёнки за небольшую плату согласился тот же фотомастер. А Нюра рядом с любимым просто расцвела. Она опять поменяла причёску, научилась у Нины сама ухаживать за своим лицом, помня наставления своей подруги:
- Чтобы быть незаменимой - надо всё время меняться. У любой женщины, для этого, имеется целый арсенал возможностей: маникюр, макияж, причёска, наряды, улыбка, глаза, смех, всякие милые штучки, отличающие женщину от мужчины, - и многое другое, но это - секрет.
На день рождения Кирилла неожиданно приехал Вильгельм. Он чопорно поздоровался с Нюрой, поцеловав ей руку. Потом взял на руки Верочку и подарил ей маленькую дудочку. Оказалось, это свирель, и Кирилл сыграл на ней незамысловатую мелодию. Виля воскликнул:
- Ну почему, одним всё, другим ничего! Где справедливость? У кого-то красавица жена, очаровательная дочь - копия отца, шикарное жилище с идеальной хозяйкой, а у меня… - И он печально склонил свою голову, да так комично, что все невольно рассмеялись.
- Можно хоть раз в неделю я буду приезжать к вам? Искупаться в лучах вашей любви, и просто сменить мерзопакостную обстановку. С вами не хочется расставаться - хочется просто быть рядом и дышать одним с вами воздухом, впитывая вашу любовь. - Грустно улыбаясь, произнёс Виля. Кирилл впервые видел, чтобы Вильгельм так искренне улыбался.
Ах, время, время! Хитрое ты явление! Когда тебя подгоняешь, тащишься ты, словно улитка, не беря во внимание, людские переживания. А сейчас, когда встретились два любящих и любимых человека, ты мчишься, как будто кто-то гонится за тобой. Прошли майские праздники. Верочка сделала первые самостоятельные шаги, и её родители, сидя на полу, друг против друга, протягивали руки навстречу доченьке, подхватывали её, и, расцеловав, ставили её на пол. А она весело смеялась вместе с папой и мамой, и без устали бегала от одного к другому.
Потом прошёл Нюрин день рождения - ей исполнилось 22 года. Кирюша подарил жене золотой перстенёк с искусственным бриллиантом - к её серёжкам и кулону. Он вполне прилично зарабатывал в Тюмени, кроме работы в театре, он играл и на заказных концертах, и там он зарабатывал больше, чем в театре. Это давало возможность помогать Нюре.
Их дочка научилась говорить слова «папа и мама». И родители очень гордились этим, искренне заблуждаясь, что их дочка гораздо умнее остальных детей её возраста.
Вот уж, воистину - счастлив тот, кто счастлив дома.
Но счастье не бывает вечным. Жизнь постоянно устраивает, то длительные, то короткие паузы, между моментами счастья, заполняя их разными неприятностями.
Пришло время, ехать на сессию, Нюра перейдёт на 5 курс. Снова расставание - теперь уже на год и два месяца. Нюра и Кирилл подбадривали друг друга, но от этого легче никому не было.
Кириллу снова пришлось просить разрешение проводить жену до Свердловска. И в Управлении он встретил бывшую невесту, на свадьбе которой, он играл. Будучи дочерью большого начальника, на своей свадьбе, она обещала за него похлопотать. И сегодня шепнула Кириллу, увидев, как он переживает предстоящую разлуку, что его дело готовят к пересмотру, но попросила не говорить об этом никому, даже жене, чтобы не испортить всё дело:
- Такие мероприятия любят тишину, и не любят огласки. Большие рыбы плавают на глубине, там, где тихо. - Улыбаясь, негромко сказала она.
Она просто осчастливила Кирилла, но он урезонил свой восторг, подумав, что неизвестно, как и когда, дело его пересмотрят и что решат в итоге. - Не будем спешить. - Решил он, но в сердце его защёлкали соловьи. На радостях и на прощанье он так осчастливил свою жену, что, приехав домой, она через некоторое время обнаружила, что снова беременна. Она сразу написала об этом мужу, и он забеспокоился, как она будет в феврале пятьдесят второго года защищать диплом, когда в конце марта ей снова придётся рожать. А если она на тот период опять окажется одна? С Верочкой на руках, которой в апреле будет только два года. У него была только одна надежда, что его освободят пораньше хотя бы на полгода. У каждого человека бывают дни удач и разочарований - то подъём, то спад. Так устроена жизнь.
КОЛЬКА

Вернувшись домой, Колька чувствовал себя триумфатором. Ещё бы! Он привёз массу впечатлений, которыми охотно делился с ребятами в техникуме и в деревне. А ещё - толстую пачку фотографий, о его каникулах в Ленинграде. Он оказался в центре внимания среди сверстников. Большинство из них ни разу никуда не выезжали из города, разве что - в пионерлагерь. На него смотрели с завистью и уважением. Он стал кумиром у девочек, что было для него важнее всего. Он уже не был равнодушен к женскому обаянию. Ему шёл 16-ый год.
Студенческая жизнь изменила и его характер, и отношение к жизни. Он стал активнее - принимал участие в спортивных соревнованиях, занимался в театральной студии. Стал больше читать. Он уже забыл, как говорил сестре, что никогда не изменится. Теперь у него уже не было уверенности в том, что он готов посвятить свою жизнь служению Богу. Но, пока, держал это в тайне, от батюшки и отца, хотя вера в Бога прочно поселилась в его душе. Коля стал серьёзнее относиться к учению - ему хотелось нравиться девочкам, особенно одной из них - Люсе Романовой. Она была похожа на пушистого серого зайчика с тёмно-карими глазами, - улыбчивая и нежная, с мелодичным голосом. В этой девочке была какая-то женственная прелесть. Люся любила стихи. Она читала их со сцены на молодёжных вечерах, и даже пыталась сама их сочинять, но пока у неё ничего не получалось - видно не пришло ещё её время. Под её влиянием Коля тоже полюбил стихи. Не окрепла ещё душа этого славного мальчишки, и он легко поддавался любому влиянию.
В ближайший выходной Коля поехал в деревню навестить отца и братишку Гаврика. А там была суматоха - Наталье пришла пора рожать. Фёдор отвёз её в больницу, а сам не знал, за что схватиться - и хозяйство, и дети, и работа. Гаврику всего три с половиной года, его одного не оставишь, Оля должна ходить в школу. Управиться по хозяйству, помог, очень кстати приехавший, Коля - теперь в деревню из города два раза в день ходил автобус - утром и вечером. Так что рассматривать фотографии и слушать Кольку, ни у кого не было ни времени, ни желания. Только Гаврика не волновали никакие заботы, и он с удовольствием начал играть новым мячом с Клашей, которая сразу забрала малыша под свою опеку. Гаврюша называл её Лаша, она не возражала.
Наталья родила сына. Фёдор сиял от счастья. Он назвал сына Егором. Целую неделю они с Колей, как в смоле, кипели. Как это Наталья со всем справлялась! Ну, теперь она уже дома и всё наладится. Правду люди говорят - без хозяйки и без хозяина - дом сирота.
Егорка был похож на мать, только крупный, как отец. Всё в доме устаканилось, и пришло, наконец, время Колькиного триумфа с фотографиями из Ленинграда. Фёдор смотрел и слушал, молча улыбаясь. Наталья же, с женской непосредственностью, доставила Кольке удовольствие, удивляясь и обсуждая все подробности Колькиных впечатлений от поездки в Ленинград. Сама Наталья до первого замужества жила в городе, потом стала жить в деревне, а больше-то нигде и не была. Она внимательно рассматривала фото, задавала вопросы, сопровождая ответы восклицаниями: - Ну, надо же! Поди ж, ты! Ну, ты посмотри! - чем окончательно покорила Кольку.
Всё в семье у Фёдора было хорошо, слава Богу. И хозяйство, и дети, и достаток. Живи да радуйся. Вот только, примерно с декабря месяца, стал побаливать желудок или что-то рядом с ним, но пока было терпимо - поболит, да перестанет. По больницам-то он никогда не ходил, и сейчас не пойдёт. Он и жене ничего не говорил - чего её зря волновать, ей и так забот хватает. Думал про себя: - Как батюшка-то мой говорил - болит, значит живой. Полсотни лет уж отмахал. Это немало, при моей-то жизни. А ещё сыновей поднимать надо. Ничего, поболит - перестанет. Не бывает людей, у которых ничего никогда не болит. Поживём ещё! - А Наталья, как-то и говорит:
- Ты вот, Федя, что-то никогда и не говоришь, вкусно ты ешь или нет.
- А когда я тебе чего говорил? Ем всё, что ты сварганишь, значит, вкусно.
- И, правда, чего я к нему пристаю. Если что и пересолю, он только скажет: «Солоновато, вроде», - и всё равно всё съест. Не мужик, а золото. - Счастливо улыбаясь, подумала Наталья.
Так и жили, и Колька у них - частый гость. Помощник отцу во всём, учится у него всему - и машину водить, и сено косить. Фёдор им гордится - люди-то в деревне всё видят. Не забывал Фёдор пасынка и подбодрить:
- Молодец, сынок. Мужиком человека делают не прожитые годы. Мы с братом тоже отцу с юных годов помогали, всему от него научились.
Зато в церковь Коля теперь ходил не часто - студенческая жизнь много времени отнимала. Да и ухаживать за ним было некому. Вдвоём с другом Толиком они и варили, и прибирались, и печку топили. Стирать Толик свои вещички домой в выходные возил - раз в две недели. А Коля сам стирал, всем не до него было. Так и зима, и весна прошли. Лето на носу, скоро на покос с отцом ездить будут, а пока надо второй курс окончить. Сейчас уж Валере подгонять их не надо было, сами втянулись, и стипендию отрабатывали добросовестно. А теперь вот скорее бы Нюра приехала. Для Коли она, как мать. Обещала приехать в августе, вместе с Верочкой.
УЗОРЫ СУДЬБЫ

Плетёт судьба свои узоры - разные - цветные и чёрно-белые. То узелок завяжет, то шёлковую ниточку вплетёт, то верёвку намыленную, то ниточку белую, да гладкую, то яркую красную, то чёрную, траурную. Радость и горе, удачу и неудачу, любовь и ненависть - всё в свой узор судьба вплетает. Умные люди говорят, что от судьбы не уйдёшь, ибо судьба - неизбежное последствие своих собственных поступков. Но, кто из нас, об этом знает, помнит, и берёт это во внимание? Занятым людям некогда об этом задумываться. Живут просто - день да ночь - сутки прочь. А судьбе это не всё равно. Она нам, прежде чем ниточку в узор вплести, - право выбора подсовывает. Как в сказке: направо пойдёшь - … налево пойдёшь - … и так далее. А правильный-то выбор - не всегда оказывается правильным. Подставляет судьба, злодейка, человеку подножку, даже, когда он, вроде, по уму и по совести всё делает.
Нюра приехала домой из Тюмени к началу сессии. Нина была уже у неё - соседка ей открыла квартиру. Вскоре подъехали Громовы. Накрыли на стол, что Бог послал, посидели, поговорили, посмотрели фотографии. Как хорошо иметь близких друзей, на которых можно положиться! Такие друзья иногда бывают ближе родни. Уезжая, Громовы забрали с собой Верочку, так решила Лена:
- Занимайся, отдыхай, сдавай экзамены, а Верочка поживёт у нас, а то мне ужасно не хватает женского общества, а для меня это важно, - одни мужики вокруг. - Витька сразу встрял:
- А чем мы тебя не устраиваем, мам?
- Ну, если ты позволишь мне надеть на тебя нарядное платьице и привязать на твои вихры пышный бант, то ты меня вполне устроишь. - Витька смутился, и Лена засмеялась:
- Вот видишь?
- Кстати, о платьицах и бантиках! Я как раз привезла Верочке подарок - два платьица и бантики к ним, а, заодно и мягкие туфельки на лето. Носите на здоровье. - Сообщила Нина.
Лена, опережая Нюру, схватила платьице, и прижала его к лицу. Это была красота - нежно-апельсиновый трикотаж свободного покроя, а сверху чехол, из прозрачного стилона, с нежными оборочками. Второе платье тоже было необычно красивым, нежно-салатового цвета.
- Вот и прекрасно, забираем это вместе с Верочкой, сфотографируем, и пошлём папе. - Обрадовалась Лена. - А вы спокойно учитесь. Будет звонить Кирилл, передавайте ему привет.
И Громовы уехали. Тут уж две подруги обсудили всё, что у них накопилось за полгода. Уснули уже под утро, и бессовестно проспали, не услышав даже громко трезвонящего будильника. Пришли в институт к обеду, соврав, что только приехали в Ленинград.
Сессия была напряжённой, писать и запоминать, надо было много, поэтому они не раз с благодарностью вспомнили Лену. Им предстояло пройти преддипломную практику, написать дипломную работу, и в феврале защитить диплом. И теперь, когда подруги успешно сдали все зачёты и экзамены, они были уверены, что у них всё получится. Когда Нина уехала к мужу, Нюра собралась ехать к родным в свой город, где она родилась и выросла.
Её встретил Валера. Это было 26 июля 1951 года. Они сразу поехали в деревню - Коля всё лето жил там. Первым выскочил навстречу Колька, он был уже одного роста с Нюрой, в декабре ему исполнится 16 лет. За ним Гаврик со своей машиной. Он тоже подрос и ещё больше стал походить на отца. Потом вышли все остальные члены этой семьи - Фёдор, Наталья с Егоркой на руках, и Оля. Валера сразу оживился, и уже не спускал глаз с девочки.
Увидев отчима, Нюра растерялась. Она не видела его почти год. Как же сильно он изменился! Похудел, пожелтел, под глазами жёлтые круги. Нюра сразу вспомнила свою бывшую директоршу школы - Тамару Афанасьевну, и у неё сжалось сердце. Она спросила:
- Папа, что с тобой, ты болен?
- Ну, есть немного, но тут ещё работы полно и в МТС, и дома - сено и дрова на зиму - устал немного. Я уж не мальчик. Хорошо хоть Коля у меня помощник.
- А в больницу ты не обращался?
- Нет, не до того было. Некогда кусок проглотить. А как проглотишь - сразу кишки болят. Раньше-то хоть бы что было, и не такое вытерпеть приходилось, а теперь…
- Папа, завтра же мы с тобой поедем в больницу, пусть тебя осмотрит врач. Сдашь анализы. Если всё нормально, вернёшься домой, если нет - полежишь, полечишься. А Наталье мы поможем.
Фёдор согласился, его к этому времени мучили уже не шуточные боли. В больнице его осмотрели и положили на обследование. Нюру пригласили в кабинет врача, и врач её ошарашил:
- Точный диагноз я поставлю, когда посмотрю анализы, но уже сейчас могу сказать, что я подозреваю у Вашего отца рак поджелудочной железы. У нас запас обезболивающих лекарств ограничен, сможете ли Вы достать то, что я ему выпишу? У Нюры так шумело в голове, что она не сразу поняла доктора. Он всё понял:
- Присядьте и успокойтесь. Вам дать успокоительное? - Она кивнула головой. Потом выпила лекарство. Взяла рецепт и спросила:
- Если я принесу Вам бланк телеграммы, вы напишете название лекарства, подпишите телеграмму и поставите печать? Иначе в аптеках Ленинграда это лекарство не выдадут.
- Я всё сделаю.
Нюра помчалась на почту, а в голове стучали барабаны:
- Что же теперь будет? Наталья с Егоркой и Олей, и Гаврик. Ей троих без мужа не поднять. А Коля? Как он всё это переживёт? Да и я тоже. Дважды потерять отца. Одно дело, когда отец погиб на фронте, но ты этого не видела. Другое - когда он умирает у тебя на глазах. Да что же за напасти на нашу семью! За что это всё? Если что-то случится, Гаврика надо забрать с собой. Бедный мальчик - ни отца у него не будет, ни матери! - И слёзы лились из её глаз, но она этого не осознавала. На почте ей дали бланк телеграммы, и объяснили, как правильно всё оформить. Нюра уже не могла бежать, и поплелась в больницу. Потом, с телеграммой, пошла обратно. Она послала телеграмму Лене:
- У нашего отчима подозревают рак поджелудочной. Срочно прошу достать и выслать лекарство, указанное врачом. - Телеграммы в то время писали гораздо короче - оплачивалось каждое слово, включая почтовый адрес, но Нюра боялась, что Лена не поймёт, как ей страшно за отчима, и не скупилась.
А Фёдор лежал в палате, отвернувшись к стене. Боль после укола прошла, и он мог спокойно обдумать положение своей семьи:
- Вся семья прахом пошла. Я один в живых оставался. Всю войну прошёл, и жив остался, а тут вот как вышло. Рак, значит, у меня, раз в эту палату положили. Но, я не напрасно жил - два сына после меня на земле останутся, хоть и под чужой фамилией. Кровь-то наша, Лопатинская. И Коля с Нюрой меня никогда не забудут. Второй раз женился, ещё ребёнка нажил, думал, кончились мои несчастья. Да, видно Бог судил извести нас всех под корень. А Наталья-то, бедная, поднимала одну дочку, а теперь придётся одной двоих поднимать, троих-то она не вытянет, хоть и работящая она у меня баба, да и кто он ей, если меня не будет. Гаврюшу-то наверняка Нюра заберёт, брат всё-таки. Она его с рождения растила. Эх, Нюрка-Нюрочка, какая же ты надёжная. Вот и у неё тоже доля горькая. Заберёт Гаврюшу, да Вера ещё. Что она с ними делать-то будет? Учиться надо, и мужа нет пока, где она денег-то возьмёт? Как же это меня угораздило? Всю войну прошёл - Бог сберёг. А теперь, видать, отвернулся он от меня. А может Наденька, единственная моя любовь, зовёт меня к себе. - Он уже почти смирился с неизбежностью своей смерти. Мысли ворочались в голове, как тяжёлые мельничные жернова. И Фёдор не заметил, как уснул.
Нюра вернулась в деревню с последним автобусом, ей было так плохо, что ноги её не несли. Она и забыла, что снова носит ребёнка. Наталья с Колей ждали Нюру с Фёдором с тревогой. Когда они поняли, что Фёдора оставили в больнице, они догадались, что случилась беда. Но говорить об этом не стали - слишком страшно это было для всех.
Наутро, с первым автобусом Коля поехал в город. Он сразу пошёл в церковь. Встав на колени, он истово молился, прося Бога не отнимать отца у него и братишек. Он плакал, и душа его была открыта:
- Господи, прости грехи мои вольные и невольные. Господи, люблю тебя и верую в тебя! Прошу тебя, Господи, не за себя, а за отца моего названного, который не оставил меня, сирого, когда я остался без отца и без матери. Ничем он не заслужил кару такую, лучше него я никого не знаю, и люблю его, как родного отца. Господи, отче наш! Не оставь и двух его родных малолетних сыновей без отца. Господи, помилуй его, спаси и сохрани его. - Он ещё долго, стоя на коленях, читал молитвы и плакал.
Лекарство пришло через три дня. Кроме обезболивающего, там было и новейшее лекарство для лечения воспаления поджелудочной железы. Врач немедленно приступил к лечению. Он сказал Нюре:
- Болезнь сильно запущена, но Ваш отец крепкий мужик. Кто знает, как пойдёт лечение, будем стараться. Диагноз пока не ясен. Я собирался направить его на операцию, но с таким лекарством мы поборемся с болезнью без операции. - Нюра попросила:
- Разрешите мне с ним поговорить. Это его мобилизует на выздоровление.
- Ну, попробуйте, только очень недолго, ему нужен покой, организм его борется.
Нюру проводили в палату. Она подошла к кровати отчима, собрав все силы, чтобы не заплакать, и тихонько тронула его за плечо:
- Папа, я пришла сказать тебе, что ты поправишься. Нам прислали из Ленинграда лекарство, которого здесь ещё нет. Ты только поверь мне, и настройся на выздоровление. Ты сильный человек. Лечение будет долгим, болезнь запущена, но мы с тобой и доктором победим, и ты не оставишь малышей сиротами, а Наталью вдовой. Папа, мы тебя любим всей душой. Коля молится за тебя в церкви. Выздоравливай, мы будем ждать тебя дома. Я не уеду, пока ты не поправишься.
Фёдор обернулся и недоверчиво посмотрел на Нюру, но, увидев её сияющий взгляд, улыбнулся, и сказал: - Я буду стараться, спасибо тебе, доченька. - Нюра вышла из палаты, и только тогда дала волю своим чувствам.
Фёдор лежал и глотал слёзы. И это были слёзы облегчения - он поверил Нюре. Фёдор тоже, молча, молился:
- Господи, прости меня, грешного. Не за себя прошу - за своих близких - тяжко им будет без меня. Господи, позволь мне увидеть, как вырастут мои сыновья. Аминь.
Теперь вся семья стала жить надеждой на выздоровление Фёдора. Нюра написала мужу письмо, рассказав ему обо всём. Он забеспокоился - Нюра ждёт ребёнка, а ей приходится столько нервничать. И снова ему хотелось опередить время, чтобы быть всегда рядом с женой.
Прошёл месяц. Фёдор шёл на поправку, его перевели из палаты для обречённых больных, в палату для выздоравливающих. Заглянув в глаза смерти, он внутренне изменился - стал сентиментальным. Его умиляло всё, что окружало - синее небо, деревья, одетые в пышный осенний наряд, птички на ветках у окна его палаты. Даже стаю ворон, с громким карканьем прилетающих, из полей в город каждое утро, он готов был приветствовать улыбкой.
31 августа вся семья приехала навестить его. Он потихоньку спустился во двор, и сел на скамейку - в голове его ещё кружилась карусель, но он был счастлив увидеть всех родных. Гаврюшка, увидев отца, кинулся к нему, собираясь залезть к нему на руки, но Наталья оттащила его: - Гаврюша, куда же ты! Папа болеет, ему нельзя поднимать тяжести, а ты вон какой байбак, скоро с папу вырастешь. - Фёдор смотрел на них, своих дорогих, сдерживая слёзы:
- Ну, вот и вернулся я с того света, теперь у меня пятеро детей, внучка Вера, и за всех я в ответе. Придётся мне ещё пожить, пока всех на ноги не поставлю. И жена у меня молодая. - Он широко расставил руки, и обнял всех сразу, не сдержав слёз. Коля, волнуясь, сообщил:
- Папа, завтра начинаются занятия в техникуме, но нас на месяц посылают в колхоз убирать картошку. Я попросился в Верховку, поэтому смогу помогать тёте Наталье.
- А я, папа, поеду домой, мне надо писать дипломную работу и проходить практику. А ты, лечись, как следует, домой не торопись, чтобы не было осложнений.
- А я, папа, завтра пойду в 6 класс, мне на днях 13 лет сравнялось.
- И Егорке нашему уже восьмой месяц - добавил многодетный отец. И все дружно рассмеялись. На душе было легко, как будто они с трудом преодолели высокую гору, и теперь обозревали дивную красоту, и вдыхали свежий ветер высоты.
На кладбище к маме и дедушке с бабушкой Нюра с Колей сходили ещё накануне, поэтому на другой день Нюра с дочкой уехала в Ленинград.
Их встретила Лена. Подруги обнялись, и Нюра прослезилась:
- Леночка, ты спасла жизнь нашего отца, мы все так благодарны тебе, у меня просто не хватает слов. Он был в таком тяжёлом состоянии, я боялась, что он не выживет.
- Успокойся, Нюра, мне это не составило труда. У нас в доме живёт управляющая аптеками города. Так что стоило ей только пошевелить пальцем…
Лена взяла малышку на руки, прижала её к себе:
- Нет у меня доченьки. Нюра, давай окрестим Верочку, и буду я ей крёстной матерью.
- Я тоже об этом думала. А ты сама, Леночка, крещёная?
- Да, меня бабушка тайком от родителей окрестила, когда приехала к нам в гости, но я хорошо помню это, ведь мне было уже 5 лет. Это была наша с ней тайна.
- Тогда давай окрестим. А кто же будет крёстным отцом Верочки?
- Я об этом позабочусь. - Так, разговаривая, они дошли до стоянки такси. Лена предложила:
- Поедем ко мне, Нюра. Ты мне расскажешь всё по порядку. Покормлю вас, отдохнёте с дороги, а вечером поедете домой. - Нюра согласилась. С этого дня Верочка была у Лены большее время, чем с мамой дома. Нюра устраивалась в плановый отдел для прохождения преддипломной практики, который был расположен в Смольном - бывшем институте для благородных девиц. Это было большое серое здание с длинными коридорами и обшарпанными стенами. Здание явно требовало ремонта. Нюра, найдя нужный ей отдел, договорилась о практике с 1 октября, а пока она начнёт писать дипломную работу, которую закончит после практики. Лена заботилась о них с Верой, словно мать. Однажды, позавтракав, Нюра сидела дома, обложившись конспектами и учебниками, и, сосредоточившись, писала дипломную работу. Это была адская нагрузка - ведь тогда всё писали вручную. В дверь кто-то позвонил. Нюра подумала, что это соседка, и решила не открывать - болтать ни о чём ей было некогда, и продолжила писать. В дверь снова позвонили, да так, что Нюра подпрыгнула - кто-то нажал на кнопку звонка, и не отнимал пальца, звоня, не переставая. Нюра вскочила, подбежала к двери, посмотрела в глазок, и едва не упала в обморок. У двери стоял её Кирюша с рюкзаком за плечами. Не помня себя от радости, Нюра открыла дверь, и упала в объятья мужа. Он вошёл в прихожую, и, забыв снять рюкзак, и занести большую сумку из коридора, прижал жену к своей груди, покрывая её лицо, залитое слезами, поцелуями:
- Кирюшенька, Кирюшенька, ты насовсем приехал? Ты больше не оставишь нас?
- Да! Да! Моё дело пересмотрели, признали невиновным и отпустили домой.
- Раздевайся, родной мой! Верочка у Громовых, сейчас позвоню, Витя привезёт её.
- Подожди, дай мне на тебя наглядеться, жена моя!
В общем, никто никуда не поехал. Пока Кирилл мылся и переодевался с дороги, Нюра на скорую руку приготовила ему поесть, но до еды ли ему было? Да и ей тоже. Одним словом, кушать они захотели, только наутро следующего дня. Позавтракав, они поехали за дочкой, забрали её домой, пригласив Громовых в ресторан, чтобы отметить возвращение Кирилла. А через неделю окрестили Верочку. Крёстным отцом стал давний приятель Кирилла по оркестру.
До наступления Нового года Кирилл вернулся в оркестр и получил гонорар за скрипичные пьесы для начинающих музыкантов. Он отправил в редакцию и музыкальные «картинки», написанные на Урале. Он иногда вспоминал своего приятеля Вильгельма:
- Как-то там поживает, мой знакомый Мефистофель? - Он поздравил с Новым 1952 годом - и Вильгельма, и семью Данилян, но больше они никогда не встретились. Их поглотило прошлое.
Нюра прошла практику, дописала дипломную работу, и была готова к её защите.
А на Новый год опять сюрприз - к ним в гости приехал Коля со своей любимой Люсей Романовой. Девушка всем понравилась. Она стеснялась - кругом такие знаменитости. Да и город поразил её своими размерами и красотой. Коля с неё глаз не сводил - это была его первая и, скорее всего, единственная любовь, судя по маме с папой и бабушке с дедушкой. Люся, видимо, отвечала ему взаимностью. Как-то, оставшись наедине, Нюра спросила братишку:
- Как там папа?
- У него уже ничего не болит, но он сильно похудел, потому что соблюдает диету. Он ест то, что не любит, а что любит - ему есть нельзя. Врач предупредил: - Хочешь жить - береги поджелудочную железу. Если заболеешь снова - никакие лекарства не помогут.
- А как же твоя мечта стать священником?
- Я говорил с отцом Никодимом, и он сказал мне, что Бог живёт в душе у каждого из нас. Но стать священником, монахом - это не каждому дано. Служение Богу - сподвижничество. Надо отказаться от всего мирского. А я не смогу жить без Люси. И от мирской жизни не в силах отказаться. - Ну, что ж. Бывает, и такое. Мечты наши, столкнувшись с реальностью, иногда терпят крах.
У Нюры было напряжённое время в институте - подготовка к защите дипломной работы. Верочка была у Громовых. И, всё-таки она выбрала время, и сводила брата с Люсей и Витю с Денисом - в кафе «Сладкоежка». В декабре брату и Люсе исполнилось 16 лет. Потом Кирилл дал им контрамарки на концерт камерного оркестра в Мариинском театре. Люся была в восторге. Для похода в театр, Нюра дала ей надеть одно из своих платьев. Когда она увидела себя в этом наряде, заглянув в зеркало, что-то перевернулось в её душе. Сама обстановка знаменитого театра, поразила девушку. Ей казалось, что она попала в сказочный дворец. Такого она никогда не забудет. А когда она узнала в солисте оркестра мужа Нюры, она совсем оробела. Ей Кирилл Леонтьевич казался кем-то вроде небожителя. Коля не мог отвести глаз от своей подружки, вряд ли он мог воспринимать что-нибудь другое.
Вместе с ними на концерте была Лена. Она пригласила ребят к себе в гости. Узнав, что Елена Викторовна учитель русского языка и литературы, Люся Романова решилась показать ей свои стихи об осени:
- Словно вольная цыганка, раскружив цветные юбки,
Разгулялась спозаранку нынче осень не на шутку.
Миг! И вот уже волнуют юной осени картины.
И невольно зачаруют кружева из паутины.
Миг! И вот уже бросает золото, смеясь, под ноги,
И коврами устилает мне привычные дороги.
И всё чаще вечерами, птицы, собираясь в стаи,
Грустно шепчутся с ветрами: «Улетаем! Улетаем!»

Видя доброжелательное отношение Елены Викторовны к её стихам, Люся прочитала ей ещё два.
- Тебе, Люсенька, прямая дорога в литературный институт или в институт культуры. Хотя, ты можешь писать стихи и как любитель, работая строителем. Коля, слушая Люсю, не сводил с неё глаз. Гордость за подругу просто распирала его. Поразило девушку и метро с лестницей-чудесницей, о которой она читала ещё в детских журналах. 10 дней пролетели, как миг, и влюблённые укатили домой. Лёжа на верхней полке вагона, Люся думала:
- Вот это да!! Теперь я точно знаю, что никогда не останусь жить в маленьком городе - это не моё. И на стройке я работать не буду - это не мой профиль. Как они живут! Боже мой! - Блеск столичной жизни поразил девушку, и она ни о чём другом думать не могла. Образ Коли потускнел в её глазах. Бедный Коля, что он может ей дать?! Сможет ли он обеспечить такую жизнь, как у его сестры и её друзей! Желая поднять свою значимость в глазах любимой, он потерял её.
Пролетел январь. В феврале Нюра с Ниной защитились, и получили Диплом о высшем образовании. Нелегко он достался, особенно Нюре.
26 марта Нюра родила сына, которого назвали Алексеем, а 10 апреля Верочке исполнилось 2 года. Младенец походил на маму - он был светловолосый и сероглазый, но красивые брови и кудряшки ему достались от папы.
Кирилла пригласили на преподавательскую работу в консерваторию. Он согласился, потому, что работа в оркестре была связана с гастролями, а Кирилл не хотел расставаться со своей семьёй даже на один день. Кроме работы в консерватории, Кирилл давал и частные уроки. Нюра могла спокойно растить своих малышей. Счастье, наконец, вернулось в их дом, но кто знает, надолго ли? Как сказал А.С. Пушкин: «Говорят, что несчастье хорошая школа: может быть. Но счастье есть лучший университет».
СПУСТЯ 18 ЛЕТ

Наступил 1970 год. Леонид Ильич Брежнев и Ричард Никсон в этот период правили миром. Наступила разрядка в холодной войне между СССР и Америкой. Это время называют «эпохой застоя», и люди, жившие в то время, вспоминают эти годы, как лучшие в послевоенное время. Жизнь без угрозы войны, политическая стабильность и относительное экономическое благополучие. В стране - широкое распространение телевидения, в том числе, и цветного. Появилось независимое кино и рок-музыка. В 1970 году первый в мире спускаемый аппарат Луноход-1 совершил мягкую посадку на Венеру, а потом и на Луну.
С 15.01.70г началась всесоюзная перепись населения в нашей стране. Нас оказалось более 241 миллиона, из них русских - 130 миллионов.
В стране менялась образовательная система - теперь неполная средняя школа - восьмилетка.
В апреле страна отметила 100-летие В.И. Ленина. На Московской площади в Ленинграде был установлен памятник В.И. Ленину. Была выпущена медаль в честь его юбилея.
Жить стали лучше. Правда очереди были всегда и везде. Но зато лечились, учились, посещали кружки и ездили в пионерлагерь - бесплатно. На курорт - путёвка за 10% от стоимости.
А, главное, ушёл страх. Люди перестали общаться с опаской. Не боялись заглянуть в завтрашний день. Стали лучше одеваться и питаться, правда, то, что получше, приходилось «доставать».
Первомайский праздник на Дворцовой площади - стал незабываемым зрелищем. Вся страна смотрела трансляцию этого праздника по телевидению. В этом празднике принимали участие и Вера с Лёшей Толмачёвы, и Денис Громов.
Вере уже 20 лет. Она без пяти минут пианистка - оканчивает консерваторию. Лёше - 18 лет - он заканчивает 1 курс этой же консерватории и будет скрипачом, как и папа. Парень он талантливый и ему прочат большое будущее.
У Веры проявился ещё и талант к рисованию. Слушая, как играют на скрипке папа или Лёша, Вера рисует орнаменты - сложные, как лабиринт, и притягательные для зрителей - и цветные, и чёрно-белые. У тех, кто рассматривал эти орнаменты, было ощущение, словно хотелось вспомнить что-то давно забытое, но важное. Они приковывали внимание и не отпускали. Она же, рисуя замысловатый орнамент под музыку, думала о чём угодно, не отдавая себе отчёта, будто кто-то водил её рукой. Спустя какое-то время, она смотрела на своё творение и удивлялась: - Неужели это моя работа?! - И продолжала рисовать.
Вера, а теперь её чаще называли Вероника, - постоянная участница выставок работ молодых художников, её имя хорошо известно в этой среде. Но она придаёт этому не слишком много значения, отдаваясь любимому занятию - игре на фортепьяно. Вера собирается замуж за Виктора Громова. Он окончил факультет журналистики. Теперь Виктор - известный фотограф-профессионал, сотрудничает с самыми популярными газетами и журналами страны. Его снимки не раз представлялись на выставках, как высокохудожественные произведения. Недавно он побывал на крайнем севере, и привёз целую серию цветных снимков потрясающей красоты. Он снимал реку Обь - великую Сибирскую реку, одну из крупнейших рек в мире, в месте впадения этой реки в Карское море. В начале августа - там уже конец лета. Витя снял красные закаты лета под фиолетовым небом. Облака, плывущие по воде, перед началом заката. Огромную радугу, словно мост, перекинутый с одного берега на другой. Снял он и солнце между плоских туч, похожее на глаз неведомого существа. И ещё много прекрасных и уникальных по своей красоте снимков.
И шахматист он отменный. Знаменитым гроссмейстером он не стал, но турниры в своей журналистской среде выигрывает неизменно.
Он с детства обожает свою невесту, и готовит какую-то необыкновенную свадьбу. Но разве это так важно? Их родители обошлись без пышных свадеб, а живут в любви и согласии уже много лет. Будущая свекровь Веры - Елена, по-прежнему обожает её, и надеется дождаться внука или внучку. Жить молодые могут у родителей - и у тех и у других - большая квартира.
Старший сын Громовых, Олег, дома бывает редко - ездит по миру, изучает птиц, теперь вместе со своими учениками. Он защитил кандидатскую диссертацию, теперь готовит материал для докторской. И женился он на своей ассистентке. Так везде вместе и ездят. Живут уже 7 лет, а детишек нет. Зато всегда вместе, и работа любимая. У каждого - своя судьба, и не всегда она вписывается в общепринятые рамки. Они своей жизнью довольны, и о потомстве пока не думают, но это - пока.
Единственный из сыновей Громовых, Денис, пошёл по стопам отца. Он учится в аспирантуре, окончив военное училище. От девушек ему отбоя нет, но единственная и неповторимая, как у брата Виктора, ему пока не встретилась.
Кирилл Леонтьевич - профессор консерватории, воспитал немало музыкантов, среди них есть и знаменитые, играющие в лучших оркестрах страны. Ему уже 51 год. Он счастлив в личной жизни, вот только зрение его ухудшается с каждым годом, не помогают и очки, хотя полная слепота ему пока не грозит. Они с женой Нюрой прожили вместе уже 21 год. Все эти годы их любовь - с ними. В отпуск они постоянно ездят вместе, и это для них всегда - медовый месяц. Нюра работает экономистом на одном из предприятий города, сидеть дома она не хочет.
Юра и Нина Колосовы уже несколько лет живут в Москве. У них семнадцатилетняя дочь Рита и двенадцатилетний сын Саша. Юра уже полковник, работает в штабе военного округа. Нина преподаёт чешский и немецкий языки в военном училище. Их она за время службы мужа за границей изучила в совершенстве. Время от времени старые друзья встречаются и вспоминают свою молодость.
В этом году Нюра с Кириллом неделю провели в деревне Верховка. И там жизнь не стоит на месте. Пять лет назад в возрасте 65 лет умер отчим Нюры и Коли - Фёдор Иванович - от инсульта. Его похоронили рядом с Надеждой и Акимовной. Нюра с Кириллом поставили им мраморный памятник и новую оградку. И теперь они приехали на годовщину его смерти. Берёзка, которую посадил Фёдор у могилки Надежды, выросла и осеняет тенью все могилки в оградке. Каждую осень берёзка осыпает их золотым дождём своих листьев, словно отдавая дань усопшим.
Хозяин в деревенском доме теперь Валера. Он женился на своей цыганке Оле, едва той исполнилось 16 лет. Ждать восемнадцати не захотела Оля, боясь, что её любимого балагура Валеру, уведёт какая-нибудь его поклонница. Они женаты уже 15 лет. Первое время они жили в городе, но Оля, постоянно ревнуя мужа, не знала там покоя, и настояла на переезде в деревню. У этой пары двое детей - десятилетняя дочь Глаша, и пятилетний сын Андрей, но они ждут и третьего ребёнка. Гаврюше - 23 года. Он окончил срочную армейскую службу в Хабаровском крае, остался на службе сверхсрочной, и женился на местной красавице. Он тоже приехал поклониться могилам своего отца, родной матери и нянюшки Акимовны. Он давно знает историю своего рождения, и благодарен всем, кто принимал участие в его воспитании. Смерть своего отца Гавриил пережил тяжело, тот умер у него на руках, когда они вместе косили траву на сено.
Оба высокие, статные, сильные, похожие лицом и характером. Наталья, глядя на них, гордилась и любовалась ими. И вот теперь - ни мужа, ни сына. Егор тоже скоро вылетит из гнезда, он готовится к службе в армии. Как дальше сложится его судьба - кто его знает? Брат Гаврюша зовёт его к себе. Остаётся бабушке Наталье одна радость - внуки - Глаша с Андрюшкой да дочь с зятем.
Не сложилась пока личная жизнь у Коли. Его первая любовь Люся, побывав в Ленинграде, не захотела больше жить в провинции, и, окончив строительный техникум, укатила учиться в культпросвет училище. Там у неё началась новая жизнь, новые знакомства, другие интересы. Её Коля - мягкий и неуверенный в себе человек, в эту новую жизнь никак не вписывался, и она его оставила. Коля расценил это как предательство, очень остро переживал расставание с любимой, и решил, что никогда не женится. Он уже жалел о том, что не поступил в духовную семинарию, но, что было - то было, что стало - то стало. Уроки его приёмного отца не прошли даром. Как только появилась возможность, он купил себе машину «Жигули», получил права, и она верой и правдой служила своему хозяину. Он даже в отпуск к сестре Нюре приезжал на своих Жигулях.
Впрочем, работа на стройке, ответственность за качество работы на объекте, изменили его характер. Ему всего 35 лет, вся жизнь у него ещё впереди, и разочарование первой любви уже потеряло свою остроту. Возможно, он и найдёт свою вторую половину - есть тут у него одна на примете… Он работал на стройках ударных пятилеток прорабом. В 1970 году он живёт и работает в городе Сургуте Тюменской области. С родственниками он видится не часто, но связи с ними не теряет.
Все наши герои родные и близкие люди, а судьбы у них разные. Вот такая штука - жизнь.