Чёрное солнце

Чёрное солнце.               

 

 

 

 

 

 

 

Часть первая. Personae[1].

 

Глава первая. Владимир Владимирович.

Рядом со мной стоял дворовый пёс. Не поддаваясь ни гневу, ни любопытству, ни какому-либо другому волнению или торопливости, он, задумчиво смотрел на проезжую часть дороги, и, казалось, готовился свести счёты с жизнью. Внешний вид у него был соответствующий -  бесформенный, от налипшей грязи, живот, выступающие рёбра. Я не мог не посочувствовать одинокому и, по-видимому, брошенному животному. Благо, не далеко от автобусной остановки возвышался «народный» киоск, в котором можно было купить не дорогие, мясные продукты, например, протухшую сосиску, в тесте. Продавец положила промасленный "хот-дог" в полиэтиленовый пакет и мило улыбаясь, назвала цену. Цифра двести показалась мне, несуразно высокой. Услышав её я, невольно, воскликнул: "Ничего себе!". Пёс, сейчас же, повернул морду, в мою сторону и, неожиданно пристально, посмотрел на меня любопытными глазами хищника. Ещё, через минуту, я стал свидетелем забавной сцены, заставившей подумать о сверхъестественной догадливости этого животного. Не дождавшись желаемого, в своё время, пёс издал горловой звук, напоминающий не то ворчание, не то – сдержанное рычание, переходящее в глухое "гав". Стало ясно - ему не нравится моя нерешительность. "Ну, что же! Не нужно было начинать". C тяжелым сердцем, достав, из кармана брюк, две смятые купюры, номиналом в 100 рублей, каждая, я поспешно отдал их, в руки, продавщице.  Автобус задерживался и, поэтому, мне удалось до конца пронаблюдать, как жадно глотал «бедолага», предложенный мною, завтрак. Но вот, из-за поворота, разбрызгивая, на тротуар комья подтаявшего снега и грязь, "выплыл" долгожданный автобус. Это был 26 номер - тот самый номер, который мог доставить, меня к дому моего детства.  Дело в том, что в доме, в котором я когда-то вырос и который давно уже был определён чиновниками под снос, поселился странный гражданин, интересующий меня постольку, поскольку я работал психиатром и готовился к защите диссертации, на тему: «Синергетические процессы психики человека». В данный момент я направлялся, именно, к нему.                В автобусе пахло перегаром. Несколько пьяных морлоков[2] - так я называю рабочих амурсталя - живо обсуждали злободневную, для россиян, тему - не выплату зарплаты - и, при этом, грязно матерились. Мне не трудно было их понять - шел 1999 год – но эти маты, они оскорбляли мой слух, и, поэтому я, как и все прочие вежливые пассажиры, отвернулся к окну. Впрочем, когда кто-то, из них, всуе, вспомянул героя сказки Чиполлино, кондуктор - милая старушка в парике – наконец, сделала грубияну необходимое замечание. Ответа не последовало - рабочие, кажется,  совершенно погрузились в тему и не желали отвлекаться на болтовню "глупой" женщины. Через полчаса, автобус «фыркая», остановился на площади, у вокзала. Кондуктор, будто в ответ, громко и, как мне показалось, с явным душевным облегчением объявила название остановки: «Остановка - конечная». Все пассажиры, в том числе и я, молча, потянулись к выходу. Разумеется, я вышел последним.                Не знаю, знакомы ли вам те ощущения и те чувства, которые испытываешь, посещая заповедные места своего детства? Лично мне, стало весело и грустно, одновременно. Увидев, не далеко от себя, деревянные строения и синее небо, над головой, я, с наслаждением, втянул в себя чистейший загородный воздух. Ещё, мне очень захотелось петь. Этому моему желанию способствовали: тишина, отсутствие людей, свернувших сразу же на другую сторону дороги, и запах малой родины. О, этот чудесный запах детства: запах сырой извёстки и прелой ветоши, валяющихся, в снегу, на обочине; смолянистый запах тополей, проснувшихся от зимней спячки и бодрящий, очень пряный аромат прошлогодней травы! Запахам детства соответствовали: яркое солнце, промёрзшие кучи зелёной картофельной ботвы на грядках, колючая проволока, вьющиеся из гнилых досок забора, и покрытые ледяной коркой оранжевые лужи помоев, разбросанные тут и там подобно оспинам на всё ещё заснеженной территории "Петуховки"[3]. Впрочем, пел  я не долго. Обледеневшая, со свежими следами грязи, тропинка на удивление быстро привела меня к деревянному, двухэтажному зданию, которое я сразу же узнал. Это был мой, в полном смысле этих слов, мой дом. Рядом с домом высился громоздкий, сколоченный из "горбыля"[4],  общественный туалет. Наличие, во дворе, свидетеля оборотной стороны моего детства, несколько озадачило. В голову пришли, приличные случаю, воспоминания. Вспомнилось время, когда, размахивая палкой под его белёными стенами, я разил воображаемых врагов - зелёные стебли полыни - и кричал звонким голосом, извещая убегающих, к сараям, товарищей о своих многочисленных «победах». Окрашенное красной киноварью крыльцо так же сохранилось. Оно находилось на том же месте и в довольно приличном состоянии, правда, почему-то уменьшилось в размерах. Не знаю, как долго предавался бы я ностальгическим воспоминаниям, если бы, не "злополучная" тварь, подкормленная мною на автобусной остановке и покинутая, полчаса назад. Когда я собирался подняться на крыльцо, эта тварь, иначе её не назовёшь, медленно вышла из-за угла дома и тихо, словно полуденный призрак, проковыляла мимо меня, в сторону шоссе. На белом полотне двора, сейчас же, образовалась длинная цепочка характерных собачьих следов. "Твою мать" - сами собой выговорили мои губы. Откуда взялось это чудовище? Не ехал же он вместе со мной в автобусе? Загадочное появление хитрого и, во всех отношениях, странного существа разозлило меня. Я, вдруг, почувствовал себя загнанной жертвой, которую преследуют не видимые, но очень могущественные силы преисподней. Ведь, не зря, же, в древнем Египте, собак называли спутниками шакала Анубиса[5]. Однако следующее событие поразило меня ещё больше..... и глубже, как замечают некоторые осторожные люди. Неожиданный удар в челюсть, лишает человека воли. Событие, о котором я хочу рассказать, лишило меня не только воли, но и ясного рассудка. Точнее, я, на время, потерял способность правильно  оценивать окружающую действительность. Я испытал, по истине, страх и ужас, когда бурая в пятнах дверь подъезда, с шумом отлетела в сторону и надо мной, "словно чёрт из преисподней" буквально восстал буйно помешанный Владимир Владимирович. Он был одет по-летнему - в трусы и майку - обладал грубым голосом и, всем своим видом, напоминал самоуверенного негодяя, из третьесортных американских вестернов. Обращаясь ко мне - других людей, кажется, не было – он, сейчас же, властно потребовал, чтобы я поторапливался и пошевеливался. Выражаясь точнее, Владимир Владимирович громко, словно специально хотел напугать меня, проорал в мою сторону: "Заходи, заходи быстрее! Чего ты встал, как вкопанный?". Да, если бы я тогда успел принять правильное решение. Если бы! Но, увы, моя левая рука, неожиданно онемела и повисла, а  другая, сама собой, сделала приветственный жест. При этом, мои губы - ох уж эти не управляемые части тела - самовольно произнесли: "Здравствуйте Владимир Владимирович....с радостью зайду".  Хочу подчеркнуть  - события развивались именно в той последовательности и с той эмоциональной напряженностью, с какой я их здесь описываю. Это важно, потому, что  в подобной ситуации, впечатлительные люди, вроде меня, способны на самые невероятные поступки. Одни без памяти убегают в лес, в поле, другие – бросаются на пугающего их человека, третьи - впадают в состояние ступора и, как будто, засыпают. Я же потерял над собой контроль. Ведь, вы знаете, что такое транс? Транс это состояние изменённого сознания, когда, не сознание, а "подкорка" определяет все значимые решения человека. Да, я, впервые в своей жизни, впал в состояние, именуемое, у психиатров, кратковременным амбулаторным автоматизмом. То, что произошло дальше, произошло, именно, по причине этого злополучного транса. Заметив, что я продолжаю стоять на нижней ступеньке крыльца, Владимир Владимирович, ещё решительнее накинулся на меня и, буквально "за шиворот", волоком, втащил в тёмный, холодный подъезд, отчего дома. "Заходи, заходи скорее - пора начинать" -  повторил он несколько раз, нервно сплёвывая мне под ноги. Да, я подчинился ему. Да, я позволил ему втащить себя в эту чёрную дыру, сколоченную из досок. Но почему? Если вы знаете, что такое транс, вы никогда не зададите столь глупого вопроса. Не помню, что я видел и, что говорил до того, как оказался у широкой деревянной лестницы, ведущей на второй этаж здания. Лишь поднимаясь по её шатким, когда-то крашеным ступеням, я вновь обрёл способность воспринимать и запоминать увиденное. И то, что я запомнил не было похоже на обычную обстановку жилого помещения. На уровне головы, прибитые к оштукатуренной стене, тянулись толстые и совершенно черные электропровода, диаметром в два, а может быть и в три сантиметра. В  центре просторного и ярко освещённого коридора, называемого, почему-то, лестничной площадкой второго этажа, между разрушенными декорациями человеческого быта, точнее, между сломанными стульями, жестяными бачками,  старыми  тумбочками и прочим хламом, полыхало и сверкало всеми цветами радуги, прозрачное сооружение, внешне напоминающее летающую тарелку. За этим сооружением, на полу, виднелись, разного размера, черные эбонитовые коробки. "Сюда!" - приказал Владимир Владимирович, показывая пальцем на сверкающее "чудо", точнее, на мягкий стул стоящий внутри него. Затем Владимир Владимирович оставил меня стоять у дверцы машины, а сам, припадая на правую ногу, быстро побежал по коридору. "Это машина времени" - крикнул он на бегу - "Я предлагаю тебе путешествие в будущее". После нескольких щелчков, в помещении запахло серой и ещё чем-то неприятным, кажется - жженой резиной. Пугающе задребезжали стёкла окон. Состарившиеся, под многими задами, стул, тоже задрожал, но я сел на него, так как, мне, было приказано. Между тем Владимир Владимирович продолжал кричать: "Нужно действовать быстро, в противном случае ничего не получится".  - "Начинаю отсчёт". Голос его, всё время удалялся. А последняя фраза, вообще, донеслась откуда-то снизу, может быть, с первого этажа. Это обстоятельство несколько приободрило меня. Я даже успел приподняться, держась за спинку стула рукой, но, увы...... Да, в тот день жизнь моя, странным образом, переменилась, или оборвалась, как вам будет угодно. Я был выброшен из привычной реальности налетевшим вихрем, в лице сумасшедшего изобретателя, и попал в новую сверхъестественную реальность, словно комар - в штормовой ветер, даже, не успев оглядеться. Стул оказался электрическим. Внезапно, по моему телу пробежали волны нестерпимо жгучей боли. В глазах засверкали молнии. Тонкая прозрачная оболочка "машины", обшарпанные стены коридора, металлические приборы, хлам куда-то быстро и безвозвратно исчезли. Послышался противный скрежет пластика, лёгкий хлопок взрыва, звон разбитого стекла и вот я, уже, нахожусь в ином, не знакомом мне, мире. Нет, мне не было страшно. Я просто очутился в темноте: в кромешной темноте, без признаков ночи. Я мог дышать, осязать, чувствовать, словно зародыш в чреве матери, но ничего не слышал и не видел, кроме глубокой черноты и неподвижных мерцающих точек, напоминающих звёзды какого-то планетария. То, что у меня сохранилась способность говорить, я проверил сразу же. Моё "ой" до сих пор звенит, где-то в космосе. А потом я увидел "Землю". Да, я увидел эту гигантскую окружность цвета неба, которая быстро приближалась, ширилась, наваливалась и заполняла всё пространство вокруг моего стула, на котором я, трусливо, продолжал сидеть. То, что окружность являлась моей родной планетой, я понял сразу же, как только под узорами её сплошных облаков разглядел очертания морей и крупных континентов. Вы знаете, что такое болид? Некоторое время я словно горящий болид, стремительно перемещался в верхних слоях атмосферы. Языки пламени и шум, похожий на шум кипящего масла в сковороде, сопровождали меня, пока я падал. Впрочем, было ли это пламя? На миг, мне показалось, что рядом, со мной, таинственно вспыхивают и гаснут, отнюдь, не молнии и не пламя, но огненно-красные крылья какого-то антропоморфного существа, напоминающего архангела Уриила[6], образ которого я видел в нашей церкви. Да и слово "падал" - не совсем правильное слово, в данном случае. Я не падал, а ожидал приближения, стремительно надвигающиеся поверхности Земли, сотканной из плотных облаков, белых заснеженных сопок и множества извилистых рек, похожих на изящное золотое кружево. Точнее, я ожидал, пока пёстрая поверхность планеты сама обнимет и проглотит меня, вместе со стулом и всеми моими надеждами. И, лишь, тогда, когда я готов уже был почувствовать удар.........всё, внезапно, исчезло или прекратилось, как вам будет угодно. Я проснулся.

Женщина рожает ребёнка в муках. Мужчина обретает любимую женщину ценой многочисленных жертв и увечий. Любое настоящее дело начинается с боли, душевной или физической. Я тоже проснулся с болью - головной и в коленях, а также, с предчувствием утраты чего-то важного и большого. Мне, вдруг, показалось, что мир, в котором я очутился, лишен всех привычных, для человека, качеств и, более того, в целом, не приспособлен для жизни таких жизнерадостных людей, как я. В частности, в нём не было солнечного света, не хватало воздуха, а также, не доставало свободы для моих ищущих рук. Руки, всё время, вязли в чём-то тёплом, похожем на войлок или вату и, не смотря на все мои старания, ничего другого не находили. От этого, я сейчас же, впал в состояние зрительно-пространственной дезориентации, которое длилось довольно много времени. Точнее, оно длилось ровно, до тех пор, пока мне, в голову, не пришла счастливая мысль стянуть с себя шерстяное одеяло. Выглянув из-под него и отдышавшись, я вновь изумился, но теперь уже, увиденному, так как лежал на огромной кровати, которой у меня никогда, прежде, не было и наблюдал огромные цветочные вазы, расставленные полукругом вдоль стен. Изумляли неестественно чистые простыни, ковры и прекрасный запах цветов, исходящий от красивых, но, почему-то, совершенно чёрных роз. Понятное дело, букеты не обрадовали а, наоборот, напугали и заставили подумать о неблагоприятных последствиях  «перемещения во времени». Увы, тогда мне и на секунду, не приходила в голову мысль, что машину времени я видел, лишь, во сне, а Владимир Владимирович это моя сонная фантазия. Ещё, я почувствовал, в своём сердце, жгучую потребность встать и идти куда-то, но куда...Первая попытка оказалась неудачной. Более того, в результате предпринятых мною действий сразу же закружилась и заболела голова; окружающий мир ожил, зашевелился и стал чудовищно быстро видоизменяться в сторону большей своей детализации и фрагментарности, доходящей до бессмысленного хаоса. За китайской ширмой, расположенной совсем близко, тронулось и упало какое-то металлическое тело, издав не громкий звук, похожий на "клацанье" связки ключей. Почему-то, сами собой, загорелись светильники, осветив спальню кроваво-красным светом, похожим на зарево лесного пожара. В лучах его, засверкали, задышали и запрыгали бытовые предметы, среди которых особо отличились: золотые светильники и атласные занавеси окна. Картина хаоса терзала мой мозг не менее, если не более, десяти минут. Нужно было срочно принимать решение, и я его принял. Я вспомнил о методе вербальной самоафферентации, который сам же и разработал, пять лет назад - широко открыл рот, громко произнес пару сильных слов и, тут же, снова улегся, чтобы расслабить мышцы шеи и головы. Однако, как только я выполнил упомянутые упражнения, из моих открытых уст, словно из рупора, зазвучал не знакомый старческий голос и чужие слова, которых я, прежде, никогда не слышал, не говорил, да и не скажу больше. К тому же, неожиданно громко, замяукали часы, стоявшие на позолоченной тумбочке, с кривыми ножками.

Наконец, я встал, на ноги......Они, сами собой, понесли меня, сначала, в коридор, а затем в гардеробную, где на вешалках висело странное тряпьё, напоминающее пёстрый театральный реквизит или модную рухлядь, в стиле "PUNK"[7], как мне тогда показалось. Одевшись в нечто чудаковатое, без рукавов, я поспешно направился, на веранду и, о, радость, заметил, за толстым стеклом панорамного окна, очертания знакомой мне легковой машины. Кажется, это, на самом деле, был дорогой, моему  сердцу, "Мерседес" 600. Хоть что-то знакомое" – с удовлетворением, отметил я, про себя, и, поспешно, вышел во двор, чтобы убедиться в реальности происходящего. Надо сказать, что вид любимого автомобиля заставил, впервые, усомниться в том, что я, действительно, молодой интерн, «прилетевший» из далёкого прошлого, да ещё на машине времени. Когда я, вдохновлённый своим открытием, подошел к машине и открыл дверцу кузова, на её приборной доске, загадочным зелёным цветом, вспыхнул и, сразу же, погас спутниковый навигатор, показывающий время - 18.00  - и пункт назначения – психоневрологический диспансер. Это было странное время и странный пункт назначения. В голову, вновь, полезли мысли о «перемещении во времени», однако, я подавил их усилием воли, чтобы сосредоточиться на главном и принять, наконец, решение - ехать, не ехать. Через секунду, решение было принято. «Дурдом, так дурдом" - пробурчал я, себе под нос и полез за руль.

Дорога оказалась короткой. В целом, ничего не обычного, кроме слишком высоких, защитных ограждений, за которыми ничего не было видно. Однако, когда приблизившись к зданию диспансера, я вышел из машины, меня, вновь, охватило странное чувство потерянности. Здание показалось мне, совершенно, незнакомым, если не сказать чужим. Фронтон его, в римском стиле, напоминал какое-то официальное сооружение из фильмов о будущем. Блестящая куполообразная крыша и плоский карниз венчали архитрав[8] множества белых колон, между которыми виднелись тёмные пятна шестигранных и пятигранных окон. В окнах высвечивались бледные лица незнакомцев, а также, любопытные мордочки мохнатых животных, которых я, прежде, также, никогда не видел. Было, во фронтоне, что-то знакомое, но что...? Почему-то вспомнилась колоннада Хабаровского медицинского института, который я окончил в 1991 году, а также юная девушка, сбегающая по гранитным ступеням лестницы прямо к тротуару. Кажется, её звали Ириной. Непосредственно, передо мной, во все стороны, простиралась широкая и, почему-то, зелёная лужайка. Она выглядела довольно необычно, для такого холодного времени года и суток. Молодая трава, на ней, росла сплошным ковром и казалась слишком блестящей, слишком зелёной и пушистой, чтобы можно было назвать её натуральной. Вокруг, в туманной дымке, высились «голубые» ели, отбрасывающие густые тени на площадки и тропинки, по которым я шел, к зданию. Над могучими кронами этих величественных деревьев дышало глубокой синью холодное вечернее небо. Очевидно, день клонился к закату, но было ещё очень светло. Я, вновь, взглянул на окна диспансера и удивился произошедшей перемене. Незнакомцы в окнах смотрели, исключительно, в мою сторону и, при этом, по-детски широко, растягивали рот в улыбке. От удивления я, даже, остановился. Наше «рандеву» длилось около трёх минут, не меньше. Затем, я взял себя в руки и начал, быстро, как это было, только, возможно, подниматься вверх по лестнице. С трудом, шагая по её скользким гранитным ступеням, я постоянно смотрел себе под ноги, так как боялся поскользнуться и упасть и, вдруг, мои мысли, как буд-то бы оборвались. Где-то глубоко внутри – в сердце, родилось и начало расти мистическое чувство «потустороннего присутствия», разбудившее страх, а также, жгучее желание посмотреть наверх, что я, сейчас же, и сделал. На верхней площадке лестницы суетился маленький старичок, в белом халате, наружностью напоминающего заведующего моего собственного второго отделения. Этот старичок махал руками и, что-то тихо, но горячо, тороторил себе под нос. По-всей видимости, он экспрессивно, как обычно делают  старики, торопил меня подниматься вверх быстрее. Я вспомнил, как в детстве, примерно также подзывал меня, к себе, Семён Дмитриевич, желая надавать сыну увесистых подзатыльников. Неужели это заведующий? - подумал я.  Впрочем, человек похожий на заведующего сразу же рассеял все мои сомнения, язвительно заметив, что, сегодня, дежурным врачом числюсь, здесь, я, а не он, и меня уже заждались пациенты: "Видел, видел ваш ретро автомобиль - где вы их только берёте - но какого….беса, дорогой мой, вы постоянно опаздываете на дежурство? Не проще было бы воспользоваться обычным транспортом? Главный врач должен ждать вас, на крыльце, как какого-нибудь министра здравоохранения!" Да, очевидно, я был ему знаком, как, впрочем, и он мне. Однако, теперь он, что называется, не совсем походил на себя, молодого. Во-первых, на вид, ему "стукнуло" 80 лет, не меньше. Во-вторых, должность у  него была не "зав", а "главный". В-третьих, и это самое важное, он был, чем-то, чрезвычайно взволнован. Такого с моим заведующим никогда не случалось. Впрочем, "дурдом так дурдом" - решил я, про себя, и, молча, не отвечая на язвительную реплику Петрова, вошел в здание. Очутившись в фойе я, вновь, и, уже, не в первый раз, вспомнил о своей любимой «ALMA MATER». В фойе, как и в студенческие годы, меня окружили и забросали солнечными зайчиками: высокие прямоугольные зеркала, во множестве расставленные вдоль высоких стен, и сверкающий белый стол дежурной медсестры, прогнувшиеся под тяжестью таблиц и другого офисного оборудования. Увидев его, я, сейчас же, с любопытством заглянул, сначала, в настенный календарь, чтобы разглядеть число и год издания, затем, в монитор компьютера. Увиденное заставило, крепко задуматься. Неумолимые факты свидетельствовали против моей первоначальной версии о перемещении во времени. Кто же знал, что послеобеденный сон может сопровождаться такими мощными аффектами[9].

Хорошенько поразмыслить, о дальнейших своих действиях, как вскоре выяснилось, у меня, не было времени. Главный врач сообщил очередную "сногсшибательную" новость. В его кабинете, и уже целый час, моего появления дожидались люди из органов государственной безопасности. Услышав о "чекистах" я, почему-то, сильно испугался. У меня бешено забилось сердце, и затряслись коленки, как у какого ни будь преступника. Впрочем, состояние испуга длилось очень не долго. Я даже, шутливо выговорил А.С. Петрову: "Столько драгоценного внимания и для меня одного!" В ответ, Петров попросил не болтать глупостей и следовать за ним, на третий этаж. Дверь в кабинет "главного" была приоткрыта так, что подходя к ней, мне удалось расслышать слова одного из чекистов, обращённые к кому-то, в глубине комнаты. Он сказал, буквально, следующее: "Господин Омельченко, кажется, задерживается, но доставить его необходимо, именно, сегодня. В противном случае, мы не успеем пересечь зону......". Не могу не заметить, что последние слова, произнесённые с лёгким восточным акцентом, не оставили меня равнодушным. Сердце, вновь, заколотилось. Я, шепотом, спросил Петрова: «О какой зоне идёт речь?» Но Петров, в ответ, только, пожал плечами и хмыкнул. Чекист, между тем, не громко и вполне интеллигентно высморкался. Тут же вспомнился медицинский институт, точнее, просторный холл на первом этаже этого института, в котором сердитый профессор, сморкаясь, "отчитывал" студента 5 курса за то, что тот нагло сидел на подоконнике, в присутствии профессора. Я, даже, оглянулся, настолько чувственными, для меня, оказались эти юношеские воспоминания. Когда мы вошли, чекисты встретили нас, как и полагается по-деловому сдержанно. Их было двое. "Вы гражданин Омельченко Владимир Семёнович?" - спросил один из них. И, тут же, добавил: "Вам не следует волноваться!". Внешний вид чекистов, вполне, соответствовал их профессии, точнее, их роду занятий, так как чекист это не профессия. Фигуры, у служителей закона, отличались особой невыразительностью, если можно так выразиться, и, далеко, не военной выправкой. Такими же невыразительными были у них синие комбинезоны, "узкие" глаза, надменные улыбки, которыми они, наверное, очень гордились и жиденькие азиатские бородки, свисающие с нижней челюсти подобно сосулькам. Я никогда не смог бы запомнить, как зовут одного и как зовут другого, если бы представители "органов" представлялись одновременно. Однако говорил, со мной, лишь тот, который назвал себя майором Ли Сы. На мой вопрос: "Что случилось?" - он ответил встречным вопросом: "Вы баллотировались на роль главного эксперта по уголовным преступлениям в границах особой территории, подконтрольной Высшему Совету?"  Услышав его вопрос, я, в очередной раз, испытал душевное потрясение и, кажется, погрузился в состояние абсанса[10], потому, что, на миг, потерял над собой контроль. Впрочем, никто, из присутствующих, ничего не заметил. После "возвращения", моё новое "Я" переменилось и по форме, и по содержанию. Оно собралось в нечто единое, отличное от, прежнего  разрозненного «Я» и, как будто бы, стало чем-то более убедительным, более весомым в моих глазах, если можно так выразиться. Во всяком случае, странная мысль о том, что я - молодой врач, да ещё из прошлого, окончательно покинула меня. Она, словно осколок льда, растаяла в горячем восторге, свойственном исключительно моей, хоть и пожилой, но всё же, горячей натуре. Можно сказать, что после слов Ли Сы, в моём теле, наконец-то проснулся и заговорил я сам - 62-летний Владимир Семёнович. Кстати, в момент "пробуждения", в кабинете "главного", на окрашенной желтой краской стене, ярко вспыхнул и погас розовый луч света. Как будто само солнце приветствовало моё возвращение в мир развитого неолиберализма и победившей антипутинской оппозиции.               

Между тем майор Ли Сы продолжал вводить меня, теперь уже только Владимира Семёновича, в курс дела: "Вам выпала честь послужить Высшему Совету. Вы готовы оправдать высокое доверие Государства?" "Меня выбрали" - пронеслось в голове - "Мне предстоит жить в идеальном мире, о котором мечтал каждый житель планеты". Восторг и волнение захватили меня. Я словно одеревенел, не в силах открыть рот, чтобы ответить на прямо поставленный вопрос майора. Не дождавшись ответа, Ли Сы начал беспокоиться: " Отвечайте быстро потому, что мы должны покинуть территорию Дальневосточной Земли через двадцать минут, не позже!" Мне приходилось много слышать о закрытой территории, или, точнее, о территории подконтрольной Высшему Совету, но я и представить себе не мог, что когда-то, вот так - запросто, смогу пересечь её границы. Меня ждала особая цивилизация, особый мир, отгородившиеся от прочих Земель, техно-культурными достижениями, собственными законами и не преодолимыми естественными преградами: морями, горами, пустынями. Никто, из нас "земских"[11], не мог попасть туда. Попасть на территорию "Нового мира" можно было только одним и, довольно, сложным способом, именно, став государственным служащим. Как стать государственным служащим, конечно же, никто не знал. Мои родные, мои друзья, моя работа, наконец, показались мне, теперь, настолько незначительными, настолько даже не стоящими внимания, что я невольно отмахнулся от них рукой. Для полного понимания смысла происходящего могу добавить следующее: Граждане Государства, у нас – у земских - всегда ассоциировались со сказочными волшебниками или магами. И ещё! У меня умерла жена - скромная, добрая женщина, которую я по-настоящему любил и о которой постоянно думал. После её смерти на работу я ходил, лишь, для того, чтобы иметь средства к существованию а, также, повседневные заботы, которыми можно было оправдать мою никчёмную жизнь. К сожалению, у нас не было детей. И, вдруг, такое невероятное, по всем меркам, событие. В моей жизни, вновь, появились надежда, да, ещё какая! Возможно, мне удастся обрести новый смысл,  а, может быть, посчастливится встретиться со своей дорогой Лидией Емельяновной, ведь, о технических достижениях Государства, у нас, здесь, рассказывали самые невероятные истории. Наука и техника Нового мира казались всем, ну, просто сказочными. Во всяком случае, перелёты в прошлое, по мнению многих моих знакомых, осуществлялись, в Государстве, без труда и по любому поводу. Конечно же, я согласился. Я согласился столь громко и столь звонко, что все присутствующие, включая А.С.Петрова, по "доброму" улыбнулись.  Майор удовлетворённо кивнул головой - "Хорошо, Владимир Семёнович, но вы понимаете, что взять с собой, что либо, из дома и попрощаться с родственниками, теперь, вы уже никогда не сможете? Здесь и сейчас вы умерли!"  Я, тоже, кивнул головой и повторил своё твёрдое - "Да!" Кстати, слова майора о моей смерти, хоть и мнимой, не были, только, метафорой. Инсценировка автомобильной аварии, со смертельным исходом, на самом деле, состоялась в тот же день, ровно перед зданием психиатрического диспансера, в присутствии множества психически нормальных и не нормальных свидетелей. Об этом я узнал три дня спустя, когда впервые познакомился со своими духовными братьями тамплиерами. Впрочем, не будем забегать вперёд, как говорят наши женщины, когда какой ни будь чудак, без спроса, влезает в начало очереди. Затем я обернулся к А.С, Петрову. По его лицу я понял, что, для него, всё сказанное уже давно было не новостью. Глаза главного излучали отеческое тепло и какой-то странный, не понятный, мне, тогда ещё, свет. Петров сразу же догадался, о чём я хотел спросить его и предупредительно ответил. "Да, да! Совсем недавно я стал гражданином Нового мира. Это я рекомендовал вас на должность эксперта. К сожалению, мне никогда не удастся попасть, туда - вы понимаете - и поэтому, скорее всего, мы никогда больше не увидимся....... ...прощайте". Быстро, почти скороговоркой, проговорив последние слова, А.С. Петров протянул мне свою узкую ладонь, для прощального рукопожатия. При этом, его, от природы, вытянутое лицо вытянулось ещё больше. Я вдруг понял - Александр Степанович мне не знаком. Проработав с ним, больше сорока лет, я впервые узнал о его настоящем, "человеческом" облике. Мы всегда считали его "сухарём" и даже эгоистом, "каких свет не видывал", а тут столько неподдельной доброты, столько участия. По этой причине, я с силой сжал протянутую мне руку и высказался в том духе, что никогда и нигде не забуду, как много сделал он, для меня, порекомендовав в государственные служащие.

После прощания с Петровым, мы, то есть я и два чекиста, молча, не сговариваясь, вышли из кабинета. Нам нужно было срочно спускаться вниз – к выходу, так как двадцать минут, о которых говорил Ли Сы, уже давно истекли.                Сказать, что чувства переполняли меня - значить ничего не сказать о моих чувствах, в тот момент. Может быть поэтому, сделав несколько шагов вниз, по лестнице, я открыл, было, рот, чтобы поделиться с чекистами своими переживаниями, но майор Ли Сы, многозначительным жестом, предложил мне помалкивать и двигать ножками быстрее. Спускались долго.  Ли Сы оказался прав: всего, через пять минут я почувствовал щемящую тоску и, даже, боль, в области сердца. Откуда взялось это тягостное чувство? Наверное, оно было обусловлено моими воспоминаниями о прошлом. Мысль о том, что я навсегда расстаюсь с миром, в котором жила она и в котором я любил единственную, во вселенной, Женщину, растрогала меня до слёз. Хорошо ли я поступаю, покидая этот мир? Что ждёт меня в неизведанном Новом мире, за границами привычной реальности?  На миг, пугающие вопросы завладели моим мозгом, однако  отступать было поздно, да и некуда. Я запретил себе думать об этом и полностью переключился на мысли о счастливом будущем с Лидией Емельяновной.                В самом дальнем углу цокольного этажа нашлась тяжелая металлическая дверь, загораживающая узкий проход в клиническую лабораторию (КДЛ) больницы. Я никогда, прежде, не посещал подобные места. Рядом с дверью начинался длинный, извилистый, как нора змеи, подземный переход. Стены и потолок мрачного подземелья были облицованы чёрной керамической плиткой, плохо отражающей свет потолочных и настенных ламп. На встречу дул сильный, я бы даже сказал, промозглый ветер. Такой ветер бывает во всех подземельях, имеющих два последовательных входа и выхода. Понятное дело я почувствовал дрожь в теле. Однако не успел испытать какого либо дискомфорта, так как очень скоро почти бежал, следом за стремительными Ли Сы и его товарищем. В конце перехода, холода, как, впрочем, и чистого воздуха уже не было. Зато, были: мерзкий запах жженой резины и одинокая синяя лампочка, на тупиковой стене, тоже чёрной и мрачной, как моя прошлая жизнь. Лампочка озаряла тусклым светом, лишь, малую часть прилегающей, к ней, поверхности. Я захотел получить пояснения, по поводу увиденного, но майор, характерным жестом, запретил мне разговаривать и потребовал, чтобы я, сейчас же, выключил фонарик. Мне пришлось подчиниться. Когда мы подошли, к стене вплотную, Ли Сы, неожиданно остановился и, наклонившись, в пояс, быстрым движением сильных рук поднял, с пола, большую, металлическую крышку люка. Мне показалось, что, при этом, он как-то странно посмотрел на меня. Наверное, догадался, о чём я подумал при виде, открывшегося в полу, чёрного лаза. Очередной подземный переход - второй, по счёту - привёл к очередному люку, за которым были другие люки и другие извилистые переходы, уходящие глубже и глубже, под землю. Всего их было четыре или пять. Последний, начавшись за стеллажами с пыльными коробками, через несколько метров обрывался коротким тамбуром, в конце которого, нас поджидала просторная но, совершенно, тёмная кабина грузового лифта. Я до сих пор не понимаю - зачем майор запретил мне пользоваться фонариком. Как только мы вошли внутрь кабины, массивные дверцы её, со скрежетом, сошлись и стали вибрировать, издавая звук, напоминающий стук кастаньет или ирландской чечетки. Громкие звуки, в абсолютной тишине, прозвучали, как гром среди ясного неба, вызвав в моей душе ощущение опасности и желание покинуть мрачное подземелье, как можно скорее. Однако, и на этот раз, страх оказался неуместен. Помедлив секунду, лифт устремился вверх, минуя все остановки и аварийные площадки на этажах, если они, конечно, были. Подъём длился, примерно, пять минут. Поднявшись к поверхности, мы попали на крышу высокого здания, точнее, на взлётную площадку этого здания, залитую золотистыми лучами заходящего солнца. После мрака и холода подземелий, свет солнца показался мне особенно тёплым. Здесь, второй чекист предложил нам обоим подняться на борт стоящего рядом ПЛА[12]. Кажется, это были его первые слова, произнесённые, в моём присутствии. Ли Сы загадочно произнёс: «Поздравляю Владимир Семёнович, теперь мы находимся на территории «Нового мира!» Меня удивило его заявление, так, как переход показался мне уж слишком простым, но я промолчал. Почему-то вспомнилось, как, год назад, в довольно грубой форме, высказываясь о профессиональных качествах А.С. Петрова, я ставил ему в вину, именно, то, что он постоянно молчит и ехидно улыбается. Это досадное воспоминание побудило меня, вновь, и уже в последний раз, оглянуться на здание психиатрической лечебницы. Однако движение моего сердца оказалось бессмысленным, так как ничего похожего на город или дома, за пределами взлётной площадки, я не увидел. Ни каких зданий, никаких деревьев или дорог, вообще - ничего. Только трава, пыль и редкие кусты, до самого горизонта. Мой город исчез в пустыне, словно мираж. Увы, события развивались слишком стремительно, слишком непредсказуемо, чтобы можно было понять, как это случилось. Всё происходящее стало походить на сон - я даже, легонечко, надавил на своё глазное яблоко пальцем, чтобы проверить - не сплю ли? – но, нет, сном это не было.  И, вдруг, я понял: «Меня ждут настоящие приключения». Осознав мысль, до конца, я повторил её вслух, не стесняясь Ли Сы и его товарища. Услушав меня, Ли Сы снисходительно улыбнулся.

Кстати, не смотря на  то, что роль А.С. Петрова в моём перемещении "за границу Дальневосточной Земли", на самом деле, оказалась далеко не положительной, я, до сих пор, вспоминаю его последние слова с большим пониманием и уважением.               

 

Глава вторая. Майор Ли Сы.

Похожий на блюдце, летательный аппарат (ПЛА) стремительно поднялся в небо. Набрав необходимую, для крейсерского полёта, высоту, он взял курс на восток, к столице Нового мира и моей новой родине. Только, что, вокруг нас, простиралась полупустыня, клубилась серая пыль и, вдруг, - яркий прозрачный диск заходящего солнца, над горизонтом, взлохмаченные сиреневые облака, в отсветах бордового заката и бесконечно прозрачный, тёмно-синий купол неба. Я летал и прежде на летательных аппаратах подобного вида, но этот был, куда более, совершенным и быстроходным. Во-первых, внутри него, не было слышно шума работающих двигателей. В кабине царила какая-то "ватная", не привычная, для моих ушей, тишина. Во-вторых, мы с Ли Сы могли стоять во весь рост и, даже, двигаться по кораблю, держась за поручни руками, что позволяло свободно разговаривать и, одновременно, разглядывать удаляющеюся поверхность земли. Кстати, разглядывая эту поверхность, я с удивлением заметил, что, до самого горизонта, под нами нет ничего зеленого. Огромное пространство, на границе Нового мира и Дальневосточной Земли, было, сплошь, покрыто чем-то белым и матовым, внешне, напоминающим бетон. Я спросил Ли Сы - "Почему так много полезной территории, в Государстве, пустует и, более того, погребено под бетоном?" Майор улыбнулся, но ничего не ответил. "Наверное - какой-то секрет"- решил я. Впрочем, тут же задал другой вопрос - "Это бетон?" "Нет" - просто ответил майор и жестом попросил водителя направить ПЛА вниз, наверное, для того, чтобы я смог лучше рассмотреть то, о чём спрашиваю. - "Смотрите, внимательнее!" Я начал пристально всматриваться и, на самом деле, увидел нечто, указывающее на то, что под нами простирается естественная равнина, вся покрытая белой, рыхлой почвой, похожей на глинозём. Точнее, это и был глинозём, в просторечии, называемый белой глиной, а по-научному - оксидом алюминия. Белая почва была, вдоль и поперёк, изрыта странными чёрными животными, прогулявшимися, по ней,  большими компактными стадами. Майор, спокойно выслушав очередной мой вопрос, уточнил: "Это роботы, которые собирают, падающие части космических кораблей (не далеко находится космодром) и следят за тем, чтобы ни кто из "земских" не пытался проникнуть на территорию, подконтрольную Высшему Совету". - "Да, кстати, летать над зоной отчуждения можно, только, гражданам, за этим следят другие роботы - вон, там!" Сказав это, майор указал пальцем на сооружения, расположенные далеко впереди, напоминающие очень высокие телевизионные вышки. Лёгкий свист ветра, в тишине, придавал  открывающиеся картине вид сказочной нереальности.

Да, реальность становилась всё более, сказочной, всё более фантастической. Когда мы достигли середины "полосы отчуждения", моему взору, теперь, уже, постоянно обращённому вниз, предстала обширная чёрная дыра, темнеющая на бескрайней белой равнине подобно черной кляксе, на чистом листке бумаги. Ровные контуры предавали ей вид бездонного провала, по типу карстового[13], который я видел, во время своей последней поездки в Южную Африку. Иссиня-черное круглое пятно, два - три километра в диаметре, с борта ПЛА, смотрелось весьма эффектно, я бы, даже, сказал - таинственно. "Что это?" - спросил я майора. - "Это космодром, точнее, открытая крыша главного космодрома Нового мира. Сам космодром находится глубоко под землёй. Космические корабли, взлетая с подземной площадки, подвергаются меньшей опасности и, заодно, не вредят гражданам, населяющим ближайшие окрестности. Это важно, в свете последних событий" - "Каких событий?" - удивился я. Удивился я искренне, т.к. слова Ли Сы прозвучали, для меня, слишком неожиданно. Я знал, что по договору, от 2032 года, Высший Совет обязан был информировать жителей планеты, о всех событиях, происходящих на особой территории, если эти события, конечно, представляли, для них, серьёзную опасность. Ли Сы извинился - "Для вас, сказанное мной - не секретная информация. Вам придётся  заниматься, в том числе, и проблемой, так называемых, крестоносцев. На территории подконтрольной Высшему Совету появились тамплиеры, как они сами себя называют, умеющие захватывать здания, города и, даже, космические корабли. Ребята ушлые - современные пираты, так сказать. Откуда они взялись и сколько их числом, никто не знает. Они называют себя тамплиерами потому, что ведут своё происхождение от тамплиеров Европы. Помните нашумевшее дело норвежского стрелка[14]? У них, как бы это проще выразиться, имеется возможность исключить, из своей жизни, обязательную процедуру деагрессии. Ведь вам известно, что такое деагрессия?" Конечно, мне была известна, упомянутая медицинская процедура, правда под другим названием. - "А, что коррекция синергетических процессов психики, до сих пор, проводится, в Государстве?" - "Конечно!» - в свою очередь, удивился майор – «Без деагрессии, ни один гражданин не имеет права находиться на территории, подконтрольной Высшему Совету. Лично я прохожу процедуру ежегодно. Вам, наверное, то же предстоит...впрочем....... не знаю.....". Скомкав последнюю фразу, Ли Сы смолк. И вдруг меня осенило. Так это из-за "коррекции" все они такие странные: немногословность, светящиеся глаза...и т.д.

 Через двадцать минут, мы достигли границы облачности и, буквально, "утонули" в плотной пелене небесного пара. Ещё, через минуту, пробив толщу высоко слоистых облаков, наш ПЛА помчался над огромным городом, у которого, казалось, не было ни каких внешних границ, кроме линии горизонта. С высоты трёх километров, город смотрелся, поистине, великолепно. Он был похож на гигантский, разросшиеся во все стороны, грибовидный термитник, рассечённый посередине "водной артерией" и поросший ярким "мхом" лесов.  Улицы и проспекты формировали в толще двух его естественных возвышенностей, глубокие извилистые провалы, похожие на трещины настоящего термитника. Большинство зданий города поражали воображение своим размером, а также, своеобразным архитектурным решением. Почти все они имели какие-то геометрические формы: формы полусфер, пирамид, вытянутых вверх кубов и эллипсоидов, но, ни одно не определяло, вокруг себя, промежуточных линий, отчего создавалось впечатление их монолитности. Отделить одно здание от другого было, практически, не возможно. Цвета зданий, составляли единую цветовую гамму, эффектно сочетающиеся с красками окружающей природы: Красками потемневшего неба, красками дождевых облаков и, главное, красками полноводного батюшки Амура, лежащего, в провале, между двумя грядами сопок, словно уснувшая змея.  Искрясь под лучами заходящего солнца, река, на самом деле, казалась гигантской золотой змеёй, уснувшей до времени в диком таёжном краю, чтобы однажды проснуться и взлететь в небо, как говориться в одной китайской сказке. "Поэтому её и называют жёлтым драконом" - подумал я, вслух. Ли Сы кивнул головой, в знак согласия. Впрочем, архитектура города не была совершенно лишена разнообразия. Я заметил, что в отдалённом районе южной его части несколько сотен жилых построек напоминали дома наших далёких предков. Там, утопая в зелени садов, поблёскивали рыжие и голубые крыши не типичных, для общей застройки, малоэтажных и одноэтажных зданий. Этот район находился на самой высокой вершине южного хребта, что так же, отличало его от жилых кварталов, расположенных, преимущественно, на склонах сопок и в низине. Особенно, поразила моё воображение гигантская башня, от которой, во все стороны, словно тонкие нити "паутины" отходили кольца, перемычки и прозрачные тоннели, подвешенные над городом, посредством высоких и многочисленных эстакад. Мне, сейчас же, захотелось выяснить предназначение данного сооружения. Ли Сы, с видимым удовольствием и, даже, с каким-то юношеским восторгом, стал рассказывать о функциях "системы Лангена", как он её назвал. - "Вы видите, что, за исключением одного района, весь город состоит из высотных зданий, высотой в сто и более этажей. Кроме того, город разделён на пять диоцезов[15], сообщение, между которыми, по земле, практически не возможно. Так вот, для того, чтобы люди могли перемещаться свободно, городские власти построили, над городом, единую "систему" путей сообщения, внешне напоминающую паутину паука.  Вы видите перед собой наиболее плотную, центральную её часть, обеспечивающую транспортом, как минимум, две трети городского населения. Двадцать миллионов пассажиров, в месяц. Кстати, контролировать перемещение горожан, всегда, на много проще, если они передвигаются по специально отведённым путям, покинуть которые тайно, никогда и ни кому не удавалось. Кроме того, данная "система" простирается далеко за пределы городских окраин. Именно поэтому, окружающие город леса и поля, никем, без специального разрешения, не могут быть использованы или уничтожены. Уверяю вас - жители нашего города уже давно забыли, что такое лесные пожары и мусорные свалки в лесосеках. Это третья функция "системы" Лангена. Есть ещё и четвёртая и пятая функции, но о них вы узнаете позже. Надеюсь, вам расскажут о них соответствующие специалисты. Вы можете спросить, зачем же сделали так, чтобы люди не могли перемещаться из диоцеза в диоцез, по земле? Отвечу - это наше спасение. Сплошные "красные" линии созданы для того, чтобы граждане разных социальных слоев, религиозных и политических убеждений не могли ухудшить друг другу, столь прекрасную и удобную жизнь в городе. Представьте, насколько удобнее жить, когда ваш сосед - врач и более того, православный психиатр, а не какой-то «бродяга» или, того хуже, невежественный негр, исповедующий ислам. При этом, вы сможете, видится со своими коллегами, друзьями, родственниками, хоть каждый день. Для этого вам достаточно официально пригласить кого либо, из них, к себе на чай." Слушая разъяснения Ли Сы, я, вдруг вспомнил древнегреческого философа Платона.  Да, это был идеальный город Платона.  Именно такой населённый пункт описывал философ в своих трудах: "Государство" и "Законы". Он же сравнивал его с Атлантидой. "Но, ведь это крайне сложно!" - возразил я. - "Крайне сложно и, даже, опасно дифференцировать людей согласно признакам расовой, религиозной, социальной и профессиональной принадлежности. Кто этим занимается? Какой паук? Как быть с родственниками, которые имеют различное социальное положение, или исповедуют разные формы религии? Как быть, наконец, с оказанием скорой медицинской помощи в диоцезе рабочих? Ведь ни какая помощь не будет скорой, в таких условиях!" Ли Сы ещё больше сузил свои глаза и, неожиданно, звонко, по-детски, рассмеялся. Услышав его, я ни сколько не удивился, т.к. наверное, знал - все азиаты, когда желают скрыть негативные эмоции, обязательно смеются. Поэтому их и называют хитрыми. Не обращая внимания на деланное веселье Ли Сы, я продолжил возмущаться, в стиле воинствующего неолиберала, каковым считал, себя, уже тридцать лет - "Но, кто может решать подобные вопросы, кроме самого гражданина? Кто может навязывать свою волю другому человеку, другим….?" Однако, я не договорил. Ли Сы сердито и, даже, очень зло прервал мои вопросы, одним своим. - "Вы знаете, каким образом  сформировались гетто в Северной Америке, в позапрошлом веке?" Его вопрос имел явно риторический характер и поэтому не подразумевал ответа, с моей стороны. - "Гетто сформировались потому, что люди ирландской национальности не желали находиться рядом с цветными эмигрантами. У "цветных" была другая религия и другая культура. Ирландцы постоянно покидали районы заселённые буддистами, мусульманами и переселялись поближе к "своим" протестантам, оставляя иноверцев в обществе себе подобных. Таким образом, в частности, в старом Нью-Йорке, сформировались: "Гарлем", "Чайна таун", и "Брайтон Бич". Конечно, и в нашем городе найдутся "товарищи", желающие поэкспериментировать с интернационализмом... никто им не запрещает, если, конечно, соседи не против этого".......... "Хотите, мы предоставим вам квартиру в диоцезе чёрных рабочих, исповедующих ислам шиитского толка? Это не страшно, ведь они прошли процедуру деагрессии." - "Нет, спасибо" - с ужасом воскликнул я и тут же, сам, удивился своему, неизвестно, откуда взявшемуся страху. - " А, как же культурологическое воспитание, ведь людей необходимо воспитывать?" – попробовал возразить, я. "Человеческую природу не переделаешь" - сухо, парировал майор - "Все люди заслуживают хорошего к себе обращения, лишь до тех пор, пока мыслят единодушно. Да, теперь нет расовых, религиозных и т.п. конфликтов, тем более на территориях подконтрольных Высшему Совету. Теперь мы все, со всеми, - жители одной очень маленькой и хрупкой планеты Земля. Мы мыслим планетарно. Поэтому, мы хорошо понимаем, друг друга и сотрудничаем друг с другом. Я этнический китаец, а вы русский, но между нами нет, и не может быть фатального недопонимания, как это было прежде. Мы - оба, представители планеты Земля и для нас главное не наши расовые различия, а великая идея биологического выживания человечества и, ещё, завоевание космоса. Скажу больше, мы нуждаемся друг в друге, поскольку, каждый имеет свои этнические особенности. Прекрасные этнические особенности! Особенности делают нас социально значимыми и, одновременно, незаменимыми, в границах планетарной общности. Почти все космические корабли, стартующие с Земли, несут на своих бортах китайские иероглифы. Почему? Потому, что врождённая щепетильность китайцев, в технических вопросах - необходимое условие построения современных космических кораблей. Сейчас нас может разделять только одно - разный способ мышления, точнее, моя экстраверсия и ваша интроверсия, но и их мы легко преодолеем....." В этом месте Ли Сы неожиданно раскашлялся и, на короткое время, перестал говорить. Однако, я не успел вставить слова. Через секунду, он продолжил с ещё большей горячностью: "В государстве существует две политические партии - синие и красные. Синие - партия прагматиков и экстравертов. Красные - партия революционно настроенных интровертов. Обе партии - две стороны одного политического движения, именно, движения монархистов. Да, да - вы не ослышались - Высший Совет потому и Совет, что есть, кому советовать. У нас, нет широкого самоуправления и договорных отношений, как у вас, у Земских - у нас, в Государстве, есть одно, только, "самодержавие"". - Мне показалось, что слово "самодержавие" Ли Сы произнёс с нотой иронии, но я не придал этому значения. -  "Представители обеих партий вполне осознают однобокость своего мышления и поэтому научились уступать нашему монарху, который, в отличие от прочих граждан, не интроверт и не экстраверт". "А, кто же он?" - удивился я. "Он гений. И всё же, территориальное размежевание и функционализм в государстве необходимы, потому, что позволяют людям проявить себя и свои способности, в полной мере - понимаете ли вы меня? " "Хорошо, сдаюсь!" - со смехом воскликнул я и шутливо вскинул руки вверх. Аргументация Ли Сы была, явно, не достаточной для оправдания, господствующего в государстве, функционализма, однако я решил не продолжать спор. Более того, я попытался перевести разговор в русло, для нас обоих, совершенно нейтральное. - "А, что это за патриархальный островок, в южной части города, где возвышается огромное здание, похожее на гигантскую сторожевую башню?". Ли Сы сейчас же и, как-то вдруг, спокойно, ответил.  - "Это знаменитая точка «А», пятого диоцеза. Здание, о котором вы упомянули - Дворец Высшего Совета. В административном районе вы будете жить, работать, а может быть и отдыхать, если захотите, конечно. Там вы сможете встречаться с сенаторами и со всеми своими подчинёнными. Их, у вас, наверное, будет много. Ваш дом будет выстроен по вашему вкусу. Вы сможете, если захотите, жить в доме классического стиля, с "античными колоннами".  Сможете жить в "средневековом" замке, в русской избе или, даже, в китайской фанзе. У вас появиться свой транспорт, свой участок леса, своя дорога. Словом, у вас будет всё, что необходимо для работы и отдыха. Кстати, над вами никогда не повиснет ничего, что могло бы испортить, как говорится, "вид из окна". Вы станете жить один или с новой женой, в окружении чистого леса, а так же подле озера или пруда, по желанию». "Ну, что же - заманчивая перспектива" - заметил я - "Ненавижу две вещи: музыку за стенкой и наглых соседей". "О, да! Такое соседство вам не грозит." - заверил меня Ли Сы и, вновь, закашлял. В это время, ПЛА, пугающе быстро завалился на бок и начал стремительно, как мне показалось, снижаться к земле. Мы, оба, инстинктивно, как во времена более примитивных крылатых машин, ухватились руками за поручни. Когда ПЛА снизился на столько, что я смог подробно разглядеть дома своих  будущих "привилегированных" соседей, мне пришло в голову попытаться выбрать, для себя, самый красивый дом. Первыми, моему взору, явились острые шпили замка, торчащие из-за "хребта" какой-то сопки. Затем, из глубокой тени этой же сопки, выглянул маленький Парфенон, расцвеченный розовыми лучами заходящего Солнца. Затем, на опушку леса, один за другим, "повыскакивали" прижатые друг к другу пузатые, двухэтажные избы и деревянная православная церковь. Последнее сооружение натолкнуло меня на мысль о религиозных предпочтениях в Государстве. Я решил нарушить молчание и, как бы в задумчивости, спросил: "Скажите, какой религиозный культ, в Государстве, предпочтительнее?"  Ли Сы ответил сухо, цитатой из очень знакомой мне декларации НДПР: " Администрация Государства, как таковая, представляет точку зрения всех верующих, без того, чтобы привязывать себя конфессионально к определенному вероисповеданию. Мы убеждены, что оздоровление нравственности может произойти только в условиях культурной и религиозной свободы, когда отношения осуществляются суверенными личностями в соответствии с основополагающими принципами мультикультурализма. Договор, заключённый между человеком и человеком, является высшей ценностью для Государства и его правительства. Интересы конкретной личности превыше интересов Правительства, Церкви, тем более, мифического «общественного» блага". Мне была очень хорошо знакома декларация НДПР. Именно поэтому, меня, озадачил тон, с каким, вдруг, заговорил, со мной, Ли Сы. Создавалось впечатление, что я его чем-то обидел. Тогда я ещё не понимал, каким образом велась, в Государстве, политическая борьба и кто такие жители Нового мира, с которыми мне предстояло познакомиться. Тем более я не мог знать о главном идеологическом оружии  всех противников Государства - антимультикультурализме[16]. Между тем, наш ПЛА перестал двигаться. Он приземлился так же не заметно и быстро, как и взлетел. Увидев, что дверь открыта, мы поспешно вышли на широкую площадку, расположенную перед входом в огромную стеклянную полусферу. Ли Сы, с видимым облегчением, выдохнул - "Вот и прилетели".

На площадке, перед входом, нас встречала делегация представителей администрации города. Правда, мне показалось, что встречающие относились, скорее, к разряду военнослужащих, так как все были одеты в черную униформу и не скрывали своей военной выправки. На рукавах, у некоторых, виднелись желтые пластиковые шевроны. На пластиковых петлицах воротников двух «чиновников», поблескивали армейские знаки различия. Один знак заинтересовал меня, особо. Он напоминал рунический «зиг»[17] эсэсовцев А.Гитлера. В связи с этим, я вновь обратился к Ли Сы, за пояснениями. Ли Сы сказал, что перекрещенные копьё и молния это знак "Нун"[18]. При этом, он указал рукой наверх – на свод стеклянного портала, где можно было увидеть точно такой же, только очень большой и ярко светящиеся знак. - "Как видите - молния и копьё, ничего общего с символикой нацизма не имеют". Я удивился спорному утверждению Ли Сы, но, почему то, сразу же, успокоился. Когда мы подошли к группе чиновников совсем близко, первый, из них, приветствовал нас "римским" рукопожатием и странными словами. - "Гражданин приветствует тебя, гражданин". Это вновь насторожило меня, потому, что было похоже на приветствие "чернорубашечников" Муссолини. Впрочем и на этот раз Ли Сы нашел, что сказать. - "Послушайте! Нас встречают, во-первых, сенатор Иванов Александр Емельянович, во-вторых, главный прокурор города Стив Джордон, который, в настоящее время, держит вас за руку, в-третьих, секретарь Крутов Иван Петрович. Все – уважаемые, в городе, люди. Они здесь, именно, для того, чтобы препроводить вас на заседание Высшего Совета, которое начнётся, ровно, в 21.00, во дворце. О вашем участии в данном заседании существует предварительная договорённость. Ровно в 21.00, то есть за десять минут до выхода монарха к сенаторам, вы должны будете находиться в общем зале. Приветствуют вас, именно, так, как во все времена приветствовали друг друга настоящие монархисты. Сделайте то же самое!" Выслушав Ли Сы, я, не без душевного трепета, ухватил предплечье главного прокурора, и довольно сильно сдавил его в области запястья. Прокурор поморщился -"Кажется вы знакомы с порядком..... это хорошо". При этом он широко открыл глаза, и я увидел, что белки его глаз горят, желтым светом, как у Петрова. Впрочем, и на этот раз, я не придал увиденному, ни какого значения. Затем я проделал "то же самое" ещё несколько раз, приветствуя сенатора, секретаря и странного господина, которого Ли Сы почему-то, мне, не представил. Затем, мы "дружно", всей компанией, взошли на движущиеся дорожку и, довольно быстро, "вкатились" внутрь сверкающей полусферы. Сразу же, за стеклянной дверью, нас "поглотила" шумная привокзальная площадь, наполненная людьми разных социальных сословий и достатка. Это было видно по манерам их поведения и цвету одежды. Людей было так много, и они так часто и больно толкались, что я даже испугался. Страх заставил меня прижаться к «уже своим» сопровождающим почти вплотную. Пробившись через толпу, мы вошли в капсулу монорельса, которая должна была, по словам Ли Сы, доставить нас прямо во дворец. Меня несколько  озадачил такой поворот событий - прилетели и сразу во дворец, но Ли Сы предупредил очередной мой вопрос, словами: "Переоденетесь во дворце... Всё остальное сможете сделать там же... вам всё объяснят и покажут". После этих слов, произнесённых, как мне показалось, с некоторым раздражением, Ли Сы демонстративно отвернулся от меня и на долгое время замолчал. "Похоже, он считает, что его миссия выполнена" - решил я. - "Ну, что же, не стоит набиваться в друзья". Неожиданно, в мою голову, пришла довольно забавная мысль. Я оказался в Государстве не по воле Высшего Совета, и, даже, не из-за Петрова, а по воле какого-то господина, пока, мне не известного и потому загадочного, с которым мне, ещё, предстоит познакомиться. Очень скоро я узнал, как справедлива была эта мысль и, как долго предстоит, мне, привыкать к, вновь, открывшимся обстоятельствам.   

 

 Глава третья. Андрей Безъязыков.

 

Моё путешествие, в прозрачной капсуле, оказалось на много приятнее, чем я мог предполагать, вначале. Это было, по истине, "захватывающее" зрелище. Мы летели над городом, словно птицы и подобно птицам, могли видеть под собой, шпили домов, арки, площади и, даже, узенькие улицы, сбегающие от двух горных возвышенностей, прямо, к реке. Ярко пылающие "красные линии", как их, ранее, назвал Ли Сы, были похожи на огненные ручейки лавы, выливающееся из горнила вулкана и растекающееся, в стороны, по всем его трещинам. Особенно эффектно смотрелась иллюминация у потемневших вод Амура, на проездах его гранитных набережных. Она являла собой сложное, светящееся кружево, подобное голландскому кружевному воротнику и отличалась не только яркостью, но и многоцветием своих красок. Короткую дорогу, до следующей остановки, мы преодолели быстро. При этом, никто, кроме Ли Сы, не проронил ни слова. И лишь, когда капсула остановилась первый раз, секретарь Крутов посоветовал мне отойти от двери, чтобы впустить входящих людей. Наверное, это было сказано во время, т.к. сейчас же в распахнутые двери стали входить мрачные люди, со светящимися глазами, не обращающие на нас ни какого внимания. Покидая капсулу, я успел заметить, что никто, из вновь вошедших, не посмотрел, в нашу сторону и, даже, не поменял положения своего тела. На пироне дворцового вокзала, также, было чрезвычайно людно. Огромные толпы людей перемещались в одном направлении, молча и бесшумно, как будто, кто-то выключил звук. Лишь иногда, слышались своеобразные щелчки, похожие на трёск ломаемого "сухостоя", в лесу и звучал голос диктора. По-видимому, это раздавались сигналы для зазевавшихся пассажиров, т.к. после каждого, из них, в движущиеся толпе, на короткое время, пропадала атмосфера безмятежности и "идущие вместе" дружно прибавляли шаг. Лифт эстакады, в который мы вошли, был забит людьми "до отказа". С каждой минутой, людей, вокруг меня, становилось всё больше и больше. Настроение окончательно испортилось, когда я увидел, как мимо нашего лифта, вверх по эстакаде, медленно проследовал лифт, заполненный молчаливыми детьми, с бледными, бесстрастными лицами и светящимися глазами. Нечего и говорить, я начал уставать от мелькания множества лиц и светящихся глаз. Устал на столько, что, в конце концов, принялся многократно повторять, про себя, одно и то же спасительное заклинание - "Успокойся, это первое впечатление!" У выхода в город мы вновь взошли на  движущиеся дорожку и молча, теперь уже, в компании сотен не знакомых мне людей, "поплыли" к входу во дворец. В какой-то степени мне стало, даже, не по себе. И зачем я променял свою спокойную жизнь, на этот, с позволения сказать, "человейник"? Впрочем, грустил я, совсем, не долго. Когда передо мной, неожиданно, "вырос" величественный дворец Высшего Совета, настроение моё резко улучшилось. Дворец был, по истине, великолепен. Представьте: белые мраморные стены, уходящие вверх, теряющиеся в вышине; многочисленные ступени огромной парадной лестницы, выполненные из плит красного и серого гранита, подсвеченные скрытыми светильниками; полупрозрачные колоны из драгоценного каррарского мрамора, украшающие элегантный портик, в классическом стиле; и тяжелые позолоченные створы огромных ворот, сверкающие в лучах прожекторов и отсветах разноцветных огней людной площади, как райские врата. Когда я вошел внутрь дворца, меня поразили малахитовые резные колоны, отделяющие боковые нефы[19] от центрального пространства и картины древних мастеров, на стенах, украшенных мозаикой, позолотой и ещё, Бог знает, какими архитектурными "излишествами". Всё, было, ярко освещено софитами - светилось, переливалось, искрилось подобно драгоценным камням, на ювелирной выставке. Звучала чудесная музыка, кажется, Себастьяна Баха. Потолка я не увидел - настолько он был высок. Вокруг важно прохаживались разряженные сенаторы и прекрасные женщины, среди которых можно было заметить и пожилых красавиц.  Вы, когда-нибудь, были в Ленинграде, в Исаакиевском соборе? Так вот, этот собор, по сравнению с дворцом Высшего Совета - деревенский клуб. Честное слово! Я шел, по его анфиладам, как мальчик, с открытым ртом, и никак не мог наглядеться на окружающее меня великолепие. Я никогда и ничего подобного, прежде, не видел........ Неожиданно, ко мне приблизился секретарь Крутов. - "Я наблюдаю за вами" - сказал он, доверительно, и, тут же, трагическим шепотом, добавил - "Неужели в вашей Земле, откуда вы прибыли, ничего не знают о нашем городе, о нашем правительстве, о наших обычаях?" "Ну, почему же!" - Попытался я, его, утешить. - "Мне известно, например, что "Новый мир" вырос на площадях, которые прежде занимали такие населённые пункты, как: город Комсомольск на Амуре, город Амурск, поселок Солнечный, поселок Горный, посёлок Новый мир, поселок Верхняя Эконь, посёлок Пивань, посёлок Бельго.  Он был построен, как бы, в природном котле, образованном древними горными хребтами: Буреинским, Сихотэ-Алиньским и Баджальским. Все жители названных населённых пунктов, и я, в том числе, были перемещены в город Хабаровск - по "собственному желанию". Впрочем, мало, кто из нас возражал тогда, т.к. Государство, очень скоро, запретило въезд и выезд со своей территории и тем самым напугало всех нас ещё большей изоляцией. Мне известно, так же, что своё название, город перенял от одного из пригородов Комсомольска, когда стал столицей одноименного Государства, простирающегося от западного берега Тихого океана до восточного берега Атлантического океана. Граждане Государства тратят на благоустройство своего города собственные денежные средства и не нуждаются в отчислениях из наших, самоуправляемых Земель. Город содержит себя, как говорится, самостоятельно. Вот и всё, что мне известно, если не вспоминать о досужих слухах и догадках". "А какие слухи, о нашем городе, ходят в ваших Землях?" - поинтересовался секретарь. Я не сразу нашел, что сказать, но подумав, всё же, ответил - "Самым удивительным, для меня, является слух о путешествиях во времени. Можете ли вы подтвердить его?" Секретарь снисходительно улыбнулся и покачал головой, в знак отрицания: "Нет, лично я, ничего, об этом не слышал. А почему вас интересует путешествие во времени?" Вопрос секретаря и, особенно, его ухмылка вызвали у меня чувство неловкости, какое, всегда, появляется у людей, уличенных в наивном невежестве. Именно, поэтому, я постарался перевести разговор в другую плоскость. - "Скажите, как зовут вашего...извините, нашего монарха и как он выглядит? Секретарь, вновь, улыбнулся, но, в этот раз, постарался быть учтивым. - "Нашего монарха зовут так же, как и вас - Владимир Семёнович. Он, примерно, вашего возраста, только выглядит моложе и ростом повыше. Родился он так же, как и вы - в городе юности. " Сказав это, секретарь, низко наклонил голову и очень внимательно и, даже, с каким-то особым любопытством, взглянул мне прямо в глаза. Он, будто ждал, с моей стороны, выраженной эмоциональной реакции. И.... не ошибся. Услышав и, главное, вполне осознав сказанное Крутовым, я сейчас же ощутил, в груди, сильное трепетание, похожее на "трепетание" сердца, при мерцательной аритмии и затруднённое дыхание. Ноги мои ослабли и подкосились. Я бы, непременно, упал на пол, если бы Крутов, своевременно, не поддержал меня за руку и не остановился. В результате, мы оба остановились. - "Вы хотите сказать, что во дворце Высшего Совета  нет портрета монарха? Почему вы, прямо, не покажете мне этот портрет?" - чуть не закричал я, желая, как можно скорее, прояснить ситуацию. Услышав мои слова, секретарь, тут же, отпустил руку и, как будто испугавшись, чего-то, быстро проговорил: "Да, да! Вы правы! Наш вождь - глава нашего государства - ваш старый приятель Владимир Семёнович, с которым вы не виделись со времён революции. Именно он, а не Высший Совет, позаботился о том, чтобы вы стали гражданином и прибыли в Новый мир, в день рождения города. Собственно, я и послан препроводить вас к его величеству." Сказанное было сказано так обыденно, что я, вновь, возмутился: "Как вы можете говорить об этом спокойно, ведь сбылось всё, о чём я мечтал, - да, что там - о чём мечтал Владимир Семёнович? Нет, вы не понимаете, вы не понимаете!".  - "Я всё понимаю" – неожиданно, грубо возразил Крутов - "Я понимаю, что для вас, сказанное мной, кажется чем-то невероятным. Впрочем, мы уже опаздываем, нам надо спешить!". И, теперь, в его голосе, я услышал что-то высокомерное, даже, презрительное. - "А почему я ничего не знал, прежде?" - Вновь, было, начал я, но секретарь Крутов, меня не услышал. Он, вдруг, ускорил шаг и, сразу же, ушел далеко вперёд. Нечего и говорить, я, вновь, впал в состояние похожее на состояние транса и устремился за Крутовым, как маленький ребёнок за удаляющиеся матерью, со страхом и удивлением. Так, мы передвигались довольно долго. Секретарь, казалось, не слишком  интересовался моим самочувствием, когда ускорял и ускорял свой шаг. Через некоторое время, мы оба, почти, бежали. Бежали через какие-то подсобные помещения, напоминающие гримёрные в театре. Бежали через освещённые, а также, не освещённые, пустые комнаты, коридоры, залы и прочие помещения дворца.  Преследуя, известную одному только ему, цель, мы не оборачивались, не смотрели по сторонам и нигде не останавливались. Впрочем, на бегу, я успел заметить несколько человек в «чёрном». Кажется, это были охранники. Некоторые двери секретарь отворял, на ходу, с помощью специального приспособления, внешне, напоминающего обычный магнитный ключ. Ключ громко "клацал" о металл, после чего двери открывались и мы вбегали в новое помещение, чтобы тут же покинуть его. Мы бежали, так долго, что, наконец, устали и остановились. "Куда мы так торопимся?" - взмолился я. - "Мне нужно в туалетную комнату!" Секретарь посмотрел на меня настороженным взглядом и, наморщив лоб, о чём то, напряженно задумался. Подумав, несколько секунд, он, наконец, поднял руку и, показывая на ближайшую дверь, сказал: "Только быстрее - мы опаздываем". Удовлетворив свою физиологическую потребность, я почувствовал, себя, вполне, счастливым. В туалете, мне удалось получить, одновременно, и телесное, и душевное облегчение. Скажу больше, выходя из «уборной» я был готов продолжить путь, с удвоенными силами, однако этого не потребовалось. Ещё находясь в туалетной комнате, я услышал, за стеной, не громкий шум чьих-то торопливых шагов, будто кто-то бежал, по коридору. Когда я вышел в коридор, секретаря Крутова, там уже не было. На его месте стоял тот, которого я, здесь, совершенно не ожидал увидеть. Он схватил меня за плечи, и, сделав «подсечку» ногой, повалил на пол.  Согласитесь, такого оборота дел я, никак, не мог ожидать. "Что? Зачем? - пронеслось в голове, прежде, чем я потерял сознание.

Очнулся я в комнате с большими окнами, около девяти часов вечера. В полумраке, на фоне фосфоресцирующей стены, мне удалось разглядеть несколько мужских силуэтов. Они стояли, слегка наклонившись в мою сторону и, по-видимому, с любопытством наблюдали за тем, как я ворочаюсь в кресле. Секретаря Крутова, насколько я смог заметить, в комнате не было. Не было, в ней, и того, кто так бесцеремонно обошёлся со мной во дворце, именно, Ли Сы. Молчание нарушил высокий стройный мужчина, стоявший прямо, передо мной. - "Кто вы?" - задал он вопрос хрипловатым голосом и тут же раскашлялся.  Учтиво помедлив с ответом, я ответил вопросом на вопрос - "Что происходит, господа?" "Вы среди друзей." - сказал другой мужчина, отстраняя первого и подходя, ко мне, точнее, к моему креслу, почти вплотную. - "Меня зовут Том Гатри, а  вас?"  Я вновь повторил свой вопрос, правда, уже с трудом, т.к. при приближении Тома Гатри почувствовал сильную, головную боль. Наверное, от страха - решил я. Вместо ответа, Том Гатри протянул мне предмет, внешне напоминающий металлическое кольцо. Я осторожно взял его в руку и поднёс к глазам. Это и, правда, было широкое кольцо, отлитое из неизвестного мне, чёрного металла. На прямоугольной площадке лицевой стороны угадывалось изображение двух всадников, сидящих на одной лошади. Данное изображение, несколько, озадачило меня. Ведь я, уже, знал, кое, что о символике тамплиеров. Поразмыслив не много, я решил говорить по существу заданного вопроса и, зачем-то, положил кольцо Безъязыкова в свой карман: "Меня зовут Владимир Семёнович. Я должен был попасть к Владимиру Семёновичу, на приём. Извините – монарха зовут так же, как и меня - Владимиром Семёновичем. Вы мне показываете какое-то странное кольцо. Что всё это значит?"  - "Это значит только то, что вы среди своих братьев и, кажется, должны радоваться данному обстоятельству." - ответил Том Гатри, осторожно вынимая своё кольцо из моего кармана. "Ничего не понимаю" - простонал я - "Какие братья? Где секретарь Крутов, ведь я должен быть на приёме у вашего.... нашего монарха! Почему.......?" Том Гатри прервал меня своим новым замечанием: "Во-первых, монарх не ваш и не наш...... и зовут его не Владимир Семёнович. Во-вторых, вы были посвящены в тамплиеры в 2004 году, в сан  рыцаря-юстициария[20], оперативника и давали клятву выполнить свой долг, когда это потребуется. Время пришло. Великий магистр призывает вас и рассчитывает на ваше содействие. Странно, что вы не помните своей клятвы и меня - вашего старого товарища."  Последние слова Тома Гатри прозвучали с нотой нескрываемой обиды. От сказанного, у меня, на время, перестала болеть голова, но тут же, заныло и  похолодело в области желудка - "Какой долг? Какие тамплиеры? Они наверно проверяют меня, но зачем?". Пока я, лихорадочно, пытался  вспомнить события 2000 года, Том Гатри продолжал говорить: "Не безызвестный вам А.С. Петров сообщил, что вы готовы выполнить нашу маленькую просьбу – заняться проблемой ассасинов. Точнее, вы обещали работать вместе с нами против исламских террористов. Мы предприняли меры, чтобы доставить вас сюда - в Новый мир, а вы заявляете, что ничего не помните и ваша совесть чиста. Впрочем, мне кажется - вы не совсем здоровы? Если хотите, мы можем отложить наш разговор до завтра."  Я попытался поднять голову и покачать ею в знак отрицания, но не смог этого сделать - "Почему вы говорите - предприняли меры - разве это вы доставили меня в Новый мир? Насколько мне известно, я приглашен официальными властями, т.к. идея коррекции синергетических процессов........, словом, то, что вы называете деагрессией - моё изобретение. Сопровождал меня секретарь Крутов. Нет, это потом он сопровождал! Прежде, моим сопровождающим, был майор Ли Сы, который, почему-то, напал на меня, во дворце. Однако прошу дать мне более полное разъяснение, по поводу всего произошедшего...... В противном случае, я не смогу считать вас своими друзьями......Извините". Высказав всё это, я почувствовал, что головная боль, вновь, усилилась и, даже, начала пульсировать, в висках. Кроме того, боль в эпигастральной области, заставила вспомнить о неприятном диагнозе: "инфаркт, абдоминальная форма". Том Гатри, молча, выслушал меня и продолжил говорить тем же, спокойным голосом: "Ну, что же, вы правы. Если учесть, что вы забыли о своей клятве, - безусловно, правы. На самом деле, можем ли мы требовать от вас выполнения поставленной задачи, когда вы ничего не знаете, или всё забыли?" -  После сказанных слов, Том Гатри оглядел окружающих взглядом победителя, как будто предсказывал, что я буду «запираться» и его предсказание, полностью, сбылось - "Начнём с самого начала. Официальные власти вас не приглашали. Это также верно, как и то, что вы, сейчас, не у себя дома. Все те люди, с которыми вы познакомились во время своего короткого путешествия сюда, как бы они себя не презентовали,  являются, всего лишь, "сталкерами". Кто такие сталкеры? «Сталкеры» это преступники. "Сталкеры" не имеют к Государству, ни какого отношения, как, впрочем, и к нашему Ордену! Действовали они по поручению своего шефа, за наши деньги. Да, да, они действовали, именно, так, как действуют все сталкеры, в подобной ситуации. Заметьте, действовали на свой страх и риск. Им было поручено доставить вас в пределы Нового мира, минуя все спецслужбы государства, и они это сделали. Мы не знаем и не хотим знать, как они ухитрились обойти «особистов», как смогли убедить, лично, вас покинуть Хабаровск. Зачем нам это знать, если вы ничего не помните. Возможно, они держали, вас, в неведении или, даже, обманывали. Возможно, они нарушили какие-то моральные нормы. Главное, что они выполнили поручение и получат за это соответствующее, денежное вознаграждение. Скажу вам больше, лично я не знаком ни с одним из тех, кто доставил вас сюда. Поэтому их и называют "сталкерами" - преследователями, по-нашему. Вспомните, как они вас выследили, уговорили и увезли, чтобы доставить, к нам - вашим старым и верным товарищам. Они доставили вас, что называется, тёпленьким, т.е. живым и здоровым. То, что произошло на последнем этапе переправы, связанно, скорее всего, с какой-то опасностью, которая угрожала, конкретно, "сталкеру" Крутову. Ведь вы назвали его Крутов? По-видимому, его "накрыли" "особисты" и он не хотел, да и не мог, больше, рисковать нашим общим делом. Он должен был уйти, оставив вас на попечение особого "сталкера", действующего в мажорных обстоятельствах, весьма быстро и агрессивно. Вы его назвали Ли Сы. Не скрою, некоторые тамплиеры...." - сказав последние слова, Том Гатри многозначительно посмотрел на одного из своих товарищей - "....симпатизируют "сталкерам", однако, лично, я не разделяю точку зрения этих наивных людей. Потому, что «сталкеры» считают нас своими "дойными коровами", как, впрочем, и всех тех, кто обращается к ним за помощью. У "сталкеров" нет друзей, нет союзников, кроме их изворотливого ума и специальных знаний. Государство борется с ними уже много лет. Скажу больше. Если неосторожного "сталкера" поймают, его не убьют, нет, его, просто, превратят в зомби. Кстати - с помощью вашей же машины. Ну и довольно о них. Далее! Вы сказали, что не являетесь тем за кого, мы, вас принимаем. Это можно объяснить вашим удивительным беспамятством. Вы считаете, что, то маленькое событие, которое произошло, в 2004 году, в городе Суздале, не имеет к тамплиерам ни какого отношения. Это не так. Я не буду просить вас припомнить событие сорокалетней давности, но произнесу сейчас клятву, от которой вы не сможете "откреститься". Вы давали её в моём присутствии, а также, в присутствии того, кого называете Владимир Семёнович. Возможно, слова клятвы разбудят вашу память". Сказав это, Том Гатри начал пафосно декламировать слова из клятвы тамплиеров: "Сегодня для нас открылся день, который ведет к Ордену воинов Христа. Сегодня мы станем рыцарями тамплиерами, служащими не человеку Христу, которого мы, лично, не видели, но Истине, которая пребывает с искренне верующими христианами, вовек. Сегодня мы все пришли, чтобы безупречно отдать свою жизнь за Истину. Мы следуем словам апостола Павла - Познай Истину и Истина сделает тебя свободным. Мы не можем знать волю Господа нашего Иисуса Христа, потому что видим мир только со стороны греха, но отныне нам откроется закон нашей новой жизни - послушание Великому магистру, который приведёт нас к Истине и к свободе. Мы должны послушаться Великому Магистру ордена тамплиеров, всегда и везде. Если мы захотим спать, а магистр будет против этого, мы будем бодрствовать. Если мы захотим, есть, а магистр будет против этого, мы будем голодны. Теперь мы должны осознать, что безвозвратно отдали свою жизнь Истине. Мы должны поддерживать бодрость в своём теле и стараться служить Истине лучше всех. Если мы когда-то разлюбим наше дело, мы будем прокляты, а позже сожжены, как еретики. Когда дадим клятву Ордену, мы все будем под его защитой, и Великий магистр будет  сражаться за каждого из нас, потому, что, отныне, мы все братья в Истине. - Вот такая клятва! Что скажете? Неужели будете отрицать факты?" Мне вновь стало не по себе. Всё происходящее было похоже на какой-то кошмарный сон. Я попытался возразить, хотя и понимал, что голос мой, по-прежнему слишком слабый, звучит очень неубедительно: "Но я, на самом деле не могу припомнить ничего подобного. В 2004 году, мы с женой, находились в г. Москве, во Владимире, в Суздале. В городе Суздаль, тогда, проходил съезд Русского Национального Собора. Да, в Суздале я давал какую-то клятву у стен полуразрушенного монастыря. Название монастыря я, точно, не вспомню. Со мной был некий Безъязыков, имя его я, тоже, не помню. Помню, что Владимира Семёновича там не было - это точно. Впрочем, тогда я, вообще, не знал - кто такой Владимир Семёнович. Но уверяю вас, клятва была "детской". Я давал её полушутя, полусерьёзно. Сам не знаю – зачем? Поверьте - детская клятва, если не считать обряда братания..... Безъязыков оказался авантюристом - взял у меня большую сумму денег и исчез. Честно говоря, он хотел создать какую-то свою организацию и, даже, читал мне, в моём номере, лично им сочиненный Устав этой организации. Тогда многие сочиняли нечто подобное. Слова "тамплиер" в нём не было - уверяю вас". Том Гатри, всё время, слушая меня спокойно, вдруг, возмутился и перебил: "Слово "тамплиер" в Уставе было, просто вы его не услышали, т.к. из-за разницы во времени очень хотели спать и, наверно, во всю, спали. Скажу больше, и Владимир Семёнович присутствовал на церемонии, только вы его не видели. Кажется, он стоял с другой стороны монастыря. А потом мы поехали, с вами, в г. Москву – помните - и в Москве я познакомил вас с четвёртым членом создаваемого, мною, коммандорства Ордена тамплиеров России. А потом мы трое, в машине, подписывали документы и в этот момент зазвонили колокола Церкви Иоанна Предтечи, потому, что наступило время Богородичной молитвы. Вы сами, тогда, сказали об этом. Припоминаете?" Я пристально вгляделся в лицо человека, называющего себя Томом Гатри, и вспомнил всё. Да, это был Безъязыков, собственной персоной. - "Вы, Безъязыков?" - спросил я, пытаясь подавить, в себе, душевное волнение. Том Гатри утвердительно кивнул головой. – «Да, я Андрей Безъязыков - коммандер, рыцарь Российского Ордена тамплиеров. Прошло много времени – мы все сильно изменились. Впрочем, что мы? Страна изменилась. Теперь, город Москва – столица самоуправляемой Земли, о которой и говорить не хочется, а Суздаль – один из главных городов великого Государства, растянувшегося от  Лиссабона до Владивостока. Но треснувшая стена недостроенного монастыря, на берегу речки Каменка, сохранилась. Сохранилась и клятва, и перспектива возмездия, за нарушение этой клятвы. Кстати, Владимир Семёнович тоже жив, здоров. Хотите с ним побеседовать?» Последнее известие прозвучало, для меня, как гром среди ясного неба. Оно было невероятно, даже, по меркам происходящего в этой комнате. Услышав о Владимире Семёновиче, я разволновался до такой степени, что, даже, закричал, рывком поднимая сначала голову, а затем и всего себя, с кресла: «Конечно! Если это возможно?». - «Только, прошу, господа, дайте мне воду и........, что ни будь от  головной боли». На этот раз, моя просьба была удовлетворена мгновенно. Через пять минут, посередине тёмной комнаты, в которой я находился, появилось голографическое изображение. И это было изображение Владимира Семёновича Богославского, моего друга и защитника. Владимир Семёнович выглядел слишком молодым, однако данное обстоятельство, нисколько, не смутило меня, т.к. мой друг, всегда, занимался спортом, следил за своим здоровьем и не гнушался известными практиками омоложения.  «Здравствуйте, Владимир Семёнович!» - сказал он, обращаясь ко мне запросто, как будто и не было двадцати лет расставания. Это было его обычное приветствие, произнесённое ровным голосом и, как всегда, с улыбкой на устах. Улыбчивое лицо Владимира Семёновича и, особенно, его голос, вызвали в моей душе бурю восторга, какого я не испытывал, наверное, уже лет десять. В этот момент, я почувствовал себя защищённым и, даже, почти, счастливым. «Здравствуйте, уважаемый Владимир Семёнович. Вы где, сейчас, находитесь?» - радостно ответил я.  Владимир Семёнович улыбнулся. - "Я нахожусь в Суздале. Возраст не позволяет работать в прежней должности. Впрочем, поздравьте меня, я - генерал особой службы, правда, на пенсии". - "Поздравляю Вас! Жаль, что вы так далеко от столицы Нового мира. А теперь скажите мне, кто эти люди, которые стоят рядом со мной. Они утверждают, что вы их знаете и более того, являетесь членом командорства Ордена тамплиеров России. Мне кажется, что это, далеко, не так. Мне представляется всё происходящее мистификацией".  - "Нет, это так. Я, на самом деле, являюсь рыцарем-юстициарием, как и вы. Не следует удивляться вашему насильственному перемещению в столицу Нового мира. Дело в том, что мы боремся с мусульманами, которых Церковь и Государство, почему то, не считает своей угрозой. Все остальные "подвиги" тамплиеров остались в прошлом. Брейвик - уже давно, не наш герой".  После слова - "герой",  голографическое изображение, внезапно, исчезло. Я, с надеждой, посмотрел на Безъязыкова, но Безъязыков развёл руками и взгляд у него был, при этом, соответствующий. Это ещё больше меня насторожило. Я, вновь, остался один на один с людьми, похитившими меня и представляющими, для меня, как мне тогда казалось, весьма серьёзную опасность. Потом, я опять, почувствовал боль в эпигастральной области и, ещё, боль в области сердца, от которой, даже, застонал. Силы, совершенно, покинули меня.   

               

Глава четвёртая. Тамплиеры

Мог ли я предполагать, что Петров окажется такой непредсказуемой личностью, а увлечение синергетикой[21] приведет меня к людям, исповедующим средневековую идеологию, о которой, мне всегда, было известно, только, то, что она враждебна исламу? Я попал к тамплиерам с помощью преступников и должен был оставаться в Новом мире, в качестве преступника, всю свою жизнь. В ближайшей перспективе, передо мной  маячили: либо деагрессия, либо работа на общество мало понятных лицедеев-фанатиков, считающих себя, ни больше, ни меньше, спасителями мира. Бежать было невозможно, да и некуда. Поразмыслив хорошенько, я выбрал то, что показалось мне наименее опасным в данной ситуации, именно, общество тамплиеров. Жизнь вновь переменилась, но теперь, уже, на все сто восемьдесят градусов. Я стал жертвой обстоятельств и ничего не мог с этим поделать, кроме как смириться с происходящим. После разговора с Владимиром Семёновичем, на душе остался горький осадок обиды и чувство какой-то «недосказанности», какого-то ужасного обмана, с которым я должен был жить, ещё, не известно сколько времени. Мне захотелось побыть одному. Я попросил Безъязыкова дать мне время до завтрашнего дня, чтобы всё обдумать и привести свои нервы в порядок. Безъязыков согласился.

Надо сказать, что не смотря на все перипетии минувшего дня, меня радовали: обстановка и устройство комнаты, в которой предстояло провести эту ночь. Господствующий в государстве функционализм, господствовал и в данной квартире. Продукты питания, санитарный узел и средства личной гигиены, казалось, были везде и нигде, одновременно. Стоило мне сказать, вслух – «Где здесь туалет?» Как, сейчас же, в дальнем углу комнаты, раздвинулась стена, и за ней обнаружился ярко освещённый коридор, по которому можно было добраться до сверкающего унитаза. Таким же образом я нашел кухню, душевую и спальню. Телевизор (и другое электронное оборудование) предложили себя сами, когда я лёг в постель и укрылся лёгким, шелковым одеялом. Утром, я проснулся от ощущения невесомости и чувства, что падаю в глубокую яму.  Кровать самостоятельно выбросила меня в бассейн, который возник в спальне, казалось, ниоткуда. Купание в неестественно-синей, но ласковой воде взбодрило и развеселило, меня. Я должен был отметить, что «умный дом» не только слышал мои слова, но и читал мои мысли. Около десяти часов утра, ко мне, в гостиную, пожаловал Безъязыков. В этот утренний час Безъязыков показался мне не таким страшным, каким представлялся вечером. Возможно отдых или ещё что либо, связанное с завтраком и вином, сделали своё дело. Я, даже, перестал нервничать и решил относиться к происходящему с большей долей иронии.  Безъязыков, по-видимому, заметив перемену в моём настроении, добродушно улыбнулся и сказал: « Итак, я вижу, вы хорошо отдохнули и готовы выслушать мой рассказ. Я расскажу вам о том, что предстоит делать. Вчера мы, кажется, «утрясли» все недоразумения…… или есть ещё какие-то вопросы?»  Я ответил, что вопросы, безусловно, имеются: «Да, признаюсь, вчера мне пришлось понервничать, ведь я покинул свой дом, чтобы стать добропорядочным гражданином Государства. Поверите ли? Я был почти счастлив и вдруг такое…. Скажите, для начала, где мы находимся и не подвергаемся ли мы опасности быть схваченными особистами?».   Безъязыков удивлённо посмотрел на меня и переспросил: "Особистами?" Я кивнул головой. Безъязыков пожал плечами и сказал, с явным осуждением в голосе: Особисты способны контролировать только зомбированных людей, т.е. людей подвергнутых процедуре деагрессии. Мы таковыми, включая вас, не являемся. Странно, что вы не поняли этого ещё вчера. Не один житель Земли не может попасть на территорию Государства, просто так – «за здорово живёшь». И если он, всё-таки, попадает сюда, то не ранее, чем выполнит главное условие. Поведение «сталкеров» должно было натолкнуть вас на мысль о  том, что вы пересекли границу, так сказать, не совсем законно и переместились на территорию Государства без необходимого, для этого, разрешения «Высшего Совета». Вашу невнимательность могу объяснить только одним обстоятельством - вашей природной доверчивостью. Если вы помните, я говорил вам об этом, ещё в Суздале.  "Сталкеры" вас просчитали. К сожалению, они это умеют делать лучше других.»  Выслушав слова Безъязыкова я, вдруг, осознал всю бездну своей глупости, которую обнаружил, между прочим, и перед лицом Ли Сы. Как он должен был презирать меня – наивного человека - человека настолько глупого, чтобы не полюбопытствовать, когда и где будет осуществлена процедура деагрессии. Мне стало стыдно и, в тоже время, у меня рассеялись последние сомнения относительно самого Безъязыкова.  «Скажите, Петров тамплиер или сталкер?» - спросил я. Безъязыков ответил - «Петров - рыцарь-юстициарий, такой же рыцарь, как и вы, как Владимир Семёнович, как Владимир Владимирович». Упоминание имени последнего, из названных, персонажей несколько озадачило меня, т.к. я не смог, сразу, его вспомнить. – «А кто это - Владимир Владимирович?»  Безъязыков недоверчиво взглянул мне, в глаза и задумчиво произнёс – «На этот вопрос я, пока, не могу вам ответить. По-моему, с вас довольно всего того, что вы уже услышали». Затем, изобразив на своих устах, нечто похожее на улыбку, Безъязыков добавил: «Впрочем, я отвечу, обязательно отвечу, когда пойму, что вы готовы перенести ещё один психологический шок. А теперь перейдём к делу. Для начала, я расскажу про тех, с кем вам придется работать - про ассасинов[22]".  Я знал, кто такие ассасины, но согласился с доводами Безъязыкова и приготовился слушать его, со всем своим вниманием. Тем более, что любые другие вопросы, после упоминания ассасинов, как-то вдруг, утратили своё значение. - "Наверное, вы знаете, что во время первого крестового похода, в конце 1090-х , в Иерусалиме, появился первый рыцарский Орден - Орден рыцарей Иоганна Иерусалимского. Некоторые называют его "Приорат Сиона", но это - по невежеству. Кто был Иоганн Иерусалимский, вы, конечно же, не знаете? Это был праведный монах бенедиктинец, который прибыл в Иерусалим с одной только целью, именно, с целью вдохновить рыцарей Европы на тяжелый подвиг, не временной, но вечной, до самого конца Света, борьбы с исламом и мусульманами.  Идея «крестового похода» в нынешнем понимании этого термина, то есть христианская «священная война», развилась с появлением, в Иерусалиме, Иоганна, который предложил рыцарям превратить «крестовую борьбу» в образ жизни. Иоганн сообщил рыцарям, что ислам (в основном – суннизм, но и шиизм, тоже) это главное средство для воцарения антихриста - это Магога для христианского мира. Отсюда наш термин -  магометане[23]. Ислам шиитского толка был выдуман в качестве обмана белых людей, с целью увести верных христиан, сначала, к Мухамеду, а затем, к антихристу. Ведь не зря же исмаилиты[24] ждут второго пришествия Исы. Иоганн сообщил, также, что христианам предстоит сражаться с мусульманами ещё очень долго - тысячу лет, может быть и дольше, вплоть до второго пришествия. При этом, во всех значимых, для христиан, сражениях, христиане будут, конечно же, побеждать. Сейчас нам известно, что христиане победили в сражении, предопределившим взятие Иерусалима, в конце 1099 года. В конце 1683 года, христиане разгромили османов, под Веной, остановив, тем самым, движение ислама, в Европе. Христиане победили в борьбе с международной террористической сетью Игил, в конце 2025 года. Наконец, христиане победили суннитов в 2029 году, разгромив и практически уничтожив оплот суннитского Ислама - Саудовскую Аравию. На сегодняшний день, суннитов, практически, не видно, остались одни только шииты. Почему шииты остались? Потому, что они немало помогли нам в разгроме воинствующих саудитов. Мы, до сих пор, остаёмся политическими союзниками этих убийц. Впрочем, это ненадолго. Когда католическая Церковь прекратит своё существование – а она, конечно же, прекратит своё существование - шииты, точнее, ассасины, обязательно, изменят свою тактику. Они, без всяких сомнений, повторят подвиг последнего своего имама[25] – «старца горы» -  Хасана ибн Ас-Саббаха[26]. В 12 веке, этот отъявленный исмаилит, создал крепость Аламут (орлиное гнездо) неподалёку от Казвина Западной Персии, отгородившись, от суннитов и других неверных, скалами и непреступными стенами. Когда пришли рыцари, он немало помог христианам, в борьбе против своих извечных врагов - суннитов. Однако, когда последних разгромили, он, всей своей мощью, обрушился на рыцарей и паломников, следующих в Иерусалим. Зверства исмаилитов стали "притчей во языцах". Известно высказывание Хасана ибн Ас–Саббаха: «Убийство неверного предвосхитит райское блаженство!». Именно, из-за этого, всех его подданных, прозвали ассасинами. (Ассасин или хашшашин, в переводе с арабского языка, означает одурманенный гашишем или безумец). Современные исмаилиты продолжают дело ибн Ас-Саббаха. При этом, они ни на йоту не изменяют его идеологии, его методам борьбы и, даже, его стремлению отгородиться, от неверных, каменной стеной крепости. Местом дислокации новой цитадели они выбрали горный район в Южноафриканской республике - средний Велд, который, впоследствии, переименовали в Аламут. Похоже – они верят в то, что старец горы находится в "сокрытии", следовательно, обязательно воскреснет и прейдет к ним перед вторым пришествием Исы, для того, чтобы объявить окончательный джихад всем неверным. С их точки зрения, в 21 веке, на всей  планете должна воцариться "истинная" вера, то бишь, антихристианство. Современное, всемирное христианство, для них, - всего лишь, блудный Вавилон, о котором можно прочитать в Откровении Иоанна Богослова, на странице 11. И это не так уж и смешно. Мы можем лишь предполагать – насколько далеко продвинулись шииты в технологическом, научном и культурном развитии. В отличие от суннитов, которые, по сути своей, были и остаются невежественными дикарями, исмаилиты, всегда, старались идти в ногу со временем. Известно, что «старец горы» ибн Ас-Саббах тоже очень любил всевозможные знания. Одно время, он приглашал или похищал в свою крепость лучших специалистов различных областей науки, начиная от инженеров-строителей, заканчивая медиками и алхимиками. Тем опаснее для нас становятся ассасины - солдаты и офицеры секты исмаилитов. Кроме того, дух шиитов крепнет день ото дня, «благодаря» коварным действиям предателей. Даже папа римский благословляет их на подвиги. Слушая Безъязыкова, я не выдержал и перебил его: «Ну, а что же Государство? Почему тамплиеры, а не Новый мир воюют с шиитами?» Безъязыков криво ухмыльнулся и показал  пальцем на телевизор – «Вы смотрели  телевизор, сегодня утром? Государство только плодит проблемы! О чём тут говорить? Отгородившись от самоуправляемых Земель полосой "отчуждения", Государство породило «сталкеров», которые успешно преодолевают эту полосу. Уничтожив саудитов, Государство укрепило шиитов и породило мультикультурализм. Уничтожив ассасинов, Государство породит ещё, что ни будь, более ужасное. Церковь поступает, примерно, таким же образом. А почему? Потому, что методы Церкви и Государства слишком женственные. «Не пойман не вор». "Закон превыше всего". «Все люди братья». И т.д. Кроме того, Папа римский назначил своим главным врагом не мусульман, а противников ислама, то есть, нас. Мы не запрещены его индиктом, но лишь потому, что тамплиеры, официально, как бы, и не существуют. У меня есть сведения, что, получив благословение от Папы, Высший Совет помогает шиитам в борьбе с нами. Да и сам Высший Совет……... Впрочем, не это главное – главное то, что мы называем предательством. В угоду шиитам, Церковь методично предаёт христианство. К сожалению, многие христиане, до сих пор не знают, что третье пророчество  Фатимы уже сбылось. Папа римский объявил ислам истинной религией и сам  готов обратиться в эту веру. Протестанты, услышав о чудесах в Иране, почитают шиитов чуть ли не святыми. Нет уже, и никогда не будет, противостояния Севера и Юга. Ушла в прошлое идея солидарности цивилизованных государств. Лозунг о спасении тысячелетней христианской культуры уже не актуален. По мнению предателей-чиновников, теперь, пришло время спасать человечество, а души людей спасутся, сами собой, в рамках всемирной, читай, исламской церкви. Существует четыре класса предателей. Предатели «А» класса это силовые структуры и аристократия современного Государства. Спросите, в чём, конкретно, выражается их предательство? Любые текущие лидеры Государства, министры, сенаторы, директора и руководители некоторых организаций, министерств и т.д. виновны в том, что могли помочь христианам в борьбе со слугами антихриста, но не помогли, и, более того, подарили мусульманскому мракобесию возможность процветать на территориях Государства. При этом, они лишили нас возможности защищаться. Ради чего? Они говорят - ради спасения человечества, как биологического вида, а мы говорим - ради собственного обогащения и власти! Им плевать на нашу искреннюю веру. Я возразил Безъязыкову - "Но, как же? Я ходил в православную Церковь, и ничего не слышал о том, что вы рассказываете. Разве православие - не способ защититься, от ползучей исламизации?" Безъязыков зло рассмеялся - "Похоже - вы тоже относитесь к разряду тех козочек, которые считают, что всё можно устроить миром и мирными средствами. Да, поймите же, наконец. Православные патриархи стали частью католической Церкви ещё в 2025 году. Существует договор, заключённый между нашим патриархом и папой, о восстановлении молитвенного общения. Вас продали, милейший! И так будет всегда, вплоть, до пришествия, на Землю, антихриста. Консервация проблемы это не то же самое, что и решение проблемы. Шииты только и ждут, чтобы, посадить на трон своего Ису. Они уже «при дверях». Что делают христиане? Ничего! Мы – тамплиеры - последняя цитадель веры. Очень скоро у ассасинов появится свой сверхсовременный космический корабль, с помощью которого они смогут помешать нам, выполнить нашу миссию. Вот почему, мы рассматриваем тысячелетнюю борьбу, или, если угодно, текущую войну с исламом, как войну, состоящую из четырёх фаз:                Фаза1:1099-2026гг.                Фаза2:2027-2040гг.                Фаза3:2041-2070гг.                Фаза4:2071-2099гг.                Первая фаза закончилась, когда на планете сформировались и "схватили друг друга за глотки" две противоборствующие культуры: христианский Север и мусульманский Юг. Вторая фаза войны почти закончилась. В ответ на агрессию суннитского Юга, северные народы нанесли, мусульманам, сокрушительное поражение. Третья фаза скоро начнётся и начнётся с наказания предателей. Во-первых, мы должны будем физически уничтожить последнего папу римского, потому что, именно, он создаст всемирную церковь и благословит ислам, публично. Во-вторых, мы обязаны будем возродить истинную Церковь, в рамках существующей православной Церкви, но для начала изгоним из неё волков, в овечьих шкурах – священнодействующих предателей.

Закончится третья фаза победой добра. С помощью Бога, антихрист будет повержен, и христианство воцарится над умами всех людей планеты, без исключения. Четвёртая фаза войны начнётся с целью уничтожения на Земле сатанинской культуры тела и разнузданных инстинктов. Закончится она, когда все люди на планете, обретут одну христианскую веру; когда будет, наконец, построено тысячелетнее Царство Света, в котором не останется места «ни эллину, ни иудею» и вся власть, в Государстве, будет принадлежать Деве Марии. Предатели, помогающие теперь мусульманам, должны знать, что всё так и будет. Так предсказано самой Девой Марией, явившиеся, в Фатиме, двум девочкам - пастушкам. Я надеюсь, что многие, из них, одумаются раньше середины третьей фазы. Если в ближайшее десятилетие они по-прежнему станут игнорировать нашу волю и поставят христианский мир на грань катастрофы, пощады им не будет. Расплата окажется чрезвычайно скорой и кровавой, и тысячи, а может быть, миллионы, из них, будут казнены. Мы являемся не только «остатком», но и оборонительной военной организацией UNITER, которая стремится защитить верных христиан, религиозные ценности и благородство от исламского геноцида, во времена антихриста. Чтобы действовать эффективно, нам необходимо, прежде всего, победить ассасинов». После сказанных слов, прозвучавших жестко, подобно рыканью льва, я был обескуражен и, даже, впал в состояние  некоторой фрустрации[27]. Очевидно, Безъязыков, лишь, предполагал возможность тотального террора, но от его слов, у меня в жилах, остыла вся кровь. Уничтожить множество людей и, даже, самого папу римского, только потому, что они исповедуют идеологию мультикультурализма, для меня, это было слишком.  Я попытался возразить, как мужчина, как христианин, наконец, но по "девичьи" всплеснув руками, выговорил только неопределённое: "И вы всерьёз говорите об убийстве миллионов человек?" Безъязыков отреагировал на мой вопрос, предсказуемо, гневно: "Вы спрашиваете об этом сейчас, когда шииты близки к тому, чтобы одержать над нами окончательную победу? Но ведь вы ничего не знаете! Вы ничего не знаете!" - повторил он несколько раз и вскочил с кресла. - "Вы ничего не знаете о том, что в соответствии с мусульманскими законами, «область ислама» и «область войны» должны находиться в состоянии войны до тех пор, пока не будет достигнуто обращение или подчинение в ислам всего человечества (Иначе, антихрист не прейдет). С точки зрения  закона мусульман, справедливый договор между мусульманами и не мусульманами невозможен. Джихад нельзя завершить, его можно только приостановить. При этом, продолжительность перемирия не должна превышать десяти лет. Вы ничего не знаете о принципах Зимми, по которым христиане должны не только платить дань (джизйа), но и отдавать мусульманам всё самое дорогое, включая честь своих женщин. Вы ничего не знаете о "новом призыве" ассасинов, которые должны помешать нам, выполнить нашу миссию. Вы ничего не знаете о космическом корабле ассасинов, который они, скоро, создадут в Аламуте. Вы не знаете о "черной дыре", которая находится рядом с нашей солнечной системой и, которая является гигантскими воротами в прошлое. Нет и ещё раз, нет! Мы всё равно одержим победу, сначала над ассасинами и предателями, а затем, над всеми прочими слугами антихриста. Но для этого, нам необходимо, уже теперь, уничтожить Аламут и саму возможность перемещения группы ассасинов к планете «Нун», т.е. к «чёрной дыре». Мы не можем рисковать своей миссией. Если не уничтожим их здесь, наша миссия всегда будет под угрозой, где бы мы не находились – в прошлом или в настоящем. Нам нужно осуществить то, что сделали, в своё время, наши предшественники - крестоносцы, захватив старый Иерусалим. Они предотвратили, фальсификацию истории и уберегли, от мусульман, чистые истоки Христианства. Только благодаря крестоносцам, христиане повернули историю вспять, смогли сохранить истинную Церковь, создать христианский воинский союз и победить суннитов, в наше время. Ведь, именно, для этого был предпринят первый крестовый поход. Мы вызвали вас, чтобы, с вашей помощью, предотвратить страшное бедствие – предотвратить попытку мусульман уничтожить христианство и саму память о нём, в современном мире. В этом месте я набрался наглости и перебил через, чур, возбуждённого Безъязыкова, словами: «Вы всё время говорите о какой-то планете Нун, о прошлом, о миссии тамплиеров. Что всё это значит?» Безъязыков удивлённо посмотрел на меня, а, затем, как бы, вспомнив о чём-то, ударил себя, по лбу: «Конечно! Ведь вы ничего не знаете. Я должен был это рассказать вам, с самого начала. Начну, пожалуй, с астрономии, которую вы, по-видимому, тоже не знаете. Во-первых, вы должны понимать, что представляет, из себя, наша солнечная система. В системе  восемь планет и все они движутся, вокруг солнца. в плоскости эклиптики. Плоскость эклиптики[28], обозначается на небосклоне, условной линией или, точнее, условной полосой, сплетающей все зодиакальные созвездия в один большой «круг животных»[29]. Появление Солнца в определённом зодиакальном созвездии, например, в созвездии рака, означает  только то, что солнце вступило в область космоса, простирающиеся между наблюдателем и звёздами данного созвездия. По этой причине, в ночь с 6 на 7 июля (время знака «Нун»[30], по григорианскому календарю) Солнце должно, всегда, находиться в созвездии рака[31], сколько бы, не минуло столетий и тысячелетий. Однако этого нет. Известно, что с 13000 г. до н.э., во время знака "Нун", солнце наблюдалось, лишь, в созвездии девы. Астрологический феномен «девы» длился 7,2 тыс. лет. С 5500 г. до н.э. (примерно), во время знака "Нун",  солнце находилось в созвездии льва. Астрологический феномен «льва» длился 4,8 тыс. лет. С 817 г. до н.э., во время знака "Нун",  солнце находилось в созвездии рака. Феномен «рака» длился 2,4 тыс. лет и прославил Святого Иоанна Крестителя, который родился, именно, в это священное, для всех христиан, время. Начиная с 1583 года, во время знака "Нун", солнце, всегда, находится в созвездии близнецов. Можете убедиться в сказанном, обратив свой взор на созвездие в 24.00, с 6 на 7 июля. И будет длиться, данный феномен, ещё 1,2 тыс. лет. В созвездии тельца, во время знака "Нун",  солнце появиться, не ранее 3300 года. Факт «перехода» Солнца из одного созвездия в другое, через разное по величине, но всегда продолжительное время, может означать, лишь, одно. Именно то, что Земля, время от времени, движется, по орбите, с большей или меньшей скоростью, чем это необходимо. Никакого другого объяснения нет и быть не может. Ни прецессия[32], ни, тем более, центростремительное ускорение и центробежное замедление движения Земли, не могут объяснить его. Другой вопрос: Кто или что вносит поправку в скорость движения Земли, на такое большое время, да, ещё без каких либо неблагоприятных, для неё, последствий? Для нас, ответ очевиден. Мы знаем, что возле Солнечной системы притаилась не большая чёрная дыра, гравитационный радиус[33], которой составляет всего полтора километра. Эту звезду можно назвать «Чёрным солнцем» - настолько она важна для тамплиеров и всего христианства. Чёрная дыра не только влияет на движение планет, вытягивает их орбиты, но и разворачивает плоскость всей планетарной системы, примерно, на 500 относительно плоскости (бара) галактики. От благополучия «Чёрного солнца» зависит всё: зависит история Земли, зависит история человечества, зависит наша жизнь и, вообще, жизнь, как таковая. «Чёрное солнце» это новый Иерусалим, в духовном смысле, и ворота в прошлое для христиан, в смысле физическом. Это наше спасение, на все времена. Посетив планету «Нун», мы перенесёмся с вами в то место и в то время, когда христиане имели возможность уничтожить шиитов, но не воспользовались ею, ради своих союзнических обязательств. Я имею в виду Иран 2025 года. Война, которую мы ведём, не оставляет нам выбора. Либо мы уничтожим Магогу у ворот Нового Иерусалима, либо Магога уничтожит нас. Это и есть мужская политика". Я тоже встал с кресла. - "А как вы это реализуете, ведь у вас нет космического корабля и Государство против вас? Вы – всего лишь, горстка военных!". Безъязыков, очевидно, услышал меня, так как продолжил говорить уже спокойно: "Здесь не понадобится, ни ядерное, ни климатическое, ни генетическое оружие, которым обладает Государство и которое, кстати, уже было использовано, против саудитов. Наша миссия - уничтожение ассасинов и предателей, в зародыше, посредством возвращения в прошлое. Для этого, у нас, достаточно сил, и у нас есть свой корабль.»   

В центре комнаты, вновь, вспыхнуло голографическое изображение. Теперь, передо мной стоял совершенно лысый, но с большой рыжей бородой и густыми чёрными бровями смуглый мужчина, одетый в обычный европейский костюм и белую рубаху, навыпуск. Его серповидная борода светилась, в полумраке, словно нимб, только, перевёрнутый вниз, как это и полагается у, разного рода, нечестивцев. Всё изображение медленно вращалось, подобно чучелу волка, выставленному в зоологическом музее. Неожиданно, голова незнакомца побелела и преобразилась. Я с удивлением увидел, как на месте бородатого лица, почти мгновенно сформировалась белая маска с красными вертикальными полосками и горизонтальными прорезями для глаз. Белая маска появилась столь быстро и так неожиданно, что я, даже, не успел заметить, в какой последовательности произошла эта метаморфоза. Безъязыков посоветовал посмотреть на руки мужчины. Я посмотрел и, о, чудо - увидел в правом кулаке ассасина большой прямой нож, которого, прежде, там, конечно же, не было. - "Обратите внимание, ассасины, до сих пор, используют ритуальное оружие и не признают современные средства убийства. Впрочем, в настоящий момент, вы видите, всего лишь, реконструкцию, так называемого, "преображения" ассасина. Теперь посмотрим хронику реальных событий, которые произошли, не далее, как месяц назад". Безъязыков убрал голографическое изображение и включил широкий настенный экран.  Я посмотрел на экран, и увидел, на нём, до боли, знакомую картину.  По пирону городского вокзала бесшумно передвигалась огромная, похожая на вспененный сель, толпа людей, с равнодушными лицами и светящимися глазами. Обычная толпа и обычная тишина. Казалось, ничего не предвещало, события, о котором предупреждал Безъязыков. Однако, через секунду, в толпе, послышался одинокий, протяжный крик, после которого, все пассажиры бросились бежать в разные стороны и принялись, как дети, прятаться за колонами, которых, на пироне было предостаточно. В массе метущихся тел я разглядел человека, стоявшего у капсулы монорельса, практически, неподвижно. Это было, по истине, пугающее зрелище. На меня, в упор, смотрел человек с бледным лицом, расчерченным, по вертикали, красными полосками, похожими на струйки алой, стекающей крови. Его лицо выглядело абсолютно не живым. Вокруг мелькали испуганные лица, слышались громкие крики, визг, шум падающих тел, но лицо ассасина было неподвижно и безмолвно. Потом оно исчезло. Я попросил уменьшить звук, т.к. совершенно, оглох от криков, топота ног и треска вокзальной сигнализации. Через минуту, когда толпа рассеялась, на опустевшем пироне, осталось лежать бездыханное тело белого мужчины. Короткая стрижка и седые волосы выдавали, в нём, человека не простой судьбы. Сердце моё сжалось. "Это наш брат. Его выследили и, безжалостно, убили". - Сказал Безъязыков равнодушным голосом. - "Теперь, предлагаю посмотреть на это же действо, с более близкого расстояния".  Безъязыков нажал на кнопку пульта и на экране появилось изображение того же пирона и той же самой толпы, только заснятое с помощью потолочных видеокамер. Вначале я ничего не увидел, кроме множества круглых серых голов. И лишь, когда закричала жертва, я увидел, что одна голова, в центре экрана, стремительно перекрасилась в белый цвет. Она была белой всего одну секунду, а потом на её месте образовалась такая же круглая, но уже, совершенно, чёрная "клякса". "Зачем они это делают? - спросил я Безъязыкова, имея в виду преображение ассасина. Безъязыков недовольно хмыкнул - "А затем, чтобы вы были внимательнее. Неужели вы не заметили - ассасин ни чем не отличался от белого человека, ни одеждой, ни прической, ни цветом кожи. Это позволило ему оставаться не замеченным, вплоть, до совершения преступления, которое он совершил, разумеется, открыто. В момент убийства он не мог не привлечь к себе внимание и, поэтому, умышленно, привлек его самым экстравагантным способом. Привлёк тем, что преобразился, на короткое время, в нечто шокирующее. Он сделал это для того, чтобы все запомнили его маску, а не лицо. Затем он, вновь, стал одним из многих и "растворился" в напуганной толпе, как поступают, в таких случаях, даи - по-нашему – офицеры. Даи, в отличие от фидаинов (рядовых исполнителей), никогда не остаются на месте преступления. Вы психиатр и, вполне, понимаете, что состояние аффекта может быть не только у преступника, но и у свидетелей преступления. Все, кого опрашивали, в связи с данным событием, в один голос утверждали, что у преступника было бледное лицо, с усиками и бородкой, залитое кровью, как у распятого Христа. Никто не говорил о полосатой маске". Я перебил Безъязыкова. - "А почему, именно, белый Христос, ведь в городе проживают представители различных этнических групп?" Безъязыков, вновь, вскочил с кресла, нервно зашагал по комнате, пристально посмотрел на меня, отвернулся и только после этого, раздраженно ответил: "По той же причине, по какой они используют ритуальные ножи. Убийство кафиров (неверных), с точки зрения ассасинов, это ритуальное убийство, которое должно совершаться прилюдно, и, всегда, с одной, только, целью. Именно, с целью подавления воли белых христиан. Вы видели ассасина в деле. Он использовал в момент террористического акта два священных, для каждого христианина, символа: образ преображенного Христа и образ распятого Христа - начало и конец великой миссии. Результат очевиден - паника и хаос. Словом, всё действие было разыграно, именно, для белых христиан. Ассасины научились воздействовать на наше подсознание, и умело этим пользуются. Два года, они с успехом используют, против нас, высокоточное психологическое оружие, а мы лишь гадаем, как они это делают. Возможно это НЛП[34]?  Теперь вам ясно, почему вы здесь?"  После отповеди устроенной мне, Безъязыковым, я, наконец, осознал всю неуместность своего поведения и извинился "за свой вопиющий непрофессионализм". На самом деле, меня пригласили сюда, в качестве психиатра, а я позволил себе не только забыть об этом, но и выставил свою персону, наивной, "поверхностной" личностью.  - "Хорошо" - согласился я - "расскажите мне, конкретно, что я должен понять. Тогда я смогу задавать вам правильные вопросы и перестану говорить глупости". После моих слов, Безъязыков, кажется, успокоился, так как, вновь, уселся в кресло и заговорил, совершенно, другим голосом: "Наконец то, вы начали произносить разумные слова. А то я уже испугался – тот ли вы человек, который нам нужен? Ваша миссия заставить ассасинов разговаривать и не только. Вы должны противопоставить их психологическому оружию, нечто равноценное. Мы несколько раз пробовали «разговорить» пленённого ассасина - применяли специальные средства - но ничего так и не добились, кроме преждевременной смерти ассасина и этой их омерзительной улыбки. Они умирают, обязательно, с улыбкой на устах".  Я ещё раз извинился, и предложил Безъязыкову разобрать виденный сюжет с точки зрения современной психиатрической науки. Безъязыков согласился. «Итак» - начал я – «Образ Христа! Ни какого театра здесь, конечно же, нет, т.к. мы видели на экране только маску, только маску. НЛП - паранаучное направление в психиатрии. Существует ряд исследований НЛП с положительным результатом, однако большая часть научных экспериментов говорят о неэффективности этого метода и отсутствии у него научного обоснования. Массовые галлюцинации, под воздействием химических средств –  исключается. Галлюциногены воздействуют на серотониновую систему мозга, и только. Как следствие, ужасные иллюзии, зрительные и прочие галлюцинации не поддаются контролю и не могут изменять мышление людей предопределённым образом. Никто не знает, что увидит и как отреагирует человек подверженный воздействию каннабинола, например. По этой же причине исключаются сенсомоторные реакции. Причина паники? Воздействие одной электромагнитной пушки, в качестве средства, возбуждающего панический страх - исключается. С помощью электромагнитного воздействия или химических препаратов можно сузить, оглушить, или, наконец, нивелировать сознание человека, но не, в коем случае, изменить его качественно. Термин «изменённое сознание» подразумевает количественное изменение, а не качественное. Головной мозг служит для сознания пространственной величиной, которая позволяет сознанию развиваться сразу в трёх независимых, временных направлениях.  Чем хуже работает пространственная координата (мозг), тем больше сужено и, следовательно, спутано, наше сознание. В этом случае, сознание, что называется, свалено в кучу. При определённом качественном состоянии мозга, процесс сознания может остановиться и тогда исчезнет мышление – человек превратится в идиота, причём, неподвижного идиота. Однако я не исключаю, в данном конкретном случае, возможности применения современного синтетического аналога каннабинола, электромагнитной пушки и какого-то неизвестного мне химического препарата, одновременно. Каннабинол может послужить хорошим подспорьем для поддержания аффекта, созданного электромагнитной пушкой. Для чего это нужно? Для того, чтобы обострить, у человека, все эмоции и, особенно, чувство страха. Как известно, каннабинол, хоть и косвенно, способствует образованию, в тканях мозга, нейромедиатора норадреналина, отвечающего за чувство тревоги. Как это работает? С помощью электромагнитной пушки запускается защитная реакция, которая поддерживается воздушной взвесью синтетического каннабинола. Неизвестный препарат и маска ассасина направляют мышление людей в глубины их коллективного бессознательного, связывая мысли с архетипом Спасителя. Это называется иллюзией. Откуда взялась маска?  Могла ли она быть результатом работы какого-то электрического или механического прибора? Вполне, вероятно! Перед просмотром данного видеоролика, мы видели голографическое изображение такой же, точно, маски. Почему бы им не использовать принцип голографии? Впрочем, всё это, лишь, мои догадки. Для точного ответа, мне нужен ассасин, желательно офицер». Безъязыков рассмеялся - "Сейчас я вижу, что мы в вас не ошиблись. А теперь посмотрите сюда". Сказав это, он достал из нагрудного кармана комбинезона не большой продолговатый предмет, выполненный из какого-то прозрачного материала, напоминающего стекло. Это была хрустальная ампула, ёмкостью двадцать пять миллилитров. На поверхности ампулы виднелась синяя надпись, сделанная на неизвестном мне языке. "Персидский" - прокомментировал Безъязыков - "И написано, здесь - JWH-250/м. Вы, конечно же, знаете, что JWH-250/м это синтетический каннабиноид. Что касается неизвестного препарата, о котором вы говорили, он, нами, не найден. Скорее всего, такого препарата не существует в природе. Ассасины давно экспериментируют с алкалоидами. Некоторые считают, что их прозвали «травоедами» (ашшашшинами), потому, что они экспериментируют с опиумом и гашишем. Что же касается офицера ассасина, то мы его, вам, предоставим, сегодня же. Вы будете разговаривать с ним в присутствии Великого магистра, причём, на русском языке. Ассасины учат язык своих врагов и говорят по-русски, не хуже нас с вами. Только не называйте его офицером, прошу вас, они привыкли к названию – «даи». Это важно. Кстати, мы отловили его на вокзале, сразу же, после теракта. Тот ли это даи, который убил нашего брата, или другой, мы не знаем. Обычно, ассасины работают втроём. Одеты они, всегда, в одинаковую одежду, потому, что между высшими и низшими сословиями у них не может быть, ни какого различия. Соврать, для ассасина, также легко, как и убить. Талант перевоплощения и притворства у ассасинов ценится не меньше, чем боевые навыки. Скажу больше, высшая степень посвящения у ассасинов, почти, не имеет ничего общего с исламской религией. На этом уровне такие базисные понятия Ислама, как «священная цель» или «священная война» приобретают, для них, совершенно иной, диаметрально противоположный смысл. Оказывается, можно употреблять алкоголь, нарушать исламские законы, ставить под сомнение святость пророка Мухаммеда и делать многое другое, запрещённое в Исламе, лишь бы достичь цели. Коротко говоря, вам нужно узнать, кто, именно, убил нашего брата Мартина. Если же вы узнаете, каким образом ассасины воздействуют на подсознание белых людей и сможете воссоздать их психологическое оружие.... Уверяю вас - Великий магистр не останется в долгу. Вас ждёт повышение по службе или любая другая награда, по вашему желанию». Закончив говорить, Безъязыков поднялся с кресла и внимательно осмотрел мою одежду. Его внимание привлекла моя обувь. – «Я, рекомендую вам снять ваши туфли и переобуться в башмаки с тупыми носками, без шнуровки. Мы не одобряем остроконечные туфли и запрещаем, кому либо, из братьев, носить их, в присутствии Великого магистра. Видите ли, Устав тамплиеров запрещает носить, что либо, напоминающее роскошную одежду мусульман. Великий магистр чрезвычайно щепетилен в подобных вопросах». Я выполнил просьбу Безъязыкова, благо, что в ящике для обуви оказалось достаточно много, разного размера и фасона, башмаков. Теперь я был полностью готов к приёму у Великого магистра, но Безъязыков не торопился выходить из квартиры. Казалось, он чего-то ждал. – «Однако!» - подумал я – «Безъязыков, кажется, побаивается своего начальника. Ведь, не зря же он устроил мне этот экзамен, этот доклад и эти башмаки....».  Через десять минут, в комнате, начал мигать свет, затем, с потолка, подобно круглому облаку, спустился зелёный светящиеся шар. «Не обращайте, на шар, внимания» - тихо сказал Безъязыков, предупредительно поднося указательный палец к своим губам. – «Это разведчик нашего ПЛА. Мы не можем подняться на борт без удостоверения наших персон. Сержанты (охранники магистра) должны быть уверенны на 100%, что с нами не окажется никого из посторонних.  Прошу подождать ещё 2 – 3 минуты». На самом деле, прошло две минуты, и шар исчез. От него, под потолком, осталась лёгкая светящиеся дымка, которая, вскоре, также растаяла. У Безъязыкова зазвонил мобильный телефон. Безъязыков поднёс «мобильник» к уху и тут же опустил его в карман комбинезона. «Можно выходить» - сказал он. Мы вышли из квартиры на лестничную площадку и направились к открытым дверям лифта. Когда лифт начал спускаться, я не спросил Безъязыкова - зачем мы перемещаемся под землю. Теперь, я следовал за своим наставником безропотно, не задавая лишних вопросов и ничего не предлагая, со своей стороны.   

 

Глава пятая. Подземный «Керак[35]». Великий магистр.

Путешествие в Дом тамплиеров показалось, мне, по истине, "из ряда вон выходящим" событием -  наш ПЛА перемещался не над городом, как прежде, а под ним, причём, иногда на глубине трёх, четырёх километров. Я даже и предположить не мог, что кора планеты может быть так изрыта многочисленными, многокилометровыми тоннелями и рукотворными пещерами. Впору было назвать планету головкой голландского сыра (Сheese). «Похоже, Великий магистр имеет некоторое отношение к преисподней» - пошутил я. На, что Безъязыков вежливо улыбнулся, но ничего не ответил. В тёмных тоннелях и пещерах, смотреть было не на что, поэтому, я постарался сосредоточить всё своё внимание на показателях эхолокатора, которые стремительно менялись, из-за высокой скорости движения и множества крутых поворотов. Безъязыков тоже не смотрел по сторонам. Он был занят подготовкой к встрече с Великим магистром. Большую часть дороги, мы оба молчали. Наконец, впереди, появилась и начала расти светящиеся точка напоминающая фонарь стремительно приближающегося, к нам, поезда. По мере увеличения точки, освещенность стен тоннеля быстро росла и, наконец, достигла величин сравнимых с освещённостью улиц города, в лунную ночь. Когда точка превратилось в огромную дыру, диаметром 100 – 150 метров, я понял, что это вход в гигантскую тектоническую пещеру. ПЛА пулей влетел в пещеру и, сейчас же, резко снизив скорость, приземлился на вершине одинокой скалы, торчащей в её центре, подобно ржавому гвоздю, в подошве башмака. При выходе из ПЛА, Безъязыков, вновь, сделал многозначительный жест рукой, показывая, что и, теперь, разговаривать, по пустякам, не стоит. Я понимающе кивнул головой. Рядом с посадочной площадкой находилось не высокое сооружение, напоминающее большой банковский сейф немецкой фирмы Format. Дверь металлического сооружения была толстой и тяжелой, именно, такой, какой бывает дверь, в банковском сейфе.  С трудом, отворив её, мы нашли за ней просторную кабину ярко освещённого пассажирского лифта. Войдя в него, Безъязыков изъявил желание проследовать на самое дно пещеры, точнее, к подножию скалы. К моему удивлению, спуск длился достаточно долго, что указывало на довольно большую высоту скалы. Первое, что я увидел, когда мы вышли из лифта это мокрую брусчатку, освещенную большим, круглым прожектором, повисшим в воздухе и, от этого, похожим на полную луну, во время летнего противостояния. Брусчатка, очевидно, вела к главному входу Дома тамплиеров, так как вдали виднелись подсвеченные колоны и парадная лестница. Непосредственно, перед входом высился странный монумент, называемый у тамплиеров – манделион или голова. Огромная голова Иоанна Крестителя, искусно выполненная из чёрного базальта, лежала на высоком гранитном постаменте и, в полумраке, напоминала отрезанную голову великана. Фронтон Дома был подсвечен многочисленными, скрытыми светильниками и от этого, казался одной, большой театральной декорацией. Кто видел храм -мавзолей Эль-Хазне, ночью, тот сможет представить о чём я говорю. Над входом в Дом висело Боссеан - черно-белый стяг тамплиеров. Мы вошли в притвор и, оттуда, не задерживаясь, сразу же, проследовали в церемониальный зал. В церемониальном зале нас уже поджидали приглашенные тамплиеры, включая Великого магистра и его казначея. Рыцари сидели на высоких готических стульях, расставленных, в один ряд, вдоль четырёх стен огромного, почти пустого, зала и, молча, ждали, когда Великий магистр объявит о начале заседания. Насколько я смог заметить, все они были облачены в белые мантии с красными крестами, и в белые плащи, на которых, также алели восьмиконечные кресты. Церемониальный зал представлял, собой, большое помещение с высоким, сводчатым потолком, освещённое множеством жарко горящих факелов и большими восковыми свечами, вставленными в позолоченные напольные подсвечники. Пол зала был украшен разноцветной смальтой[36], которая отражала отблески пламени, подобно осколкам льда или стекла. От этого создавалось впечатление, что весь зал выполнен из какого-то прозрачного материала. Стены залы были декорированы средневековыми гобеленами, разноцветными рыцарскими щитами, копьями, стягами и лепными украшениями, среди которых, основными формами являлись всё те же манделионы. По углам церемониального зала высились мрачные, каменные статуи средневековых рыцарей. Я направил свой взор в центр залы, где восседал Великий магистр и заметил, у ног его, круглый деревянный стол, на котором покоились: обоюдоострый меч, большая книга, в кожаном переплёте и Минора Соломона, увенчанная семью горящими свечами. Как только мы вошли, нам предложили облачиться в рыцарские мантии и сесть на свободные стулья. Мне, почему-то, досталась чёрная мантия с красным крестом. Безъязыкову – белая. Потом, сержанты (охранники) предложили нам деревянные подставки для ног. Не успели мы сесть, как, откуда-то сверху, зазвонил колокол. С первыми, гулкими его ударами, Великий магистр поднялся и потребовал общего, к себе, внимания, чтобы произнести «первую речь» и начать заседание. Надо сказать, что внешний вид и голос Великого магистра произвели, на меня, самое благоприятное впечатление. Это был седовласый человек, очень высокого роста, похожий на советского артиста, кажется, Черкасова. Его распущенные волосы покрывали плечи до самых локтей, а борода опускалась ниже пояса. Мантия и плащ, а, также, другие элементы одежды Великого магистра ни чем, не отличались от наших. Голос у него был чёткий, властный и, достаточно, громкий, чтобы не пользоваться какими либо электронными усилителями звука. В первой своей речи, Великий магистр обнаружил ясный ум и благородную простоту, свойственную людям открытой души. Он сказал нам, буквально, следующее: "Здесь, сейчас, собрались только те братья, о которых  я знаю, что они дадут мне мудрые советы. Если случилось так, что я вынужден, сегодня, решать текущие вопросы Тампля, именно: вопросы внешних сношений, принятие брата в ряды Ордена, допрос  ассасина, мне угодно, чтобы каждый высказал своё личное мнение. Я хочу услышать совет всего сообщества. Хочу, при принятии своего решения, руководствоваться не только собственным умом, но и коллективным разумом. Только после этого я смогу высказать своё мнение, которое будет окончательным и безповоротным. А теперь братья преклоним свои колени и помолимся Богу". Все встали – я тоже встал. После тринадцатого удара колокола, в память о дне разгрома первого Тампля[37], тамплиеры шумно опустились на колени и стали, громко, «кто, во что, горазд», петь «Отче наш». Я последовал их примеру. Эхо молитвы гулко отозвалось под сводами залы и унеслось в чёрные глубины, за открытой дверью, теряясь в бесконечных тоннелях и пещерах подземного Керака. Когда пение смолкло, Великий магистр предложил всем сесть и задал собранию первый свой вопрос: «С чего начнём братья? Скажи ты, достопочтенный Готфруа». Сейчас же, сидевший рядом со мной, пожилой рыцарь встал и чрезвычайно громко, как мне тогда показалось, воскликнул: «Начнём с допроса ассасина, чтобы ни у кого, больше, не осталось и малейшего чувства жалости, по отношению к этим врагам человеческого рода». Высказав своё мнение, Готфруа, не сел, но остался стоять в ожидании соответствующего распоряжения Великого магистра. Великий магистр задал второй вопрос: «Все согласны с Готфруа?». Абсолютно все рыцари, как один, молча, подняли правую руку, в знак согласия. Я не был исключением. После голосования, Великий магистр разрешил Готфруа сесть. Сейчас же, сержанты ввели, в зал, пойманного, месяц назад, ассасина. Перед нами предстал молодой красивый парень, со смуглой кожей, гордым лицом и длинными чёрными волосами, собранными, на макушке, в плотный пучок. Он не был связан, по рукам и ногам, как это можно было предполагать и, даже, не был закован в наручники. На его теле я не заметил, насколько это допускало освещение, ни каких следов пыток или побоев. Весь его вид, одежда и манера передвигаться выдавали в нём человека благородного сословия. Мне стало жалко парня. Я догадывался, что ассасин, очутившись в доме тамплиеров, не проживет, в нём, и до утра. Меня, вдруг, осенила мысль – «Не для меня ли было сказано, о жалости?»  Я не ошибся. Великий магистр назвал моё имя и потребовал, чтобы я, немедленно, начал процедуру допроса. Представьте моё состояние. Я должен был сделать то, что никогда не делал, к чему не был готов и чего боялся больше всего на свете. На меня смотрели люди, которых я видел впервые и которых, не хотел бы видеть ещё очень долго. Этих людей, в зале, насчитывалось, не менее, двух сотен. Я был так напуган, и так смущен, что, некоторое время, после слов магистра, не мог, даже, встать и поклониться ему. (Этого, шепотом, требовал, от меня, Безъязыков.) Наконец, усилием воли, я заставил себя подняться. Великий магистр посмотрел на меня внимательно, как обычно смотрят хищники на загнанную жертву. – «Вы медлите брат. У вас есть, для этого, уважительная причина?» Мне нечего было ответить ему. Я, просто, подошел к ассасину и открыл рот, чтобы спросить – «В чём вы обвиняетесь?» - но не успел сказать и слова, как Ассасин начал громко визжать, кричать и плеваться. Наконец, глядя мне прямо в глаза, он сказал по-русски: "Воздаяние тех, которые воюют c Аллахом и Его посланником и стараются на земле вызвать нечестие, в том, что они будут убиты, или распяты, или будут отсечены y них руки и ноги накрест, или будут они изгнаны из земли. Это, для них, позор в ближайшей жизни, a в последней жизни — причина великого наказания". Взгляд у него, при этом, был безумный. Я сейчас же умолк и вопросительно посмотрел на магистра. Великий магистр кивнул головой и, вновь, повторил своё: «Приступайте!» После прямого приказа начальника, я собрался с духом и задал, ассасину, свой самый главный вопрос. Ассасин, в ответ криво ухмыльнулся, сделал оскорбительный жест рукой а, затем, запрокинув голову назад, неожиданно, громко, раскатисто засмеялся, как это делают "прижатые к стене" истероидные психопаты. У меня сложилось впечатление, что он специально напрашивался на ответное оскорбление. Однако, мне уже удалось побороть своё волнение и чувство неприязни. Хлопнув в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, я спокойно повторил вопрос. Ассасин упал на колени и стал, вновь, произносить какие-то слова, смысл которых мне был не понятен.  Точнее, он не говорил, а злобно шипел, выдавливая слова по одному, как делают больные в горячечном бреду. Я расслышал лишь несколько, из них – «хайванат… яхуд…кафир». Мне показалось, что он произносит проклятия. Делать было нечего. Мы имели перед собой образчик подлинного религиозного фанатизма и, следовательно, должны были поступать, с ним, соответствующим образом, тем более, что "под рукой" не было ни лекарств, ни машины «деагрессии». Сознательную установку, которую все обычно называют фанатизмом, можно и нужно было разрушить посредством прямого воздействия на бессознательную установку, всегда противоположную, по содержанию и по форме. Бессознательной установкой ассасина было инстинктивное стремление, во что бы то ни стало, поколебать твёрдость принципов, как таковых. Боль и смерть не страшили его, однако лишь до тех пор, пока он способен был их контролировать. Я попросил сержанта, стоявшего рядом со мной, принести ритуальный нож ассасина, которым он убил тамплиера. Взяв нож в руки, я поднял его к своему лбу и, быстро, не обращая внимания на боль, сделал на коже у бровей длинный, косой порез. Кровь полилась на моё лицо, красными полосами, точно также как на той маске, которую мне демонстрировал, в городе, Безъязыков. Борода и усы, сейчас же, окрасились в красный цвет, хорошо различимый в свете горящих факелов. Увидев, что я делаю, ассасин быстро поднялся с колен, отшатнулся от меня и, напрягая все свои силы, громко закричал: «Животные обладают бойцовским духом, но больше, у них, ничего нет». Я в третий раз задал свой вопрос: «В чём вы обвиняетесь?» Ассасин замер, посмотрел вокруг, вздрогнул, как будто кто-то кольнул его ножом, и ответил тихим, почти девичьим голосом: «Я убил крестоносца». Такой ответ мог означать только одно - началось разрушение его сознательной установки. Неожиданно Великий магистр вмешался в наш разговор. – «Он убил твоего брата, убей его». Очевидно, Великий магистр не вполне осознавал, что происходит и, поэтому, слишком поторопился со своим приказом. У меня болел лоб и в руках моих был острый нож. Безумный ассасин уже не вызывал во мне чувство жалости. Словом, ничто не мешало мне выполнить приказ магистра, однако я поступил прямо противоположным образом. Я, с силой, отбросил нож в сторону, да так, что он прокатился у стола с ритуальными предметами со звоном, похожим на звон скрещенных мечей. После чего, громко, с чувством, произнёс, для всех, кто меня слушал: «Никогда и никто не заставит врача быть палачом!» Мои слова довершили дело. Ассасин вновь упал на колени и начал быстро произносить арабские слова, которые я уже не слушал. Рыцари, склонив головы, одобрительно зашептали: "Правильно". Великий магистр поднялся с кресла и громко, чтобы все слышали, приказал увести ассасина в камеру. Затем, вновь, раздался звон колокола. Когда последний его удар стих, Великий магистр спустился с солеи и быстрыми шагами подошел ко мне. Встав передо мной, во весь рост, Великий магистр, так же, торопливо, и, даже, слишком быстро, возложил свои руки на мою шею. Это был «ad collum», обряда посвящения в рыцари-тамплиеры, о котором мне, уже, было, кое-что, известно. Совершив ритуальное действие, Великий магистр спросил: "Веришь ли ты в Иисуса Христа, Брата нашего?" Я ответил: "Верю, и стараюсь выполнять десять заповедей Его. Однако, до сих пор, сомневаюсь - есть ли Бог, на самом деле". Услышав мой ответ, Великий магистр торжественно воскликнул: "Аре Темпля!" Все рыцари встали и единодушно прокричали: "Аре Приоре". Громкое эхо, под сводами зала, ответило священному собранию - "Аре приоре". После этого, сержанты подали мне белый плащ, который я сейчас же одел, поцеловав, предварительно, нашитые на нём, с двух сторон, красные кресты. Великий магистр приказал всем рыцарям, в том числе и мне, вновь, встать на колени. Когда я выполнил его приказ, он простер свою правую руку над моей склоненной головой и сказал голосом, исключающим какие либо возражения: "Рыцарство без мученичества – все равно, что жизнь без веры. Воин, не желающий принять мученичество во имя великого дела, не может называть себя рыцарем, а христианин, не желающий стать мучеником во имя сохранения благородного христианства, не имеет права называть себя рыцарем Христа. Мы можем, смело, называть себя рыцарями Христа и Святого Храма!  Мы – самые настоящие наследники: Гуго де Пейна, Робера де Краона, Эврара де Бара, Бернара де Трембле, Андре де Монбара,  Бертрана де Бланшфора, Филиппа де Милли сеньора Наблусского, Одо де Сент-Амана, Арно де Торожа,  Жерара де Ридфора, Робера де Сабле, Жильбера Эрайля,
 Филиппа де Плессье,  Гильома де Шартра, Пьера де Монтегю, Армана де Перигора, Ришара де Бюра, Гийома де Соннака, Рено де Вишье, Тома Берара, Гильома де Боже, Тибо Годена, Жака де Моле. Теперь тебя будут звать - Боб Гатри и ты станешь братом Тома Гатри. У тебя, появится возможность исполнить заповеди Бога, так как это нужно, как полагается у нас - у тамплиеров. Слушайся Тома Гатри. Дели с ним трапезу. Дели с ним своё имущество. Помогай ему в сражениях и быту. Отомсти его личным врагам, если потребуется. Умри за него, если понадобится. Он тебе помощник во всём, а ты помощник ему". Сказав это, Великий магистр медленно опустил руку и пригласил всех рыцарей-юстициариев возблагодарить милосердного Бога, за то, что Он позволил тамплиерам пополнить свои ряды таким прекрасным рыцарем, как я. После молитвы, все были приглашены в трапезную, для заключительного разговора и торжественного пира, данного Великим магистром, специально, в мою честь.   
                По дороге в трапезную, Безъязыков поздравил меня с началом новой жизни: "Сегодня все говорили по-русски и, даже, Великий магистр, который редко изменяет своему родному, португальскому языку, тоже говорил по-русски. Это в твою честь, брат! Поздравляю!"                Пир проходил достаточно спокойно и сопровождался исполнением очень красивой, классической музыки. Музыканты - тамплиеры дарили, собравшимся, мелодичные пасторали и менуэты, время от времени, разбавляя классический репертуар торжественными песнопениями, на латыни и французском. Разговор рыцарей сводился к обсуждению фактов столкновения с мусульманами (разговоры о предателях, у них, были под запретом) и решению денежных проблем. Мне всё это казалось малоинтересным. Меня больше занимал вопрос, связанный с обрядом посвящения в тамплиеры. Обращаясь к Безъязыкову, который, теперь, всё время, находился рядом со мной, я попытался выяснить, почему он солгал, когда рассказывал про город Суздаль. - "Почему вы сказали, что я рыцарь-юстициарий? Ведь я принят, в ряды тамплиеров, только сегодня?" Безъязыков возразил: "Если бы ты не был тамплиером, кто бы открыл тебе тайну Дома? Кто бы позволил тебе путешествовать под землёй? Ты, когда либо, слышал о подземном мире? Я не имею в виду легенду об Атлантиде или гипотезу Рида и Гарднера[38] о полой Земле. Скажи, кто на верху, кроме тамплиеров знает о подземном мире и о Доме тамплиеров? То, что произошло с тобой, сегодня, можно назвать не посвящением, а завершением обряда посвящения в тамплиеры, начатого в 2004 году. Это можно сравнить с обрядом  православного крещения. Сначала водное крещение, а, затем, миропомазание. Миропомазание может происходить не в один день с водным крещением, но, иногда, через несколько дней и, даже, через несколько лет, после него. Да, ещё, прошу тебя, обращайся ко мне на «ты». У нас – у братьев - так принято». «Ты намекаешь – что ни кто, из рыцарей, за много лет, не проговорился о подземном мире. А, сколько, собственно, лет базируется Тампль, под землёй?» - спросил я Безъязыкова, не скрывая своего удивления, по поводу особой скрытности братьев. Безъязыков ответил: «С середины девятнадцатого века нашей эры». Ответ Безъязыкова поверг меня в шок. Мне, вдруг, стало понятно, каким образом сохраняют свою тайну, рыцари-тамплиеры.  Я поспешил либо подтвердить, либо опровергнуть догадку. – «Ну, и когда мы, вновь, выйдем на поверхность?»  «Через месяц, в составе соло-ячейки, когда отправимся в ЮАР, чтобы заполучить какого ни будь «даи аль-кирбаля» (генерала) ассасинов и уничтожить Аламут. До той поры мы будем готовиться, и тренироваться в нашем лагере. Кстати, если ты думаешь улизнуть, от нас, предупреждаю - тамплиеры никогда не остаются в одиночестве. Мы выйдем на поверхность все вместе и вернёмся, тоже, все вместе – живые и мёртвые. В древности, тамплиерам запрещалось, даже, гасить свет перед сном, чтобы никто, не куда не мог скрыться». Выслушав Безъязыкова, я всё понял и про свою будущую жизнь, и про свою возможную смерть. У меня, оставался, лишь, один вопрос, на который я хотел получить ответ, немедленно. - "Зачем же нужно было нанимать сталкеров и перевозить меня, окольными путями, сначала в Новый мир, а затем сюда? Можно было, сразу, доставить в подземелье. Кстати, как вы называете его, между собой?" "Мы называем его  Свартальфахейм, в честь скандинавских тамплиеров. Именно благодаря сагам и картам викингов, рыцари Ордена Христа нашли эти подземные тоннели, в середине девятнадцатого века. Вся наша жизнь проходит в Свартальфахейме. Мы, окончательно, выйдем на поверхность только тогда, когда сможем назвать себя непобедимыми воинами, подобно легендарному борцу с исламом Хольгеру Датчанину. Впрочем, это может произойти не раньше 2070 года. Наши подземные заводы, наши ресурсы и наше чудо-оружие, которое мы вот-вот приобретём, стремительно приближают нас к этому радостному событию. Что касается твоей переброски в Новый мир, то объяснить значение подобного действия, очень просто. Впрочем, мне ли объяснять специалисту по синергетике сущность такого явления, как психологизм. Конечно же, я шутил, когда предположил, что ты захочешь улизнуть, от нас. После всего произошедшего, мосты, за твоей спиной, разрушены и сожжены. Это сказал Великий магистр, а он никогда не ошибается".  Я был в недоумении, от услышанного и, поэтому, невольно, больше для себя, пробормотал: "Как много в действиях тамплиеров сложного и малопонятного. Зачем всё это?" Безъязыков, наконец-то, повернул своё лицо в мою сторону и внимательно посмотрел на меня. - "Я, именно, это и  пытаюсь тебе объяснить. После генетического оружия самым современным и самым надёжным – если не считать чудо-оружие, которого пока ещё нет -  считается психологическое оружие. Я уже говорил тебе, что ассасины обошли нас, в этом вопросе, причём, на несколько лет вперёд. Они раньше других поняли, что эра господства информации над человеком закончилась и началась эра психотехнологий и генетического оружия. В эру психотехнологий, не психика, а объективная реальность становится объектом подчинения и применения. Мы вынуждены постоянно приспосабливать реальность (в том числе, информацию) под психические способности человека, чтобы тамплиер смог победить врагов, сохранить себя и свой творческий потенциал, для будущего. Достаточно вторгнуться в этот процесс, в отрицательном смысле, чтобы сделать нас слабыми и беспомощными, но мы не можем отказаться от психологизма и законов самоорганизации. Это веление времени. Это мост между варварским прошлым и будущим царством Света. Тем более важно покончить с исламом сейчас, когда ассасины пытаются использовать против нас и психологическое оружие".               

Глава шестая. Спецназ подземного мира.

После застолья, мы, сразу же, отправились в лагерь. Как оказалось, дорога «домой» пролегала в тех же самых тоннелях, что и дорога от городской базы, которой мы добирались в Керак. На моё ироничное замечание о не сложном характере наших передвижений под землёй, Безъязыков ответил достаточно подробно, словно извинялся: «Короткий и прямой путь в лагерь, конечно же, существует, однако он принадлежит к разряду, так называемых, "выделенных" путей, пользоваться, которыми, может только Великий магистр. В отличие от других членов Ордена, Великий магистр нуждается, в местах своего тайного пребывания и передвижения, даже под землёй. Впрочем, это хорошо, что мы возвращаемся той же дорогой. Ведь так, тебе, будет легче усвоить принцип полёта ПЛА и алгоритм управления им. С сегодняшнего дня аппарат принадлежит нам, обоим». Я, вновь, согласился с доводами Безъязыкова. Надо отметить, что система управления ПЛА оказалась, на самом деле, очень простой, проще управления Мерседесом. Достаточно было запомнить назначение пяти кнопок на приборной панели, двух кнопок на джойстике и некоторые показатели монитора, чтобы вносить поправки в изменение курса, и управлять ПЛА в не воздушных сферах. Дело в том, что ПЛА мог не только летать, но и нырять, и плавать в воде. Безъязыков продемонстрировал это при "заходе" в новый тоннель, скрытый от посторонних глаз, широким, длинным "сифоном[39]". Со слов Безъязыкова, новый тоннель  прорыли совсем недавно. Прорыли с одной только целью - выпрямить путь, отделяющий "Тампль Дальневосточного бальяжа (округа)" от Дома тамплиеров. Однако мне показалось, что цель строителей имела несколько иной, более сложный характер. Тоннель представлял, собой, широкую трубу, диаметром около 12 метров. На всём своем протяжении он был, на половину заполнен прозрачной водой, наполовину водяным паром, висевшим под его потолком плотной пеленой, как в бане. Гранитные стены тоннеля сохраняли свежие борозды, оставшиеся от "зубов" гигантского проходческого комбайна. Оплавленные, по краям, они отчетливо вырисовывались на чёрной базальтовой поверхности, подсвеченной зеленными, электрическими лампочками и отсветами неподвижной воды. Ни какой другой возможности преодолеть тоннель, кроме, как над водой или под водой, я не обнаружил. Скорее всего, это был тоннель-ловушка, для выслеживания и уничтожения не прошеных гостей, с «поверхности». Я представил, что стало бы с нами, если бы ПЛА потерпел, здесь, крушение. И это при постоянной температуре + 60 градусов, по Цельсию. Когда мы прибыли к месту назначения, стрелки часов показывали два часа ночи. Лагерь располагался на дне гигантского карстового провала и над ним, хоть и в небольшом круге, светилось настоящее звёздное небо. Правда, это небо было, почему-то, расчерчено в крупную "клетку". Безъязыков пояснил: «Лазерная сетка воссоздаётся, здесь, только ночью, во избежание несчастных случаев и для профилактики естественных обвалов верхней кромки провала». Братья тамплиеры жили в одноэтажных деревянных бараках, расположенных среди густых зарослей душистого кустарника, кажется, древообразной жимолости. Запах цветов был настолько силён, что, казалось, пропитывал, собой, всё вокруг, как в парфюмерном магазине. Глядя на «сетку», у меня появилось впечатление, что я, наконец, попал в особое, абсолютно защищённое от внешнего мира, место. Это впечатление усиливалось видом высоких, до 1000 метров, отвесных стен провала и умиротворяющей тишиной. Кстати, опасных зверей и, даже, обезьян, под землёй, водилось предостаточно. И ещё, перед входом в барак мы встретили двух вооруженных сержантов, которые приветствовали нас, как положено у тамплиеров, жестом «милосердия»[40].  Безъязыков, что-то сказал одному из них и тот быстро открыл двери, учтиво предлагая лично мне войти, внутрь помещения, первым. Входя в уютную прихожую, я заметил, в комнате, на стенах, множество старинных икон. Собрание икон освещалось тусклым светом лампад и, поэтому, издали, напоминало большой церковный иконостас. Мне стало интересно узнать, где мы находимся. Безъязыков  переспросил: "В смысле - где?" Я уточнил вопрос: "Где, на карте, находится этот лагерь?". "Не далеко от Нового мира - на Севере" - ответил Безъязыков и, отвернувшись, к иконам, размашисто перекрестился. Я также, правой рукой и двумя перстами, как это сделал Безъязыков, наложил на себя крестное знамение. Сотворив короткую молитву, Безъязыков ушел в свою комнату. Я последовал его примеру. Ночь прошла спокойно.                Утром нас разбудил сквайр (оруженосец) Безъязыкова. Этого человека я уже видел, в городской квартире, где его называли Грегор Хенсли и он симпатизировал сталкерам. Безъязыков предложил нам прочитать "Отче наш" и, лишь, затем, приступить к утреннему туалету. Благо, что одеваться ему было не нужно, из-за, привычки, всех тамплиеров, спать одетыми. После завтрака мы все трое принялись медитировать. Безъязыков, совершенно, не мог без этого обходиться. После медитации, Безъязыков, неожиданно, высокопарно произнёс: "Благодаря проверенным ежедневным ритуалам медитации, которые помогают нам идти вперед, мы прекрасно управляем собой и уверены в своей правоте."                К десяти часам утра, мы, наконец, вышли из дома и направились к месту общего сбора. По дороге к "школе", я спросил Безъязывкова: "Для чего нужен сквайр?" Безъязыков, как всегда, ответил вопросом на вопрос: "Ты представляешь себе, как выглядит современная  экипировка рыцаря?" Я, конечно же, не представлял, как она выглядит. Безъязыков, сейчас же, принялся перечислять составляющие рыцарской экипировки: "1. Глушитель. 2. Штурмовая винтовка. 3. Специальные патроны (бронебойные). 4. Осколочные гранаты. 5. Шоковые гранаты. 6. Бронежилет. 7. Прочная лопата (прямоугольная сапёрная лопатка не годится). 8. Ручная пила (для резки подземных корней, если это необходимо). 9. Большой рюкзак. 10. Компас. 11. GPS. 12. Пишущая ручка и бумага. 13. Подходящая одежда и сапоги (кожаные обтягивающие гетры). 14. Москитная сетка. 15. Не менее 3 литров питьевой воды. 16. Достаточное количество пищи. 17. Пластиковое "серебряное" покрывало 4 х 4 метра, для складывания выкопанного грунта и для  прикрытия следов. 18. Рабочие перчатки (чтобы избежать мозолей и копать вручную, при необходимости). 19. Нож и большие полиэтиленовые пакеты, чтобы  упаковать контейнер перед помещением его в тайник. Необходимо добавить пару пакетиков силикагеля (кристаллы, которые впитывают влагу), в каждый контейнер, прежде чем закопать их и, пожалуй, обернуть каждый контейнер в пластик. Понадобится, по крайней мере, два контейнера - один для оружия, для брони, для оборудования, другой для запасного оружия, запасной брони и запасного оборудования. Сможешь ли ты справиться, со всем этим? Я, уже, не говорю об "аптечке" и оказании первой медицинской помощи. Сквайр нужен каждому рыцарю, как специалист по экипировке, как санитар и как рядовой солдат, готовый вступить в бой, в любую секунду! Представь  навыки выживания в виде пирамиды, построенной на основе воли к выживанию. Первый слой пирамиды - инстинкт самосохранения. Следующий слой - знания. Знания  порождают уверенность и рассеивают страхи. Третий слой - навыки и их поддержание. Четвёртый слой – экипировка. В довершение пирамиды  добавь специалиста, по экипировке. Скомбинируй  инстинкт самосохранения, свои знания, подготовку, оснащение и помощь сквайра, и ты будешь готов ко всему. Ты станешь человеком-армией. Принцип пирамиды был известен, во все времена, всем рыцарям и не только тамплиерам. Оруженосцы – неотъемлемая составляющая системы (пирамиды) выживания рыцаря".   

 

Пройдя, примерно, полкилометра, мы подошли к каменному зданию, похожему на английский средневековый замок. Это и была школа тамплиеров Дальневосточного бальяжа. Внешний вид школы поражал воображение. Во-первых, школа имела толстые стены, сложенные из тёсаного гранита. Во-вторых, она была окружена глубоким рвом, заполненным совершенно прозрачной водой, похожей на воду в сифоне. В-третьих, вместо окон, в стенах её, зияли бойницы, которые находились на уровне третьего этажа, если сравнивать с обычным зданием. В бойницах можно было заметить металлические решетки и шипы. Вход в школу, охранялся десятью сержантами и специальными турникетами, преодолеть, которые, незаметно было, практически, невозможно. Кроме всего прочего, по периметру, за прилегающей, к школе, территорией следили видеокамеры и не большой приёмник излучения, предназначенный для ночного видения. Я спросил у Безъязыкова: "Зачем столько предосторожностей? Разве кто-то, из посторонних людей, сможет сюда попасть?" "Уже попадали" - невозмутимо ответил Безъязыков. - "Лет пять назад, сюда, сверху, "обрушились" вооруженные люди, одетые в костюмы аквалангистов. Жилые бараки они уничтожили каким-то неизвестным, нам, оружием, напоминающим боевые лазеры, но без луча". Меня удивил ответ Безъязыкова и, поэтому, я не стал скрывать своего любопытства. -"Ты хочешь сказать, что под землёй ещё кто-то живёт, кроме тамплиеров?" Безъязыков засмеялся - "Кто же станет жить под землёй, по собственной воле. Скорее всего, это были "нефтедобытчики"".  Я, вновь, испытал чувство крайнего удивления, но понял, что продолжать расспросы, было бы, с моей стороны, чрезвычайно не учтиво. Тем более, что мы уже вошли в здание. «Когда-то он сам расскажет - кто такие "нефтедобытчики"» - решил я.

В лекционном зале нас ожидали сто шестьдесят четыре рыцаря и, примерно, столько же сквайров. Все они были, специально, отозваны из различных лагерей Свартальфахейма, для прослушивания курса лекций "О выживании". Это были молодые мужчины, в возрасте от 20 до 40 лет, бывшие военнослужащие, в основном, русской национальности. Во всяком случае, я отметил у них отличную военную выправку и склонность к армейской дисциплине, издревле свойственную русскому офицерству. Безъязыков приступил к делу немедленно и, даже, не помолившись, как это принято у тамплиеров. Часть сказанного Безъязыковым, я запомнил почти дословно и, поэтому, привожу здесь без каких либо изменений. Начал он с перечисления преимуществ тамплиеров. - «Наши преимущества:

- Мы выбираем поле битвы.

- Мы выбираем время битвы.

- На нас работает элемент неожиданности.

- У нас лучше броня.

- У нас лучше оружие.

- Мы лучше мотивированы.

- Мы готовы умереть, но выполнить задание.

- У наших врагов нет ничего, чтобы нивелировать, названные преимущества....Для рыцаря-юстициария местность - лучший союзник, поэтому он должен знать ее, как свои пять пальцев. Использовать местность в качестве союзника - значит уметь пользоваться с умом ее неровностями, ее возвышенностями и низинами, ее изгибами, ее неоднородностью, известными и тайными проходами, пустующими площадями, ее зарослями и т.п. с максимальным преимуществом  для успеха военных действий, бегства, отступлений, укрытий и тайников. Тупики, узкие места, узкие ущелья, перегороженные ремонтом улицы, стационарные посты наблюдения и закрытые улицы, входы и выходы туннелей и канализационных коллекторов и  то, что противник может блокировать, зоны контроля или наблюдения, светофоры и знаки, - все это необходимо  тщательно разведать и изучить, чтобы  избежать фатальных ошибок…………………………………………………………

Наша задача - разобраться и узнать, где и как скрыться. Мы должны оставить врага в недоумении. Мы должны вывести его из душевного равновесия......Будучи знакомыми с проспектами, улицами, аллеями, входами и выходами, закоулками, дорогами и короткими путями, пустырями, подземными проходами, трубами и канализацией, рыцарь-юстициарий безопасно пересечет эту нестандартную и труднопроходимую местность, где враг, напротив, может в любой момент внезапно оказаться в роковой засаде или ловушке…………………………………………………….........................

Зная местность, рыцарь-юстициарий может преодолеть ее пешком, на байке, автомобиле, и никогда не окажется в ловушке...............................

Рыцарь-юстициарий должен знать путь в деталях, это значит, что он  должен пройти весь маршрут  заранее для тренировки и подготовки "укрытий", чтобы избежать попадания в глухие переулки и тупики, которые, естественно, не имеют выхода………………………....................................."

Закончил Безъязыков патетическим высказыванием в адрес всех тамплиеров Ордена: "Не сомневаюсь, рыцарь-юстициарий действительно бесстрашный рыцарь, защищенный со всех сторон, ибо его душа находится под защитой брони веры, так же, как его тело находится под защитой брони из стали и кевлара. Таким образом, он дважды вооружен, и при  необходимости не боится ни демонов, ни людей". Что-то похожее я уже слышал, но, ни как не мог вспомнить – где?

После лекции все рыцари, кроме меня, Безъязыкова и четырёх других коммандеров соло-ячейки, отправились в тренировочный зал. Им следовало приступить к физической и специальной подготовке, сразу же после теоретической части занятия. Мы же остались в лектории, чтобы обсудить план предстоящей операции и выбрать необходимые средства, для нападения на Аламут. Некоторое время, Безъязыков, наклонив голову, задумчиво разглядывал карту Аламута. Это была новейшая интерактивная 3-D карта, на которой отмечалось всё, до мельчайших подробностей, включая мусорные свалки и кусты. Коммандеры, обступив карту, со всех сторон, смиренно ожидали, когда Безъязыков начнёт озвучивать идеи Великого магистра. Наконец Безъязыков поднял голову и, по-свойски, предложил присутствующим "всецело обратиться в слух".  – «Что нам нужно сделать для того, чтобы захватить генерала ассасинов? Ударная атака на Аламут?  Диверсионная операция? Диверсионная атака и манипулятивные прокси-атаки? Шоковая атака? Стандартная шоковая атака?  По убеждению Великого магистра, нужна новая стратегия, которую ассасины, пока, ещё, не знают. Магистр включил в новую стратегию  три известные, но, почти, не совместимые, между собой, стратегии входа, шоковой атаки и скорой эвакуации пленных. В данной комбинации, стратегия входа может включать  использование одежды ассасинов и притворство. Это позволит нам скрыть броню, щит  и оружие под плащом ассасина. Мы сможем скрыть нашу пуленепробиваемую маску, частично замаскировав её под капюшон плаща. На входе, нам, вероятно, придется нейтрализовать 1-2 агентов, так что подстрахуемся пистолетом с глушителем. Мы не можем допустить  громкие выстрелы во время проведения первого этапа операции………… Будем готовы к ближнему бою с ближайшими к нам агентами, когда войдем в помещение (агенты, как правило, находятся близко к входу и, возможно, нападут на нас). Используем огнемёты, для отвлечения внимания агентов. Родственники ассасинов и обслуживающий персонал Аламута будут бежать, как крысы от огня и это затруднит вооруженным агентам возможность блокировать нас за первые 10-20 секунд. Агенты могут, даже, запаниковать сами - могут сбежать вглубь здания. Тем не менее, будем готовы к заградительному обстрелу. Будем, всё время, сохранять  бдительность в отношении позиций агентов. Для этого выставим наши пуленепробиваемые щиты под нужным углом. Нам не понадобится много топлива (только 20 литров), так что будем использовать его с умом, попадая струёй огня во всех мусульман, насколько это, конечно, возможно………........Эффективный план шоковой атаки будет, также, включать в себя использование в нападении  штурмовой винтовки  или пистолета-пулемета, интегрированного в щит. Мы должны подумать о соединении огнемета с пуленепробиваемым щитом. Это защитит нас полностью от всех снарядов, летящих в нашем направлении (90-180 градусов, в зависимости от позиции). Как только войдем в кабинет видеонаблюдения, сразу же начнём забрасывать его гранатами, в разных направлениях, чтобы создать панику. Закончим уничтожением всех людей, находящихся в кабинете, работой огнемёта, на 180 градусов………............................

Эвакуация пленённого генерала может проходить с использованием захваченного автомобиля или «выделенного», для этой цели, ПЛА...........»

Всё время, пока Безъязыков говорил и жестикулировал, на интерактивной карте Аламута проявлялись и исчезали разноцветные стрелки, пунктирные линии, кружочки и т.д. Я понял, что это вспыхивали  и гасли графические дополнения к словам коммандера. В довершении, к сказанному, Безъязыков указал пальцем на яркий, красный круг в центре 3-D карты и по-военному чётко отметил: "Здесь мы найдём офис генерала. Сделаем всё, чтобы генерал не успел покончить с собой. Аминь!". "Аминь!" - серьезно и, почти, одновременно ответили коммандеры.               

После уточняющих вопросов и дружного одобрения плана Великого магистра, мы все направились в тренировочный зал. Ни кто, из членов команды, не имел права манкировать  ежедневными тренировками и отработкой специальных упражнений, необходимых для осуществления боестолкновения, в условиях сложной, среднегорной местности. Тамплиеры тренировались с большим усердием, т.к. понимали, что, в случае неудачи, могут стать обузой для подразделения и, даже, причиной поражения всей группы. Не смотря, на возраст, я старался не отставать от своих названных братьев. Безъязыков, подошел ко мне и кажется, похвалил, заметив: «Тебе не следует обучаться единоборствам, т.к. в рукопашный бой ты не пойдёшь. В остальном - делаешь всё правильно…..Здоровья тебе не занимать. Больше уделяй внимания упражнениям на выносливость. Может не хватить кислорода». Но я, всё же, немного, обиделся. В детстве мне приходилось заниматься боксом. От природы имея недюжинную физическую силу, я научился сокрушать соперника одним ударом. Был случай, когда, в студенческой драке, я уложил на пол профессионального боксёра и, с тех пор слыл, среди коллег, силачом и задирой – многие меня, даже, боялись. Правда, из-за этой драки, меня, чуть было, не отчислили из института.

Когда мы вернулись в барак, перед сном, я попробовал поспорить с Безъязыковым о характере своего участия в деле. Но, Безъязыков, сразу же, жестом, прервал меня и заговорил голосом, исключающим какие либо возражения: «Система соло-ячеек в сочетании с мученичеством является наиболее эффективной и смертельной формой современной войны. Эта стратегия «апаш». Она была создана в Казахстане, в начале XX века, затем адаптирована джихадистскими группами, в начале XXI века и теперь применяется ассасинами. Мы, также, будем использовать ее в своих целях. Пойми, успех любого нашего предприятия, в Аламуте, в Городе, в других странах будет зависеть не только и не столько от того, насколько мы готовы физически и технически, сколько от того, насколько мы готовы жертвовать собой, своими амбициями, ради общего дела. Завтра я познакомлю тебя с группой тамплиеров, составляющих ядро соло-ячейки. Ты должен будешь запомнить их, всех, по именам». Я удивленно спросил:  «Всех сто шестьдесят четырёх?» - «Нет, в передовой группе насчитывается, всего лишь, тридцать два человека, включая меня и тебя. Все остальные члены соло-ячейки, уже разъехались по своим лагерям». «Что такое соло-ячейка?» - полюбопытствовал я. "Спи" - сказал Безъязыков и добавил: "Завтра я объясню тебе, что это такое."

 

Глава седьмая. Джордж Харрис и тени прошлого.

По дороге к школе, Безъязыков, вновь, заговорил, со мной, о соло-ячейках. Оказывается, нашу организацию никто и никогда не запрещал. Ведь нельзя запретить то, чего нет. Согласно с законами Государства, Орден тамплиеров являлся легальной организацией и прятался от людей, отнюдь, не потому, что находился вне закона, но потому, что практиковал непонятные и неприглядные, для обывателя, методы борьбы. Так, во всяком случае, объяснил Безъязыков. Тамплиеры научились этому у средневековых ассасинов, с которыми, в своё время, имели самые тесные контакты. В частности, они научились у ассасинов навыкам  борьбы с двойным, а, иногда, и с тройным смыслом. Дело в том, что у тамплиеров имелся  особый взгляд на такое социальное явление, как война. Война это обман - говорили они - это отвлечение внимания врагов от более длительного и, на много, более важного процесса - процесса мирного проникновения (дрейфа), во враждебную среду. Секретный  план, тайные Ордена, тайные методы  достижения цели и, столь же, тайные планы перехода с одной стадии на другую - всего лишь средства, необходимые для осуществления дрейфа. У тамплиеров существовал план дрейфа, по которому, сначала нужно было найти или воспитать, в чужеродном обществе, «своих» чиновников, военных и т.д. и лишь затем создавать боевые организации. Чтобы "свои" пребывали во всех легальных, полулегальных и нелегальных структурах «опекаемого» общества. В этом смысле, тамплиеры, ни чем, не отличались от джихадистов или сионистов. В связи с подобными взглядами, тамплиеры не могли позволить себе хоть какую-то огласку своей деятельности. Они должны были скрывать свои "истинные намерения", даже, друг от друга. Соло-ячейки действовали, всегда, самостоятельно. Никогда, ни одна соло-ячейка не сообщала другим подструктурам Тампля свою численность, свой списочный состав и своих планов, на ближайшее будущее. Лишь иногда, когда Великий магистр принимал решение о возобновлении боевых действий против мусульман (обман), некоторые соло-ячейки обязаны были договариваться друг с другом. Правда, это случалось, крайне, редко. Словом, соло-ячейки создавались для ведения тайной борьбы и дрейфа, но не для войны, в прямом смысле этого слова. "Ты пойми" - Сказал Безъязыков в заключение – «Штурм Аламута, это обман, это  для отвода глаз. Мы создадим прецедент, на который обязательно отреагируют предатели и ассасины. Главное сделают наши братья, засевшие в кабинетах администрации Государства. Именно они станут застрельщиками борьбы с предателями и шиитами. Без них, у нас, ничего не получится. Кстати, наших людей никто не знает, кроме Великого магистра". Выслушав Безъязыкова я, не без удовлетворения отметил, что храмовники - куда более хитрая организация, чем казалась, вначале. На самом деле, как много могли сделать эти сверхчеловеки, при условии их абсолютной не раскрываемости! По сути, они могли сделать всё! Несмотря на существующую, в Государстве, политико-экономическую платформу, исключающую власть денег (денег, у тамплиеров, имелось предостаточно), тамплиеры владели огромными природными ресурсами, что позволяло им втираться в доверие к любым, самым неподкупным, чиновникам. Предатели и шииты – вот единственное, что мешало им на пути к главной цели.

Войдя в лекторий школы, Безъязыков, сейчас же, приказал всем рыцарям построиться у стены. Рыцари встали в один ряд, чтобы я смог, персонально, обратиться к каждому, и поговорить с каждым, что называется, "с глаза на глаз". Процедура знакомства осуществлялась следующим образом: Я подходил  к визави, выслушивал его рапорт, а, также, слова Безъязыкова о достоинствах рыцаря, здоровался за руку, и проходил дальше, к следующему рыцарю. Почти, всех тамплиеров я видел впервые. Лишь однажды мне показалось, что рыцаря Джорджа Харриса, я где-то встречал и раньше. Я внимательно вгляделся в черты его лица и, вдруг, вспомнил свой дом в Хабаровске, двор и соседа Славика. Мой «визави» был из прошлой жизни, о которой я, уже, начал забывать. Мне захотел проверить свою догадку: " Я вас где-то видел, не подскажите - где?"  Джордж Харрис улыбнулся и, молча, поднял правую руку перед собой. При этом, на мизинце его руки, сверкнуло серебряное кольцо Святой Екатерины, утерянное мной в 2027 году. Это кольцо подарила мне жена. Женское кольцо с сердечком и надписью, на греческом языке. Я узнал бы его из миллиона подобных колец.

«Где вы взяли кольцо?» - удивлённо спросил я. Джордж Харрис, перестал улыбаться и ответил, знакомым, мне, хриплым голосом: «Я нашел его на улице, возле подъезда. Я догадывался, что это ваше кольцо, но не мог его отдать, сразу. Вы меня знали, как алкоголика и могли подумать, обо мне, Бог знает что». После сказанного Джордж Харрис раскашлялся. По-видимому, - от волнения. Да, да, теперь я узнал его. Передо мной стоял тот самый «алкаш» Славик, правда, в эту минуту, он был совершенно другим человеком: посвежевшим, сильным, духовно преображенным. «Вы хотите сказать, что намеренно претворялись алкоголиком?» - Вновь, спросил я. В разговор вмешался Безъязыков: «Нет, он не был тамплиером до 2004 года, впрочем, как и ты! Он не был тамплиером, даже, в 2027 году, когда попал в поле нашего зрения. Его завербовали, с целью наблюдения за тобой. И надо сказать, мы, в нём, не ошиблись. Начиная, с 2032 года, Джордж Харрис много сделал и делает для Ордена и, более того, именно ему мы обязаны тем, что ты, сейчас, рядом с нами». "Хорошо, хорошо" - сказал я, повернувшись к Безъязыкову - "Но мне нужно поговорить с этим человеком наедине. Ты не возражаешь?" "Конечно, поговори, но только после занятий и, строго, в присутствии его брата - Сида Харриса" - согласился Безъязыков.

После занятий, Джордж Харрис, Сид Харрис и я, остались в лекционном зале одни. Когда-то, мы, со Славиком, жили в одном городе, в одном доме и, даже, в одном подъезде. Затем мы, оба, переехали в новый дом, построенный в Хабаровске, специально, для выходцев из Комсомольска на Амуре. В новом доме нас расселили таким образом, чтобы ничего не изменилось, особенно в худшую сторону, и всё напоминало о родном городе. Конечно же, многоэтажное строение в Хабаровске нельзя было сравнить с комсомольской "хрущебой", но подъезд и этаж были, у нас, те же самые. И лавочка во дворе, под старыми тополями, и клумбы с цветами – всё было, как прежде. Когда начались события 2027 года, алкаш Славик впал в задумчивость и стал попадаться мне на глаза на много чаще, чем раньше. Затем, через пять лет, именно, в 2032 году он резко переменил свой образ жизни и, даже, стал интересоваться политикой. Теперь, я догадывался, почему? Но меня интересовали подробности............ Мы сели подле стола. В зал вошли сквайры, молча, налили душистый зелёный чай в чашки, поставили чашки на стол и, вновь, вышли. Я заговорил первым: «Итак, что случилось с тобой, в 2027 году?» Джордж начал рассказывать, с трудом, так как ему, всё время, приходилось сдерживать кашель: «В 2027 году, 3 июля, ровно, в 12 часов дня, я сидел на лавочке во дворе. Ко мне подошли двое и представились вашими друзьями. Они спросили, не видел ли я вас, сегодня? Я ответил, что не видел. Правда, тут же, заметил, что в субботу, все порядочные люди работают на даче. Выслушав меня, ваши приятели, почему то нахмурились, но предложили мне выпить за тезоименитство Владимира Семёновича. То есть, за ваш день рождения. Бог ты мой! Естественно, я с удовольствием согласился и тут же приготовил складной стаканчик, который у меня, всегда, находился в кармане пиджака. Пил я не один. Кажется, это была водка. Но, вот, что интересно: Употребив несколько глотков я, сейчас же, погрузился в глубокий сон. Сквозь сон, я почувствовал, как меня куда-то волокут и запихивают. В последствие выяснилось, что запихивали меня в кузов легковой машины. В машине я, скоро, проснулся и, вновь, увидел рядом с собой, на заднем сиденье, ваших друзей. Да, кстати, в салоне машины пахло каким-то дерьмом и голова моя, почему-то, не держалась на шее. По этой причине настроение моё резко испортилось и я начал задумываться о происходящем, всерьёз. Впрочем, ваши друзья не позволили мне сказать то, что я о них думаю. Говорил, в основном, тот который познакомился, со мной, в самом начале. Звали его - дай Бог памяти - Владимир Владимирович. Этот Владимир Владимирович поинтересовался, хорошо ли я вас знаю. Я сказал, что знаю вас хорошо, практически, с детства. Также, я сказал, что знаю вашего брата, который у нас в авторитете и, вообще, знаю, всё, про вашу семью. Владимир Владимирович почему-то рассмеялся и по панибратски похлопал меня по плечу, что мне, так же, сильно, не понравилось. Затем он спросил - знаю ли я, кто такие тамплиеры. Я был зол на него и, поэтому, сказал, что не знаю, да, и знать не хочу, кто такие тамплиеры. После моей нечаянной реплики, сказанной "в сердцах", Владимир Владимирович тоже обозлился и назвал меня придурком. Я не успел возразить, так как получил сильный удар в «бочину». Понятное дело, после такого тесного знакомства выступать, далее, было неразумно. Я присмирел и приготовился слушать Владимира Владимировича со всем моим вниманием. Владимир Владимирович сообщил мне, что он и вы - оба тамплиеры. Что я тоже могу стать членом тайной организации, если буду наблюдать за вами, ежедневно, в течение года. Так у них принято. Испытательный срок длится один год. Терять, мне, было нечего, и я согласился. Не сразу, конечно, согласился, но согласился. Вы меня понимаете?"               

Да, я прекрасно понимал Джорджа Харриса. В случае с Джорджем и, лично, со мной, психологизм тамплиеров приобретал своё блестящее, экспериментальное подтверждение. Нас вербовали, практически, одинаково. «Но зачем вы носите моё кольцо, на пальце?» - спросил я.   «О, это интересная история» - Ответил, улыбаясь, Джордж – «Дело в том, что, именно, кольцо стало моим талисманом и пропуском в таинственный мир Свартальвахейма. Всякий раз, когда кто-то, из братьев, пытался установить со мной связь, я демонстрировал ему ваше кольцо и вопрос решался без лишних слов. Почему так происходило, я не знаю. Просто показывал кольцо и всё. Однажды, ваше кольцо спасло мне жизнь. Это произошло во время революции. Вы помните, что происходило в те гнилые годы. Из-за тупости и жадности российских чиновников, все революции, в России – ужасно кровавые. Никто не хочет отдавать власть, миром. Как будто «басота»[41] станет просить, а не заберет, всё силой. В процессе народной люстрации, многие чиновники оказались на помойке, в буквальном смысле этого слова. Многие были принесены в жертву новому режиму – вы понимаете. Лишь не многие сели в тюрьму и тем спасли себе жизнь. Дело дошло до меня, хоть и по другой причине, ведь я не являлся чиновником. Тогда особенно актуальными оказались лозунги о справедливости, о разделе территории и о национальном гражданстве. Я – армянин. Мне предложили покинуть славный город Хабаровск и убраться в свою Армению. С какой это стати? У меня в Армении ни кого, а здесь друзья, родственники, ну и всё остальное. Короче, меня арестовали. Сижу я на нарах и, вдруг, новая беда. Армяне подняли восстание. Понятное дело, я оказался в центре событий – мне всегда не везёт. Я ждал братьев тамплиеров, а освободили меня братья армяне. Они же забрали, всех нас в лес, где, после "заповедника", жилось довольно прилично. А, через месяц, в лес нагрянули «нефтедобытчики»». «Стоп» - Перебил я Джорджа. – «Кто такие «нефтедобытчики»?» «Вы не знаете?» - удивился Джордж – «Ну, тогда послушайте. Преинтересные господа, надо сказать. Впервые, они появились в конце 30-х годов, через три года, после третьей мировой. Вы знаете, что последняя война велась с использованием генетического оружия. Однако вы, наверное, не слышали, что многие арабы, выжившие в этой войне, всё же пострадали. Правда не они лично пострадали, а их потомство, но это дело не меняет. Они превратились в носителей мутированного генома. У них родились дети не восприимчивые к болезням, климатическим изменениям и т.д. Нельзя сказать, чтобы представители новой генерации были суперменами или вундеркиндами, хоть их и не брала пуля, нож. Внешне они ни чем не отличались от обычных людей, но мозгов у них было, как у обезьяны - с гулькин нос. Они, даже, говорить, толком, не умели....Всё больше мычали. Однако у этих людей, если можно их так назвать, имелось одно очень хорошее качество. Каким-то чудесным образом они находили воду, золото, нефть и другие полезные ископаемые. При этом, всё, что им нужно было, в обмен на сведения – это одежда, еда и тепловое оружие. Отсюда их прозвище - "нефтедобытчики"". Я, вновь, перебил Джорджа и рассказал ему о позавчерашней беседе с Безьязыковым, точнее, о том, что он говорил про "нефтедобытчиков". "Да, конечно, я был свидетелем нападения" - подтвердил Джордж. В этом месте разговора, брат Джорджа - Сид, понимающе кивнул головой. По-видимому, он тоже был свидетелем злополучного происшествия, но не хотел вмешиваться в разговор. "Так, вот". - Продолжил Джордж прерванный рассказ - "Нагрянули "нефтедобытчики" и началось избиение «младенцев». Вооружены они были тепловым оружием, которое хорошо поджигало дерево и одежду, а, так же, дотла сжигало кожу человека. Мы отстреливались из автоматов и пистолетов, но пули отскакивали от них, как от чугунных болванок. Помню, я выстрелил одному, прямо, в лицо и что же? Пуля отлетела от скулы, не оставив, на коже, даже, царапины. Тогда все сгорели, а я выжил. Выжил, потому, что "нефтедобытчики" заметили кольцо, на моём пальце. То есть они, прямо, сказали мне об этом, когда я стоял среди обгоревших трупов и ждал своей смерти". Рассказ Джорджа о "нефтедобытчиках" потряс меня. Однако я хотел поговорить и о другом. Меня удивляло, как умирающий алкоголик «со стажем» смог вернуть здоровье и стать рыцарем - юстициарием. Именно об этом я хотел узнать, с самого начала. Джордж Харрис продолжил свой рассказ: "Из леса я выбрался самостоятельно. В моей жизни произошли большие перемены. Я перестал пить, пошел лечиться, начал изучать политическую информацию. С помощью тамплиеров, я поменял свой паспорт, принял русское национальное гражданство, приобрёл участок земли и стал славянином Вячеславом Огневым. В конце 2032 года меня посвятили в тамплиеры». Слушая Джорджа, я, вдруг понял, что налёт «нефтедобытчиков» на армянский лагерь мог быть делом не случайным. Очевидно, во всех событиях, связанных с вербовкой Славика, прослеживался определённый психологизм. Я вспомнил фразу Безъязыкова, сказанную мне во время праздничного пира - «После всего произошедшего в Новом мире, мосты, за твоей спиной, разрушены и сожжены».

Глава восьмая. Направление - Аламут.

На Безъязыкова легла огромная ответственность. Мы должны были попасть, в ЮАР, за два дня до прибытия, в эту страну, главных сил соло-ячейки. Великий магистр поручил, именно, нашему отряду создать главную базу и подготовить плацдарм для общего наступления, на Аламут. Может быть, и по этой причине, Безъязыков всё утро нервничал, не разговаривал со мной и, вообще, вёл себя, как-то, странно, если не сказать - подозрительно. После обеда, он, совершенно, оставил моё скромное общество и, уединившись у себя, в комнате, предался любимому занятию всех тамплиеров - медитации. Кстати, в этот погожий осенний день, мы с Хенсли трудились над упаковкой, именно, его боевого снаряжения. Конечно же, хотелось отдохнуть, выйти в сад. Хотелось пройтись среди благоухающих цветов и подышать свежим воздухом, тем более, что предстоящее событие и мне внушало сильное чувство тревоги.  Однако я, методично, раз за разом, проверял пакеты и свёртки, уложенные сквайром в рюкзаки Безъязыкова. Ведь я был первой ступенью нашей общей, на троих, пирамиды выживания. Работа казалась лёгкой, но слишком долгой и нудной, к тому, же Безъязыков не вышел ужинать, чего прежде, с ним, никогда не случалось. Ближе к ночи, в доме сгустилась атмосфера тягостного ожидания. Моё чувство тревоги усилилось ещё больше, когда Безъязыков, вдруг, замолчал и надолго затих, у себя в комнате. Ни я, ни сквайр не решались нарушить его одиночество. Ждали до 12 часов ночи. В полночь, коммандер дал о себе знать громким кашлем и крепкой руганью, направленной в адрес производителей табачных изделий. Мы, переглянулись – К чему бы это? Когда Безъязыков вышел и, решительным голосом, приказал выдвигаться к месту общего сбора, мы поняли, в чём тут было дело. Он держал в зубах «термоядерную» сигару сквайра, которая источала удушливый дым и по-видимому доставляла некурящему Безъязыкову истинное страдание.

Обременённые тяжелыми рюкзаками, в полной темноте, мы проследовали к школе, где уже находились и ждали Безъязыкова наши братья, по оружию. Всего, в группе, насчитывалось тридцать человек. Сквайров мы  не считали, т.к. они не участвовали в бою и, вообще, не подлежали учёту. Два рыцаря и четыре сквайра, вместе с сержантами, по соображениям безопасности, были оставлены в лагере и сразу же отбыли на место службы.                После построения и совместного чтения "Отче наш", мы сразу же «оседлали» наши ПЛА и змейкой, один за другим, нырнули в "бесконечные" тоннели Свартальфахейма. Под Городом, мы передвигались, медленно и бесшумно, как будто боялись, что нас заметят на поверхности. Миновав границы Нового мира, все ПЛА резко увеличили свою скорость, и стали быстро наверстывать упущенное в прямых многокилометровых тоннелях Европейской части Государства. Благо, тоннели соединялись, между собой, искусственными переходами и выстраивались в одну линию, вплоть, до португальского побережья Атлантического океана. Утром, в 8.00, мы, наконец, покинули Свартальвахейм и, словно стая уток, поднялись в синее небо, над Лиссабоном. В небе, сразу же, перестроились в боевой порядок. Этот порядок, Безъязыков назвал "свиньёй". Мне, почему-то, вспомнился фильм Эйзенштейна "Александр Невский" о чём я сейчас же сообщил Безъязыкову. На мои слова, Безъязыков отреагировал сдержанно: «Рыцари Тевтонского ордена тоже были тамплиерами». Похоже - ему не очень-то хотелось слушать пустые разглагольствования, своего подчинённого. Над Средиземным морем, мы неслись с предельной скоростью и, совершенно, не заботились о скрытности передвижения. Безъязыков заверил меня, что переживать нам, здесь, не о чем, т.к. эскадрилью, как обычно, примут за НЛО или воздушные зонды. Через час, на горизонте, показалась большая земля - остров Мальта. Я очень хорошо помнил этот остров, ведь, когда-то я отдыхал, на нём, со своей женой – счастливое было время. Оставив Мальтийский пролив к Северу, мы, вновь, изменили курс и, теперь, устремились, на юг, к берегам северной Африки. Территории Ливии и Туниса были частью знаменитой Атлантиды, и поэтому, располагались над разветвлённой сетью подземных тоннелей, созданных древними атлантами. Рассказывая об этом, Безъязыков, между прочим, заметил: "Здесь есть вход в Свартальфахейм, но мы его обойдём". В его словах я уловил намёк на мою чрезмерную любознательность и многословность. За пустынными территориями южной Ливии последовало государство Чад. Над Чадом нас обстреляли зенитными ракетами. Интересно было наблюдать, как в синем небе, позади ПЛА, бесшумно распускались и осыпались белые цветы взрывов. Пугаться этого, конечно же, не стоило, так как скорость наших летательных аппаратов превосходила скорость звука, в десять, а порой и в двадцать раз.                На весь перелёт, в небе Северной и Центральной Африки, мы потратили меньше пяти часов. Над Южной Родезией (Зимбабве), Безъязыков приказал снижаться и глиссировать, до границы ЮАР, со скоростью, примерно, 100 км в час. Выполнить глиссирование, увы, было необходимо. Во-первых, мы должны были исключить малейший шум, чтобы не привлечь к себе внимание местных жителей. Во-вторых, в этом режиме, от радаров Аламута нас, надёжно, спасала технология «Стелс[42]». Она не работала при включенных плазменных обтекателях. В Южном Матабелеленде, мы передвигались, лавируя между высокими деревьями и в полной темноте, так, как свет солнца не проникал в густые заросли среднего Велда. Со стороны, должно быть, это выглядело весьма устрашающе. Пятнадцать  «блюдец» метались между высокими деревьями, словно рой огромных насекомых, со светящимися глазами. По заверению Безъязыкова, в этот момент, мы должны были внушать местным жителям мистический ужас. Впрочем, подобный способ передвижения оказался, чрезвычайно утомителен. Нам удалось миновать Родезию только через шесть часов полета. Границу ЮАР, мы пересекли в 7 часов вечера. И здесь, нам сильно повезло, т.к., в конце осени, в ЮАР начинает темнеть, именно, в это время суток. Приземлились, на плато, подле города Луис-Тричард, не далеко от "заброшенной" авиабазы, название которой я забыл. Почему-то тамплиеры, всегда, приземлялись подле авиабаз. Это обстоятельство побудило меня задать ещё один вопрос Безъязыкову. Безъязыков посмотрел на меня усталым взглядом, укоризненно покачал головой и, как бы сожалея о моей глупости, сказал: «Аэродромы не строят, где попало, уважаемый Владимир Семёнович. Наши «блюдца» очень сильно зависят от воздушных потоков, как и самолёты. Ты бы лучше спросил, как мы найдём ассасинов, ведь о них, в ЮАР, никто, ничего не знает».  Меня удивило его странное заявление. Я оторопело посмотрел на Безъязыкова и, тут же, нагло, как мне тогда показалось, задал ряд откровенных вопросов: "О чем же мы совещались в лагере? Твой план "захвата" это, что - фикция? А карта Аламута, зачем? Ты опять издеваешься надо мной?" Безъязыков «отмахнулся» от всех моих вопросов рукой и пробормотал, еле сдерживая раздражение: "Не кипятись, милейший. Ты опять забываешь о психологизме. План был разработан не мной, а магистром. Лучше давай посовещаемся - как нам действовать дальше. Итак, что мы знаем о местонахождении ассасинов? Мы знаем, что Аламут, который, конечно же, будет атакован и захвачен, находится в провинции Трансвааль Южно-Африканской Республики, следовательно, совсем рядом, с нами. Мы знаем, также, что в этом населённом пункте живут негры и, возможно, арабы, исповедующие ислам шиитского толка. Все они исмаилиты, следовательно, изображают из себя обычных мирных граждан. Во всяком случае, в конфликт с местными властями они никогда не вступали. Мы знаем, также, что ассасины находятся, где то рядом с ними? Откуда знаем? Отвечу: Однажды, точнее, в 2027 году, в местной прессе появилось сообщение о том, что школьники Зимбабве пострадали от нападения гоблинов. Ты понимаешь - гоблинов? Начальные и средние школы на юге Зимбабве закрылись из-за нападения мифических чудовищ. Всего работу прекратили четырнадцать учебных заведений. Решение о прекращении работы школ было принято после серий атак, предпринятых страшными существами, похожими на больших, прямоходящих кошек. Как рассказал местный старейшина, дети впадали в панику, при одном упоминании о кошках. Сообщения о первых нападениях были опубликованы в августе, и в октябре 2027 года, т.е. осенью. Сейчас, кстати, то же, осень, будь она неладна.
Известно, что директор одной из школ уведомил о случившемся министерство образования. В министерстве, письмо получил наш человек. Он проверил факты и пришел к выводу, что гоблины и ассасины -  суть, одно и то же. На самом деле, лишь ассасины, прежде, были уличены в подобных чудачествах. Кошачьи глаза, острые уши, длинные когтистые пальцы и серая шкура – это уже было, и в Суздале, и в Париже, и во многих других городах Государства. Кроме того, у нашего человека появились косвенные улики, подтверждающие версию про ассасинов. В ЮАР и, особенно, в Южной Родезии, поселилось много выходцев из Китая. У китайцев, как известно, очень дружная диаспора. Слухи распространяются, практически, мгновенно и, что важно, без каких либо искажений. Так вот, южноафриканские тамплиеры сообщили нам о появлении, в районе Аламута, секретных лабораторий ассасинов. В лабораториях проводят опыты, и создают технологии для подземных заводов. Новые технологии создаются в целях  скорейшего изготовления двигателя и прочего, необходимого для космической экспедиции к чёрной дыре. Ты спросишь - почему опыты проводятся на детях? Отвечу: Наверное, потому, что дети ничего не понимают и, как следствие, ничего не смогут рассказать, взрослым, когда их отпустят. Коротко говоря, факт присутствия ассасинов в районе Аламута, очевиден. Однако не понятно, где, именно, находятся эти самые лаборатории и эти подземные заводы? Возможно, под посёлком, в пещерах. Возможно в густом лесу. Что ты думаешь, по этому поводу?». Я не знал, что думать, но ответил: «Я думаю, что если ассасины находятся рядом с нами, их можно выманить каким ни будь демаршем, с нашей стороны». – «Да, ты сказал то, что я хотел услышать». – обрадовался Безъязыков. - «Убеждён! Узнав о нашем появлении, ассасины, сразу же, вылезут из своей норы и постараются схватить нас. Конечно, многие из нас погибнут, ведь ассасинов не одна тысяча и они не станут с нами церемониться, но риск оправдан. Нужно отдать Аламут, на растерзание, нашим главным силам, а самим замаскироваться под иностранцев и прокатиться, на рейсовых автобусах, до какой ни будь  глухой деревни, на границе с Южной Родезией. Мы, с тобой, например, могли бы, легко, сойти за учёных этнографов. Другие члены группы, могли бы изобразить, из себя, иностранных туристов, следующих в одной компании с этнографами. Хорошо бы привлечь к операции белых женщин. Но, где их, здесь, взять, брат? Да, конечно, мы, именно, так и поступим. Лучшего места, для начала операции нам не найти. Операцию начнём, когда сюда прибудут все наши силы». Сказав это, Безъязыков, даже, и не попытался выслушать мои возражения. У меня создалось впечатление, что и вопрос свой - как поступить? - он задал самому себе. Между тем, на вершину "столовой" горы, начали приземляться и другие ПЛА нашей соло-ячейки. Безъязыков отдал приказ – спешиться и, сам, первый, вышел на поляну. Я, с двумя рюкзаками, последовал за ним. Как только я коснулся африканской земли, следом, из других ПЛА, стали выходить и выпрыгивать наши братья – рыцари юстициарии, нагруженные, как и я, огромными заплечными рюкзаками и оружием. Когда последний рыцарь спрыгнул на землю, сквайры подняли опустевшие ПЛА высоко, в небо и сразу же улетели. Взлётные огни их светились  не более секунды, затем погасли. У меня – всё время следившего за огнями -  после их исчезновения, в душе, сейчас же, появилось чувство тоски и тревоги. Я стоял на плоской вершине, в полумраке, окруженный, со всех сторон, высоким колючим кустарником и думал об ассасинах, которые прятались, как мне тогда казалось, в этих кустах, и ждали только момента, чтобы напасть. Мне было холодно, но не из-за вечерней прохлады. Меня пронизывал страх, который, по совету Безъязыкова - нужно было преодолеть и уничтожить «в зародыше». Неожиданно, Безъязыков включил электрический фонарик. Луч света осветил ближайшие кусты и «стену» рыцарей, стоявших рядом с ними. Сейчас же, всё, находящиеся за пределами освещённого круга, сделалось черной мглой и, как будто бы, куда-то исчезло. От этого прошел страх, и, вновь, появилась уверенность в собственных силах. "Опять психология" - подумал я и, полушутя полувсерьёз, спросил: "Костры жечь не будем?" Безъязыков понял меня правильно - "Нет, костры жечь не будем, но сигнальное оборудование, точнее, сигнальные гирлянды повесим, чтобы наши братья видели, где находится лагерь, и не заблудились. Потом выставим часовых. Завтра предстоит большая работа. Да, кстати, все мобильные устройства связи, электромагнитные излучатели и приборы ночного видения, должны быть отключены. Это приказ".               

Ночью, меня разбудили громкие голоса. Я выглянул из палатки и увидел, что Безъязыков стоит на опушке леса с четырьмя другими коммандерами нашего подразделения и, о чём то, горячо, с ними, спорит. Прилетели - отметил я про себя, с чувством удовлетворения.  Тусклый свет ночного фонаря освещал возбужденные лица спорящих. Я, невольно, прислушался. Из сказанного, вновь прибывшими коммандерами, я понял, что они, мягко говоря, не одобряют решение Безъязыкова отложить Аламут, ради новой операции «приманка». По мнению коммандеров, Безъязыков хотел, ни больше, ни меньше, нарушить приказ Великого магистра, что каралось смертью или, того хуже, отчислением из Ордена. Безъязыков, наоборот, возражал и называл своё решение очень правильным. Он утверждал, что операция "приманка" необходима, во всех смыслах. "Судите сами" - говорил он - "Мы обрушимся на Аламут, а врага в нём нет. Что тогда? Другое дело, если мы "сядем на плечи" ассасинов и вместе с ними войдём в Аламут или, куда ещё они, нас, приведут. За два дня мы успеем сделать и то и другое. Операция "приманка" плавно перетечёт в операцию "Аламут". Главные силы подоспеют вовремя. Они подоспеют, именно, в тот момент, когда ни какой подготовки уже и не понадобится. Всё произойдёт стихийно и, следовательно, правильно. Порядок рождается из хаоса и, наконец, победителей не судят». Слушая Безъязыкова, я, вдруг, понял, как далеко зашел, он в своём индивидуализме. Только теперь я понял, что Безъязыков принял решение об операции «приманка», единолично, в день вылета, или, даже, раньше. Отсюда его странное поведение накануне вылета. Я не верил своим ушам. Безъязыков действовал вопреки воле Великого магистра, как  какой ни будь глупый мальчишка. Он ставил свою жизнь и само существование соло-ячейки «на карту», как будто имел на это какое-то право. Да, если он выиграет, его имя встанет в один ряд с такими именами, как Гуго де Пейн. Но если проиграет………. Между тем, пока я досадовал по поводу авантюризма Безъязыкова, Безъязыков и коммандеры, куда-то поспешно удалились. Над лагерем, вновь, повисла тишина. Не слышно было ни криков животных, ни шороха листвы....ни чего, потому, что хищные звери Африки ещё не вышли на охоту. Завтра всё станет известно - подумал я, зевая, и вновь, погружаясь в сон.

 

Глава девятая. Кольцо Св. Екатерины.

Утром, все братья занялись уборкой лагеря. Им нужно было уничтожить следы своего пребывания, на скале, а также, замаскировать доставленную, сюда, громоздкую поисковую технику: мотоблоки, краны и т.д. Лишние боеприпасы и обмундирование они закапали рано на рассвете, когда я ёщё спал. Вырыть тайники ночью не составило, для них, большого труда, так как вся поверхность скалы была покрыта толстым слоем суглинистой почвы, которую можно встретить, в ЮАР, повсюду. Наблюдая за рыцарями,  я думал о ночном разговоре. Мне очень хотелось узнать, кто победил в споре коммандеров. Я никогда, прежде, не участвовал в боевых действиях и, поэтому, должен был готовиться, к ним, как можно дольше, желательно, не менее суток. Неприятное чувство надвигающиеся угрозы угнетало. Может быть, поэтому, я, с большим старанием, принялся выкорчёвывать кусты акации, на путях нашего возможного отхода или отступления.  Хотелось отвлечься от неприятных мыслей и, заодно, поучаствовать в общем деле. У тамплиеров, вообще, не было привычки указывать, другим, что и как делать. Уровень подготовки рыцарей был настолько высок, что ни кому, даже, в голову не приходило контролировать действия своих братьев. Тем более, что рыцари работали парами. То есть, каждый рыцарь был, как минимум, армией, с огневой поддержкой и тыловым обеспечением, в придачу.                Удалять колючий кустарник, с помощью переносной лебёдки, пилы и лопаты, оказалось делом не сложным. И, лишь, в завершении намеченной работы, когда я добрался до подножия скалы, пришлось, не много, попотеть. Дело в том, что под скалой находилась, совершенно, непролазная чащоба и, ещё, там можно было утонуть в болоте, в котором жили, в большом количестве, ядовитые гады и  насекомые. Закончил я свою работу, лишь, тогда, когда повар Джон, огласил окрестности криком: "К столу". Во время обеда, все рыцари, с нескрываемым нетерпением, ждали возвращения Безъязыкова, который должен был всё прояснить и объяснить. Однако он появился, только, через два часа. Внешний вид, у него, при этом, был ужасный. Кожаные штаны и сапоги приобрели красный цвет, от глины, в которой он где-то "вывозился". Шейный платок, на шее, отсутствовал. На правой щеке красовалась длинная косая царапина, из которой сочилась алая кровь. Это меня, несколько насторожило. Впрочем, Безъязыков не заставил ждать себя, с пояснениями. Выйдя в центр поляны, он собрал вокруг всех присутствующих и объявил о начале операции, которую называл "приманка". Сделал он это, как всегда, без лишних эмоций, т.е. кратко, по-военному. Как только я услышал о начале операции, у меня, "внутри всё оборвалось". Ну, что же - подумал я - тропинка в любом случае пригодится. Впрочем, дело было, конечно же, не в тропинке – мне, впервые в жизни, предстояло участвовать в настоящей боевой операции. К тому же я ещё не знал, в какой роли, мне предстоит в ней участвовать. Ко мне, Безъязыков подошел отдельно. По выражению его глаз я понял, что он хочет сообщить мне какую-то важную и, скорее всего, неприятную новость. Начал Безъязыков, как всегда, издалека: «Знаю, знаю, о чём ты хочешь спросить. Великий магистр не был и не будет поставлен в известность о готовящиеся операции. Почему? Поверь, у меня имелись на то веские причины. Первая причина – возможная утечка информации. Если ассасинам станет известен наш план, они, никогда, не обнаружат себя и, как следствие, не попадутся в наши сети. Вторая причина – тактические расчеты, в том числе и математическая логика. По моим расчетам выходит, что вероятность удачного исхода операции уменьшается по мере увеличения централизации руководства и роста количества согласований. Поставь мы в известность Великого магистра - всё пропало. Теперь же, только от нас: от меня и тебя, от Харриса и других наших братьев, зависит успех операции. Это дорогого стоит. Вспомни, чему ты учился в нашей школе! Можно действовать по плану, в составе команды, в которой каждый знает своё место и свою роль, но не знает общей стратегии. И тогда централизация и согласование имеет большоё значение. Можно действовать по обстановке, без плана (но согласно с инструкциями), когда каждый берёт на себя определённое количество противников и уничтожает их, самостоятельно. И тогда централизация и согласование не имеют, ни какого, смысла. Каждый, из тамплиеров, способен уничтожить до пятидесяти единиц противника, не зависимо от сложившихся обстоятельств. Этот факт проверен временем. Что касается нас, с тобой, так это, вообще, сверхсекретная информация, о которой никто, ничего не должен знать. Мы, собственно, и станем приманкой, для ассасинов. Скажу больше, мы станем смыслом сражения, для всех наших братьев, так как выручать попавших в беду – благородное и богоугодное дело, к которому стремятся все тамплиеры. Выручая нас, они уничтожат одних ассасинов и погонят  других. Последние приведут главные наши силы в секретную "нору", под Аламутом, или около него. В это время, Аламут будет атакован, с воздуха. Коротко говоря, мы с тобой станем заложниками ассасинов. Что скажешь?» Я был, конечно же, обескуражен этой новостью и, особенно, тем, что Безъязыков решил всё за меня. Однако, с некоторых пор, я стал частью нашей общей пирамиды выживания. Безъязыков рассчитывал на мою помощь, а я всецело доверял ему. Коротко говоря, я ответил, что согласен и добавил: «А почему ты не предупредил, меня, раньше?» Безъязыков посмотрел мне, прямо, в глаза и, саркастически, улыбнувшись, ответил: «То, что знают двое, знает и свинья».
Примерно, в четыре часа вечера, все принялись переодеваться в одежды, подобающие белым туристам, в Африке. Безъязыков одел: пёструю рубашку, светлые шорты и, не без труда, натянув на свои большие стопы высокие туристические ботинки, несколько раз обмотал их льняными обмотками. Я оделся, примерно, также, только, добавил в свой гардероб ярко желтый, пробковый шлем. В таких головных уборах, ходили все африканеры[43]. Громоздкое огнестрельное оружие мы, конечно же, с собой не брали. Когда рыцари переоделись, Безъязыков объявил всеобщее построение и вышел в центр поляны, чтобы сказать напутственную речь. 153 человека мгновенно выстроились в один ряд, заняв, по длине, целую поляну и встали по стойке "смирно", глядя на Безъязыкова глазами полными надежды, как, когда-то, должно быть, глядели французские гвардейцы, на своего императора Наполеона. Заметив почтительные взгляды, Безъязыков, очевидно, расчувствовался и сказал напутственную речь не совсем так, как задумывал в начале, потому, что всё время путался и "запинался". Сказал он, примерно, следующее:  «Война, которую, мы ведём с исламским миром, — есть война политическая.....Мы должны воевать без злобы. Мы должны  избавить не только христианский, но и исламский мир от зол, которые он сам на себя навлек......Простые исмаилиты нам не враги. Мы могли бы вооружить против ассасинов наибольшую часть простых исмаилитов, провозгласив свободу рабов. Но когда Великий магистр узнал, в каком невежестве пребывает этот многочисленный класс, он отказался от упомянутой меры. В результате магистр принял решение уничтожить ассасинов нашими собственными силами, оставив простым приверженцам чистого шиизма право пользоваться плодами нашего труда, как им заблагорассудится...Сегодня, на каждого, из вас, возлагается одна задача - убить, как можно больше ассасинов. Это всё, что требует, от вас Великий магистр. С нами Бог! Аре, Темпля!». Строй тамплиеров дружно ответил: "Аре, Приоре!" Высказавшись, таким образом, Безъязыков сейчас же повернулся в сторону ближайшей тропинки, сделанной, кстати, мной и, молча, не оборачиваясь, пошел к ней. Рыцари последовали за ним. Они шли, за коммандером, «змейкой», как это было принято у всех тамплиеров, с древнейших времён. Увидев картину уходящего отряда, я почувствовал, как по моей спине «побежали холодные мурашки». Предчувствие «тяжелого испытания» сдавило сердце, однако мой ум, на удивление, был светел. На короткое время, меня, даже, охватил приступ величия. Никогда, прежде, я не участвовал в настоящих боях, разве, что – в уличных драках, теперь же мне предстояло делать историю. Под скалой, Безъязыков подошел ко мне, приказав всем остальным рыцарям продолжать движение. "Я хочу отдать тебе эту вещицу" - сказал он, когда последний тамплиер скрылся в кустах. Я посмотрел на протянутую, ко мне, ладонь и увидел, в ней, серебряное кольцо Св. Екатерины. «Ты забрал его у Харриса, но зачем? Ведь я подарил его, ему». - воскликнул я, с чувством крайнего возмущения. Безъязыков недовольно поморщился. – «Если ты не хочешь, чтобы нас, сразу же обезглавили, возьми кольцо и надень на свой мизинец. Сдаётся мне, что брать, в плен, нас будут «нефтедобытчики», у которых к этому кольцу особое отношение. Нужно делать то, что я, тебе, говорю. В противном случае, кольцо возьму я». Выслушав Безъязыкова, я, вдруг, всё понял. Кольцо было частью его плана, причём, плана составленного ещё в подземном лагере, без меня. Вот почему, он всё время нервничал, торопился, ничего не хотел менять и, так страстно, спорил с коммандерами этой ночью. Да, я, вновь, продемонстрировал свою несообразительность. Впрочем, на этот раз, мне захотелось, хоть как-то, реабилитироваться, в глазах Безъязыкова. Я, нарочно, стал выискивать в его плане слабые стороны: "Но почему ты думаешь, что "нефтедобытчики", непременно, спасут нас? А если не спасут? Если нас убьют, прежде? Что тогда?" Безъязыков, на это, ничего не ответил, но пожал плечами и быстро пошел по тропе, вниз. Так, что далее, я продолжил разговаривать с его затылком: "Когда речь идёт о жизни наших братьев, можем ли мы полагаться на магические свойства какого-то кольца? Можем ли мы ставить под удар операцию, одобренную Магистром? В конце концов, мы, что - "братство кольца"? А, может быть, мы хоббиты?" Безъязыков громко засмеялся: "А, ведь, ты, теперь, и на самом деле, похож на хоббита." Через минуту Безъязыков перестал смеяться и, не поворачивая головы, заговорил со мной в назидательном тоне: "Нет, мы не "братство кольца" - мы тамплиеры. А, вот, у твоего кольца имеются нужные нам, теперь, свойства. Как только, из бездны Ада, вышли эти "нефтедобытчики", кольцо стало частью, по настоящему, дьявольской истории, о которой тебе, однажды, рассказывал Харрис и о которой я могу рассказать на много больше, чем он. "Нефтедобытчики" всегда появляются там, где находится владелец кольца, особенно, если ему угрожает, какая-то, серьёзная опасность. При этом, они всех, не мусульман, обязательно убивают. Так было под Хабаровском, в армянском лагере Харриса. Отчасти, так было и в нашем лагере, когда к нам, впервые, прибыл Харрис с кольцом на пальце. Так будет и теперь, когда ты станешь заложником. Кстати, мы проверяли кольцо на предмет чипа - если это тебя интересует - так вот, мы ничего не нашли. По-видимому, здесь имеет значение сверхъестественная способность "нефтедобытчиков" находить полезные ископаемые". После этих слов, Безъязыков остановился, повернулся ко мне и, заметив, что мои глаза округлились от удивления, тут же, добавил: "Впрочем, природа кольца, сейчас, не обсуждается. Главное, что кольцо, как всегда, притягивает к себе "нефтедобытчиков". "Ассасины" побегут, в свою "Нору" вместе с нами, не причинив нам ни малейшего вреда. Теперь, ты понимаешь?" Да, теперь я понимал – Безъязыков был либо настоящим сумасшедшим, либо гением. Во всяком случае, к его характеру, вполне, подходили такие определения, как: циник и авантюрист. «И, что же будет с Харрисом?» - спросил я. Безъязыков опять рассмеялся и, вновь, пошел по тропе вниз. Лишь через несколько минут он, нехотя, проронил, что-то похожее на ответ: "Умереть ради успеха дела - великая честь, для тамплиера". Это было слишком. «Как он может так цинично планировать смерть Харриса?»  - подумал я. К сожалению, я, снова, ошибся относительно планов Безъязыкова. То, что произошло вечером, было на много страшнее, чем я мог себе представить.

               

Глава десятая. Первый бой.

Около шоссе, мы разделились на команды и выбрали свои позиции таким образом, чтобы водитель автобуса, увидев одну группу, не смог заметить другую. Останавливать автобусы в пустынной местности, когда вас много, и когда вы все, здоровые бородатые мужчины - не простое занятие. К моему удивлению, в нашей группе, оказалось, только пять человек. Кроме меня и Безъязыкова, к ней были причислены: братья Харрисы и пожилой сэр – Готфруа, о котором я уже рассказывал. Я поинтересовался у Безъязыкова: "Почему всего пять человек?" Безъязыков ответил шепотом, многозначительно прижав указательный палец к губам: "Потому, что мы должны попасть на границу Зимбабве, не привлекая внимание полицейских. Прошу, больше не задавать подобных вопросов и вести себя так, как подобает белым туристам, в Африке. Больше фотографировать, много суетиться, ну, и тому подобное. Кстати, наш автобус, уже, приближается".  "Да, всё идёт по плану" - воскликнул я, с нескрываемым злорадством. Однако моя ирония оказалась, как всегда, неуместна. После слов Безъязыкова, в километре от того места, где мы стояли, сквозь ветки придорожного кустарника, блеснули фары маршрутного автобуса. Данное обстоятельство, несколько, озадачило, меня. Дело в том, что в половине седьмого, в трущобах Велда, сгущаются сумерки - начинается дикая жизнь. Воздух буквально сотрясается от рёва и визга, гиен, львов, прочих хищников. Кроме звуков животных и лесных шорохов, в это время, совершенно, ничего не слышно. Безъязыков не мог услышать автобус, каким бы хорошим слухом он не обладал. Как он узнал? Слава Богу, зная моё любопытство, Безъязыков, не замедлил с пояснениями: "Автобусы, в город Мусину, куда мы направляемся, ходят каждый час. Смотри в специальных справочниках. Других автобусов здесь нет. Остальное - логика и интуиция".                Меня, такой ответ, вполне устроил. Не скрою, после начала операции, я постоянно испытывал некоторый страх, и поэтому всё непонятное усиливало моё чувство страха, до невероятных размеров. Через пять минут, огромный двухэтажный автобус поравнялся с нашей группой и тяжело "вздохнув" остановился. Мы поднялись в полутёмный салон и заняли передние места, которые, по традиции, бронировались для "белых" господ. Ни кто, из пассажиров, не обратил на нас ни какого внимания. Ситуация, живо, напомнила мне старый фильм про Джеймса Бонда. Я улыбнулся, вспомнив соответствующий эпизод из фильма. Мне захотелось поделиться своими воспоминаниями, с Безъязыковым, что я, сейчас же, и сделал. Выслушав меня, Безъязыков, неожиданно, обратился ко второму шоферу, с вопросом: "Сколько часов будем добираться до Мусины?" Шофер ответил: "Отсюда, два часа езды. Следующая остановка в Макхадо, которая, нас, нисколько не задержит". "Ну, что же" - сказал Безъязыков, на английском языке - "можно и поспать". Слова Безъязыкова, вновь, заставили, меня, насторожиться. Если бы он произнёс это по-русски, я бы не придал сказанному ни какого значения, но он сказал "It is possible to have a sleep". Поспать, после моего рассказа, про двух белых, попавших в автобус к черным мусульманам. Это было странно и, поэтому, слишком подозрительно. "В Макхадо?" - спросил я, обращаясь к Безъязыкову. Безъязыков пожал плечами и ничего не ответил. При этом, я заметил, глаза второго шофера зловеще блеснули в темноте. Этот пугающий блеск и ёщё, какое-то странное, тревожное чувство привели меня к твёрдому убеждению, что нас схватят, именно, в Макхадо. Опять в моем животе появились не приятные ощущения, опять все мои члены охватила предательская слабость. В голове "закрутилось" одно только слово - "Началось". Затем, из глубин памяти, выплыла успокоительная фраза, на латыни  «Probate spiritus si ex Deo sunt[44]».  Я постарался взять себя в руки.                К моему удивлению, при въезде в Макхадо, нас никто не встречал. Автобус остановился подле "заправочной" станции, на которой не было ни одного рабочего. Понятное дело, я всё время выглядывал в окно, надеясь заметить бородатых людей, с оружием. Ведь, где-то же они прятались?  Однако никого, кроме одинокой бродячей собаки, так и не увидел. Когда автобус, вновь, отправился в путь, я посмотрел на Безъязыкова, надеясь, хоть бы, в его лице заметить какие-либо перемены. Увы, лицо коммандера оставалось бесстрастным и, ничего, кроме глубокой задумчивости, не выражало. "Что происходит?" - спросил я Безъязыкова. Безъязыков не ответил или не успел ответить.  Шофер, вдруг, резко надавил на педаль тормоза. Автобус содрогнулся, издав противный, протяжный визг и резко остановился. Пассажиры, сидевшие рядом с нами, начали приподниматься с мест и переговариваться, на неизвестном, мне, языке. В салоне "зажгли" свет. Второй шофер объявил о не предвиденной остановке и попросил, всех, оставаться на своих местах. В это время, автодвери бесшумно отворились и через секунду, в салон вошли они. Да, это были рослые люди восточной внешности, с рыжими бородами, с автоматами, наперевес, и в камуфляжной униформе. Именно такими я, их, себе и представлял. Они сейчас же встали перед нами и, направив стволы своих автоматов, прямо, в наши головы, замерли в ожидании дальнейшего приказа. Один, из них – по-видимому, рафик[45] – показал пальцем сначала на меня, потом на Безъязыкова, потом на остальных и, что-то сказал, на арабском языке, человеку стоявшему внизу. Сейчас же, в автобус поднялся даи и, по-русски, приказал всем "белым" выйти наружу, чтобы, как он объяснил, можно было проверить наши заграничные паспорта. Как только мы вышли и встали рядом друг с другом у обочины, автобус тронулся, с места, и продолжил своё движение, уже, без нас. Я понял далеко он не уедет – свидетели происходящего будут уничтожены. Мы остались стоять, в горячей пыли, на обочине шоссе, в окружении пятнадцати, а, может быть, и двадцати вооруженных ассасинов. В ста метрах, от нас, в тени баобаба, можно было рассмотреть габаритные огни пяти или шести легковых автомобилей. Надо сказать, что с наступлением лунной ночи в Велде становится довольно светло. Я смог в подробностях рассмотреть не только автомобили, но и лица людей, расположившихся подле них. Эти лица были абсолютно бесстрастны. Кстати, никто, из ассасинов, не смотрел в нашу сторону. Рафик, зачем-то, разглядывал документы. Рядовые солдаты, внимательно, наблюдали за шоссе, как будто ждали появления, на нём, ещё одного автомобиля или автобуса. И, правда, через полчаса, со стороны баобаба, к нам подкатил большой черный хай-джип, с тонированными стёклами. Из джипа, вышел человек, очень похожий на то голографическое "чучело", которое мне показывал Безъязыков, в городе. Человек в чёрном костюме, обладатель самой большой рыжей бороды, которую я, когда либо, видел в своей жизни, подошел к нам и задал вопрос, на безупречном русском языке: "Кто, у вас, старший?" Он говорил, без малейшего акцента и это обстоятельство, почему-то, - не знаю почему - чрезвычайно, меня, обрадовало. (Жалкое оправдание для слабого человека[46].) Безъязыков ответил: "Я!" Услышав ответ, бородач посмотрел на Безъязыкова внимательно, как будто приценивался к его достоинству, затем, сплюнув на землю, громко задал второй вопрос: "Кто ты, по чину?" Безъязыков, вновь, ответил: "Я коммандер двадцать третьей соло-ячейки рыцарей тамплиеров. Прибыл в Южную Африку с целью захватить в плен вашего генерала". Бородач улыбнулся: "Видишь, как бывает? Ты прилетел за мной. Я перед тобой стою. А ты ничего поделать не можешь". Сказав это, генерал обернулся к рафику и начал говорить с ним, о чём то, на арабском языке. Проговорив около пяти минут, генерал, попрощался со всеми, небрежно вскинув правую руку, и вернулся к своей машине. По-видимому, он отдал распоряжение относительно дальнейшей нашей участи, потому, что, как только его машина тронулась с места, к Безъязыкову подошли трое ассасинов. Они надели на руки коммандера наручники, и повели в сторону машин, припаркованных подле баобаба. Усадив Безъязыкова в одну из них - я всё время наблюдал за ними - палачи вернулись к нам. Я обратил внимание на то, что, теперь, они, почему-то, были в очень весёлом расположении духа. По-видимому, им очень понравилось то, с каким смирением Безъязыков подчинился воле их «милосердного» Аллаха. Всё, это время солдаты держали меня, Готфруа и Харрисов, под прицелом своих автоматов. Рафик, что-то сказал им. И тут я заметил - в правой руке одного, из троих палачей, блеснул ритуальный нож. Дальше, я, с ужасом, наблюдал, как этот ассасин,  подошёл к Готфруа и встал за его спиной, чтобы нанести удар сзади. Готфруа брезгливо поморщился. Затем, моё внимание привлекли два других палача, которые тоже достали ритуальные ножи и подошли к братьям Харрисам. При этом, Джордж Харрис закрыл глаза и сжал челюсти, а Сид Харрис только улыбнулся. Неужели хотят казнить? – пронеслось в моей голове. Увы, я не ошибся. Всё произошло настолько стремительно, что я, Харрисы и Готфруа не успели, даже вскрикнуть. Синхронные взмахи трёх ножей, истошные крики: "Аллаху акбар[47]" и Готфруа с Харрисами повалились на землю. В довершение страшной картины, один из палачей спокойно начал отделять голову Готфруа от агонирующего туловища, как обычно делают мясники, после забоя скота. Послышалось предсмертное хрипение, непонятный, хлюпающий звук и, наконец, всё смолкло. Я увидел, что голова Готфруа катится по шоссе. Из шеи обезглавленного старика, как из треснувшего сосуда, на пыльную землю брызнули струи тёмно-красной крови. У меня появились позывы к рвоте, однако я сдержался. Я не хотел верить своим глазам. Убийство было совершенно столь быстро и так обыденно, что я, невольно, задал себе вопрос. Не сплю ли? Но нет, увы, я не спал. Расправившись с Готфруа и Харрисами, убийцы подошли ко мне. Один, сразу же, ударил меня сзади, чтобы я упал на колени. Другой, схватив мою голову руками, резко потянул её назад. Третий, наклонившись надо мной, продемонстрировал свой окровавленный нож и, что-то произнёс по-арабски. Все трое рассмеялись. Однако смех их был не долог. Неожиданно рядом с лицом смеющегося палача появилось другое неизвестное мне лицо, которое, скорее, было лицом мертвеца, чем лицом живого человека - настолько оно казалось белым и невыразительным, в полумраке ночи. В последний момент, перед тем, как потерять сознание, я заметил, что "мертвец" схватил руку ассасина и сильно сдавил её в области запястья. От такого мощного «римского рукопожатия» палач вскрикнул и выронил нож. То, что произошло, потом я не помню. Очнулся я в машине. Первое, что мне пришло в голову, это дернутся в сторону дверцы и попробовать открыть её. Но попытка, конечно же, оказалась безуспешной, так как рядом со мной сидел тот странный «мертвец», что спас меня и ёщё один незнакомец, явно, не ассасин. За рулем находился мой палач, который, только что, пытался меня убить. Все молчали. Через несколько минут, нас обогнала другая машина. За ней  клубами поднималась жёлтая дорожная пыль, фосфоресцирующая в лунном свете, но я, всё же, успел заметить, что в ней везли Безъязыкова. За окнами мелькали тёмные кусты акации, баобабы, подокарпусы. и прочие, известные мне образчики растительности африканской саваны. Я всё время смотрел в окно, надеясь определить – куда нас везут и что меня ждёт в ближайшем будущем. Мысли – одна мрачнее другой – неслись в голове со скоростью пуль, и, казалось, вот-вот разорвут мой череп на части. Я тысячу раз задавал себе одни и те же вопросы, но не находил на них ответов. Ещё, мне было, совершенно, не понятно, зачем, Безъязыков отдал на заклание ассасинам троих, прекрасных людей. Ведь всё можно было сделать иначе. Мы могли принять бой. Мы могли сдаться, но только, вдвоем. Лишь впоследствии я узнал, что вся операция была спланирована заранее, что Готфруа и братья Харрисы дали, на неё, своё согласие. От других тамплиеров я узнал, что следующая за нами команда вступила в бой с ассасинами и умышленно «позволила» им увезти нас к «Норе". Я узнал, также, что произошло на выезде из Мокхадо. Ассасины приготовили, для встречи второго автобуса, большое подразделение – до двух сотен самых лучших своих головорезов, но все они были уничтожены пятнадцатью "безоружными" тамплиерами. Можно это, было, назвать победой? Конечно! Ведь, я участвовал в операции, которая завершилась согласно плану Безъязыкова и, в которой я добросовестно послужил в качестве разведчика-диверсанта, пусть, даже, не вполне осознавая это.

 

Глава одиннадцатая. "Нора".

Когда мы пересекли границу ЮАР, я, сразу же, понял, куда нас везут. Это была дорога на Байтбридж. Нас везли в Зимбабве, точнее, в Зимбабвийскую  часть трансграничного парка Лимпопо. В этом гигантском заповеднике, разбитом на площади в несколько миллионов гектар, можно было обустроить и сохранить в тайне не одну подземную базу и не один лагерь ассасинов. Может быть, поэтому, ни кто, из похитителей, не опасался нашего чрезмерного любопытства и не стремился ограничить обзор из машины тонированными стёклами или светоотражателями. Во всяком случае, ни мне, ни Безъязыкову не возбранялось разглядывать проносящиеся мимо, ярко освещённые, информационные дорожные знаки и стелы, указывающие направление пути и названия поселков. Находиться ночью, в сказочном парке, при полной луне, мне ещё никогда не приходилось. Если бы не те страшные обстоятельства, которые привели меня сюда, я бы, наверное, вспомнил «Айболита» К. Чуковского, которого, с удовольствием, читал в своём счастливом детстве.  Однако я не вспомнил Чуковского, а вспомнил город Хабаровск, свою работу и свои надежды, связанные с переездом в Новый мир. Стоило ли, всё происходящее, спокойной жизни в Хабаровске? Ответа, пока, не было. Рядом со мной сидел тот, кого боялись и мои друзья и мои враги и который, по словам Безъязыкова, никогда бы не позволил, ассасинам, убить меня, поэтому, я не испытывал чувства страха. Страха не было ни малейшего. Мне было, просто, противно. Если вы способны представить себя в роли уважаемого человека, которого лишили свободы и которого куда-то везут, чтобы допросить - вы  поймёте, о чём я говорю. Именно так я себя и чувствовал. Через два часа мы пересекли северную границу ЮАР и углубились в лес поймы реки Лимпопо. Это была лесная дорога, если можно её назвать дорогой, изрытая глубокими колдобинами и ямами, в которые машина всё время проваливалась. Мы постоянно тормозили, буксовали, стремительно срывались с места и, вновь, тормозили, пока не поднялись на каменистую возвышенность и не нашли там ровный асфальт, ярко освещённый множеством фонарей.                Тогда, в лагере, я решил, что слово "Нора" было, всего лишь, уничижительным эпитетом, обронённым Безъязыковым в адрес базы ассасинов. Наверное, так и было. Однако, здесь, в горах, мне пришлось переменить своё решение. Перед, въездом в очередной портал очередного скального тоннеля, я увидел дорожный информационный щит, на котором, с удивлением, прочитал - "HOLLE. Prohibited zone[48]". "У дураков мысли сходятся" - пронеслось в голове и, почему-то, даже, потеплело на сердце. В конце концов, ассасины не совсем чужие, нам, люди. Неожиданно в голову пришла ещё одна странная мысль: У меня, наверное, "Стокгольмский синдром", ведь слова хол и холл имеют разные значения. Кстати, портал указанного тоннеля, на самом деле, чем-то напоминал вход в огромную крысиную нору. Конструктивно, он представлял, собой, арку, около пятнадцати метров в высоту и десяти метров в ширину. Бетонные плиты, формирующие верх арки, частично, обсыпались и поросли мелким кустарником, отчего вся конструкция стала казаться, дырой, проделанной, в скале, гигантской крысой. За аркой следовал короткий проход, вроде длинного каменного мешка, обрывающиеся квадратными стальными воротами, соответствующего размера. Три машины ассасинов остановились, непосредственно, перед этими воротами. Я услышал, как зашипела пневматическая дверца второго автомобиля, и кто-то сказал, по-арабски: "Сим-сим, ма'фтух![49]"  Меня удивили произнесённые слова. И без переводчика было понятно, что это заклинание из сказки «Али-Баба и сорок разбойников», кстати, французского автора. "Однако" - подумал я - "Не плохая шутка, для профессиональных убийц". После произнесённого "заклинания", врата медленно опустились в землю, и я увидел, перед собой, ярко освещённый, уходящий глубоко вниз, просторный тоннель. Тоннель этот, очевидно, имел многоцелевое назначение. Мне удалось разглядеть железнодорожные рельсы, проложенные по центру широкой автомобильной дороги и капсулу монорельса, под потолком. «Кажется, разбойники возят свои сокровища целыми составами» - подумал я. Машины медленно и, даже, как-то «опасливо» тихо вкатились в тоннель Норы. Очередной раз зашипела дверца автомобиля – мы ускорили движение, но всё время двигались очень осторожно. Остаток пути мы, вообще, проделали со скоростью 40 км. в час, учитывая уклон дороги в 10 градусов, а, также, множество крутых поворотов. Когда достигли конца нисходящего тоннеля, я насчитал, как минимум, сорок придорожных километровых вешек. Несложные расчёты позволили мне заключить, что сороковая вешка находится на глубине четырёх километров, от поверхности земли. Это было очень глубоко, даже, для тамплиеров. Впрочем, мои расчёты оказались не верны. Об этом мне рассказал Безъязыков, когда, во время следующей остановки, его пересадили в мою машину.  Затем, мы должны были перебраться через площадь, именуемую подземным складом. Масштабы площади, в отличие от тоннеля, поражали воображение. Груды пустых ящиков, возвышались над её серой блестящей гладью, как скалистые острова в северном море, не хватало только крикливых гагар. За площадью нас  ожидал горизонтальный тоннель, или штольня, который вёл к конечному пункту нашего движения - резиденции дай аль-кирбаля. Увидев вывеску, с изображением двуглавого орла, я поинтересовался у Безъязыкова: "Как ты думаешь, нас будут допрашивать, с пристрастием?" Безъязыков равнодушно пожал плечами. В его взгляде, я смог прочитать только презрение, впрочем, оно относилось не ко мне, а к ассасинам. Когда мы прибыли на место и остановились, к нам, на встречу вышел адъютант генерала - Аль Рашид. Он вежливо представился и предложил следовать за ним в бункер. Это был высокий юноша, с тонкими чертами лица, очень похожий на того пленника, которого я видел в Доме тамплиеров и которого я допрашивал. Сходство было настолько очевидным, что я, даже, испугался. Ведь, свидание с родственником убиённого могло навлечь, на нас, очень большие неприятности. Если, конечно, генерал знал, кто мы такие и что мы сделали с даи в Кераке. По-видимому, Безъязыков тоже обратил внимание, на сходство, потому, что недовольно фыркнув, сказал: "Ну, вот и наш кровник". Адъютант провёл нас в одну из комнат бункера и, сейчас же, вышел, закрыв за собой дверь. В комнате, всё говорило о том, что здесь находится резиденция восточного деспота. Большие шелковые ковры покрывали весь пол, стены и, даже, потолок. В центре просторного помещения возвышался массивный письменный стол, отделанный инкрустациями из слоновой кости и золотом.  За столом, в высоком черном кресле, восседал уже знакомый нам бригадный генерал.  Теперь, его борода казалась белой, и одет он был, не в чёрный костюм, как тогда - на шоссе, а в зелённую парадную форму. Сочетание ярких красок и блеск золота ослепили нас. Безъязыков поморщился. Ему явно не понравилось увиденное. Мне, кстати, тоже, потому, что я знал о запрете на роскошь, у ассасинов. Первым заговорил генерал: «Приятно видеть вас в моём убогом шатре. Я знаю, что привело вас в Зимбабве. Наверное, вы хотели выследить ассасинов? Ну, что же, вы добились своего. Впрочем, мы не будем убивать вас только за это. Вас убьют за брата Аль-Рашида, которого тамплиеры казнили, по своим собственным, собачьим законам. Убьёт вас, непосредственно, сам Аль-Рашид. Но перед тем, как убить, он произведёт дознание. Вы познакомитесь с пытками самого высокого класса. Коротко говоря, я вижу для вас только два варианта развития событий: Либо вы рассказываете мне о ваших планах. Тогда я убью Аль-Рашида, а вы отправитесь на космический корабль, который находится на околоземной орбите и который стартует завтра в направлении золотых врат вселенной (чёрной дыры). Либо я отдам вас Аль-Рашиду. Вы, наверное, думали, что провели меня, за мой большой нос? Кстати, вы видели, каких ни будь людей, когда ехали сюда? Хотя, можете не отвечать. Вы не могли их видеть, потому что их там не было. Потому, что данная база, сегодня, будет взорвана. Она нам больше не нужна, как, впрочем, и Аламут. Кстати, Аламут вы уничтожите сами, а, может быть, уже уничтожили» - при этом генерал посмотрел на ручные часы – «Все наши братья и наши мечты находятся на космическом корабле "Да'ват-и джадид[50]", который мы построили за месяц, до вашего появления. Хвала Аллаху!». Неожиданно заговорил Безъязыков и слова его, словно пули, отлитые из свинца, влетели в самое сердце сластолюбивого и жестокого генерала: "Вы не можете убить нас. Не сомневаюсь в способностях вашего адъютанта, но мои братья и «нефтедобытчики» этого не позволят. Через минуту ваша "Нора" будет захвачена моими людьми. Бой уже ведётся. У меня есть, к вам, встречное предложение.  Аль-Рашида мы не пощадим, ведь он наш кровник, но вам - генерал, мы гарантируем жизнь. Вы должны принять решение перейти на нашу сторону, в противном случае, потеряете не только власть, но и самую жизнь. Не возражайте, лучше послушайте, что происходит, сейчас, за дверью вашего «убогого» шатра!". Как только Безъязыков сказал последнюю фразу, за дверью, на самом деле, послышались звуки выстрелов, приглушенные крики, шум быстрых шагов и, наконец, проклятия, произнесённые на чистом русском языке. Через минуту, раздался хлопок взрыва и дверь, с шумом, упала на пол. На пороге бункера, словно ниоткуда, выросли трое, улыбающихся тамплиеров. Одного, из них, я хорошо знал. Моё сердце, сейчас же, наполнилось чувством признательности. Я бросился навстречу знакомому тамплиеру, чтобы обнять его и поблагодарить. Тогда я ещё не думал, каким образом Безъязыков провернул эту сложную операцию. Радостные чувства переполняли меня. Лишь несколько часов спустя, находясь на борту ПЛА, я спросил его о Харрисах, о Готфруа и о прочих погибших тамплиерах. Их оказалось не мало. Но не будем забегать вперёд. Увидев тамплиеров, генерал, без возражений, принял решение сдаться. Для начала он низко поклонился Безъязыкову и вручил ему свою парадную саблю, в знак капитуляции HOLLE. Затем, по восточному обычаю, сообщил самое главное, именно, время, когда произойдёт взрыв. Он, так же, предупредил нас о том, что разминирование невозможно. Взрыв был намечен на десять часов утра. Мы услышали генерала и решили поторопиться, к выходу. У нас оставалось, слишком, мало времени, чтобы "унести ноги", кроме того, хотелось полюбоваться на величественное зрелище, с достаточно отдалённого расстояния. На обратном пути мы воспользовались капсулой монорельса, которая доставила нас, к поверхности земли, почти мгновенно. У открытых ворот нашего появления ожидала группа прикрытия, а также, стояло несколько автомобилей, из числа тех, что я видел в тени баобаба, ночью. Тамплиеры ликовали. Коммандеры поздравляли Безъязыкова с очередной победой и, по очереди, пожимали ему руку. Я смотрел на радостные лица этих суровых парней, и не мог не проникнуться их задором. Генерал ассасинов глупо прятал глаза и старался не смотреть на происходящее вокруг. Впрочем, на него никто не обращал внимание. Потом мы расселись по машинам и, быстро, насколько это позволяли моторы, покинули склон горы. Путь лежал  к границе Зимбабве и ЮАР. У границы, мы взобрались на высокую возвышенность …., чтобы полюбоваться финальным событием всей операции – уничтожением подземной базы ассасинов. Генерал не обманул. Ровно в десять часов утра, миллионы тонн грунта, бесшумно и страшно, вздыбились и опустились, чтобы образовать на месте «норы гоблинов» гигантский кратер, диаметром не меньше десяти километров. Это всё, что осталось от подземных уродцев, на радость маленьким школьникам Зимбабве и моего брата Безъязыкова. Безъязыков торжествовал.          

 

 

Часть вторая. Cosmos[51].

 

Глава первая. «Сокол». Орбита планеты Земля.

Возможно, кто-то не знает, откуда появилось это достопамятное слово - крестоносец. Позволю, себе, напомнить - первым, кто назвал себя гордым именем крестоносец, был папа Урбан второй.  После оглашения, с кафедры, своей знаменитой буллы, начинающиеся словами:  "Всем идущим туда (в Святую землю), в случае их кончины, отныне будет отпущение грехов.... Да, станут ныне воинами Христа те, кто раньше являлся грабителем, сражался против братьев и соплеменников.....", папа отдал свою крестную ризу графу Раймунду IV Тулузскому и тем послужил началу движения крестоносцев. Многие, слишком многие рыцари хотели отправиться в Святую землю, с оружием в руках и в крестной мантии, чтобы спасти свои души. Но, больше всех, мечтали об этом, рыцари, отлучённые от Церкви. Почему? Потому, что иного пути, спасти свою душу, у них просто не было. Когда я спросил у Безъязыкова – зачем он так жестоко распорядился жизнями Харрисов и Готфруа – он мне, спокойно, и без, каких либо, душевных  терзаний, ответил: «У тамплиеров всегда существовала практика принимать в свои ряды рыцарей отлучённых от Церкви. При этом, отлучённые клялись посвятить свою военную профессию Богу и умереть во имя Христа в любой день и, даже, в любую минуту, если понадобится. Для них такой исход жизни означал прощение всех грехов и возврат в лоно Церкви, после смерти. Братья Харрисы и Готфруа умерли с радостью, т.к. все трое, когда-то, были отлучены от своих поместных Церквей: армянской и католической, соответственно. Поверь, их смерть была не напрасной». Сказанное Безъязыковым глубоко запало в моё сердце. Но, главное, я перестал мучиться вопросом – «Для чего это было нужно?» Я смог, наконец, увидеть, насколько, выгодно, отличались мои братья от всех прочих жителей планеты Земля. Тамплиеры оказались той самой «белокурой бестией» о которой, в своё время, предсказывал Ф. Нитцше. Они, на самом деле, могли претендовать на звание «сверхчеловеков». Теперь я понимал, почему все прочие люди должны были служить им в качестве «моста», на пути к духовной славе и царству Света. Чтобы устроилось на Земле, долгожданное Царство Света, прославляющее имя Христа, по всей нашей безбрежной вселенной. Для этой же цели у тамплиеров должны были появиться свои собственные космические корабли, и они появились. Самый современный корабль тамплиеров назывался «Сокол». На бортах «Сокола», как мне, тогда, казалось, должны были красоваться огромные красные кресты и образ Девы Марии – единственной возможной правительницы Царства Света.                " .... Потому что прибудет Женщина, чтобы царствовать в высочайшей степени; Она обусловит ход будущих событий и предпишет свою философию человеку. Она будет матерью этого тысячелетия, следующего за нашим тысячелетием. Она будет, после эпохи дьявола, излучать ласковую нежность матери. Она будет, после эпохи варварства, воплощать красоту. Тысячелетие, следующее за этим тысячелетием, превратится в эпоху озарения: Люди будут любить друг друга, всем делиться, мечтать и мечты их будут осуществляться[52]".               

Когда наш ПЛА словно пуля "ввинчивался" в купол неба, стремительно оставляя далеко под собой пустынную поверхность Южной Африки, я думал о Деве Марии, о миссии «отпетых» тамплиеров и о будущем человечества. Всё время, пока мы поднимались выше и выше, и темнело небо, и облака внизу становились единым белым вихрем, я думал о будущих великих свершениях. Лишь однажды, когда в моторном отсеке ПЛА зазвучал не понятный гул и лобовые "стёкла" его, в которые я, до того, рассеяно смотрел,  окрасились в изумрудно-зелёный цвет, я перестал думать о будущем. ПЛА шипел, гудел, излучал вокруг странное зелённое сияние и это не могло не вызывать в моёй душе сильное чувство обеспокоенности. Безъязыков, заметив, "краем глаза", что я напуган, и моё настроение резко ухудшилось, попробовал объяснить происходящее доступным, для меня, языком: «Это включились устройства, подающие в ПЛА кислородную смесь, регулирующие светопроницаемость «стёкол», температуру воздуха, радиационную защиту и т.д.» В ответ, я поинтересовался, как долго мы будем лететь к нашему кораблю. Мне почему-то казалось, что на космическом корабле не будет так страшно, как, теперь, в ПЛА. Безъязыков показал указательным пальцем на единственную звезду, висевшую прямо над нами и сказал: "Это и есть наш корабль. И окажемся мы на нём, ровно, через час». Когда он произносил слово «корабль», ПЛА начал интенсивно вибрировать. Безъязыков, сейчас же объяснил странное физическое явление естественными причинами:  «Что касается вибрации - она возникает в результате попадания аппарата в верхние слои экзосферы или корону Земли, что одно и то же. ПЛА употребляет, для полёта, геомагнитные силы, которые за пределами термосферы и нижних слоев экзосферы постепенно ослабевают. Впрочем, данный феномен может быть следствием южного геомагнитного феномена, характерного для этих мест".

Когда мы, наконец, приблизились к нашему кораблю, я, вновь, почувствовал гордость и, даже, восторг от того, что нашему Ордену принадлежит такое чудо техники. Корабль, по величине и по форме напоминал самый большой небоскрёб, который я когда-то видел в Йоханнесбурге, только, положенный на бок. Множество светящихся иллюминаторов дополняли величественную картину; делали корабль похожим на красивый морской лайнер, застывший на горизонте, в ожидании дальнего морского плавания. Безъязыков, очевидно, тоже восторгался кораблём, т.к. не сдерживая слёз умиления, пристально рассматривал его очертания и улыбался. Кстати слёзы я увидел, у Безъязыкова, впервые. Лишь потом я узнал, что мой «нищий» брат был хозяином «Сокола» и ждал момента встречи с ним всю свою сознательную жизнь. Но, впрочем, про то, как он приобрёл корабль, мною будет рассказана особая история. Мы пришвартовались к, не занятому, шлюзу и, оставив свой утлый ПЛА на попечение сквайра, проследовали в коридоры корабля. Следом за нами начали швартоваться другие тамплиеры. Надо сказать, что вместе с нами на корабль прибыли: Великий магистр, казначей, представители Совета и, практически, все рыцари-юстициарии  дальневосточного  бальяжа, со своими сквайрами. Всего до тысячи человек. Это была внушительная сила, учитывая, что вооружение корабля составляли: «невидимые» торпеды с ядерными боеголовками, лазерные пушки, для отражения вражеских торпед и заградительные мины. Внутри, корабль представлял собой некоторую противоположность своему внешнему виду. Я нашел, что коридоры его были слишком узкими, а отсеки слишком маленькими для такого, чтобы можно было их назвать удобными. Множество переборок и низких дверей превращали прогулку, по кораблю, в чрезвычайно утомительное занятие. Капитанский мостик, расположенный на самом верху носовой части корабля, напоминал, скорее, жилую каюту, чем центр управления. Мы нашли пожилого капитана на кровати, с чашкой кофе в руках. Все, кроме капитана, наоборот, старательно делали вид, что занимаются своими непосредственными обязанностями. В нашем присутствии, штурман демонстративно прокладывал курс на подробной 3-D карте, на которой можно было заметить двигающиеся астероиды, кометы и, даже, космический мусор. При этом, глаза у штурмана бешено вращались, как будто он только что «принял на грудь» значительную дозу горячительного. Рулевой, неопределённого возраста, держался за штурвал обеими руками, чуть-чуть согнув ноги в коленях и, уронив голову на грудь,громко икал. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что он спит. Но моему удивлению, по истине, не было предела, когда я увидел бортинженера, пребывающего в блаженном состоянии полной невменяемости. Он спал лёжа, прямо, на полу, зажав в правой руке высокоточный гаечный ключ, а в левой – полупустой стакан виски. Когда я обратил на это безобразие, внимание Безъязыкова, тот махнул рукой и сказал: «Люди, которых мы сейчас наблюдаем, приняты в Орден вместе с кораблём. Дело в том, что корабль этот был возвращён моей семье два года назад. Присутствующие здесь граждане согласились наблюдать за кораблём, всё это время. Они со мной, по необходимости, так сказать. Им не возбраняется нарушать наши законы. Скажи им спасибо, хоть бы за то, что они претворились трезвыми. Не у всех это, конечно, получилось и всё же.....скажи спасибо. Мы могли бы застать экипаж за столом кают-компании, в совершенно разобранном виде, ведь корабль находится на стоянке уже два года. Конечно, я предупредил о своём прибытии, о прибытии Великого магистра и прочих, но в условиях искусственной гравитации, которую включили вчера вечером, все страхи их покинули. В космосе трудно встретить циников, но и наивных мечтателей здесь тоже не найдёшь.  Обитаемость, на корабле, определяется совокупностью факторов среды, действующих в условиях космического полета, на организм человека. Вполне естественно, что обитаемость зависит от конкретных условий и всегда имеет характерные черты, присущие конкретному космическому кораблю. Наиболее общим в этом отношении является то, что человек, находясь на корабле, вынужден непрерывно в течение определенного времени находиться в замкнутом пространстве. Уже само по себе это обстоятельство следует признать с физиолого-гигиенической точки зрения весьма опасным для психики. Не говорю уже о составе воздушной смеси, которой они дышат. Ацетальдегид, формальдегид, ацетон, метилэтилкетон, пропионовый альдегид, метанол, пропанол, изопропанол, испарение пота, кишечные газы и т. д., могли существенным образом повлиять на их психику. Слава Богу, на этом корабле, человек является единственным источником образования вредных микропримесей и загрязнения воздуха. На других кораблях, дела обстоят ещё хуже. Кроме названных факторов, могу назвать ещё сотню, но ограничусь только одним, самым главным. Я имею в виду радиацию. По современным представлениям различают три вида космической радиации: галактические космические лучи, солнечные космические лучи и радиационный пояс Земли. Самым опасным, для психики человека, является последний вид. Пространственное распределение электронов РП Земли характеризуется двумя четко выраженными максимумами, первый из которых находится во внутренней области пояса на расстоянии около 3000 км, от земной поверхности – его мы, только что, проскочили. Второй находится на внешней области пояса, на расстоянии 22000 км., от поверхности Земли. Наш корабль базируется именно в этом поясе. Конечно же, наш корабль защищён от смертельных доз облучения, поэтому он такой большой, и всё же…….». Я перебил Безъязыкова: «Спасибо за подробные пояснения, но я надеялся найти на корабле трезвую команду. Как можем мы доверить судьбы стольких тамплиеров таким, с позволения сказать, "морским волкам"? И, что скажет по этому поводу Великий магистр?» Безъязыков равнодушно пожал плечами и, глядя куда-то в сторону, буркнул: «Других всё равно нет». Меня это возмутило. – «Как же мы уничтожим ассасинов – наша миссия под угрозой». «Ошибаешься дружище» - неожиданно запальчиво и, даже, зло возразил Безъязыков – «Завтра они все будут, как стёклышко. Обещаю! Кстати, вспомни себя. Каким ты был год назад? Извини, мне не следовало бы тебе напоминать. Но ты, ведь, прилично пил – не правда ли? Коротко говоря, не следует нашему магистру знать обо всём, что происходит на моём корабле». Замечание, сделанное Безъязыковым, ошеломило меня. Как будто на меня вылили ведро холодной воды, или обвинили в предательстве. Я остро почувствовал, как мне не хватает, теперь, моей прежней свободы. Это чувство уничтожило мой страх, мои глупые опасения и заставило относиться к происходящему с большим хладнокровием. Безъязыков вновь применил против меня своё психологическое оружие.               

 

Глава вторая Начало крестового похода. Планета Марс.

На бортах «Сокола», я не заметил ни каких символов и, даже, опознавательных знаков. Цвет корабля был выдержан в абсолютно нейтральной, черной гамме (кольцо Безъязыкова, которое я видел в городе, тоже было чёрным). Кроме того, во время полёта, все иллюминаторы корабля задраивались "наглухо" и, поэтому, ничто, на бортах Сокола, не могло обнаружить его принадлежность  к Ордену тамплиеров. В этом смысле, он был похож на любой другой, не государственный корабль, в том числе, и на корабль ассасинов. Чёрная глыба неслась в безвоздушном пространстве с огромной скоростью, сбивая с толку наблюдателей и наводя ужас на случайных попутчиков. Конечной целью нашего путешествия являлась «Святая земля Новый Иерусалим». Таким именем, тамплиеры, называли окрестности «черной дыры», находящиеся за поясом Койпера[53], в области северной гелиопаузы[54]. Аналогия с Иерусалимом была очевидной. По верованиям тамплиеров, «Чёрное солнце» являлась духовным объектом, приближающим человека к Богу, ангелам и прочим духовным сущностям иного мира. Другим названием объекта было – «планета Нун». Кроме того, чёрная дыра слыла, у тамплиеров, настоящей машиной времени. Безъязыков утверждал, что Дух есть время, а время в «чёрной дыре», как известно, течёт парадоксально и самодостаточно.                На следующий день, после старта корабля, Великий магистр пригласил всех членов Совета в кают-компанию, чтобы объявить о начале последнего, завершающего крестового похода Ордена Христа[55] и тамплиеров. Мы с Безъязыковым прибыли в кают-компанию первыми. Как и все другие помещения корабля, кают – компания была очень не большого размера, относительно, конечно. Двести рыцарей с большим  трудом разместились, в креслах за столом, на солее[56] и на стульях, в проходах. Зато, теперь, я смог подробно разглядеть лица «избранных» и, главное, лицо Великого магистра, сидящего напротив меня. Лицо лидера тамплиеров, как его называли ассасины, напоминало портрет известного артиста, из фильмов советского прошлого. Впрочем, я уже говорил об этом. Большие карие глаза, впалые щеки, тонкие бесцветные губы, высокий выпуклый лоб, с отчётливо выраженными лобными буграми, отсутствие морщин на коже, и длинная седая борода, достающая, чуть ли не до пояса. Борода, подчёркивала, а может быть, и создавала эффект восковой бледности лица. Имя магистра было для меня, как, впрочем, и для многих других тамплиеров, большой тайной. Наверное, поэтому, в глазах его я не увидел ничего, кроме хладнокровной решимости. Рядом с магистром восседал казначей Рено де Переньяк.  Мне рассказали, что имя своё «Рено» он получил в память о первом казначее тамплиеров - герцоге Рено Шатийоне, замученном Саллахуддином, в XII веке. Лицо Переньяка выглядело прямой противоположностью благородного лица магистра. В маленьких глазках, в толстых щеках его, в крупном красном носе и пухлых блестящих губах читался образ веселой жизнерадостности и сибаритства. Ну, что же – подумал я – не все тамплиеры рыцари, и не все рыцари - тамплиеры. В последствие я пожалел о таком поспешном выводе. Безъязыков сидел рядом со мной и, кажется, тоже изучал лицо Переньяка. Наконец, прозвучал призывный набат колокола и Великий магистр поднялся, чтобы произнести первую речь собрания. Начал он с поэзии: «Братья, сейчас, мы, не будем кланяться и молиться. И не только потому, что здесь мало места для коленопреклоненной молитвы. Мы не будем обращаться  к Христу, как рабы, потому, что, отныне и до окончания крестового походя, мы Его братья! Позвольте прочесть стихи нашего казначея Рено. Услышав эти величественные строки, вы всё поймёте, сами:                «Когда прозвучит трубный глас, из бездны,                Когда упадут: град и пламя с небес,                Когда от людей, для тебя бесполезных,                Услышишь, отчаянное: «Конец!»                Тогда поспеши на вечерю отважных.                И стоя, средь них, на краю пустоты.                Ответь на вопрос, прозвучавший однажды:                Любишь ли ты? Меня, любишь ли ты?                Воинство неба – стража ночная,                Мы продолжаем дело Его.                Нам, только нам эта доля земная.                Верить и знать, и понять – для чего?»                Никто на планете не разделяет наших убеждений. Скажу больше – многие официальные лица Государства считают нас пиратами, смутьянами и религиозными фанатиками, не иначе. Государство объявило нас разбойниками, худшими чем, ассасины[57]. Оно напугано нами до такой степени, что скрывает факт нашего существования, даже, от монарха. Для обывателей мы не существуем. На Земле нас нет, и никогда не было. А теперь, братья, спросим себя. Зачем мы существуем? Нет, нет, не спешите с ответом, мои храбрые воины. Потому, что для того, чтобы ответить на поставленный вопрос, прежде, следует обрисовать  характерные черты царства антихриста, в сетях которого находится наше Государство. Царство антихриста это Новый мир, это проклятое мировое правительство, в котором правит современный монарх – предтеча антихриста. Царство антихриста это мир деагрессии и Службы Идентификации. Служба Идентификации это тотальный контроль. В распоряжении Службы Идентификации на каждого имеются подробные сведения — полное имя, национальная принадлежность, время и место рождения, данные о родителях, служебный ранг, образование, профессия, внешние признаки, номер банковского счета, место работы, должность, место жительства в данное время. Имеются также фотографии, отпечатки пальцев, запись биотоков и картина генотипа. Все это размещено на практически неуничтожимом и микроскопическом по размерам чипе, который называется идентификатором. Чип, длиной в пол миллиметра вшит под кожу правого плеча каждого гражданина. Это очень "удобно". В случае надобности суёшь своё плечо под считывающее устройство, и в какие-то доли секунды тебя безошибочно идентифицируют. И делают то, что нужно делать с тобой. Разумеется, в рамках «дозволенного». Помимо сведений, о которых я упомянул, в идентификаторе имеются сведения об убеждениях и общественно-политической активности.  Если человек будет иметь возможность перейти на работу в другое государственное учреждение, то там первым делом поинтересуются степенью его социализации (СС). И если он ниже некоторого предела, на работу человека не возьмут. Не поможет никакая протекция. Частные фирмы при найме сотрудников на некоторые важные должности тоже интересуются СС.  Как государственный служащий, каждый чиновник обязан постоянно держать себя в состоянии добродушной весёлости. Ты должен быть готов в любую минуту, если потребуется, растянуть свой рот в улыбке, как будто ты — по меньшей мере, кандидат в депутаты Высшего Совета, выступающий в данный момент перед избирателями или позирующий для репортёров телевидения. Это закон. Твоей церковью может быть любая церковь, одобренная Верховным Советом. Ею может быть всемирная церковь, иудаизм, ислам, буддизм, христианство, не важно. Важно, чтобы церковь считалась цивилизованной. Важно, чтобы она разделяла ценности мультикультурализма. Ещё, твоя церковь не должна противоречить принципам тотального контроля и зомбирования. Всё, что противоречит этим принципам, считается проявлением агрессии и, как следствие, подлежит деагрессии. Деагрессия осуществляется с помощью машины коррекции синергетических процессов головного мозга (МКСП), причём насильственно. Кстати автор машины находится среди нас» - сказав это, Великий магистр указал рукой в мою сторону – «Но он не знал, каким образом будет использована его машина. Он создавал её для лечения тяжелых психических заболеваний. Антихрист надсмеялся над его человеколюбием. Можем ли мы, осуждать достопочтенного Боба Гатри за это? Конечно, нет! Теперь выясним - Что такое Царство Света, к которому мы стремимся? Царство Света это общность людей живущих по заповедям Бога, следовательно, по законам самоорганизации (законам свободы для всех, а не только, для избранных). Каждый человек, в Царстве Света, имеет право на свободу: свободу творчества, свободу мыслить, свободу говорить и делать то, что он считает, для себя важным и, потому, необходимым. Люди, в самоорганизующиеся общности, объединяются с одной только целью – с целью дарить, друг другу плоды своего творчества, делать добрые дела  и, тем самым, реализуют свои мечты. Ни какого контроля, со стороны государства и религиозных организаций, ни какой зависимости от «большинства», ни какой зависти, ни какого осуждения, ни какого воровства, ни каких убийств, ни какого разврата и цинизма, но только высокая и жертвенная любовь к ближнему. Превыше всего - вечная благородная душа человека и, следовательно, его чистое сознание. Вторичны – извращённые инстинкты, гонка за материальными благами и стремление к животным удовольствиям. В царстве Света плотские утехи не отменяются, но и не приветствуются. Трусость, подлость и другие человеческие слабости не отменяются, но и не приветствуются. Итак, для чего мы существуем? Мы существуем для того или, точнее, для Того, Кто придёт и разрушит царство антихриста, Кто провозгласит Пречистую Деву Марию Светом Истины, Кто будет искать нас, чтобы построить с нами Царство Света. Кого мы встретим у золотых ворот Иерусалима с громкими восклицаниями: Осанна Всевышнему. Мы - остаток подлинного Христианства и подлинного Духа Истины, в этом мире, который во зле лежит. Вера без дел мертва есть. Нам, только нам эта доля Земная. Верить и знать, и понять – для чего? Аминь!». После произнесённого Великим магистром слова «Аминь!» все рыцари, в едином порыве, встали и громко, даже, с каким-то восторгом, запели древний гимн тамплиеров "Non Nobis Domine". Это было завораживающее зрелище. Я поддался общему энтузиазму и стал громко выкрикивать слова гимна: «Слава Великому магистру…. Слава тамплиерам…. Да, святится имя Твоё!» Теперь я понимаю, что моё поведение, тогда, выглядело, несколько, театрально, но в этом кругу и в этот момент мои восклицания, ни кого, особо, не удивили, кроме Безъязыкова. Безъязыков посмотрел на меня снисходительно. Когда гимн был допет до конца, Великий магистр, не меняя выражения лица, начал говорить по существу повестки дня: «Братья! Никто, из вас не родился тамплиером. Лишь не многие, из вас, родились в семьях тамплиеров. Практически все вы, впервые, узнали о том, что тамплиеры существуют, в своём зрелом возрасте, поступив в Армию, сначала, в специальные войска, затем, в ряды UNITER. Почему же вы избрали смерть и лишения для себя, отказались от обычных человеческих радостей, отказались от материнской любви и любви к женщинам? Почему, вы, словно проклятые гоблины, ушли от дневного света в пещеры и подземелья? Почему вы это сделали? Ответ может быть только один: Христос позвал вас. Вы избранные! Вы «остаток»! Вы соль земли! Всё было предопределено заранее. Вы всегда были благородными людьми, всегда ненавидели духовную слабость, трусость, лицемерие и животные качества, свойственные слабым людям. Вам суждено выполнить то, что уже предопределено и что будет сделано, чтобы исполнилась вся правда, на Земле. Вам нужно совершить добро и подвиг во имя Христа, ради будущего человечества. Без смерти нет жизни. Без подвига и крестной смерти нет Святой жизни. Мы вернёмся в прошлое, чтобы спасти настоящее, как это сделали первые крестоносцы, во время первого крестового похода. Никто не сможет помешать нам и, тем более, ассасины. Впереди слава и воскрешение, позади долгие годы напряженного труда и лишений. Выбор очевиден.» После этих слов, на стене, за спиной магистра, зажёгся большой, кроваво-красный крест тамплиеров. Рыцари, вновь, встали и застыли в ожидании последнего, заключительного восклицания магистра. Секунду помедлив, Великий магистр громко воскликнул: «Аре Темпля!» Рыцари дружно ответили: «Аре приоре!»  Я посмотрел на Безъязыкова. Безъязыков иронически ухмылялся. – «Что-то не так?» - спросил я, его. «Всё, так» - ответил Безъязыков – «Однако, слишком много пафоса. Когда кто-то берёт в руки молоток, чтобы вбить гвоздь в стену, его меньше всего интересует звук удара. Мы должны уничтожить ассасинов – это главное. Я жертвую свою жизнь и свой корабль для дела, которое считаю необходимым – для уничтожения ассасинов и предателей. Для меня это самое главное. Что будет потом? Увидим, а, может быть, не увидим – это не важно!» Я не совсем понял последние слова Безъязыкова, однако не стал ничего уточнять. Меня больше занимал другой вопрос. «Расскажи мне, откуда у тебя такое богатство?» - попросил я Безъязыкова. Безъязыкову, по-видимому, самому очень  хотелось отвлечься от происходящего вокруг, поэтому, он с большой охотой начал рассказывать о себе, о своём отце и о корабле. Вот, что я услышал от него - «Этот корабль строил мой отец, на деньги Российского государства. Вначале строил, как директор завода, затем, как соучредитель ООО «Роскосмос». Назвал он его «Сокол» потому, что, прежде, называл соколёнком меня. У нас, лихие "девяностые" и "двухтысячные" протекали особенно лихо. Моему отцу повезло, он сумел приватизировать головной завод Роскосмоса и быстро разбогател. Ты, наверное, слышал фамилию Стерлигов. Безъязыков – фамилия моей матери. Когда первые блоки корабля начали отправлять, для сборки, в космос на орбиту, случилось несчастье – взорвались, подряд, два ракетоносителя, сначала Протон, а затем Блиц. Очевидно, была совершена целенаправленная диверсия. Слишком много отец знал о президенте «Роскосмоса» и о выше стоящих чиновниках, включая президента. По всей видимости, отца хотели лишить его собственности, но просчитались. За отца вступилось американское правительство. К тому времени я служил в Армии и уже пять лет являлся членом тайной организации Uniter. Правда, я ещё не знал о существовании Свартальвахейма и относился к тамплиерам, примерно, так же, как и ты, в городе». Я удивился последнему замечанию. Точнее, меня поразила последняя фраза Безъязыкова. Мне захотелось вставить слово. «Странно! Как ты понял, тогда, моё настроение?»  Безъязыков, ещё раз, снисходительно улыбнулся и сказал, как учитель - назидательным тоном: «Ты, кажется, сегодня, испытал чувство восторга. Минута слабости? Я увидел, как ты смотрел на Рено. Ты думал, ради чего он стал тамплиером – такой толстый и не поворотливый. Ты, до сих пор считаешь, что мы - тайная организация офицеров, а ведь мы сила способная снести все препятствия на своём пути, включая Государство. Вот почему, я с ними, а не с гражданами, так называемого, Нового мира? У меня никогда не было ИНН, меня никогда не подвергали процедуре деагрессии, хоть я и жил в Городе. Впрочем, ты хотел узнать, откуда у меня такое богатство? Так слушай. Когда корабль был уже, почти собран (осталось только собрать защитный корпус) его угнали американцы. Угнали ради своих дел, но объявили, что ради защиты частной собственности. Правительство России задолжало фирме моего отца огромные деньги. А потом началась третья мировая война, в которой, как ты знаешь, США потерпели сокрушительное поражение, кстати, от Ирана. Именно Иран, первый, произвёл и применил генетическое оружие. Наш корабль, вновь, перешел под юрисдикцию Российской федерации. А потом началась планетарная революция. Все сражались против устаревшей, прогнившей политической элиты России. Российская армейская "машина" сполна узнала, что такое кровавый, бессмысленный и беспощадный русский бунт. В этой суматохе я, лично, спланировал операцию, но у меня не было летательных аппаратов, чтобы вернуть себе корабль. Потом я узнал о Свартальвахейме, о Великом магистре и о Тайне, которой тебе знать, пока, не положено. Я был принят ими, вместе с моими проблемами и надеждами. Они помогли мне осуществить мою мечту, я же помог им с осуществлением их мечты - мечты о крестовом походе в Новый Иерусалим. Благо, что законы тамплиеров позволяли мне вернуть свою собственность, ради высшей цели Ордена. А потом, Великий магистр назначил меня коммандером Дальневосточного бальяжа[58]. Когда «Сокол» был, наконец, одет в защитный корпус и перемещён во внутреннюю часть радиационного пояса, подальше от щупальцев Государства, я стал искать тебя - своего старого товарища». Неожиданно Безъязыков замолчал и повернул голову в сторону дверей. Я, невольно, последовал его примеру. Из дверей, в битком набитое помещение кают-компании, протискивались четыре человека, одетые в золотые ризы и в странные головные уборы, напоминающие красные рыцарские койфы[59], только с изображением ковчега Завета. Это были братья капелланы «катакомбной» католической Церкви. Прежде, я ничего подобного не видел. Безъязыков тут же стал объяснять мне для чего они пришли в кают-компанию и, что хотят сделать. Оказывается, они принесли рыцарям благословение  от самозваного Папы Урбана третьего. Некоторые рыцари уважительно вставали, чтобы дать им возможность беспрепятственно пройти к солее, где восседал магистр, некоторые оставались сидеть. Через несколько минут, священники появились под крестом тамплиеров. Один, из них, достал, откуда-то из плаща (капы), пергаментный свиток, со свинцовой печатью и, развернув его, начал читать послание папы Урбана третьего: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! Послание Урбана третьего, воинам Христа. Рыцари Христа! Вы избраны Богом и возлюблены им, что показано многими вашими свершениями. Вы выделяетесь из всех других жителей планеты не только по положению достоинств своих и по вере истинно кафолической, но, прежде всего, по особому почитанию заповедей Бога нашего – Иисуса Христа; к вам обращается речь моя! Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела вас в эти края, какая необходимость зовет вас и всех искренне верующих к Новому Иерусалиму. От пределов южной Африки пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ ислама – исмаилиты, подлое племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, хочет изменить ход истории – возглавить всемирную церковь. Мне ведомо, что это не фантастика  и не бред сумасшедших. Вы – единственные, кто может помешать, коварным планам сбыться. Всё повторяется, уверяю вас. И время, которое затратили на дорогу первые крестоносцы (один год). И препятствия, которые преодолевали рыцари первого крестового похода, подобны препятствиям подстерегающим вас. И, даже, цель крестового похода та же самая: спасение прошлого, а затем и настоящего, от исламизации. Новый Иерусалим – это пуп вселенной, край, самый загадочный и многообещающий по сравнению с другими. Новый Иерусалим это словно второй рай. И этот царственный град, расположенный посредине вселенной, ныне открылся вам. Новый Иерусалим беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли к нему и воспользовались его любовью ради Христа. Он ждет от вас благоразумия, чтобы взамен преподавать вам чудо, ибо, как мы уже сказали, пред прочими людьми вы удостоены Богом замечательной силой чудесного оружия - оружия посвященного Богу. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного». Прочитав послание, священник свернул свиток и сошел с солеи. Мне показалось, что я когда-то читал, нечто подобное. Уж очень булла Урбана третьего напоминала буллу Урбана второго, и по стилю и по содержанию. Впрочем, это могло быть сделано специально, из-за приверженности всех тамплиеров к психологизму.

 

Глава третья Тайна Сокола. Планета Марс.

Для полёта в открытом космосе, на корабле, имелись современные двигатели, позволяющие передвигаться в пространстве со скоростью близкой к скорости света. Безъязыков, как-то, попытался объяснить, мне, принцип их работы, но я, из всего сказанного им, понял только то, что во всём виновата невидимая материя. Именно она создаёт момент противодействия и тормозит материальные объекты, во время их движения в безвоздушном пространстве. Впрочем, меня это мало интересовало и тогда, и теперь. Меня больше занимал вопрос, в качестве кого и кому я буду полезен, на корабле, весь этот год? Я очень хотел найти, для себя, какое-то занятие. Однако, что я умел делать? К моей профессии, здесь, относились, в лучшем случае, скептически. Ведь многие тамплиеры, после раскрытия тайной организации Uniter, принудительно  наблюдались у военных психиатров и претерпели от них самые изощрённые пытки. В результате такого противоестественного общения, в головах, у них, сложилась дикая смесь любви к свободе и ненависти к психиатрам. Я ничего не мог, с этим, поделать. Тяжелые воспоминания, сделали их, совершенно, невосприимчивыми к моим доводам о необходимости ежедневных занятий аутотренинга. Вопрос о моей службе не решался несколько дней. И лишь на пятый день, толи, шутя, толи всерьёз, Безъязыков посоветовал мне уделять больше внимания посиделкам и разговорам с членами экипажа, особо, на капитанском мостике. Благо, что наша каюта находилась рядом с капитанским мостиком и сообщалась с ним посредством короткого изолированного прохода. Поначалу этот совет насторожил, меня, так, как был очень похож на просьбу «вынюхивать и стучать». Однако в последствие я смог убедиться, что Безъязыков имел в виду, нечто совершенно другое, нечто более благородное. В конце концов, я внял его совету и стал появляться на мостике практически каждый день. В первый же «вечер», мы выпили с капитаном Савелием два литра шотландского виски. При этом, мы не разговаривали, не жестикулировали, и, даже, не пели пиратских песен. Только пили и закусывали. Капитан сидел напротив меня, навалившись грудью на столешницу, подперев отяжелевшую голову кулаками, и, многозначительно мычал о чём-то своём, непонятном. Глаза его, при этом, были, постоянно, опущены долу. Лишь изредка, когда я пытался спрятать бутылку или отставлял, её под стол, он поднимал отяжелевшие веки и громко, с металлом в голосе, требовал: «Наливай!» Я не мог не подчиниться. Капитан, почему-то, брал стакан левой рукой, хотя левшой не был. Пил он много и, всегда, залпом, именно, так, как это делают алкоголики второй стадии. Он запрокидывал голову назад и, сразу же, одним движением, вливал содержимое в свой широко открытый рот. Так продолжалось около трёх часов. Наконец, мне надоело его мычание и молчание. Когда третья бутылка опустела, я поставил недопитый стакан на стол и ушел спать, к себе, в каюту. На следующий день капитан попробовал проделать, со мной, тот же трюк, но я, решительно остановил его и потребовал изменить программу вечера. «Тебя, как зовут? – поинтересовался я, чтобы с чего-то начать. Капитан ничего не ответил, однако ткнул указательным пальцем себе в грудь, указывая на надпись, сделанную крупными золотыми буквами. Я прочёл вслух: «Савелий Крамаров». Мне показалось забавным такое совпадение имён. Я, вновь, задал вопрос: «Это, что – твоя кличка?» Капитан ухмыльнулся, поднял голову и, впервые, посмотрел мне в глаза, без своего хитрого прищура. Я увидел, что радужка его глаз была светло-голубого цвета. Почему-то вспомнилось высказывание царя Иоанна Грозного «Что может быть доброго у мужчины с голубыми глазами?» - «Ты, наверное, опасаешься разговаривать со мной?» - Попытался, я, его расшевелить – «Не, бойся! Безъязыков ничего не узнает. Я просто хочу познакомиться с тобой поближе, чтобы как-то скоротать время. То, что я психиатр тебе, тоже, скорее всего, не повредит. Я не использую профессиональные приёмы в отношении своих друзей». «А мы друзья?» -  промолвил или спросил капитан, вновь, опуская голову. «Так говорят, когда хотят быть друзьями» - Уточнил я – «Впрочем, в друзья, здесь, никто не набивается. Я хочу узнать твою историю. Как ты попал сюда? Согласись, я имею на это право». Капитан, вновь, с некоторым недоверием, посмотрел на меня и вдруг, весело воскликнул: «А ты знаешь? Ты, мне нравишься! И что мне Безъязыков? Думаешь, я его боюсь?» Сказав это, капитан икнул и продолжил «уничтожать» Безъязыкова с ещё большей дерзостью: «Я служил его отцу. Вот это был человек, не то, что Андрюша! Голова! С его отцом, я хоть на край вселенной. Безъязыков - совершеннейший ребёнок, по сравнению со своим отцом. Разве я ради Безъязыкова рисковал жизнью, когда уводил корабль в «мёртвую» зону? Да, что ты! Я выполнял свой долг. Я обещал Петру......... Безъязыков наверно думает, что я это сделал ради его чёртовой идеи. Тамплиеры! Ха! Нет, батенька – я сделал это ради Петра...... Позволь я расскажу тебе об его отце». Сказав это, капитан наклонился, ближе ко мне и таинственно зашептал: «Собственно, о ком еще говорить, когда мы приближаемся к поясу астероидов! Ты не знаешь, но это была его цель. Он хотел увидеть эту чёртову границу, отделяющую мир людей от абсолютного холода… космоса. Дас – минус 273 градуса – абсолютный ноль. Он открыл то, что до него было всего лишь гипотезой – он открыл природу гравитации... Дассссс…». -Протянув сквозь зубы, долгое «с», капитан снова икнул. Его речь, частенько, захлёбывалась в междометиях, однако то, что он заявил о корифеях физической науки, я хорошо расслышал – «Эйнштейн – жид, завёл физику в тупик. Его общая теория относительности…» - в этом месте, капитан сделал жест рукой, означающий искреннее призрение к Эйнштейну. – «А Пётр Иванович понял. Ты понимаешь, он понял, что гравитация это не какое-то там драное искривление пространства, это градиент снижения..... снижения «плотности» тёмной материи. Там где тёмной материи много - там есть и антигравитация. Там где тёмной материи мало – там нет антигравитации. Ты понимаешь? Космический корабль, находясь в коконе из антигравитации, не имеет собственного движения и, просто, стоит на месте – ты понимаешь? - а вселенная движется вокруг него, кругом, причём, с максимальной скоростью и во всех направлениях...Ха-ха-ха.  При этом, человек не подвергается ни какой опасности. Не действуют эффекты замедления времени, увеличения массы и т.д. и т.п. Просто до гениальности….». Капитан, вдруг, вскочил со стула, и продолжил говорить, глядя на меня глазами, полными маниакального величия: «Пётр рассказал мне.....». - капитан, вновь, сделал жест рукой, значение которого я тогда не понял - «Смотри, мы победили гравитацию. Мы будем проходить  пояс астероидов завтра. Еще двадцать лет назад, для этого, понадобилось бы целых три года. Обрати внимание, мы всё видим». После слов «мы всё видим» капитан не удержался, на ногах, и тяжело плюхнулся, обратно, на стул. Я ждал минут пять, пока он вновь заговорит. Наконец, капитан загадочно произнёс: «Завтра ты увидишь то, что ни кто, никогда, не видел. Поздравляю тебя! Завтра мы устроим настоящий праздник». После слов «настоящий праздник», у меня по спине побежали мурашки. Я представил, что означает праздник для этого пьяницы.  Неожиданно, капитан поднял голову и, с пьяным прищуром глаз, сладострастно чмокая губами, внимательно посмотрел в мою сторону. Я сделал вид, что не обращаю на него ни какого внимания. Возможно, в это время, у меня был весьма глупый вид, так как капитан, неожиданно, громко раскатисто рассмеялся. Закончив смеяться, он подленько улыбнулся и, сделав непристойный жест рукой, произнёс: «Жаль, баб, у нас, нет. Увы - тамплиеры!». Капитан явно не был тамплиером. Он, скорее, был похож на французского пирата 17 века. Как известно, к концу 17 века оставшиеся, на поверхности Земли, тамплиеры, отчасти, выродились в Орден морских каперов[60], отчасти занялись разбоем на острове Мадагаскаре, где располагалась их главная морская база. Мы налили ещё по одной. Я спросил капитана: «Всё ли он может рассказать о Стерлигове?» Капитан открыл рот, но ничего не успел ответить. Внезапно, громко и протяжно, завыли аварийные сирены корабля. Сейчас же, под потолком загорелась надпись, на пяти языках – «Внимание,  пожар в 329 отсеке». Это прозвучало слишком неожиданно. Даже капитан вздрогнул. Мне показалось, что все члены экипажа, как один, разом, протрезвели. Любая не штатная ситуация в космосе могла привести к гибели корабля и людей. Страх подкатил к горлу. «Что случилось?» - спросил я, поперхнувшись и кашляя. Капитан рявкнул: «Читать умеешь?» и, махнув рукой, мол «не до тебя», побежал к пульту управления. Через секунду, во всех отсеках корабля прозвучал его  пьяный голос: «В 329 отсеке пожар. Применены специальные средства пожаротушения. Отсек изолирован, до выяснения всех обстоятельств. Просьба сохранять спокойствие». Услышав слова капитана, я разволновался ещё больше  и начал обдумывать, что мне следует делать, во время пожара. Что обычно делают люди, когда им угрожает опасность. И, вдруг, в моей голове промелькнула трезвая мысль – не является ли данное происшествие учебной тревогой, устроенной капитаном, специально для меня? На самом деле - какой пожар может быть на современном корабле? Как бы в подтверждение моей мысли, к нам в помещение, быстрым шагом вошел Безъязыков. На лице его читалась решимость, и желание кого ни будь строго наказать. Безъязыков обратился сразу к капитану - голос его был грозен: «Савелий, что всё это значит? Какой пожар? И почему, именно в 329 отсеке, в котором хранятся все наши винные запасы? Ты, что – мазохист?" Капитан демонстративно отвернулся, чтобы не смотреть на Безъязыкова, и, как нашкодивший школьник, сделал вид, что очень сильно занят приборами. Безъязыков тронул его за плечо: «Отвечайте, старшему по званию!». Лишь после этого капитан повернулся к Безъязыкову и веско, даже, нагло заметил: «Согласно инструкции №37 - 30, я имею полное право….» Безъязыков не дал ему договорить: «Я – головка от х…я.  Любые учения на этом корабле должны согласоваться со мной, тем более во время полёта». Затем Безъязыков повернулся ко мне и сказал: «Не верь этому алкашу. Всё, что он говорил о моём отце – несусветная лож. Не верь не одному его слову. Лучше я сам расскажу...... Прошу тебя - в нашу каюту». Капитан посмотрел в след Безъязыкова осуждающе, но ничего не сказал, только ухмыльнулся. Когда мы вернулись в каюту, Безъязыков был печален. По-видимому, он очень любил своего отца и не хотел вспоминать его имя всуе. Но, пришлось! «Итак!» - сказал Безъязыков, когда мы оба сели у обеденного стола – «Тебе нужно знать о моём отце следующее: Мой отец не был учёным в общепринятом смысле этого слова. Он был коммерсантом, имеющим некоторое отношение к науке, точнее, он был банкиром, с физико-математическим образованием. Он не делал ни каких открытий, о которых говорил Савелий. Однако благодаря отцу, эти открытия были сделаны. Особо отличились учёные Поднебесной. Мой отец – царство ему небесное – отлично разбирался в людях. А теперь я, с твоего позволения, свяжусь с Великим магистром и успокою его». Сказав это, Безъязыков вернулся на мостик, оставив меня один на один со своими мыслями. Мне показалось странным всё то, что произошло на мостике и в нашей каюте. Безъязыков, странным образом, не скрывал того, что прослушивал наши пьяные разговоры. Капитан, в свою очередь, был похож на мстительного ребёнка, готового делать пакости, лишь бы отмстить Безъязыкову. В действиях коммандера прослеживалась какая-то не понятная мне, даже, загадочная логика. В словах и действиях капитана, не было, вообще, ни какой логики. Наверное, сейчас всё объясниться – решил я. Кажется, Безъязыков хочет открыть мне какую-то тайну. Безъязыков вернулся через пять минут. На устах его я заметил некое подобие улыбки. Первое время, он не смотрел на меня, не садился на стул, но несколько раз прошелся, передо мной, взад-вперёд, по каюте. Очевидно, он думал – с чего бы начать? Наконец, он сел и стал говорить, осторожно выбирая слова: «Ты, конечно же, слышал этот анекдот про поверку на подводной лодке. Мы сейчас, как бы на подводной лодке и плывём, в один конец. Я расскажу тебе нечто, что никто, кроме наших священников (капелланов), Великого магистра, меня и капитана корабля, не должен  знать. Впрочем, начну лучше с одной легенды, передаваемой «из уст в уста», вот, уже, тысячу лет. Представь себе пустыню! Иерусалим в конце 1099 года. По дороге в Иерусалим бредёт старый еврей. В глазах еврея слёзы. Он повторяет, про себя, одно и то же: "Ма-ма-ма. Нет уже нашего Света. Осиротели мы. Ма-ма-ма". Уже наступила ночь. Рядом с дорогой, по которой бредёт еврей, растут тёмные кусты и деревья. Они, почти полностью скрывают лик яркой, желтой Луны, но она видна в просветах ветвей. Луна освещает узкую полоску земли, до безобразия, изрытую копытами рыцарских лошадей, и тяжелыми сапогами оруженосцев. Еврею страшно, но он упрямо идёт по дороге - не прячется и не сворачивает в сторону отдалённого жилья, которое можно ещё увидеть из-за горящих окон. Он как будто кого-то ждёт, или ищет, на дороге. Этот еврей - один из тех мудрецов, которому братья ессеи, доверили свой Свет, своё спасение, свой ковчег Завета. Еврея зовут Мельхиседек и он последний хранитель знаний о местопребывании ковчега Завета. Наконец, перед ним появляются, из темноты, три французских рыцаря на огромных конях, в крестных мантиях и с обнаженными мечами, в руках. Они освещают себе путь ярко горящими факелами. Лезвия мечей, в свете факелов, озаряются красным блеском, будто на них, всё ещё, вскипает кровь убитых ими мусульман. Вид рыцарей грозен и намерения их тоже не предвещают, для Мельхиседика, ничего хорошего. Одного зовут Гуго де Пейн. Другого - Балдуин Булонский. Третьего - Годфруа. Впрочем, еврей нисколько не напуган их страшным видом потому, что они прибыли, сюда, по его, личной, просьбе. Еврей, как будто читает мысли рыцарей. Он говорит, обращаясь к Гуго: "Ты хочешь убить бедного Мельхиседека, потому, что не ждёшь от него ни какой выгоды, для себя. И зря, не ждёшь. С тебя начнётся целая эпоха. Потому, что ты станешь главой великого общества хранителей ковчега Завета и наследником Святого Иоанна, по прозвищу креститель. Тебе будет принадлежать душа еврейского народа и "остаток" истинной Церкви, которую евреи сохранили для последователей. Праведный монах Иоганн правильно всё сказал.  Царство Света прейдет и пребудет на Земле благодаря таким, как ты". Затем, обратив лицо своё к Балдуину, Мельхиседек говорит и ему: "Ты мудр и прост, как сама вечность, но на тебе великий грех. Сам знаешь, какой. Тебе быть царём. Кости твои будет разъедать проказа, но ум твой, всегда, будет светел. Помоги товарищу своему, и он осчастливит весь род твой, до седьмого колена".  Произнеся эти странные слова, еврей, неожиданно, падает на колени, под ноги лошадей и затихает, накрыв голову еврейским талетом[61]. Рыцари, молча, ждут, упрятав свои мечи в ножны: им уже интересно, что последует дальше. Наконец, еврей, охая и ахая, встаёт с колен. "Говорю вам, воины" - продолжает Мельхиседек - "Пришло несчастье к евреям. Впрочем, что вам до наших несчастий? Пришло несчастье к христианам. Да, да! Я знаю! Вы скажете: что евреям до христиан? Так вот, скажу я - пришло несчастье ко всем людям Земли. Потому, что потомков волосатого Исмаила - сына Агарь - нельзя назвать людьми. Эти бессовестные звери не только разрушили ваш храм и  помочились в гроб Господний. Эти звери хотели украсть у евреев их ковчег Завета. И пусть меня не осудит Тот, Кто всё ведает, за слова, что я скажу вам, теперь. Они искали ковчег Завета под храмовой горой, в Иерусалиме и почти нашли его. Волей Всевышнего, вы должны забрать ковчег, оттуда. Я последний страж из Антиохии, говорю вам: Для того Творец и дал вам победу в страшной схватке под стенами Священного мира (Иерусалима). Не отдавайте ковчег никому. Не отдавайте его, даже, евреям, предавшим Бога, в очередной раз. Упаси вас Творец от такой глупости. Мои соплеменники опять его потеряют. Они, как дети. Но служите ковчегу сами и храните его до прихода Мессии. Лишь одно условие...." В этом месте Гуго прерывает еврея и, смеясь, говорит: "Уж не хочешь ли ты нас обрезать, христопродавец?" Мельхеседек, по-стариковски, качает седой головой и затем спокойно, без страха, отвечает насмешнику: "Вы сами обрежетесь!» - Этим он намекает на тонзуры, которые все тамплиеры, с тех пор, выстригают у себя на макушке. – «Я же говорю вам о другом условии - никогда не открывайте ковчег Завета, вне стен Храма. Не открывайте его на Земле и, даже, за её пределами. Не открывайте, пока не прейдёте в Иерусалим, в храм, вместе с Мессией. Потому, что погубите и себя, и мир. Конечно, вы можете его открыть и до прихода Мессии, но только там, где уже ничего не найдёте, кроме тьмы, холода и смерти, где нет ничего. Звери - убившие стольких мудрецов  - хотели открыть ковчег, но слава Иегове, не смогли, а вы сможете. Я отдаю вам освящённый ключ. В этом ключе ваше счастье и ваше несчастье. Открыв ковчег, вы получите такую власть, какой никогда, ни у кого не было, да, и не будет. После сказанного Мельхеседек протягивает Гуго ключ от ковчега Завета и, надолго, затихает".  Я обратил внимание, что в данном месте своего рассказа Безъязыков мечтательно закрыл глаза и продолжил говорить уже с закрытыми глазами: "На этом легенда заканчивается. Ключ действительно существует и передаётся из рук в руки от одного Великого магистра к другому". Вдруг, до меня дошло. "Ты хочешь сказать, что ключ и ковчег находятся на этом корабле?" - удивлённо спросил я. Безъязыков, молча, кивнул головой, в знак согласия. Потом он указал куда-то под потолок, многозначительно, приставил указательный палец к губам и встал, чтобы выйти из каюты. Я последовал за ним. Сердце моё забилось, как бешенное.

                Глава четвёртая Граница миров. Пояс астероидов.

Мы шли по извилистым коридорам, в сторону носовой части корабля. Время, от времени перед нами вырастали препятствия в виде узеньких дверей и люков, через которые приходилось, буквально, протискиваться и проталкиваться. Куда, конкретно, мы шли, я не знал. Прошло полчаса, с той минуты, когда мы покинули свою каюту. Наконец, Безъязыков остановился перед дверью №26. Точнее, мы оба остановились перед дверью каюты, где жили Великий магистр и его оруженосец. Здесь Безъязыков попросил меня быть учтивым и вести себя достойно. Меня это, несколько, задело и, даже, обидело, но я промолчал. Дверь отворилась. Моему взору предстало помещение, напоминающее большую келью Даниловского монастыря, виденную мною, однажды, в городе Москве. В полумраке, в центре кельи, над горящими свечами семисвечника «парило» огромное распятие. Возможно, мне показалось, но от распятия шел еле ощутимый холодок. На стенах, достаточно высоких и мрачных, высвечивались тёплые лики Святых, а также, золотые головки манделионов. Священники пели псалмы на латыни. Великий магистр стоял на коленях, подле семисвечника и, кажется, про себя, подпевал священникам. Казначей располагался за спиной магистра. Мне показалось, что казначей находился в состоянии полудрёмы или, даже, дремоты. Во всяком случае, он стоял с закрытыми глазами и, всё время, молчал. Никто, из них, не обратил на нас никакого внимания. Мы вошли и встали рядом с дверью. Богослужение закончилось по истечении двадцати минут, после нашего появления. Как только последний священник вышел из каюты, Великий магистр пригласил всех  занять кресла, расставленные полукругом у стен. Когда мы сели, магистр подошел к распятию и, несколько делано, очевидно, специально для нас, размашисто перекрестился. Затем повернулся и торжественно, на распев, произнёс: «Мы собрались здесь, чтобы вместе подготовить знаменательное событие, которое уже близко и очень скоро произойдёт. Наш корабль приближается к поясу астероидов. Через шесть часов мы покинем мир внутренних планет, близких к Земле – покинем мир людей и отправимся в безлюдные просторы космоса. Если проводить аналогию с первым крестовым походом, мы дошли до реки Дунай и, оставив, позади, цивилизованную Европу, вступили на территорию варваров. Что это значит? Это значит, что мы имеем возможность открыть ковчег Завета. Мы должны открыть его именно теперь, потому, что после Юпитера начинается зона Нового Иерусалима, а также область рейдования кораблей противника. Мы не можем рисковать. Тот мудрый еврей, из легенды, рассказал Гуго о сокровище, которое храниться в ковчеге. Наверное, он сделал это ради тамплиеров, т.к. справедливо считал нас людьми любопытными и нетерпеливыми. Скрижали Завета, золотые кольца пояса Моисея и судный наперсник Аарона - урим (свет)  - хранятся в этом ковчеге. Как известно, когда Моисей надевал свой священный пояс, от его лица начинали исходить лучи (CORNU) Света. Возможно, и мы увидим Свет. В любом случае, мы увидим то Великое, что сделает нашу веру непоколебимой и, что поможет нам выполнить нашу главную задачу – обезопасить человечество от  магии врагов Христа. Возможно, мы не вернёмся на Землю. Но мы с радостью воспримем свой жребий. Потому, что мы всей своей жизнью, пытались удостоиться чести умереть за веру. С нами Бог! А теперь братья помолимся!».

Когда я проснулся, наш корабль уже миновал пояс астероидов. Может быть поэтому, я почувствовал, в сердце, непонятную тоску и какое-то неприятное ощущение пустоты. В эту ночь мне приснилось, будто я преодолеваю бурный поток верхом на лошади. Этот сон предвещал скорую смерть. Безъязыков ещё спал. «Ещё не всё потеряно» – подумал я. Ровно, в семь часов утра, Безъязыков проснулся и три раза, громко, прочитал «Отче наш». Пока он выполнял обычный, для себя, моцион, я убрал кровати и сел подле обеденного стола, с целью приготовить завтрак. Мне показалось естественным ограничиться, сегодня, одной только, растительной пищей. После завтрака, к которому Безъязыков не притронулся, мы пошли на капитанский мостик. Здесь нас ожидал капитан, который, по-видимому, играл в предстоящей церемонии особую роль, т.к. выглядел чрезвычайно парадно и был, подозрительно, трезв. Мы поприветствовали друг друга римским рукопожатием и, сейчас же, втроём, направились в каюту №26, где нас уже ожидали: четыре священника, Великий магистр и казначей Ордена тамплиеров Переньяк. Через тридцать минут, мы вошли в каюту Великого магистра. Посредине помещения, на специальном возвышении – солее - стоял тот самый ковчег Завета. Это был большой, высокий сундук, покрытый тонким листовым золотом. В золотые кольца ковчега были вставлены шесты - символизируя, тем самым, вечную неприкаянность еврейской души. На крышке сундука, два ангела склонились, друг перед другом, в почтительном поклоне. Золотые крылья ангелов были направлены вперёд, таким образом, чтобы свет с потолка не попадал на саму крышку. Они, как будто, защищали ковчег от угроз внешнего мира. Кстати, в профиль, ангелы были похожи на две еврейские буквы "Нун"[62], расположенные симметрично. Золото ковчега излучало мягкий красноватый свет. Я не сразу понял природу этого света и, поэтому, увидел, в данном явлении доброе, для себя, предзнаменование. Во всяком случае, увиденное, послужило скорой и положительной перемене моего настроения. Великий магистр стоял на коленях, низко склонив голову, и, кажется, читал молитвы перед причастием. Казначей тоже преклонил колени, хоть, это и трудно было, ему, сделать. Капелланы стояли подле ковчега, выпрямившись, как часовые. Когда мы вошли, Безъязыков, сразу же, упал на колени. Я и капитан, увидев сделанное Безъязыковым, последовали его примеру. В этот момент мне показалось, что стены каюты раздвинулись и потеряли плотность. Я, почти физически, ощутил бесконечность вселенной. Молитвы, на длительное время, овладели моим умом, а перед глазами, во весь рост, встали образы Ветхозаветных пророков. Ковчег ещё не был открыт, а мною уже завладел религиозный экстаз. Впрочем, мне было не привыкать. Через некоторое время, капитан корабля, неожиданно, громко произнёс: «Корабль преодолел пояс астероидов и приближается к афелию[63] Юпитера». Великий магистр воскликнул: «Свершилось!». Ещё через минуту он встал и подошел к ковчегу. В руках у него сверкнул ключ из чистого золота. «Не был ли Алексей Толстой тамплиером» - почему-то подумал я. В наступившей тишине сухо и резко прозвучал щелчок открываемого замка. В моей голове, вновь, появилась глупая мысль – «Откроется ли замок, после стольких лет бездействия?» Замок открылся. Более того, крышка ковчега самостоятельно сдвинулась с места и зависла рядом. За этим последовало странное, и невероятное событие, о котором нужно рассказать особо. Убеждён, что никто и никогда не видел ничего подобного. Со дна сундука, в воздух тихо поднялись два золотых кольца: одно кольцо размером с обыкновенное чайное блюдце, другое - размером побольше. При этом, меньшее кольцо было вставлено в большее и медленно вращалось, внутри него, в одну сторону. От золотых колец шел Свет, характер которого я не могу описать. Скажу только, что всё в каюте, под этим сиянием, приобрело цвет чистого снега. Страшным было то, что стены каюты, переборки и, даже, внешний корпус корабля, постепенно, стали таять и, в конце концов, исчезли. Мы, как будто повисли в безвоздушном пространстве, окруженные, со всех сторон, светящимися космическими объектами. Юпитер напоминал большой прожектор, который стремительно приближался и увеличивался. Казалось, что мы падаем именно на него. Волшебное зрелище сопровождалось, столь же, волшебной музыкой. Всё действие длилось несколько секунд, однако нам показалось – вечность. Когда кольца, вновь, опустились внутрь ковчега, пространство, вокруг нас, вернулось к исходному состоянию: Каюта стала каютой, ковчег предстал обычным сундуком, люди - людьми, музыка смолкла, как будто её и не было. Впечатление оказалось настолько сильным, что мы некоторое время, не могли выговорить ни слова. «Что это было?» - Наконец, спросил я, не отрывая своего взора от сундука. Великий магистр, воздел руки к верху, и звонко, даже, как-то необычно звонко, воскликнул: «Аллилуйя!  Свершилось! Бог с нами!». Безъязыков, в недоумении, пожал плечами. Казначей и священники продолжали молчать и только озирались, по сторонам, как хищные звери, на миг потерявшие, из виду, свою жертву. «Что это было?» - Повторил я, совершенно утратив чувство субординации. За всех ответил капитан, который уже пришел в себя: «По всей видимости, это было чудо. Стоит ли удивляться, когда имеешь дело с еврейским сундуком». Неожиданно раздался нервный смех. Это, у Безъязыкова, сдали нервы. Великий магистр грозно посмотрел на своего «любимчика» и осуждающе покачал головой. Все поняли - нужно уходить. Когда мы вернулись в свою каюту, Безъязыков строго настрого запретил, мне, задавать ему какие либо вопросы.  Похоже, он был чем-то сильно раздражен. Меня это удивило, так как я пребывал в состоянии близком к восторгу. Я думал об увиденном только положительно. В голове кипела буря, хотелось вспомнить что-то важное, что, должно быть, ускользнуло от моего внимания, но что, без сомнения, произошло. Однако, это «что-то» не вспоминалось. Я напрягал память, прокручивал, перед мысленным взором, весь видеоряд события, но, ни как, не мог вспомнить главного. Вместо этого вспоминался, только, идиотский смех Безъязыкова.  Что же видел я, когда кольца погрузились в ковчег? Наконец, у меня заболела голова. Мне нужно было, срочно, выпить спиртное, чтобы укротить ментальную  бурю и успокоить нервы. Возможно, поэтому я направился на капитанский мостик. А может быть, я отправился туда в надежде, найти ответ на свой последний вопрос?  Однако, мои надежды и желания утратили всякий смысл, когда я увидел капитана и его команду в весёлом расположении духа. Капитан уже, совершенно, пьяный не возражал против моего присутствия, но только потому, что находился в состоянии близком к коме. Его обычная немногословность переросла в нечто большее, чем немота. Конечно же, я махнул рукой на это обстоятельство и выпил виски, просто так,  без его разрешения. Спиртное подействовало на меня, как хорошее успокоительное средство. Я испытал душевное и телесное облегчение. После третьей стопки, я совершенно успокоился и согласился, даже, с поведением капитана. Алкоголь, во все времена спасал людей от сумасшествия, если, конечно, не употреблялся в дозах, исчисляемых вёдрами. Просидев, десять минут, рядом с обезумевшим капитаном, я вернулся в каюту. Безъязыков, в это время,  занимался медитацией; было слышно, как он постоянно, вслух,  повторяет Иисусову молитву. Почему-то, в этот раз, мне не захотелось подражать своему коммандеру. Я принял горизонтальное положение и стал думать о своей жизни, о том, как сказочно протекала, она, до смерти моей жены. 

 

Глава пятая Происшествие. Пояс Койпера.

Прошел ещё один месяц.  Ещё один, ничем не примечательный и совершенно бессмысленный, для меня, месяц. Сказочного ковчега я, конечно же, больше не видел. Как не видел я и дружеского участия, со стороны прочих членов команды. Капитан и Безъязыков, определённо, старались не замечать, моего присутствия. Возможно потому, что капитан пребывал в состоянии анабиоза, а Безъязыков подолгу медитировал у себя, за ширмой. Прошел месяц и вдруг, неожиданно, как молния, всё быстро и безвозвратно переменилось. Первый день нашего пребывания у внутренней границы пояса «больших камней», так называл капитан пояс Койпера, ознаменовался двумя, из ряда вон выходящими, событиями, о которых, я хочу рассказать особо. Пояс, был не безопасен, для корабля, движущегося с субсветовой скоростью. Превратить, в тёмную материю, нечто большее, чем вакуум, наш двигатель не мог и поэтому, корабль, отнюдь, не был защищен от града астероидов и карликовых планет, несущихся нам на встречу. Данное обстоятельство потребовало от Великого магистра предпринять соответствующие меры безопасности. Необходимо было перейти в режим собственного движения, чтобы маневрировать и передвигаться, среди камней пояса, как это делали обычные корабли. Именно, из-за этого решения и произошло первое несчастье. Подготовить ядерные реакторы к пуску должен был бортинженер. Но он, увы, получил травму головы и находился в госпитале, в бессознательном состоянии. Ждать два, три дня, пока бортинженер поправиться, было невозможно. Методикой пуска ядерного реактора владел ещё один член экипажа – бортмеханик. Но он, уже давно, не делал ничего подобного – не знал плана корабля и, вообще, не хотел браться за сложную работу без грамотного помощника. Некстати, в помощники к нему, навязался капитан Савелий. Причем, капитан желал, непременно, руководить, так как, в прошлом, учился в институте ядерной физики. Коротко говоря, случилось так, что оба попали, не в центр УЯР[64], где находится ПУ[65], а непосредственно в помещение ядерного реактора. Именно там, в шахте, им и повезло запустить реактор «с первого раза». О том, что капитан и бортмеханик погибли, я узнал от Безъязыкова. Надо было видеть, как в процессе своего рассказа, свирепый коммандер морщил нос и прятал глаза. Безъязыков говорил о смерти капитана так, как будто это он, лично, заставил его лезть в тот самый злополучный отсек. Голос его дрожал, глаза были трагически грустными и влажными. Такую грусть можно увидеть только, в глазах у сына, потерявшего горячо любимого отца. Я не сразу понял, что происходит, но, когда сообразил, сам почувствовал, в своём сердце, нечто подобное. Потерять в космосе, да ещё при таких странных обстоятельствах, уважаемых членов команды было, по истине, ужасно. В голову приходили самые невероятные мысли - одна чудовищнее другой. В последствие я узнал, что Безъязыкова связывало, с капитаном, нечто большее, чем старое знакомство. Получив рапорт о смерти двух тамплиеров, Великий магистр объявил о начале церемонии захоронения. Во всех отсеках корабля, сейчас же, зазвучали печальные гимны и молитвы. Всех коммандеров, с братьями и сквайрами, пригласили в каюту Великого магистра, для совершения ритуала погребения. Понятное дело, всё происходящее усугубило моё чувство вины. Я должен был видеть обряд погребения, чтобы успокоить свою душу. В каюте №26, где происходила главная церемония, всё было подготовлено, по тамплиерским законам. Гробы стояли на том самом месте, где, прежде, находился ковчег Завета. Над гробами, совершенно, не понятным образом «парил» теперь уже чёрный «латинский» крыж[66]. Я обратил внимание на то, что порядок построения тамплиеров также, был изменён. Все коммандеры стояли, вокруг гробов, разделившись по двое: на первый и второй номера; образовав, тем самым, как бы, два полукружия: внешнее и внутреннее. При этом, первый номер внутреннего полукружия стоял спиной ко второму номеру внешнего полукружия и, соответственно, смотрел в противоположную, от него, сторону. Ближе к стенам каюты, прохаживались священники, с кадильницами. Священники постоянно пели молитвы и звенели кадилами, распространяя, вокруг себя, пьянящий аромат ладана. Этот порядок назывался, у тамплиеров, двуликий манделион. Странным образом, и мёртвые лежали в гробах, как-то по-особому. Было видно, что они лежали лицом вниз. При этом, скульптурные изображения капитана и бортмеханика, сделанные на крышках гробов, были, напротив, расположены лицом вверх. Позднее я узнал, что таким образом тамплиеры знаменовали свою вражду ко всем врагам Церкви: врагам небесным, земным и подземным. Они готовы были сражаться, спина к спине, со всеми, кто хотел уничтожить христианство и, даже, после своей смерти. Торжественно и печально зазвучал колокол (рында). После тринадцати гулких ударов, в память о Жаке де Моле, колокол смолк. Смолкла музыка. Прекратили петь священники. Затихли кадильницы. Наступила глубокая, тревожная тишина, которую не могли нарушить даже всемогущие ангелы, как мне тогда показалось. Минута молчания длилась ровно минуту, не так, как это бывает у обычных людей: пройдёт десять секунд и все начинают говорить, сморкаться и т.п. Неожиданно, высоко и, даже, очень высоко для моего слуха запел один из священников. Он пел, по-русски. Я узнал эту печальную молитву. Молитва заканчивалась словами: « Не хочу же оставить вас, братья, в неведении, об умерших.  Дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших, в Иисусе, Бог приведет с Ним. Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и всегда с Господом будем». Ритуал погребения существовал у тамплиеров с самого начала становления Ордена и никогда не менялся. После молитвы заговорил Великий магистр. Речь его была коротка, но прекрасна: «Сквозь темные земляные своды, из под  древних плит, испещренных корнями, между гранитными столпами железный всадник скачет, облаченный в шлем. Из раны глубокой на теле земли всадник восходит, отряхивая свой плюмаж от грязи. Пригнувшись, из темно-кровавого лона выезжает железный всадник – Рыцарь с крестом кроваво-красным, Священный Воин в шлеме железном, серафим под ветром промозглым скачет вдоль хребта мира в сиянье луны"[67]. Это было, по истине, чудесно. Я уронил слезу и, тут же, вспомнил живое лицо капитана и его слова: "Смерти нет". Во всяком случае, в эту минуту, я не был тем, о которых говорят, что они лицемеры. Я, на самом деле, испытал горечь расставания. Безъязыков стоял ко мне спиной и поэтому я не смог увидеть его слёз, но они, конечно же, были. В космосе, среди смертельных опасностей, не остаётся места для цинизма и напускного равнодушия. Никто, никогда не прячет своих чувств от окружающих, как это бывает, порой, на Земле. Оставаясь один на один с бесконечностью пространства, человек перестаёт стесняться своей прирождённой наивности. Тот, кто добросовестно причащался в нашей Православной Церкви, наверное, поймёт, о чём я говорю. После слов Великого магистра все коммандеры склонили головы, а священники запели гимн тамплиеров «Da Pacem Domine». В то время, когда слова гимна величаво возносились, вместе с душами умерших, к горнему миру, бренные тела их были закрыты от наших глаз крышками гробов и погружены глубоко, под алтарь, чтобы затем, согласно закону мореплавателей и космонавтов,  исчезнуть за бортом корабля.

Вечером, по возвращению, произошло второе событие, которое заставило меня задуматься о близости и моей преждевременной смерти. После ужина и спиртного, которое, в этот раз, употребил, даже, Безъязыков, у нас, с ним, состоялся очень серьёзный и нелицеприятный разговор. Неожиданно, Безъязыков спросил меня: «Не хочу ли я занять место капитана?» Моему изумлению не было предела. Я, совершенно, потерялся и ничего не смог придумать, как только переспросить: «Ты говоришь, капитана?» Безъязыкову мой ответ, конечно же, не понравился. Еле сдерживаясь, чтобы не выйти из себя и не наговорить лишнего, он вскочил со стула и укоризненно заметил: «У тебя есть дурная привычка отвечать на вопрос вопросом. Спрашиваю последний раз – не хочешь ли ты занять место капитана? Не юли! Ответь однозначно». Но я не мог ответить однозначно. Сначала, я хотел понять, что происходит, затем – что будет происходить, если я стану капитаном? Меня, что называется, «переклинило». Это ещё больше разозлило Безъязыкова. Не сдерживая, более, своих эмоций он возвысил голос и закричал на меня, не стесняясь в выражениях: «Быть капитаном корабля тамплиеров это почётная должность и ничто другое. Все решения, на корабле принимает магистр.... С Великим магистром – назначение согласованно...... Решайся!». «Но, зачем? - опять, было, начал я – Зачем мне быть капитаном?» «Затем, что ……… Савелия больше нет. Вот – зачем» - проорал Безъязыков.  – «А сам, что же?» - удивился я. «Не положено?» - уже спокойным голосом завершил, спор, Безъязыков.  После такого натиска мне ничего не оставалось, как только согласиться. Увы, моя не послушная «правая» рука вновь проголосовала «За!». Услышав положительный ответ, Безъязыков, тут же, вручил мне патент капитана и сообщил о необходимости представиться Великому магистру, в новом качестве. Благо, что нашу каюту, с каютой №26, связывала «горячая линия». В ответ, Великий магистр, пригласил меня и Безъязыкова посетить его каюту. В каюте №26 я встретил весь экипаж корабля и всех коммандеров Ордена. Это был сюрприз. Оказалось, что мне предстояло не только вступить в должность капитана, но и получить новый чин, именно, чин коммандера. Правда, коммандерство моё должно было быть, чисто, символическим, потому, что я не был военным. Во всяком случае, мой новый чин, не подразумевал наличие, под моим началом, каких либо рыцарей или сержантов. Великий магистр, торжественно, зачитал права и обязанности коммандера Ордена тамплиеров. Обязанностью коммандера, являлось:  «Уверенность в собственной идеологии, терпение, способность мотивировать себя, умение хранить конфиденциальную информацию, проявлять находчивость, прагматичность и интуицию». Ничего этого у меня не было. Однако, насколько я понял, капитан корабля не мог не быть коммандером. Кстати, в связи с получением нового чина я был награждён «крестом первой степени», сделанным из железа, т.к. наград из золота и серебра, у тамплиеров, никогда, не было. Располагая огромными богатствами, тамплиеры относились к золоту, как к средству достижения цели, не более того. Кстати сказать, целью тамплиеров всегда было Царство Света, со столицей в Иерусалиме, а не власть над миром. И, вообще, примитивное стремление к бездумному накоплению богатств, обретению личной власти или прославлению считалось, у тамплиеров, чем-то предосудительным и, даже, болезненным. Члены экипажа поздравили меня с вступлением в должность и с тем, что меня наградили такой почётной наградой. Оказывается «железный крест первой степени» давался далеко не каждому коммандеру. Например, у Безъязыкова, несмотря на все его заслуги, такого креста ещё не было. В последствие я узнал – почему? В «орденской книжке» о моём награждении было сказано следующее: «Владимир Семёнович Омельченко награждается железным крестом первой степени за самоотверженное служение Ордену, во время проведения боевых действий, в Южной Африканской республике». Когда смолкли овации, я испытал чувство похожее на чувство досады. Для меня, всё происходящее, было не честью, а катастрофой. Кроме названного чувства я переживал, в душе, ещё и чувство одиночества, если не сказать, оставлености. После того, как я стал капитаном корабля и занял соответствующее место на капитанском мостике, отношение Безъязыкова, ко мне, резко переменилось. Оно приняло оттенок явной враждебности и более того, особой подозрительности. Вначале я не понимал, почему? Но, когда я узнал о той роли, которую сыграл, в моём назначении, казначей, я призадумался. Один из коммандеров, близких к окружению Великого магистра, сказал мне, по секрету, что решение, о моём назначении, принял казначей, вопреки воле Безъязыкова. По сути дела, выбор Великого магистра оказался ударом «под дых», для коммандера и его сторонников. Запахло интригой. По-видимому, я оказался разменной пешкой в чьей-то жаркой игре. Впрочем, настоящая жизнь сложнее, чем кажется. Человек предполагает, а Бог располагает. В правоте этой пословицы я сумел убедиться во время разговора с казначеем, который состоялся на следующий день.

 

Глава шестая. Девиатор Безъязыков и его единомышленники. Пояс Койпера.

Наш корабль медленно, но верно, со скоростью, примерно, двух сотен километров в секунду, продвигался между гигантскими островами космической пыли. Время от времени, на его пути, попадались, разной величины, астероиды, которые могли представлять серьезную опасность, если бы не наша мощная антиастероидная защита.  Лазерные установки на носу и корпусе Сокола работали без перерыва. Иногда, корабль содрогался от прямого попадания языков плазмы, проникающих в пояс Койпера из околозвёздного пространства, называемого сферой Оорта. Однако, особую опасность представляли кометы, похожие на огромные куриные яйца или снаряды овальной формы. На поверхности этих белесых ледяных глыб постоянно что-то вспыхивало, вскипало, превращалось в струи пара и пыли.  Я и не подозревал, что космос, вокруг Солнца, может быть столь густо заселён разнообразными космическими объектами. Бортинженер объяснил мне, что данное столпотворение наблюдается из-за близости к «чёрной дыре». – «Чёрная дыра, как пылесос всасывает в себя окружающую материю. Порой, плотность материи на "горизонте событий"[68] достигает такой величины, что и понять не возможно, где начинается черная дыра, а где кончается горизонт событий. В это время, пробиться к сингулярности[69] совершенно нереально. Дополнительно, эффект Хокинга создаёт вокруг чёрной дыры светящуюся капсулу, которую иногда принимают за поверхность железной звезды, настолько она плотная. Если бы «чёрная дыра» была размером, хотя бы с Луну, она уже теперь ослепила бы нас своим огненно-оранжевым светом. Но её размер не превышает трёх километров, в диаметре. Точнее, гравитационный радиус «Нового Иерусалима» составляет, всего, тысяча пятьсот метров. Когда-то, очень давно, солнце, в союзе с белым карликом (предтечей «чёрной дыры») образовывало двойную звезду и в этой системе, молодое Солнце крутилось вокруг старого белого карлика».  Я пошутил: «Наверное, именно, от данного астрономического факта берёт своё начало русская сказка о красавице и карлике». Бортинженер, наверное, не сразу сообразил, что я шутил так, как всерьёз, потребовал рассказать упомянутую легенду, причём, со всеми подробностями. Мне не хотелось отказывать ему – времени было предостаточно - и я начал: «Дело в том, что когда-то, очень давно, у нас на Руси, существовало сказание о похищении красавицы Лады страшным, уродцем, по прозвищу белый карлик. Его звали белым потому, что он имел белый цвет кожи и длинную седую бороду, которая была не только белой, но и волшебной. Душа же, у него была чёрной. Витязь Хорс, узнав о похищении Лады белым карликом, вышел из себя и вознамерился уничтожить всех карликов, в округе. Настолько он, вдруг, разгневался. Понятное дело - сказано, сделано.  Он сделал то, что обещал – убил всех карликов. Но, при этом, не тронул чёрную душу, оставшуеся после белого карлика. О снисхождении к чёрному облаку с ручками и ножками его попросила сама Лада. Впрочем, Хорс женился на красавице Ладе, с условием, что она никогда, больше, не будет переживать о судьбе каких-то паршивых уродцев, место которым в преисподней. Именно поэтому Хорс и Лада, до сего дня, сосуществуют вместе с чёрным карликом, правда, на некотором отдалении, от последнего». К моему удивлению, наивному  бортинженеру чрезвычайно понравилась "красивая русская легенда", как он её назвал. Он, даже, умолк на некоторое время, чтобы осмыслить параллели, связывающие мой рассказ с наличной космологической картиной. Впрочем, его молчание длилось не долго. Под потолком засветилась надпись на пяти языках – Капитан Боб Гатри, вас вызывает, к себе, на аудиенцию казначей Ордена тамплиеров Рено де Переньяк». Бортинженер удивлённо спросил: "Что может связывать вас с этим человеком?" Ему, я не хотел врать и поэтому промолчал. Более того, я поспешил покинуть капитанский мостик, как можно быстрее, предварительно пообещав бортинженеру, что мы, сегодня, непременно, разопьём ещё одну бутылочку бренди.

Каюта Казначея находилась напротив резиденции магистра. Я без труда нашел дверь с цифрой 25 и постучал в неё. Дверь бесшумно отворилась. Картина, представшая моему взору, поразила  своей нарочитой убогостью. Сказать, что казначей жил, на корабле, в аскетических условиях – значит, ничего не сказать о его жилище. Небольшая площадь каюты, не высокие и совершенно голые металлические стены, отсутствие каких либо предметов мебели наводили на мысли о тюремной камере.  Сам казначей стоял на коленях у дальней стены и горячо молился покровителю тамплиеров архангелу Уриилу. В руках, у него, было зажато распятие, которое он держал, прямо, перед своим лицом, на уровне глаз. Впрочем, лица его не было видно, так как оно скрывалось под широким капюшоном белой монашеской рясы. К сожалению всех подробностей одежды я не смог заметить, потому, что в каюте было довольно темно; зажженные свечи почти догорели, а другого источника света не было. Пройдя за порог, я разглядел, только, то, что казначей постелил свой молитвенный коврик, всё-таки, не на полу, как мне показалось в начале, а на солее, которая возвышалась над полом на двадцать – тридцать сантиметров. Это обстоятельство, немного, утешило меня, потому, что я не хотел уподобляться животному и садиться на пол. Услышав моё приветствие, казначей, кряхтя, поднялся с колен и предложил мне сесть на один, из выдвижных, стульев. Я огляделся вокруг. Стулья, сейчас же, один за другим, выдвинулись из стен каюты. На удивление, один стул оказался удобным и мягким, как раз для меня. Казначей сел рядом со мной, по-стариковски, сложив руки на коленях.  «Вы, конечно же, не догадываетесь, зачем я пригласил вас к себе?» - Начал он и не дав мне вставить слова, сейчас же продолжил. – «То, что я скажу, теперь, - вам, наверное, не понравится. Но я имею право это сказать потому, что некоторым образом, причастен к вашему назначению. Итак, хочу объяснить для чего я предложил, именно, вашу кандидатуру, на должность капитана "Сокола". Дело в том, что ваш названный брат Том Гатри, уже много лет, составляет Великому Магистру и мне, конечно же, серьезную оппозицию. Для того, чтобы вы поняли о какой оппозиции идёт речь, я напомню, сначала, вам некоторые факты истории. На заре становления Ордена, все тамплиеры были единым целым. По сути, они были единым войском, а не Орденом. Великий магистр, в этом войске, осуществлял функции настоятеля, верховного судьи и верховного главнокомандующего. Ему помогали главный слуга и главный конюший. Главный слуга (сенешаль) был правой рукой магистра и руководил его личной охраной (сержантами). Кроме того, он служил у магистра секретарём, казначеем, церемониймейстером, стольничим. По причине такого рода занятий, сенешаль был, также, главным хранителем ковчега Завета. Он знал то, что не должен был знать никто другой. Главный конюший (маршал), напротив, обычно пребывал далеко от ставки магистра, так как руководил коммандерами и выполнял функции командующего во время похода. Такое положение вещей сохранялось, вплоть, до уничтожения Ордена, в 14 веке. Когда тамплиеры перешли на нелегальное положение, должности сенешаля и маршала, как, впрочем, и должности прецепторов[70], были упразднены. Орден распался на множество соло-ячеек, большая часть которых ушла под землю, вместе с ковчегом.  Никто ничего не пытался менять, до начала этого, нашего крестового похода. Великий магистр, до сих пор, считал и считает, что менять ничего не надо. Но кто знает, куда подует ветер? Том Гатри придерживается другого мнения. Том Гатри видит в миссии Ордена нечто более значительное, чем возврат в прошлое. Он хочет, вновь, объединить всех тамплиеров в единое войско, восстановить должности сенешаля и маршала и начать боевые действия на Земле, против предателей и ассасинов. Благо, что ковчег Завета открыт, и вся сила его, теперь, служит Ордену. Понятное дело, себя, при этом, он позиционирует, не иначе, как в роли маршала. На взгляд человека, не искушенного в вопросах веры, Том Гатри – герой и ему сопутствует удача. Скажу больше: Скорее всего, Тому Гатри удастся выполнить задуманное, если мы, конечно, не остановим его. На мой взгляд, Том Гатри – опасный авантюрист. Он пытается подчинить своей цели и политической борьбе не только Орден, но и Самого Господа Бога. Возможно, даже, его целью является личная власть, что осуждается нашей Церковью. Во всяком случае, ковчег Завета и последний крестовый поход он не считает смыслом и целью существования тамплиеров. Для него ковчег - лишь средство к цели – чудо оружие, не более того. Крестовый поход – крайняя мера. Он даже требование Устава сохранять в тайне все дела и намерения свои воспринимает, как элемент военной стратегии. Я же говорю вам все наши тайны и наша самоизоляция – результат духовной необходимости, а не военной. В Евангелие сказано – любое доброе дело это тайная помощь ближнему, осуществляемая без всякой надежды на благодарность или ответ, со стороны опекаемого человека. В противном случае оно не доброе дело, а, в лучшем случае, просто дело. Великий магистр – Святой человек. Он всё время защищает вашего брата и говорит мне, что пока интересы брата Тома совпадают с интересами Ордена, мы можем, не беспокоится. Я с большим трудом уговорил магистра, хотя бы, не награждать его железным крестом первой степени, так как полагаю, что подобный шаг мог бы надоумить некоторых молодых рыцарей пойти по его стопам. Этим мы бы дискредитировали великую идею и сделались бы орудием дьявола. Для чего я рассказываю вам это? Для того, чтобы в ответственный момент, вы смогли принять правильное решение. Мы не должны возвращаться на Землю, ни в коем случае. А ситуация может сложиться, именно, таким образом. Том Гатри, обязательно, попытается вернуть корабль и тамплиеров на Землю. Или я ничего не понимаю в людях. Ему нужно Царство Света, любой ценой. Коротко говоря, если не будет выбора, оседлайте шлюпку и направьте ковчег в «чёрную дыру». Никто не сможет помешать вам, это сделать. Лучше мы всё начнём сначала, чем позволим ковчегу вернуться на Землю, теперь».  – «Но почему, это невозможно?» - Удивился я. – «Разве об этом предупреждал тот самый мудрый еврей?» Казначей, резким движением руки, сбросил с головы капюшон и внимательно посмотрел в мои глаза. Даже в полумраке было видно, как странно и страшно сверкнули белки его глаз. – «Я думал вы умнее и сами догадаетесь, в чём тут дело» - Сказал он жестким голосом, но тут, же, вновь, накинул на голову капюшон, опустил  голову и мягко добавил. – «Не обижайтесь на старика. Конечно же, Земля от нашего возвращения не пострадает. Пострадает только наша вера. Ведь то, что предлагает Том Гатри это язычество. Мы стремимся не к плотской победе над врагами Христа, но к духовной победе. Только поэтому мы ещё и существуем. Сущность нашей идеи – сначала победа над своими слабостями и лишь затем борьба с врагами внешними. Сначала катарсис и лишь затем битва и подвиг. Причём битва не против, а за. Битва за души слабых людей. Победить зло во внешнем мире не возможно. Мир во зле лежит изначально и будет таковым, вплоть, до Армагеддона. Об этом сказано в Евангелие. Царство Света предопределено постольку, поскольку предопределено второе пришествие Христа. Оно неизбежно, но с Христом. Главное сохранить веру, ковчег Завета и преданность Христу до момента, когда Он прейдет судить всех людей. Если мы и говорим о возвращении в прошлое и крестовом походе против ислама, так это только для того, чтобы поддерживать огонь в сердцах молодых тамплиеров – бывших офицеров. Ведь они ничего не знают о ковчеге Завета. У Тома Гатри всё наоборот. По его мнению, мы построим Царство Света, ко времени пришествия Христа, самостоятельно. И ещё! Том Гатри пойдёт на всё, ради своих амбиций. А теперь уходите и помните: либо сознательная вера и всеобщее спасение, либо кровь (инстинкты) и всеобщая гибель».  Сказав это, казначей поднял руку и показал на дверь. Мне ничего не оставалось, как только молча удалиться из его каюты. Пробираясь по длинным, тесным коридорам, назад, на капитанский мостик, я думал о том, что сказал Переньяк. Сказанное казалось мне настоящим откровением. Теперь всё становилось на свои места. И эти раскопки на Храмовой горе, которые проводили тамплиеры в 11 веке. И эта крепость Керак, в Палестине, которую тамплиеры защищали до последнего солдата. И эти подземные ходы, ведущие к морю, которые тамплиеры прорыли под крепостью города Акры. И этот разгром Ордена во времена Филиппа красивого – большого любителя реликвий. И этот загадочный флот тамплиеров, участвующий в открытии далёкой Америки. И эти рыцари на острове Мадагаскар. И, наконец, этот удивительный Свартальфахейм, о котором я никогда, прежде, не слышал. Всё указывало на то, что тамплиеры, почти тысячу лет,  защищали и спасали доверенную им святыню, ради веры. И воевали они, исключительно, ради этой святыни – ради ковчега Моисея. К несчастью тамплиеров, ковчегом хотели владеть многие: сначала мусульмане, затем короли Франции. В настоящее время им хотел владеть Безъязыков, хоть и тамплиер, но, всё же, язычник. Вернувшись на мостик, я застал бортинженера за столом, сервированным по самому высокому разряду. «Вы не теряли времени, мой друг». -  Сказал я, ему, усаживаясь за стол. – «Налейте мне бренди, да побольше». Бортинженер выполнил мою просьбу и, как бы, между прочим, спросил: «Вы случайно не о Томе разговаривали?» Его вопрос меня насторожил.  Я сделал вид, что не понял вопроса и переспросил: «Почему мы должны были разговаривать о Томе Гатри?» Бортинженер пожал плечами и попытался отшутиться: «Ja wohl, herr hauptmann! Schuldig! [71]» Он сказал это, без какого либо акцента. Мне, неожиданно для себя, захотелось узнать, к какой национальности он принадлежит. Я тут же спросил: «Вы немец?» Бортинженер улыбнулся и с нескрываемой гордостью ответил: «Да, я немец. Я потомок тех, кто бежал из Германии, в Новую Швабию, после победы русских. Кто спас не только свою жизнь, но и свои идеалы». Услышав о Новой Швабии, я понял, что, передо мной, сидит потомок какого-то высокопоставленного нациста. Дело в том, что после второй мировой войны, часть, недобитых «фюреров» успела покинуть Германию. Им удалось воспользоваться законспирированной сетью миграционных пунктов «ОДЕССА», созданной, специально для этой цели, знаменитым диверсантом Отто Скорцени. Благодаря таким диктаторам, как Хуан Перон, они очень неплохо устроились, сначала в Аргентине, а затем в мифической Новой Швабии, о самом существовании которой ничего доподлинно неизвестно. «И к какой, из благороднейших фамилий, вы относитесь?» -  с  нескрываемой иронией, полюбопытствовал я. «К фамилии гросс-адмирала Дёница» - Скромно ответил бортинженер.  – «Он мой прадедушка». Тема разговора была, на самом деле, очень интересной, так как я слышал о подлодках Дёница и о походе пяти немецких подлодок в Антарктиду, в 1938 году. После разговора с Переньяком, у меня, уже, не было сил удивляться. Я задал очередной вопрос: «Скажите, а какое отношение имеют нацисты к тамплиерам? » Ответ бортинженера поразил меня. Он сказал буквально следующее: «Такое же, как и к масонам, как и к пиратам Мадагаскара. Именно, немецкие тамплиеры создали движение национал-социалистической рабочей партии Германии и помогли ему прийти к власти. Именно поэтому папа Римский Пий XII, тоже, в начале, поддерживал Гитлера. Потом, правда, разобрался - кто есть кто, и перестал благословлять его на борьбу с коммунизмом. Кстати, через некоторое время, и тамплиеры поняли, что с Гитлером, у них, ничего не получилось. Наверно, поэтому они и позволили советам выиграть войну. И, вообще, все проекты тамплиеров, во внешнем мире, оказались не удачными. Пираты выродились в разбойников; масоны превратились в мистиков; Гитлер зациклился на евреях и чистоте расы. Все, вместе, оставили Бога и подчинили свой разум своему собственному коллективному  бессознательному. Поэтому и Тома Гатри, который оставил мир ради идеи физического свержения антихриста, никто, из настоящих тамплиеров, не хочет поддерживать». – «Даже так! А кого вы причисляете к настоящим тамплиерам?» - «Великого магистра, казначея и всю охрану магистра, а также, рыцарей Запада и себя, наконец. Словом, всех тех, кто был тамплиером, до "призыва"». Я спросил: «Отец Тома тоже был настоящим тамплиером?». Бортинженер уважительно кивнул головой: «Да, конечно. В противном случае Тома никто бы не принял. Тогда ещё и намёка, на призыв, не было». – «А когда начался, этот самый, ваш новый призыв?» - «После смерти Брейвика, в 2025 году». Странно – подумал я – похоже, у тамплиеров и с «новым призывом» ничего не получилось.

 

Глава седьмая. Первый бой в космосе. Пояс Койпера.

Надо сказать, что затеянный бортинженером разговор, с каждой минутой, становился, для меня, всё интереснее и интереснее. Чем больше бортинженер говорил о нацистах, о Новой Швабии, об Антарктиде и об антарктической базе «Восток», тем больше я хотел его слушать. Тема, затронутая бортинженером, взволновала меня, до чрезвычайности. В моей голове, подобно разбуженным пчёлам, зароились многочисленные вопросы, на которые я хотел получить ответы, немедленно. В частности, я хотел узнать, где находится Новая Швабия. Бежал ли Гитлер вместе со всеми? Мне, также, хотелось узнать, как можно больше о союзе тамплиеров с нацистами, если таковой имел место и многое другое. Благо, что бортинженер оказался весьма разговорчивым молодым человеком. Однако, к великому моему сожалению, разговор пришлось отложить на неопределённое время. На пяти языках прозвучал голос бортового компьютера Алиа, предупреждающего о нападении на наш корабль неизвестного летающего объекта. Неприятель двигался со скоростью сто километров в секунду, и, по всей видимости, готовился нанести удар, в правый борт Сокола. Алиа рассчитал время, когда вражеский корабль выйдет на боевую позицию. До момента X, оставалось всего пятнадцать минут. Я был ошарашен и подавлен услышанным, а также, свалившимся на меня грузом ответственности. Конечно же, я не знал, да и не мог знать, что нужно делать, в подобной ситуации. Мне оставалось, только, тупо смотреть на экран, точнее на яркую звёздочку в правом, нижнем углу экрана, и молить Бога о том, чтобы НЛО пролетел мимо. Положение спас Безъязыков. Он стремительно ворвался на капитанский мостик, включил селекторную связь, и, сейчас же, начал отдавать приказы своим коммандерам: «Заградительный щит справа. Лазеры в кучу. Штурмовой команде приготовиться на вылет. Не елозить - атакуем через пятнадцать минут, змейкой». Я ничего не понял из того, что он говорил, но надо было видеть лицо Безъязыкова, в этот момент. Это было лицо эпического героя. Безъязыков, в минуту решительных действий, всегда походил на какого-то древнеримского полководца. Как говорится – «Пришел, увидел, победил». В воздухе повис вопрос. Кто нас атакует? На этот вопрос не смог, или не хотел ответить даже Безъязыков. Затянувшееся молчание было прервано новым предупреждением бортового компьютера – «Прошло пятнадцать минут». И, сейчас же, мы все увидели, как от звезды, в углу экрана, ставшей, вдруг, очень яркой, отделились десять, а может и двадцать крошечных огоньков, похожих на рыжие искры костра, по выражению Безъязыкова. Уподобление торпед искрам оказалось, как нельзя, кстати, потому, что они жили очень не долго. Торпеды врага, одна за другой, взорвались в начале своего короткого пути. При этом, взрывы, засветили весь экран. Отсюда можно было предположить, что мощность торпед была колоссальной. Когда экран, вновь, стал чёрным, я увидел в левом углу большое количество таких же маленьких, но уже зелёных точек, вытянувшихся от носа нашего корабля, подобно десяти щупальцам кальмара. Это стартовали одноместные "шлюпы", ведомые, в бой, тамплиерами Безъязыкова. Лишь несколько, из передовых шлюпов, были подбиты сразу. Остальные продолжали быстро приближаться к цели, кстати, двигающиеся к нам, на встречу. Через двадцать минут кавалькада зеленых огоньков соединилась с вражеским кораблём. "Это, что абордаж?" - удивился я. "Нет! Мои ребята не настолько глупы, чтобы вскакивать в поезд, движущиеся со скоростью сто километров в секунду. Это шоковая атака, призванная подавить огневые точки, в данном случае, бортовые лазеры неприятеля, и вызвать, в рядах противника, панику. Учите матчасть, капитан!".  - "А потом, мы что...атакуем своими торпедами?" - опять спросил я. "Не плохо бы" - Как бы в задумчивости, тихо, пробормотал Безъязыков и тут же, громко, добавил. - "Хотя я думаю, не так это и просто - отвечать торпедами на торпеды. Прежде, важно понять, с кем мы имеем дело. Если это ассасины то, скорее всего, у них уйма народу и много "шлюпов" с лазерными установками. Если это государевы люди  их много меньше и тогда лазеров у них уже нет. Зато у них есть «ловушка». Впрочем, подождём сообщений от наших коммандеров". Сообщения не заставили себя долго ждать. «Первым, на связь вышел коммандер 22 отряда Жак Савиньон. Он отрапортовал о том, что задание выполнено и что его отряд возвращается на корабль». Затем Безъязыков принял рапорта от коммандеров 21, 24, 25 и 27 отрядов. Все они были однотипны: «Выполнили….возвращаемся». Однако Безъязыков не успокаивался и продолжал пристально вглядываться в черноту экрана. По-видимому, он ждал рапорт от коммандера 23 отряда, который пока, ни как, не заявил о себе. Через полчаса, когда все остальные шлюпы уже находились в ангарах, на капитанском мостике, наконец, зазвучал взволнованный голос коммандера 23 отряда - Артура Калашникова. Он сообщил, что задание выполнено и что доклад о подробностях будет предоставлен Безъязыкову, через двадцать минут. По лицу Безъязыкова, по тому, как он радостно улыбался, во время этого сообщения, я понял, что задание Калашникова имело, для него, самое большое значение. Между тем корабль противника, окончательно, исчез с экрана, и момент ответной торпедной атаки был, навсегда, утерян. Я обратил внимание Безъязыкова, на данное обстоятельство, но Безъязыков ничего не ответил. После рапорта Калашникова, он ушел с капитанского мостика также быстро, как и вошел на него. Бой завершился. Продолжительность его составила всего один час. Погибших никто не считал, но они были, и это заставило меня задуматься о нравственной стороне вопроса. Тамплиеры показались мне смертниками, обязанными умереть по приказу своего коммандера, в любую секунду. Что-то скажет, по этому поводу, Великий магистр? Как только я подумал о Великом магистре, на капитанском мостике, вновь, зазвучал мягкий голос Алиа. Он сообщил, что Великий магистр собирает всех коммандеров на совещание, в своей каюте, через час.

В каюте Великого магистра собрались участники недавнего события: рыцари и коммандеры 21, 22, 23, 24, 25, 26 и 27 отрядов. Коммандеры, очевидно, были перевозбуждены, так как говорили, все сразу и старались, по возможности, перекричать друг друга. Из того, что они говорили, я смог разобрать, лишь, несколько фраз, произносимых, как мне показалось, особенно часто. Все, кроме Безъязыкова и Артура Калашникова, сходились во мнении, что: во-первых, нас атаковал государственный корабль. Во-вторых, вражеский корабль явно поджидал нас, так как вынырнул из-за облака, как «черт из табакерки». В-третьих, государственный корабль был не одинок. Безъязыков молчал. Артур пытался убедить кого-то, не спорить о том чего он не знает и не понимает. По-всей видимости, Безъязыков и Артур знали больше, чем остальные, но не хотели распространяться раньше времени. Наверное, они ждали соответствующего распоряжения Великого магистра. Великий магистр должен был войти в зал с минуту на минуту. Наконец, зазвучал колокол. Все сразу же умолкли  и поднялись, чтобы поприветствовать своего главнокомандующего дружным – «Аре!» Когда колокол затих, в каюту вошел магистр, в сопровождении казначея  и священников. Он, тут же, предложил всем сесть и, не откладывая более ни минуты, начать совещание. Когда все успокоились, Великий магистр начал произносить первую свою речь. – «Братья! Мы собрались здесь для того, чтобы прояснить детали недавнего боя и принять судьбоносное решение, от которого, в дальнейшем, будет зависеть не только наша судьба, но и судьба планеты Земля. Для начала выслушаем Тома Гатри, самовольно взявшего на себя труд главнокомандующего, и, кстати, не в первый раз. Я думаю, вы все хорошо знаете Тома Гатри? Том Гатри назначен коммандером Дальневосточного бальяжа десять лет назад. Мне – выходцу из Западноевропейского региона, сложнее понять его поступки. Итак, Том Гатри, что вы скажете в своё оправдание? Почему вы не обменялись с неизвестным летающим объектом, необходимыми посланиями? Почему вы начали бой до выяснения принадлежности НЛО? Что всё это значит?» Безъязыков, выслушав магистра, поднялся и направился в центр залы. Многие тамплиеры так же поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать своего коммандера дружным  восклицанием - "Аре!". Безъязыков, услышав приветствие, благодарно улыбнулся и, оборотившись к Великому магистру, низко поклонился ему. Мне показалось, что сделал он это с некоторой издевкой, и, очевидно, нарочно. Как будто не Великий магистр, а он господствовал над собравшимися тамплиерами. Неожиданно Великий магистр  встал и поклонился в ответ. Это возымело действие, так как все одобрительно зашептали, каждый на своём языке – «Святой человек». Безъязыков, вновь, улыбнулся, но теперь уже без какой либо подоплёки и, сразу же, начал объяснять своё решение вступить в бой сложившимися обстоятельствами. В своё оправдание он сказал следующее: «Алиа сообщил, что вражеский корабль намеривался атаковать, нас, через пятнадцать минут. Это может подтвердить мой брат и члены экипажа. Они, как и я, находились на капитанском мостике. Необходимо было, срочно, принять решение – либо капитан немедленно делает запрос и выясняет, кто преследует нас, либо я принимаю решение нанести превентивный удар. Капитан Боб Гатри не делал запроса в течение долгого времени, что могло привести к гибели нашего корабля. Я отдал приказ атаковать неприятеля через пятнадцать минут, после начала эпизода, т.е. именно тогда, когда всё, уже, было ясно. Через пятнадцать минут корабль неприятеля, на самом деле, осуществил торпедный залп, причём, торпедами высокой мощности. Сомнений быть не могло. После того, как бой начался, я сообщил вам – магистр о возможных последствиях боя, о том, что у меня не было времени согласовывать своё решение, с кем бы то ни было и так дальше. А, теперь, в присутствии всех собравшихся я открою вам, чей это был корабль и вы сами поймёте, насколько правильно я поступил, взяв на себя командование. Нет, это не был государственный корабль, как многие здесь утверждали. Это не был корабль ассасинов. Это был частный корабль наших «союзников» Иоаннитов. После упоминания об Иоаннитах, у всех присутствующих, кроме Калашникова, вытянулись лица. Никто не ожидал услышать  подобное. – «Да, да!  Вы не ослышались. Иоанниты лояльны к государству, но они не государственная структура. Это всем известно. Кроме того, капитаном корабля Иоаннитов был Владимир Семёнович Богославский – старый приятель моего брата и капитана Владимира Семёновича Омельченко. Я знаю, что торпедная атака была предпринята Богославским, не с целью поразить наш корабль, но с какой-то другой, не известной мне,пока, целью. Именно поэтому я и позволил им уйти. Рыцарский кодекс чести не позволил мне поступить иначе. Для чего, было нужно, Богославскому, атаковать нас подобным образом?  Я думаю, нам следует, обсудить этот вопрос, с Вами магистр, но с глаза на глаз».  Услышав предложение Безъязыкова, Великий магистр поднялся с кресла и, отстранив руку казначея, который попытался воспрепятствовать этому, произнёс: «Вы желаете аудиенции? Извольте!». Вид у магистра был жалким. Лицо его побледнело больше обыкновенного. Я впервые выдел Великого магистра таким старым и измученным. Мне стало жалко, его. Я вспомнил свой разговор с Переньяком и посмотрел на него, чтобы понять, о чём думает второй человек Ордена. Теперь, для меня было очевидно - Безъязыков возьмет верх над магистром и прочими сторонниками идеи крестового похода в прошлое Земли. "В таком случае, нам нужно прервать совещание" - продолжил говорить Безъязыков. – «И собрать совещание, вновь, после аудиенции». Великий магистр, молча сел, поднял правую руку вверх и все поняли, что нужно расходиться. Я встал, чтобы уйти со всеми, но Безъязыков остановил меня: «Ты останешься здесь, чтобы знать обо всех наших разногласиях из первых уст. Разговор будет полезен, для тебя». Великий магистр кивнул головой, в знак согласия, и разрешил мне сесть. Я сел на своё место и приготовился слушать Безъязыкова, так как он продолжал стоять и, следовательно, должен был говорить. Когда все вышли, и в каюте никого, кроме меня, Калашникова, Безъязыкова, Великого магистра и казначея, не осталось, Безъязыков попросил Калашникова рассказать о своём задании. Магистр сейчас же согласился с предложением Безъязыкова и, в свою очередь, попросил Артура Калашникова рассказать всё, что он знает о корабле Иоаннитов.

 

Глава восьмая Иоанниты. Пояс Койпера.

Артур Калашников был одним из тех молодых людей, которые незаметны среди своих товарищей и предпочитают шумному обществу тишину библиотечных залов. Ему были чужды: юношеское тщеславие, максимализм и прочие недостатки молодости, столь характерные для большинства его сверстников. В своё время, его бы никто так и не заметил, если бы не наблюдательный Безъязыков. Артур Калашников страдал отцовским комплексом, нуждался в наставнике - Безъязыков стал его духовным отцом и другом. С тех пор, Артур взял за правило никогда не свидетельствовать против Безъязыкова. Вот и теперь, Артур не захотел говорить, что либо, за или против своего друга, но предложил всем прослушать запись переговоров капитана Богославского с неизвестным человеком, которая должна была доказать невиновность коммандера. Эту запись я привожу, здесь, без изменений.    

«Голос Богославского: Ну что же, они уничтожают нас морально. Этого и следовало ожидать. Мы явно имеем дело с Безъязыковым…….Он не будет отвечать нам, не подумав. Это также верно, как и то, что Великий магистр ничего не знает о происходящем. Голос неизвестного: Это, точно. Великий магистр доверяет Безъязыкову. Не думаю, чтобы он требовал от  Безъязыкова каких-то предварительных согласований. Голос Богославского: Да, приятно иметь дело с человеком, которого хорошо знаешь. Он должен был оставаться Иоаннитом и передать ларец (ковчег Завета) нам грешным…….. Как жалко, что Безъязыков соскочил….Впрочем, не всё ещё потеряно. Ещё не вечер…. Ты посмотри, что сделали эти монахи…. Как мухи облепили нас. Слышится смех. Голос неизвестного: Вы так сказали, как будто мы говно…Обратите внимание на этого тамплиера, я наблюдаю его уже в третий раз…..Может быть, следует подбить? Голос Богославского: Да, чем же батенька подбить-то? Они уже уничтожили все наши лазерные установки. Включать "сети" уже поздно. Смотри - они возвращаются на свой корабль. Теперь их корабль обязательно  тормознёт, а мы, в это время, смоемся…….  Пусть думают, что их атаковал государственный патруль, как и прежде. Главное, мы уже сделали.….».

На этом запись обрывалась. Артур пояснил: «Радиопомехи не позволили мне продолжить запись. Мой гарпун, который я воткнул в корму неприятеля, очень быстро, оказался в «тени»[72]. Оставаться близко к нему или кружить вокруг него, я уже не мог. Нужно было возвращаться. Вот и всё. Позволите сесть, ваше высочество?». Великий магистр кивнул головой, в знак согласия. Когда Артур сел, слово взял Безъязыков: «Я думаю никто, из присутствующих, не удивился, узнав о вероломном нападении Иоаннитов. С древнейших времён, эти самозваные ессеи, преследуют нас - тамплиеров. Достоин удивления другой факт, точнее, факты. Не понятно, откуда и, главное, от кого Иоанниты узнали о нашем маршруте, о нашем корабле, о ковчеге Завета, о Великом магистре, о моей персоне, наконец. Непонятно зачем они хотели представить себя в качестве государственного патруля и что такое они успели сотворить, с нами, во время боя. Если мы сможем ответить на обозначенные вопросы – мы сможем понять, как нужно действовать в дальнейшем. Это архиважная, для нас информация». Великий магистр поднял руку и Безъязыков, сейчас же умолк. «Достаточно!» - сказал магистр и встал, чтобы сказать своё слово. Казначей, вновь, попытался его остановить, но было уже поздно. - «Братья мои, я поступил согласно букве Евангелия и мне не в чем упрекнуть себя. Да это я сообщил Верховному распорядителю Иоаннитов - святейшему Сизаре - те факты, о которых упоминал, только, что наш брат Том Гатри. С некоторых пор я пытаюсь найти общий язык с госпитальерами, дабы восстановить духовное единство, которое давно было утеряно и которое заповедано нам Самим Господом Богом. У нас с Иоаннитами очень мало разногласий. Мы одинаково искренне верим в Бога. Мы соблюдаем одни и те же заповеди. Мы и они  – наследники ессеев и служим той же самой цели, которой служили наши предшественники, именно, сохранению истинной веры, вплоть, до второго пришествия. Что нас разделяет? Нас разделяет только то, что Иоанниты всегда были и остаются лояльны к земным властям. Вся власть от Бога – говорят они, и с этим трудно не согласиться, если забыть, на мгновение, о времени безвластия или власти антихриста. Иоанниты полагают, что время антихриста ещё не пришло. Они не считают чип с ИНН инструментом антихриста. Мы же придерживаемся противоположной точки зрения. В этой связи, мы для них опасные фанатики и мракобесы, покинувшие цивилизованный мир ради своих дремучих суеверий. Когда то, в молодости, я тоже был Иоаннитом, как и многие, из вас. В 24.00, с 6 на 7 июля, каждого года, накануне дня рождения Иоанна Крестителя я окунался в лесном озере и надевал, на себя, белые одежды. В это время солнце всегда находилось в созвездии Близнецов. Именно под этим знаком – знаком Нун  - прейдет Христос, чтобы судить людей. Разве мы не чтим знак Нун, как чтили его древние ессеи и как чтут его, теперь, госпитальеры?  Разве мы не ждём пришествия Христа одинаково трепетно и в чистоте? И мы, и госпитальеры храним свою чистоту для нашего Бога и соблюдаем заповеди Его"..... "Посмотрите на экран!" - вдруг, громко, воскликнул Великий магистр, показывая рукой на стену, на которой, сейчас же, засветился экран. – «Вон там Новый Иерусалим. Это благодаря нему существует час Нун и возможность узнать, когда наступит второе пришествие. Всё это я узнал от Иоаннитов. Сам факт того, что мы здесь находимся - результат моего общения с Иоаннитами. Да, мы охраняем ковчег Завета и это чудо. Но, Иоанниты охраняют Истину, это чудо вдвойне. Можем ли мы враждовать, между собой, на радость исмаилитам (ассасинам) и антихристу? Теперь, второй вопрос. Для чего Иоанниты напали на нас и постарались ввести вас – Том Гатри - в заблуждение? Отвечу. Если Артур использовал гарпун, чтобы записывать переговоры Богославского, почему бы Богуславскому  не использовать, что-либо подобное, с той же целью. В этом случае всё объясняется. Они хотели узнать, на самом ли деле, ковчег Завета у нас и, при этом не вызвать настоящего боестолкновения, чреватого гибелью корабля. Так называемые, торпеды госпитальеров могли быть, всего лишь, гарпунами, один из которых, наверное, достиг цели. Единственное чего я не могу понять так это – зачем им ковчег Завета и такой ценой?» Сказав своё "слово", Великий магистр сел в кресло и вынул из кармана четки – обязательную принадлежность любого тамплиера. Слово взял казначей: «Братья мои, из любви к вам, к вашей вечной душе умоляю – не делайте поспешных выводов. Ковчег Завета нужен Иоаннитам постольку, поскольку, по Уставу братства Святого Иоанна Иерусалимского, оно может существовать, исключительно, вокруг чего-то Святого: Святого человека или Святого предмета – не важно. Последним Святым, для них, был Иоанн Кронштатский. Последней святыней, для них, был Святой Грааль. Не надо думать, что они хотят завладеть ковчегом ради его мистических  свойств. Они слишком любят Бога, чтобы впадать в мистицизм. Лично, я предпочитаю отдать ковчег Завета Иоаннитам и распустить наш Орден, лишь бы не устраивать резню между христианами. Не думаю, чтобы они вернули ковчег евреям или отдали его Государству. Теперь, что скажете вы Боб Гатри?». Услышав своё второе имя, я поднял голову и попытался придать лицу, соответствующее минуте, выражение. Потому, что, от всего услышанного, пребывал в состоянии полной прострации[73]. Я ничего не понимал. Когда не знаешь о чём говорить, начинай говорить о чём угодно. Мысли приходят во время разговора, если, вообще, приходят. «Мне кажется» - Начал я. – «Что психологизм, в идее госпитальеров играет такую же важную роль, как и в идее тамплиеров» Услышав мои первые слова, Безъязыков иронически ухмыльнулся, но, согласно с Уставом тамплиеров, промолчал. «Что я имею в виду? Я имею в виду то, что факт лояльности Иоаннитов к государству может быть истолкован двояко. Либо Иоанниты субкультура в рамках существующей на Земле цивилизации и тогда они, по сути дела, часть Государства. Либо Иоанниты - аппозиционная фракция, в государстве, стремящиеся тайно, исподволь захватить власть и переустроить мир, по своему плану. Тогда они лицемерные «друзья», или скрытые враги Государства. Предположим, что Иоанниты – часть государства. В таком случае мы очень скоро повстречаем флот государственных кораблей и нам от них не уйти. Ковчег достанется Государству, хотим мы этого или нет. Мы все будем захвачены в плен. Не думаю, что это самый худший, для нас, вариант развития событий. На много хуже, если госпитальеры играют в свою игру. В этом случае, госпитальеры единственные на Земле, кроме ассасинов, конечно же, кто знает о нашем существовании, и кто ведёт с нами борьбу, не на жизнь, а на смерть. Все несчастья, что мы, когда либо, испытывали и «машинально» приписывали Государству – дело рук госпитальеров. Нефтедобытчики, ассасины, предатели в государственных структурах и т.д. – всё это дело рук госпитальеров. В таком случае, им нужен, только, ковчег. Скорее всего, они, на самом деле, считают нас сумасшедшими фанатиками, и, непременно, захотят от нас избавиться. Для чего им нужен ковчег? Старая песня – власть над миром. Вот собственно и всё, что я хотел вам сказать». После моего выступления, все надолго замолчали. По-видимому, пытались осмыслить то, что я сказал. Первым нарушил молчание казначей. Он задал мне вопрос, ответ, на который, был для всех очевиден: «Не хотите ли вы сказать, уважаемый брат Боб Гатри, что госпитальеры, вместе с ассасинами, готовят трон для антихриста?» Я сел в кресло и развёл руками. Ответ был очевиден и, поэтому, не имело смысла произносить его вслух. Великий магистр положил чётки в карман и встал, чтобы заявить о своём несогласии с моим диким предположением, как он выразился. Казначей не дал ему договорить: «Ваше высочество, Боб Гатри говорит совершенно логичные вещи! Вспомните древние рукописи, которые мы изучали в библиотеках Парижа, Москвы, Санкт-Петербурга и прочих библиотеках созданных, в своё время, масонами. Вспомните о злой судьбе последнего магистра старого Ордена Жака де Моле. Казнь Жака де Моле позволила госпитальерам экспроприировать всю нашу недвижимость. Гонения на тамплиеров осуществлялись, в основном, в тех странах, где находились сильные организации госпитальеров: во Франции и в Италии. Вспомните слова Святого Игнатия - Папа римский поцелует руку антихриста, когда последний воссядет на троне в Риме. Вспомните, наконец, демарш госпитальеров в конце последней революции. Всё сходится! То, что мы с вами принимали за духовную близость, на самом деле могло быть искусным прикрытием злых намерений. Мне кажется, что я - старый дурак - ввёл вас в заблуждение, когда рекомендовал заключить союз с госпитальерами. Теперь я понимаю, что был неправ. Теперь я всё понимаю. Ведь я даже и не рассматривал такой поворот событий и такую возможность, о которой сейчас говорил Боб Гатри. Хочу попросить прощение у досточтимого Тома Гатри за то, что предпочел, его псевдоязычеству, лжехристианство Иоаннитов. Ведь, именно, страх перед волюнтаризмом таких людей, как Том Гатри заставил меня искать союзников на стороне. По истине, не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Предлагаю собранию вынести приговор мне, а не Тому Гатри. Итак, ваше решение магистр?». Великий магистр не заставил себя ждать, с ответом. По-видимому, он принял решение ещё в то время, когда казначей распространялся о своей фатальной ошибке и извинялся перед Безъязыковым. Магистр встал и торжественно произнёс: «Выслушав всех собравшихся, а также самого обвиняемого, я решил вынести последнему оправдательный приговор, но с одной оговоркой. Впредь, Тому Гатри запрещается проявлять самоуправство, настраивать других коммандеров против Великого магистра и строить планы отличные от планов Великого магистра. В свою очередь обещаю Тому Гатри и всем присутствующим, что никогда, в дальнейшем, не позволю себе принимать решения единолично, без согласования их с сенешалем и маршалом, должности которых учреждаю сегодня. Назначаю сенешалем брата Рено де Переньяка. Назначаю маршалом  брата  Тома Гатри. Брат Боб Гатри подчиняется лично Великому магистру и никому более. Артур Калашников назначается товарищем маршала. Вопрос о возвращении на Землю, в виду вновь открывшихся обстоятельств, решается, мною, положительно. Мы объявляем войну, не Государству, а госпитальерам и их приспешникам, которые подталкивают Государство к признанию власти антихриста. Корабль или корабли госпитальеров должны быть уничтожены. Полагаю, что нефтедобытчики и ассасины, при отсутствии своих хозяев, не смогут составить нам какую либо конкуренцию. Аре Темпля!».  «Аре приоре!» - дружно ответили мы, вставая и вскидывая правую руку вверх.

                Глава девятая Голос. Черная дыра.

Наш крестовый поход близился к завершению. Через пять недель, после первого боестолкновения c кораблём Иоаннитов, Сокол стал спутником и приготовился контролировать «горизонт событий» Нового Иерусалима, [74] исключительно, для уничтожения кораблей противника.  О преодолении этого горизонта, уже, никто, кроме Сенешаля, не говорил и, даже, не думал. Странно было наблюдать, на экране, световые эффекты, обусловленные действием максимально сильных гравитационных возмущений. Звёзды смотрелись, как разноцветные конфетти или, точнее, продолговатые искры, разлетевшиеся во все стороны от большого шарообразного диска. Кажется, это был эффект замедления фотонов, предсказанный Хокингом. Ближе к объекту, охватывая его со всех сторон, время от времени, собирались, сгущались и вновь рассеивались облака вездесущей космической пыли. При этом, по мере накопления, пыль образовывала нечто напоминающее открытый человеческий глаз, оранжево-коричневый в центре и пепельный, по краям. В сторону "недремлющего ока", мимо нашего корабля, каждую секунду, проносились гигантские каменные астероиды и кометы, наглядно иллюстрируя эффект «пылесоса», свойственный не большим чёрным дырам. В самом облаке, время от времени, вспыхивали, извивались и гасли белые дуги раскалённой материи. По мере приближения к Новому Иерусалиму, антигравитационные двигатели корабля работали, исключительно, на сопротивление, чтобы процесс передвижения можно было хоть как-то контролировать. По причине постоянного противодействия гравитации Нового Иерусалима, корпус корабля содрогался и вибрировал, порождая, в каютах еле слышимый, но вездесущий протяжный гул, напоминающий гудение высоковольтных проводов. Впрочем, серьезная вибрация в помещениях, нигде не отмечалась. Я поинтересовался у Безъязыкова, как долго мы будем дрейфовать вокруг горизонта событий чёрной дыры. Безъязыков ответил: «Мы будем дрейфовать до тех пор, пока не начнём падать в эргосферу. Нам предстоит опасная, но необходимая работа удерживать корабль около горизонта событий, чтобы враг  не смог захватить нас врасплох. Коротко говоря, пространственное положение нашего корабля должно определяться новой целью крестового похода". Услышав ответ, я хотел, было, отдать распоряжение штурману рассчитать новую орбиту корабля, но вовремя спохватился. Мне пришло в голову, что, я, до сих пор, не знаю этой новой цели. После всего, что произошло: после совещаний и дискуссий, в которых я участвовал, в моей голове всё перепуталось. Я уже ни в чём не мог быть уверен, до конца. В связи с этим я, вновь, обратился к Безъязыкову, за пояснениями. Маршал не удивился моему вопросу и, даже, похвалил, за внимательность: «Очень правильный вопрос, мой капитан! Мы остаёмся здесь для того, чтобы уничтожать корабли противника. И, ещё, для того, чтобы безболезненно разрешить все проблемы, связанные с оппозицией сенешаля. Мы не смогли бы добиться ни того, ни другого, отправившись на Землю, немедленно. Кстати, единственный корабль ассасинов пребудет сюда через месяц. Корабли госпитальеров, как ты знаешь, уже рядом». «Опять психологизм» – Сказал я, забыв, на миг, с кем разговариваю. Но тут, же, опомнился и пояснил: «Извините ваше превосходительство, никак не могу привыкнуть к странному мировоззрению тамплиеров». «Оно странное?» - воскликнул Безъязыков. Я понял, что опять сказал глупость. – «Оно странное, для меня. Ведь я и не надеялся, найти общество людей понимающих мою теорию самоорганизации, настолько буквально». «Твою теорию?» - удивлённо, переспросил маршал. «Да, мою теорию! С вашего позволения. Ещё в молодости, прежде чем построить  аппарат для коррекции синергетических процессов психики человека, я сформулировал некоторые принципы самоорганизации живых структур (имеются в виду: законы процесса мышления, законы развития общностей людей и т.д.), которые изложил в своей работе «Теория самоорганизации». Согласно моей теории, не имеет значения, как воздействовать на реальность: посредством целенаправленной деятельности, методом проб и ошибок или силой одной, только, своей мысли. Абсолютизируя соответствующие представления, можно предугадать события и запрограммировать своё поведение таким образом, чтобы прийти к желаемому результату, вопреки внешним факторам. Иначе говоря, запрограммировав своё поведение, согласно с законами самоорганизации, можно не только угадывать будущее, но и изменять его, в лучшую, для себя, сторону». Выслушав меня, Безъязыков ухмыльнулся и заметил: «Похоже, ты когда-то предсказывал, что мир будет жить согласно концепции психологизма. Поэтому тебе кажется, что твою теорию знают и используют все. Но это не так. Психологизм стал необходимостью вследствие революции научного мышления, а, также, социальной революции, то есть, вследствие, упрощения и совершенствования человеческих отношений». Меня поразило, с какой простотой выразил эту очевидную мысль Безъязыков. С другой стороны его высказывание ввергло меня в недоумение, почему я сам не догадался «поставить телегу позади  лошади» и всё время мнил о себе, Бог знает что. «Я не могу не согласиться с вами, ваше превосходительство. Моя мания величия очевидна» - сказал я в своё оправдание и несколько пристыжено, как полагается в таких случаях. Затем добавил: «Впредь, я не буду высказываться столь опрометчиво».  При этом, я подумал нечто, совсем, другое, именно, то, что здесь у всех мания величия. Штурман, услышав наш разговор, поспешил проявить инициативу и сделать то, что должен был сделать уже давно. Через несколько минут он объявил, что, у него, всё готово и можно приступать к маневрам. Я, сейчас же, посмотрев на карту и увидел - двигаться до цели оставалось всего две минуты. Нужно было сообщить экипажу приказ Великого магистра "О начале боевых действий". Впрочем, делать это мне не пришлось. Безъязыков, как будто ждал подходящего момента. Он встал и, неожиданно, громко, решительно заявил: «Ну, что ребята! Кажется, начинается настоящее дело! Поздравляю вас, с началом боевых действий!» Не прошло и пяти секунд, после его слов, как всё вокруг встрепенулось, поднялось и задвигалось. Будто крепкий ветер наполнил паруса бригантины. Перво-наперво, Безъязыков приказал установить  наблюдение за объектами, в космосе, которые ведут себя "не правильно", например, двигаются в противоположную сторону, от Нового Иерусалима. Затем, Безъязыков развернул корабль носом к  объекту и предупредил меня, держаться этого курса: «При включенных двигателях, корабль устремиться не в сингулярность, а вокруг центра чёрной дыры, как щепка, которая долго кружит по краю водной воронки, прежде чем утонуть. Это позволит нашему кораблю, некоторое время, перемещаться с ускорением, что необходимо при уходе от торпед противника. В целом, бояться нам нечего! Вырваться за пределы эргосферы поможет режим усиленной антигравитации». Обо всех действиях и словах Безъязыкова я, конечно же, доложил магистру. Великий магистр не возражал, но предупредил, что решения маршала это не, то, же самое, что и решения коммандера соло-ячёйки; все решения маршала, обязательно, согласуются с решениями Великого магистра. В частности, он сказал следующее: «Мы начинаем новую эпоху, в истории Ордена. Мы объявляем себя единственным Орденом рыцарей Христа. Нам всем следует вспомнить клятву тамплиеров и поставить выше справедливости и, даже, правды, принцип послушания». Безъязыков, к сожалению, не услышал его слов, так как, магистр, общался со мной по закрытой связи. Но я хотел, чтобы это случилось и, поэтому,  повторил сказанное, специально, для Безъязыкова. Услышав от меня слова магистра, Безъязыков ничего, на них, не ответил. Но если бы, даже, и ответил, я не смог бы его понять, так как после слов "принцип послушания", воздух на мостике, буквально, взорвался от страшного грохота, раздавшего откуда-то сверху, с потолка. Следом за грохотом, примерно, через секунду, зазвучал спокойный голос Богославского: 

" Возлюбленные братья, во Христе! Прошу выслушать меня. Я призываю вас, опомнитесь! То, что вы делаете предосудительно. В своей гордыне вы зашли слишком далеко. Вы называете нашего первосвятителя достопочтимого Сизаре предтечей антихриста. Отказываетесь поминать его имя в своих молитвах. И делаете это на том, только, основании, что он благословил Службу идентификации и процедуру деагрессии. Думали ли вы, когда ни-будь, почему он благословил эту службу и эту процедуру? Вы увидели в ИНН нечто напоминающее печать антихриста. Но это, же не правда.  Согласно экспертному заключению, ИНН является последовательностью из 12 арабских цифр, из которых первые две представляют собой код региона, следующие две - номер местной налоговой инспекции, следующие шесть - номер налоговой записи налогоплательщика и последние две - так называемые "контрольные цифры" для проверки правильности записи. Наличие трех шестерок в этом наборе цифр может быть только случайным. Предположение о скрытом присутствии цифры "666" может считаться отчасти обоснованным лишь тогда, когда речь идет о кодировании информации с помощью штрих-кода, исполненного в соответствии со стандартом EAN-13/UPC. Но EAN-13/UPC не единственный стандарт товарных штрих-кодов, которые используются. В других стандартах эксперты не обнаруживают наличия числа 666. Распространенное представление о том, что ИНН есть, будто бы, некая подготовка к "чипизации[75]" или предпечать, противоречит церковному учению о явлении антихриста. Напоминаю, что в святоотеческом предании печать антихриста понималась и понимается, как знак, закрепляющий сознательное отречение от Христа. Вы утверждаете, что технологическое действие подготавливающее "чипизацию" якобы может само по себе произвести переворот в сокровенных глубинах человеческой души. Такое суеверие расходится с православным толкованием Откровения святого Иоанна Богослова, согласно которому "печать зверя" ставится на тех, кто сознательно уверует в него "единственно ради ложных его чудес" и будущих благ. Никакой внешний знак не нарушает и не может нарушить духовного здоровья человека, если не становится следствием сознательной измены Христу и поругания веры.
2. На вопрос о том, утрачивает ли христианин свое имя, принимая ИНН, мы можем ответить словами архимандрита Иоанна: "Дорогие мои, как мы поддались панике - потерять свое христианское имя, заменив его номером? Но разве это может случиться в очах Божиих? Разве у Чаши жизни кто-то забудет себя и своего небесного покровителя, данного в момент крещения? И не вспомним ли мы всех тех священнослужителей, мирян-христиан, которые на долгий период жизни должны были забыть свои имена, фамилии, их заменил номер, и многие так и ушли в вечность с номером. А Бог принял их в Свои Отеческие объятия как священомучеников и мучеников, и белые победные ризы сокрыли под собой арестантские бушлаты. Не было имени, но Бог был рядом, и Его водительство вело верующего заключенного сквозь сень смертную, каждый день. У Господа нет понятия о человеке, как о номере, номер нужен только современной вычислительной технике, для Господа же нет ничего дороже живой человеческой души, ради которой Он послал Сына Своего Единородного Христа-Спасителя. И Спаситель вошел в мир с переписью населения".
3. Что касается процесса глобализации, который вы, справедливо, осуждаете, то и здесь не всё так просто. Процесс глобализации, порожденный растущей взаимозависимостью государств и народов, на самом деле, может быть использован злой волей для порабощения людей и человеческих сообществ. Нельзя, также, отрицать опасность использования различных технологий для установления системы тотального контроля, для нарушения тайны личной жизни и для давления на религиозный и мировоззренческий выбор личности. Но Православная и Католическая Церкви, вместе с государственными структурами, уже создали церковно-общественный Совет, который осуществляет изучение вышеуказанных процессов и тенденций, анализирует развитие соответствующих норм международного права, а также законодательные инициативы и действия исполнительной власти, представляющие опасность для свободы личности и сохранения культурно-религиозного своеобразия народов, исторически связанных с Церковью. Во всех странах существуют механизмы правовой защиты от попыток введения единого универсального идентификатора личности или создания единой межведомственной базы данных (МВБД).  МВБД создавалась в США, посредством организации АНБ. Но где, теперь, США? Скажу больше, сейчас наложен запрет на введение электронных паспортов и иных новейших методов идентификации, которые могли бы быть использованы для ведения всех расчетов, получения социальной и медицинской помощи.
Признавая объективный и неоднозначный характер процессов глобализации, я считаю своим долгом напомнить вам о том, что Творцом и Промыслителем мира является Бог. За свою двухтысячелетнюю историю Церковь Христова пережила многие государственные устройства, которые ставили целью уничтожение Церкви и духовное порабощение христианских народов, но все они разбились о камень обетования Христова: "Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16, 18).
 4. Вы отказались от общения с пастырями и архипастырями своей Церкви на том только основании, что они живут в мире со светской властью; с предателями, как вы их называете. Необходимо напомнить вам - современным "ревнителям", что Господь возложил на епископов особую миссию: быть строителями Таин Христовых и хранителями неповрежденного вероучительного Предания. Отступление от законного Священноначалия есть отступление от Духа Святого, от Самого Христа. Как говорит священномученик Игнатий Богоносец, "все последуйте епископу, как Иисус Христос - Отцу, а пресвитерству - как апостолам. Диаконов же почитайте как заповедь Божию. Без епископа никто не делай ничего, относящегося к Церкви... Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь" (Св. Игнатий Антиохийский, Смирн.). Кафолическая Церковь исповедует, что "без епископа ни Церковь Церковью, ни христианин христианином, не только быть, но и называться не может. Ибо епископ, как преемник апостольский, возложением рук и призванием Святого Духа получил преемственно данную от Бога власть решить и вязать" (Послание Восточных Патриархов)" Вы посвятили свою профессию (профессию военнослужащих) Богу и во всём следуете заповедям Бога. Но кто благословил вас на это? Вас благословила Церковь!                5. Вы не признаёте процедуру деагрессии. Но известно ли вам для кого и почему была принята эта злосчастная процедура? Помните ли вы, что случилось с людьми, населяющими крупные города, во время и, сразу же, после революции. Люди, буквально, озверели. Безверие, эгоизм и злость слабых грешных людей превысили все границы. Без сомнения, мир бы погрузился в пучину жестокого беспредела и тотальной преступности, если бы Государство самоустранилось от обязанности сдерживать преступников. Скажу больше, ставился вопрос о физическом уничтожении огромного числа преступников, чтобы спасти честных людей от насилия. Монарх поступил иным образом. Он стал инициатором «благородного» суда, в котором смертная казнь подменялась процедурой деагрессии. Конечно же, теперь эта процедура обязательна не только для преступников. В Государстве она обязательна для чиновников. В «Землях» она обязательна для всех «полномочных представителей». Кроме того, каждый гражданин может - но только добровольно - подвергнуть себя данной процедуре. Кроме того, в городе существует секта приверженцев процедуры, но она не поощряется Государством. Итак, братья скажите о себе, без лицемерия. Кто вы и против чего вы боретесь? Напоминаю. Все вернувшиеся в лоно матери Церкви будут прощены и помилованы. Аминь".      

Выслушав речь Богославского до конца, мы все, молча, переглянулись. В наступившей тишине, слышно было, как гудят стены каюты, и «вздыхает» очиститель воздуха, за переборкой. Никто не понимал, что, именно, происходит, но все чувствовали, что над нашим кораблём нависла страшная угроза. Особенно, это было заметно по лицам бортинженера и штурмана. Наконец, Безъязыков произнёс: "Они, всё-таки, нас достали. Интересно узнать, была ли это запись голоса Богославского, или Богославский общался с нами напрямую? В последнем случае корабль госпитальеров где-то, рядом. Ну-ка ребята, поищите". Искать долго не пришлось. Через полчаса речь Богославского повторилась слово в слово и все  поняли, что это была запись, доставленная на корабль посредством специального гарпуна. Меня же удивило, во всей этой истории, другое, именно, то, что никто, кроме моей скромной персоны, не обратил внимания на содержание сказанного. Я считал Богославского своим другом. В его словах было много нового и полезного, для меня. Во всяком случае, я, вновь, задумался о правильности своего выбора. На самом деле, было о чём подумать. Как верующий человек я понимал, что приход к власти антихриста, которым спекулировали тамплиеры – дело времени. Это значит, что работа Безъязыкова, а, теперь уже и Великого магистра, лишена всякого смысла. Из моей памяти, как из черной бездны, "всплыли" образ казначея и его мрачные слова, сказанные во время нашей первой встречи. Для казначея главным было сохранить ковчег. В понимании сенешаля Переньяка, противостояние с исламом и Государством подразумевало борьбу во славу и под знамёнами Христа, во время второго пришествия. Итак, необходимо было всё прояснить. А для этого нужно было, вновь, встретиться с Переньяком. Причём, тайно. Так или, примерно так думал я, когда послышался радостный крик бортинженера: «Коммандер!Извините, маршал! Мы его нашли. Гарпун воткнулся в обшивку кормы». Я посмотрел на Безъязыкова. Тот самодовольно ухмыльнулся и победоносно щелкнул пальцами у себя над головой. Он достиг всего в рядах тамплиеров и достигнет ещё больше на Земле, если мы вернёмся туда, конечно. Теперь последнее слово было за Переньяком. Как он скажет, так и поступлю - решил я.

 

Глава десятая. Второй бой. Чёрная дыра.

Очень скоро я понял, что встреча с Переньяком откладывается на неопределённое время. Я недооценил организационные способности Безъязыкова. Мой названный брат приказал сквайрам следить за членами экипажа и, следовательно, за мной, в течение всего времени суток. Шанс уйти с мостика появился только через два дня, именно, 31 декабря, когда я был вызван на аудиенцию к Великому магистру, непосредственно, в его каюту. Пробраться, незаметно, к соседней каюте оказалось делом не сложным.  Преодолев все переборки и камеры, я уже стоял перед дверью Переньяка, когда понял, что войти внутрь, без соответствующего сигнала, не имею права. Входить без стука было слишком опасно и, в первую очередь, для самого Переньяка. За мной могли наблюдать люди Безъязыкова, кроме того, не хотелось становиться случайным свидетелем, каких либо тайных переговоров. Положение спас сам Переньяк. Он открыл дверь, в тот момент, когда я, уже, развернулся и собирался уходить. Быстро открыв дверь, он удержал меня словами: "Сюда, скорее!" Лишь только мы оказались одни в каюте, Переньяк начал поспешно говорить самое главное: "Я ждал вас. Я знаю, зачем вы пришли! Вы хотели узнать, что делать теперь? Отвечу - поступайте так, как мы договаривались, прежде. Ничего не изменилось. Всё остаётся,  в силе, в том числе, и план «В», о котором я вам рассказывал. Ни о чём не переживайте. Я, лично, убедил магистра дать вам задание, косвенно, способствующее выполнению нашего плана. Поверьте, ни кто не сможет нам помешать. Идите к магистру и сделайте вид, что вы во всём и всегда с ним заодно, как, впрочем, и с другими членами команды. Идите!"  Сказав это, Переньяк вновь открыл дверь и, когда я, уже вышел в коридор, добавил: «Ваш сенешаль найдет способ связаться с вами».  Покидая сенешаля, я напряженно соображал. Почему он никогда не даёт мне говорить? Каким образом он догадался о цели моего визита?  И, что, собственно, означала его последняя фраза? Ответы на поставленные вопросы я должен был найти у Великого магистра. Это следовало из слов самого Переньяка. Утешившись данной мыслью, я постучал в дверь под номером №26 и сразу же вошел внутрь, чтобы приветствовать Великого магистра, как полагается командиру корабля.  Магистр, как, я и предполагал, находился в каюте не один. Компанию ему составлял мрачного вида священник, которого я, никогда, прежде, не видел и не знал, но который сразу, же вызвал во мне чувство тревоги. Он был высок ростом, худощав и выглядел довольно странно, в своей длинной белой сутане, подпоясанной широким кожаным ремнём. В огромных, живых глазах его читались, одновременно: решимость и жестокость. Магистр представил меня священнику: «Капитан корабля Омельченко. Инквизитор Ордена тамплиеров отец Игнатий». Разговор, сейчас же, пошел о характере хранения ковчега Завета и месте его дальнейшего пребывания. Я вспомнил советы Переньяка. Впрочем, мне не составило труда соглашаться с магистром, абсолютно во всём, так как магистр не произнёс ничего нового или противного нашему тайному плану. В итоге мы остановились на том, что необходимо перенести ковчег в спасательную шлюпку и хранить его там, пока не свершиться какое либо очередное знамение. В случае угрозы захвата корабля, ковчег нужно будет транспортировать за пределы горизонта событий, т.е. в сингулярность чёрной дыры. Выполнить, задачу, поручено было лично мне. Таким образом, в час Х, о котором говорил Переньяк, я должен был стать либо смертником, либо путешественником во времени и мне никто не мог помешать в этом, даже маршал Безъязыков. Последнее обстоятельство навело меня на мысль о прозорливости сенешаля Переньяка. Ещё я понял, что становлюсь настоящим тамплиером. У меня, как-то вдруг, появилось и чувство «избранности», которое, прежде, было мне неизвестно и чувство ответственности. Эти чувства захватили меня всего целиком. Они окончательно подавили ростки моего страха и высоко, до самых небес, вознесли мою веру в предопределённость. Они поставили моё "сердце" над моими мыслями и заботами, четко разграничив жизнь на "до" и "после". По окончании совещания, я вышел от Великого магистра с твёрдым убеждением, что должен умереть, во Имя Христа, и во славу Ордена, как можно скорее. Жизнь без высокой цели показалась мне, теперь, бессмысленной и, даже, не нужной. Отчего-то, в голове родился древний боевой клич тамплиеров "Босеан", который я произнёс вслух, удивив, тем самым, проходивших мимо сержантов.

Вернувшись на капитанский мостик я, первым делом, соврал Безъязыкову о цели аудиенции. Я сказал ему, только то, что было разрешено рассказывать людям магистра. Безъязыков отреагировал, на мои слова, вполне предсказуемо: «Пока я жив, корабль никогда не будет захвачен. Мы победим, брат! Будь спокоен!». Его утверждение прозвучало слишком самоуверенно, но памятуя о наставлениях Переньяка,  я сделал вид, что согласен с ним и, более того, не сомневаюсь в успехе, ни на секунду. Затем я намеренно, громко воскликнул: «Я никогда не сомневался в ваших способностях, маршал!» и пожал плечами, передразнив, тем самым, известный жест Безъязыкова. Нахулиганив, таким образом, я, сейчас же увидел, что чувство «избранности» присуще большинству тамплиеров, не только мне. Несколько членов экипажа улыбнулись и одобрительно закивали головами. Ситуация показалась мне забавной. Впрочем, не настолько забавной, чтобы я продолжал острить в адрес Безъязыкова. Как всегда, неожиданно, бортовой компьютер подал свой голос и всем, на мостике, в том числе и мне, сразу же, стало не до острот. Холод пробежал по моим жилам, когда я услышал очередное, тревожное сообщение Алиа: «Приближается корабль без опознавательных знаков». Услышав эти слова, все члены экипажа подняли головы. «Легки, на помине!» - Раздраженно, процедил, сквозь зубы, Безъязыков. По-видимому, ему тоже не очень-то нравилась перспектива скорого боя. После слов Безъязыкова, под потолком, появился экран, на котором кроме обычной уже картины открытого космоса можно было заметить пугающе странный полупрозрачный объект, окружающий корабль Иоаннитов. Объект имел форму рыбацкой сети и выглядел, как настоящая рыбацкая сеть, брошенная в воду. Штурман, как бы в задумчивости, произнёс название этого объекта: "Хоро"[76]. Безъязыков уточнил: «Включили гравитационную ловушку. Теперь их корабль не достанешь, ни торпедами, ни минами, ни какими другими боевыми средствами. Мы ничего не можем сделать, кроме, как пожертвовать частью своей команды. Так, что извини, капитан!». «А, что это за ловушка и почему её называют «хоро»?» - Поинтересовался я у Безъязыкова. Безъязыков ответил:  «Плащ-тыква «хоро» подвешивался к спине японского самурая. Попадая в него, стрелы, точнее, древки и оперенья стрел, запутывались в шелковой ткани, как в силках. Гравитационная ловушка действует таким же образом. Прочность сети очень незначительна, как и прочность шелка. Её можно преодолеть, если поместить, рядом с ловушкой, специальное устройство. Однако, при этом, всегда погибают те, кто его доставляет до места назначения. Они, просто, не успеют покинуть ловушку, во время торпедной атаки. Кстати Боб, я, надеюсь, вы не забыли, что тамплиеры идут на смерть добровольно? Уверяю вас, желающих погибнуть ради «друзей своих», и в этот раз, будет предостаточно. Не мешайте им». Нет, я не собирался мешать тамплиерам. Более того, я хотел бы, и сам принять участие в каком ни будь опасном предприятии. Однако понимал, что никто и, в первую очередь, Безъязыков не допустит «чужака» к ответственному заданию. Кроме того, у меня, теперь была своя миссия, о которой я постоянно помнил. Коротко говоря, я не собирался реагировать на замечания маршала, какими бы правыми или неправыми они ни были. Впрочем, Безъязыков не ждал моих оправданий. Он наклонился к микрофону и быстро произнёс необходимые слова команды: «Добровольцы, собираетесь в отсеке №2! Через пятнадцать минут, десять лучших, из вас, стартуют, чтобы доставить к цели нашу добрую «Матильду»! Остальные  стартуют через двадцать минут. Я не прощаюсь с вами, товарищи!» Меня удивило распоряжение маршала, так как я не мог понять – для чего нужно было посылать вторую группу, через пять минут после первой. Именно поэтому я спросил Безъязыкова: «А зачем нужен второй старт?» Безъязыков, как обычно, ответил вопросом на вопрос: «А кто, по-твоему, добьёт спасательные шлюпки госпитальеров?»  Я возразил: «Но ведь госпитальеры так и так погибнут. Не вернутся же они на Землю в своих утлых судёнышках». Безъязыков криво ухмыльнулся, и, глядя куда-то мимо меня, тихо проронил: «Конечно, погибнут, но только вместе с Соколом. Мы не можем полагаться на случай». На этом наша дискуссия закончилась. Между тем, «сеть» корабля Иоаннитов стремительно увеличивалась в размерах. Казалось, что она вот-вот проглотит наш корабль, и мы все уподобимся мелкой рыбёшке, запутавшиеся в мелкоячеистом бредне. Ровно через пятнадцать минут, от носа нашего корабля отделилось десять зелённых точек. Это смертники спешили навстречу славе. «Они будут жить в сердцах живых тамплиеров». – сказал Безъязыков. После слов маршала, сказанных, наверное, для моих ушей, мне сейчас же, вспомнились «чёрные гусары» (TOTENKOPF) Фридриха Великого. Неужели, какая-то горстка людей способна разрушить эту гигантскую сеть? Ведь, на фоне бескрайнего «Хоро», шлюпки тамплиеров выглядели, до смешного, микроскопическими. Через пять минут, Безъязыков отдал приказ атаковать корабль неприятеля торпедами. Торпеды и основная часть тамплиеров стартовали почти  одновременно. Это было захватывающее зрелище. Торпеды и шлюпки, в огромном количестве, устремились в открытый космос, образовав вокруг носа нашего корабля широкую искрящуюся корону. Впрочем, через секунду, яркая картина поблекла и преобразилась в нечто менее эффектное. Шлюпки отстали от торпед, а часть торпед, в свою очередь, оторвалась от основной группы, образовав, тем самым, длинный хвост, напоминающий жидкий пучок, сотканный из нескольких разноцветных ёлочных гирлянд.  Я насчитал свыше двухсот точек и сбился со счёта. Прошло десять минут. Внезапно, в центре «Хоро» расцвел огненный цветок. Это заработала «Матильда». Торпеды и шлюпки, сейчас же, направились к цветку. Ещё через пять минут, с кораблём госпитальеров, всё было кончено. Корабль неприятеля превратился в огненный шар, от которого во все стороны понеслись, похожие на искры, шлюпки госпитальеров. Я не мог видеть тех, кто преследует эти шлюпки, так как наши "москиты" не отражали света взрыва, однако я знал - тамплиеры расстреливают госпитальеров своими лазерными пушками, в упор.  Безъязыков, пристально наблюдающий за ходом боя, улыбнулся и сделал непристойный жест руками. Было видно, что он очень доволен происходящим. Он выглядел, по меньшей мере, триумфатором или древнегреческим богом войны Марсом. Я, даже, позавидовал ему и пожалел, что нахожусь, теперь, не на его стороне. Однако слишком долго завидовать Безъязыкову, мне не пришлось. В своих наушниках я, наконец, услышал долгожданный голос Переньяка: "Час Х настаёт, капитан. Приготовьтесь сделать то, что необходимо для спасения Ордена. Не ошибитесь с выбором". Последние слова поразили меня. Мне на секунду показалось, что он следит не только за моими поступками, но и за моими мыслями. Это было тем более удивительно, что я и сам не желал изменять нашей цели. Восторг, вызванный  безупречными действиями Безъязыкова, длился всего одну секунду. Впрочем, вскоре, моё удивление сменилось чувством обеспокоенности. Где искать шлюпку с ковчегом? Как выполнить выход в космос? Ведь, Переньяк и магистр ничего не сказали о необходимых средствах осуществления плана. К тому же, начинало утомлять это постоянное ожидание. Между тем, вновь, заговорил Безъязыков: "Всем возвращаться на Сокол. Сбор в кают-компании". Я испугался, так как не знал, что делать, в этом случае. Принять участие в торжествах, или оставаться на мостике? От волнения на лбу выступил холодный пот, а в груди часто - часто забилось сердце. И, вновь, положение спас Переньяк. Я услышал, как в моих наушниках, что-то щелкнуло. После щелчка зазвучал голос Переньяка и не только его голос. Очевидно, я был подключен к селекторной связи. Надо сказать, что селекторная связь имеет ещё одно название, именно, громкая связь. Это значит, что я был не единственным, кто слышал переговоры, происходившие в каюте Великого магистра. Их слышали все члены экипажа, включая Безъязыкова. Переньяк говорил встревоженным голосом, время от времени, срываясь на гневные восклицания. Великий магистр отвечал ему тем же. Смысл всего сказанного можно было свести, всего, к трём предложениям - Переньяк: "Мы не должны возвращаться на Землю, тем более, теперь". Великий магистр: "Вопрос уже решен и пересмотру не подлежит". Переньяк: "Я требую созвать Совет". Что-то подсказывало мне - спор первых лиц Ордена имел скрытый смысл и подлежал моей логической расшифровке. Немного поразмыслив, я понял, что мне следует отправиться в кают-компанию вместе со всеми и ждать дальнейших инструкций Переньяка, именно, там.  Ближайшие события показали, что я был прав.

               

Глава одиннадцатая. Сложный выбор. Черная дыра.

Существует регламент, по которому сначала созывается совет старшин (совет коммандеров) и лишь затем, устанавливается время и порядок созыва всех остальных членов соло-ячейки. На, какой результат мог рассчитывать Переньяк, требуя созыва Совета? Он слишком хорошо разбирался в организационных вопросах, чтобы надеяться на поддержку старшин, тем более, всех рыцарей Ордена. Наверное, он, задумал что-то особое и имел в виду нечто третье, не известное, до поры, никому, даже мне.  Именно, такие мысли рождались в моей голове, когда я шел, нет, бежал в кают-компанию, после разговора на мостике. Войдя, непосредственно, в помещение кают-компании, я присел напротив двери, чтобы, до прихода остальных, подумать о своей миссии и, как следует, отдышаться. Через десять минут, я заскучал. Дело в том, что, за это время, в дверях кают-компании, никто так и не появился. От скуки мне пришло в голову - попробовать детально изучить интерьер главной каюты корабля. Крест тамплиеров, на стене отсутствовал. Это первое, что бросилось, мне, в глаза. Однако, его отсутствие послужило ещё большему возбуждению моего любопытства, так как заставило обратить внимание на поверхность стены, на которой, раньше, я ничего кроме "пламенеющего" креста не видел. На стене, выкрашенной в черно-белые цвета – напомню - это были цвета стяга тамплиеров - отчётливо вырисовывались странные пиктограммы или иероглифы. Я мог поклясться что никогда, прежде, не встречал ничего похожего на эти таинственные письмена. Они были похожи на руны, но не были рунами, это точно. На ум приходили мысли об инопланетянах, но тамплиеры отрицали существование, во вселенной, кого либо, кроме людей. Нарисованные, рядом с иероглифами, вездесущие манделионы, также отличались большой оригинальностью. К моему удивлению, они имели по три лица. Одно лицо было нарисовано в анфас, два других - в профиль. Ну что же - подумал я - у всего есть своё объяснение. Внизу у стены, на солее, возвышались: не большая трибуна и кресло Великого магистра, похожее на деревянный скандинавский трон. Вдоль трёх, других стен, выкрашенных в цвета неба, были расставлены длинные дубовые столы и высоченные, под стать столам, чёрные готические кресла. Наверное, для того чтобы кают-компанию, время от времени, можно было использовать в качестве столовой. В центре залы, размещалось нечто не совсем вразумительное, отдалённо напоминающее скульптуру минотавра или бафомета[77]. Я даже испугался, заметив этот объект. Однако встав со стула и приблизившись к нему, я увидел, что ни какой скульптуры, собственно, не было, а был, всего на всего, доспех древнего рыцаря, как мне потом сказали - доспех самого Гуго де Пейна. Ожерелье кирасы венчалось рогатым, горшковым шлемом (топфхелмом), который, в тишине и полумраке кают-компании, на самом деле, выглядел устрашающе. Откуда взялся этот миф о бафомете? Очевидно, шпионы французского короля Филиппа, увидев доспех издалека и только один раз, сами додумали всю чертовщину, про бафомета. Металлический пол кают-компании был устлан, свежей соломой, как это делалось, у рыцарей, издревле, а также пестрыми половиками. На некоторых половиках валялись совершенно грязные, металлические круги, разного цвета и размера. По-видимому, они должны были выполнять роль сборщиков мусора. Другого применения я им не находил. Факелов и прочих осветительных приборов, как будто бы, и не было, однако свет, хоть и тусклый, лился, практически, отовсюду. В целом, освещение впечатляло, так как придавало интерьеру оттенок не земной таинственности. Случайно взглянув вверх, я увидел на сводчатом потолке, прямо над доспехом Гуго, изображение чёрного солнца, с девятью чёрными лучами. Если говорить точнее, изображение, не имело ни какого, отличного от чёрного потолка, цвета. Изучив его детально, я, заметил, что лучи были похожи на знаки "Тау" (тау-крест). Закончив осмотр, я вновь, вернулся на своё место, чтобы наблюдать за дверью и входящими тамплиерами. И сделал это, как раз, во время, т.к. в кают-компанию, наконец-то, стали заходить рыцари, многие из которых были сильно перевозбуждены. Наверное, они всё еще жили впечатлениями, полученными во время сражения. Когда входил Безъязыков, рыцари и даже те, что успели сесть, приветствовали его стоя. Я, волей не волей, тоже поднялся и, как прочие, принялся громко хлопать в ладоши. Услышав мои поздравления, Безъязыков вальяжно раскланялся и взошел на трибуну, как какой-то важный древнеримский патриций. Когда все расселись, в кают-компанию вошли: Великий магистр, сенешаль и инквизитор. Они тоже подошли к трибуне. К моему великому удивлению, их никто не приветствовал. Наверное, так положено – подумал я - ведь они ни чем не проявили, себя, во время боя. Следом за магистром вошли сквайры. Сквайры прошлись вдоль рядов кресел, чтобы раздать рыцарям белые балахоны и плащи с красными крестами. Мне, тоже, достался белый плащ. Лишь только рыцари облачились в крестные мантии, прозвучал звон колокола, на стене загорелся крест и Великий магистр поднялся, чтобы сказать  «первую речь» собрания. Я не слушал магистра - меня больше занимало выражение лица Переньяка. Переньяк заметив моё любопытство, тут же подал знак. Кажется, он хотел, чтобы я вышел в коридор до перерыва, во всяком случае, именно, так можно было расшифровать его жест, произведённый с помощью двух пальцев правой руки. Это его желание было мне не совсем понятно, так как я знал, что во время "первой речи" никто не имеет права покидать зал. Впрочем, Великий магистр, неожиданно, сам предложил рыцарям выйти в коридор. Услышав магистра, я понял, что мне нужно было подойти к сенешалю, именно, во время построения, когда Безъязыков отвлечётся всеобщей сутолокой и, наконец, повернётся, к нам, спиной. Что я и сделал. Переньяк шепнул мне на ухо: «Когда услышите решение Совета, и все начнут аплодировать, поспешите в сектор «десять», выход №7. Управление шлюпкой точно такое же, как и управление ПЛА. Ждите сигнала. Не волнуйтесь. Далее, действуйте по обстоятельствам».  Я понял, что Переньяк не верит в положительное решение Совета, однако, всё же, вынужден дожидаться окончания всех процедур. Для чего? Вопрос, тогда, показался, мне, праздным и поэтому я не стал искать на него ответ сейчас же. Меня больше заинтересовали слова маршала Безъязыкова, которые он, уже, начал произносить, перед строем. Это были любопытные слова, поскольку, некоторым образом, касались возможности выполнения моей миссии. Безъязыков говорил о том, что главный враг повержен и не представляет, более, для Тампля, ни какой угрозы. Он называл ассасинов чуть ли не братьями, обманутыми госпитальерами. Возможность реализации плана ассасинов он исключал, так как всё уже понял и просчитал. Он был убеждён, что мусульмане, до сих пор, руководствовались в своих действиях, скорее, планом госпитальеров, чем планом старца горы, поэтому, лишившись первых, лишились и прежней цели. Им, уже, не нужно было появляться подле чёрной дыры. Безъязыков предлагал не ждать корабль ассасинов, но вернуться на Землю и поднять восстание против предателей – слуг антихриста - незамедлительно. С точки зрения Безъязыкова, это наше возвращение можно было бы назвать вторым пришествием Христа, аллегорически, конечно.  Он говорил, также, о множестве соло-ячеек тамплиеров, оставшихся на Земле, которые ждали возвращения Великого магистра, и своего маршала (по-видимому, он имел в виду себя), чтобы начать восстание. Проговорив около десяти минут, Безъязыков заключил свои слова известным лозунгом тамплиеров: "С нами Бог". После этого он встал в один ряд со всеми рыцарями и замер в ожидании слов магистра. Великий магистр начал, обычную в таких случаях, процедуру награждения. Мне не доставило удовольствия слушать его дежурные слова о доблестях рыцарей; смотреть на игрушечные «мечи», "звёзды" и "кресты". Тем более, что награждал он только тех, кто участвовал в бою, а я, к таковым, не относился. Когда все, вновь, вошли в помещение и заняли свои места, за столами, Совет продолжил работу, в обычном порядке. Вторую речь должен был подготовить инициатор Совета - Переньяк. Сенешаль не заставил себя ждать. Он встал рядом с магистром и сразу же начал говорить о этических проблемах Ордена. Я приведу  его слова более подробно, для того чтобы вы поняли, почему я сделал то, что сделал. Итак, сенешаль сказал следующее: "История Ордена это история борьбы, смерти и воскрешения во имя великой идеи и искренней веры в Бога. Великая идея и вера в Христа это всегда, одновременно, борьба внутри себя и борьба вовне себя (во внешнем мире). Я не провожу, здесь, параллелей с великим джихадом и малым джихадом мусульман, так как данные параллели напрашиваются сами собой, но сразу даю христианское толкование упомянутых видов борьбы. Что значит - борьба внутри себя? Это значит, что каждый тамплиер должен постоянно отличать и разделять в своём сознании волю Бога и собственную, животную волю. Не следует лениться и собирать всё в кучу, потому, что тогда воля Бога легко и очень, даже, "не заметно для глаз" подменяется собственной волей. Что значит - борьба вовне себя? Это значит борьба с грехом, во всех его проявлениях, но не ради победы над злом – это невозможно - а ради спасения души и душ других людей. Совершать добрые дела самому и помогать, слабым людям сопротивляться злу, в обществе – вот, что это значит. Вы можете сказать, что для решения последней задачи существуют Государство, точнее, армия, полиция и т.д. Я соглашусь с вами, но лишь отчасти. Потому, что современное Государство это хоть и нужная, но, всё же, выхолощенная структура общества. Оно не озадачивается великими идеями и верой, оставляя и то, и другое на попечение своей всемирной церкви, которая, к сожалению или к счастью, отделена от государства. Мы - тамплиеры взяли на себя право быть предтечей нового Государства - царства Света - со всеми вытекающими, отсюда, последствиями. Мы не сидим в ожидании, когда внешний враг уничтожит нашу христианскую общность, чтобы поработит и растлит христиан, до основания. Чтобы могущество зла было, среди слабых людей, непререкаемым. Нам не нужно объявление войны, чтобы начать войну с врагами бессмертной души. Мы сами нападали, нападаем и будем нападать на врагов Христа, где бы они ни находились, ради прославления Добра и Истины, а следовательно, и грядущего царства Света. Внешний враг, для нас, это враг Истины, а не, просто, вражеская армия, которая совершает агрессию, против какой-то общности. Точно также, мы не сидим в ожидании, когда гнилой враг: преступники, извращенцы и т.д. нападёт на наших обывателей, чтобы прославить Зло и заставить слабодушных верить в неизбежность этого Зла. Мы уничтожаем этого врага превентивно, ради спасения душ и, опять же, ради приближения царства Света. В этом смысле мы - мост между старым светом и будущим царством Света. Для этого мы сами воспитываем себя в духе Истины. Для этого мы проходим цикл испытаний, в течение всей своей жизни: отсекаем от души своей стадность, похоть и страхи. Кто, кроме нас, сможет сказать о себе что он побеждает грехи посредством доброго делания, огня и меча? Борьба внутри себя и борьба вовне себя – это две составляющие движения монахов – воинов. У нас не должно быть перекоса в сторону первой составляющей. У нас не должно быть, также, перекоса и в сторону второй составляющей. Перекос в сторону борьбы внутри себя является фарисейством, а если точнее, лицемерием и уходом от настоящей цели. Всем известно – «Вера без дел – мертва есть». Молитвы без благочестивых суждений, добрых дел и подвига - мертвы есть. Это сказал апостол Павел. Не ставят свечу под кувшин, но на возвышенность, чтобы светила всем. Это сказал Христос. Перекос в сторону борьбы вовне себя является саддукейством, а если точнее, тщетой и манией величия, близкой к язычеству. Кровавое дело без знания Бога, точнее, без посвящения дела Богу, есть дело пустое, даже если оно совершается для борьбы с неверными. Это говорили все святые, во все времена. Святые всегда помнили об этом и знали, что угодно Богу, а что Ему не угодно. Христос сказал: «Бойтесь закваски фарисейской и саддукейской» и святые боялись. Не то, что нынешние священники, которые и не вспоминают об этих словах Христа. Увы, время от времени, и большинство братьев наших забывает, для чего Бог дал нам свои десять  Заповедей и исписал каменные скрижали священными буквами, на горе Хорив. И как только это большинство тамплиеров уклоняется в одну сторону (неважно в какую), Тампль сейчас же перестает быть наследником Христа, перестаёт быть правильной закваской (остатком) Истинной Церкви. Перестает быть примером искренней веры. Перестаёт быть мостом между прошлым и будущим и, следовательно, перестаёт быть предтечей Царства Света. Перестаёт быть условием возрождения Католической и Православной Церквей, в Истине. Переставая же быть первым, вторым, третьим и четвёртым, тамплиеры теряют всякий смысл своего существования  на Земле, устремляются в пропасть богооставленности, забвения, позора. Это уже происходило в истории Ордена. Вспомним братья положительные и отрицательные примеры истории нашего Ордена. Вспомним Гуго де Пейна, который со своими родственниками, в количестве восьми человек, сумел создать многочисленный Орден, насчитывающий десять тысяч рыцарей, и ни разу не потерпел поражения от сарацин. Вспомним Рено де Шатильон и битву при Монжизаре 25 ноября 1177 года, когда великий Саладин был разбит, наголову, пятью сотнями боговдохновенных тамплиеров. И лишь десятая часть его войска сумела бежать из Египта. Вспомним многие другие, славные победы христиан, которые были достигнуты, исключительно, благодаря тамплиерам, их мужеству, их искренней вере. Первые тамплиеры никогда не покидали поля боя потому, что Бог, никогда, не оставлял их. Проклятие Жака де Моле обрекло на смерть короля Филиппа, папу Климента и многих других слуг антихриста, потому, что Бог не оставил, без Своей вечной Милости, и Жака де Моле, горящего на костре инквизиции. Смерть Жака была не напрасной. Бог, также, не оставил Генриха мореплавателя, Васко де Гамма и Магеллана, когда те бороздили моря ради славы тамплиеров. А теперь вспомним примеры противоположного свойства. Вспомним пиратов и масонов, дискредитирующих  наше движение. Вспомним закат и падение Ордена Христа и все те бесчинства, которые совершали так называемые наследники тамплиеров. Всегда, когда тамплиеры вели борьбу внутри и вовне себя с одинаковым усердием, они оказывались впереди и побеждали врагов Христа, сколько бы их, там, ни было. И наоборот. Всегда, когда тамплиеры уклонялись от прямого пути, впадали в крайности, они легко терпели поражение и погибали (духовно и телесно) от рук самых ничтожных врагов Церкви. Вот и сейчас, мы видим, что тамплиеры отклонились от прямого пути. Часть соло-ячеек на Земле выродилась в банальное монашество, которое постом и молитвой, а если точнее, мазохизмом и трусостью спасается. Часть уклонилась в сторону терроризма и не позволительной агрессивной политики. Вновь, среди наших тамплиеров господствует идея "избранности". Вновь борьба с исламом и предателями в государстве - главное, а борьба со своими грехами - второстепенное. Маршал и его храбрые рыцари забыли - что совершать борьбу вовне себя, мы должны параллельно с борьбой внутри себя. Мы должны совершать то и другое одновременно и в равных пропорциях, не иначе. Уготовьте в своих сердцах место для Христа, сохраните в своём сознании Бога и Он придёт к вам. Сделайте свои пути прямыми, и Господь не заставит Себя ждать. Не этому ли учит нас небесный покровитель Тампля Иоанн Креститель. Возвращение теперь, когда Земля погрязла в грехах, для нас означает только одно - крах. На Земле мы будем уничтожены и, бесславно, повторяю, бесславно потеряем все свои святыни, не иначе. Виной тому будут не люди, но Сам Господь Сущий. Он затопит Свартальвахейм водами морей и океанов. Вспомните предсказание Иоганна: " Человек станет думать и о том, что сам разрушил, и снова строить и хранить, что целое осталось. Страшиться он будет тех дней, что дальше предстоят. Но будет поздно - сетью плотною пустынь затянет землю, и вода уйдет так глубоко, что в страшный час все разорвет собой, нахлынет как потоп, лишит всю землю завтрашнего дня, и воздух разорвет тела у самых слабых".                Терпение нужно нам, братья! Приготовимся же к пришествию Христа, оно уже скоро. Он Сам призовёт нас на Землю, если мы будем достойны этого. Как Саваоф призвал Авраама в пустыню, так и Христос призовёт нас. А теперь будет выполнять то, ради чего устраивали свой крестовый поход. Будем сражаться с ассасинами у  врат Нового Иерусалима и проследуем в прошлое, ради будущего. С нами Бог!».

 

Глава двенадцатая. Два ангела. Черная дыра.

Как я и ожидал, слова Переньяка упали на засохшую почву. Окрылённые удачей тамплиеры не хотели и не могли принять его странной идеи о продолжении крестового похода в недрах чёрной дыры. Никто не желал оставаться, в космосе, тем более, покидать мир, когда впереди маячил призрак великой победы и тысячелетнее Царство тамплиеров. Решение магистра, напротив, было выслушано с очевидным одобрением и, даже, с восторгом. Какой-то рыцарь, в нарушение регламента, вскочил с места и приветствовал решение возвращаться на Землю рёвом антикварной трубы. Не смотря на комичность сцены, своей выходкой, он возбудил, среди тамплиеров, настоящий ажиотаж. Даже, Безъязыков, всегда сдержанный и молчаливый, активно поддержал фальшивый «глас» восклицанием: "Аре Темпля!". Впрочем, меня это уже не интересовало, моим желанием было – как можно скорее, увидеть глаза Переньяка. И когда наши взгляды, наконец-то, встретились, я понял, что он думает. Меня, сейчас же, охватило чувство стыда, а также сознание того, что я совершил грубую ошибку и должен её срочно исправить. Если сказать точнее, я почувствовал себя самым ничтожным человеком во всей вселенной, я испугался. Что же, эту презрительную улыбку Переньяка и его осуждающий взгляд, можно было предвидеть. Мне нужно было покинуть кают-компанию и приступить к выполнению своей миссии, сразу же после решения вопроса о возвращении на Землю, но я этого не сделал. Осознав до конца последствия своей медлительности, я решительно поднялся с места и тихо, чтобы не привлечь внимание Безъязыкова,  проследовал к выходу. Закрывая, за собой, дверь я видел, что Безъязыков не смотрит в мою сторону. Это придало мне ещё больше смелости. Путешествие по коридорам корабля оказалось не долгим, так как кают-компания находилась не далеко от шлюзовых камер, в которых размещались шлюпки, в том числе, шлюпка с ковчегом. Вспомнив, что мне предстояло тяжелое, а может быть, и последнее, на этом свете, испытание, я окинул стены коридора прощальным взглядом. Почему-то захотелось увидеть, каким был этот извилистый проход без людей. Мне показалось важным запечатлеть в своей памяти желтые трубы под потолком, обшивку, выкрашенную в синий цвет, и рифленые металлические пластины, на полу, гулкие, как барабан. Звуки моих же собственных шагов, звучали в ушах наподобие колокола, который, как всегда, «о ком-то» звонил. Тоска сдавила сердце. Неожиданно, сдавило и грудь - боль и сильная слабость сковали руки и ноги. Я чуть было не потерял сознание и, лишь, усилием воли смог заставить себя идти дальше, к нужной двери. Перед дверью, на которой было написано, на пяти языках, - ВЫХОД №7, я остановился и припал к стене, чтобы всё обдумать и, немного, отдохнуть. Это мое решение стало причиной новой неприятности. Кстати, забыл сказать, что двери с надписями "выход" никогда не открывались автоматически. Для того, чтобы открыть дверь в шлюзовую камеру нужно было сказать  слово "открыть" и нажать красную кнопку, подле двери. В моём случае, дело обстояло иначе. Как только я прислонился к стене, дверь открылась сама собой, причем в то время, когда я меньше всего этого ожидал. Не успел я испугаться, как дверь бесшумно сдвинулась в сторону и передо мной, во весь рост предстал улыбающиеся Безъязыков. Он просто смотрел на меня и ехидно ухмылялся. Этого страшного момента я никогда не забуду. Нет, я не впал в состояние транса, не бросился бежать прочь, по коридору, не «остолбенел» и не обалдел, как бывало прежде. Я почувствовал себя пустым и невесомым, словно в корабле отключили искусственную гравитацию. «Явление» Безъязыкова, буквально, сокрушило моё понимание реальности и нереальности. Оно повергло меня в тот самый шок и трепет, который, как говорится, нельзя ни пером описать, не словами передать. Увидев, что я замер, с открытым ртом, Безъязыков, молча, погрозил мне пальцем и, тут же, рассмеялся раскатистым смехом. Его смех прозвучал в гулком шлюзе, как дьявольский голос из бездны. Услышав адский смех Безъязыкова, я решил действовать. Точнее, я перестал воспринимать реальность, в качестве безысходной или опасной и заставил себя сказать: «Я всё равно это сделаю!». В следующий момент, Безъязыков заговорил, со мной, на неизвестном языке. И, вдруг, произнёс, по-русски: «Глупышка, это мой корабль. Здесь никто не может скрыться от меня. Поворачивай в кают-компанию, иначе - убью».               

 Что произошло, после этих слов я не помню. По всей видимости, мой мозг был захвачен какими-то тёмными силами, и, некоторое время, пребывал в состоянии полного помрачения. Когда помрачение прошло, моему взору предстала ужасающая картина. На полу, в муках, корчился великий Безъязыков. Он был, очевидно, ранен, так как закрывал правый глаз окровавленной ладонью. С ладони, на пол, капала кровь. Его тельник, у шеи, был залит ярко-красной кровью. Здесь же поблескивала белесая слизь, похожая на содержимое глазного яблока. Я посмотрел на свои руки и увидел, что они тоже в крови, однако кровь была другого оттенка. Безъязыкова мне не было жалко. Я, совершенно, не подумал о том, чтобы оказать ему медицинскую помощь или, как-то помочь иначе. Я даже перешагнул через него, чтобы быстро вбежать в шлюзовую камеру, к шлюпке. Преодолев расстояние, в пять метров, за одну секунду, я, буквально, пулей, влетел вовнутрь свободного ПЛА. Оказавшись внутри, я, сейчас же, нажал кнопку «готовность к взлёту» и стал ждать подсказки компьютера. Мне и в голову не приходило проверить, правильность своих действий. Я даже не удосужился заглянуть в грузовой отсек, где должен был находиться ковчег Завета? Рок гнал мою персону вперёд, на встречу еще большей опасности и, может быть, только теперь я понял, что, совершенно, не боюсь смерти. Ни какие здравые суждения не могли, уже,  устрашить или остановить меня. Когда же, над головой появился чёрный тоннель и воздух, из помещения шлюза, с шумом переместился в космос, я решительно довершил начатое, нажав зелёную кнопку «взлёт». После этого, в моих действиях уже ничего нельзя было изменить. Увы, я шел по пути, в один конец. Дело было сделано - шлюпка покинула корабль и понеслась, к чёрной дыре, с огромным ускорением, без всякой надежды на возвращение. Свет пылающей «черной» дыры, на мгновение, ослепил глаза. В результате легкого ожога роговицы, ко мне вернулись чувства, а вместе с чувствами и страх. Страх, вновь, завладел моим сознанием. Я говорю: страх, но, на самом деле, это был не обычный страх – во всяком случае, не тот животный страх смерти, который бывает, в подобных случаях. Это было нечто совершенно другое, лишь похожее на упомянутое чувство. Возможно, это было чувство отчаяния. Возможно, - какое-то другое психическое явление, вызванное всё взрастающими перегрузками и «игрой» сосудов головного мозга. В любом случае, через минуту после старта, я погрузился в состояние похожее на сильное возбуждение, сопровождаемое желанием забыться, отключиться или уснуть. Я должен был уснуть, чтобы не сойти с ума. Теперь я понимаю, что это было нечто другое. Это было эффектом парадоксального времени, но тогда мне показалось, что я реально схожу с ума. Именно, по этой причине - по причине необычного состояния страха, я достал «аптечку», которую всегда носил с собой, и сделал себе инъекцию «снотворного». Сон пришел сразу. Во "сне" я увидел сенешаля Переньяка. Он стоял ко мне спиной и, методично, как делают преподаватели в школе, объяснял значение символов кают-компании:  «Черное солнце - символ конца света. Обряд посвящения в тамплиеры должен натолкнуть посвящаемого на мысль о миссии, ради которой был создан и существовал, так долго, наш Орден. Тамплиеры жили и боролись ради одной цели – ради того, чтобы остаться верными Христу, во время конца. Для этой же цели они охраняли ковчег Завета. Внешне, обряд посвящения выглядит следующим образом: Посвящаемый, с завязанными глазами, спускался по семи ступеням, в подземное помещение, в которое никогда не заглядывало солнце. Там он должен был, без света, без еды и питья провести, как минимум, три дня и три ночи. По выходу из подземелья ему нужно было поднять голову вверх, чтобы увидеть чёрное солнце, которое символизировало, для него, конец Света. Увидев чёрное солнце с девятью лучами и девятью крестами «Тау», посвящаемый должен был ответить на три вопроса и произнести слова клятвы. Потому, что с этой поры он становился тамплиером. Не к свету он был призван, а к сохранению человеческого достоинства во время кромешной тьмы и торжества смерти. Предполагалось, что Господь оценит его рвение и придаст ему новые силы, для дальнейшего творчества и борьбы. Вот почему, никто, из людей, не знает так много о смерти, как тамплиеры. Под чёрным солнцем нет жалости, нет пощады, нет ничего светлого потому, что день не может родиться без ночи. Потому, что жизнь невозможна без смерти. Потому, что история людей не может продолжаться без разрушения устаревших устоев и устаревшего мира. Кают-компания, на этом корабле, всегда была тем местом, где проводился обряд инициации или посвящения». Я слушал его затаив дыхание и когда он закончил говорить – воскликнул: «Но почему, же, я не участвовал в обряде? Почему я был посвящен в тамплиеры, иначе?». Переньяк ответил не поворачивая головы: «Потому, что в этом не было необходимости. Ведь вы должны были сделать то, что сделали. Ваша прошлая жизнь и самоотверженность доказывает вашу преданность Ордену. Вы должны были расстаться с жизнью и расстались». Я, вновь, воскликнул: «Так, что же, всё, включая моё перемещение в пределы Государства, было предопределенно изначально? А, может быть, ещё до моего рождения?» На это, Переньяк не ответил. Его согбенная фигура постепенно растаяла, а на месте, где он только, что стоял, появились тёмные кусты акации и два огромных существа с гигантскими крыльями. Всю картину, сверху озаряла круглая луна или «чёрная» дыра – я, тогда, не понял. Два ангела были обращены лицами друг к другу. Крылья их – белые, у одного и чёрные, у другого - как будто бы, двигались на встречу, постепенно образовывая вокруг тел нечто наподобие плотных стен шатра. Сами же ангелы - их тела - были неподвижны. Лица ангелов светились огненным светом. Свет этот, яркий и тёплый, поблескивал и в просветах, между перьями, шевелимых ветром. Я заметил некоторую схожесть между стоящими передо мной ангелами и золотыми ангелами ковчега, но эта схожесть,конечно же, была  относительной, так как ангелы ковчега стояли на коленях. Впрочем, наверное, они не всегда стояли на коленях.  Явление двух ангелов длилось несколько секунд. Через минуту, луна и ангелы, так же, как, прежде, Переньяк, растаяли без следа. Как будто их и не было никогда. На месте луны появился среднего размера круг синего цвета. Этот круг всё время увеличивался. Создавалось впечатление, что я приближаюсь к чему-то огромному, с большой, невероятно большой скоростью. Когда синий круг занял всё пространство вокруг меня и расцвёл белыми узорами, я понял, что падаю на поверхность планеты Земля. Да, это была моя родная планета, на которой я не без удивления заметил контуры чёрного и каспийского морей. Потом я увидел бескрайние леса, реки и снежные вершины сопок, похожих на сопки Нового мира. И понял - это была моя Россия, точнее, Дальний Восток России. Я летел над территорией очень похожей на ту, которую когда-то видел из окон ПЛА сталкера Ли сы. Правда, теперь я находился не в экзотическом блюдце, а в какой-то прозрачной и, поэтому, невидимой сфере. По сути, вокруг меня ничего, кроме облаков, не было. Движение моё в небе было стремительным, более стремительным, чем движение других летательных объектов. Во всяком случае, за время моего полёта, я обогнал несколько старомодных летающих машин, подобно тому, как обгоняет пуля глупых птиц.

 

 

Часть третья. Ginaikos.

 

Глава первая. Лидия Емельяновна.

Пробуждение моё, в это утро, было особенно радостным. С кухни, по комнатам, распространялось приятное тепло и бесподобный запах жареной, на сливочном масле, картошки, которую готовила, каждое утро, специально для меня, моя старенькая мама. Аромат любимого блюда возбуждал аппетит. Никто так не умел готовить «бульбу[78]», как моя старенькая матуля[79], как она сама себя называла. Под дверью, на полу,  вырисовывалась яркая полоска света, похожая на лезвие длинного рыцарского меча. Я поймал себя на мысли, что подобное мне уже приходилось, где то видеть. Наверное, во сне. Сон, который приснился мне сегодня, на самом деле, был о рыцарях, точнее, о том, что я - рыцарь, причём, рыцарь-юстициарий из отдалённого, фантастического будущего, в котором мне и моим братьям тамплиерам пришлось пережить множество разнообразных приключений. За окном, по-прежнему, чернела ночь. Будильник, упавший со стула, показывал стрелками шесть часов утра и вот-вот должен был зазвенеть. Нужно было вставать. Во вторник, в психоневрологическом диспансере,  всегда проводилась "пятиминутка", на которую не принято было опаздывать, тем более, таким молодым интернам, как я. Быстро ополоснув лицо и позавтракав, я приготовился к выходу. Перспектива покинуть тёплую квартиру и идти по жуткому морозу, в темноте, преодолевая снежную круговерть и сугробы, заставила испытать холодную дрожь в теле. Увы, я должен был вновь, окунуться в космический холод улиц и идти, идти к далекой трамвайной остановке, чтобы, затем, битый час «пилить», в обледеневшем трамвае, до своей психбольницы. Впрочем, негативные эмоции быстро сменились положительными. Я вспомнил о медсестре Лидии Емельяновне, которая, сегодня, как и неделю назад, ждала меня в ординаторской.                Когда я, наконец, добрался до трамвайной остановки начинало светать. Серые существа, встретившиеся мне, на пути, совершенно не походили на людей. Они не шевелились, не разговаривали и стояли обособленно, друг от друга, подобно заснеженным истуканам, в языческом капище[80]. Не молчал только ветер. Порывы ветра по-настоящему пугали и настораживали. Пугали колючими снежинками, обжигающими лицо, настораживали перспективой никуда не уехать, потому, что рельсы, совершенно, утонули под пушистым снежным покровом.                С Лидией Емельяновной, мне посчастливилось познакомиться пять месяцев назад, когда, по распределению из горздрава, я, впервые, прибыл в психоневрологический диспансер, для прохождения обязательной практики - интернатуры. Через месяц знакомства мы оба, как-то вдруг и почти одновременно, осознали, что у нас могут сложиться настоящие, взрослые отношения. Лидия Емельяновна была красивой женщиной, хоть и старше меня, на десять лет. Вот уже пять месяцев, мы постоянно общались друг с другом, разговаривали и, очевидно, оба находили такое общение весьма приятным занятием.                В трамвае оказалось теплее, чем я ожидал. Большие квадратные стёкла окон, сплошь покрытые искрящимися ледяными узорами, с трудом пропускали свет раннего утра, и поэтому водитель трамвая, как и вечером, освещала салон электрическими лампами. От света ламп, в салоне, было по-домашнему уютно, хоть и холодно. Трамвай трясся, звенел, грохотал на стыках, но, в целом, не мешал моим приятным размышлениям, о Лидии Емельяновне.

Когда я прибыл на конечную остановку, непогода совершенно стихла. Солнце повисло над крышами домов, подобно большому матовому шару розового цвета. Свет розового солнца разогнал серую пелену утра и, теперь, ярко освещал двор психоневрологического диспансера покрытого метровым слоем чистого снега. Я обратил внимание на то, что бетонное крыльцо, прилегающее к центральному входу, а также, чёрная асфальтовая дорожка, рядом с крыльцом, были тщательно очищены и от снега и от мусора. Это означало, что дворник Панов, сегодня, ещё не «причащался» и способен был-таки исполнять свои обязанности, с удвоенной силой, как он это обычно делал, когда был трезв. На пороге, около входной двери, в тёплых коричневых халатах, курили: мой заведующий и упомянутый дворник. Внешне, кривоногий Панов был и вправду похож на древнегреческого бога Пана – повелителя природы, потому, что не выпускал из рук свирели - так он называл свою метлу - и мелодично звенел связкой серебристых ключей. Заведующий А.С. Петров молчал. Когда я подошел поближе, рабочий перестал говорить и поспешно отошел в сторону, чтобы я мог войти внутрь здания. Мы поздоровались, за руку. В ординаторской, все уже собрались. Ждали только Петрова.  Я быстро переоделся и присел, как обычно, рядом с Лидией Емельяновной, с её позволения, конечно! «Мне такое приснилось! Я потом расскажу» - прошептал я, наклонившись к ней совсем близко. При этом, её горячее дыхание коснулось моей щеки. Ох, уж эта Лидия Емельяновна! Наконец, в ординаторскую вошел Александр Степанович. Лицо его было загадочно бледным. Он, явно, хотел сообщить нам какую-то неприятную новость, но, по-видимому, всё ещё обдумывал - с чего начать. Помедлив минуту, он сказал, как выдохнул: "Коллеги, тут, куда-то, пропал пациент". Услышав слова заведующего, собравшиеся, с тревогой, переглянулись и затихли. В ординаторской, сразу же, стало жарко и душно, как обычно бывает, перед большой грозой. Между тем, заведующий продолжил говорить голосом человека обречённого на страдания: "Последним, кто видел его, был рабочий. Но, рабочий, естественно, ничего толком не может рассказать. Он видел, лишь, как больной покинул главный корпус больницы и проследовал в сторону трамвайной остановки. Я спрашиваю вас, кто выписал его? И, вообще, куда делась история болезни?" Услышав последние слова, все, одновременно, и с явным душевным облегчением выдохнули, даже, развеселились. Ведь бегство сумасшедшего из диспансера это не какая-то ерунда, это катастрофа, да ещё, с последствиями. За такое могли уволить с работы, лишить премии и, вообще... наказать, как следует. Руку подняла Тамара Петровна. Увидев поднятую руку, А.С. Петров сделал удивлённое лицо: лицо его вытянулось  – «Вы, что-то хотите сказать Тамара Петровна?» Пожилая женщина, тяжело поднялась со стула и, как бы стесняясь чего-то, тихо произнесла: «Александр Степанович, вот же подпись главного. Ведь я не могла сама». При этом, Тамара Петровна подняла со стула четыре листа, на которых только, что сидела, и протянула их Петрову. Петров схватил листочки и, сейчас же, забыв об очках, начал внимательно изучать написанное. Лицо его вытянулось ещё больше. По-видимому, он нашел ответы на все свои вопросы. «Но каким образом? Почему вы?» - воскликнул он через некоторое время. «Александр Степанович, вы посмотрите на обороте!» - уточнила Тамара Петровна. Петров в нерешительности повернул последний лист и обомлел. Я сидел рядом и, поэтому видел истинную причину его неожиданной реакции. На тыльной стороне истории болезни,  размашистым подчерком главного врача, была сделана обычная, в таких случаях, надпись – «Передать врачу Т.П. Дорошенко. Оформить выписку. И. Штука».  Прочитав резолюцию главного, Петров вскочил со стула и, тут же,не говоря ни слова, выбежал из ординаторской. Присутствующие, сейчас же загалдели, пытаясь хоть как-то прояснить происходящее. Лидия Емельяновна наклонилась ко мне и, тихонечко, как делают воспитанные медсёстры, стала объяснять сложившиеся ситуацию: «Врачебный осмотр, у нас, обычно, проводится по вторникам и четвергам. И вдруг, в воскресенье, на дежурстве, ко мне подходит Петров - спрашивает – где история Распутина? Да, кстати, я дежурила в ночь с субботы на воскресенье. Забыла вас предупредить. Понятно – я ничего не могла ответить, так как все истории хранятся под замком. Мы работаем, исключительно, с листами назначения. А сегодня, утром, он ко мне вновь подходит и, опять, про Распутина – Кто велел? Кто распорядился? И так далее. Я сказала, что, вчера, в обед, во время раздачи лекарств, пациент был на месте. Вечером дежурила медсестра Кравчук, может быть, она знает. Смех, да и только….Чтобы это значило Владимир Семёнович?» Взгляд у Лидии Емельяновны был игривый. Её серовато-голубые глаза излучали тепло, от которого кровь моя, буквально, вскипала. Я смотрел на неё и думал – Причём тут вчера, позавчера, сегодня, я ничего не понял, из сказанного. Лидия Емельяновна, каким-то образом, догадалась, что я думаю не о работе -  щеки её покраснели, губы вытянулись в многозначительной улыбке. Потом она махнула на меня рукой и тихо-тихо отодвинула свой стул, ближе к стулу Геннадия Ивановича. Впрочем, через минуту опять наклонилась ко мне и полушутя, полусерьёзно сказала: «Здесь, нужно думать о работе Владимир Семёнович!» Но думать о работе я, уже, не мог. Подумав с минуту, я, столь же тихо, ответил ей: «На работе хочется говорить о доме. Мне приснился сказочный сон. Пригласите меня Лидия Емельяновна, к себе, в гости». Лидия Емельяновна, опять улыбнулась и, вдруг, совершенно серьёзно разрешила прийти к ней, в восемь часов вечера. Вот, ведь, как бывает. Целый месяц я собирался позвать её, куда-нибудь, но не решался, и, вдруг, она приглашает меня, сама, и сразу к себе домой. Я громко воскликнул: "Вы, прекрасны!". Лидия Емельяновна, поспешно, прижала указательный палец к моим губам, так как в этот момент, в ординаторскую, вернулся Петров. Он был не в себе, от злости. Его, как говориться, всего «корежило» и взгляд у него был нехороший. Завидев входящего Петрова, персонал притих. В ординаторской образовалась та самая тягостная тишина, в объятиях которой слышно только тиканье настенных часов и редкое нервное покашливание. Петров и раньше разговаривал сам с собой, но, в этот раз, его монолог, обращённый к кому-то, не видимому и недоброму, длился дольше обыкновенного. В течение пяти минут мы все внимательно слушали, как он жалуется на жизнь, угрожает кому-то, требует к себе уважения и т.д.

Зимой, вечером, очень рано темнеет. Поэтому, я добирался до Бульвара Юности дом №16, в котором жила Лидия Емельяновна, по улицам и проулкам, освещенным ночными фонарями. Изогнутые уличные фонари, один за другим, выстраивались надо мной, провожали меня, терялись в снежной пелене, за спиной, и, вновь встречали, как сонные часовые, склонившие головы на грудь.  Крупные снежинки загадочно кружились, вокруг их светящихся плафонов, а затем тихо-тихо падали вниз, образуя, под моими ногами, пушистый ковер из мокрого сверкающего снега. Я шел по снежному ковру, как идут знаменитые люди, по красной ковровой дорожке. Да, я, уже точно знал - эта дорога, непременно, приведёт меня к новой счастливой жизни.

Лидия Емельяновна встретила меня в праздничном наряде. Наверное, тоже осознавала всю значимость нашего первого свидания. Мы поняли и приняли друг друга, без лишних слов. В этот не забываемый зимний вечер, Лидия Емельяновна была особенно прекрасна. Возможно, где то появилась новая звезда, возможно - какая-то звезда исчезла, когда мы впервые обняли друг друга и поцеловались. Что-то, во вселенной, обязательно произошло. Почему? Потому, что встретились две души, предназначенные друг для друга на все времена, сколько бы их там ни было. В эту ночь я остался у Лидии Емельяновны навсегда.

На следующий день, мы ехали на работу вместе. Автобус №25 пользовался, у граждан, спросом и, поэтому, как всегда, был забит «до отказа». В зловонной атмосфере алкогольного «перегара», в людской толчее, стеснённые со всех сторон шубами и пуховиками, мы стояли, прижавшись, друг к другу и внимательно смотрели в обледеневшее окно, в котором ничего не было видно. Лишь приблизившись к площади, я вспомнил о своём сне, который так и не рассказал Лидии Емельяновне. Впрочем, теперь этот сон, кажется, уже не имел прежнего значения.

 

Глава вторая. Жизнь продолжается.

В ординаторской я застал одну, только, Тамару Петровну, наверное, потому, что все мои коллеги уже разошлись по этажам и приступили к работе. Тамара Петровна выглядела очень сердитой.   Что-то случилось – решил я, и, как обычно, не глядя ей в глаза, тихо, буркнул: «Здрасти!». Тамара Петровна, без лишних слов указала, на свободный стул и сделала, как мне, тогда, показалось, невежливый жест кистью правой руки. Я расценил данный жест, как знак явного, к себе, неуважения. Впрочем, отвечать Тамаре Петровне, подобным же образом, мне не хотелось. Именно поэтому, я, молча, подошел к платяному шкафу и нарочито медленно стал переодеваться в больничную форму. Тамаре Петровне пришлось ещё долго ожидать, пока я сниму пуховик, переобуюсь в сменную обувь, надену белый халат и с шумом передвину свой стул подальше от её стола. Увидев, что моя медлительность превосходит все границы, Тамара Петровна заговорила первой: «Владимир Семёнович!  Вчера, после пятиминутки, я консультировалась с главным, относительно вашей дальнейшей практики. Главный считает вас умным молодым человеком. Я ответила ему, что у вас, наверное, есть какой-то потенциал, но его трудно, сразу, заметить. Словом, мы сошлись на том, что вам следует заняться несколько иной, не совсем лечебной, работой. Вы понимаете меня? Вам нужно, ещё, многому научиться. Для начала, мы дадим вам время на самоподготовку, ведь вы, кажется, любите изучать научную литературу, в рабочее время! Я видела у вас на столе книгу И. Пригожина «Порядок из хаоса».  Тембр голоса и выражение лица Тамары Петровны, пока она всё это говорила, не оставляли надежды на дискуссию. Очевидно, я должен был признать себя идиотом, сразу же и навсегда. Но мне не хотелось этого делать. Я  взял себя в руки и попытался вставить в сказанное ею, хотя бы одно слово, в своё оправдание: «Возможно, я не гожусь к работе, в качестве врача-психиатра и совершаю слишком много ошибок. Однако почему бы вам не помочь мне. В конце концов, я мог бы работать в другом отделении - психотерапевтом. Диплом позволяет. Направьте меня на специализацию, по психотерапии». Услышав мои слова, Тамара Петровна вскипела и, в свою очередь, попробовала вместить в наш разговор несколько эмоциональных выражений: "Владимир Семёнович перестаньте говорить глупости. Мы посовещались с главным и решили дать вам шанс заняться научной – вы понимаете - научной работой. В качестве первого "подопытного", мы предлагаем вам этого Владимира Владимировича Распутина. Того самого, которого недавно выписали из диспансера и о котором вы сами, уже много раз, спрашивали, у меня. Это очень интересный случай. У пациента – можете себе представить - три года назад, случилась тяжелая психическая травма - умерла жена. С тех пор, он страдает диссоциацией личности. Представьте, он вообразил, что является гостем из будущего и ему, на самом деле, не тридцать два, а семьдесят два года. В нашем времени, он ищет какой-то золотой ковчег. Наверное, тот самый, который потеряли мои предки, после разрушения Иерусалима Навуходоносором» – сказав последние слова, Тамара Петровна широко улыбнулась и показала свои, ровные, но чрезмерно прокуренные зубы – «На лицо все симптомы деперсонализации, дереализации, ретроградная амнезия, симптомы конверсионного расстройства и т.д. К тому же он, всё время, требует от нас невозможного. Он просит, не напоминать ему о его прошлой жизни, потому, что, видите ли, должен, как можно быстрее, адаптироваться к текущему времени. Словом, вы согласны изучить, проанализировать и обобщить данный случай?". В моей голове возник образ недовольной Лидии Емельяновны. Да, я не стал возражать. Я согласился. Однако мог ли я поступить иначе? Услышав мой ответ, Тамара Петровна, одобрительно, кивнула головой  и, сейчас же, не откладывая, начала составлять список рекомендуемой литературы. Закончив список, она подала его мне и поинтересовалась: "У вас есть ещё какие-то вопросы?" У меня были вопросы! Во-первых, я хотел услышать про Владимира Владимировича, точнее, про его болезнь, абсолютно всё и, как можно, более подробно. Во-вторых, я захотел узнать, в каких бытовых условиях, сейчас, пребывает Владимир Владимирович. В-третьих, я спросил – может ли она предоставить, для патронажа, машину скорой медицинской помощи и санитара? Последнюю просьбу я высказал лишь потому, что знал, какими агрессивными бывают подобные пациенты, на свободе. Тамара Петровна, не раздумывая, согласилась. Услышав её твёрдоё: "Согласна", я понял, что история с исследовательской работой придумана, отнюдь, не ею. Наверное, это главный врач назначил меня «будущим светилом науки».….. Но, почему?                Остаток рабочего дня я потратил на изучение истории болезни, а также, на прочтение двух специальных книг, по психиатрии, которые порекомендовала, мне, Тамара Петровна. Ничего нового, в них, я, конечно же, не нашел. Лишь в конце главы "психостатус", в книге «Психиатрическая помощь», мне удалось найти чрезвычайно интересный пример типичных высказываний пациентов с синдромом диссоциации. Пример из учебника, как две капли воды, напоминал одно странное высказывание Владимира Владимировича, обнаруженное мною в его истории болезни. В частности, после вопроса заведующего – Чем занимаетесь теперь, уважаемый? – Владимир Владимирович ответил: «Собираюсь вернуться в будущее».

Вечером, я всё рассказал Лидии Емельяновне. Лидия Емельяновна почему то очень обрадовалась и, даже, высказалась в том духе, что у меня, благодаря Тамаре Петровне, может сложиться не дурная карьера психиатра. Очень быстро, её весёлое настроение передалось и мне. Целый час мы посвятили шуткам и забавным историям, касающихся жизни интернов, а затем принялись строить совместные планы на будущее. Лидия Емельяновна предположила, что мне, теперь, придется общаться с Тамарой Петровной каждый день и поэтому порекомендовала купить новый костюм, а также, новую рубашку, под, уже, имеющиеся японский галстук. Решению данной задачи мы должны были посвятить ближайшие выходные. Кроме того, мы запланировали съездить в Хабаровск, чтобы посетить Церковь, в которой я когда то крестился и причастился. Лидия Емельяновна, с некоторых пор, искала, в своей душе, Бога и, поэтому, обращала особое внимание на такие мистические события, как крещение и причастие. В перспективе, мы должны были ещё и обвенчаться. Та скорость, с какой моя душенька, готовилась к роли супруги, нисколько не пугала меня. Напротив, я  находил, в происходящем, какое-то странное успокоение и, даже, умиление, похожее на умиление детьми или пушистыми котятами. Мне нравилось и казалось естественным, всё, что она делала. По-видимому, это были признаки, настоящей любви, которая приходит всегда неожиданно, во всяком случае, с моей стороны. 

На следующий день мне предстояло навестить больного Распутина. Утром, перед выходом из дома, Лидия Емельяновна, подбодрила меня напутственным словом и пообещала приготовить, к моему возвращению, вкусный ужин, с мясом и картошкой. Она заявила, что я поеду, к больному, не один, а с опытным врачом, которого назначила сама Тамара Петровна. Откуда она могла знать это?                В ординаторской, Тамара Петровна и, в правду, сказала, что я отправлюсь к пациенту в сопровождении опытного врача, который сейчас прейдет и представится. Каково же было моё удивление, когда в ординаторскую вошел Геннадий Иванович. Всем было известно - Геннадий Иванович был, конечно же, опытным врачом, но скорее по части злоупотребления алкоголем.

Мы вышли во двор больницы, ровно, в 10 часов утра. Солнце окрасило белые с синевой сугробы холодным розовым цветом. Дул промозглый северный ветер и, в целом, погода оставляла желать лучшего. У крыльца, как я и ожидал, нас встречали: обещанная «скорая помощь» и молодой санитар, которого я, прежде, никогда, здесь, не видел. Служебный ЛИАЗ отапливался хорошей, совсем новой печкой, однако, в салоне было достаточно прохладно, если не сказать - холодно. Может быть, поэтому Геннадий Иванович сразу же предложил мне горячий чай из термоса и бутерброд. Я не стал отказываться. За чаем, мы разговорились.  От Геннадия Ивановича я узнал, что Владимир Владимирович страдает не только диссоциацией личности, но и другими интересными, для меня, патологиями. По уверению Геннадия Ивановича, у Владимира Владимировича была, куда более сложная, чем реактивный психоз, эндогенная продукция. Слово "эндогенная" Геннадий Иванович произнёс, как-то по особому важно и многозначительно. Я, в свою очередь, вспомнил о «машине времени» и, ещё, о золотом ковчеге, который разыскивал Владимир Владимирович. Ещё мне, очень, захотелось рассказать Геннадию Ивановичу о некоторых своих догадках и предположениях, но Геннадий Иванович засмеялся и махнул рукой - мол, сечас, не стоит. Когда мы в третий раз наполнили бумажные стаканчики чаем, «скорая» тронулась, с места. При этом, немного чая выплеснулось мне на штаны. Геннадий Иванович запричитал: «Андреич, ты бы хоть предупредил! Ё……Каково нам, теперь, в мокрых штанах по морозу». Шофер ничего не ответил. Меня всегда удивляли эти, с позволения сказать, профессиональные водители. По-моему, они, все, отличались большой мизантропией[81]. 

Владимир Владимирович проживал по адресу – улица Станционная дом №4. Когда мы прибыли на место, я почувствовал, что моё «Я» погружается в болезненное состояние близкое к «дежа вю». В доме №4, и, главное, в сараях его окружающих, я увидел, нечто знакомое и, даже, родное. На миг мне показалось, что я, когдато, жил в этом доме. Поднимаясь, по скрипучим ступеням деревянной лестницы, на второй этаж, я, почему то подумал, что, на лестничной площадке, обязательно, встречу, какую ни будь физическую лабораторию. К моему удивлению, там, меня, на самом деле, ожидали: толстые чёрные провода и многочисленные измерительные приборы а, также, запах серы, который щекотал ноздри и наводил на мысли о будущем. Я поделился своими наблюдениями с Геннадием Ивановичем. Геннадий Иванович ухмыльнулся и, без какого либо сочувствия, ко мне, назвал мой диагноз: "Височная эпилепсия". При этом он предупредил, что возможен генерализированный припадок, со всеми вытекающими, отсюда, последствиями. Конечно же, он шутил. Он довольно часто подшучивал над нами - интернами. Лишь через месяц я узнал от Лидии Емельяновны, что Геннадий Иванович, когда-то, волочился за ней.. 

В квартире больного, все двери были открыты настежь. Мы долго переходили из одной комнаты в другую, но, нигде, никого не находили, кроме грязных, замученных животных и тараканов. Владимира Владимировича нигде не было. Это обстоятельство показалось мне забавным. Я подумал - должно быть, мы, просто, не вовремя явились. Однако Геннадий Иванович, как будто прочитав мои мысли, спокойно возразил: «Пациент, точно, находится в доме, ведь двери он не зря оставил открытыми». Наконец, нам надоело искать "вслепую" - мы постучались в двери квартиры напротив. На стук, никто не откликнулся, однако дверь, всё же, тихо отворилась и оставалась открытой, пока мы не вошли в прихожую. Через прихожую было видно - в центре столовой, за круглым столом, сидели двое: наш больной и какой-то неизвестный, пожилой мужчина, похожий на араба или турка. Они пили чай и, о чём-то, не громко, но горячо спорили. Увидев нас, Владимир Владимирович вскочил со стула: «Прошу, прошу товарищи! Мы с Саидом Ивановичем, как раз об интересных вещах беседуем. Может быть чайку…….?» Подавая стул Геннадию Ивановичу, он, при этом, скинул, со стула, большого пушистого кота, который, явно, не ожидал ничего подобного от хорошего человека. Кот сердито мяукнув, полез под стул незнакомого мужчины, который тоже, было, поднялся, но Геннадий Иванович остановил его словами: «Нам нужно поговорить с Распутиным без посторонних, и немедленно». Мужчина, в знак согласия, кивнул головой и тут же, сел, чтобы продолжить прерванное чаепитие. Сделал он это с таким гордым видом, будто, в его жизни, вообще, не было ничего интереснее чая. Распутин, сейчас же, повёл нас куда-то к себе. Через пять минут, мы вошли в полутёмное помещение, которое мало чем отличалось от захламлённого коридора и встали, вне решительности у дверей, так как не понимали, где, здесь, можно сесть или встать. В данном помещении, казалось, не было ни какой мебели, если не считать деревянный топчан, расположенный в самом дальнем, его, тёмном, углу. Должно быть, именно, на этом топчане Владимир Владимирович спал, поскольку, я заметил на нём, не только пёстрое одеяло, но и постельное бельё, мятое и не чистое, источающее характерный запах человеческого пота. Посреди комнаты на детском лакированном стульчике громоздился громадный, телевизор "Горизонт". На полу, кольцами, извивались черные провода и упаковочная бечева, приготовленная, по-видимому, для журналов"Наука и жизнь". Здесь же валялись рваные книги, пожелтевшие газеты, которых я никогда, прежде, не читал и многочисленные окурки. Хозяин, по всей видимости, не имел привычки мыть полы и выносить мусор из комнаты. Впрочем, дышать комнатным воздухом, ещё можно было. Наверное, Владимир Владимирович, иногда, открывал форточку, для проветривания. Обернувшись к хозяину с соответствующим вопросом, я увидел, что Владимир Владимирович стоит в дверях со стульями, которые захватил у соседа и о которых, наверное, уже забыл. Когда мы все расселись, первым начал говорить Геннадий Иванович. Он спросил Владимира Владимировича: «Как себя чувствуете?»  Владимир Владимирович отчего-то хихикнул, но, сейчас же, громко и выразительно отчеканил: «Превосходно Геннадий Иванович, превосходно!» Геннадий Иванович тоже улыбнулся и сказал, наверное, специально для меня: «Сознание ясное, можно начинать. Требуется узнать в каком времени, и в каком месте пребывает наш любезный Владимир Владимирович». Сказав это, Геннадий Иванович посмотрел на пациента смеющимися глазами. Заметив его взгляд, Владимир Владимирович, вдруг, отчего то, сильно обозлился и опередил очередной вопрос Геннадия Ивановича, своей едкой пародией, на него: «Итак, какой нынче год, число? В какой стране мы находимся? Кто у нас, в стране, главный человек?» Геннадий Иванович рассмеялся: «Обратите внимание, Владимир Семёнович! Это адекватная реакция!». Ему, очевидно, понравилось то, как отреагировал Владимир Владимирович на его вопрос. Однако Владимир Владимирович как будто и не услышал похвальбы в свой адрес. Задав самому себе выше перечисленные вопросы, он сейчас же начал на них отвечать: «Нынче 1991 год, 21 января. Мне тридцать два года и зовут меня Владимир Распутин. Пребываем мы в Советском Союзе, в городе Комсомольск на Амуре, в доме по улице Станционная 4. Главным, у нас в стране, является Михаил Сергеевич Горбачёв. Мы начали и продолжаем перестройку всей страны. Нас ждут великие свершения и счастливое будущее». Геннадий Иванович кашлянул, прикрыв рот ладонью: «А вы-то откуда? Вы разве не из будущего?» При этом, он, многозначительно, посмотрел на меня, на его устах появилась хитренькая, я бы даже сказал, подленькая улыбка. Мне, даже, показалось, что Геннадий Иванович, намеренно, провоцирует Владимира Владимировича на какую ни, будь глупую выходку. Увы, я не ошибся. Владимир Владимирович, сбросив ногу с ноги, вскочил со стула и серьёзно, с каким-то неестественно гордым выражением лица, громко воскликнул: «Опять этот идиотизм! Я уроженец города Комсомольска на Амуре. Родился в 1957 году. Живу здесь, безвылазно, уже 32 года. Никакого отношения к будущему не имею. Как, впрочем, и оно ко мне».  Геннадий Иванович, вновь улыбнулся, показывая указательным пальцем на потолок. Я понял - это был знак «Внимание!»  Следующий его вопрос показался, мне, совершенно бестактным: «Ну, а машину времени, построили?»  Владимир Владимирович, ещё раз, окинул Геннадия Ивановича презрительным взглядом.   

Когда мы покидали больного, Геннадий Иванович был крайне серьёзен. В машине, после моего вопроса: «Болен ли, теперь, Владимир Владимирович?» он, еле слышно и с сочувствием к больному, пробурчал: «Болен, не сомневайся! Увидишь, завтра его привезут к нам, в совершенно разобранном виде». Слова Геннадия Ивановича оказались пророческими. Утром, Владимир Владимирович, действительно, поступил в психоневрологический диспансер, по "скорой", в состоянии тяжелого сумеречного помрачения сознания[82]. Вид у него был жалкий. На все мои вопросы Владимир Владимирович не отвечал и, даже, не реагировал. Впрочем, губы его шевелились, как будто он что-то хотел сказать, но не мог. И лишь однажды, когда в палату вошла пожилая медсестра, он, чрезвычайно громко, указывая на медсестру скрюченным указательным пальцем, воскликнул: "Чёрное солнце! Кто же это остановит?". На следующий день, Владимир Владимирович умер.

               

Глава третья. Золотой ковчег.

Вечером, я беседовал, с женой, о перипетиях нашей сложной, но очень интересной профессии. Поводом, для разговора, послужили последние больничные события, точнее, события связанные со смертью Владимира Владимировича. Мне, его смерть показалась достаточно неожиданной, чтобы не сказать – загадочной и, поэтому, я сомневался в официальном диагнозе. Иными словами, я видел в смерти Владимира Владимировича какую-то скрытую логику, какую-то подоплёку, граничащую с интригой или, даже, с заговором, в котором участвовали, практически все врачи больницы, кроме заведующего и интернов, конечно. Возможно, я «накручивал», преувеличивал и видел больше, чем следовало бы, однако, как иначе объяснить ряд последовательных и, очевидно, согласованных действий главного врача, Тамары Петровны и Геннадия Ивановича? С какой целью, например, «главный» выписал больного из больницы, когда тот, очевидно, нуждался в лечении? Зачем, главный передал его Тамаре Петровне, которая курировала работу интернов и, практически, не занималась лечебной работой? Зачем, наконец, «главный» посоветовал Тамаре Петровне поручить Владимира Владимировича алкоголику Геннадию Ивановичу и мне – неопытному интерну? Кроме того, у меня вызывал недоумение и тот факт, что никто, из заинтересованных сторон, не потрудился поговорить с соседом Саидом, который, кстати, оставался в квартире ещё сутки после смерти Владимира Владимировича. Сосед, этот, вполне мог опоить Распутина какой ни будь дрянью. Почему бы и нет? Слушая меня, Лидия Емельяновна то задумалась, то улыбалась, то, даже, смеялась - особо смешным, ей показалось моё предположение о Саиде отравителе - но никак не хотела согласиться, с мыслью о том, что в заговоре участвовали наши врачи. Ей была чужда логика неопытного интерна, сверх меры интересующегося мистикой, как она заявила после часовой беседы со мной. В конце разговора, когда я стал слишком энергично наставать на своей гипотезе, Лидия Емельяновна оборвала мой рассказ словами: «Вы фантазёр! Я запрещаю даже думать об этом человеке, которого, к тому же, нет в живых. «Самокопание» может привести вас к большим психологическим проблемам, ведь, не зря же многие психиатры начинают пить и, даже, сходят с ума, после подобных историй». Однако я уже не мог остановиться.

Ночью, так и найдя ответов на поставленные самому себе вопросы, я задремал. Сквозь полудрёму я видел, как, в зал, вернулась Лидия Емельяновна. Выключив свет и телевизор, она сейчас же ушла, оставив меня одного на стуле, в окружении двух пустых кресел и приоткрытой двери, ведущей в тёмный коридор прихожей. Затем, возможно, я уснул, так как не увидел а, лишь, почувствовал себя падающим на пол. Это чувство заставило меня открыть глаза и поднять голову. Подняв голову, я увидел, перед собой то, что ни как не ожидал здесь увидеть. В комнате было светло – с потолка лился яркий голубой свет. В кресле, напротив меня, сидел человек, похожий на огромного рыжебородого араба, в котором угадывался воин ислама - шахид.[83] Араб, молча, смотрел на меня чёрными, как смоль, глазами и скалил большие, похожие на клыки, зубы. От его серебристо-серого лица исходило мягкое сияние, как у грэя-инопланетянина, которого я видел, где то, у себя, на картинках. Не выдержав накала чувств, я закричал. На мой крик прибежала Лидия Емельяновна. Когда Лидия Емельяновна появилась в дверях, неизвестный «растаял» я, же, показывая пальцем на опустевшее кресло, несколько раз повторил: «Вы видели его? Вы видели его?» Понятное дело, Лидия Емельяновна никого не видела. Она подошла ко мне, с улыбкой, как и полагается хорошей жене и, ласково, по-матерински, погладила по голове. Потом произнесла, без осуждения, и каких либо намёков: «Владимир Семёнович это вам приснилось, пойдёмте спать».

На следующее утро мы поднялись очень рано, так как боялись опаздывать на «пятиминутку» вдвоём - не хотели злить наблюдательных старушек – наших пожилых медсестёр - осуждающих любые не узаконенные отношения между женщиной и мужчиной. Из моей головы не выходил вчерашний сон или гипногагическая голюцинация, как вам будет угодно. Припоминая черты лица приснившегося мне шахида, я старался отыскать в своей памяти какие-то аналогии, какие-то образы, способные помочь в идентификации этого лица, потому, что мне показалось, что я видел его наяву, причём, совсем недавно. И, вдруг, я вспомнил. Я видел его в телевизионной передаче. Да, это было позавчера, когда мы, вместе с Лидией Емельяновной, смотрели, по телевизору, вечерние «новости». В новостях сообщалось об Израиле и о раскопках под куполом скалы. Речь шла о реконструкции моста у магрибских ворот Аль-Аксы, о протестах мусульман и каком-то очередном международном скандале. Арабская молодежь забрасывала полицейских камнями.  Полицейские отвечали слезоточивым газом и резиновыми пулями. Шахид мелькнул один раз, да и то, в толпе посторонних наблюдателей. Что же так поразило меня, в его лице? Однако ответить на поставленный вопрос, сразу, мне не удалось - Лидия Емельяновна отвлекла от глубокомысленных размышлений очередным своим «выкидоном». Она, неожиданно, нахлобучила на мою голову зимнюю шапку и сунула в руки пуховик, со словами: «Опаздываем! Надо выходить». Возражать было бесполезно.

Только вечером, когда мы, наконец, снова оказались вместе, я смог задать Лидии Емельяновне самый главный вопрос, мучавший меня весь этот день: «Признайтесь, ведь вы, что-то знаете? Вы что-то скрываете?»  «Вы о чём?» - театрально удивилась Лидия Емельяновна – «Вы опять об этом? Что я – медсестра - могу знать?» На, это, я возразил: «Вы проработали в диспансере десять лет. С Тамарой Петровной, не говорю уже о Штуке, пуд соли съели. О ваших «туманных» отношениях с Геннадием Ивановичем, в прошлом, знают все, включая главного врача. Вас, наверное, поставили в известность о том, что мне предстоит и, вообще...это ваше удивление, которое я слышу в вашем голосе, оно какое-то неестественное… Вы, от меня, что-то скрываете?» Лидия Емельяновна не выдержала и рассмеялась, но, опять, как-то неестественно. – «Владимир Семёнович, давайте поужинаем и отдохнём! Потом, поговорим!» Я понял – она начинает злиться. Пришлось, на неопределённое время, прекратить расспросы. После ужина мы вышли в зал и как обычно, молча, сели смотреть телевизор. К моему искреннему удивлению, по телевизору, показывали ту самую телепередачу, о которой я постоянно думал и в которой, впервые, увидел лицо шахида. Добравшись до нужного места, я остановил программу и стал разглядывать шахида в режиме паузы, чем вновь разозлил Лидию Емельяновну. Она попробовала забрать у меня пульт управления, но я, прямой рукой, остановил её. Сомнений быть не могло, это было лицо Саида. Я, даже, закричал: «Лидия Емельяновна это же Саид! Это Саид! Вы видите?» «Какой Саид?» - сердито спросила Лидия Емельяновна. «Я же вам рассказывал о соседе Владимира Владимировича. Так вот же он» - опять прокричал я. Когда я произносил слова «вот же он», изображение, на экране телевизора, как будто специально, увеличилось и стало подробным настолько, что можно было отчётливо разглядеть глаза Саида. «А я его видела» - вдруг, сказала Лидия Емельяновна – «Он приходил к главному месяц назад. Кожа у него странного цвета и глаза страшные и ещё этот шрам, на лбу. Неприятный человек». Я подскочил в кресле: «Вы же там подле Штуки крутитесь. Слышали, о чём они разговаривали?» «Да, но не всё» – неожиданно подтвердила Лидия Емельяновна – «Я принесла главному чай и пока ставила стакан на стол, услышала несколько слов, произнесённых этим вот господином, громким голосом: Кажется, он говорил о каком-то заманчивом предложении, о золотом ящике, потерянном в городе и о больших деньгах. И ещё, он упомянул ваше имя». «Он упомянул моё имя?» - переспросил я, продолжая с интересом разглядывать глаза Саида. «Да, так и сказал – золотой ящик должен быть, на крыше, в доме, где живёт ваш врач Володя». Меня словно током ударило. Неужели мой сон, про тамплиеров имеет какое-то отношение к действительности? Над этим надо было подумать.

Именно в тот день ко мне в голову пришла идея, которая стала моей религией на всю оставшеюся жизнь. Моя душа имеет особенности, которых нет у других людей и, даже, у сумасшедших. С юного возраста и до  настоящего времени, в глубинах моей памяти живут воспоминания о происшествиях, которых либо вообще "никогда не было", либо они происходили с кем-то другим, не со мной. Долгое время, я не придавал феномену сверхментальности (не путать с экстросенсорикой), ровным счётом, ни какого значения. Точнее, я склонялся к обычному, среди дилетантов, мнению, будто все реалистичные фантазии, а также, сны человека обусловлены его эмоциональными срывами. "Не психуй!" - говорил я себе и на этом ставил точку. Теперь я понял, в чём тут дело. Теперь всё объяснилось, само собой. Итак, ученые полагают, что непрерывное множество вариантов развития какого либо процесса (не важно - духовного или физического) существует реально и одновременно, благодаря непрерывному множеству вселенных, созданных специально для реализации всех вариантов, всех возможных, в природе, процессов. То есть, всё, что, только, можно себе представить имеет своё место и своё время в специально существующих, для этого, вселенных. Нельзя говорить: «Учебник мог попасть в мою голову, но пролетел мимо». Нет, он попал, в мою голову, но, только, не в этой вселенной. Отсюда, если рассматривать  душу человека в качестве духовной предпосылки процесса его материальной жизни[84], а тело, в котором реализуется духовная предпосылка - в качестве одного, из вариантов развития процесса материальной жизни, вечная душа имеет не одно, а множество тел, самостоятельно живущих в различных пузырьках-вселенных мега-вселенной. Сколько вселенных, столько и тел, не смотря на то, что душа всегда одна. Таким образом, различные тела позволяют одной душе реализовать все варианты её бытия, все её скрытые возможности. При этом, душа хранит в себе, полученную от тел информацию, как склад или банк, только, без кладовщика. То есть хранит её без учёта и ревизии. Коротко говоря, вариантов прожить жизнь, у нашей души, огромное множество. Все они воплощаются, все реализуются, в виде особых тел и судеб в особых вселенных мега-вселенной. Все они насыщают  нашу душу своими особыми образами, ощущениями и чувствами. Это характерно для абсолютно каждого существа, имеющего душу, даже, для бактерии. Однако в отличие от абсолютного большинства душ, моя душа не только хранит, но и отображает «потусторонние» образы, ощущения, чувства в качестве материальных элементов моей физической памяти. Происходит, что называется, обратная связь...... Вы понимаете, о чём я? Вот почему моя психика уникальна. Не думаю, что я сошел с ума или пытаюсь рассуждать о том, чего не знаю. Нет, я всё прекрасно знаю и, главное, понимаю.  У моей души - бесконечное множество разведчиков, если можно так выразиться, которые обосновались во всех вселённых (в некоторых вселенных моего присутствия уже нет, т.к. были и такие варианты существования моей души, которые приводили к ранней смерти тела). И эти тела, все до последнего, наполнили физическую память этой, вот, головы самыми разными донесениями, в том числе, потусторонними образами, чувствами, ощущениями не связанными с настоящей вселенной. Я помню то, чего, как бы, и не было, и нет[85], но что реально существовало, или ещё существует, в других вселенных.  Я помню это, поверите ли вы, в подробностях и с той, же ясностью, с какой вы помните, например, запахи своего детства. В моём мозгу, любой, даже самый фантастичный образ имеет смысл и значение, поскольку он из реальной жизни. Этот образ может явиться частью моей счастливой судьбы, из одной вселенной, а может быть частью моей неудачной судьбы, из другой вселенной, но он, всегда, и реалистичная фантазия и подлинная реальность, одновременно. Впрочем, я, кажется, повторяюсь. До меня, в истории, было всего несколько человек, получивших, от Бога, дар сверхментальности. По уверению "божественного учителя", Ямвлиха, Пифагор помнил все свои многочисленные тела, в которых когда то  пребывал. Ветхозаветные пророки помнили различные варианты своей жизни. От того, наверно, и называли себя великими грешниками. Будда и Христос помнили всё, правда, Христос был Богом. Коротко говоря, в данной книге я делиться с вами своими воспоминаниями, о другой жизни, протекающей в другой вселенной, а не фантазиями. Я рассказывал вам - друзья мои - о том, как я путешествовал по закоулкам мега-вселенной, потому, что пробуждение души, от смертного сна, в другом теле, после смерти тела, менее живучего и менее везучего, соответственно, это всегда путешествие из одной вселенной в другую. Это всегда, хоть и симилярная (похожая), но, всё же, абсолютно другая реальность. Для чего рассказывал, спросите вы? Возможно, для того, чтобы прославить имя Бога. Ведь, именно, Он - Творец милосердный одарил мою, да и вашу, кстати, душу возможностью неизбежного спасения. (Среди вариантов развития моей и вашей души, всегда есть и такой, который ведёт к Богу.) Конечно же, спасение души можно приблизить или отдалить. Всегда можно пойти в Церковь, на службу и, посредством таинств Церкви, посредством соблюдения десяти заповедей прервать бесконечный круг смертей – попасть в рай. Впрочем, это уже другая тема, куда более сложная и малодоступная, для вашей головы, чем настоящая. Одно только прошу уяснить – мой любознательный читатель - в моих историях, про тамплиеров, не было и не могло быть, ни какой лжи или гиперболы. Всё переживалось мной по-настоящему. Впрочем, прошу извинить за "сбивчивый" слог и некоторую торопливость изложения. Увы, я не писатель и не учёный, а всего лишь, сентиментальный старик, которому, как и всем старикам, очень хочется высказаться.

 

Глава четвёртая. Гость из будущего.

Понятное дело, после всех переживаний и нечаянных открытый, я стал, всерьёз, задумываться о походе на чердак дома. Лидии Емельяновне я, конечно же, ничего не сказал. Пусть думает, что я не придал словам Саида, ровным счётом, никакого значения. Однако действовать нужно было без промедления, в противном случае ковчег мог найти, кто ни будь, другой, например, грязный бомж или, того хуже, соседи. Коротко говоря, я поставил перед собой две цели. Одна цель – усыпить бдительность жены и отправиться на чердак, когда её не будет дома. Другая цель – объяснить жене или, лучше сказать, доказать ей с помощью ковчега, что я не сошел с ума и не нахожусь в состоянии захваченности сверхценной[86] идеей. Случай представился через неделю. Как только супруга засобиралась на работу и объявила, что уходит на ночное дежурство, я, сейчас же, оделся и, взяв с собой мощный фонарик, пошел её провожать. Возвращаясь обратно, я, конечно же, проследовал мимо своей двери и направился на девятый этаж, где находился чердачный люк. Соседей, на этаже, как всегда, не было. Крышка чердачного люка, к моей несказанной радости, была, также, не на замке и, даже, не закрыта. Мне не составило труда, быстро, взобраться наверх и проникнуть в чердачное помещение. Пока я поднимался, железные прутья приятно холодили ладони. Перспектива увидеть золотой ковчег заставляла сердце биться сильнее, наполнила душу азартом, радостью, предчувствием величайшего открытия. Но, увы! Когда я вступил на грязный песок и включил фонарик, все мои мечты рассеялись в один миг, как бриллиантовый дым. В пустом помещении, я увидел, только, множество облезлых кошек, вповалку лежащих на деревянных стропилах и голубей. Это было похоже на болезненное прозрение (инсайт), или серую прозу в праздничный день. «Опять» - простонал я – «Опять я схожу с ума. Хорошо, если жена не узнает».    

Минуло двадцать пять лет с тех пор, как я встретил свою суженную и три года, как потерял её навсегда. Она ушла в вечность, оставив меня одного в  никчёмном мире, который «во зле лежит», один на один с бытовыми проблемами и неизбывным тягостным ощущением бессмысленности существования. Каждое утро, провожая взглядом, двигающиеся по стенам отсветы фар проезжающих, по двору, машин, я вспоминаю её глаза - её прекрасные, как небо глаза - в которых, застыла всёпрощающая любовь и нежность. Каждый день, впрочем, времена меняются. Кто-то, наверное, скажет – не времена меняются, а люди, но по-моему - «хрен редьки не слаще». Я выхожу из дома и иду в сторону трамвайной остановки, которой давно уже нет, как, впрочем, и трамваев. Остались одни, только, ржавые рельсы и, поэтому, минуя их, я иду дальше, к гаражному кооперативу, сажусь в свою машину и мчусь в другой конец города, чтобы посвятить новый день врачеванию страждущих. Времена меняются – проблемы остаются. Город превратился в грязный аул или базар, наполненный людьми восточной внешности и, столь же, восточными «ароматами». Везде слышны: не русская речь, дикий смех, мелькают тёмные бородатые лица мусульман. Для них всё ещё только начинается, ведь папа Римский провозгласил ислам истинной религией.                Работаю я, по-прежнему, в своём диспансере, в том же самом втором отделении, вместе с Петром Степановичем и Наташей, о которой следует рассказать особо. Дело в том, что, после смерти Лидии Емельяновны, я искал женщину, с которой хоть как-то можно было разговаривать. Натали первая изъявила желание быть моим терпеливым собеседником. Пообщавшись с ней, некоторое время, я понял, что она, вполне, подходит мне и по уровню интеллекта, и по направленности своего мышления. Натали оказалась чувствующим экстравертом, со склонностью к положительной аффилиации, что соответствовало моей давней цели – компенсировать свою крайнюю интроверсию с помощью экстраверта-женщины. Я решил подружиться с ней, сначала, с тем, чтобы не закиснуть в одиночестве и не остаться в рамках тупого выбора «пить или не пить», затем с целью сделать своим проводником во враждебном мне внешнем мире. Отрицательным образом, для меня, в этом смысле, послужил мой брат, который никогда не интересовался происходящим за пределами своей квартиры и, поэтому, закономерно превратился в жвачное животное, с утра до вечера, слоняющиеся на кухне. Выбрав Натали в качестве своего репеллента, я очень скоро убедился, насколько точно соответствует её игривый характер моим самым смелым устремлениям. Дело в том, что Натали заставила меня взглянуть на себя и мои проблемы, как бы со стороны. С её помощью, я, наконец-то заметил, что «выпал из обоймы», перестал следить за собой, ни куда не хожу и ничего не знаю о происходящем вокруг, словом, выгляжу отсталым от времени неудачником, подобным брату Юрику.  Не смотря на то, что я устремился во внешний мир не ради радостей жизни, а совсем по другой, противоположной причине, её презрительное отношение к моему прошлому послужило, для меня, толкачом или «волшебным пинком», заставляющим напрягать все силы, для достижения цели.  Компенсация не была самоцелью, но лишь средством к цели. Меня привлекала христианская мистика, в которой я нашел и особое отношение к десяти заповедям и требование добрых дел, и провозглашение борьбы  со злом, не только молитвой, но и делом. Мне уже давно импонировала идея первых христианских мучеников, идти на встречу к грешникам, без страха и надежды на благодарность, лишь бы спасти их заблудшие души, от адского пламени. Оплатив, в меру своих возможностей, финансовые кредиты, в которых она погрязла, сделав ей ценные подарки, я быстренько сконструировал в её душе некоторое положительное чувство ко мне, необходимое для дальнейшего сотрудничества, чтобы не свернуть, куда, ни будь, в сторону и не остановиться, на полпути. По этой же причине, мною была задействована схема невинного флирта, которую я предложил ей вместо примитивных любовных утех. Всё шло, как «по маслу», Натали была счастлива, но, увы, объективная реальность всегда оказывается на много более непредсказуемой, чем хотелось бы. Через некоторое время Натали заскучала. Ей нужен был полный комплект удовольствий, который я ей дать не мог, так как моя цель исключала секс, в принципе. Пришлось вносить коррективы. Надо было что-то придумать, и я придумал. Я предложил ей стать моей женой, хоть бы, условно (фиктивный брак). Понятное дело, она отказала, но моё предложение, произнесённое в нужное время, выполнило свою задачу – между нами установилась бессознательная мистическая связь, полезная, даже, в условиях полного разрыва отношений. Связь работала, как часы. Благодаря этой связи, я очень скоро достиг успеха, в материальном плане, и сам начал меняться в сторону указанную Натали, правда, впал в зависимость от вещей и денег, что сыграло со мной злую шутку, впоследствии. Через три месяца, произошла метаморфоза, на которую я рассчитывал и к которой готовился. Объекты внешнего мира, наконец-то, стали оказывать на меня должное влияние, которое становилось тем более непобедимым, чем больше я, как интроверт, пытался подчинить их своей воле. Они овладевали мной и навязывали себя моему мышлению с той непреодолимой силой, которая вызывает чувство неудовлетворенности и желание совершенствоваться, даже, вопреки стремлению к самоизоляции, свойственному интровертам. Моя чрезмерная свобода духа наконец-то была связана; свободный образ действий приобрёл границы и, потому, необходимую энергию. Моральное превосходство было развенчано и, только,  маниакальное властолюбие завершилось, увы, жалобной тоской — жаждой быть любимым, что, впрочем, не мешало идти дальше. В конце концов, мне удалось перебороть себя. Затем я открыл своё дело – стал профессиональным психотерапевтом. Коротко говоря, всё получилось. Что же касается тягостных ощущений, которые спровоцировала инерция моей интровертной установки, то, будучи мыслящим типом, я успешно компенсировал их образами великого будущего, точнее, образами христианского просветлённого будущего, в котором не было места унынию. То, что для большинства людей является пределом мечтаний (успешность), для меня стало, лишь, отправной точкой, на пути к большой цели – подготовки к крестному пути и крестной смерти, в окружении братьев, по духу. Надо сказать, что идея самоподготовки и христианского подвига (идея тамплиеров), так же, появилась в моей голове благодаря бессознательной связи с Натали, о чём она, конечно же, и понятия не имела.               
Сегодня я приехал в больницу раньше 8 часов утра. Натали встретила меня без обычной улыбки и с каким-то слишком озабоченным выражением лица. «Здравствуйте Владимир Семёнович» - произнесла она голосом обиженного ребенка. Я ответил ей: «Здравствуйте! Почему вы, сегодня, такая не весёлая?» После моих слов, лицо Натальи изменилось ещё больше, точнее, стало ещё более серьёзным и, даже, злым, чего я никогда, прежде не видел. – «А, вы не знаете, почему?». Её вопрос был очень похож на обвинение – я не знал, что ответить. Впрочем, Натали не стала дожидаться моего ответа. Закончив протирать стол дезинфицирующим раствором, она, молча, развернулась и вышла из кабинета, оставив после себя, приятный запах дорогих духов и не приятный вопрос, повисший в воздухе – Что происходит? Мне захотелось, сейчас же, разъяснить ситуацию. В больничном коридоре слонялись пациенты, однако, я заметил - Натали уходила, не оборачиваясь и, всё время, прибавляя шаг, в сторону кабинета «заведующего». Её странное поведение заинтриговало меня. «Ну, что же пойду и я к Петру Степановичу» – решил я. В кабинете «заведующего» моего появления, явно, не ждали. Увидев меня, в дверях, Петр Степанович замахал руками и очень громко, с раздражением в голосе, потребовал: «Мы поговорим с вами позже, обязательно поговорим». Делать было нечего – я вернулся к себе и стал ждать возвращения Натали. Она явилась через полчаса. Ещё с порога Натали вопросительно уставилась на меня, своими огромными глазами и огорошила очередным, бессмысленным, с моей точки зрения, вопросом – «Почему вы мне не сказали, что уезжаете?» «Уезжаю?» - удивился я – «Но куда?» Некоторое время, Натали смотрела на меня с недоумением, толи, поражаясь моей наглой лживости, толи, не доверяя моей простодушной  неосведомлённости. Наконец, она, как-то, странно, ухмыльнулась и произнесла, уже совершенно загадочно: «Владимир Семёнович, вы уезжаете в соединенные штаты, неужели это вам неизвестно?» «В соединённые штаты» - переспросил я и, вдруг, вспомнил. Две недели назад, ночью, мне позвонили из города Рок Айленд и на ломанном русском языке спросили, тот ли я Владимир Семёнович, который написал фантастическую повесть «Чёрное солнце». Когда я ответил – «Yes it’s me!» разговор прервался. По номеру телефона я узнал, что это был звонок от Кэрол Бриджитс – известного голливудского сценариста и режиссера. Неужели это Бриджитс, каким-то образом, затребовала меня в соединённые штаты. Вот так, номер! От волнения я вскочил со стула и, подбежав к Натали, вплотную, цепко схватил её за руку. – «О чём вы разговаривали со Степанычем?» Натали, в испуге отпрянула от меня, но тут, же, успокоившись, со свойственной ей, хитрецой в голосе, заметила: «Вы меня пугаете, Владимир Семёнович! Это был секретный разговор». «Натали, я всегда знал, что вы вруша, но ведь я должен понять, что происходит» - взмолился я – «Скажите, хоть раз, правду». «Хорошо» - согласилась Натали – «Я скажу вам, только не думайте обо мне плохо. Обещаете?» - «Не буду, говорите» - «Когда я узнала, что вы увольняетесь и уезжаете в Америку – не спрашивайте, кто мне это сказал, - я разозлилась, ведь вы никогда не говорили, ничего подобного. Это известие так меня разозлило, что я, сейчас же пошла к Петру Степановичу и потребовала объяснений. Он, то должен был знать! Однако, Петр Степанович сказал, что ничего не знает и попросил зайти к нему в понедельник». - «Два дня назад? А, почему вы мне ничего не сказали?» Натали сделала круглые глаза.  - «Ведь мы с вами тогда – в пятницу, как бы, поссорились, помните? Помните, что вы мне сказали? Не звоните…и т.д. Итак, сегодня я пошла к Петру Степановичу и выяснила – вы на самом деле уезжаете в Москву и у вас забронировано место на чартерный рейс до Чикаго, Штат Иллинойс. Однако уезжаете, всего на две недели. Петр Степанович заверил меня, что его самого поставили в известность только в пятницу. Просил держать информацию в тайне. Больше он ничего мне не сказал. На мой вопрос - зачем вы уезжаете? - он ответил, что не знает. Вот так. Наверное, соврал, вы ведь знаете, как относится Петр Степанович к медсёстрам. Он нас совершенно не уважает» Услышав сказанное Натали, я, невольно, воскликнул: «Без меня, меня женили. Какая-то ерунда. И, вообще, почему я узнаю обо всём последним?» Неожиданно, наш разговор был прерван словами Петра Степановича, зазвучавшими из громкоговорителя селекторной связи: «Владимир Семёнович, зайдите ко мне».
В кабинете заведующего, кроме Петра Степановича меня встречали ещё двое. Один из незнакомцев представился майором ФСБ Лисицыным, другой – лейтенантом Звягинцевым. Эти двое показались мне несколько странными, так как не соответствовали устоявшимся представлениям о работниках спецслужб. Вид у них был, прямо скажем, непрезентабельным: узкие плечи, не высокий рост, ненормально большие головы на тонких шеях, огромные, по человеческим меркам, чёрные глаза. Вдобавок, когда майор протянул мне свою руку для рукопожатия, я увидел, что кисть его руки была противоестественно узкой. Пальцы, тоже, были слишком длинными, чтобы можно было их назвать человеческими. Впрочем, пожимая протянутую мне руку, я ощутил естественную мягкость и теплоту дружеского рукопожатия. Это меня успокоило. Майор предложил всем сесть, и сам сел на стул, по-хозяйски облокотившись о край стола Петра Степановича. Затем, глядя мне прямо в глаза, он спросил: «Вам звонили из соединённых штатов Америки?» В ответ я утвердительно кивнул головой и добавил: «Да, это был звонок от одной сценаристки из Рок Айленда. Я вычислил её имя, по каталогу телефонов» «Похвально Владимир Семёнович! Мы тоже его вычислили и решили сыграть с куратором Натального – да, да Владимир Семёнович, Кэрол Бриджитс это специалист по «цветным» революциям и американский куратор Натального – мы решили сыграть с куратором Натального в игру, на выбывание. Вам отводится, в этой игре, главная роль. Вы должны будете встретиться с Кэрол и, используя в переговорах нашу легенду, заключить, с ней, контракт по продаже прав на свою книгу. Сумма контракта – 50 тысяч долларов. Деньги – не маленькие. Этих денег вам хватит на две недели безбедной жизни в Чикаго. За две недели вы должны будете «навести мосты» со всеми, кто имеет хоть какое-то отношение к оппозиционерам, в России. Конечно, вам будут предлагать политическое убежище. Вам будут обещать, что вашу книгу доработают и разрекламируют так, что на «Нобелевку» потянет, но вы не соглашайтесь. Вы понимаете? Когда вернётесь в Россию, займёте место Натального. А об Натальном не беспокойтесь – ничего с ним не случится. Для этого мы вас и готовим. Вы согласны?» Заметив, что я удивленно смотрю на него, майор добавил к сказанному: «Ответьте мне сразу, теперь же, потому, что долго думать некогда. Ваш самолёт вылетает через восемь часов из Хабаровска» Слова майора прозвучали настолько неожиданно и, в тоже время, настолько не своевременно, для идей мною, теперь, вынашиваемых, что я воспринял их, сначала, как нечто невозможное, сказанное не для меня, а для кого-то другого. Именно, поэтому я не ответил сразу. Но, когда, благодаря этим словам, все события, все окружающие меня люди, Натали, показались одной связующей цепью, связывающей смысл моего рождения в мир с текущей минутой, я, как будто очнулся. Мог ли я отказаться от предложенного майором путешествия? Мог ли я отказаться от предложения, которое открывало передо мной такие перспективы? Тем более, что я всегда отличался фатализмом и, как иные любят азартные игры, до самозабвения любил игру случая. Я сказал «да» да, так звонко, что Пётр Степанович, всё время следивший за моей реакцией, не выдержал и рассмеялся. Майор Лисицын одобрительно кивнул головой – «Ну, что же, вы сделали свой выбор. Надеюсь, вы понимаете, что, теперь, ничего изменить нельзя. В противном случае, мы будем считать вас предателем. Вы понимаете?» Сказав это, майор встал, подошел к окну и тихо прошептал сопровождающему его офицеру, на ухо: «Приготовьте вертолёт к взлёту. Мы сейчас уладим последние формальности и придём» Затем, обращаясь уже ко мне, майор добавил: «Вам нужно будет подписать документы. Вот здесь» При этом, майор протянул мне  несколько листков бумаги, на которых я заметил гриф «секретно» и прочитал - «Акт заключения о добровольном согласии….»
Всё произошло чрезвычайно быстро. Через полчаса мы уже летели над заснеженными сопками, куда-то на Север. Я так и не успел попрощаться с Натали. На мой вопрос: «Почему мы летим не на Запад, в сторону Хабаровска?» Майор ответил, коротко: «Потому, что мы летим на Чукотку» Ответ майора удивил меня, однако, спрашивать – почему, на Чукотку? – я не стал. В конце концов, фээсбэшникам виднее, как вести свои секретные игры. Прилетели мы не совсем на полуостров, так как, минуя холодные прибрежные воды Чукотки, приземлились на берегу острова Геральд. Нас встретили снег, лёд, промозглый ветер и причудливые горы, которые словно молчаливые великаны нависали над каменистым пляжем этого забытого Богом уголка России. «Какой-то странный у нас вертолёт – ничего ему не страшно, всё ему нипочём» - подумал я, когда выходя из него, чуть не упал от сильного порыва ветра. Майор шел впереди, зябко кутаясь в, подбитую гагачьим пухом, кожаную куртку, не обращая на ветер и снег, ни какого внимания. Он шел уверенно, к одной известной только ему цели, и, поднятой вверх рукой звал меня за собой. Я последовал за ним, шаг в шаг, насколько это было возможно в условиях снежной завесы, слепящей глаза. Через десять минут мы подошли к отвесной скале и увидели нечто, напоминающее вход в пещеру – тёмную нишу, высотой, примерно, полтора метра и в один метр шириной. Перед нишей, в снегу, поблескивали две металлические тумбы, к которым, толстыми цепями, крепились две обледеневшие деревянные тележки, явно старые, но крепкие, так как были сколочены из потемневших дубовых досок. Когда мы подошли к тележкам совсем близко, я различил внутри них, у днища, бухты тонких цепей, накрученных на  деревянные барабаны. Майор велел мне опоясаться одной цепью и следовать за ним, в пещеру, что я и сделал. Войдя в портал пещеры, я обратил внимание на то, что за ним, вглубь и вниз, тянется тёмный узкий проход, подобный скальной трещине или щели, образовавшиеся между упавшими каменными плитами. Майор вошел в проход первым. Меня удивило то, что он не стал освещать наш путь фонариком и протискивался между камней, как будто наугад. Впрочем, через минуту я понял, почему он так поступил. За очередным поворотом забрезжил свет. Взору предстал огромный высокий тоннель, на всём своём протяжении, освещённый изумрудным, холодным светом ярких ламп, по типу газоразрядных. Длинные прямые, как стрелы, лампы, ярко высвечивались на фоне естественного чёрного камня, от чего казались пунктирными линиями трассирующих пуль, улетающих в святящиеся полукруг, далеко, впереди. Майор сказал: «Как только войдём, сбросьте свою цепь на пол – более она вам не понадобится» «А зачем она была нужна, эта цепь» - поинтересовался я. На мой вопрос, майор не ответил.
Мы встретились с Кэрол Бриджитс в Чикаго, в её офисе. Женщина оказалась афроамериканкой, довольно красивой, но, почему-то, совершенно, лишенной женского шарма, который, как мне думалось, свойственен всем красивым женщинам. Мне показались приятными её безупречная фигура, её причёска, черты лица, но и только. Скорее всего, она, намеренно старалась быть такой не женственной, чтобы не выглядеть, в глазах мужчин слабым полом и не создавать, вокруг себя, атмосферу беспечности и легкомыслия. Именно, поэтому я поостерёгся говорить с нею, так, как обычно разговариваю с представителями слабого пола. Комплементы и улыбки, заготовленные мной заранее, были, сейчас же забыты, а с языка, сами собой, слетели дежурные слова, которые я произношу лишь в присутствии пациентов, во время своего врачебного приёма: «Здравствуйте, как ваше здоровье. Меня зовут Владимир Семёнович Омельченко. Можете ли вы уделить мне время?» Кэрол стояла подле письменного стола и разговаривала, с кем то, по телефону. Заметив меня, она положила своё мобильное устройство на стол и привычно, как это делают только мужчины, протянула свою руку, для рукопожатия. Рука у неё была холодная. «Do you speak English?» - спросила она равнодушным голосом, и при этом ни один мускул не дрогнул на её лице и, даже, губы, как мне показалось, тоже остались неподвижными. В этот момент, у меня, создалось впечатление, что со мной разговаривает робот. «Я плохо знаю английский. Однако, кажется - вы понимаете по-русски. Мы можем обойтись без переводчика?» - ответил я. Кэрол изобразила на своём лице нечто напоминающее улыбку – «Я понимаю по-русски, но плохо. Впрочем, вы правы – переводчик нам не нужен. Итак, вы из России. Как добрались? Где остановились? Вы приехали один или в сопровождении супруги?» - «Конечно, я приехал не один, но не с супругой. Супруги у меня нет – я вдовец. Мой товарищ, сейчас, находится рядом, на соседней улице – ждёт в машине. Остановились мы в отеле Freehand Chicago. Добираться сюда – в Чикаго – было, конечно же, не просто. После того, как в России закончилась перестройка и началась перегрузка, мы постоянно испытываем трудности, в отношениях с вашей страной. Проблемы не только с торговлей и прочими связями, но и с перемещением. Без помощи моего товарища, который работает в ФСБ, я бы не смог, даже, выехать из России» Кэрол рассмеялась, показав сахарно белые зубки. – «Понимаю, вы намекаете на надпись, которая была сделана на большой кнопке, переданной вашему президенту, во время его встречи с Хилари Клинтон. Это, на самом деле, было смешно. Но вы, кажется, обмолвились о своём товарище, который служит в ФСБ? Мне известна спецслужба, под таким названием. Он имеет, к ней, какое-то отношение?» - «Да, конечно. Я знаю, как здесь относятся к спецслужбам враждебных государств. Но майор Лисицын находится, в США, вполне легально. Если вас интересует – какое отношение имею я к этой службе, то я отвечу – никакого. Дело в том, что в Москве живёт мой друг – полковник ФСБ Богославский, а Лисицын его друг. У нас – в России – всё делается по знакомству» - «Возможно. И всё же, вы здесь, находитесь, теперь, под наблюдением нашей разведки. Понимаете ли вы это? Впрочем, я пригласила вас, сегодня, в офис, для того, чтобы заключить предварительное соглашение, и только. Мы можем встретиться завтра, во время ланча, когда все формальности будут исполнены? Наш юрист сейчас занимается этим. Нам нужно будет согласовать некоторые моменты, касательно вашего дальнейшего пребывания в штатах, и оговорить характер сотрудничества, на две ближайшие недели. Вы должны понимать, что я намерена, некоторым образом, переделать вашу книгу, чтобы она соответствовала требованиям, предъявляемым к сценарию многосерийного фильма. Кстати, не захотите ли вы остаться в США, если наше правительство предложит вам годовую грин карту» - «Для меня это лестное предложение, но мой товарищ улетает на родину через две недели, как договаривались. Я не знаю, как он воспримет такое моё решение. Мне будет крайне сложно возвращаться в Россию без его участия. Ведь он поручился за меня» Кэрол задумалась и, вдруг предложила: «Ваш товарищ мог бы вернуться в Россию уже завтра. Это легко устроить. Ведь он, всего лишь друг вашего друга, если вы не обманываете меня, конечно. С моей стороны, я готова предложить вам проживание в гостевом доме, в Рок-Айленде и хорошее обслуживание, а также покровительство нужных людей, в правительстве Штата. У нас тоже знакомства имеют большое значение, не меньшее чем у вас. Кроме того, вы смогли бы познакомиться с вашими соотечественниками, которых здесь предостаточно и завязать нужные вам знакомства в среде литераторов» - «Ну, что же. Если вы так ставите вопрос, я согласен. Где нужно расписаться?»
Две недели, в Чикаго пролетели незаметно. Никогда, прежде я не был в этой стране, тем удивительнее было мне, в мои годы убедиться, как ошибаются наши патриоты в американцах, в их гостеприимстве, и моральном облике. Я был просто очарован этими людьми. Уже к концу первой недели, природные американцы казались мне самым радушным народом, из тех которых, я когда либо, встречал в своей жизни. Напротив, мои соотечественники показали себя наихудшим образом. Достаточно сказать, что большинство из них являло собой банду грязных циников и подонков, завистливо оценивающих содержимое моего кошелька и поносящих родину самыми скверными словами. В качестве примера могу привести слова некоего Хрусталинского, который на вечеринке в доме Кэрол сказал о России и россиянах следующее: «Рашка – страна рабов. Русский народ – быдло, цена которому, один доллар. Русские женщины – голодные ****и, готовые отдаваться любому, за ужин в ресторане» Я и сам не был в восторге от своего народа, но, этот цинизм и, главное, это холуйское преклонение перед всем западным раздражали меня не меньше, если не больше, чем русские национальные особенности. К тому же, Хрусталинский не был представителем моего народа, в полном смысле этого слова. Кэрол, кажется, тоже разделяла моих соотечественников на истинно русских и русских, только по названию, так как относилась ко мне, несколько иначе, чем к другим. Во всяком случае, я не замечал уже, в её глазах той холодности и того равнодушия, с какими она продолжала смотреть на людей подобных Хрусталинскому. В целом, наши отношения с ней, постепенно, сложились в нечто большее, чем отношения деловых партнёров. Но, как это «нечто большее» можно было назвать, я не знал. Иногда, я  думал, что она симпатизирует мне, как мужчине, иногда убеждался в обратном. Впрочем, понять её чувства, всегда, было чрезвычайно трудно. Кэрол отличалась особой скрытностью, когда речь заходила о её внутреннем мире. Однажды она сказала: «Вы мне симпатичны, как человек, которому можно доверять», но тут же, опровергла себя, добавив: «Нет, не верьте мне, я никому не доверяю» Через четыре дня Кэрол посетила меня в гостевом доме. Это произошло утром, когда я никого не ждал и собирался на очередную встречу со своими, так называемыми, соотечественниками. Кэрол открыла дверь своим ключом и поднялась на второй этаж, где располагалась моя комната, в тот самый момент, когда я намеревался переодеться, к выходу. В её взгляде читалась решительность. «Вы куда-то собрались?» - спросила она, наблюдая, как я, в спешке, пытаюсь спрятать под рубашкой свою обнаженную, волосатую грудь. – «Да, я хотел бы, сегодня, пообщаться со сторонниками Натального» - «Ваши новые друзья подождут» - остановила она меня – «Сейчас мы прокатимся к моим друзьям. Я познакомлю вас с людьми, которые далеки от происходящего в России, но близки вам по духу. Во всяком случае, ваша персона их заинтересовала» - «Что  это за люди?» - спросил я. Она ответила вопросом на вопрос: «Вы слышали о масонах?» Я, конечно же, слышал о масонах, но только ничего хорошего, поэтому, сразу не сообразил, как мне следует отвечать на её вопрос. Кэрол уточнила: «Я говорю об истинных масонах – не тех, которые таковыми себя считают, а тех, которые ведут свою историю от португальских тамплиеров, посетивших Америку, под именем Орден Христа, в 16 веке» Осознав, наконец, к чему она клонит, я собрался с духом и твердо сказал: «Нет, не слышал» Кэрол улыбнулась и продолжила: «Я познакомлю вас с некоторыми, из них. Уверяю, они вам понравятся. Кстати, у нас, есть, только, один час, чтобы добраться до острова Арсенал. Кажется, вы уже оделись. Следуйте за мной» Сказав это, Кэрол развернулась и стала уходить вниз по лестнице. Её слова прозвучали, как команда, поэтому я не стал медлить.

Рок-А;йленд — город в США. По данным переписи 2020 года численность населения составила 43018 человек. Рок-Айленд находится в 280 км западней Чикаго на реке Миссисипи и является одним из четырёх слившихся городков, вместе с Давенпортом, Молайном и Ист-Молайном. В городе расположен Рок-Айлендский арсенал — крупнейший государственный арсенал в США, производящий стрелковое оружие, гаубицы и военную форму, всех родов войск. На этом предприятии трудятся более 6 тыс. местных жителей. Название города произошло от названия расположенного здесь скалистого острова, крупнейшего на Миссисипи. Его нынешнее название Арсенал. Именно на этот остров мы и направлялись, с Кэрол. По пути, мне удалось разглядеть растительный мир поймы Миссисипи, среднего течения. Большая река – великая обманщица, протекает по плоской равнине, поэтому часто меняет русло, разливается, имеет множество «слепых» проток и широкую, заболоченную пойму. По этой причине, земля здесь, повсюду, илистая, является хорошей почвой для множества видов растений, среди которых особенно часто встречаются: ярко зелённая осока, дикий лук, полевые цветы, кустарники и хвойные деревья, необычайной высоты. В целом, местная фауна очень сильно напоминает моё родное Приамурье. Я поделился своими мыслями с Кэрол. Кэрол сидела рядом со мной, на заднем сиденье и равнодушно смотрела в окно. Её пышные каштановые волосы, в розовых лучах утреннего солнца, время от времени, «загорались» оранжевым цветом, образуя вокруг головы, светящиеся нимб. Услышав мои слова, она повернула голову и посмотрела умиротворённым взглядом ангела, спустившегося с неба, чтобы спасать заблудшие души. И, вдруг, я услышал нечто, отчего у меня затряслись коленки, и похолодело в животе: «Следует уже теперь определиться, что вам, на самом деле нужно, потому, что после беседы с магистром Ордена, ни какого выбора у вас уже не будет. Вы хотели стать тамплиером и готовились к этому. Орден оценил ваше рвение. Вы будете членом Ордена – это великая награда, для вас. Стоит ли колебаться, когда ваша мечта вот-вот сбудется?» Она произнесла это, не меняя выражения лица и, даже, не открывая рта – точно так же, как при первой нашей встрече. Но каким образом? В любом случае, слова Кэрол произвели на меня очень сильное впечатление, если не сказать магическое. Я, вдруг, осознал, что Кэрол – гость из будущего или инопланетянка. Впрочем, последнее я тут же отверг и оценил, как невозможное, так как не верил в существование разума, за пределами нашей планеты.               
               
Глава 5. Телема.
Мы проехали, на «форде» Кэрол, почти весь остров: оставив далеко позади здания военного музея, выставочные площадки, гостиницы и другие объекты, обычно, посещаемые туристами. Впереди показались водная гладь реки Миссисипи и большой мост, но Кэрол, по-прежнему, оставалась невозмутимой, как будто намеривалась продолжить движение по Родман-авеню и за пределами острова. Мне захотелось спросить её – Куда мы едем? Однако, спрашивать не пришлось. Неожиданно машина свернула вправо, на Семетери драйв, о чём предупреждал покосившийся придорожный знак. Через минуту, преодолев строительную площадку и железнодорожные рельсы, мы выехали на неприметную дорогу у заброшенного кладбища, ведущую в сторону южного рукава Миссисипи. Это было интересное место. Казалось – время остановилось здесь. Что-то яркое и в тоже время хмурое озаряло всё вокруг, странным голубым светом. В моей душе появилось мистическое чувство и, даже, страх, но я преодолел его усилием воли. В конце дороги мертвецов, как я её назвал, машина съехала на пристань грузового водного транспорта, приходящего с острова Сильван. Воспользовавшись лесовозом, мирно стоявшим у причала, мы перебрались на остров, не покидая машины. На острове Сильван, к моему удивлению, совершенно дикому, заросшему лесом и кустарником мы въехали на узкую лесную «грунтовку», не имеющую ни какого искусственного покрытия, кроме кем-то разбросанных веток и камней. Комья рыжей грязи вылетали из-под колёс машины, и разлетались, во все стороны подобно шрапнели. Кэрол закрыла окна и, сейчас же, поросшие мхом ветки деревьев, стали хлестать по стеклам. Временами дорога полностью пропадала, и тогда мы ехали по мокрой траве и кустам, переваливаясь с бока на бок, подобно лодке в штормовую погоду. Наконец, машина остановилась. Кэрол предложила мне выйти из машины и вышла сама на тенистую поляну, окруженную со всех сторон высокими вековыми лиственницами. Выходя из машины, я наступил на кочку и упал на колени, промочив, при этом, свои выходные брюки. Может быть, поэтому, поднимаясь с колен и отряхиваясь, я не стал сдерживать эмоций: «Дремучий лес, непроходимые тропы, заброшенное кладбище, б…. – это не Америка, а какой-то фильм ужасов» Кэрол рассмеялась, пожалуй, впервые за всё время нашего знакомства. «Да, мой друг, это и есть настоящая Америка, точнее, та часть Америки, которая сохранила свой первозданный вид. А теперь вы увидите ещё одну Америку, о которой не знает никто, кроме меня» - сказав это, Кэрол обошла машину и подошла ближе ко мне, держа в руках странное устройство, напоминающее золотую статуэтку. Как вскоре выяснилось, это был дистанционный пульт управления, с помощью которого можно было активировать скрытый под землей мощный подъёмный механизм. Земля задрожала и, вдруг, прямо передо мной, с шумом, поднялась бетонная плита, открывая просторный вход в глубокий подземный ангар, освещенный холодным светом люминесцентных ламп. Приключения продолжались. Мы, вновь, сели в машину и вкатились в этот ангар по широким металлическим скатам. Плита опустилась за нами, как только мы остановились, у бетонной стены. «И что это значит?» - спросил я Кэрол, не скрывая своего удивления. Кэрол улыбнулась и показывая рукой вперёд, задорно воскликнула: «Не спешите удивляться Владимир Семёнович. Самое удивительное ещё впереди» То, что последовало затем, на самом деле оказалось чем-то сверх удивительным. Тонированное стекло, отделяющее салон от места водителя, опустилось и я увидел перед собой, улыбающиеся лицо майора Лисицына.  «Да, Владимир Семёнович, я сотрудник ФСБ, но работаю на все тайные организации мира, которые имеют деньги, чтобы заплатить мне за предательство. Мы – «предатели» - ничем не отличаемся от нормальных людей, кроме одной особенности – у нас снижен порог болевой чувствительности, мы, практически, не знаем усталости, особенно, когда речь идёт о денежках. В этом есть свои плюсы, есть и минусы, главным, из которых является то, что мы не верим в Бога и не разделяем идеологии своих работодателей. Для нас куда важнее дела плоти. Впрочем, вам, наверное, не интересно слушать о чувствах бесчувственных болванок, вроде меня? Вам, конечно же, хочется узнать, для чего мы, с Кэрол, доставили вас сюда. Мы доставили вас в это мрачное место, потому, что магистр Ордена тамплиеров Криштиану IV захотел поговорить с вами. Извините за спектакль, но иначе вы бы меня не поняли. Кэрол настоящая актриса - примадонна. После того, как я ей всё объяснил, она приняла предлагаемые условия и согласилась играть роль сценаристки, до конца. Теперь я оставляю вас с Кэрол, а сам удаляюсь восвояси, так как мне туда нельзя. Ни-ни. Про Натального забудьте потому, что Кэрол Бриджитс его, даже, не знает. Прощайте» - сказав это, майор Лисицын помахал рукой и выйдя из машины исчез в потаенной нише. Мы покинули машину через минуту, после его ухода.      
Лифт, в котором мы с Кэрол спускались под землю, остановился на глубине 2,5 километра. Выходя из него, мы сейчас же попали в ярко освещённое помещение, напоминающее вестибюль гостиницы, в котором обычно располагаются ресепшен, кадки с пальмами и пара кресел. Меня встретили два колоритных охранника. Они были, по-своему прекрасны, имели суровые бородатые лица, атлетическое телосложение и очень походили на вышибал из ресторана, которых я недолюбливал ещё с юности. «Вышибалы» проводили меня в приёмную, в которой, за круглым столом, нас ожидал магистр Ордена. Меня посадили напротив него, Кэрол приютилась рядом, справа, чтобы лучше слышать и переводить на русский язык то, что скажет вождь тамплиеров, так как магистр, увы, изъяснялся, исключительно, на португальском языке. Как только мы сели, он, без предисловий, и дежурных приветствий начал говорить об Ордене: «Орден учрежден для тех, кто не желает оправдывать своё не участие в жизни общества, своим низким социальным статусом, немощью, бессилием, кто не боится внешнего мира, не смирился, с торжествующим в мире злом, и намерен отстаивать свою позицию, активно, как это заповедовал, всем верующим, наш великий предшественник - Иоанн предтеча. Потому, что нужно быть готовым к пришествию Христа уже теперь, нужно быть достойным Его Славы. Потому, что конечная цель тамплиеров – «Царство Света», в котором сила духа, благородство, честь, жертвенность и высокая любовь станут нормой жизни для всех. Мы пригласили тебя – возлюбленный брат, потому, что ты это понимаешь и достоин стать неофитом Ордена. Потому, что тебе по силам телеиозис - совершенствование.                   Телеиозис это путь, истина и жизнь настоящего мужчины. Ранее этот путь имел другое название – путь телемы – но сатанист Кроули и его ученики дискредитировали старое название. Теперь мы предпочитаем употреблять для обозначения пути словосочетание – телеиозис, что с древнегреческого языка переводится, как – возрастание воли. Наша воля и наша сила должны быть настолько высоки, чтобы мы могли, не без помощи Христа, конечно, пройти свой земной путь и обрести новый смысл, вопреки морали и греховных наклонностей большинства людей. Истинный мужчина это тот, кто думает, как Христос, кто живёт, как Христос и умрёт на кресте, ради Истины, как Христос, а не тот, кто ждёт чуда и ходит в храм, ради храма, чтобы осуждать неверующих. Кто, нарушая все заповеди Бога, оправдывает своё греховное падение своей слабостью и духовной немощью, и больше всего на свете боится не греха, а житейских неудобств, страданий и смерти. Немощь и слабость не являются оправданием для мужчины, тем более, - тамплиера. Если слаб духом – стань сильным, если немощен – стань здоровым, если труслив – стань смелым. В этом сущность телеиозиса. На пути телеиозиса – церковные таинства, молитвы, посещение храма это, лишь средства, облегчающие достижение цели, но не самоцель. Соблюдение десяти заповедей это, лишь щит, защищающий от стрел дьявола, но не оружие. Нашей целью и нашим мечом является наша миссия, выполнить которую мы обязаны, но не способны, пока не прошли телеиозис, от начала до конца. Мы даже узнать о своей миссии ничего не можем, пока не прошли телеиозис. Мы долго наблюдали за тобой. Ты пошел по пути самостоятельно, возможно не вполне сознавая этого. Ты психолог и понимаешь, что значить – быть сильным. Мы предлагаем тебе стать членом нашего Ордена. Кэрол – наша сестра, она поможет тебе с грин-картой, с деньгами и прочим, необходимым для жизни в Америке. Согласен ли ты остаться в нашей стране ещё на один год, чтобы стать членом Ордена воинов-монахов, стать нашим братом, к концу следующего года? Если у тебя есть вопросы…я отвечу на них, спрашивай, но помни – времени у нас мало – всегда говори только о главном» У меня, конечно же, были вопросы. Усилием воли, подавив в душе, нахлынувшее на меня, вдруг, чувство растерянности, я, спросил магистра, какую веру он исповедует и к какой конфессии относится. Кэрол перевела сказанное мной на португальский язык. Магистр удивлённо посмотрел сначала на Кэрол, потом на меня, задумался и ответил, как бы нехотя, показывая всем своим видом, что вопрос ему не понравился: «Мы христиане. Мы избавились от власти похоти, стадности и страхов, и, теперь, с помощью Бога, служим Истине – исполняем Его волю. Причём тут конфессия? Странно, что ты задаёшь мне этот вопрос. Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что боишься изменить своему православному культу, своим традициям? В противном случае, мы поторопились, вызвав тебя к себе» Я утвердительно кивнул головой. Магистр ещё больше нахмурился и умолк, надолго. На миг, мне показалось, что переговоры сорвались, настолько долго он молчал. Однако этого не произошло. Магистр, как будто очнувшись от своих глубокомысленных размышлений, продолжил говорить, и опять, что называется «издалека»: «Между словами православие и фарисейство можно поставить знак равенства. Русская Православная Церковь всегда была фарисейской. Уклон этот она заимствовала от византийской Церкви, в 9 веке н.э. В любой истинной Церкви присутствует закваска (уклон) фарисейская и саддукейская. (Саддукейство - приоритет земного над духовным и даже в религиозных вопросах.) Этим то и отличается истинная Церковь от любой другой. Фарисейство и саддукейство - уклоны, ведущие, истинную Церковь, вниз (катаболе). Однако уклон ещё не гибель, поэтому-то Христос и говорит: "берегитесь закваски..." подразумевая, что закваска фарисейская и саддукейская, присутствуют в Истинной Церкви, вполне, легально. Если не замечать уклон, рано или поздно, можно скатиться в пропасть безверия. Когда его не замечают священники, он становится причиной ересей и расколов. Когда его не замечает вся Церковь, она перестает быть, собственно, Церковью  - превращается в духовный труп или отсохшую ветвь, как сказано в Евангелие. Упомянутые уклоны приводят церковь к пропасти фанатизма или к пустоте полного обмирщения, в зависимости от того, какой уклон будет преобладать. В иудейской Церкви, когда она была истинной, тоже всходила закваска фарисейская и саддукейская. Именно, она стала причиной апостасии иудейской Церкви во втором веке, до нашей эры (имеется в виду период царствования Хасмонеев). В конце первого века до н.э. фарисеи и саддукеи, давшие названия уклонам, пошли дальше своего саддукейства и своего фарисейства - сформировали синедрион, в котором были представлены все партии иудеев, включая зелотов. После известного синедриона иудейская Церковь перестала быть Истиной Церковью и окончательно погибла. Точнее, она погибла, когда объявила Иисуса Христа лжепророком. Иисус был казнён римским прокуратором Пилатом, по требованию иудейского синедриона, вопреки «здравому смыслу», и это неоспоримый факт. Вся последующая история евреев формировалась под влиянием новой и уже ложной веры (имеется в виду талмудизм ). Талмудизм сделал евреев такими, какими мы их, теперь, знаем: лживыми паразитами и беспринципными приспособленцами, готовыми лгать, воровать и убивать ради своего материального благополучия. После гибели иудейской церкви, истинной Церковью стало кефалическое Христианство, которое выросло из рядов ессеев (ессеи - остаток Истинной иудейской Церкви, сохранившиеся благодаря самоизоляции и переселения в пустыню). Однако и с Христианской Церковью может  повториться то, что, прежде, произошло с её родоначальницей. Начавшись от Св. Петра (бывшего саддукея) и Св. Павла (бывшего фарисея) Христианская Церковь сразу же раскололась на две ветви и стала медленно вползать в болото обмирщения и фанатизма. В 9 веке н.э., в результате первого «христианского» раскола, в Европе и передней Азии, образовались две самостоятельные ветви одной истинной Христианской Церкви: римская католическая церковь и православная византийская церковь. Католическая церковь осталась приверженцем истинной Церкви с саддукейским уклоном. Православная церковь стала истинной Церковью с фарисейским уклоном. Вот почему я говорю, что наследница византийской церкви - русская православная церковь - всегда была и остаётся фарисейской. Обе ветви истиной Церкви, до сих пор, остаются живыми и, по-прежнему, благодатны, так как препятствуют приходу, в мир, антихриста. И православные, и католические таинства одинаково действенны и спасительны, для христиан. Кстати их истинность, косвенно, подтверждается и тем ещё, что, у каждой ветви христианства возникли свои фарисейский и саддукейский уклоны. Наши церкви, по-прежнему, не расстаются со своими пагубными уклонами, которые всегда грозили и грозят им гибелью. Ведь именно, из-за саддукейского уклона римская католическая церковь потеряла большую часть своей паствы, в 16 веке. Протестанты, отколовшись от Рима, пошли дальше саддукейства папистов и стали "саддукеями из саддукеев". Протестантская культура это культура более мирская, чем любая другая, на планете. Можно сказать, что протестанты отказались от власти папы, в пользу материального благополучия и внешней свободы. Русская православная церковь, то же самое, потеряла значительную часть своей паствы, только и исключительно, по причине своего природного фарисейства. Раскольники пошли дальше фарисейства официальной церкви и стали "фарисеями из фарисеев". Теперь, старообрядцы  - отсохшая ветвь и в этом повинна русская Православная Церковь. Старообрядческая культура несравнимо более лицемерная, чем любая другая. "Жития святых" старообрядцев это ложь во спасение - образчик подлинного лицемерия. И, даже, квасной домострой старообрядцев есть, всего лишь, застывшая форма лицемерия. Время неумолимо. Теперь пришла очередь ветвей Истинной Христианской Церкви: современного Православия и современного Католицизма. Католическая и православная ветви уже, далеко, не гранит веры, о который разбиваются волны бесовской рати, они уже на краю пустоты и пропасти. Как только возникнет новый "синедрион" (Всемирная церковь), в котором будут представлены все разновидности православия, включая старообрядцев, а также католики и протестанты, истинная Христианская Церковь погибнет окончательно. Всё воцерквлённое христианство, духовно, погибнет. Что же тогда останется, ведь известно - "Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16:18)? Мы должны вспомнить первых ессеев, которые ждали пришествия мессии, как и мы, теперь. Мы должны стать новыми ессеями, в наше время, оставаясь в рядах истинной Церкви (православной ветви или католической ветви, не важно). Мы должны противопоставить пагубным устремлениям своей Церкви своё личное стремление к восхождению (анаболе). Не надо ничего менять. Не нужно «обращать» внешний мир в православие. Внешний мир во зле лежит, и никто и ничто этого изменить не в силах. Тем более не нужно пытаться «скрещивать» католицизм и православие, между собой. Всё, что мы можем – это изменить свой внутренний мир. Через искреннее соблюдение заповедей и добрые дела свои, мы можем обрести: сначала страх перед Богом, затем любовь к людям и, лишь затем, любовь к Богу. Потому, что любовь к Богу неизмеримо выше любой другой любви, тем более, страха. До неё нужно ещё дорасти. Христос придёт к нам, когда мы дорастём до великой любви к Нему, когда будем готовы встретить Его, с любовью. Каким же образом мы станем новыми ессеями (новым остатком истинной Церкви)?  Ответить на данный вопрос не сложно. Отрицательного опыта, которым мы обладаем, нам достаточно для того, чтобы понять, какими не надо быть и как не надо жить, чтобы спасти свои души и не погибнуть вместе с большинством, так называемых христиан. Не быть такими, какими являются наши духовные руководители, не жить так, как живут католики и православные, до настоящего времени, не потакать злу и не чураться внешнего мира, во всех его проявлениях, это и есть формула спасения.  Папа римский всегда был скорее королём королей, чем главой церкви. Его тиара - символ, в первую очередь, мирской власти. Ему хотелось бы стать главным политиком мира и сегодня, чтобы управлять земными делами, подобно всемирному президенту. Собственные банки Ватикана, организация Opus Dei и т.п. - средства к цели - уже готовы действовать. И это не так невероятно, как кажется, на первый взгляд. Вся культура Запада, включая политическую культуру, остаётся подлинно саддукейской, со всеми вытекающими, отсюда, последствиями. Вполне возможно, что папа Пий XIII использует это обстоятельство для создания мирового правительства и всемирной церкви. Православный патриарх, наоборот, всегда хотел бы видеть лидера государства (президента) своим митрополитом, а мирян - послушниками. Российская история это, подлинно, история фарисейской культуры, фарисейской морали. Ваша политическая культура, ваши моральные скрепы, ваши "нравственно-духовные" принципы, о которых так много и так часто говорили русские писатели, начиная с Нестора летописца, это, всё, продукт тысячелетнего фарисейства православной церкви. Современные законы России – производное от лицемерной морали, восходящей к основам православия. Ответ вашей церкви на коронавирусную инфекцию – пример подлинного фарисейства. Коротко говоря, папа римский и русский патриарх показывают нам кем не надо быть, чтобы стать новыми ессеями. Прагматизм, эгоизм и стяжательство европейцев - с одной стороны, лень, стадность, чинопочитание россиян - с другой стороны, показывают нам, как не надо жить, чтобы стать новыми ессеями. Не может быть полноты Истины в мрачном и ханжеском православии, произвольно объявившем себя истинной. Не может быть полной Истины в сластолюбивом католичестве, утонувшем в грехах и роскоши. Окончательная, полная Истина лишь там, где все, без исключения, искренне выполняют десять заповедей Бога и творят добрые дела, тайно и без надежды на благодарность, чтобы исключить влияние злой силы на простых людей. Да, выполняют заповеди, потому, что заповеди это щит веры! Дьявол искушает верующего человека язычеством, словоблудием, радостями жизни, небрежным отношением к родителям, убийством, воровством, прелюбодейством, осуждением и завистью, чтобы овладеть его душой. Тот, кто не соблюдает заповедей Бога, до мельчайших подробностей, не имеет защиты от дьявола и, закономерно, рано или поздно, подчиняется ему. Ни какая молитва, ни какой пост не спасут его от порабощения дьяволом, если он имеет дырявый щит веры и живёт, как проститутка. Искренне верить в Бога, выполнять Его заповеди, слушаться Церковных наставников, в вопросах выполнения Церковных таинств, не богословствовать, не впадать в мистицизм, творить добрые дела во внешнем мире, а не у себя в келье и умереть на «кресте» подвига -  вот, как мало и как много нужно сделать, чтобы стать новым ессеем. Любой цели достигнешь, любого врага одолеешь, Бог услышит тебя и сделает прямым твой путь, но, прежде, ты должен услышать Его. Причём тут конфессия?» Сказав это магистр, вновь, умолк и посмотрел на меня вопросительно, как будто ждал моего ответа. Кэрол, шепотом, пояснила ситуацию: «Вы согласны стать послушником Ордена и жить в Америке? Нужно ответить на вопрос магистра однозначно, в противном случае, по этикету, вам придётся покинуть кабинет, немедленно» Понятное дело я согласился, тем более, что, с самого начала, не собирался отказываться. Мой вопрос о конфессии имел причиной, скорее, любопытство, чем сомнение. Услышав мой ответ, магистр благословил нас крестным знамением и встал. На этом аудиенция закончилась. Кэрол заторопилась, показав рукой на дверь, в которую мы входили.
Минул год. Мы подружились с Кэрол и стали с ней, как брат и сестра. С помощью Кэрол я достиг в Америке всего, о чём мог пожелать простой врач из России: богатства, связей, высокого положения в обществе. Моя книга стала бестселлером и получила премию Фолкнера. Сценарий, написанный Кэрол, получил признание в «киношных» кругах и был номинирован на премию Оскара. Теперь со всем этим нужно было расстаться. Таково было условие. Но прежде я должен был пройти обряд посвящения в рыцари. Обряд проводился в ночь, накануне рождества Иоанна Крестителя, на острове Сильван. Данное время было выбрано не случайно.                Омовение совершилось в память о древнем братстве ессеев, верховным распорядителем которого, в день первого пришествия Христа, был Иоанн Креститель. Знак "Нун" (не путать упомянутый знак с еврейской буквой "Нун") был известен людям давно. В древности считалось, что время знака "Нун", это время, когда Бог вмешивается в дела людей, живущих собственной, суетной волей или волей дьявола. По этой причине знак "Нун" отображался двумя символами: символом Духа и символом бессмысленной материи, которую этот дух одухотворяет. В последствие символ Духа стал символом небесного огня: молнией, языками пламени, сходящими с неба и т.д. Символ бессмысленной материи был отождествлён с символами воды и водными животными: рыбой, змеёй и т.д. Время знака "Нун" стало временем схождения небесного огня в воду или любой объект водного мира. Поэтому-то и праздновался древний арийский праздник, сначала, Апам Напат (теперь празднуется 5 ноября), затем Купалы, во время знака "Нун",  т.е. в ночь с 6 июля на 7 июля (имеется в виду современный, григорианский календарь). Легенда о расцветающем папоротнике в ночь на кануне Иоанна Купалы (день рождения Иоанна Крестителя) есть, лишь отголосок древней легенды о горении божественного пламени в глубине озера – о схождении  духа Огня (фарн) в открытые лесные водоёмы.  Во времена ессеев (конец второго века до н.э. - начало первого века н.э.) по знаку "Нун" рассчитывалось время водного крещения грядущего мессии Царя. Сам знак изображался в форме рыбы. На заре  христианства, время знака "Нун" было временем схождения Святого Духа на апостолов или пятидесятницей, т.к. еврейская буква "Нун" обозначала цифру "50".  Если посмотреть на карту звёздного неба, северного полушария, в 24.00, в ночь с 06.07 на 07.07 каждого года, можно увидеть, что солнце постоянно, из года в год, находиться в одном и том же созвездии. С 13000 г. до н.э. (примерно), до 5500 г. до н.э., во время знака "Нун", солнце находилось в созвездии девы. С 5500 г. до н.э. до 1800 г. до н.э., во время знака "Нун",  солнце находилось в созвездии льва (если не считать среднее положение между двумя созвездиями). С 817 г. до н.э., во время знака "Нун",  солнце находилось в созвездии рака. Здесь же оно находилось и во время рождения Иоанна Крестителя. Начиная с 1583 года, во время знака "Нун", солнце находится в созвездии близнецов. В созвездии тельца, во время знака "Нун",  солнце будет находится с 3300 года (примерно). И т.д. Известных данных вполне достаточно, чтобы заметить одну очевидную закономерность. Время знака "Нун"  указывает на цикличность времён. Всего, в одном цикле, насчитывается три основных периода и один переходный. Первый период самый продолжительный. Второй период менее продолжительный, но более продолжительный, чем третий. И т.д. Последний, в нашей истории, переходный период (с 1583 г. по 2032 г.) - самый короткий и самый разрушительный для человечества.  Коротко говоря, время знака "Нун" это время начала и конца чего-то переломного, в истории человечества и человека. Это знамение:  или о грядущем духовном падении (катаболе), или о духовном восхождении (анаболе), или об оставленности. Таким образом, время знака "Нун" это веха, указывающая на главное событие (начало) в истории человечества или человека.
Во время омовения, на берегу озера, подле дерева, горел костёр. У корней дерева лежал обычный топор, которым можно было рубить ветки и сучья, для костра. Огонь, чугунный топор и одинокое дерево служили всем собравшимся напоминанием, о призвании братьев верить не лицемерно, но искренне и отстаивать веру делом и истиной, а не, только, словами. Кстати, на церемонии присутствовало достаточно много людей. Все они были облачены в белые плащи с красными крестами и называли себя тамплиерами. Мне тоже был торжественно вручен белый плащ и ещё символический ключ от казны братства, в знак того, что я стал тамплиером. Этим самым мне давали понять, что я имею право распоряжаться богатством Ордена, по своему усмотрению. Оказывается, у тамплиеров Рок-Айленда имущество было общим. После церемонии все рыцари, кроме магистра и казначея, встали в каре, обратив свой взор в его центр, где горел костёр и стоял я один, облачённый в белую мантию с красными крестами. Ночь была  тёплая и безветренная, костер горел ровным пламенем, высвечивая сухие ветви дерева над моей головой. У ног лежал топор. Чувства переполняли меня. В это время я услышал то, что стало для меня смыслом моей новой жизни: «Ты избран. Тебе предстоит выполнить то, ради чего ты родился. Только ты сможешь это сделать и никто, кроме тебя это не сделает. Волей Бога и магистра ты сделаешь это»       
               
Глава шестая. Рим.

Разбилась прозрачная капля о пыльный камень. Вспыхнула молния, осветив суровые лица воинов мистическим небесным светом. Сейчас же прозвучал гром. Запах свежей травы и листьев наполнил воздух, предвещая сильный ливень. В душе загорелось чувство восторга, захотелось сказать, своим соратникам, что ни будь ободряющее. «Братья мои!» - начал я – «Подвиг этот принесёт нам славу, мы останемся в умах наших последователей, героями, а в глазах обывателей – извергами, рода человеческого. В этом наша награда. Не думайте о смерти – смерти нет. Думайте об умерших родных, которые ждут вас, потому, что совсем скоро вы увидите их воочию. Мы те, кого Бог избрал в качестве Своего оружия. Перед вами, древний город Рим. Там, за рекой, на Ватиканском холме – прибежище антихриста и его слуг. Что и кто сможет остановить нас, теперь? Никто! Объявляю охоту на предателя Вермахера открытой. Операция «крысиная ловушка» вступает в свою заключительную фазу». Наступила тишина, братья тамплиеры молчали, ни один мускул не дрогнул на их лицах, пока я говорил, и только где-то высоко, высоко, в небе, неожиданно задрожал долгий пронзительный крик, напоминающий крик раненой птицы. Затем зашумела листва и крупные капли дождя, словно слёзы девушки, густо пролились на землю. В один миг всё преобразилось: потемнело небо, молнии – одна за другой, раскололи пространство на бесчисленное множество разноцветных осколков. Словно призывный глас, загремел гром, покатилось гулкое эхо над холмами пригорода Рима. Отряд, змейкой, тронулся в путь, вниз по склону, чтобы выполнить предначертанное и уже никогда не возвращаться в мир трусливых людишек, называющих себя добропорядочными гражданами.
Отряд выступил от Браччано и направился в сторону Рима, разделившись на две самостоятельные колоны. Первая проследовала по маршруту «акведук Паола» и сразу же затерялась в ущелье на берегу озера, вторая – во главе со мной, не далеко от замка  Орсини-Одескальки спустилась в тайные подземелья святилищ - митреумов, чтобы продолжить движение по многокилометровым тоннелям, заполненным талой водой, песком и грязью. Увидев, в каких условиях мне предстоит провести остаток  дня, я ужаснулся, но тут, же отогнал от себя бесовские мысли и, прочитав молитву «Отче наш», решительно пошел вперёд, увлекая за собой отряд. Путь был, конечно же, не приятным, однако очень удобным для нашего дела, а это главное. Ещё в Рок-Айленде, я нашел у братьев карту древнего Рима, на которой тоннели Митры  обозначались, как не изученные или, даже, не известные археологам, следовательно, по ним, можно  было пройти незамеченными до самого Ватикана. Зачем их прорыли, древние римлянине? Семь холмов и святилищ Рима служили для адептов культа Митры чем-то вроде врат в космос - открывающих прямые стези на планеты: Меркурий, Венера, Теллура, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран. Восьмой холм – ватиканский, внутри которого, согласно преданиям, родился брат близнец Митры – чёрный Митра, - был включен в систему космических врат в качестве центра притяжения и консолидирующего звена, последовательно связывающего, в том числе, святилища-митреумы, в подземную сеть тоннелей. Таким образом, чёрный Митра объединил не только всех богов и все планеты солнечной системы, но и все холмы Рима.                У каждой нашей боевой группы, в рамках операции, было своё особое задание. Первая группа должна была заявить о себе на подступах к центру города, устроив несколько мощных взрывов на Квиринальском холме, где располагались правительственные здания и военный гарнизон Рима. Вторая, во главе со мной – ставила своей задачей «нашуметь», сначала в центре,  на острове Velabrum, затем на правом берегу Тибра, к востоку от Ватикана. Акция на берегу должна была привлечь к себе особое внимание, чтобы ввести в заблуждение полицейских аналитиков и отвлечь карабинеров от главной нашей цели – дворца апостолов и замка Ангела. Мы должны были замкнуть «крысиную ловушку» для папы с двух сторон, лишив его, тем самым, возможности удрать в огромный суетливый город. Отвлекающая операция на берегу Тибра возлагалась  на Майкла Харриса – самого опытного моего коммандера. Двадцать его бойцов должны были вступить в бой с карабинерами и военнослужащими уже на набережной, подле замка Ангела, не считаясь с возможными жертвами среди мирных жителей, чтобы я, совместно с остальными братьями успел проникнуть в главное святилище-митреум, находящиеся, непосредственно, под папской резиденцией (дворцом апостолов).
С каменных сосулек падали и звонко разбивались о бетонный пол большие мутные капли, напоминающие, по цвету и запаху, слабый раствор селитры. Луч фонаря высвечивал на стенах потемневшие от времени фрески древних мастеров, сделанные, скорее, ради забавы, чем для адептов культа Митры, так как ни каких религиозных сюжетов они не отображали.  Особо фривольными показались мне две последние, на которых был изображен акт соития множества сладострастно улыбающихся мужчин и женщин. Через 10 метров, далее, прочь от этой мерзости, канувшего в темноту, как только я стыдливо выключил фонарь, на стенах появилось свечение, похожее на отблески голубого пламени. Когда мы прошли поворот, нашему взору предстала картина, достойная того, чтобы описать её более подробно. Настороженность и тревога – вот два слова, которыми можно было охарактеризовать мои чувства, когда я, наконец, увидел освещенную жертвенным огнём главную пещеру Митры. Она была похожа на каменный мешок или гроб великана, облицованный плитами серого туфа в котором, вокруг продолговатого жертвенника, сделанного из грубого камня, копошились черви – тощие, молчаливые монашки в белых рясах, с надвинутыми на глаза, капюшонами. Женщины не обратили на нас никакого внимания, наверно, потому, что были слишком увлечены процессом очищения жертвенника, от дымящихся останков сожженного ими жертвенного быка. Запах жженой плоти, клубы дыма и, невероятно большие рога жертвы, подсвеченные, со всех сторон, горящими свечами, дополняли сюрреалистическую картину. Мне был знаком порядок проведения мистерии, посвященной богу Митре, поэтому я сразу же понял, что мы пришли вовремя. Сейчас монашки унесут останки в «святое» хранилище и откроют потаённую дверь, скрывающую проход к винтовой лестнице, ведущей вверх, чтобы языческие воскурения проникли в покои известного извращенца, еретика и псевдо тамплиера - папы Пия XIII. Конечно же, я знал, где эта дверь находится и смог бы открыть её, без помощи монашек, но мне нельзя было опережать ход событий, ни на секунду, ни на миг. В противном случае, охрана папы начала бы беспокоиться и, без сомнения, забила бы тревогу, что могло привести к печальным последствиям, не только для меня, но и для всей нашей экспедиции. По этой причине, я остановил братьев непосредственно перед жертвенником и отдал приказ, терпеливо ждать дальнейших моих распоряжений. Через минуту, из полумрака, появилось нахмуренное лицо Стива-Джордано. В его тёмных глазах, обращённых в сторону группы монашек, я прочитал немой вопрос. Я бы подумал, что Стив напуган, если бы не знал о его способности сохранять хладнокровие в любых, самых отчаянных ситуациях. «Что-то хотел спросить?» - полюбопытствовал я. «Да, командир!» - ответил Стив шепотом – «Что будем делать с этими ведьмами? Я сдернул капюшон с одной и знаешь, что увидел? Я увидел пустые глазницы. У неё не было глаз. Правильно ли убивать и, без того, несчастных женщин?» «Конечно, не правильно» - согласился я со Стивом – «Это католические монашки, обращённые в жрицы бога Митры самим папой. Папа – наш бывший соратник - возомнил себя поклонником чёрного солнца. Однако спасти их уже нельзя. Пойми - мы делаем то, что должны сделать и поэтому, не имеем права рисковать своей миссией. Пусть, даже, планета расколется пополам, и погибнут миллионы бедных женщин. Наша миссия предопределена Самой пречистой Девой Марией: «Великая кара обрушится на весь род человеческий. Сатана воцарится на самом высоком уровне, определяя ход событий. Ему удастся проникнуть даже в верхушку Церкви; ему удастся соблазнить души людей, которые создадут такое оружие, с помощью которого можно будет за несколько минут уничтожить большую часть человечества. В его власти окажутся те, кто будет иметь власть над народами. И если человечество не сможет противостоять этому, Я вынуждена буду отпустить карающую руку Моего Сына. И тогда ты увидишь, что Бог накажет людей с большей строгостью, чем во времена Всемирного Потопа. Наступит время всех времен и конец всех концов, если человечество не изменится. И если всё останется так, как сейчас, или будет еще хуже, то ситуация станет столь серьезной, что большие и сильные погибнут вместе с маленькими, слабыми и увечными…» Стив слушал меня, склонив голову. В его глазах не сложно было заметить очевидное сожаление по поводу предстоящей бойни. Ему, наверное, хотелось бы думать о нашей миссии нечто более позитивное, но я не стал сочувствовать его переживаниям, напротив, приказал братьям достать гермошлемы и покрыть ими свои головы, чтобы защититься мозг и лёгкие от удара вакуумного взрыва, который намерен был произвести, в пещере. Мой приказ был выполнен немедленно и, через пару минут, пространство вокруг нас сотряслось от страшного грохота. Воздух в пещере сжался и расширился несколько раз, разорвав легкие монашек, разбив в дребезги жертвенные сосуды, сделанные из хрупкого алебастра и затушив многочисленные свечи, разлетевшиеся, во все стороны, подобно пластмассовым кеглям. С потолка посыпались острые осколки щебня и фрагменты облицовочных плит. Наступило время действия. Мы перебрались ближе, к потаённой дверце, чтобы встретить папскую охрану огнём своих ранцевых огнемётов. Пробные всполохи желтого пламени осветили груды тел в белых балахонах, недвижно лежавших на полу подобно брошенным тряпичным куклам. Это жуткая картина смерти впечатлила меня, но не более того. Никто из нас не испытывал сожаления, тем более, страха по поводу случившегося, потому, что началась работа, которую мы готовились выполнить с полной отдачей. Швейцарцы, как и предполагалось, ничего не поняли, потому, что металлическая дверца, ведущая на винтовую лестницу, оставалась всё время открытой, а сами они явились в пещеру, практически, без оружия. Наши огнемёты работали без перерыва. Попадая в струи огня, швейцарцы вспыхивали, подобно свечам, испытывая, при этом, страшные муки, что было хорошо видно и слышно, но даже истошные крики их не вызывали во мне ни каких чувств, кроме желания кончить дело, как можно скорее. Я нервничал и думал только об одном – о том, что мы, катастрофически, опаздываем. Именно поэтому, уничтожив охрану на винтовой лестнице, мы стремглав помчались по гулким ступеням на третий этаж. Папы Пия XIII там уже не было. Можно было представить, что творилось в его душе, когда он убегал, по коридору — пассетто - в замок Ангела. То, что он направился именно туда, не вызывало сомнений, потому, что иного пути у него просто не было. Мы последовали за ним. Картина разрушений, которую мы увидели за пределами дворца, в замке и около него, была, по истине, впечатляющей. Воды Тибра буквально вскипали от падающих, с неба, обломков и продолжающихся взрывов. Огромное число обожженных тел,  вмятых в груды кирпичей, крики раненых людей и желтый, смрадный дым над рекой, дополняли апокалипсическую картину. Моста Ангелов, связующего правый берег Тибра с левым, тоже не было. Харрис выполнил своё задание, что называется наилучшим образом, как и было ему приказано. После разрушения моста, крысиная ловушка захлопнулась окончательно. Увидев, что моста нет, я понял - искать папу нужно здесь и только здесь, если он, конечно, не воспользуется каким-то специальным транспортом или путём. По этой причине, я ещё раз предупредил братьев о том, чтобы никто, даже и в мыслях, не пытался его ударить, покалечить и, тем более, убить. Предатель папа должен был стать добычей «избранного», полностью отвечающего образом жизни и характером, требованиям Божией Матери – «Родится, у многодетной женщины, из Советского Союза, сын, который не будет знать ни какой иной доли, кроме той, которая предначертана ему Богом. Если он не убьет никого, не жениться на вдове, у которой есть сын, не станет геем и не сойдёт с ума, он станет орудием возмездия и спасёт всё человечество. Он и только он один имеет право казнить последнего папу. В противном случае, убийца будет наказан» Мы обыскали весь замок от самого верха до основания, и, нашли дрожащего Пия XIII за статуей Адриана. Время, отпущенное мной, на операцию «крысиная ловушка», подходило к концу – пора было, ставить точку. Для начала, в целях предупреждения скорой атаки со стороны правительственных войск, моим отрядом были блокированы: ватиканская железная дорога, шоссе, водные, подземные и воздушные пути, ведущие в замок. Сам же я вместе с папой и тремя братьями направился на вертолётную площадку мавзолея Андриана, чтобы перелететь в другой конец Рима, во двор базилики Санта-Кроче-ин-Джерусалемме, где и должна была состояться казнь. Ведь, сказано: «Это время все ближе, а пропасть все шире, и нет надежды, в будущем, кроме одной, последней. Святейший Отец переместиться через большой город, наполовину в руинах, наполовину содрогающийся. Он будет видеть всё, страдая от боли и горя, и станет молиться за всех убитых. Достигнув вершины горы, на коленях у подножия Креста он будет сам убит группой солдат, которые станут стрелять в него стрелами». Затем, уже находясь в полёте, я приказал, оставшемуся в замке, Стиву спуститься в подземный лабиринт и заложить в какую ни будь потаённую нишу, позитронную бомбу, мощностью до 50 килотонн – на тот случай, если военные атакуют замок Ангела, после отхода группы. Жалеть было некого и незачем. Город Рим был обречён, как сказано: «Огонь и дым падут с неба, воды великой реки обратятся в пар, и поднимется пена, все сносящая и затопляющая на своем пути. Тысячи и миллионы людей будут гибнуть каждый час, а те, что останутся в живых, станут завидывать мертвым. Куда не бросишь взгляд, всюду будут горе, страдание и разрушение»
Седые жидкие волосики, словно паутина облепили вспотевший череп трясущегося папы.  Вид у него был жалким. В его тонких, восково-бледных пальцах ярко, как большие красные ягоды, путались рубиновые «костяшки» католических чёток. Их там было около пятидесяти – ровно столько сколько нужно, чтобы, стоя у иконы «Сердце Божьей Матери», прочитать молитвенное правило тамплиера. Но папа уже не был тамплиером – он, вдруг и сразу, стал выжившим из ума стариком, старым клоуном, в белой мантии, у которого, в отличие от обычного клоуна, имелось странное желание уничтожить всё человечество. Он стоял на коленях на земле, привезённой из Иерусалима, и молился, низко склонив голову перед вратами базилики, за которыми уже сотни лет хранились три чёрных щепки от древа креста Господня. Почему Бог любит всех? Я смотрел на папу садиста и искал, хотя бы одно единственное оправдание для его поступков, но не находил ничего, кроме смешного – он психически болен. На ум приходила всякая ерунда, вроде: Бог любит всех, потому, что мы все его дети, что от крайнего зла всего один шаг до всепоглощающей любви. Настолько незначительна разница, между добром и злом. Меня начинала злить эта трудная задача, которую я ни как не мог решить. Мне нужно было ответить на поставленный вопрос, прежде, чем я нажму на курок семизарядного ТТ. Неужели всё дело в относительности добра и зла? Но, можно ли пренебречь, пусть и незначительной разницей между капризами 3-летней и 5-летней девочки, когда следствием такого пренебрежения становится патологическая аффилиация и неизбежное нравственное падение этой девочки? Можно ли пренебречь незначительной разницей между субъективной правдой и реальностью, когда следствием такого пренебрежения становится самоубийство сына, узнавшего о порочной связи любимой девушки с отцом? Тот, кто говорит об изнасилованной женщине – от неё не убудет – пренебрегает незначительной разницей, между здоровым телом, здоровой жизнью и здоровой душой. Тот, кто говорит о человеке это мусор - пренебрегает мизерной разницей, существующей между правами, вообще, и правами конкретной личности. Разница, пусть и мизерная - есть следствие индивидуальности. Не говори «рака» ближнему, потому, что он индивидуален. Потому, что другого такого нет, и никогда не будет. Потому, что он не заменим. Вот почему Христос любит всех! Но является ли это физиологическое обстоятельство оправданием для ПияXIII, тьфу – Эрла Вермахера? Нет, не является. Он должен умереть потому, что его индивидуальность стала тем же самым, что и индивидуальность дьявола – абсолютным злом. Когда это случилось с ним? Я не был, лично, знаком с Эрлом Вермахером, но обладал самым широким доступом к архивам Ордена и, поэтому, знал достаточно, чтобы судить о его недостатках и достоинствах.  В его официальном досье было сказано следующее: «Крещен 28 апреля 1948 года. После четырех лет предсеминарии, года новициата, четырех лет изучения философии и четырех лет изучения теологии дал вечные обеты в монашеском ордене капуцинов. 5 июня 1976 возведен в сан священника. В соответствии с традицией капуцинов, чтобы показать свою «отстраненность от мира», выбрал второе имя – Люциан (Люцифер?), что означает «освещающий путь».  С осени 1977 до конца 1978 служил викарием прихода св. Франциска в штате Милуоки, США. В конце 1978 в качестве миссионера выехал на острова Амани Ошима, где служил сначала в должности викария, а затем настоятеля прихода. С конца 2000 до января 2006 года трудился миссионером в Австралии, обращал в христианство местных аборигенов и, заодно, изучал их бесовскую культуру. В январе 2006 года самовольно покинул Австралию и начал сотрудничество с традиционалистическими католическими организациями, оппозиционными решениям Второго Ватиканского Собора. В это время, Вермахер пришел к выводу, что римский понтифик Иоанн Павел II был избран папой незаконно. Основываясь на данном факте, а так же и на том, что постановления Второго Ватиканского Собора противоречат католической вере, он сделал заявление в прессе, в котором объявил всех пап после Иоанна Павла II нелегитимными. В адрес Вермахера посыпались угрозы. Он был вызван в Ватикан, на высочайшую аудиенцию. Поговаривали о ссылке Вермахера в монастырь. Однако, после встречи с папой Бенедиктом XVI, Вермахер не только не перестал быть священником, но и пошел в гору, сначала, обрёл сан епископа, а затем кардинала, с правом претендовать на должность первого кардинала США. За пять лет, находясь в этой должности, Вермахер заслужил уважение со стороны всех, кто его знал – снискал славу «доброго самаритянина» и, в конце концов, сам был избран папой» Что же произошло с ним в 2027 году, или раньше, когда он стал тамплиером?»  Как, только я подумал об этом, жаркое небо излило яркий свет на затылок папы. Тонзура, выбритая на его голове, просияла. Мой указательный палец рефлекторно согнулся – прозвучал выстрел. Папа упал ниц, уткнувшись тем, что осталось от черепа, в зелёную колючую траву декоративного газона. Огромная лужа тёмной с прожилками крови растеклась под ним, во все стороны, утопив чётки, зажатые в левом кулаке. Моя миссия была завершена. Господь дал Своё согласие на казнь последней земной надежды тупоголовых обывателей.
Операция завершена. Мы возвращаемся в городок Браччано, где нас ждут наши братья, из группы сопровождения, чтобы обеспечить безопасный отъезд на родину. Во время проведения операции, никто, из тамплиеров, не умер и даже не ранен, если не говорить о психических травмах, которые, конечно же, были – мне ли, не знать об этом. Я вспомнил Стива и улыбнулся. Что он теперь думает обо мне. Из сводок полиции известно – за день, в Риме, погибло около тысячи человек: женщин, детей, стариков, молодых мужчин. Из них, 30%  - туристы. 300 безобидных ротозеев, приехавших в Рим с одной только целью – показать свою крутизну. На первый взгляд это большая цифра, но только на первый взгляд, ведь 300 человек это не три миллиарда, которые должны были погибнуть по воле сумасшедшего Эрла. За нами организована погоня, но мы не торопимся - с нами Бог! В иллюминаторе вертолёта виднеется холодная рябь озера Браччано. Где-то далеко, на южном его берегу, в небо поднимается столб чёрного дыма, вышиной до облаков, по улицам Браччано снуют пожарные машины, двигаются танки и бронетранспортёры. Синее небо над головой расчерчено белыми реверсивными следами истребителей, которые бессмысленно мечутся в поисках террористов. Всё двигается – всё вскипает, миллионы людей, по всему миру, у экранов телевизоров – ждут новостей из Рима, это дело наших рук. А, я ничего не жду и ни о чём не думаю. На всё воля Бога – говорю я себе и мирно засыпаю. В Броччано я, вновь, стану туристом: переоденусь, переобуюсь, выпью кофе и спокойно поеду, в своём автобусе, в аэропорт, чтобы покинуть Италию раз и навсегда.
Я снова в небе, теперь в качестве пассажира аэробуса А380, который выполняет рейс Чампино – Шереметьево.  Внимательно смотрю в иллюминатор, любуюсь причудливыми облаками, которые словно стадо гигантских белых животных  заполняют всё пространство до самого горизонта, очерченного розовой полоской заката. Ничего не предвещает катастрофы. Мерно гудят моторы. Не торопясь, покачивая бедрами, дефилируют в проходах, между рядами кресел, красавицы стюардессы.  Скоро будут разносить напитки. И, вдруг, над дверью служебного входа загорается надпись – «пристегните ремни» - звучит сигнал вызова стюардесс – один, другой... Командир, встревоженным голосом, объявляет о вхождении самолёта в зону турбулентности, нервно кашляет. Стюардессы, забыв о своей грации, быстро бегут в носовую часть лайнера. Что-то случилось. Я поднимаю глаза и вижу  - багажные полки дрожат мелкой дрожью. Вновь, смотрю в иллюминатор - крылья самолёта, поднимаются и опускаются, как у птицы – вот, вот отвалятся. В душе появляется страх, но не тот страх, от которого трясутся поджилки, а чувство безысходности, с которым невозможно справиться. Ноги, рефлекторно упираются в пол. В голову приходят давно забытые истории о предопределенности и смерти.  Одна страшнее другой. Вспоминается история, связанная со смертью моего друга скульптора Никольского, умершего после автомобильной аварии. Он умер сразу же, как только закончил главный свой труд «красноармейца» «И, что же» - думаю я – «Я свою миссию выполнил, а они? Причём тут они? Неужели они погибнут, из-за меня» Наконец, в салоне восстанавливается относительное спокойствие, хоть, самолёт и продолжает вибрировать. Никто из пассажиров, кроме меня, как будто бы, не обращает на вибрацию никакого внимания, или делает вид, что не обращает. Я смотрю в лица пассажиров и удивляюсь их деланному спокойствию. Впрочем, состояние покоя, у моих соседей, быстро сменяется состоянием испуга. Вновь загорается надпись «пристегните ремни» и, сейчас же, самолёт проваливается в глубокую воздушную яму. На этот раз, дела обстоят на много хуже, чем прежде. С полок падают вещи, в салоне гаснет свет, на табло загорается красная надпись…….Салон наполняется каким-то туманом или дымом. В душе появляется чувство обречённости. Неужели это конец? Я теряю сознание.

Глава седьмая. Благая весть (Анна).
Когда я открыл глаза,  первое, что пришло мне в голову это мысль о Боге, потому, что я был жив и находился не на небе, а на земле, точнее, на тёплой поверхности авиационной турбины, оторвавшиеся от фюзеляжа самолёта ещё в воздухе. При этом я не чувствовал боли и, вообще, ничего не чувствовал, кроме лёгкого дуновения ветра и запаха гари. Самым не приятным, для меня, в этот момент, было то, что я плохо видел, так как непонятная липкая субстанция залила всё лицо и накрепко склеила мои ресницы. Подняв правую руку к глазам, я ощупал кожу на лбу и понял – меня ослепила кровь, обильно истекающая из ран, на голове. Захотелось протереть глаза. Но, чем? Руки и рубашка были в крови. Собравшись с мыслями, я полез в карман за платком, но сейчас, же забыл о нём, поскольку, в следующий момент, увидел над собой лицо незнакомой мне женщины, которое светилось, подобно ангельскому образу. Увидев женщину, я напрягся, наивно полагая, что смогу облегчить её задачу, если приподнимусь на локтях, но, при первой, же попытке пошевелить корпусом, испытал острую боль в области левого плеча и, даже, застонал. Женщина, услышав стон, сейчас же, отдернула руки, от моей головы, которую, уже начала осматривать, и с дрожью в голосе произнесла: «Вам больно? Извините, я нечаянно» Я не ответил, потому, что не было сил говорить, но, про себя с раздражением подумал: «Нет, ты не ангел. Я бы на твоём месте позвал, кого ни будь на помощь или вызвал «скорую»
Анна – так звали мою спасительницу – оказалась медсестрой и пришла ко мне не одна, но с помощником, который поднялся на турбину сразу же, как только она его позвала. Вдвоём, они приподняли меня и усадили, так, чтобы можно было прибинтовать к туловищу мою сломанную руку,  обработать перекисью раны на голове, промыть глаза и т.д. Когда я немного пришел в себя, мужчина предложил мне спуститься вниз, на землю, что я и сделал с его помощью, конечно. Во время проведения этой архи сложной операции, мужчина был на удивление суетлив и многословен – постоянно, о чём-то говорил, спрашивал. Больше всего, как я понял, его интересовало моё гражданство. И, вообще, в его поведении было много странного. Кстати, за всё время нашего общения он так, мне, и не представился. Я ответил, что являюсь гражданином России, что проживал в Италии, лишь, временно и данным рейсом возвращался к себе домой, на мою любимую родину. Рассказал о самолёте и его страшном падении с высоты 10 км. Рассказал о том, что документы мои остались в сумке и, поэтому, скорее всего, пропали. Выслушав меня, мужчина сказал: «Вы находитесь в горах Владимир Семёнович. Больницы здесь нет, и никогда не было. До ближайшего населённого пункта пятнадцать километров. К тому же разрушен мост и, поэтому, доехать до поселка «Отдалённого», сегодня, мы не сможем. Придётся  подождать до утра. Конечно, существует МЧС, ведь они обязательно прибудут на место катастрофы, но вы Владимир Семёнович упали как бы отдельно от остальных пассажиров, поэтому, МЧСники вряд ли станут искать вас, здесь, а связаться с кем либо, из них, по рации мы не можем. Здесь, кроме всего прочего, нет радиосвязи и телефонных вышек. Коротко говоря, побудите, до утра, у Анны, в доме, а затем я вас отвезу»
«Медпункт» Анны располагался в избе - пятистенке, выстроенной на склоне высокого холма, с одной стороной обрывающегося в бурную реку. Река называлась Пшеха. Вокруг, куда глаза глядят, высились заснеженные остроконечные вершины вечно молодых Кавказских гор. По состоянию потемневших, от непогоды,  деревянных построек, оставшихся во дворе от прежних владельцев, и отсутствию дров в поленнице можно было догадаться, что Анна жила одна, без мужа, которого у неё, скорее всего, уже давно забрал Бог. Ожидая возвращения водителя в распахнутых дверях машины, чтобы тот помог мне спуститься с подножки на землю, я заметил, что идущая к дому Анна одета, как-то, слишком по-монашески. Это навело меня на мысль, что я попал к сектантам, точнее, к «бегункам», скрывающимся, в горах, от соблазнов внешнего мира. Войдя в дом, я, сейчас же, обратил внимание на иконы, расставленные по углам комнаты. У Анны были очень старые и очень дорогие иконы, какие, обычно, бывают у людей наследующих свою веру и имущество от прабабушек. Понятное дело, увидев иконы, я перекрестился двумя перстами, чем вызвал у хозяйки добродушную улыбку и восклицание: «Спаси, Господи!». Вечер клонился к ночи - за окнами сгущались сумерки. Анна зажгла керосиновую лампу, поскольку электричеством не пользовалась, и стала выставлять на стол блестящие фаянсовые тарелки, кружки и салатницы. Плечо моё «ныло», но терпеть боль, мне приходилось и раньше, поэтому, увидев съестное, я, сразу же, перестал обращать на неё внимание. Кроме того, захотелось расспросить Анну о том, что интересовало меня, в первую очередь, именно, о поселенцах, населяющих это захолустье. К моей радости не многословная, прежде, Анна, оказалась довольно разговорчивой собеседницей.  Во всяком случае, она, без каких либо долгих раздумий, обстоятельно ответила на три интересующих меня вопроса. Вначале  я спросил: Кто вы - по профессии - и чем здесь занимаетесь? Анна сказала: «Я профессиональная медицинская сестра. Приехала с Дальнего Востока. Может быть, слышали о таком городе – Комсомольск на Амуре? Здесь я занимаюсь тем же самым, но уже на добровольных началах, потому, что больше, наверное, лечить  никто не умеет  – не знаю. Все наши – если, что случится – бегут ко мне, просят помочь с лекарствами, а я не отказываю. Словом, делаю то, что нужно – помогаю людям. Кроме того, у меня огород, домашние животные, занимаюсь рукоделием. Кстати, почему вы так мало едите? Вы не стесняйтесь, вам нужны силы, чтобы быстрее выздороветь. Попробуйте картофель, салат – всё с моего собственного огорода» Затем я спросил: «Как называется данное поселение, и кто в нём живёт?» Анна, подробно, ответила и на этот вопрос: «Здесь живут хорошие люди: один священник с матушкой, другой бизнесмен с женой и детьми, третий - житель поселка Отдалённый, с семьёй. Всех сразу не назову. Всего семей двенадцать. Названия у нашего поселения нет, так, как оно возникло стихийно, вокруг этого дома – дома лесника - и, совсем, недавно было нанесено на карту, под каким-то номером, как будто в насмешку над нами. Мы же называем его, просто, домом лесника. Что ещё сказать? Все «наши» занимаются натуральным хозяйством. У бизнесмена работают жители поселка – вольнонаёмные - остальные поселенцы живут своим трудом. Ходим в церковь – в дом к священнику. Все - искренне верующие люди» Последнее замечание, прозвучавшее с ноткой грусти, разбудило во мне любопытство, которого я, пожалуй, уже давно не испытывал к вопросам веры. Без сомнения, передо мной были люди, убежавшие от цивилизации в глушь, как они её понимали, с целью сохранить какие-то свои самобытные верования, очень похожие на эсхатологические ереси современных ревнителей православия. Мне захотелось узнать особенности их вероисповедания. С этой целью, я спросил Анну: «И зачем же вы все убежали сюда? От кого вы прячетесь? У меня сложилось впечатление, что вас здесь никто не интересует, кроме членов вашей общины. Вот я упал с неба и выжил, ведь это чудо, а вам - не интересно. Вы ни разу не спросили меня, как это лететь 10 км, вниз, и не разбиться. Как будто у вас тут каждый день падают самолёты и вам,  до зевоты, уже надоело спасать раненных авиапассажиров» Анна недоверчиво посмотрела на меня, но, всё же, ответила: «Здесь собрались люди, которые не согласны с тем, как живут в больших городах язычники. У нас нет паспортов, мы не имеем ИНН, мы не пользуемся мобильными устройствами связи, компьютерами и прочими «благами цивилизации», поскольку всё это ведёт к власти Антихриста. Мы не прячемся от людей, но сохраняем чистоту души, ради Христа» Сказав это, Анна, вдруг, села за стол напротив меня, чтобы, как я понял, заглянуть в мои глаза. Что она думала, в этот момент? Она смотрела на меня, молча и достаточно долго, как будто хотела разглядеть во мне, что-то невидимое, сущностное. Надо сказать, что после всех испытаний в Америке, в Италии и в самолёте над Россией, страх оставил мою душу, окончательно и, всё же, от взгляда Анны мне стало, как-то не по себе. Это был взгляд из далекого прошлого, – из глубины веков - в котором отражалась, не больше и не меньше, душа огромного средневекового мира.  «Вы ешьте, ешьте» - наконец, небрежно обронила Анна и, вновь, встала из-за стола – «Спать будете в той комнате».
Утром я проснулся от шума дождя. Крупные дождинки громко и часто барабанили по оконному стеклу. В комнате было темно и холодно, словом, неуютно, отчего мне захотелось зажечь свет – хотя бы свечу - но я не знал, где Анна их хранит. Снов, в эту ночь, я, практически, не видел. Приснилась, какая-то авиакатастрофа в горах, но и в этой авиакатастрофе, лично я, не участвовал. Удивительным показалось то, что обе мои руки свободно двигались и если имели какие – то повреждения, то очень не значительные. Во всяком случае, моя левая рука была абсолютно здорова. Почему меня так удивило данное обстоятельство? Наверное, вчера, что-то произошло, но я совершенно не мог вспомнить, что, именно. В это время в комнату вошла хозяйка с зажженной керосиновой лампой. «Пора вставать Владимир» - сказала она и добавила – «Сходи за машкой к соседке – пора её кормить» Слова Анны, вновь, удивили меня. Может быть, поэтому, я переспросил: «За какой машкой?» Анна, со стуком, поставила лампу на высокий сундук у двери и посмотрела на меня укоризненным взглядом – «Опять шутишь. Хорошо, я схожу сама» - «Нет, нет Анна я, конечно же, схожу. Не беспокойтесь, я заберу вашу дочь. Только скажите, где эта соседка живёт?» Глаза у Анны округлились от удивления. Она посмотрела на меня так, как будто я был сумасшедшим. – «Что с тобой Владимир? Причём тут моя дочь?» - «Но я ведь здесь нахожусь недавно и соседей ваших и родственников, не знаю» - попытался я оправдаться. Анна попятилась к дверному проёму, и, теперь, в её глазах появился испуг – «Владимир ты меня пугаешь. Мы с тобой живём здесь уже два месяца и машка это наша коза, а не дочь. Нет, конечно, у меня есть дочь, но она давно вышла замуж и уехала в Комсомольск на Амуре, задолго до твоего появления. Я же тебе рассказывала» «Да? А я думал, что…» - в голове бешено понеслись мысли, одна причудливее другой – «Кажется, я, всё-таки, умер. Ведь не мог же я всё забыть? А может, всё-таки забыл? В конце концов, и такое бывает. Называется это «диссоциативная амнезия». Но если это «диссоциативная амнезия», тогда, недавно, у меня была серьёзная психическая травма, что-то произошло со мной вчера» Анна по-прежнему стояла в дверном проёме и внимательно наблюдала за мной, как будто ожидала от меня какого-то подвоха. Мне стало жалко её. Я развёл руками и, зачем-то, посетовал на головную боль. Затем спросил: «Анна, здесь не появлялся в последнее время, какой ни будь незнакомец?» Ответ Анны поразил меня – «Да, позавчера, в поселке «Отдалённом» мне встретились два иностранца, кажется, американцы: черная женщина и белый мужчина. Я познакомилась с ними случайно. Негритянка, при мне, спрашивала, у полицейского, как попасть в горы, к православным отшельникам. Полицейский ничего не сказал ей. Я же, сама не знаю почему, решила им помочь и, в свою очередь, спросила – откуда они знают о поселении, в горах, и кто они такие. Женщина представилась, назвала своё имя, кажется, Кэрол. Сказала, что цель их не может быть обнародована – именно, так она и сказала – не может быть обнародована. Мне показалось это выражение очень странным и, поэтому, извинившись, я последовала примеру полицейского, т.е. попрощалась и ушла. Вот и всё. Других незнакомцев я не встречала, тем более у нас, в горах. Наши, тоже ни кого не видели, иначе бы сказали мне, обязательно» «Анна!» - воскликнул я – «Это здорово, что вы ничего не сказали чёрной женщине – по крайней мере, теперь, вам ничего не грозит. Но здесь они были, это точно»  «Почему ты так думаешь?» - удивилась Анна. – «Потому, что, теперь, я вспомнил, всё. Они хотели, чтобы я умер, но не получилось. Они хотели, чтобы я  всё забыл, но Бог не захотел этого. Именно поэтому вы услышали кодовое слово от Кэрол, и сообщили его мне. Так было угодно Богу. Жизнь продолжается, Анна! Бог хочет, чтобы я жил ещё долго и жил, именно, здесь, среди вас. Наверное, я ещё не исполнил того, что должно. Делай, что должно и будь, что будет» - это девиз тамплиеров. 
                Конец.   
          
 
 




               

            
               
               
               











 

   

 

 

               

         

 

 

 

          

 

 

 

 

 

 

               

 



 

[1] Personae - персоналии.


[2] Морлоки – подземные жители, из рассказа Г.Уэлса «Машина времени».


[3] Петуховка – самоназвание района города, где я родился.


[4] Горбыль – обапол; боковая часть бревна, имеющая одну пропиленную, а другую не пропиленную (естественную) поверхность..


[5] Анубис – бог смерти.


[6] Архангел Уриил – божественный огонь.


[7] Стиль «PUNK» - название стиля происходит от английского слова «дрянной мальчишка».


[8] Прямолинейная перемычка, перекрывающая расстояние между вертикальными опорами (колоннами, столбами)


[9] Аффект - душевное волнение.


[10] Абсанс – кратковременная потеря сознания.


[11] Земских - тождественно понятию "земщина", времен Иоанна Грозного, когда государство было отделено от прочих Земель страны, настоящими границами и пограничными укреплениями.


[12] ПЛА - Персональный летательный аппарат.


[13] Карстовый провал - провал грунта, происходящий из-за разрушающего воздействия подземных вод.


[14] Норвежский стрелок – А. Брейвик.


[15] Диоцез - городской округ в древней Александрии. Отличался от округов современных городов тем, что был похож на гетто или средневековый цех большого размера.


[16] Антимультикультурализм - учение противопоставляемое учению мультикультурализма Европы. Согласно этому учению, белые христиане (включая евреев) должны были бороться с миграционной политикой либералов (мультикультуралистов), всеми средствами.


[17] Зиг – сдвоенная молния – символ победы.


[18] Знак «Нун» - древний символ единения воли Бога и воли человека.


[19] Неф - помещение, ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов.


[20] Рыцарь-юстициарий – рыцарь справедливости, назначался для выполнения приговора (но не в качестве палача) и других решений Великого магистра.


[21] Синергетика – наука, изучающая общие закономерности процессов перехода от хаоса к порядку.


[22] Ассасины – в переводе с французского, убийцы.


[23] Имя пророка и родоначальника ислама – Мухамед.


[24] Исмаилиты - мистическое ответвление ислама шиитского толка.


[25] Хасан ибн Ас-Саббах не считал себя имамом, так как поклонялся законному имаму исмаилитов. 


[26] Хасан ибн Ас-Саббах - вождь секты Исмаилитов в 1050 - 1124 г.г. н.э.


[27] Фрустрация - тщетное ожидание, граничащее с отчаянием.


[28] Плоскость эклиптики – плоскость обращения Земли вокруг Солнца.


[29] Зодиак переводится с греческого языка, как словосочетание «круг животных».


[30] Время знака «Нун» - термин, означающий особое время схождения, на людей, Святого Духа.  Название своё получило от еврейской буквы «нун». Встречается в рукописях  ессеев. В гематрии, буква «нун» имеет численное значение «50». Буквой «нун» обозначают рыб, юбилей и грядущего Мессию, поэтому, Мессия, рыба и пятидесятница – символы Христа. Самое древнее упоминание о знаке «Нун» можно встретить в уставе ессеев. (См. рукописи Кумрана)   


[31] Созвездие Рака - начало годового астрологического цикла, в античные времена.


[32] Прецессия -  явление, при котором ось вращения тела меняет своё направление в пространстве.


[33] Гравитационный радиус – минимальный радиус, до которого может сжаться звезда, чтобы стать чёрной дырой.


[34]НЛП - Нейролингвистическое программирование.


[35] Керак – главная крепость тамплиеров в Палестине 


[36] Смальта - цветное не прозрачное стекло.


[37] Первый Тампль - имеется в виду Орден нищих рыцарей Храма времён Жака де Моле.


[38] Гипотеза полой Земли существовала и до Рида и Гарднера, однако они первые придали ей форму научной теории.


[39] Сифон – подземный тоннель, заполненный водой.


[40] Тайный знак милосердия – находясь в исходном положении «смирно», приложить правую ладонь к левой стороне груди.


[41] Басота – уголовный элемент.


[42] Технология "Стелс" - комплекс способов снижения заметности боевых машин.


[43] Африканеры – белые граждане ЮАР.


[44] Испытай душу, дабы убедиться что она от Бога.


[45] Рафик - старший солдат.


[46] Стокгольмский синдром – психологическое состояние, при котором заложники сочувствуют своим похитителям.


[47] Аллах велик.


[48] Нора. Запретная зона.


[49] Сим, сим, откройся!


[50] Новый призыв.


[51] Красота.


[52] Пророчество Иоганна Иерусалимского.


[53] Пояс Койпера – внешняя граница солнечной системы, отделяющая мир планет от межзвёздного пространства.


[54] Гелиопауза - мнимая граница, что возникла меж внешним слоем солнечного ветра и газом, движущимся в межзвёздной среде.


[55] Орден Христа – официальное название наследников древнего Ордена тамплиеров.


[56] Солея – возвышенность.


[57] Ассасин – в переводе с французского – убийца.


[58] Дальневосточный бальяж – Дальневосточный округ или Дальневосточная земля.


[59] Койф – средневековая кожаная шапочка, употребляемая рыцарями в качестве подшлемника.


[60] Капер- частный военный корабль, воюющий на стороне тех, кто больше заплатит.


[61] Талет - молитвенное покрывало.


[62] Буква "Нун" - еврейская буква, обозначающая рыбу (водную бездну), цифру 50 и царя-мессию.


[63] Афелий - Наиболее удалённая от Солнца точка орбиты планеты.


[64][64] УЯР – управление ядерным реактором.


[65] ПУ – пульт управления ядерным реактором.


[66] Крыж - латинский крест.


[67]


[68] Горизонт событий – граница, отделяющая обычный мир от мира чёрной дыры, живущего по своим вневременным законам.


[69] Сингулярность – внутренний мир чёрной дыры.


[70] Прецептор – начальник округа.


[71] Так точно, господин капитан! Виноват! (нем.).


[72] Тень или радиотень - пространство, защищённое чем-либо от приёма и передачи радиоволн.


[73] Прострация - упадок психической активности, после психического шока.


[74] Горизонт событий «чёрной дыры» - пространство-время, отделяющее «точку невозврата» и сингулярность от привычного пространства-времени.   


[75] Печать антихриста будет выглядеть, как электронный чип, помещённый под кожу человека.


[76] Хоро - специальный плащ из шелка, который пристегивался к задней части шлема и к талии самурая. Во время движения он надувался, как воздушный шар, образовывая воздушную прослойку между тканью и спиной солдата.


[77] Бафомет – демон, идол.


[78] Бульба – картофель по белоруски.


[79] Матуля – мать по белоруски.


[80] Капище - место для языческих истуканов.


[81] Мизантропия - человеконенавистничество.


[82] Сумеречное помрачение (расстройство) сознания - патологическое состояние, характеризующееся внезапной кратковременной потерей ясности сознания и отрешенностью от окружающего мира в сочетании с внешне упорядоченным автоматическим поведением либо приступами ярости, тоски или страха.




[83] Шахид – мученик за веру.


[84] Душа - Нематериальная субстанция, дающая начало жизни и обуславливающая, своим присутствием, жизнь тела.


[85] Реалистичные фантазии это не глупость, а воспоминания о том, чего не было, но что могло быть в этой вселенной. 


[86] Сверхценная идея - психологический термин, обозначающий суждение, которое возникает в результате реальных обстоятельств, но сопровождается неиссякаемым эмоциональным напряжением и преобладает в сознании над всеми остальными суждениями.