Король и Мастер. Глава 4

                4

Хертогенбос, Брабант, Бургундские Нидерланды. 1477.

     Резные башни и острые шпили массивного, доминирующего над Хертогенбосом Собора Святого Иоанна Евангелиста, страдающего от всякого пожара и оттого вечно  дострающегося и перестрающегося, взвились в небо так высоко, что паломникам и путникам приходилось глубоко запрокидывать голову, если они хотели разглядеть его каменно-кружевную резьбу.

     Утренняя месса и следующая за ней молитва закончились, даже самые рьяные молящиеся, возносящие хвалу Господу и Святым или просящие у них милости и снисхождения, уже покинули Божий Храм. Однако главная церковь города не опустела: мастеровые строили очередную башню, священники обихаживали храм и готовились к следующей мессе, художники расписывали собор, мастера стеклянных витражей трудились над цветными окнами.

     То и дело слышались одобрительные возгласы похвалы или снисходительно-сочувственные междометия, если работа вдруг не заладилась. Лет пятнадцать назад в Хертогенбосе или Ден Босе, как называли свой город его жители, случился страшный пожар, сожравший в адском пламени едва ли не половину города. Сильно пострадал и главный городской собор. Старожилы Ден Боса в один голос повторяли, что ничего более жуткого им в своей жизни видеть не приходилось. Казалось, что Всевышний после Потопа покарал грешный род людской Огнём и Огонь этот есть ни что иное как начало Конца. Конца Света.

  - Эти лики прекрасны, мастер Адриан. Браво. Некоторые неуловимо напоминают нашу древнюю статую.
  - Так и задумано, Иероним. Да, лики получились превосходно, – согласно кивнув головой, похвалил себя довольный Адриан, но тут же, спохватившись, заметив, что похвала самому себе слегка вышла за рамки скромности, добавил, - иначе и быть не могло. Ваша чудотворная статуя Святой Богоматери известна в Брабанте, да и во всех Нидерландах о ней знают. Источаемая ею благодать излила на меня вдохновение. Часть её Святости – на моих изображениях, - Адриан сложил руки в молитвенном жесте и благоговейно поглядел в сторону статуи.

     Адриан верил в то, что говорил. Небольшая деревянная, несколько даже неказистая статуя Мадонны принадлежала состоятельному Братству Святой Богоматери, основанному в Хертогенбосе в прошлом веке священниками и знатными горожанами, чтившими Богоматерь.

     Постепенно общество приобретало известность. Вступить в хертогенбосское Братство приезжали из других городов нидерландских земель. Появились в Братстве и знатные особы. Общество, почитавшее Богородицу разрасталось, а внутри его образовался элитный круг – Лебединое Братство, названное так оттого, что симвоволом своим Братство Пресвятой Богоматери выбрало лебедя. Грациозная птица означала чистоту и милосердие, её, как известно, любила Дева Мария. Правда, римляне в старинные времена связывали эту птицу с Венерой, но христиане – не язычники. Братстья и Сёстры содержали в Соборе собственную часовню, посвящённую Пресвятой Богоматери.

     Часовня, как и весь Собор, непрестанно украшалась. С этой целью Братство заказало статую Богоматери мастеру, имя которого уже никто не помнил*. Слава о чудесной статуе, распростаняющей временами Божественную Благодать, разошлась по Нидерландам. Посмотреть на неё и вознести молитву приходили паломники, путешественники, священники всех рангов и визитёры города из благородного общества.

     В Соборе хранилась и старинная книга, повествовавшая о чудесах, произошедших с горожанами или паломниками, на которых излилась чудодейственная сила статуи. Адриан, отличавшийся набожностью, но при этом никогда не забывавший воздать должное своей персоне, по приезде в Хертогенбос, тоже отправился лицезреть знаменитую Мадонну  и испросил у неё вдохновения перед началом работы в соборе.
   - Ваш резец тоже внёс свою лепту, мастер Адриан.
   - Спасибо, Иероним. Твоя похвала много значит для меня.

     Уже несколько месяцев два мастера работали бок о бок, выполняя заказы собора. Адриана ван Весела*, прославленного резчика по дереву из Утрехта, пригласили изготовить несколько многофигурных резных композиций для алтаря, главным образом из жизни Святой Богоматери. Один из священников собора поведал Адриану их страхи потерять чудотворную статую, если опять случится пожар.

     Когда Адриан приступил к работе, его резец, казалось, сам собой выявлял черты, слегка напоминавшие деревянную статую. Работа резчика в соборе подходила к концу,  он собирался вскоре покинуть Хертогенбос и отправиться в Антверпен, где его уже ждал  следущий заказ для одной из антверпенских церквей. Адриан ван Весел был небольшим, пухлым человеком средних лет с округлым, добродушным лицом, светящимися карими глазами и тёмными пышными волосами с серебрянными нитями седины. Его добронравие и боголюбие отражались в его работе: фигуры, лица и позы отличались особой одухотворённостью.

     Здесь Адриан встретил Иеронима ван Акена –  талантливого, становившегося весьма популярным художника из семьи потомственных живописцев. Его отец, Антониус ван Акен, возглавлял известную в городе семейную мастерскую, где работали и старшие братья Иеронима – Гуссен и Ян. Однажды в порыве откровенности Антониус признался Адриану: он считает Иеронима самым талантливым из своих сыновей, хотя Гуссен и Ян вполне добротные живописцы. Адриан мысленно согласился с Антониусом. Прославленный мастер предрекал приобретающему известность художнику большое будущее, успех в Нидерландах и за пределами.

      Снующие мимо священники, мастеровые, взглянув на эту беседующую пару, прятали смеющиеся глаза и сдерживали усмешку. Полноватый ван Весел глядел снизу вверх на высокого, сухощавого, но крепкого Иеронима ван Акена. Адриану нравилось его обрамлённое светлыми, чуть вьющимися волосами, резковато очерченное лицо с прямым носом, тонкими губами и серо-голубыми глазами, задумчивыми и умными, отчего он казался несколько старше своих лет. "Ему около тридцати или чуть за тридцать, сразу и не скажешь", - предположил Адриан, когда впервые увидел Иеронима.

     Оба мастера были в похожих рабочих туниках их грубого холста, одетых поверх рубах и перепачканных красками и маслами. Это обыкновение Иероним перенял у ван Весела, всегда аккуратно одевавшегося, бережливо относившегося к своей одежде. Молодой художник, никогда ранее не задумывавшийся над этим нюансом, нашёл привычку Адриана практичной, «меньше стирки для мачехи и сестёр». 

     Иероним писал библейский сюжет о поклонении Трёх Волхвов новорождённому Иисусу в одной из часовен собора, выполненный им уже больше чем наполовину. Его старшие братья, занятые в других церквях города, помогали ему время от времени. Адриан с вниманием и любопытством следил за творчеством молодого художника. В целом картина походила на изящную французскую книжную миниатюру,  в несколько раз увеличенную. Иероним упоминал, что обучался украшению книг миниатюрой в родном городе Адриана Утрехте, где это искусство достигло совершенства. Утрехтские мастера книжной миниатюра славились на всю Европу.

     В то же время, сцена выходила непохожей ни на одну картину с распространённым, любимым художниками сюжетом, коих он повидал немало, из-за нескольких резких, злых лиц недоброжелателей в группе поодаль. Казалось бы, лица эти не должны выделяться, находясь не на первом плане.  Но, напротив, резкие профили и фасы притягивали внимание, особенно если взгляд падал на них после рассматривания мирного, тонко и тщательно выписанного пейзажа и городского вида на дальнем фоне.

     Лица эти и выражения были настолько расхожими, что Адриану казалось – он видел эти лица среди горожан. Картина вызывала интерес Адриана, заставляла подходить ближе и подолгу её рассматривать. Мастер желал взглянуть на законченную работу, надеялся, что Иероним завершит заказ до его отъезда в Антверпен. Надежда виделась вполне осуществимой: священники поторапливали Иеронима, в этом же соборе художников ждала картина с сюжетом о сотворении мира, которую он только начал для алтаря в другой часовне.

     Из уст Иеронима Адриан ван Весел узнал о том, что ван Акены выполнили немало работ для собора и других церквей Хертогенбоса, видел  фрески, изображающие Распятие, Святых Петра и Павла, написанные ещё дедом Иеронима. Фрески, рассказывал Иероним, повредил тот самый страшный пожар, случившийся в Хертогенбосе, когда ему едва исполнилось четырнадцать. Весь город пострадал тогда от пожара, а драгоценная статуя Пресвятой Девы Марии чудом уцелела, её удалось спасти.

     Собор до сих пор латали и перестраивали, хотя прошло уже более десяти лет. Отцу и братьям пришлось подправлять повреждённые фрески. Иероним, посещавший латинскую школу и учившийся живописи у своего отца, тоже помогал чем мог: натирал пигменты для красок, мыл кисти, очищал палитры.

     Разговоры о пожарах были вполне обыденными, слишком часто они случались. Но Адриан ясно видел: упоминание того страшного пожара в Хертогенбосе вызывало иной раз в Иерониме чувство беспокойства. Художник всё ещё видел тот пожар в своих снах. Разговоров, однако, было не избежать, последствия этого самого пожара устраняли мастеровые в соборе.


     В августовские дни 1477 года от Рождения Иисуса Христа Хертогенбос пировал на карнавалах по случаю свадьбы их молодой правительницы Марии Бургундской и Максимилиана Австрийского, сына императора Священной Римской Империи. Торжественная церемония состоялась в Генте, пред алтарём, расписанным божественными братьями ван Эйк. Хертогенбосцы узнали важную новость в тот же день от заранее посланного гонца. Гонцов разослали и в другие города Герцогства Бургундского – весь народ должен праздновать знаменательное событие.

     Церкви и монастыри Хертогенбоса отслужили несметные мессы и песнопения за здравие молодой правящей четы, городское правление устроило ярмарки, гуляния, представления бродячих актёров, жонглёров и менестрелей. Горожане безудержно веселились, желали молодожёнам любви и наследников, оросились слезами счастья за свою обожаемую герцогиню. Папские инквизиторы-доминиканцы, в другое время воспротивившиеся бы такому неуёмному веселью, притихли, гадая, чего же ожидать далее.

     Они, было, осмелели после смерти не дававшего им развернуться во всю силу Герцога Бургундского Карла Смелого с его фривольным, роскошным двором и резиденциями в Брюсселе, Генте и Брюгге.  Герцог не оставил мужского потомства, а молодую дочь Карла Смелого не восприняли всерьёз.

     Но девятнадцатилетняя герцогиня  Мария Бургундская, столкнувшись лицом к лицу с враждебной Францией, с которой её отец вёл бесконечные войны, которая уже захватила часть её земель и требовала её замужества с французским дофином, быстро сориентировалась и без промедлений сочеталась браком с сыном императора, эрцгерцогом Австрийским Максимилианом Габсбургом, взяв, таким образом, в союзники Священную Римскую Империю, благо, наследница Герцогства Бургундского - желанная невеста. Знаменательная и, по всей видимости, судьбоносная для их страны свадьба явилась формальным поводом для предстоящего званого ужина у Аларта Дюхамила*.

     С Алартом Иеронима связывала давняя дружба ещё с детской поры, когда они вместе изучали теологию, зубрили латинский, корпели над математикой, читали литературу и историю в латинской школе при Братстве Общей Жизни. Из щуплого ребёнка Аларт каким-то образом превратился в статного, ладного молодого архитектора.

     Светло-карие глаза и каштановые, ниспадающие на плечи кудри привлекали внимание девушек. Аларт счастливо женился на прелестной Катарине – девушке своего круга. Её брат Ян Хейнс тоже был архитектором. Талантливый зодчий, построивший уже три церкви в Хертогенбосе, Аларт ещё являлся и прекрасным гравёром, он выполнял гравюры по картинам, зарисовкам и сюжетам Иеронима.

     Аларт пригласил на ужин Братьев из хертогенбосского Братства Святой Богоматери, среди них – местную патрицианскую семью ван Меервене из близлежащего местечка Оиршот, где они жили в собственном имении, но появлялись и в Хертогенбосе. Здесь они вели свои торговые дела. Ван Акены знали эту семью, их городской дом, как и дом Антониуса, располагался на площади Маркт.

     Архитектор приурочил ужин к празднованию свадьбы Марии Бургундской и Максимилиана Австрийского, но истинная причина была иной. Богатое Братство Святой Богоматери замыслило построить в величественном Соборе собственную часовню под стать храму, где обретёт новую обитель их драгоценная чудотворная статуя, а братья и прихожане будут возносить ей молитвы в тишине и благочестии. Во время многочисленных религиозных праздников статуя, по прозьбе священников собора, будет выставляться в главном нефе.

     Братство рассматривало нескольких  отобранных претендентов, решая, кому же поручить столь важную работу. Один из талантливых зодчих города, Аларт полагал: ему могут предложить строительство, но могут предложить и сопернику. Аларт Дюхамил был известным, но не единственным дельным архитектором в Брабанте. Он страстно желал получить этот престижный заказ, сулящий, к тому же, щедрое вознаграждение.

     Хотя хорошая оплата не помешает, престиж и значимость работы играли более важную роль. Поэтому архитектор и решил проделать невинный трюк соблазнения. Братья благосклонно восприняли его приглашение, и это казалось добрым знаком. Аларт заключил, что он является одним из фаворитов.

     Иероним обрадовался возможности лишний раз повидать друга, вечно занятого то работой, то семьёй. Ван Акены прибыли к Аларту не первыми и не последними, как они и рассчитывали. Прийти первыми могли бы счесть неуважительным жестом по отношению к Братству или патрицианской семье, но и слишком запаздывать было бы тем же самым. Херберта, как братья и отец, сразу же окунулась в беседы с гостями, знакомства с теми, кого не знала, а Махтельт, новая жена Антониуса после смерти Алейт, невзирая на статус гостьи, присоединилась к Катарине, суетившейся с последними приготовлениями, отдававшей распоряжения прислуге и поварам.

     Молодая хозяйка не стала готовить обильный ужин для многочисленных гостей сама, а заранее организовала доставку уже почти приготовленных блюд из дорогой французской таверны, славившейся на весь город своей кухней.  Пришли из таверны и повара завершить приготовления. Сделать это ей посоветовал муж, для него предстоящий ужин много значил. Новшество французов стоило недёшево, но иногда приходилось горожанам очень кстати.

     Аларт не случайно полагал, что является одним из наиболее желаемых кандидатов. Строительство часовни именно Алартом Дюхамилом Братья обсуждали как  практически решённое дело. После заключения и подписания всех формальных соглашений господин архитектор может приступать к первым черновым чертежам. Что и говорить, Аларт взлетел на седьмое небо, его так и распирало от радости и гордости. Мысленно он уже начал рисовать общие очертания будущей часовни и подумал: со временем можно привлечь к строительству брата Катарины, дельного архитектора, как и он сам, но, спохватившись, отогнал от себя все мысли. Роль гостеприимного хозяина требовала определённых сил и внимания к гостям.

     Гости славословили Марию Бургундскую и Максимилиана Австрийского, желая им благолденствия и наследников. Хвалили находчивость Марии Бургундской, несмотря на свою молодость и неопытность, быстро нашедшей выход из трудного положения. Иные возражали: Максимилиан, может быть, и не самый желательный для Бургундского Герцогства союзник, герцогине стоило бы обратить свои взоры к Англии – извечному сопернику Франции. Но и те и другие думали-гадали, что же теперь будет с Брабантом, чего ожидать. Скорее всего, новых войн с Францией. Габсбурги не привыкли терять свои территории, Максимилиан Австрийский воспитан в том же духе, что и его отец-император  -  храбрым воином и неплохим политиком.

     Внимание Иеронима с самого начала вечера привлекла семья ван Меервене, а точнее сказать, отдельный представитель этой семьи по имени Алейт. Художник и девушка знали друг друга с юных лет, дома обеих семей располагались недалеко друг то друга. Но Иерониму редко приходилось видеть Алейт. Ван Меервене подолгу жили в Оиршоте, Иероним обучался в Утрехте и Харлеме. Художник знал, что она помогала в госпитале монахиням ухаживать за больными. 

     Он видел девушку на рыночных площадях  Хертогенбоса, раздающую хлеб бедным. Этими благими делами занималось Братство Пресвятой Богоматери, где состояла вся её семья. Однажды он даже остановился поодаль и наблюдал за Алейт. Её простое тёмное платье, размеренные движения, тёплая улыбка и мягкие манеры виделись Иерониму полными особой духовной грациозности и достоинства.

     Смотря на девушку, Иероним почему-то вспоминал юность, вспоминал монаха Дионисия или Картузианца*, как называли его в Хертогенбосе из-за принадлежности к Ордену Картузианцев**. Брат Дионисиий помогал управлять картузианским монастырём в Хертогенбосе, поводил долгие часы в молитве и созерцании, однако всегда находил время приходить на площади города и раздавать еду страждущим. Присущие ему тёплая улыбка и мягкие, заботливые манеры сразу распологали к нему людей.

     Картузианец привечал юных друзей Иеронима и Аларта, учившихся в латинской школе: рассказывал о путешествии по германским землям с кардиналом Николаем Кузанским, беседовал с юношами о житиях святых и о мистическом писателе прошлого Яне ван Рейсбруке*, которого Дионисий называл удивительным. Таинственные записи ван Рейсбрука Иероним читал в латинской школе по настоянию Братства Общей Жизни. Таким же образом с работами познакомился и Дионисий, когда-то учившийся в похожей школе Братства. Братство Общей Жизни считало труды этого загадочного писателя едва ли не второй Библией.

     Папские доминиканцы невзлюбили Картузианца и пытались обвинить его в ереси. Когда этого не удалось и их самих обвинили в зависти к популярности картузианского монаха, они просто выжили Дионисия из города. Орден Картузианцев отозвал Дионисия из Хертогенбоса, затаив злобу на доминиканцев. Городское правление и горожане не раз припомнили Псам Господним* бесчестную травлю благочестивого, но не пришедшегося ко двору монаха. Иероним от всего сердца сочувствовал Картузианцу. Юноша недоумевал: что доминиканцам нужно от праведного монаха? Ему было нестерпимо жаль расстаться с Дионисием. Он ненавидел Псов Господних.

     Алейт, раздававшая хлеб, напомнила Иерониму Дионисия своими тёплыми манерами и желанием творить добрые дела. На ужин к Аларту Дюхамилу Алейт пришла с братом, её родители уже обитали в мире ином. Иероним с неким удивлением взирал на эту новую Алейт - повзрослевшую, в роскошном наряде - и будто впервые видел её. В определённом смысле так оно и было. Доселе он не встречал Алейт на собраниях общества Ден Боса, хотя она и принадлежала к патрицианской семье.

     Иероним и Алейт были одного возраста, Алейт, может быть, на два-три года моложе. Несмотря на не юный возраст Алейт всё ёщё не вышла замуж. Не желает или подходящей партии не нашлось, гадал Иероним. Свои светло-каштановые волосы, гладко зачёсанные назад, собранные в замысловатую причёску, девушка не убрала под головной убор, а только слегка заколола полупрозрачной вуалью. Иероним, поэтому, разглядел: несмотря на популярный стиль туго стянутых назад волос, она не подбривала слегка лоб и виски, как сделали бы модницы.

     Её жемчужно-серое верхнее платье из легчайшего бархата с глубоким треугольным вырезом, из которого выглядывало нижнее платье из белого батиста, походило по цвету на его наряд -  белую тунику по колено и такой же длины кафтан из легкого серого бархата, подпоясанных поясом из маленьких серебряных печатных пластин.

     Это совпадение показалось Иерониму забавным и знаковым одновременно, содержащим особый смысл. Алейт тоже заметила совпадение и не обошла вниманием. После обычных приветствий и приличествующих в таких случаях восхищений работами художников, она красноречиво перевела взгляд с себя на Иеронима. Все присутствующие вежливо рассмеялись, иные узрели в этом загадочное знамение. Аларт дю Хамил посчитал не лишним добавить:
  - Летом хочется надеть что-нибудь лёгкое и светлое. Не удивительно, что ткани и цвета иногда так похожи.

     За весь вечер Иероним и Алейт сказали друг другу немного: упомянули  о знатной свадьбе в Генте, похвалили гостеприимство хозяев. Однако Иероним чувствовал как воздушно-незримые, но крепкие нити протянулись между ними и будто связали их вместе. Он ощущал и волны симпатии, исходившие от Алейт. Лучистый взгляд её золотисто- карих глаз, размеренная речь и тёплая улыбка снова напомнили ему брата Дионисия.

     Алейт в первый раз видела художника в городском обществе и так близко. Она успела заметить серо-голубые глаза, поразившие её своим глубоким, вдумчивый взглядом. Он показался ей много знающим собеседником, хотя они так мало разговаривали, легко и свободно изъяснялся на латыни. Казалось, он старше её, а ведь девушка знала, что они одних лет.

     Иероним возвращался домой в глубокой задумчивости. Ему что-то говорили отец и братья, что-то спрашивали, он что-то отвечал. Антониус и братья заметили, что Иероним будто не такой как всегда: выпил немного лишнего или находится под впечатлением  на славу удавшеося вечера. В любом случае, завтра всё образуется, решили они.

     Махтельт, однако, было не провести. От её внимания не ускользнула симпатия, возникшая между Иеронимом и Алейт. Схожесть в нарядах, выбранных для вечера, показалась Махтельт добрым знаком, особым предзнаменованием о будущем Иеронима и Алейт. Мысли понеслись дальше. Алейт славная девушка, думала Махтельт, размышляя о возможности женитьбы Иеронима, единственного из братьев, ещё не связавшего себя узами брака. Она из знатной семьи, и это может стать препятствием. Однако, ван Акены – не знатная, но известная в Хертогенбосе семья. Они пишут для Собора; городская знать, магистрат и богатые купцы заказывают портреты. Это уж как посмотрит её брат. Он, вероятно, будет не против сбыть сестру с рук, отдать её замуж в семью хотя и не знатную, но вполне уважаемую.

«Ты что-то разошлась, забегаешь слишком далеко», - тихонько, со смешком сказала себе Махтельт, но в глубине души она чувствовала, почти знала, что Алейт - это она, жена Иеронима.
*Эта уникальная статуя мадонны чудом сохранилась до настоящего времени и до сих пор находится в хертогенбосском Соборе Святого Иоанна.

*Адриан ван Весел (около 1417 – около 1490 ) – ранненидерландский резчик по дереву, скульптор, художник. Жил предположительно в Утрехте.

* В исследованиях по Босху встречается также иная интерпретация имени архитектора - Аларт дю Хамил.

*Дионисий Картузианец или Денис ван Рейкель (около 1402/03 – 1471) -  ранненидерландский католический теолог, философ, мистик под влиянием работ ван Рейсбрука. Состоял в монашеском Ордене Картузианцев. В конце 1460х годов руководил строительством и управлением картузианского монастыря в Хертогенбосе.

*Или Орден Картезианцев.- монашеский орден, основанный во Франции в 1084 году.

*Псы Господни – неофициальное название доминиканского монашеского ордена. На гербе ордена изображена собака, держащая в пасти горящий факел, а слово «доминиканец» созвучно латинским словам Domini canes т.е Господни псы. Неофициальное название использовалось и в негативном смысле, так как инквизиторы были преимущественно доминиканцами. Кроме того, в Нидерландах времён Босха не было своей Святой Инквизиции, она была образована Карлом V уже после смерти Босха, в 1521 году. Во время жизни Босха инквизиторы посылались из Рима и их деятельность была довольно ограниченной городскими властями.