27. Только голова горела и губы сохли

В ту пору* за мной еще Семен ухаживал, но я не любила его. Зато мамке он нравился, и она всё-ё турчала мне про него:
- Во парень-то хороший! Чистюля, работящий, велосипед у него есть.
Да, был у Семена велосипед первый на всю деревню, но как приедить на нём ко мне, так сразу и садится ремонтировать, домой уедить - и там... А, поди ж ты, велосипед! Но мамка всё:
- Ни за кого тебя не отдам! За него только. Да слава Богу, что такой человек в тебе нуждается! Кто мы? Бедные, неграмотные. Да и чего в тебе хорошего? Одна мордочка, и то черная, как у цыганки.
А как-то приходить к нам сосед наш Егор Тимофеевич Козлов и говорить:
- Нынче, Ляксевна, будить сходка обшества. Приходи обязательно, землю делить будем поровну*. На каждую душу по наделу и мужикам, и бабам.
Раньше-то одни мужицкие наделы были, а теперя, значить, и - бабам... В каком году было… Да должно в двадцать третьем. И луга тогда делили, и покосы, и землю. Ну, пошла мамка на эту сходку, а вечером приходить оттудова и говорить:
- Я твой надел Листафоровым отдала.
- Зачем? – обмерла.
- А затем, что отдам тебя замуж, Семен хочить на тебе жениться, так мне отец его сказал. Пойдешь к ним со своим наделом, не будуть потом упрекать, что безземельную взяли.
Я - в слезы:
- Зачем же ты это сделала! Ведь я не люблю его!
А она опять:
- За такого и не пойти? Семья хорошая, только в ихнюю кузницу и ведуть лошадей ковать, колёса обтягивать. Какого ишшо тебе мужа надо? - И запричитала: - Что я с вами делать буду? Выросли, кормить надо, обувать-одевать, а тут и чулок купить не на что.
Причитала-причитала, а мы с Динкой своё: других ребят чтолича нету?
Ну, к вечеру пришли подруги, стали на улицу звать. Пошла я в карагод. Танцевала-танцевала, а сердце всё неспокойно! Вдруг Динка прибегаить:
- Иди, мамка зовёть. Семен пришел.
Прихожу… И правда, сидить мой суженый, меня дожидается:
- Ты знаешь, что наши родители сделали? - кинулся ко мне.
- Да, знаю.
- Так вот завтра мать и Тихон придуть обо всём договариваться.
- О чем договариваться?
- Как о чем? О нашей свадьбе.
Ну, я и взвилася:
- А ты спросил меня? Согласна я или нет?
Сенька и глаза вылупил... Но тут мамка вмешалася:
- Пусть приходють. Можить и сговоримси.
И пришли. И сговорилися. Проплакала я тогда весь день, а что делать - не знала. Сергей-то... так и не пришел, и не показался даже!
Ну, к вечеру пошла мать за картошкой на задний огород, роить и слышить: ктой-то подошел к ней сзади. Оглянулася... Сергей стоить:
- Ну, что, - спрашиваить: - просватали Маню?
- Просватали, - мамка-то: - Что ж, в девках ей чтолича сидеть?
А он:
- Как же так?.. Да вы знаете, что мы любим друг друга!
- Ну, Сережа... Надо было раньше об этом думать, - мать-то ему: - Кто ж вам мешал?
- Мешали... Разве не знаете? - Мать промолчала, а он опять: - Вот что я вам скажу. Если Маня согласна выйти за меня, то пусть напишить мне только одно слово: «Согласна», а я завтра утром буду ждать на своём крыльце... и буду ждать до одиннадцати.
Пришла мамка домой, рассказала... И началися мои страдания. Всю-то ночь я плакала, всю-то ночь металася! И сколько раз решалась написать, и сколько откладывала? И все никак не могла простить ему: ну почему ж не пришел, почему не прибежал, не утешил? А на утро... Схватила карандаш и все ж написала: «Согласна», потом разбудила Динку, сунула ей записку:
- Иди, снеси.
Только она за порог, а я - к окну. И вижу: стоить мой Сережа на крыльце и папиросу курить. Посмотрела я на него, посмотрела и вот тут-то... Как вспыхнула опять на него обида, как заполыхала! Ну что ж не пришел-то? Что ж не схватил, не увел от Сеньки?.. Да вернула сестру и порвала записку. И сразу решила: всё, кончено. И слез больше не было, только голова горела и губы сохли.
Ну, а к вечеру приехал Семен. Веселый был, всё смехом заливался. Подошел ко мне:
- Что с тобой?
А я... Я даже улыбнуться ему не могла. А мать и говорить:
- Да волнуется она, венчаться даже не в чем. Обувки никакой нет. Вот, сшила ей туфельки из холстинки, а чулки весь вечер штопала.
Ну, Семен и обрадовался:
- Так только из-за этого? А я-то думал... - И заулыбался, повеселел: - Брось, Мария, не расстраивайся. Заработаю я деньги и всё у нас будить. Сейчас, правда, заказов немного, зима скоро, а к весне начнутся заработки и справим мы тебе и платье, и туфли, и всё, что нужно.
Молчала я. Приятно было слышать это, как малому ребенку, но в голове все крутилося: да не люблю я тебя, не люблю!
А потом всё пошло быстро, скоро. Не успела я и одуматься, как проскочили дни и подошел день свадьбы. Прискакали лошади, посадили нас, повезли... Стояла я под венцом, точно мертвая, ничего не видела, ничего не слышала, а когда привезли в чужой дом, то свекровь и встретила:
- Манечка, да что с тобой? Бледная какая... И на ногах чуть держишься!
Тут я и заплакала. А она прижала меня к себе и говорить:
- Переживала, нябось, что приданого нет. Да не плач ты, не волнуйся! Вы молодые, здоровые, всё еще наживете.
Вот так и началася моя семейная жизнь.

*1923-й.
*26 октября 1917 года был принят «Декрет о земле», - конфискованные земли и имения передавались в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов.