Страшное возмездие или смерть газовщика

(Быль. Имена персонажей изменены.)

Этот необычный случай произошел в июне, аккурат перед Великим Праздником всенародного голосования. 

Ингеборге Ивановна Пукнер, урожденная Кончайтэ, седовласая старушка, неопределенного пенсионного возраста, сидела в креслах перед телевизором «Рекорд», мысленно принимая участие в дебатах политического ток-шоу, мельком просматривала Придворный календарь 1848 года, и, одновременно, вязала себе зимний, шерстяной носовой платок. Изредка она встревала в телевизионное злоречие со своими ироничными, едкими и, не всегда, полит корректными замечаниями:

- Ага! Куда там! Держи карман шире! Х...й тебе, а не транш! Сало свое жри, Мазепа!

Ток-шоу прервал противный звонок в дверь. Разгоряченная дискуссией Ингеборге Ивановна недовольно поморщилась своим и без того сморщенным лицом, украшенным массивным, сизым носом и тройным подбородком.

- Принесла кого-то нелегкая! – дребезжащим контральто пробормотала она нарочно громко, со стоном атакующей теннисистки, поднимаясь с кресел.
Опираясь на массивную трость, доставшуюся ей от усопшего в прошлом годе мужа, старушка направилась к двери, шаркая ногами в тапках, переделанных из кирзовых сапог мужа.

- Кто там? – спросила она строгим голосом часового, предусмотрительно глядя в дверной глазок подслеповатым взором. Этой бдительности была веская причина. Третьего дни, ее соседка снизу, бывшая однокурсница по пансиону, контролерша Большого театра, Аглая Эдмундовна Рассекаи, легкомысленно, как девчонка, после третьего звонка отворила двери, не спросив «кто там», и жестоко поплатилась за это. В квартиру ворвались два, известных на весь район насильника, Васька Клюй и Эфраим Роттенбаум, заткнули ей рот электрошокером, изнасиловали в разных формах. Но это полбеды. Ладно бы только изнасиловали. Так они, мародеры, еще и вынесли из квартиры бабушки сковородку «Тефаль», утюг, бюст Вольтера, оренбургский пуховый платок, бонбоньерку с лакричными леденцами, и диван, пока Аглая Эдмундовна на полу оправлялась от электрошока.

- Это из Горгаза! Проверяем газовые колонки и газовые плиты! – услышала Ингеборге Ивановна приятный мужской голос из-за двери. Ингебогре Ивановна знала из телевизионных новостей о постоянных взрывах газа в городах и деревнях, поэтому, бросив беглый взгляд в зеркало, поправив прическу, гостеприимно открыла двери. Перед ней, на площадке стоял дородный, кряжистый красавец тридцати лет, в форме работника газовой компании, о чем свидетельствовал гаечный ключ в руках и красноречивая надпись на куртке «МосГазПром».
 
- Здравствуйте! – мужчина, с чарующей, златозубой улыбкой официанта, показал бабушке удостоверение, в котором было что-то неразборчиво написано, - Жалобы есть? Запах газа, например, не беспокоит?

Прошли на кухню. Парень стал внимательно, скрупулёзно, словно добросовестный врач венеролог, изучать газовое оборудование: пальпировал и нюхал трубы, крутил краны, стучал по плите гаечным ключом, что-то записывал в потрепанную записную книжку.

- Плиту вам, бабушка, пора давно уже менять. Чтобы не ждать взрыва…. Впрочем, и трубы, и колонку тоже, - сделал он заключение. - Где у вас можно присесть, чтобы договорчик составить?
- Да, проходите в комнату. Сюда вот садитесь, за стол. Может, чаю?
- Не откажусь! Отнюдь! Весь день на ногах! А в ногах правды нет. Хотя ноги волка кормят!
Они одновременно весело и дружно рассмеялись, словно на концерте Елены Степаненко и Дроботенко. Ингеборге Ивановна смущенно прикрыла ротик ладошкой, пряча срам траченных зубов, и ушла на кухню. Чай готовить. С мятой и жасмином. Она слышала какой-то шум движения в комнате, но не придавала этому особого значения. Это был уже третий визит работников газовых служб в этом месяце. После последнего визита из квартиры пропала коллекция старинных монет и шуба из меха трупов шиншилл, подаренная мужем на золотую свадьбу.

- Плиту и колонку мы заменим вам бесплатно. По городской программе инновации, - бодро сказал парень, когда Ингеборге Ивановна вошла в комнату с подносом в руках, на котором стояли приборы из чайного сервиса «Мадонна», производства ГДР, гордость немецкой культуры и семьи Пукнер.
- О-о-о-! Бесплатно? – в радостном изумлении воскликнула Ингеборге Ивановна, чуть было, не выронив от радости поднос.
- Кстати, вы знаете, что на следующей неделе будет всероссийский обмен денежных купюр?
- А зачем?
- Решение Центробанка. Старые деньги принимать уже не будут! За обмен будет взыматься 20 процентов от суммы. Такая фишка у Центоробанка. Они хотят нажиться на простых россиянах, на нас с вами, на вас с нами. Но я могу вам обменять сегодня без процентов.
- Правда? – радостно воскликнула Ингебогре Ивановна. Глаза ее слезились и сияли неподдельным счастьем, от такого сказочного везения, - Прямо сейчас?
- Вот новые купюры! – паренек достал из внутреннего кармана пачку красных пятитысячных купюр, - Давайте ваши старые деньги.

Игнеборге Ивановна торопливо достала из серванта коробку из-под конфет «Птичье молоко» и достала из нее пачку денег, перетянутую резинкой от трусов.
- Тут – ровно двести тысяч, - сказала она.
- Так, считайте! – газовщик стал медленно откладывать на стол новенькие купюры из своей пачки, - Пять, десять, пятнадцать, двадцать……
Пачка старых денег Игеборге Ивановны исчезла в недрах куртки газовщика.
- Прошу, ваш автограф, вот туточки! – газовщик показал хозяйке, пальцем, где следует поставить автограф.
- А что это за документ? – недоверчиво спросила старушка, близоруко вглядываясь в текст документа, - Я ничего не вижу. Мелко тут все написано….
- Это, бабушка, акт, о том, что я провел обследование газового оборудования. Что произвел замену старых купюр на новые. И что вы согласны на бесплатную замену старого оборудования на новое.
- А-а-а-а… Ну это ладно. Это правильно, – старушка поставила размашистую подпись внизу листка.

- Ну вот и славно! – голосом, исполненным оптимизма, воскликнул парень, - Через пару дней мы поставим вам колонку Электролюкс и плиту Занусси. Мосгазпром! Мечты сбываются! Ха-ха-ха-ха-ха……
Они снова рассмеялись в унисон.
- Увы, мне пора! – нарочито печально, сказал парень, восстав с дивана и направляясь к выходу.
- А как же – чай? – огорченно и обиженно, надув морщинистые губки, воскликнула Ингеборге Ивановна.
- Вот как установим новую колонку, тогда можно и чаю попить. Делу время – чаю – час! – парень снова гортанно хохотнул, и, повернувшись спиной, стал крутить ручку двери, - Дьявольщина…. Где у вас тут открывается…..

Хрясь! Шарах! ***к! Неожиданно пространство вокруг него вздрогнуло. Мир в одночасье исчез, исчезла дверь, время, день, и кромешная тьма окутала сознание Вселенной. Страшный удар обрушился на его голову. Но парень этого даже не почувствовал. Это была маленькая, секундная модель смерти. Он исчез на мгновение из Земной реальности.

                ххх

Время остановило свой стремительный бег. Мгновенье замерло, как фотокадр жизни. Сколько прошло минут? Сколько недель? Веков? Что случилось с миром? Отчего так дрожит и кружится в вальсе Время? Где я? Кто я?

- Очнулся? – услышал газовщик из другого, далекого, перпендикулярного пространства дребезжащий, старушечий голос. С трудом открыл глаза. Навел резкость. Давешняя старуха, которая угощала его чаем, сидела перед ним в кресле и сверлила его пронзительным, свирепым взором. Голова газовщика гудела и пульсировала болью в затылке. Парень хотел осторожно пощупать, изучить больной затылок, но не смог. Руки были связаны за спиной. Он хотел пошевелить ногой, но ноги были обездвижены. Постепенно он осознавал свое положение в пространстве. Он был накрепко примотан скотчем к стулу. Туловище, ноги, стул: все стало единым и неделимым. Но самое страшное было то, что он был совершенно гол, как сокОл! И нечем было прикрыть свое срамное, детородное достоинство.
Газовщик, с первобытным ревом динозавра, резко рванулся одновременно во все стороны, пытаясь рывком освободиться от ненавистных пут.

- Что… Что вы тут… Что вы себе позволяете…. Ну-ка развяжите немедленно! – кряхтел он. В этом кряхтении слушались нотки обиды и отчаяния, - Если я через час не вернусь…. За мной скоро приедут сослуживцы, коллеги из Газпрома….
- Как звать тебя, сволочь? – старушка спокойно и насмешливо наблюдала за бесполезными попытками газовщика, отхлебывала мелкими глоточками из чашки немецкого сервиза «Мадонна», чай с мятой и жасмином, куртуазно оттопырив мизинчик.
- Вы не смеете…. А ну-ка немедленно развяжите…. Быстро, я сказал! Ма-ма-а-а-а-а-а-а…. Помоги-и-и-и-и-и-те!

Страшный, жестокий удар массивной трости по уху прервал надсадный, дикий, животный крик молодого газовщика. Он, сквозь боль и ужас, явственно ощутил, как из уха по шее щекотно заструилась кровь.
- Будешь орать – получишь палкой по зубам! С кем поведешься, от того и наберешься! – поучительно, словно педагог-психолог, сказала старушка. - Каков поп – таков приход!

Воцарилась неловкая пауза. Как в трагической драме провинциального театра, когда артисты забыли текст.
- Что вы от меня хотите? – прервал паузу газовщик, вспомним слова.
- Как звать тебя, мразь? – повторила вопрос свирепая инквизиторша.
- Я не мразь! – гордо вскинул кудлатую голову парень, словно революционер перед царскими сатрапами, - У вас в руках у вас мое удостоверение. Там все написано.

Старушка неожиданно, резко, метко и больно ткнула парня костылем в пах, угодив точно в понурый, испуганный, словно попавший в западню, зайчик, яшмовый стержень.
- У-у-у-у-у-у-ё-ё-ё-ё…. – взвыл газовщик от боли и отчаяния. Но больше, все-таки – от боли.
- Я тебе твой документ сейчас в жопу засуну, и жрать заставлю!

Газовщик, все еще не веря в происходящее ухмыльнулся язвительно:
- Нелогично, мэм. Засунете в жопу, а заставите – жрать! Как вы это себе представляете? Всеволод, - представился газовщик, заметив, как старушка поднимает трость, и тут же поспешно поправился, - То есть, Вольдемар.
- То-то же. – криво усмехнулась бабушка, опуская трость, - А то ишь – крутого включил. Образование!
- Образование? Моё? Зачем? Незаконченное высшее! – Вольдемар успел это сказать, прежде чем старушка чуть было не нанесла ему очередной удар тростью, - Я  - юрист…..
- Нет такого образования: незаконченное высшее. Этот термин придумали неудачники и лжецы. Представь: допустим ты приходишь устраиваться хирургом, инженером атомной станции, или офицером в часть и говоришь: «У меня незаконченное высшее». Думаешь, тебя возьмут? Это ты девочкам можешь так говорить, для самоутверждения. Ладно. Нет у тебя никакого образования. По роже видно. Давай, рассказывай, Вольдемар, как ты пенсионеров грабишь?
- Я?!!!! Ха-ха-ха! Да что вы напраслину возводите? Когда это я грабил пенсионеров? – Вольдемар сделал нереально изумленные глаза, как старательный исполнитель роли в киножурнале «Ералаш».

Бабушка красноречиво, трепетно и нежно, словно добрый дедушка Мороз, погладила массивную трость.
- Ты, Вольдемар, сгреб из шкатулки, что стоит в серванте, мои золотые безделушки, и медали моего мужа, за участие в боевых действиях в Афганистане, Чечне и Сирии, пока я чай тебе делала. Я нашла их у тебя в кармане твоей куртки «Мосгазпром».
- Да, но как это, я даже….
- Ты всучил мне взамен моих сбережений, идиотские, игрушечные пятитысячные купюры «банка приколов»…
- Да я сам не знал….
- А документ, который ты мне подсунул, это кредитный договор на пятьсот тысяч. Ты думаешь, что я не вижу? У меня отличное зрение. Я блоху могу подковать!
- Зачем? – газовщик от удивления растворил рот.
- Это образное выражение! Метафора! Дятел! «Левшу» Лескова читал?
- Кредитный договор?! Разве? Я не знал! Я– в изумлении!!! - горячо воскликнул Вольдемар, - Честное слово: не знал! Мне в банке дали бланки, сказали чтобы я газовое оборудование…..Бля-а-а-а-а-а…. Бо-о-о-о-о-о-льно!
Новый страшный, жестокий удар трости обрушился на голову газовщика. Кровь потекла красным, веселым ручейком из образовавшейся пробоины и залила лицо мужчины. Вольдемар обессиленно склонил голову. Теперь кровь тонкой струйкой стекала на пол, образуя небольшую лужицу.

- Вызовите милицию! Прошу вас. Умоляю! И скорую, - взмолился он, сплевывая кровь, попавшую в рот, - И пусть меня судят по российским законам!
- Вот как? По Российским законам? – бабушка попыталась сделать на лице удивленное выражение, - Странное, и даже неожиданное желание! Надо жить, тварь, по российским законам. Тогда и судить тебя будут согласно поправкам Конституции. А сейчас Я твой Закон! – сказала мрачно Ингеборге Ивановна, вытирая трость от крови недовязанным, носовым платочком, - Отвечай мне, подонок: пошто ты грабишь пожилых людей?

Парень поднял на бесчеловечную, жестокую старуху свой испуганный, исполненный боли и обреченности, взор. Судя по ее царственной позе, она возомнила себя непреклонным повелителем, вершителем судеб, обвинителем, инквизитором: Игнатием Лойолой, Сталиным, Берией, Торквемадой, готовым на жестокие репрессии, без суда и следствия.

- А как мне прикажете выживать в этих нечеловеческих условиях? А? – несчастный газовщик еще раз сплюнул кровавый соленый комочек в загустевшую лужу под ногами. - Предприятия не работают! Театры, школы, вузы, и музеи закрыты. В стране кризис! Мародерство. Коррупция. Проституция. Криминал подмял под себя всю экономику страны! Деньги россиян уплывают в офшоры! Процветает торговля контрафактным алкоголем. Нормальной водки уже нет. Во всем мире – кризис! Работы нет! Денег нет! Я просто жрать хочу! Понимаете, вы? Просто пожрать! У вас вон - пенсия. Живете без забот. Хочешь сало, хочешь млеко! Хочешь – вино, пиво, Анапа! А у меня ничего! А я ведь молод! У меня растут года! Что мне прикажете делать? Куда идти? Просто так мне никто денег не даст! Или, вы думаете - даст?

- Даст! Даст! Вас ист даст! Непременно – даст! Если ты педераст! – старушка громко и раскатисто рассмеялась своему неожиданному, поэтическому экспромту. Смех ее оборвался внезапно, словно, кто-то вытащил штепсель из розетки, - Я сейчас расплачусь от жалости! Бедный Вольдемар! Никто не дает ему денег! То есть, ты, гамадрил несчастный, решил, что лучший и единственный выход из ситуации – это ограбить старушку. – бабушка ловко достала из кармана байкового халата пачку папирос «Герцеговина Флор». Не спеша вытащила одну папиросину, и, постучав ею о коробок, куртуазно прикурила от зажигалки, сделанной мужем из гильзы винтовки Мосина. - Я свою пенсию, щенок, трудом заработала. У меня трудовой стаж 50 лет! – бабушка выпустила из носа порцию красивых колец дыма, - А ты, мудила, хочешь отняти ее у меня и жрати и бухати на халяву? Но запомни, дебил: Без труда не вытащишь рыбку из пруда. Терпение и труд все перетрут! Лучше говно высерать, чем чужое собирать. На чужой каравай рта не раззевай. Не держи глаз на чужой квас: пораньше вставай, да свой наливай!

- Но олигархи-то как-то вытащили свою рыбку без труда? – вопросом возразил Вольдемар, - Или они тяжким трудом на шахте или у мартена заработали миллиарды?
- Олигархи? Допустим. Вытащили. Но каждый с чего-то начинал. Кто-то торговал игрушками. Как Абрамович. Кто-то джинсами и паленой водкой. Ты вот решил первичный капитал на одиноких, старухах сделать…. Копейка рубль бережет. Не рой другому яму, сам в нее попадешь! С миру по нитке – голому рубаха.

«Она совершенно безумна, - с нарастающей тревогой думал Вольдемар. Мысли словно обезумевшие скакуны, метались в голове, словно в тесной, вонючей конюшне, - Что она задумала? Ведь она может и убить? Что делать? С чего начать?».

Старушка тем временем докурила папиросу, и, приподнявшись со своего кресла, спокойно и обыденно затушила окурок прямо о скукоженный писюн горе-газовщика. Она весьма метко ткнула горящий бычок прямо в выходное отверстие мочеиспускательного канала. Вольдемар от боли даже не успел сообразить, что произошло. Этот страшный, болезненный, нелепый, средневековый абсурд был выше его понимания. Боль взорвала его мозг Большим Вселенским Взрывом, рождая мириады маленьких больных вселенных. Газовщик взревел динозавром, вздрогнул всем телом в судорожном движении и потерял сознание.
 - ….так ты и нае...вай олигархов! – услышал он через миг сквозь монотонный шум в ушах, -  Что ты у бабок последнее забираешь? Чужое добро берет за ребро? Охал дядя на чужие деньги глядя! Подними народ на восстание! Сооруди баррикады! Забирай у них миллиарды и вали на Сейшелы отрываться до конца дней своих! Добр Мартын, коли есть алтын!... А сейчас ты, злодей, будешь делать мне куни, - безо всякого перехода завершила она тираду неожиданным коммюнике.

- Что-о-о-о? Какую… Кто? Какие такую куню? – в испуге взвыл раненный узник. Он явственно ощущал под собой вязкую жижу собственных испражнений.
- Не притворяйтесь, Вольдемар! – сказала старуха с металлическими нотками До-диез и Соль в голосе, игриво щелкнув пленника по носу пальчиком. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
- Да вы с ума сошли! – осторожно возмутился газовщик, стараясь интонацией не обидеть ненароком старушку, - да что же это такое! Это вообще противоречит человеческой логике! Это ненормально, вы хоть это осознаете? У вас старческий маразм! Деменция! Вы забыли что… В вашем возрасте…
- Что? Что ты сказал? В каком это: моем возрасте? Я сейчас тебе навешаю тумаков и ****юлей вот этой вот тростью! Забыл? – Ингеборге Ивановна поднесла к носу газовщика свое орудие пыток, и добавила, - Доброму вору – всяк сапог впору.
- Стоп! Я помню! – поспешно сказал Вольдемар, съежившись от воспоминаний о боли, - Но я в таком состоянии…. Все болит! Давайте, завтра…. Я никогда этого не делал…. Не знаю, как это…. Ну…. Хотя бы развяжите меня…

- Ага! Сейчас тебе! Разбежался, - криво ухмыльнулась Ингеборге Ивановна, подойдя вплотную к пленнику, подняв полы халата, ткнулась непролазными джунглями лона своего прямо в нос горе-газовщика, - Работай давай, обманщик несчастный! Мизантроп. Терпенье и труд все перетрут! Язык твой – друг мой! Лучше просить ради Христа, чем отнять из-за куста! Деревенщина Ермил, да посадским бабам мил! С милым дружись, да за топор держись! И это…. Смотри, чтобы я довольная осталася. Это твой шанс. Твоя соломинка! Весьма ненадежный шанс, кстати сказать. Возможно, я тебя и не буду убивать…..

                ххх

- Джобав зодыв, - еле ворочая языком, тяжело дыша, пробормотал через час Вольдемар. Ему казалось, что прошла неделя. Лик его был пурпурен. Помутневшие глаза выпучены от напряжения. Волосы слиплись от пота. Он напоминал бегуна-марафонца в первые секунды после финиша.
- Мне тоже было хорошо, - слабо отозвалась Ингеборге Ивановна, с неохотой оторвав дряблое, забывшее прикосновения мужского тела, заросшее шерстью стегно от потного лица газовщика, - На чужой роток не накинешь платок! Худ Роман, коли пуст карман!
- Я говорю: воды дайте! – с трудом, старательно выговаривая слова, простонал изнуренный пленник любви.
- Ты не поверишь, но в юности я была мисс Кучкунур. Знаешь такой город? – удовлетворённая, насытившаяся вязким суррогатом любви, Ингеборге Ивановна устало откинулась на спинку кресла, целомудренно прикрывая полами байкового халата оголившиеся подагрические ляжки.

- Конечно! Конечно знаю! – надеждой загорелись глаза Вольдемара. Болел язык. Кажется, Вольдемар впервые в жизни натер на нем мозоль, - Воды дайте, пожалуйста….
- Врешь, сволочь. Нет такого города! – прикрыв глаза, прошептала в истоме старушка, - Я была мисс Бутово! Это я тебя проверяла. А ты, как был брехлом вонючим, так и остался.
- Воды! Бабушка! Я сейчас сдохну!

-Я тебе не бабушка. Сдохнешь, конечно, - согласилась Ингеборге Ивановна, - Но не сейчас…. О! Я была чудо как красива! Работала моделью у Славы Зайцева, а потом секретаршей в министерстве иностранных дел. За мной волочился министр пищевой промышленности Северной Кореи. Мать Тереза пыталась меня…впрочем это не важно. Художник Налбандян писал с меня свои картины…. Венгерский певец Янош Коош меня клеил, американский прогрессивный певец Дин Рид буквально валялся у моих ног, а композитор Хачатурян именно мне посвятил знаменитый танец с саблями. Помнишь? Та-та-та-тари-тата, та-та-та-та-ри-тата…. Югославский актер Гойко Митич делал мне предложение три раза! Знаешь такого красавца, актера-качка? Он создал в кино культ североамериканского индейца и ввел моду на культуризм.
- Воды дайте, имейте жалость! – стонал газовщик, - Так даже фашисты не поступали….

- И еще был такой Алексей Стаханов. – бабушка словно не слышала стонов узника, - Герой труда плюшевый. Тоже, как напьётся, так ко мне прётся. Чукотский певец Кола Бельды хотел увезти меня в тундру….
- Пить….- голова Вольдемара безжизненно повисла.
- Я просто пытаюсь понять, Вольдемар: - старушка приподнялась, вперив пристальный, слегка недоуменный взор в нашкодившего мошенника, -  откуда у вашего поколения такое жестокое, бесчеловечное отношение к старикам. К тем трудягам, кто вас создал, окружил заботой, накормил, напоил, вырастил? К матерям, отцам, бабушкам, дедушкам…. По сути, они являются для вас Богами, Создателями, Творцами людей! Вы должны только из одной лишь благодарности за жизнь, дарованную вам, лелеять и холить их до последнего дня….

- Ой, да не надо этого оперного пафоса! Бабушки! Дедушки! – встрепенулся, восстал, взорвался, вышел из себя Вольдемар, - Не сегодня такое отношение к вам: старым пердунам, появилось! Еще в Древней Греции и Германии стариков сбрасывали со скалы! В Исландии немощных старцев морили голодом, пока не сдохнут. Скифы вообще съедали своих престарелых родителей. На Руси запирали в холодную хату и ждали пока старик отдаст концы. А вы думаете сегодняшний короновирус – это от Бога? Нет, бабушка! Его создали люди! Прагматичные и мудрые люди! Для того, чтобы избавиться от стариков! Ведь в первую очередь пандемия забирает старых и немощных! Это все равно, что бросать их в пропасть! А что тут удивительного и странного? Старики – это ненужный и тяжелый сегмент общества! Не так? От них никакой пользы, а только заботы, хлопоты и расходы! Ходят, поучают, стонут, воют, ноют! Все им не так! «Вот раньше, в молодости, все было заебись!» (это он сказал противным тонким голосом) Вы пожили? Хорошо пожили? Так? Хорошая была молодость в СССР? Так дайте же теперь пожить вашим детям и внукам! Это с вашей стороны будет гуманно, справедливо и по-божески! Что здесь нелогично? Да дайте же воды, умоляю вас!!!! Будьте вы людьми!

- А вот в СССР – к старикам относились по-человечески. – с ностальгическими нотками продекламировала старушка, - «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет!» так мы пели по праздникам, шагая стройными колоннами мимо правительственных трибун...
 - А певцу Коле Бельды вы дали? – газовщик уже совсем потерял надежду получить воду в награду за вынужденную нежность, и решил задобрить старуху своим пионерским любопытством.
- Конечно дала. Что ж он не человек что ли? Я людей по национальности не разделяю. Я только матери Терезе отказала. Половая сегрегация должна быть! Не твое дело, Федосья, собирать чужие колосья!
- И Стаханову?
- Да не, с ним не получилось, как-то не срослось…. Он как напьётся, так засыпает сразу…. Пьем да посуду бьем, а кому не мило – тому в рыло!
А вообще, Я люблю безбожные времена СССР. И не только потому что была тогда молода и прекрасна. Нет! Просто это было волшебное время. Мы любили друг друга: сосед соседа, сын отца и мать, бабушку и дедушку. Мы уважали стариков. Посмотри: Сегодня церквей настроили больше, чем театров. Все вокруг стали вдруг верующими: от президента до вора. А мерзости в нашем мире стало больше. И таких мудаков, как ты стало в десятки раз больше, чем честных людей. Сотни тысяч людей по все России озадачены только одним: как получше наебать ближнего и срубить по-быстрому бабла! Сотни сотрудников коллцентров по всей стране с утра до вечера звонят старым людям, втирают им за сумасшедшие деньги голимые лекарства. Сотни газовщиков ходят по квартирам и разводят стариков на бабки. Честно работать теперь считается унизительной глупостью лохов. Вот поэтому я даже паспорт СССР не меняла на Российский. Потому что я родилась в великой стране СССР, в ней же и умру. Понял ты, чмо фашистское? Гондон ты штопаный! Ты прав: я прожила хорошую, богатую счастьем жизнь. Но завершить ее я хочу подвигом. Таким, за который мне будут благодарны в этом, земном мире и в другом, небесном, придуманном для успокоения души….

- Каким же это, интересно, подвигом вы хотите завершить ваш земной путь? – с нескрываемой иронией в голосе спросил Вольдемар.

- А вот так! Смотри! – сказала Ингеборге Ивановна, поднявшись с кресла. Она с улыбкой поднесла заостренный конец своего смертоносного посоха ко рту газовщика, и, норовисто, с силой кочегара, с криком «Оп-па!», резко задвинула его в глотку на двадцать сантиметров. Раздался хруст сломанных зубов. Посох изнутри уперся в кость черепа. Вольдемар издал гортанный звук блюющего оленя. Тело его задрожало, несколько раз дернулось и замерло. Некоторое время он выпученными от боли глазами смотрел на старушку, пока ее изображение не исчезло за сомкнутыми веками с экрана Жуткой Земной Реальности.
                КОНЕЦ