Гарем пьеса на русском языке

                ГАРЕМ
                Трагикомедия
                в четырёх действиях

Действующие лица:
Царь
Слуга
Царица
Действие I
Ц а р ь лежит в постели, ожидая кого-то из своего гарема.

С л у г а. Ангелла, Гелла, Белла, Зея, Царица, Цветта, Провисшая Губа*… кого вызвать, Царь?
(* или Капля. Дело в том, что на табасаранском языке слово К1ант1 можно употреблять в значении как «губа», как и «капля», в зависимости от контекста. Так как здесь нет контекста, что ближе к русскому сознанию, то можно использовать.)
Ц а р ь. Прошлую ночь провёл с Геллой… Зея моя, Зе-Зея-я-я-я…
С л у г а. «Зе-Зея» – нет, Царь, а – Зея!
Ц а р ь (встаёт из постели). Какая разница – Зея или Зе-Зея!
(Зея – так говорят новенькой, красивой, а Зе-Зея – горделивой и обветшалой.)
Ц а р ь (размышляет вслух). Зея. (Произнося это имя, показывает желанность.) Зе-Зея. (Ходит на цыпочках, изображая гордость, важность.) Зея – Зе-Зея, Зея – Зе-Зея! (Махнув рукой, говорит громче.) Моя Зе-е-ея-я-я-я! (Опять ложится.)
С л у г а. Очередь – Провисшей Губы!
Ц а р ь. Что за имя? Другого не нашли?
С л у г а. Твоё здоровье, Царь, ты же её так назвал…
Ц а р ь. Я здоров! А-а-а-а-а…
С л у г а. Нельзя нарушить очередь.
Ц а р ь. Если нельзя, то почему спрашиваешь, кого вызвать?
С л у г а. Твоё превосходство, мой господин!
Ц а р ь. Здесь я не вижу моего превосходства!
С л у г а. Без очереди может прийти только Царица!
Ц а р ь. Кто дал ей такое право?
С л у г а. Все законы и порядки ты устанавливаешь, Царь!
Ц а р ь. Тогда почему же не делаешь то, что я говорю?
С л у г а. По тобою установленному порядку дай мне приказ, тогда я его выполню!
Ц а р ь. Ладно уж, пусть придёт любая!
С л у г а. Так не пойдёт, Царь! У тебя только два пути…
Ц а р ь. Какие?
С л у г а. Провисшая Губа или издать приказ.
Ц а р ь. А Царица?
С л у г а. Она не в твоей власти.
Ц а р ь. Как так?
С л у г а. Она приходит, если самой захочется.
Ц а р ь. Да что такое?! (Усилив голос.) Я Царь или кто?
С л у г а. Будь здоров, Царь, но не ты – Царь, а твой разум.
Ц а р ь (ещё больше разгневавшись). Я здоров, вы не здоровы! Почему я не могу делать что хочу?!
С л у г а. Ты можешь делать что угодно с самим собой, а с другими – нет.
Ц а р ь. Разум же мой?
С л у г а. Если разум – твой, то почему он довёл тебя до такого состояния?
Ц а р ь. Не понимаю!
С л у г а. Ты по своему разуму установил такие порядки, а вот на эту ночь ты бессилен в своих установках. Что выбираешь: Провисшую Губу или издание другого закона?
Ц а р ь. На эту ночь никого не нужно! Вытерплю! Садись, пиши новый закон! Это более злободневно. Первое: ликвидация гарема. Второе: любую, кого пожелаю, приводить ко мне. Поставь печать, отправь по всем уголкам империи.
С л у г а. Хорошенько подумал, Царь?
Ц а р ь. Я не намерен каждый раз с моими глазами вступать в драку. Пусть они наслаждаются жизнью!
С л у г а (берёт лежащего царя за руку и, выбрав палец с перстнем-печатью, дышит на печать со звуком «хах»; перевернув руку перстнем вниз, ставит печать на написанный им закон). Да! Пусть кайфуют! Царь! Да! Пусть!
Ц а р ь. Осторожно! Руку мне сломаешь!
С л у г а (идёт за лупой, сквозь неё смотрит на поставленную печать. Видит, что она отпечаталась неразборчиво. Показывая это мимикой, опять засовывает руку под одеяло, чтобы взять руку царя с перстнем-печатью). Не отпечаталось, Царь!
Ц а р ь лежит в постели, как собака, которая не хочет идти за стадом.
С л у г а (сидя на табуретке, опять берёт за палец с перстнем, сильно-пресильно нажимает на бумагу, так что аж ноги приподнимаются). Теперь посмотрю, как она не напечатается!
Ц а р ь (корчит рожу от неудобной позы, в которой слуга ставит печать на его новый закон). Что так сильно нажимаешь, ведь не твоя рука! Хочешь руку царю сломать?!
С л у г а. Чуть-чуть потерпи, Царь! Твой же приказ исполняю ведь! Не из моей прихоти так делаю! Ты же в постель красавицу желаешь затащить! Подожди, посмотрю, получился ли оттиск!
Ц а р ь (опять сунув руку под одеяло). Без чернил получится ли?!
С л у г а. (ударяя себя в лоб). Эх, башка! Башка-а-а! (Идёт за чернилами и опять повторяет ту же процедуру с печатью.) Теперь это уже настоящий, имеющий силу закон, устанавливаемый во всей империи! (Уходя.) Закрыть дверь?
Ц а р ь. Оставив меня одного, куда идёшь?
С л у г а. (вытаращив глаза). Я не из гарема!
Ц а р ь. Я тебя не в постель зову! Евнух!
С л у г а. А если не… то зачем?..
Ц а р ь. Лопатки на спине как бетоном схвачены…
С л у г а. Я не девушка!
Ц а р ь. Что возмущаешься? «Девушка»! «Гарем»! Не съем!
С л у г а. Провисшую Губу вызвать?
Ц а р ь. (вылезает из-под одеяла и садится в постели). Неплохо было бы… Что делать-то, ведь новый закон издал же!
С л у г а. (помахивая законом). Об этом пока никому не известно! До утра всё что хочешь можешь делать, Царь!
Ц а р ь. (подняв руку с перстнем). Чтоб у меня рука отсохла! Нужно же было до утра оставить закон без печати! Что я наделал! Куда же, к чему же я поторопился, скажите-ка!
С л у г а. Почему горюешь? Неужели сам себя не можешь обмануть?
Ц а р ь. А как же я сам могу себя обмануть? О чём думаешь-то? Ка-а-ак? (Ударяет себя по голове.) Вот это, которое нужно столкнуть и разбить, даст ли мне обмануть?! С ним вместе и то, что внутри, – в сердце! Серое вещество, находящееся в моей голове, поскорей-поскорей подтолкнуло и заставило печать поставить на закон, чтобы мне на эту ночь не досталась Провисшая Губа! Хотя-я-я-я… она мне и не нужна была – капля, провисшая под зелёным листом, готовая оторваться в любой момент, капризуля! Я же хочу Зею! Когда вижу её стан, превращаюсь в воск! Её красота пленяет меня! Её облик завораживает меня! Ах, моя Зе-е-ея-я-я!
С л у г а. Ну тогда ложись лицом вниз и мечтай… Раз-два, проведу кулаками по твоим лопаткам вниз-верх, смягчая их… по центру позвоночника, до самого таза, утаптывая, схваченные мышцы разминая! Ну, поворачивайся! Зе-е-ею забыть не получается? Забыв Зею, Провисшую Губу держи в уме! Чистой воды крапинку! Зеркало-стекло! Просто прозрачная, так что внутренности видно, свет просеивает через себя! Ночью в ней – луна, она луну впустила в себя, и та отсвечивает изнутри, как гусеница-светлячок! Днём в ней – солнце, она солнце впустила в себя и рассеивает лучи, как на небе луна! Евфрат и Иордан не из таких ли капель образованные реки?! Зе-ея-я, вот она и есть настоящая Зея, Царь, из-за того, что она видна, как сияние.
(«Зея» на табасаранском языке означает «сияние».)
Ц а р ь. Когда в свою очередь приходит ко мне, как ты говоришь, «сияющая капелька», как баба-яга, нижнюю губу подволакивая по полу, то начинает пилить меня, как железо, всякими услышанными байками и сплетнями! «Днём – солнцем, ночью – луной» ты называешь её, тогда как она комок колючий! Ноги её невозможно коснуться, сразу начинает требовать то серьги, или цепочку! И мне приходится ложиться с ней, повернувшись спиною, выполняя дурацкие, мною же установленные законы. Не-е-ет, не будет в моём царстве таких обрядов. Хватит! Ты ещё мне говоришь, что до утра никто не будет знать о новом законе! Тебе, наверное, неизвестно, как против меня восстало внутри меня находящееся войско!
С л у г а. (сидя, массажирует спину царя, про себя мимикой ругает его при каждом нажатии кулака на мышцы спины). Становится ли легче?
Ц а р ь. Становится, более-менее! Давно моя спина не видела руки мужика!
С л у г а. (вытаращив глаза). Подожди-ка, Царь, теперь я начинаю понимать, почему ты искал повод, чтобы отказаться от Провисшей Губы. Теперь ты хочешь по новому закону имеющийся гарем ликвидировать и на каждую ночь меня приглашать, чтобы я твою спину разминал, не так ли?
Ц а р ь. (поворачивает к нему лицо, уткнувшись в подушку, и слегка улыбается). Ты же мой раб?
С л у г а. Чтобы размять твою спину – ра-а-аб?! В каком краю услышал, что у какого-то царя имеется раб для массажа спины?! Моё служение – размять твою спину, что ли?
Ц а р ь смеётся.
С л у г а. (спустя некоторое время). Или мои обязанности – принимать тех, кто приходит к тебе и уходит от тебя, и писать законы?! Хотя сейчас ты называешь меня рабом, я являюсь твоим помощником (визиром), курдюком твоей правой стороны! То есть после тебя – второй Царь!
Ц а р ь. (посмеиваясь). Не зна-а-ал! Ну, тогда ложись, второй Царь, сделаю-ка тебе мас-с-с-са-а-а-аж!
С л у г а. Ну-у-у, не то делать велишь… Женское же дело это!..
Ц а р ь. Тогда папа Римский девушка, что ли, всех мужчин-женщин мира спины разминает! Сам же сказал: ложись, помассирую?
С л у г а. Откуда я знал, что ты по хитрому стремлению такой закон издал!
Ц а р ь. Ты же сказал, чтобы я одно из двух выбрал, так я и сделал!
С л у г а. Если бы знал, что это может так повернуться… Ты же говоришь: «к Провисшей Губе спиной ложусь»! Вот её и заставляй разминать твою спину! Наготове спина, и сзади – она! Что же она ещё делает, ложась к Царю в постель, если не это?!
Ц а р ь внезапно встаёт и опять садится на постели.
С л у г а падает на пол, но, подумав, вскакивает.
Ц а р ь. Какой же закон мы издали?
С л у г а. Ликвидировать гарем и любую желаемую Царю привести.
Ц а р ь. Вторую часть закона в эту же ночь исполним!
С л у г а. То есть, как я понял, ни одну ночь не хочешь пропускать, не так ли?
Ц а р ь. Очень возбуждён на Зею!
С л у г а. На Зею.
Ц а р ь. Да, да, именно на неё!
С л у г а. От тебя никуда не денешься, Царь! И твой закон – за тебя! Тогда пойду, приведу Зею!
Ц а р ь. Ты ещё зде-е-есь?!
С л у г а. (самому себе). Ох, сын осла осёл! Возомнив себя царём, что он делает, гадина!..
Занавес

Действие II
На сцене две комнаты. В маленькой – Царь в постели в ожидании Зеи, в большой – гарем Царя.
В гареме на стене висят таблички с именами: «Ангелла», «Гелла», «Белла», «Зея», «Царица», «Цветта», «Провисшая Губа» и табличка с тремя точками, что подразумевает: и остальные жёны.
Под каждой табличкой соответственно именам стоят куклы (манекены), как будто они жёны. Кажется, что они живые. Лица их закрыты покрывалами. Среди них под табличкой «Царица» находится живая женщина, которая с первого взгляда неотличима от остальных.
С л у г а. (из комнаты Царя входит в гарем). Здравствуйте, девицы! Как вы? Что делаем?
Ж е н с к и й  г о л о с. (непонятно, от какой куклы он исходит). Вести – к благу! Не жалуемся! Ждём, кого вызовут!
С л у г а. Путь – к благу! Но не вижу, что к благу! Дорогие девицы, наше состояние не ахти! Царь новый закон издал! Ещё эта ночь у нас пройдёт, как говорится, с мёдом на губах, в масле, в этих стенах. (Показывает рукой.) А с завтрашнего дня… (Делает паузу.) С завтрашнего дня – видимо, из сахара получается чеснок! Кто-то из вас, мои дорогие, в гаремах чужих царей рабынями станет… Кто в Турцию развлекать туристов поедет… Кто – на улицы красных фонарей! Кто – скотниками! Кто – на улицу выброшены будут! Выгоняют, бросают нас цари, из-за того, что не получается, как им хочется! Что их похоти мы не удовлетворяем!
Ц а р ь по-прежнему лежит в постели в другой комнате в ожидании.
С л у г а. (подходит к «Ангелле»). Среди ангелов находящаяся Ангел-л-л-ла-а-а моя! (Поднимает покрывало и смотрит в лицо.)
Ты была Царю любимой!
Может, оттого, что ты красива?
И слово у него о тебе было лёгкое!
Какая же дорога тебя ожидает?
Лететь тебе к твоим ангелам!
И тебе найдётся, что делать!
Царю слышно то, что говорится в соседней комнате, и каждое высказывание о женщинах он сопровождает мимикой.
Когда слуга говорит: «Лететь», Царь машет руками, как будто говорит: «Лети, ты мне не нужна».
С л у г а. (подходит к «Гелле»). Как притронешься, сжигаешь, Гел-ла-а-а-а моя! Никого не оставляешь без ожога! (И её покрывало поднимает.)
Царь оставался доволен тобой,
как маленькое дитя,
как будто он у костра!
Ц а р ь, услышав, вытягивает руки, как будто подносит к костру, и, обжёгшись, быстро убирает.
С л у г а. Гел-ла-а-а! Моя Гел-ла!
В пылающий огонь превратившись,
как язык огня, рукой приласкала
Царя подбородок,
как будто сжигая его усталость,
полученную от безделья после сидения целый день на троне.
Царь, услышав такое, меняется в лице и вытаращивает глаза.
С л у г а. Давала Царю зацвести
и в постели
удовольствию протянуться!
И ты найдёшь в своей жизни
хворостину и солому
тех, кто не побоялись
сжечь лица!
Уйдёшь,
походишь,
превратишь житие в прах!
Ц а р ь опять приходит в блаженное состояние
и вытягивается под одеялом.
С л у г а. (опустив покрывало «Геллы», идёт к «Белле»). Скольких ты шеи перекосила, Белла, – и глаза бычьи, которые смотрели на тебя в упор!
Ц а р ь, взяв зеркало, осматривает свои глаза.
С л у г а. Сколько надежд
выдернула ты из их сердец,
сказав: не выйду за вас, –
из-за твоей белизны, Белла!
Что они должны делать,
где им искать Беллу другую
от твоей красоты!
Ц а р ь хочет войти в гарем, посмотреть, что из себя представляет Белла, но, приблизившись к дверям, возвращается обратно в постель.
С л у г а. (опустив конец покрывала).
И ты уйдёшь,
По всему миру поскитаешься,
Побродив-побродив, обратно вернёшься,
Опять усядешься Царю на шею!
Ц а р ь, услышав такое, встаёт; делает вид, как будто кто-то сидит у него на шее, хватает того за воротник, снимает с шеи, ударив ногой, выбрасывает вон и опять ложится в постель.
С л у г а. (подходит к «Цветте»).
Пчела прилетела на цветы,
Чтобы собрать нектар для Царя!
Слово пришло к Цветте,
Чтобы сказать Царю, что согласна!
Ц а р ь делает головой жест, означающий «она мне не нужна».
С л у г а. (приподнимает покрывало и, наклонившись, сплёвывает).
Я вот такой говорил ещё, Цветта,
Среди цветов находящейся зелёной траве:
Ты, моя Цветта, уже «тю-тю»,
Иди в дом твоего отца, в детство!
Ц а р ь машет рукой, как будто провожает.
С л у г а. (подходит к «Провисшей Губе»).
Твоя же была очередь,
Но Царь не захотел.
(Поднимает покрывало над её лицом.)
Не знаю, почему…
Если б я взял тебя в объятия!
Ц а р ь вытягивает губы, приподняв подбородок.
С л у г а. С таким именем, отвергнутая,
Куда же ты попадёшь?
Иди, моя дорогая, люби
И Геллу, и Цветту, и небо синее!
Ц а р ь крутит головой.
С л у г а. (подходит к Зее, приподнимает шаль; как фонарь зажигается свет от её лица; опускает шаль. Чуть сердито). Зе-Зея! За-зая! Правильно Царь говорит ей! Зе-Зе-е-ея-я-я!
Ц а р ь хочет заступиться за любимую и чуть не открывает дверь в гарем.
С л у г а. Смотрящему в лицо
лучами бьющая…
(Задержав дыхание, смотрит на лампочку на потолке.)
Как фонарём,
заставляя себя невольно любить!
Ц а р ь смягчается.
С л у г а. Царём обожаемая Зея!
Ц а р ь совсем тает.
С л у г а. На лицо, которым любуется Царь,
я не смогу смотреть!
(Чуть приподнимает шаль и тут же опускает.)
Мои вытаращенные глаза…
могут девицу поранить!
(Ещё приподнимает край, оттуда уже не идёт свет.)
Так что свою любимую не сможет опьянить!
Тебя ожидает Царь!
Украсившись, натеревшись, надушившись благовониями, пойдёшь, пока не подняли тревогу из-за тебя!
Ц а р ь радуется и готовится принять девицу; теперь уже ничего не слышит со стороны гарема.
С л у г а подходит к «Царице». Как только поднимает покрывало, она плюёт ему в лицо. Он быстро опускает краешек покрывала и вытирает лицо.
С л у г а. Царица Цариц, за что?
Ц а р и ц а. (из-под покрывала). Столько лет живя, мне не сказанные красивые слова почему им говоришь?
С л у г а. (тихим голосом, чтобы Царь не услышал). И тебе высказываемое у меня из уст не закончено! Торопись, Царь в ожидании! Он желает Зею!
Ц а р и ц а отходит со своего места, сбрасывает одежду и надевает одеяние куклы Зеи; чтобы поменять голос, под язык кладёт жвачку, позволяющую кокетливо разговаривать, и идёт к Царю. Впереди неё идёт слуга.
С л у г а. Царь, чтоб ты был здоров… то есть чтоб был в кайфе! По твоему желанию Зея пришла! (Кланяется.)
Ц а р ь. Пусть проходит! А ты выйди!
С л у г а выходит, пятясь.
Ц а р ь. Поближе иди, моя любимая! Зе-Зе-е-ея-я-я!
З е я. (с места). Мой господин, если ты позволишь мне говорить, пока я не приближусь к тебе, я хотела сказать несколько слов...
Ц а р ь. Этой ночью я весь твой! В твоей власти! Эта ночь тебе принадлежит! Скажи что пожелаешь!
З е я. Спасибо, мой Царь! Чтоб ты был здоров! Вот что я хотела сказать: до меня дошло одно слово…
Ц а р ь. Не бойся, скажи, моя Зе-Зе-ея-я!
З е я. Зе-Зея – нет: Зея!
Ц а р ь. Ошибся, извиняюсь! Исправлюсь! Говори, я готов тебя слушать!
З е я. Прошу, как всегда, чуть убавить свет.
Ц а р ь, соскочив с постели, крутит колёсико фитиля на керосиновой лампе в обратном направлении и так же быстро возвращается в постель.
З е я. Ты новый закон издал?
Ц а р ь. (удивлённо и косо смотрит в её напряжённое лицо). Нет! Кто тебе сказал?
З е я. Никто!
Ц а р ь. Если никто, то откуда узнала?
З е я. Если не издан новый закон, Царь, чтоб ты был здоров, то войти к тебе не моя была очередь этой ночью! Провисшей Губы очередь! Ты как законодатель первым, а мы, остальные, позади, должны соблюдать законы нашей родины беспрекословно! Кто нарушит закон, того строго наказывают…
Ц а р ь. (слегка испуганно шевелится, но, не зная, что делать и что говорить, замирает). Зея, моя Зея! Давай-ка договоримся. Так сказать, заключим договор!
З е я. Что за договор?
Ц а р ь. Не всё в законе можно отражать.
З е я. Царь, чтоб ты был здоров, если мы заключаем договор, то у нас с тобой появляются одинаковые права. Какие к тебе будут требования в договоре, такие же и ко мне. Из тебя получается мой партнёр. Как у тебя, такая же власть будет и у меня. Ты уже мне не Царём будешь являться. Конечно же, я на такое с радостью согласна. Давай договоримся!
Ц а р ь садится в постели, обеими руками схватившись за голову.
З е я. Чтоб ты был здоров, Царь! Не здоров, что ли?
Ц а р ь. Замолчи, замолчи, праведная женщина! Выйди, выйди назад, как и вошла! Оставь меня в покое! Душегубка!
З е я. Не «Душегубка», а Зея!
Ц а р ь. Да, да, Зея! Кто же ещё…
З е я выходит и заходит в гарем.
Ц а р ь растягивается на постели и, ногами отбросив одеяло, начинает ими пинать воздух.
З е я по-быстрому переодевается в Провисшую Губу; чтобы изменить голос, кладёт в уголок рта карамель-леденец и входит к Царю.
Ц а р ь. (услышав скрип дверей, мгновенно успокаивается и натягивает на себя одеяло). Кто там?
П р о в и с ш а я  Г у б а. (из-под покрывала). Царь, чтоб ты был здоров! В эту ночь войти к тебе – моя очередь, потому это я, Провисшая Губа!
Ц а р ь. (рассерженный). Что за Губа (Капля)? Чтоб твою губу (каплю) оторвало! Я тебя позвал, что ли?
П р о в и с ш а я  Г у б а. (показывая испуг). Царь, чтоб ты был здо…
Ц а р ь. (не вытерпев). Что с вами, чёрт побери? Я Царь вот уже пятнадцать-двадцать лет! Что вы все о моём здоровье говорите, что у меня болит?!
П р о в и с ш а я  Г у б а. Не сердись, мой Царь! Мы только исполняем тобою установленные законы!
Ц а р ь. Вон с глаз моих!!! Исчезните из моей империи, пока я вас всех не уничтожил! (Поднявшись, гасит лампу и, бормоча себе под нос, ложится; потом комнату заполняет его храп.)
Занавес

Действие III
Дворец Царя бурлит от нового закона.
Принесённые стражами порядка девицы: «Ангелла», «Гелла», «Белла», «Зея», «Царица», «Цветта», «Провисшая Губа», «…» – все «отпущены».
С л у г а. Царица гарем не хочет оставить, Царь. Что делать?
Ц а р ь. А что ей надо?
С л у г а. «Я твоею женою являюсь», – говорит!
Ц а р ь. А Ангелла, Гелла, Белла, Зея, Цветта, Провисшая Губа… – они кто были?
С л у г а. Чтоб ты был здоров, Царь…
Ц а р ь. Сколько можно говорить, я и так здоров! Какая польза здоровому от выздоровления? Ну-у-у?
С л у г а. Да, действительно, Царь!
Ц а р ь. Башку нужно иметь на плечах! (Подойдя, стучит по голове слуги.) Кем являются?
С л у г а молчит в растерянности.
Ц а р ь. Не пашет! (Подходит и начинает тыкать слугу.) Ну-у, высуни язык?
С л у г а повинуется.
Ц а р ь. Пашет!
С л у г а по-прежнему растерян.
Ц а р ь. Верни обратно! (Помогает сомкнуть челюсти.) Слушаю!
С л у г а. (по привычке). Чтоб…
Ц а р ь. …я здоров! Ну, что дальше?
С л у г а. Чтоб ты, Царь, был прав!
Ц а р ь. А неправым меня когда видел?
С л у г а начинает чесать затылок.
Ц а р ь и в этом помогает: подойдя, чешет ему затылок.
С л у г а подносит пальцы к правому виску.
Ц а р ь подходит с другой стороны и начинает крутить ему пальцем у левого виска.
С л у г а стоит чучелом, как вкопанный.
Ц а р ь отходит, возвращается, поправляя ефод (элемент парадной одежды).
С л у г а. Чтоб ты стал вышним, Царь…
Ц а р ь. Ты у меня желаешь найти какой-то недостаток, раб?!
С л у г а .(по привычке, машинально, опять). Царь, чтоб ты был здо…
Ц а р ь от злости ударяет в пол своим посохом и топает ногой.
С л у г а внезапно пугается и дрожит.
Ц а р ь. Я здо-о-о-ор-р-ро-о-ов-в-в! (Подойдя, ударяет слугу по ноге концом посоха.) Сколько можно говорить!
С л у г а от боли быстро поднимает пострадавшую ногу; чтобы удержаться, хватается за царя, повернувшегося спиной, и оба валятся на пол.
Ц а р ь, быстро вскочив, накидывает на плечи ефод.
С л у г а тоже вскакивает и начинает вытряхивать концы накидки царя, как будто они испачкались.
Ц а р ь бьёт назад ногой.
С л у г а от удара опять падает.
Ц а р ь подходит к своему трону.
С л у г а поднимается.
Ц а р ь садится на трон.
С л у г а на корточках приближается к трону.
Ц а р ь встаёт, хватает слугу за ухо и тянет его вверх.
С л у г а встаёт за рукой царя, как ученик, которого за ухо тянет учитель.
Ц а р ь, отпустив его ухо, натягивает накидку на плечо и идёт вперёд.
С л у г а безмолвно стоит.
Ц а р ь, пройдя несколько шагов, мгновенно оборачивается на 180 градусов.
С л у г а пугается.
Ц а р ь. (важно). Слушаю-ю-ю!
С л у г а. (не зная, что делать). Мне нечего сказать!
Ц а р ь, чтоб испугать, произносит «гиъъ» и быстро наклоняется.
С л у г а, испугавшись, пятится.
Ц а р ь. (подходит ближе, двумя пальцами приподнимает его челюсть). Зачем пришёл сюда?
С л у г а. (озадаченный). Царь, чтоб…
Ц а р ь. (опять ногой бьёт о пол). Коро-о-оч-ч-че!
С л у г а. Царица гарем-м-м-м…
Ц а р ь. Об этом уже сказал!
С л у г а. А почему же я пришёл-то…
Ц а р ь. Нужно иметь башку на плечах! (Подойдя, опять стукает его по голове.) Так кто они, говоришь?
С л у г а. А-а-а-а… (Опять подносит руку к затылку.)
Ц а р ь. Что «а-а-а-а-а»?!
С л у г а. Мой Царь, кем они приходятся тебе, я не знаю? (Подождав.) Выходит, и они являются твоими жёнами? (Вытаращивает глаза от сказанного.)
Ц а р ь тоже вытаращивает глаза. Так они долго стоят, всматриваясь друг в друга.
Ц а р ь. Кем-ке-е-ем?
С л у г а. Тво-ими… жёна-ми!
Ц а р ь. Если они мои жёны, то почему остальные ушли?
С л у г а пожимает плечами.
Ц а р ь. Если они были моими жёнами, то почему ни одна из них мне не родила наследника?
С л у г а втягивает губы.
Ц а р ь. Если они мои жёны, то откуда очерёдность?
У С л у г и и рот, и глаза, и всё лицо показывают, что он ищет, что сказать.
Ц а р ь. Иди, приведи ту, которая говорит, что она царицею является, твою Царицу!
С л у г а. (выходит и возвращается с женщиной в обычном одеянии, как бы с венцом на голове). Поклонись перед Царём!
Ж е н щ и н а хватает протянутую руку слуги, выкручивает ему за спину и толкает его в дверь, откуда он её сюда ввёл.
С л у г а, шагнув пару раз, спотыкается и падает возле дверей.
Ж е н щ и н а. Так ты не прав, Царь!
Ц а р ь. Однако кто ты? Хотя у меня мало времени с тобой знакомиться, ладно уже, принимаю твой упрёк! Откуда, с каких щелей ты упавшая будешь?
Ж е н щ и н а. Перед тобой, во-первых, – женщина! В вашем, мужском теле отсутствующее ребро! Где же, хотя бы из-за этого, имеющееся у вас к женщинам уважение? Во-вторых, и мы являемся человеками, чтобы говорить «…с каких щелей…»!
Ц а р ь. Хороший урок преподала моему рабу!
С л у г а смотрит снизу в удивлении то на Царя, то на женщину.
Ж е н щ и н а незаметно для царя, когда слуга смотрит, с ехидной улыбкой пальцами показывает знаки, говорящие: «бай-бай, слуга, ты “приехал”».
Ц а р ь. Теперь за меня взялась? Как было твоё имя?
Ж е н щ и н а. Царица!
Ц а р ь. Я наслышан, что Царица имеет право, когда захочет, войти ко мне…
Ж е н щ и н а. Правами, которые ты не дал даже собственной жене, кого ты хотел одарить?
Ц а р ь. (смеётся). Ты моя жена-а-а! (Рассерженно.) Что такое… жена?
Ж е н щ и н а. Жена-а-а? Жена? Твой дом, семью выводящая в люди! Твоим домом управляющая! Из двух нас одно тело делающая! Потом... (делает паузу) – тебе детей приносящая…
Ц а р ь. Под одеялом?
Ж е н щ и н а. (иронически). Нет! Подо льдом!
Ц а р ь. Прошу тебя, моё ребро, покажи мне мой дом, моих детей, владения! (Подняв руки.) Где о-о-они-и-и?! Где-е-е? Покажи-и-и!
Ж е н щ и н а. Вот, гляди, почти весь мир – твоя империя… бесчисленные сокровищницы с золотом…
Ц а р ь. Ага-а-а-а! Гарем ликвидирован, пришла взять свою долю-ю-ю?
Ж е н щ и н а. По-твоему выходит, что я и не твоя жена, и на долю не могу рассчитывать?! Что хочешь? (Указывая на слугу.) Вот такие чтоб надо мной смеялись? Почему он выгоняет меня из моей комнаты в этом дворце?
Ц а р ь. Что? Что слышу? Твоя комната – угол в гареме, а гарем ликвидирован!
Ж е н щ и н а. Теперь что мы должны делать?
Ц а р ь. Турков, арабов, персов, халдеев гаремы действуют!
Ж е н щ и н а. А ты что будешь делать?
Ц а р ь. Теперь я буду следовать похоти, исполнять то, что мои глаза захотят, как и бедуины! Что они пожелают – всем обеспечу!
Ж е н щ и н а. Нападая, крадя, отбирая?
Ц а р ь. Как-ка-а-ак?
Ж е н щ и н а. Какую женщину твои глаза посчитают красивой, на каждую ночь будешь красть!
Ц а р ь. Слуга! Принеси наш поднос с чуду!
С л у г а выбегает.
Ж е н щ и н а. Зачем, Царь, тебе поднос? Пойдём ко мне в наш дом!
Ц а р ь. Я не из гарема мужчин! Или нынче ролями поменялись: к Царице из гарема входит мужчина! Или же каждую ночь обезглавливать хочешь всех мужчин из-за причинённой тебе боли?
С л у г а входит, кладёт поднос между ними. Удаляется к дверям спиной вперёд, кланяясь.
Ж е н щ и н а. Не понимаю, почему ты не признаёшь меня твоею женою! В молодости: «Моя возлюбленная!», а теперь: «На пинка!» (Пинает ногой.) – разве можно так выгонять? «Моя первая любовь, я тебя избираю Царицею… в любую ночь я разрешаю без очереди войти ко мне… вот и закон по этому поводу…», где теперь всё это? Видишь – в подтверждение своих слов вот этот венец, которым ты своими руками увенчал меня. (Снимает с головы и показывает.) Ты установил такие законы, которые сам хотел, почему же отрекаешься от них? Почему не выполняешь?
Ц а р ь. Тогда где родившееся от меня дитя?
Ж е н щ и н а. От кривого сердца ещё и дитя возжелал? Если бы в тебе было живое семя… (делает паузу) не гонялся бы за тем, что глаза видят!
Ц а р ь. (показывает пальцем на слугу, потом на поднос). Режь на части!
С л у г а, вытащив нож из ножен, начинает «мудрить» над подносом. Нож у него в правой руке. Сам слуга находится слева от Царя и справа от женщины.
Ц а р ь. Мельче! На шестнадцать кусков!
С л у г а не может разрезать, как будто лезвие тупое; много раз водит по одному месту туда-сюда и смотрит на женщину.
Ж е н щ и н а. Ме-е-е-е! (Показывает язык.)
С л у г а заканчивает резать. Потом, когда Царь не видит, чуть направляет кончик лезвия к женщине и вкладывает нож в ножны.
Ц а р ь. Хотя изданы другие законы, я не дам женщине унизить мои мужские достоинства! Долю требующая! Сколько стран под моей рукой?
Ж е н щ и н а. Шестнадцать!
Ц а р ь. И в подносе их столько! Правильно?
Ж е н щ и н а. Ну да!
Ц а р ь. Если ты считаешь меня своим мужем, то вот здесь узнаем, что должно достаться тебе – это будет твоя доля! Возьми, ешь, сколько хочется, кусков! Каждый кусок будет являться соответствующим краем! По закону захотела? Вот, как написано, так и поступаем! Довольна?
Ж е н щ и н а. Какие куски представляют какие края?
Ц а р ь. Обо всём знающая – ты! Мне покоя не дающая – ты! Вот перед тобой расстелена вся моя империя! Выбирай!
Ж е н щ и н а. (задумывается, не спешит поднести руку к какому-либо куску). На этот раз какая хитрость в этом у тебя, Царь?
(Оба знают, что два куска отравлены.)
Ц а р ь. Бывает ли, что мужчина хитрит с женщиной?
Ж е н щ и н а. Такой вменяемый с каких пор стал?
Ц а р ь. С того дня, когда ты мне родила сына – моего наследника!
Ж е н щ и н а. Где есть такое правило, что нужно убивать женщин, которые не родили сына?
Ц а р ь. Откуда у тебя такие слова? Не думай, что чуду отравлено!
Ж е н щ и н а. Дела совершаемые и намерения не совпадают в этом мире! Не хочу от твоей империи ничего! Оставь всё себе!
(В законе говорится, что, пока все куски не будут съедены, поднос нельзя выносить.)
Ц а р ь. Ничего хитрого у меня здесь нет! Или больше жалеешь тело, чем желаешь богатства?
Ж е н щ и н а. Если нет, ну, открой рот, вложу туда один кусок!
Ц а р ь. Тобою протоптанной дорогой сама и иди!
Ж е н щ и н а. Ты же предложил такой способ решения спорного вопроса!
Ц а р ь. Ведь по закону же! Ты же пришла, требуя свою долю!
Ж е н щ и н а. Скажи, какой кусок приравнен к какому краю!
Ц а р ь. Ничего не утаено! И твоё сомнение развеем! (От себя слева направо по кругу присваивает каждому куску имена краёв своей империи.) Этот первый кусок – Идумея, второй – Газа, третий – Набатея, четвёртый – Моавия, пятый – Арамея, шестой – Ассирия, седьмой – Аммония, восьмой – Финикия, девятый – Наблус, десятый – Палестина, одиннадцатый – Шам (Сирия), двенадцатый – Мисрия (Египет), тринадцатый – Ливан, четырнадцатый – Ур, пятнадцатый – Иудея, шестнадцатый – Халдея. Какой кусок поешь, такая страна тебе достанется.
Ж е н щ и н а. (подумав). Тогда давай так сделаем: чтобы не нужные мне страны тебе оставались, я начну соответствующие им куски вкладывать тебе в рот! А оставшиеся пусть будут моими!
Ц а р ь. Я не стану любимой нехорошие дела делать! Открываю рот! Стой! Ещё раз повтори, что сказала! Мне договор должен быть понятным!
Ж е н щ и н а. Закрой глаза! Несъеденные куски станут моими долями странами!
Ц а р ь. Пока я закрою глаза, хочешь яд всыпать, змея, потом мне дать! В Эдеме один раз ты меня уже обманула! Хватит! Не бывать такому!
Ж е н щ и н а. Где твоя голова была тогда? Отобрав у меня тот плод, почему ты не ударил по голове змеи, первый человек – Царь Адам?!
Ц а р ь. Хватит, один раз обманула! Царь не такой уж дурак. Если ты сама закроешь глаза, будешь брать с подноса кусок и подавать, тогда я съем! Иначе – никак! Если съем все куски, то тебе никакой страны не достанется. Останутся они все моими, если ты боишься их съесть из-за того, что они отравлены!
Ж е н щ и н а. Согласна! Открой свою пещеру! Воткну!
Ц а р ь. Закрой глаза! Повернись назад! Теперь бери кусок!
Ж е н щ и н а. Мне обернуться назад, чтоб ты успел насыпать яду?! Ядом травить горазд!
Ц а р ь. Дура! Если я всыплю, не мне ли умирать? Выходит, я сам себя своими руками убиваю…
Ж е н щ и н а. Ты всыплешь в тот кусок, который я не буду брать!
Ц а р ь. А я откуда могу угадать, какой кусок ты возьмёшь?! Дурная!
Ж е н щ и н а оборачивается назад и протягивает руку к тем кускам, по которым слуга, как бы от неумения, первым начал резать.
Ц а р ь в тот же миг поворачивает поднос на месте, чтобы под руки женщины попались не первые куски.
Ж е н щ и н а берёт попавший под руку кусок, подносит ко рту Царя и всовывает.
Ц а р ь. (жуя). Ох, как вкусно! (С полным ртом.) Смотри, не оборачивайся!
Ж е н щ и н а подносит пальцы к подносу, утыкается в место, откуда взяла первый кусок, и следующий по порядку, находящийся ближе, берёт себе.
Ц а р ь. (открывает рот, берёт ищущую руку женщины, подносит к своему рту и начинает жевать тот кусок, что она держит). Иди – Идумея! Ушла – Халдея! Стран в подносе убавилось!
Ж е н щ и н а. (когда царь хватает её руку, оборачивается и смотрит на поднос). Ты ещё живой, Царь! Чтоб остальные остались мне!
Ц а р ь. Кто вздохнёт – тот вздохнёт! Если хочешь иметь долю от моей империи, рискни, как и я, Царица! Закрываю глаза, поворачиваюсь назад, берусь за кусок, открой рот!
Ж е н щ и н а. Ты меня не разыгрывай! Отпусти поднос, который ты держишь другой рукой! Не смотри!
Как только Ц а р ь отпускает, Ж е н щ и н а поворачивает поднос.
Под рукой Ц а р я оказывается другой кусок, но он об этом не знает, берёт его и подносит ко рту женщины.
Ж е н щ и н а. (с удовольствием открывает рот и, немного пожевав, глотает). Ох, какая вкусная была мною любимая страна Набатея! Не поворачивайся! Ещё одну страну дай мне, в которой течёт мёд, молоко и масло!
Ц а р ь. (берёт ещё один кусок из тех, что ближе к женщине). Тебе достаточно страны, где проклятия, смерть и вопли! На-а-а, жуй и глотай! Пусть оно у тебя внутри будет!
Ж е н щ и н а. (съедает). Пусть мне будет Мисрия (Египет)!
Ц а р ь. Пусть будет тебе ненасытно обгладывающая Нил, превращённая в кровь страна фараонов!
Ж е н щ и н а. Не хочешь посмотреть на поднос, Царь?
Ц а р ь. (протягивает руку за куском). И без подглядывания я знаю, какой кусок выбираю! Наглая!
Ж е н щ и н а, видя, что ему под руку попадается отравленный кусок, пытается прокрутить поднос.
Ц а р ь. (понимая, что поднос поворачивается, потому что другая его рука касалась края подноса). Где твоя громадная пещера? Вложу туда же тебя очаровавшую Ассирию!
Ж е н щ и н а. Пусть будет так! Я не делаю то, что не любит мой муженёк! Дай и Ассирию мне в собственность, где гранаты и хурма, а для тебя – тюрьма!
Ц а р ь. (оборачивается). Бездарная! Зачем крутишь поднос?!
Ж е н щ и н а. Я не делаю того, чего ты не делал! Бездарных голова – вот ты кто! Нарушитель закона, не знающий, что делать, мечущийся от своих похотей!
Ц а р ь. Откуда узнала, в каком куске был яд?
(Яд был на лезвии ножа. Слуга, когда начал резать, несколько раз провёл лезвием по определённым кускам, якобы от недостатка опыта, пока яд не впитался. Надо было запомнить, где остались отравленные куски.)
Ж е н щ и н а. А зачем тебе нужно было избавляться от меня?
Ц а р ь. В одной империи должен быть только один Царь!
Ж е н щ и н а. В одной империи и законы должны быть только одни! А не по твоему желанию!
Ц а р ь. Ты знаешь, что поднос нельзя вынести с кусками!
Ж е н щ и н а. Знаю! Нельзя!
Ц а р ь. Если ты опасаешься меня, а я – тебя, давай так сделаем…
Ж е н щ и н а. Ну-у-у, скажи!
Ц а р ь. Договоримся! Поделим оставшиеся куски в подносе: пять – одному, шесть – другому, и поедим!
Ж е н щ и н а. Если мы договариваемся, то закон уже не действует! Не так ли?
Ц а р ь. Так!
Ж е н щ и н а. Если так, то закон теряет силу по отношению к подносу. Тогда кончина одного из нас будет незаконной! Раз так, то нет необходимости их есть!
Ц а р ь. (почесав затылок). Я – Царь, ты – женщина! Вот моя жизнь, вот твоя! Если исполнить заключённые договора, если выполнить принятые законодательства, то зачем мне быть тогда царём, спрашивается?! Зачем, спрашивается, дана сила мужчине? (Напав на женщину, начинает душить.)
Ж е н щ и н а издаёт короткий жуткий крик и умирает; труп её растягивается по полу.
Ц а р ь. (кричит). Слуга-а-а! Слуга!
С л у г а входит, впадает в ступор от увиденного и не знает, что делать.
Ц а р ь. По закону о подносе Царица отравилась! Садись, пиши ещё один закон!
С л у г а. Какой?
Ц а р ь. Закон о подносе заменить договорённостью!
С л у г а. (закончив писать). Печать?
Ц а р ь. Печать я сам поставлю! Вытащи труп!
С л у г а, взяв умершую за руку, начинает тащить.
Ц а р ь. (подходит к тащащему труп слуге и, как будто тот является девушкой, проводит пальцами по ушам, волосам). После Царя, говоришь, являешься второй властью?! Сирия, Арамея, Иудея, Палестина – скажи, что тебе желанно! (Кокетливо и протяжно.) Вмиг они будут твоими…
С л у г а .(перестаёт тащить). Для этого закрыл гарем?
Ц а р ь. (взяв слугу за руку). Брось мертвечину!
С л у г а. Почему? Говорил же «вытащи»?
Ц а р ь. (тянет слугу к себе). Пойдём со мною-ю-ю-ю…
С л у г а. (упираясь). Куда? Зачем?
Ц а р ь. В нашу посте-е-ел-л-ль…
С л у г а. (подаётся назад и быстро отнимает свою руку). Заблудился? Что с тобой? Ц-ц-ца-а-ар-р-рь?
Ц а р ь. (опять тащит его к своей постели). Ты мой визирь, второй царь, солнце в сердце зимы…
С л у г а. (вытаращив глаза). Что происходит? Ты превратился, что ли, Царь, в животное? Приди в себя!
Ц а р ь. Я в тебя влюблён…
С л у г а. (крутит пальцем у виска в знак того, что Царь сошёл с ума). Я твоя жена, что ли?
Ц а р ь. Не разговаривай, пойдём, закатывающаяся луна, луны облик, если поделить посередине, превращающийся в два рога, лук, сделавший из меня сумасшедшего…
(Это предложение по-табасарански составлено так, что из одного слова вытекает другое, по произношению они похожи, но по смыслу разные и рифмуются.)
С л у г а. Действительно, Царь сошёл с ума! Ты сам говоришь, что сошёл с ума!
Ц а р ь. Не сошёл я с ума… Моё состояние стало иным…
С л у г а. (моргает от удивления). Эх, моя голова! (Стучит пальцами по своей голове.) Кажется, я его начинаю понимать… (Подойдя к трупу, приподнимает покрывало и внимательно смотрит.) Да, умершая, кажется, является женщиной… (Подходит к Царю, тянет за брюки и хочет посмотреть, что внутри них.)
Ц а р ь. (заволновавшись). Что делаешь-то?
С л у г а. Неужели-и-и! (Указательными пальцами, сложив обе руки крест-накрест, одним пальцем показывает на труп, а другим – на Царя.) Неужел-л-ли-и-и!
Ц а р ь. Что «неужел-ли-и»? И ты вдруг того?! Послушай Царя!
С л у г а. (слегка улыбаясь). Неужели-и-и? Может, Царём является вон та… (Показывает на труп.)
Ц а р ь. Я – Царь!
С л у г а. Может ли быть такое?
Ц а р ь. Что с тобой, раб?
С л у г а. Я знаю, что вы оба цари, одна – госпожа, другой – господин! А кто из вас кто? Не-уже-ли-и-и? (Улыбается.)
Ц а р ь. Не видишь, что Царица умерла по закону подноса?
С л у г а. (с обычным выражением лица). По этому поводу у меня нет сомнений, Царь…
Ц а р ь. Если нет, то откуда у тебя сомневающиеся «неужели»?
С л у г а. Подозрение нехорошая вещь, а сомнение показывает, что дела нехороши.
(Слова «подозрение» и «сомнение» у табасаран образованы от одного корня.)
Ц а р ь. Оставь твои закрученные-перекрученные слова! Веришь или не веришь, что она умерла от яда?
С л у г а. Да, верю, что от отравленного чуду умерла, но дело не в этом!
Ц а р ь. А в чём?
С л у г а. Может быть, Царь, ты являешься женщиной?!
Ц а р ь. Откуда такой вывод?
С л у г а. Есть две причины! Первая, малая: столько лет имел в своём гареме столько девиц, но ни от одной у тебя не появился ребёнок. Вторая, которая меня сильно удивляет: силою меня тащил в постель?
Ц а р ь. Говоришь, что я не мужчина?!
С л у г а. Так ты говоришь! А я говорю другое!
Ц а р ь. Неужели ты узнал о моей тайне?
С л у г а. У тебя, Царь, остались ли ещё мне не известные тайны?
Ц а р ь. Не всё должны знать рабы!
С л у г а. Теперь ты из меня сделал раба, который был вторым царём?!
Ц а р ь. Ты будешь являться вторым царём в том случае, если на мою просьбу ответишь «да»! Если «нет», то – раб!
С л у г а. А истину – ложь, совесть – обман не нужно искать?!
Ц а р ь. Если их искать, тогда зачем мне быть царём?
С л у г а. Царь – всем голова! Не от него ли, то есть от тебя, начинается праведность, совесть, порядочность! А я – только второй! Такие слова не я тебе, а ты мне должен был сказать.
Ц а р ь. Я же сказал: зачем тогда мне быть царём, если я их должен соблюдать? И без царя можно жить по этим критериям, не так ли?
С л у г а. Можно! Но знаешь ли, Царь, для чего ты нужен? Чтобы наказывать несоблюдающих закон, таких, как ты, и помиловать осознавших свои действия!
Ц а р ь. Оставь свои пустые нравоучения, если хочешь быть вторым царём, идём со мной…
С л у г а. (улыбаясь). Неужели, Царь, ты женщина? (Опять протягивает руки к трупу и к Царю.)
Ц а р ь. Чему улыбаешься? Что с теми бывает, знаешь, кто Царя намерения не исполняет?
С л у г а. А я знаю ли, что ты настоящий Царь? Может, ты в него переоделась! (Показывает на труп.) Когда наш настоящий Царь отравился чуду!
Ц а р ь. Что в голову взбрело, не говори! Я являюсь настоящим Царём! Я являюсь мужиком!
С л у г а. Разве мужик будет делать то, что ты делаешь? Таскать в постель такого же мужика… Так поступают особые женщины! По этим признакам можно определить, кто женщина!
Ц а р ь. (не зная, как ему объяснить то состояние, в которое он впал, мечется по сцене). Эй, ты, безмозглый, мне надоели жёны!
С л у г а. Если надоели, то вот, их теперь нет! Гарем расформирован!
Ц а р ь. Я полюбил мужчин!
С л у г а. (долго смеётся). Тогда организуем гарем мужчин?
Ц а р ь. (не в себе). В данный момент я тебя хочу! Дошло? Осёл!
С л у г а. Раз ты сказал «осёл», то понял! Тогда ты должен быть ослицей!
Ц а р ь. (взрывается от злости). Что ж делать с таким?! Осёл – это я…
С л у г а. Если мы оба ослы, то как же получится – между ослами?.. С другой стороны, я – евнух!
Ц а р ь. И так он не понимает! (Про себя.) Что делать? Я не знаю, что со мной происходит! Как превращается человек в осла? Э-э-эй! (Усиливает голос.) И-а! И-иа-а!! И-и-и-а-а-а!!! У осла и то голова имеется, а ты в кого такой? Даже голову не имеющий червь! Что же я за Царь такой, который держит возле своего трона безмозглых червей! (Пока слуга успокаивается, нападает на него, как лев, вцепляется в его горло и, как ту женщину, душит.) Царя на смех поднять пожелавшие рабы! Царя на смех поднять пожелавшие ослы!! Царя на смех поднять пожелавшие черви!!! (Умершего тащит к другому трупу и бросает рядом. Когда вытирает со лба пот, неожиданно перед ним встаёт кто-то весь в чёрном. Царь замирает. Встряхивает головой, как будто говорит себе: «Проснись!» Когда неизвестный протягивает руку поздороваться, Царь тоже даёт свою руку, вкладывая в его.) А ты кто?
Ч ё р н ы й. …!
Ц а р ь. У тебя языка нет, что ли? Я не слышу, что ты говоришь!
Ч ё р н ы й. …!
Ц а р ь. Как тебя звать?
Ч ё р н ы й. …
Ц а р ь. Обольститель? Или – Шайтан? Или – Дьявол?
Ч ё р н ы й. …
Ц а р ь. Не имеет значения. Это твоих рук дело?
Ч ё р н ы й. …!
Ц а р ь. Приятные делишки-то! (Показывает на трупы.) Приятные вот здесь…
Ч ё р н ы й. …!!
Ц а р ь. Не твой ли этот мир?
Ч ё р н ы й. …!!!
Ц а р ь. Да-а-а! Здорово выбил ты из рук Адама этот мир, установил свои порядки: блуд, нечисть, непослушание, поклон идолам, гадание, вражда, распри, отсутствие доверия, пьянство, деградация всего и тому подобные «благородные» дела. Спасибо тебе, Искуситель, что искусил Еву! Если б тебя не было, и религий, и властей, и законов не было бы. Тогда как я мог бы в твоё удовольствие жить и властвовать? Хотя это для моей совести неприятно!
Ч ё р н ы й. (берёт Царя за руку, поздравляет с успехами и обнимает). …!!!
Ц а р ь. Как я горд! А кто не будет гордиться, когда сам тот, кто предлагал Иисусу за поклон все богатства мира, пожимает мне руку! Бывает ли большая честь?! Учтите: от ко-го-о-о! Особенно: чью-ю-ю ру-у-у-ку-у-у-у-у-у!!! (Обнимает Чёрного. Потом вздрагивает, отходит немного, задумывается.) Подожди-ка, Князь, не являюсь ли я и над тобой царём?
Ч ё р н ы й после этих слов вцепляется в его горло и душит. Царь падает на пол, Чёрный тащит его к остальным трупам. Исполняет сатанинский танец, в котором показывает своё удовольствие. Видит, что никого в живых не осталось, ложится на трупы в ожидании чего-то. Ничего не происходит. Тогда воскрешает Царя. Лицо воскресшего похоже на самого Чёрного (вызывает отвращение). Чёрный садится на трон Царя, а Царь, пятясь на корточках, идёт за ним и после многократного поклонения Чёрному садится рядом с ним на невзрачную табуретку. Они смотрят друг на друга, улыбаясь (разговаривают ехидными улыбками). Чёрный понимает, что требует от него Царь, идёт к трупам и воскрешает ещё и слугу с таким же похожим лицом. Они уже не могут говорить нормальным человеческим языком, а только визжат, как свиньи... Слуга, повизгивая, подползает к ногам Царя и обхватывает их. Царь пинает его, но слуга не отступает. Опять Царь и Чёрный по-своему «разговаривают», показывают на оставшийся труп, видимо, и женщину хотели оживить, но машут рукой и начинают в грехах своих «весельем» заниматься в чёрном тумане и в дыму. Медленно опускается…

Занавес

Действие IV
Природа. С неба спущены разноцветные прозрачные ленты. Концы лент держат все – и стар и млад, как будто вышли водить хоровод на лугах. Кружатся, придавая лентам волнообразное движение, и волны уходят в небо… герои поют... Через некоторое время с неба раздаётся голос:
«Я ЯВЛЯЮСЬ ЛЮБОВЬЮ!»
После этих слов голосом, наполненным любовью сердца, участники хоровода произносят слова из Писания:
П е р в ы й
Если я говорю языками человеческими и ангельскими,
а любви не имею,
то я — медь звенящая или
кимвал звучащий!
В т о р о й
Если имею дар пророчества,
и знаю все тайны,
и имею всякое познание
и всю веру,
так что могу и горы переставлять,
а не имею любви, –
то я ничто!
Т р е т и й
И если я раздам всё имение моё
и отдам тело моё на сожжение,
а любви не имею,
нет мне в том никакой пользы!
Ч е т в ё р т ы й
Любовь долготерпит,
милосердствует,
любовь не завидует,
любовь не превозносится,
не гордится,
не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается,
не мыслит зла!
П я т ы й
Любовь не радуется неправде,
а сорадуется истине;
всё покрывает,
всему верит,
всего надеется,
всё переносит!
Ш е с т о й
Хотя и пророчества прекратятся,
и языки умолкнут,
и знание упразднится,
но Любовь никогда не перестаёт!
С е д ь м о й
Ибо мы отчасти знаем,
и отчасти пророчествуем;
когда же настанет совершенное,
тогда то, что отчасти, прекратится.
Когда были младенцами,
то по-младенчески говорили,
по-младенчески мыслили,
по-младенчески рассуждали;
а как стали взрослыми,
то оставили младенческое.
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло,
гадательно,
тогда же лицем к лицу;
теперь знаем отчасти,
а тогда познаем, подобно как мы познаны.
А теперь пребывают вот эти три:
вера, надежда, любовь;
но любовь из них больше!
Под продолжение хоровода, медленно, под добрую музыку, сцена закрывается.
Конец