Секрет соседки, гл. 7

 
            Тело не впрок дано




Оля сминала записку в руках. Приблизила к носу, принюхалась. 
Ей хотелось знать больше, чем просто спорное «помогу-помоги», начертанное на бумаге.
Она была уверена, что здесь звучала просьба о помощи.
И даже если предположить, что значилось: «помогу!», то кто и как должен был объявиться на самовызванную помощь? Кому это нужно?
Поведение Калугиной тоже продолжало вызывать много вопросов, - этот уход в себя, концентрация на том - своем, что было не понятно Ольге.
Но и, кроме того,  чувства... чувства вдруг пробудившиеся в самой Перекоповой.
«Впрочем, это было мимолетно и не важно», - заключила она.
«И были ли то чувства и чувства вообще, относящиеся к пробуждению чего-то, или спровоцированные определенными обстоятельствами, о которых можно забыть, и сразу забыть, и лишь стоит - забыть. И все».
«Да и мало ли разных обстоятельств было еще, выкапывающих изнутри нечто непонятное из себя? Зачем заострять теперь?
А  если подойти аналитически, так сказать, к этому вопросу,  то не стоит заморачиваться вообще на чем-то одном, стандартном. Я не считаю себя личностью ординарной, простой. Ладно - нет. Но в то же время не считаю себя  многосложной и прочее…» - выводила Перекопова Ольга.
« И зачем все это я думаю?»
«Стоит всего-то выполнить обещание перед подругой: отнести листок бумажки с размытым значением "помоги-помогу" и все. Начать новый день. Завтра увидеть подругу обновленной или по-прежнему странной. Снова обнять ее и прочее…»
« И прочее…»
«Не стоит приумножать сущности. О человеке нужно судить по его практическим делам, отношению, соотношению с миром окружающим, а оно – это соотношение, если разобраться - весьма и весьма скудно. Как ни крути.
Все остальное – булочка, присоединительное, пшик, преподанный образ, чтобы накормить глаза.
Физическое тело – ключ для узкой скважины замка, в который не каждый ключ по его несообразности, непомерной величины влезть сможет. Так и с Катей. Я - с Катей.
Все эти предметы БДСМ, напускная скромность, неполные объяснения – отвлекающее от подлинной  сути...", - рассуждала Перекопова, и ей вдруг пришло на память то, как поменяла цвет волос Калугина, и еще, - тут же – большая голова Василия – отличника, умника, и ... и все стало вязаться тонкими белыми нитями воедино.
Нет, она не могла быть уверенной, что русые пряди-линии, последнее время постоянно подкрашиваемые спреем-краской  Кати не случайно совпадали с цветом волос Васьки – умника.
«И тогда ведь: она недаром заступилась за него, пожалела. И о любви говорили тогда… Она отрицала. Да. А какой из Васьки любовник? Хм. Значит, она и не врала. Значит, умник Васька покорил сердце моей подруги, что ли?»
Ольга вышла во двор, присела на лавочку. Что-то не сходилось выводами, где-то не клеилось. И, вообще, все это было чуднО. Или в ней самой слишком много фантазий разыгралось и непременно хочется уличить Калугину в чем-то.
«А цель?»
Ольга вынула записку» «Помогу!»
«Ну, вот он, умник, Васька - помогатель, и вызвался помочь. И - что? Тэк-с.
Но зачем, и черт дери,  БДСМ? Тьфу! Ничего не понять. И потом: та странная комната на постоянном замке. Нет, не понять... Проще вернуть записку хозяйке и успокоиться, забыть. Все тайное все одно всплывет. Лишь бы подруга не наделала глупостей до того. А Васька…»
Перекопова вспомнила увлечение умника психологией, философией и разными премудростями.
«Катерина – впечатлительна. Она и повелась! Да-с. Возможно? Возможно!»
Перекопова поднялась с места, вошла в дом, переоделась и, несмотря на то, что был уже поздний вечер, отпросившись у матери всего ничего, - в несколько минут погулять, а получив "добро", вышла и направилась к дому Калугиной.
У калитки назначенного дома остановилась, набросила темную косынку.
«Зачем я это делаю?» - С такой мыслью скрипнула петлями входа двора Катерины, прошла, ускоряя шаг к дому. Резко свернула в сторону, - в сторону загадочной комнаты и замерла под светящимся окном. Сердце стучало громче, чем, что бы то ни было. Она старалась приглушить этот грохот.
Посмеялась в кулачок, соскребая сарказм с души, предполагая, что уже - положительное дело - не зря явилась на место наблюдения. И даже то, что она теперь сможет сама о себе что-то новенькое узнать (и чистой сути своей пренебречь, являясь тайно - следственно. Не украшенной  себя саму узнать).
 "Да. Без прикрас, напускной образности..., уже это значилось бы неплохим результатом..."
«А не довольно ли и того? И остановиться здесь?» - Спрашивала себя Перекопова, вытягивая шею к подоконнику, вверх, чтобы заглянуть в комнату.
Шторы были задвинуты. Ни щелки.
Это странно для такой обычно непредусмотрительной натуры Калугиной.
«Или это ее суть та, настоящая? И все, что раньше она представляла собой, было напускным? Вот, черт, забавно-то этак  как все оборачивается!»
Перекопова заметила - дрожат ее пальцы и ногтями стучат по краю жестяного подоконника.
"Уф! И ничего забавного! Отнюдь".
Так она простояла несколько минут скрытая в темноте от тени широковетвистой яблони, прикрывающей спину ее от света луны.
«Пожалуй, довольно, да,  нужно идти домой, все обдумать хорошенько и так далее Подумать о себе, о Калугиной и лечь спать. Давай-ка на цыпочках...»
Еще раз, проверив, не найдется ли щелочки в шторах тайной комнаты, чтобы таки заглянуть внутрь, она мелким, крадущимся шагом направилась обратно.
Не заметив под ногами поливочного шланга, она зацепилась через него и полетела лицом вниз.

***

- Кто здесь? Здесь есть кто?
Перепалова услышала голос Калугиной с крыльца.
«Как все быстро происходит!»
Та не решалась выйти дальше освещенного пятачка под навесом. А стоило ступить ей ведь всего два шага - увидела бы подругу, недвижимо лежащую под кустом смородины.
Катерина стояла долго, всматриваясь в темноту.
Перепалова ждала, когда можно было б хоть чуть пошевелиться, так неловко она прижалась к почве грудью.
Запах вдыхаемой травы был чуден и не похож на тот, например, который Ольга знала о траве.
Ее стал разбирать смех. По членам тела пробежала изморозь азарта и то, что происходило теперь с ней, не верилось совершенно.
" Это может быть?"
В нос попала сухая травинка и щекотала.
«И где суть чья? – Разбирала Перекопова, старясь выдуть травинку, - и кто я после всего? Шпион? И кто она, Катюха, – невинная птичка, подозреваемая черте в чем? Комната? Да и комната ...и что? Нашлась тоже тайна!»
Травинка вышла.
Перекоповой вдруг пришла мысль подняться во весь рост перед подругой, а дальше…
Ей представилось, как бы бешено бы заорала бы так, как взбухли глаза от ужаса Катюхи, и как бы рванула со всех ног, ударяясь лбом о косяк дверной...
Грудь Перекоповой от едва сдерживаемого смеха мячиком стала пружинить от почвы.
«Боже, уже же невмочь терпеть!»
А воображение рисовало, рисовало нарочно: нет, не просто подняться и закричать, а эдак побежать сатаной, высоко вздымая коленки, куда глаза глядят эдак и..., перепрыгивая самым чертовским способом кусты смородины и что там еще попадется под рукой, дать кругом по Катюхиному двору, размахивая  руками, косынкой, а потом – к калитке…
«Катя с ума сойдет!" - Выдохнула Перекопова, усиленно успокаивая себя.
"О-о-ой!" - Перекопова потащила руку к лицу - вытереть слезы и зафиксировать рот рукой, дабы не выдавить непримиримый писк потехи.
Калугина Катя стояла не месте, не уходила.
"Чего стоишь? Иди!"
«Нет. Пожалуй, я просто подниму голову, и того довольно. Она бросится к двери и дверь захлопнется. Никакого бешеного бега по двору не увидит! Ей повезет. А мне и бегать не к чему!» - Перекопову раздирал смех, она прикрыла глаза, держась из последних сил.
Жгучая слеза покатила по щеке и, маневрируя, не спеша, останавливаясь, словно раздумывая, пошла на губной желобок, жестоко щекоча.
Перекопова  чувствовала, что - все - теряет контроль над собой и…
И тут она увидела перед глазами что-то блестящее, лежащее в траве.
Не боясь разоблачения своего местонахождения, она потянулась рукой к предмету, подобрала пальцами его и зажала в кулачке.
На ощупь это была ампула.

8