Сундук

               
               

     Послушать бригадира слесарей – ремонтников Николая Петровича Сундукова – сердце праведным гневом переполняется! Взять, к примеру, обеденный перерыв. Завод–то вроде и не мал, но собственной столовой не имеет, а у хозяев новых руки пока не дошли до обещанного в коллективном договоре бистро горячего питания с фикусами и пальмами между столиками. Вот и приходится мужикам кормиться принесенными из дому тормозками. Зимой труженики располагаются на лавках в раздевалке-душевой, а летом, понятное дело, где-нибудь на травке у забора. Разложат свои припасы и каждый старается в первую очередь Николая Петровича угостить, понеже тот с собой тормозка никогда не носит. А и то! Рабочие знают: семья у Сундукова большая  и все, почитай, инвалиды, все на его иждивении находятся. Правду сказать, семью эту сундуковскую никто из бригадников ни разу в глаза не видел, но бугор же порожняк гнать не станет…
     Ну вот. Подкрепятся мужики, чем Бог послал, а жены и тещи  приготовили да в пакеты затарили, и заводят привычный разговор о том, о сем, все больше о заботах своих: сырых электродах, паршивом инструменте, бракованном прокате, куркулистых хозяевах, норовящих дело не по делу то штрафануть, то  расценки срезать, профсоюзных заводских лидерах, кормящихся с хозяйской руки и отстаивающих, естественно, их интересы в ущерб интересам работяг и т.д. А когда надоест без толку тереть одно и то же, принимаются лениво обсуждать глобальные проблемы в масштабах отчизны-матушки.
      И тут впрягается в тихое речевое журчание бригадир Николай Петрович Сундуков. Хотя, «впрягается» - мягко сказано. Бугор подобно урагану врывается в доселе сытую и благостную атмосферу послеобеденного бытия, пугает, казалось бы, давно привыкший к этой его манере народ и принимается честить в хвост и в гриву все и вся:
-Вилы пора точить! Вон, у нас в деревне, инженеришка сраный в олигархи заделался. Ходил в колхозе вахлак вахлаком, гузня до земли моталась, а нынче, падла, предприниматель – на сраной козе не подъедешь! Срань болотная! Колхоз сраный под себя подгреб, технику сраную, самую лучшую, оприходовал на халяву за копейки! А на чем, падла, раскрутился? Весь металлолом по оврагам да по полям сгреб! Чей металлолом? Народный! Наш, кровный!.. Я говорю, на вилы надо брать этих спекулянтов сраных, кровососов вонючих!
Мужики, бывало, слушают, согласно кивают головами, хмыкают над «образной», до тошноты приевшейся своим однообразием, речью бугра и коль кто-то и не соглашается с его доводами, выводами и призывами, этот кто-то предпочитает помалкивать, понеже именно Сундуков закрывает бригаде наряды и ежели ты ему поперек придешься, не рассчитывай на равную со всеми оплату труда. Бугор злопамятен: не сегодня, так завтра не преминет подсунуть тебе «козью рогу».
     А ведь знают бригадники, особенно те из них, кто уже лет пятнадцать проработал под начальством Сундукова, как он дюже хитро устроил себе контракт с администрацией на очистку территории завода от хлама, скопившегося за весь период советской власти. В самом конце коммунистического правления появились слухи о грядущей приватизации предприятия якобы в пользу коллектива завода. Ясный лапоть, рабочие маленько подрастерялись. Ну, какие, на хрен, из них собственники, спрашивается? Советский образ жизни давным-давно вытравил из мужиков на генетическом уже уровне хозяйскую закваску, ежели она даже и была у кого-то из далеких предков. Вот насчет умыкнуть какой ни то продукт производства по мелочи, стакан из забегаловки, гаечный ключ, отвертку по принципу: «в хозяйстве и пулемет сгодится», - на это дело, что уж там греха таить и не в обиду будь сказано, пролетариат всегда был готов. Менталитет такой: «с паршивой овцы хоть шерсти клок»…
     В общем, покуда суд да дело, бригадир Николай Петрович Сундуков подсуетился на волне перестройки и ускорения, взявши подряд у ошарашенной этой самой перестройкой администрации на приведение в божеский вид заводской территории. И привел. Да так, что ни болтика, ни гаечки, ни огрызка проволочки на земле не осталось. Заодно и добра повывез немеряно-несчитано! Тавровые и двутавровые балки, металлический прут, бухты проволоки всех мыслимых диаметров (полуфабрикат), гвозди, замки, фурнитуру, спортивные снаряды (готовая продукция), новенькие, в смазке, сверлильные, фрезерные, плосковыборочные станки и пр.
     Делалось все это очень просто. С утра бригадир наряжал каждому фронт работ, а сам подавался в автоцех, где диспетчером служил его приятель, брал машину с грузчиком и принимался за святое дело благоустройства. Попервам в кузов загружалось заранее приготовленное добро, затем все закидывалось металлоломом, обтирочными концами, сухими ветками и прочим мусором и вывозилось в никому кроме шофера и грузчика неизвестном направлении. За день автомобиль успевал обернулся раза три-четыре. Территория очищалась, начальство было довольно, поскольку подспудно затевало банкротить предприятие с последующей продажей в частные руки /возможно, в свои собственные/, а посему, как говорится, товар следовало показать лицом. Шофера и грузчика приятель диспетчер выделял постоянных, проверенных.  Держал их Сундуков в черном теле, в долю, ежу понятно, не брал, а расплачивался исключительно самогоном. Из чего, кстати, бугор варил этот самогон, никто понять не мог, но ярый он у него получался отменно: один неполный «маленковский» стакан убедительно сшибал с ног. А коль второй вдогонку успеешь принять на грудь, считай, до следующего утра бревном проваляешься или поползнем к тому же Сундукову за «поправлением здоровьичка» покорячишься.
     Лафа закончилась у бугра со сменой собственника и с тех пор оскорбленный до глубины души Николай Петрович возненавидел рыночную экономику. Половину завода один растащил, чем некоторые из бригадников даже восхищались, а вот вторую не успел. Обломили предприниматели бригадира, и он принялся на чем свет стоит костерить предпринимателей, бизнесменов, купцов и прочих «дармоедов», а заодно и коммунистов, особенно зюгановскую компанию, «просравших» страну и светлое будущее всего человечества. А уж особенно зациклился бугор на том самом колхозном «инженеришке», что выхватил жирный кусок прямо у него из рук.
     -Прикиньте, мужики! – распинался перед бригадниками Николай Петрович, бия себя кулаком в грудь, - Этот сраный олигарх чего удумал! Нанял деревенских грибы собирать! Наши грибочки! Всю округу обобрал, срань болотная, грибочка теперь не найти завалященького!.. Я вот вас спрашиваю, ему, что ль, грибы-то эти принадлежат? Или нам, народу?.. Пасти им, волкам, пора рвать! Все позахапали! Скоро воздухом торговать начнут! Водой-то уже торгуют… Сколько еще терпеть, мужики?
     Мужики соглашались, но революцию устраивать никому не хотелось. Не тот исторический момент. Хрен с ними, с грибами! Их нынче в любом магазине и свежих, и мороженых, и сушеных, и маринованных и соленых – хоть тазиком в рот загружай. Далеко не каждому хочется ноги топтать по лесам-оврагам-буеракам, да и время не каждый может выгадать. Вот и выходит: спасибо «инженеришке» – бугрову врагу, ставшему у того костью поперек горла. Заводские хозяева-капиталисты хоть и прижимистые, а зарплату за последние годы в три раза увеличили. На грибы хватает, коли побаловаться возжелается…
     А сам-то, сам Сундуков? Тоже ведь хорош! У хозяев нынче строго: охрану держат профессиональную, крутую. Это вам не вохровская бабка с ржавым револьвером образца 1863 года на пузе и слепая как пень. Через таких бабок работяги чего только не проносили как с завода, так и на него. А теперь все: ныря, голый васер!  Но только не для Николая Петровича Сундукова. Секьюрити никому не делали скидок. У них даже генеральный директор въезжал и выезжал с территории завода по личному распоряжению начальника службы безопасности. А Сундуков и тут приноровился. Самогонку проносил в двух грелках, налепленных скотчем на тощую задницу. И никаких подозрений, поскольку штаны он носил свободные, в которых означенная часть тела даже с грелками никоим образом не проявлялась.
     Данный маленький бизнес у бугра катил колбаской! Никто и никогда его, благодетеля, не выдавал. Никто на него не стучал. Мужики втихаря, конечно, скрипели, ибо драл Сундуков по полтиннику за стакан. Зато верил под зарплату.  Надо отметить, между делом, такой нюансик: с некоторых пор из лексикона заводчан было напрочь вытравлено и предано забвению слово «получка». Генеральный директор так и заявил на общем собрании несостоявшихся акционеров-собственников: деньги надо не получать, а зарабатывать…»
     Сколько народа было с завода выперто благодаря сундуковскому бизнесу, об этом, пожалуй, с точностью лишь отдел кадров знает. Обидно, конечно, но мужики рассуждали так: сами виноваты; никто никому в глотку насильно не лил. Не можешь, дескать, потерпеть до окончания рабочей смены, пеняй на себя, не вали на бугра. Как говорится, обгадился - обтекай! Обтечешь – опять придешь!..
     Финал у этой истории слепился сам собой и получился абсурдно банальным и от того не менее страшным. Дня за два перед трагедией ремонтники заметили некую странность в поведении бугра. Николай Петрович отказался от дармового харча, предложенного по традиции мужиками. Сидел в занюханной раздевалке мышкой, в разговоры не впрягался, к вилам не призывал. Промолчал даже тогда, когда один из слесарей поведал, как намедни его жене впарили на рынке тухлую рыбу. Пришла, мол, баба домой, положила рыбу в мойку, чтобы та разморозилась, а когда процесс врубился, пришлось все окна настежь распахивалась и от нестерпимой вони у соседей спасаться. Позвонила в комитет по защите прав потребителей, а ей заявили там, что надо было нюхать получше, не отходя от прилавка. Совет такой дали. Бесплатно…
     Через день в ремонтный цех нагрянул следователь прокуратуры. Принялся выспрашивать о Николае Петровиче Сундукове. Ну, там, как он себя вел на работе, делился ли с кем-нибудь из бригадников своими мыслями и планами, не злоумышлял ли какого ни на есть противоправного деяния? Мужики мялись-мялись, мычали чего-то невразумительное, пока тот самый слесарь, чья жена лопухнулась на тухлой рыбе, не спросил в лоб:
     -Ты, начальник, давай, не темни! Выкладывай, что случилось?
     А случилось следующее. С субботы на воскресенье до глубокой ночи по сундуковской деревне волнами плескались в морозном воздухе сивушные ароматы (Сундуков гнал очередную партию «продукта». Из протокола дознания и обыска явствовало, что в капитальной пристройке к особняку у Николая Петровича находился мини-завод по производству самогона и завод этот был оснащен, как говорится, по последнему слову техники с электроприводом для загрузки в аппарат браги, водопроводом от артезианской скважины, холодильным оборудованием и т.д. Была в наличии даже машина для разлива и укупорки бутылок. Все самодельное, однако высшего качества, достойное государственного сертификата. Оперативники обнаружили триста семьдесят два литра готового зелья и почти тонну дозревающей браги. Одним словом, дело было поставлено солидно.
     Глубокой ночью, остановив производство, Николай Петрович (реставрация событий по протоколу прокуратуры) прихватил пятилитровую канистру с бензином, подкрался по огородам к усадьбе «инженеришки» с определенной и не вызывающей сомнения преступной целью. Видимо, очень торопился, ибо отброшенная в сторону и не пострадавшая от огня канистра была опорожнена всего на три четверти, а не полностью. Спешка эта стала роковой для самого Сундукова. Скорее всего он пролил немного бензина на себя, а в придачу еще и его одежда пропиталась парами спирта при производстве самогона. Наверное, дрожали руки, или может оскользнулся, делая замах горящей зажигалкой. В результате сгорела терраса дома «инженеришки»  и сам гражданин Сундков.
     Бригада в полном составе ездила на похороны бугра. Никто из односельчан не захотел оказать помощь его вдове в организации похорон. Родственников, как с удивлением узнали мужики, кроме вдовы, у покойного не оказалось, ибо никогда и не имелось. Самим же бригадникам пришлось и могилу копать.
     Такая вот история.