Chorus не-роман и не-рассказ

CHORUS

часть первая: «человеческая»

Римская I

        валерий александрович дёргает веком – всё естество его устремляется за механическими движениями, малое тело управляет Большим, поэтому у мужчины на переносице уселись тёмно-фиолетовые очки – курицы-наседки. Почему? Дабы праздный зевака не заметил тик – нервный, неровный, нерадивый.
        сын александра дёргает за медную ручку аудитории. Да! Ещё дёргают за дверные ручки, ещё открывают помещения с застуженными студентами. «Суженый, мой суженый. Голос твой простуженный», - хрипела алегрова. Внутри же, в овальной комнате, в квадратной комнате, в треугольной комнате – плоские учащиеся. Вот оно что…вот оно как…   
        мужчина шаркает, шамкает, но имеет вид 35-летнего. Плюс-минус; тянет судорожно массивное, мясистое полотнище двери. На себя, разумеется. Кубические двери в неизвестное помещение – явно отверстие для занятий. Поддаётся дверца. Ещё бы. Сложно не поддаться, не соблазниться набитой рукой преподавателя. Рука учителя – умела и виртуозна. Музыкальна! Феерична. И…совершенно непрактична. Кажется, так?...Определённо.
        Но вместилище учащихся – незнакомо валерию александровичу и знакомо одновременно. Единовременно; он – узнаватель юных сердец и недоумевающий по поводу того, что понимает. Ну и что же осознает герой? Что, во-первых, он не герой и (Слава – Богу!) не героиня. Потому что девам трудней, как правило, нежели представителям мужского сословия.
        Ибо после 35 лет – нет пола, пола нет. Так бы мог заключить валерий александрович. Не осуждаем. А что мы делаем? синхронизируем возможные мысли и действия описываемых объектов речи; 
        хмурится гуттаперчевый малый лоб учительский, бледные губы наполняются румяными калёными словами, ибо нет желания прочесть и уяснить, в чём суть «Мира и войны», у девушек 16-ти лет и у отроков 17-ти;
        интересуется у класса, кто хотя бы – за наполеона, а кто – за александра первого. А ребята – на двух сковородках тёмно-фиолетовых авиаторов валерия александровича. Не забываем ни на секунду, нет, вы не должны запамятовать, что очки-капли на грушевидном носу. Как будто сыграет важную роль в нашем скромном повествовании. Авось сыграет; нас-то много отсель, потому повествование – многоголосо, полифонично. Может быть, мы – хор, транслирующий школьную драму?   
        Не хотят твари понимать, в чём суть шенграбенского сражения. Не жаждут узреть, в чём провал аустерлица. Не возжелают никак осознать окружающую действительность без насилия, без боли, без яда. Иногда – без горя. Что же, на баррикады внутри отдельно взятой аудитории. Поделились на славную армию наполеона и на бесславную армию кутузова-александра. Может быть, наоборот? Может быть. Всё может быть, ибо наша задача – передать бесстрастно, рассказать незаинтересованно. У нас нет авторской позиции. Никакой. От слова «совсем»: мы есть хор, хор есть мы. Формула, однако.
        Атлетические натруженные ноги молодых людей отталкиваются, взлетают к дурно заштукатуренному потолку, разят матовые сосредоточенные плафоны других молодых людей. А девицы ропщут на юношей, на отроков, и вырывают у иных барышень бронзовых змей из головушек. Бронзовые змеи позеленели, заплесневели. Совсем как статуя николая первого перед Исаакиевским Собором.
        Растянутая резина в пространстве студенческой аудитории – резина, длящаяся во времени – сжёванная-пережёванная, усиленная мышцами рта. Потому баталия замедленна. Кстати, нам – хору то бишь – как раз сие на руку. Детали опишем, а ты фотографическим зрением зафиксируешь. Канцелярщина…
          Гарцующий на воображаемой пегой лошади, валерий александрович скромно объезжает невесомые тела. Кто-то объезжает скакунов, рысаков, а кто-то тела объезжает; лица с утончёнными чертами; бескровные восковые губы мужчины звукоизвлекают солидную речь: «de beaux hommes…voila une belle mort…il est venu Bien jeune se frotter a nous».
         Да, а французский валерий александрович терпеть не может. Но может потерпеть. Для протокола: язык галлов – мёртвый, исчез через 300 лет. На минуточку. После описываемых событий в аудитории.
20.10. 24.02.18.
Римская II

         валерий александрович аккуратно проворачивает тросточку на ладони – шершавой, пергаментной. Жаль, не поздний октябрь, когда сушёные крошащиеся листья могут осыпать тела. Когда окуклившиеся лодочки вросли в ненадёжный ил вдоль заиндевевшего берега. Когда? Да тогда, когда валерий александрович лицезрел падёж скота. В штутгарте. В вислау. В познани. Когда же то было? Лет 300 тому назад? Определённо.
         Вышагивает аккуратно между барчуками и барышнями. Когда? Да, сейчас вестимо. В сей час. Мел служит посыпкой. Крошкой. Деликатно растирает пергаментными утончёнными пальцами. Растирает. Осыпает. Растирает. Осыпает…
         Наконечник трости истоптался; валерий александрович судорожно извлекает из нагрудного душистого узкого кармана – фиалковый платочек. Благоухает? Ещё бы! И протирает тупую опору трости. В этот изящный момент времени и грубые многоугольные парты, и плетёные табуреты, и плоская пошлая доска, да и сама аудитория, в конце концов! – всё излишне и громоздко. Есть только юноши, есть только девушки, есть только отроки, есть только барышни, есть только, есть…
         Упрямая липа дарит ветви сквозь облупленную створку окна. Простирает десницу юношам узкобедрым, девам с неразвившейся грудью, отрокам с зовущими устами, барышням с полуприкрытыми веками. Родинка на плече, родинка на щёке, родинка на веке…
         валерий александрович ступает по мозаичному полу, по подсветке матовой, можно подумать, стекло, битое под ступнями, можно подумать, амальгама раскалённая. А если и так? Переворачивать статного юношу следует с Любовью. Перелистывать скромную деву необходимо с Достоинством. И он – переворачивает. И он – перелистывает. И он – узнаёт. И он…
         Возможно, валерий александрович узнал о выпускниках то, о чём не догадывался при их Жизни. Возможно, они сами о себе не догадывались. А как же вещи? А то, что внутри вещей, то и снаружи. Разве?...Мозаика отскакивает от фиолетовых стёкол на переносице валерия александровича. Мозаика бросается на узкие лакированные носки валерия александровича и отпрыгивает на атлетически сложенных парней, на пышнобедрых дев.
         Медовый Спас на носу… и медь заливает из раскрытой створки всю залу, ибо уже не аудитория, ибо не комната знаний, но – Познания…и пчелиный воск стекает по разукрашенным пряничным ставням. По изразцовым панелям, изображающим идиллическую пастораль: монах в стальном клобуке на перевёрнутом винном бочонке опирается на клюку в окружении мирно пасущихся чёрных и Белых тучных овец. Руно блестит от янтарного воска.
        валерий александрович мягко переворачивает зеленоглазую деву и трудолюбиво оттирает наконечник трости – трости, истекающей пчелиным воском. Бочонок на холсте наполняется сцеженным мёдом и медный обод уже не сдерживает густую, концентрированную патоку. Обруч орешника – центральный, опоясывающий дощник – скрипит в основе своей.
        Трость в ладони, пергаментной высеченной и покрытой пчелиным воском, урчит и потрескивает, и валерий александрович оканчивает обход аудитории…
        22.43. 1.03.2019      
Римская III

        - мы должны в этом смысле представить все документы в том ключе, который им будет необходим, - наталья георгиевна выждала паузу и отпила бергамот, - марина, мы же сдаём каждую неделю по 200 рубликов, неужели нельзя разнообразить?
        - Можно, наталья георгиевна, но у нас именинники в марте, копим на них, я сама, между прочим, с ромашкой предпочитаю, - кокетливо завела глазки к лоснящемуся лбу.
        - Лоб протри, мариша, - заметила наталья михайловна бабайкина и промочила опухшие губки влажной салфеткой.
        - А что у тебя с губами, михайловна? – прищурилась наталья георгиевна и заварила повторно пирамидку.
         - С пчёлами целовалась, вестимо, - усмехнулся владимир сергеевич бабайкин и набрал из-под крана в пластиковый засаленный чайник.
         - С тобой что ли, трутень? – нахмурилась бабайкина, почёсывая запястье.
         - коллеги, давайте-ка соберёмся, - постучала медной ложечкой по носику стеклянного кувшина наталья георгиевна, - ежу понятно, что одним из проверяющих будет наш человек из северодвинска.
         - наш ли? – съязвила марина, откусывая блестящую голову зефирному снеговику.
         - наш-наш сеньор карандаш, - пискнул чапель и взорвался то ли кашлем, то ли смехом.
         - вам постучать? – заботливо осведомилась бабайкина и начала массировать индюшачью шею чапеля.
         - Теперь это так называется? - подмигнул бабайкин чапелю, затягивая ремень на необъятном пузе.
         - мы совершенно точно обязаны пройти аккредитацию, - погрозила высохшим пергаментным мизинчиком наталья георгиевна и остановила взгляд на преподавателе литературы.
           чапель перестал притворяться кашлять, марина перестала кромсать снеговиков, бабайкины засунули кулачки в засаленные узкие карманы; кто-то из массовки статистов-персонажей сделал ещё что-то.
           - А вы как считаете? – нахмурилась наталья георгиевна, теребя платочек на тонкой восковой шее.
           - Считаю – что? – натужно переспросил валерий александрович. Фиолетовые капли на его переносице бликовали, отсвечивали, слепили натруженные воспалённые глаза коллег, расположившихся за дубовой столешницей.
           - Что нам делать в сложившихся обстоятельствах? – покровительственно уточнила наталья георгиевна, изучая бородавку в ушной раковине у бабайкина.
           - Отбиваться, - процедил сквозь зубы валерий александрович, размазывая морскую сливу по трескающемуся тосту.
           - От кого? – усмехнулась марина, облизывая короткопалые конечности.
           - От мух…например, - флегматично протянул валерий александрович, отмахиваясь от ниоткуда взявшейся жужжалки над заляпанной зелёной скатертью.
           - Если вас…и раньше не закрывали, то и в этот раз…хм-хм…не прикроют, - деловито обобщил валерий александрович и непринуждённо добавил, - А вот банку с вареньем прикрыть вполне можно, - и отставил в сторону пузатую склянку с отсутствующим джемом, - А где у нас, наталья георгиевна, бутыль с айвой?
          - А вы что, валерий александрович, специалист по…закрытиям и открытиям? – скривила лоснящуюся физиономию марина, перебирая ржавые ключи от деканата.
          - Нет, марина николаевна, я – специалист по лоснящимся кривым физиономиям, - валерий александрович был вполне убедительным в этом агоне, и собрание решили отложить.
           Отложить – яйца в песок. 
00:21. 05.03.2019
Римская IV

         - мужчина, ищу валерия александровича…преподавателя литературы, - сутулый исхудалый манекен положил костлявую кисть на плечо валерия александровича.
         - У меня занятия: «отцы и дети», «дети и отцы», - безжизненно выдавил из тюбика слова валерий александрович и медленно развернулся на спиленных каблуках. Зашагал в геометрически сужающийся коридор. Туфли оставили на паркете то ли сажу, то ли угольные кривые / ломаные узоры.
        - Прошу вас…и весьма серьёзным образом, - повысил на полтона рассыпающийся тенор мужчина, - Ибо я – следователь.
          валерий александрович апатично повернулся вокруг своей оси и манерно указал на мозаичные ворота кафедры; визитёр уже собирался первым прошмыгнуть в кабинет, но валерий александрович не только не пропустил гостя, но расправив хрупкие плечи вальяжно вошёл в помещение.   
         - Почему у вас…такой умирающий голос? хвораете? – гость уселся в качалку с перебитыми подлокотниками. Над входом в кафедру болталась гравюра – средневековая, разумеется – смерть в наморднике проверяет ульи на пасеке под ивой. 
         - Дабы вы переспрашивали меня…каждый раз…как я вам…что-то бубнить буду…, - механически пробормотал валерий александрович и улёгся на переплетённую телячьей кожей кушетку.
         - Зачем кушетка? – рассеянно промолвил визитёр, разглядывая триптих на противоположной от кафедральных ворот стороне: на эшафоте дежурит фигура в бархатной накидке, вместо головы – капустный кочан. Вокруг помоста баклажаны, кабачки и тыквы в сюртуках и камзолах.
         - Кушетка? Кушать, - пожал широкими накаченными плечами валерий александрович и хрустнул из ниоткуда взявшимися лайковыми перчатками.
         - вы всегда в помещении в перчатках? – изумился собеседник.
         - Подарок друга, его на дуэли убили, - еле-еле выжал из горла глаголы и существительные валерий александрович.
         - я вам даже не представился, а вы…вы меня даже не спросили, - гость сделал паузу; валерий александрович молчал, и визави любезно сохранял молчание. Наконец, наступило посапывание; следователь аккуратно приподнялся и выложил на рабочий стол ламинированную круглую визитку: «краснобаев александр валерьевич – советник 3-го ранга с полномочиями следователя. На фене – язык. На вычурно-русском – детектив. Рабочий телефон: 8-911-937-77-70», и покинул уединённое благоухающее пионами пространство.
1.21. 5.03.2019 
Римская V

- смотрю, вас здесь нечасто встретишь, - усмехнулся краснобаев, - Несмотря на вашу закреплённость к судостроилке.
- А вы кто, простите? – наталья георгиевна смерила его крупнокалиберным взглядом и повела cпиленными локоточками.
- «несушка», - подумал штирлиц.
- «петух», - решил мюллер.
- азъ есмь краснобаев…
- Красно баишь, говоришь красиво что ли? – ласково перебила женщина и почесала нарисованную бровь [возможно, правую. Смотря с какой стороны смотреть].
- Остроумно, - александр валерьевич поджал губы и дёрнул волосок с подбородка [возможно своём. Смотря как можно оценить степень субординации краснобаева по отношению к незнакомому человеку. Степень дерзости что ли. Что ли].
- Желания загадываете? – глазные яблоки натальи георгиевны запотели с внутренней стороны, в связи с чем краснобаев несколько стушевался: надсмехается ли она или смеётся над ним [в чём, собственно, разница?]. 
- Итак…что вы можете поведать о посторонней людмиле ивановне? – александр валерьевич втихаря включил запись на дешёвом потрескавшимся смартфоне.
- О мёртвых надо говорить Хорошо, - уголки губ натальи георгиевны побледнели [кальция не хватает, да?], - поэтому она – Хорошая.
- Знаете, сударыня…
- мы что – в «теремке»? – беспардонно перебила деканша, - или в древней руси? …древняя, значит, античная, стало быть: античная русь. Как вам находка? Надо будет с нашим литератором поделиться, - наталья георгиевна накинула сумочку на хрупкое 70-тилетнее плечико и поскакала вприхромку по сплющенным ступеням; краснобаев задёргал подбородок. 
- кого-то ожидаем? – марина взяла под локоть следователя и повела вдоль анфилады. – я – мариночка, я – левая рука натальи георгиевны, отвечу и помогу следствию, - я – ваш язык.
- Вообще-то язык – это я, - поморщился краснобаев.
- Ага, а толстой – это наташа ростова, - и мариночка загремела зубами, задыхающийся тип смеха выдавал глухие звуки, затем смешанные, затем – заглатывающие.
- Лучше поведайте о посторонней людмиле ивановне, - процедил сквозь зубы краснобаев, когда они вползли в сферический лифт.
- она была историчкой, - как бы вскользь заметила марина или это так показалось краснобаеву [или он так пожелал представить, так сказать], - Да историчкой… и истеричкой тоже, - лоснящийся лоб марины тоже засмеялся – морщины перекатывались вверх и вниз, справа налево, синусоидой и ещё в любом направлении, в каком вы можете себе представить. Или не можете. Нет, вы, безусловно, можете.   
- литератор у вас – своеобразный, - ни к селу, ни к городу буркнул краснобаев, когда лифт выплюнул содержимое в оранжерею.
- А здесь у нас – флора нашего среднетехнического факультета: гортензии, орхидеи, пионы, - марина марионеточно разводила руками: презентовала гладиолусы, но указывала на штыковую лопату.
- А что же у вас здесь всё…всё – оранжевое? – опешил краснобаев, усаживаясь в рыжую плетёнку.
- По-моему, я объяснила: мы – в оранжерее, - морщины на лбу выстроились в грозное «О».
- И что с того? – краснобаев стал часто-часто бить хлыстиком неизвестного цвета о терракотовый подлокотник [да, внезапно появился хлыстик.], - посторонняя могла здесь работать? Как это связано с посторонней?
- Ого, эдак, у вас, александр валерьевич, хлыстик-то какой диковинный? Неизвестного цвета, - искренно либо неискренно удивилась марина, тыкая на гиацинты в ромбовидной клумбе.
- А что, вы, кроме оранжевого, ничего не знаете? – съязвил александр валерьевич, укладываясь поудобнее в кресло-качалку. В кресле-качалке? Как правильно?
- она не любила литературу, - задумчиво произнесла женщина, прикрывая садовым оранжевым плащом тщедушное тельце краснобаева. 
Но краснобаев её не услышал – спал.
Но краснобаев её услышал – не спал.
08.03.2019 1.43.
son[g] краснобаева
 
 Пред раскосыми карими глазками санечки – видение: с бабулей вдвоём вдоль аллеи героев шествуют, в урны заглядывают. У старушки уже довольно-таки весомый баул бутылок из-под газировки, у санечки – малый, потому что филонит.
- бабусик, а где живём? – невинно спрашивает пока ещё невинный санечка.
- В хакасско-минусинской котловине, палам , - женщина одаривает мальчика теплом и светом.
- А что такое котловина, уужям ? – санечка классически зевает и заглатывает зелёную бородавчатую муху, а может, и жабу с размером мухи, но с хоботком. В общем остановимся на мини-жабе с хоботком.   
- Представь казан, палам, мы с дедой всё выскребли, но на дне малость осталось, я замочила, но забыла помыть. И вот этот-то остаток и тухнет на жаре, и нестерпимо воняет, - глубокомысленно заключила бабусик, извлекая из пятиконечной урны горлышко «буратино».
- А кто живёт в котловине? – допытывается малыш, изучая тулуп дворничихи.
- В хакасско-минусинской котловине обитают хакасско-минусинские каменные бабы; каменные лисицы, - задумчиво произносит бабусик и с напором добавляет, - А я челюсть проглотила, палам.
санечка внимательно заглядывает в глаза бабусика, а глаза бабусика внимательно заглядывают в глаза санечки и – неестественно блестят.
- Э, палам, - сокрушается женщина, когда подходят к пятиугольной стелле памяти павшим, - Залез бы ты в пасть мою да в брюхо прошёл по пищеводу, да челюсти мои вытащил из темноты; им там одиноко, палам, плачут без языка.
- А если…не выберусь? - санечка затаил дыхание.
- Значит, не выберешься, - вздыхает бабусик.

Приблизились невыносимо к стелле с надписью:

никто – не забыт,
ничто – не забыто,
самое дорогое –
навеки потеряно.
                жена, сын
12.47. 08.03.2019
Римская VII

       валерий александрович аккуратно снял с ледяного обмороженного лица вечерний выпуск «russia to-Day» и уставился в крошащийся известковый потолок; перевернулся на бок. Потом на второй. Затем на третий; сел на кушетку, вздохнул и покинул кафедру.
       Из аудитории раздаются хихишка и хохошка; девушка, дрянная и вульгарная, бычит на подругу; валерий александрович – в тени; валерий александрович – притаился.
       - я пару раз раздвинула, и получила ай-фон, - бравирует шатенка, пиная фанерную парту тупыми лакированными сапожками.
      -  И это – далеко не первый твой гаджет, - морщит крохотный задранный нос рыжуха.
      валерий александрович усмехается и щёлкает смуглыми кривыми пальцами – шатенка даёт подзатыльник рыжухе.
      - тварь – ты тупиковая, - шипит шатенка, встав в стойку, - Даже первый том не одолела.   
      - redneck, костяная голытьба, - тявкает рыжуха, извлекая из петлиц покоцанный змеиный пояс, - А ты вообще роман не открывала.
        девушки не решаются; валерий александрович ломает мизинец на правой кисти, и барышни вступают в бой: грязный, бесчеловечный, бескомпромиссный; валерий александрович пыхтит в щёлку, разглядывая короткоюбочную шатенку и пышнобуферную рыжуху; мертвенное рассеянное освещение выползает из аудитории на коридорный шахматный паркет.   
       - твои предки лижут задницу новому губернатору, - пищит рыжуха, наступая на оппонента, - Поэтому учишься в судостроилке.
       - Почему бы и нет? – усмехается шатенка, обходя преподавательский стол, - Может, они кайф получают?
       - Если бы наполеон нас завоевал, мы были бы уже в европе! – орёт шатенка, нанося смачный кулак по конопатой роже рыжухи.
       - пятая колонна, сдохни! – рычит девица, блокируя замах шатенки.

       валерий александрович ломает большой палец на левой руке, и барышни сокрушают друг друга фатальными ударами.

Римская VIII

       наталья георгиевна утирает вензельным флисовым платочком краешек запотевшего глаза. Слеза маслянисто вытекает из другого. Не успевает устранить протечку, как первое яблоко даёт сбой.
       - Значит, явилась я в смольный, преподнесла пакет документов. Значит, жду в приёмной. А секретарша игнорирует. Покуда не обошла, не ткнула её в плечо, и кресло разворачивается…а в кресле том, государь ты мой, - наталья георгиевна изящно сморкается во флисовый вензельный платок.
     - Что в кресле том? - вожделенно переспрашивает бабайкин, откидываясь на спинку крокодилового скрипучего кресла.
     - Что-что! – капризно передразнивает наталья георгиевна бабайкина, - Вестимо, что – … кукла надувная, - обиженно выпячивает губки.
     - кукла-с? – недоумевает бабайкин, откладывая в сторону вечерний выпуск «russia to-Day».
     - Ну да, - пожимает хрупкими невесомыми плечами наталья георгиевна.
     - И что же-с, вы не попали на приём ко губернатору? – заботливо интересуется бабайкин.
     - …попала, бабайкин, ох, как попала…и вся наша судостроилка…попала, - наталья георгиевна картинно роняет пепельную главу на пергаментные вощённые длани.
     - Не томите-с, - кротко вымолвил бабайкин.
     - Да подожди ты, - одёргивает бабайкина бабайкина [«да взять хотя бы иванова – звучит, как баба в каждом падеже» ], - Дай наташе выговориться.
     - Захожу, значит, к нему в кабинет, а кабинет странной такой формы…ну что-то вроде овала…и…и…, - наталья георгиевна разрывается от рыданий.
     - наталья георгиевна, может коньячку? – заботливо осведомляется бабайкина, откупоривая бутыль.
     - И значит, в кресле том перед окном…ну…в кресле господина губернатора…чудище…представляете? – наталья георгиевна обводит присутствующих сухим взглядом.
    - …ужасть, - кивает короткостриженная бабайкина, - съели нашего губернатора.
    - И речи дивные речет чудище то, - вздыхает наталья георгиевна, - поставляй мне, наташенька, юношей и девиц в кабинет мой, не то, - наталья георгиевна вновь роняет пепельну головушку на пергаментные вощённые ладошки.
    - Не то-с, что-с? – испуганно переспрашивает бабайкин, застёгиваясь на все пуговицы – а их всего 2 на полосатом пиджаке.
    - Не то, говорит, аккредитацию не пройдёте в этом году, - задумывается наталья георгиевна, выглядывая из окна преподавательской.
    - И что вы, наталья георгиевна, ответили? – беспокоется бабайкина.
    - Гм…гм…, - гмыкает валерий александрович, всё это время в уголке помещения, проливающий страницы горячей прессы.

Римская IX
       краснобаев вздрогнул и повёл плечом. Возможно, сначала повёл плечом, а затем вздрогнул. В общем, одно из двух действий заставило выйти из сонного паралича. Вокруг оранжевая флора и электричество – оранжевое. Потягушечки, зевнул, откинул терракотовый плед, достал из-под ногтя занозу и блокнот. 
       Покушать бы надо. Бы.
       Надо поймать парня – поговорить;
       ловит. Буквально за углом.
       - Да, это – я, андрей, - пшеничная голова 20-тилетнего пацана качается на воздушной волне.
       - присядем, дружчина, - ласково мурлыкает краснобаев, указывая указательным на свободную аудиторию.
      - А кто дружчина? – любопытствует пшеницеголовый андрей, впадая в геометрически неправильную аудиторию.
      - Друг + мужчина = дружчина, - мягко, то бишь терпеливо, поясняет александр валерьевич, на цыпочках тиранозавра аккуратно проникая в геометрически неверную аудиторию. 
      - А кто вы? – медленно растягивает вопросительное предложение молодой человек, усаживаясь за дспэшную парту, широко расставив черноджинсовые ноги.
      - В бэйджик не судьба заглянуть? – хамит краснобаев.
      - вы – хамите, - медленно растягивает утвердительное предложение молодой человек, расставляя широко на дспэшной парте адидасовые руки.
     - А что мне ещё делать? – задумывается краснобаев, бросив взгляд на стеклопакет.
     - Рассказать мне тайну мира, - пожимает спортивнокостюмовыми плечами пацан, - Хотя бы.
     - А что это у вас, молодой-человек-андрей, стёкла на окнах отсвечивают? – встревожился краснобаев, снимая синий пиджак.
     - Для того, чтобы вы спросили, - корчит из себя обиженку андрей, показывая под столом средний музыкальный палец. 
     -  Давай-ка, дружчина, по-Хорошему, - ласково улыбается краснобаев, оторвавшись от слепящего стеклопакета.
     - То есть универ заложу, а вы мне вкусняшку? – прагматически мыслит любитель вкусняшек, похрустывая костьми кистей.
     - Смотря что понимаешь под «вкусняшками», - усмехается краснобаев, снимая огненный галстук.
     - Наклонитесь – прошепчу, - прошептал молодой человек.
    
     наклоняется, и андрей в оттопыренный радар повествует. Некий дискурс закладывает в лунку румяного уха следователя.
     - Будет тебе…вкусняшка, - усмехается советник 3-го ранга и присаживается на угол преподавательского дубового стола, - Но для начала вступи со мной…хм…в беседу. Расскажи о себе. Стандартная анкета. 
       - Родился в мариуполе. Разумеется – я, - загибает музыкальные длинные-предлинные спицы, - А, нет, не так, рождён в этом городе, а каждое лето в хохляндию отправлялся. Даже был заводилой, зачинщиком, застрельщиком. Как многими синонимами оперирую. Не так ли? – лисичкой улыбается парень.
        - …бесспорно, - гладит по ржаной голове краснобаев, - продолжай речь. Делись ею.
        - подружился с мальчиком сашей, с вашей тёзкой, но это – не вы. Просто имена – одинаковые. У него, кстати, в 17 лет родители умерли. С разницей в месяц. Через год бабушка и дедушка; женился на девушке, обманувшей его; вынесли из дома всю утварь; батя невесты связан с цыганами, и те разграбили дворянское гнездо саши. Затем пригрозил. И вот значит, денег нет, пошёл воевать за а.т.о. Где подхватил тубик, их заставляли рыть окопы и ночевать в них. На земле. Разумеется.
       - Мать сыра земля, - завис краснобаев.
       - Мать сыра земля, - повторил андрей, любуясь надписью abibas на рукаве.
       - И теперь с ним нет коммуникации? – любопытствует александр валерьевич, барабаня остроносыми туфлями по дубовому преподавательскому столу.
 
        С дальнего левого угла аудитории дерзко подмигивает парадный владимир фёдорович одоевский (1804 – 1869).

        - Теперь – нет, - бойко подтверждает юноша, - проводя пятерней по лысеющему черепу, - Ибо живёт одной ненавистью. И похудел на 25 кг, - вздыхает.
       - Н-да-а-а-а, - протягивает спорную часть речи александр валерьевич.
         
       С дальнего правого угла аудитории в квадратной раме [всё в рамках рамы.  Разумеется] нахально показывает шершавый язык с налётом евгений абрамович баратынский (1800 – 1844).

        - Вот так я потерял друга, - горестно вздыхает юнец, - А он мог бы приехать в наш городок. Городок…в табакерке…
        - С другой стороны, маленьким странам не должно обижаться, когда большую политику вершат сверхдержавы, - поморщил мясистый нос краснобаев, - А что же это…аудитория закреплена за…кафедрой литературы?
        - Типа того, а что? 
        - портреты писателей улыбаются; подмигивают. В конце концов, это – оскорбительно, - краснобаев пунцовеет самоваром…
        - Никакой мистики, - кротко улыбается отрок, - Это – движущиеся картинки. Весьма модная тема.
        - Тема? – передёргивает плечами следак, - Как же ваше поколение загадило язык…
        - Это – гифка, стоковые фотки…
        - Перестать немедленно!  - рявкнул краснобаев, соскочив с дубовой столешницы. И андрей перестал замусоривать язык.
        - Что дальше делать? – покорно отдаётся в руки властного блюстителя порядка.
        - Дальше? повествуй о провинциальной жизни, - смягчается александр валерьевич, - Так сказать о реальной действительности…
        - Значит, адидаску эту и поло…
        - Люблю поло
        -…приобрёл на харьковском рынке
        - А портфель – кожаный? – любопытствует краснобаев вскрывая портфель.
        - Там же, - сглатывает, в смысле слюну сглатывает.
        -  Почему не остался в мариуполе? – наступает александр валерьевич, практически змеиным ремнём упираясь в нос студенту.
        - гражданка же началась в хохляндии, - пугается парень.
        - Не так! – краснобаев дал пощёчину дубовой столешнице, и меловая пыль взмыла на все 4 стороны, - Верно говорить: гражданская война, а не гражданка. Вновь загрязняешь язык. Не хохляндия, аб украина! нравятся ли тебе уроки литературы?
        - Литературы? Да как вам сказать…
        - кого сейчас проходите?
        - «войну и мир»
        - я сказал кого, а не что! – нижняя губа краснобаева вывернулась наизнанку, и молодой человек разглядел синие жилки; нижняя челюсть подёрнута инеем кариеса.
        - льва-николаевича-толстого, - скороговоркой выпалил парень и вытер ладошки о спортивную кофту.
        - Как тебе преподаватель? – глухо пробасил александр валерьевич.
        - валерий александрович-то? – андрей завис, - Ну…препод как препод…то есть преподаватель как преподаватель, - поправился, поймав грозный взор визави.
        - Не странный ли? – уточняет краснобаев оттряхивая брюки от меловой крошки.
        - В каком смысле? – насторожился андрей, оттягивая воротник от толстой накаченной шеи.
        - В любом, - устало произнёс краснобаев, подходя к овальному у.х.одену (1907 – 1973), лицо которого  – расчерченная топографическая карта. Сплошные линии и контуры.
        - он – немного ленивый, - состорожничал андрей, выковыривая из ушной раковины жемчужину.
        - преподаватель литературы или оден? – усмехнулся краснобаев, постукивая по стеклянной раме. С другой стороны портрета поэт также симметрично постучал.
        - Вообще-то они – оба преподаватели литературы, - задрал нос андрей, но александр валерьевич зыркнул в ответ, и юнец стушевался.
        - Что-то я не понял, это ведь аудитория для преподавания изящной словесности так сказать? – насупился краснобаев, - Где же тогда портреты тургенева и гончарова, например?
       - А кто это? – андрей недоумённо направил взор в сгущающийся коридор.
       краснобаев клацнул зубами.
14.25. 17.03.2019
Римская X

       наталья георгиевна протиснулась в деканат, бросилась на ядовито-кислотный диван и закрыла морщинистой тыльной стороной ладоней вытянутое лицо.
      - Полно плакать, - прогундосила марина, поглаживая узкие плечи декана.
      - Не можем же мы скормить детей новому губернатору! - застучала кулачками по лоскутной подушечке. 
      - можем, наталья, можем, георгиевна, - марина неуклюже массажирует затёкшую тощую шею декана.
      - #онижедети! – всхлипнула наталья, икнула георгиевна, забиваясь в тупой резиновый угол дивана.
      - Да нет же, им же уже 18 стукнуло, значит, не дети, - мягко возразила марина, промочив лоснящийся лоб платочком из нагрудного кармана натальи георгиевны. -отдав студентов господину губернатору, спасём наше подразделение, и, возможно, сам вуз, - деловито объясняла марина, закинув брючину на брючину.
      - Вот именно! Возможно, а, возможно, и не спасём, - резко возразила, переворачиваясь на живот. 
     - мы должны думать о благе судостроилки, наталья георгиевна, - настойчиво давила марина и протирала блестящие слоящиеся щёчки. Платочком декана. 
       Из шкафа выкатился чапель – женщины вздрогнули; чапель остановился уб узких лодочках натальи георгиевны, не мигая, изучает собеседниц.
       - Вопрос сей следует решать коллегиально, - буравит скифскими очами декана и помощницу.
      - А что вы в шкафу, иван мстиславович, делали? – наталья георгиевна отвлеклась от обрядового плача. 
      - Как что? – удивился чепель, - шкафил.
      - подслушивал то есть, - буркнула марина и смочила лоснящиеся пульсирующие виски. Платочком натальи георгиевны.
      - я против скармливания детей губернатору, - заявил учитель истории, - Потому что мы препятствуем историческому процессу: хомо-сапиенс должен развиваться, а не чудови…тьфу…а не класс губернаторов. 
      - подождите, господа, - вклинилась в беседу наталья михайловна бабайкина, бережно извлекая наэлектризованное тело из потолочного плафона, - Ежели губернатор…
      - новый губернатор, - вставила свои 5 копеек марина.
      - допустим, - огрызнулась бабайкина, - По-моему, разницы между губернаторами особой и нет.
      - Есть, - возразила оскорблённая марина и провела по вздувшейся вене. Платочком натальи георгиевны.
      - Ах да, у прошлого усы были, а у нынешнего ещё не отросли, - махнула фарфоровой ручкой бабайкина, а чапель…а чапель что?… мы забыли…мы – хор, и мы запамятовали, не ругай нас сильно…мы…мы забвенничали… 
      Если мы забыли, что было… если память наша коротка… следовательно, надо вставить сон краснобаева. Всегда следует вставлять сон краснобаева, если картинка прервалась.
      Но сейчас же…но ведь именно в сей час…не время для сна краснобаева!
      думаешь? Да. О, нет…нет-нет-нет! начали речь вести друг с другом. Внутри отдельно взятого хора. Так недалеко и до выделения из языка индивидуальных голосов, разных повествователей. Так не должно быть. Покуда мы – хор, мы – единый рассказчик. 
       улей – азъ, азъ – улей азъ, хор – азъ, азъ – хор азъ…
       гляди, теперь есть я….а раньше мы. Ведь мы были, и мы есть до я. Ведь так? Не правда ли? скажи? Нет, скажи.
       Если мы не придём в норму, в формат хора, если мы не расскажем историю, то всё кончится довольно плачевно.
       уверен(а), теперь нам станет тесно в одном мы. Как же поведать историю краснобаева, как же отразить историю судостроилки, как же…
       Если?
       Если нет больше нас? Если нет больше хора?
       пойми, братец, пойми, сестра, лента оборвалась, теперь нас видят…ибо когда узрели нас, то потеряли краснобаева и других действующих персон.
       уверен, братец?
21.43. 17.03.2019
Римская XI

       мы собираемся в хор, возвращаем коллективный формат повествования. Всё – в рамках допустимого. Не стоит переживать, слушатель(и). И так: валерий александрович закинул жёлтый жирный журнал на осиновый столик и выложил 2 сырных бутербродских; уселся в кремовую качалку, чтобы маятничать; откусил половину бутербродского; прислушался к шуму. За стеной, в деканате – гул; приложился морской раковиной ко гипсокартону, за которым: 
       наталья георгиевна: губернатор требует именно сие число студентов.
       бабайкин: весьма странно-с; число какое-то-с…неровное-с…и ни туда, и ни сюда.
       бабайкина: по-моему, володя, значения не имеет; не нашего ума дело.
       бабайкин: да нет же, наташа-с, мы должны-с разобраться, зачем губернатору именно столько мальчишек и девчонок нужно-с.
       чапель: ералаш снимать.
       бабайкин: ералаш с особенным выпуском.
       наталья георгиевна: наташа, владимир сергеевич, прав, нам следует разобраться.
       марина: хотите перехитрить хитреца? Удачи, друзья.
       чапель: марина, усугубляешь.
       марина: смотрите, как бы вы, не усугубили, иван мстиславович. 
       бабайкина: коллеги, нам необходимо проголосовать. И мы с володей свой выбор сделали. Нужно отдать губернатору то, что он, вернее кого, жаждет. Так что нас уже 2.
       марина: 3, наталья михайловна.
       бабайкин: ты, наташа, за себя говори, пожалуйста. По сути, это – убийство.
       бабайкина: володя, нас закроют. И на улицу под зад метёлкой.
       бабайкин: мы – пенсионеры, наташа. У нас внуки, наташа. Так что…
       бабайкина: ежели губернатор за нашими внуками придёт?! Об этом твоя тыквушка подумала?! а?
       бабайкин: во-первых, тыковка, а не тыквушка. Во-вторых, губернатор нашими детьми и внуками не угрожал. Правильно-с понимаю, наталья георгиевна? … наталья георгиевна, отчего молчите-с?
        наталья георгиевна: вроде нет…
        бабайкин: что значит, «вроде нет»?
        наталья георгиевна: слов таких не произносил…
        чапель: а какие слова произносил?
        наталья георгиевна: да он булькал.
        бабайкина: в смысле? 
        наталья георгиевна: в прямом, наталья михайловна. Буль-буль-буль.
        бабайкина: издеваетесь?
        наталья георгиевна: и не думала, наталья михайловна. Действительно…у него какие-то звуки гортанные были…как будто…ну как будто горло полоскает.
        бабайкин: полощет, а не полоскает-с.
        бабайкина: ой, ну уймись, володя! не так важно!
        бабайкин: мы должны правильно употреблять грамматические формы. Иначе рискуем потерять язык. Ибо распад языка – недопустим.
        бабайкина: становишься похож на этого…на мента из столицы. Тоже пока со мной беседовал, всю душу вымотал своими поправками.
        марина: краснобаев – та ещё зануда; оставила его нарочно в оранжевой оранжерее. Пледом укрыла оранжевым, пусть сны…оранжевые наблюдает. Так хоть нейтрализуем ненадолго, выспрашивал о…посторонней.
        наталья георгиевна: при чём здесь посторонняя?
        марина: понятия не имею.
        наталья георгиевна: твоя обязанность – быть моим помощником! теряешь сноровку! отдай платок! футы-нуты! [тоже спорная часть речи] полностью мокръ. Ведь «мокр» - это я точно употребила, владимир сергеевич? Ведь так?
        бабайкин: я не хотел вас оскорбить, матушка наша-с, наталья георгиевна.
        наталья георгиевна: чтобы проголосовать, нужно ещё трое коллег…да и…валерия александровича нет рядом. 
        чапель: давайте без литератора; литераторы – опасные единицы. Да и мы ближним кругом решение принимать собираемся. Или – нет?
        бабайкина: видимо, ближний круг имеет склонность к постоянному расширению.
        наталья георгиевна: не судите меня, но беспокоит сейчас больше краснобаев, чем…к сожалению. К огромному моему сожалению.
        марина: позабочусь о краснобаеве.
        наталья георгиевна: благодарю, удружила, «побеспокоилась». По-моему, тебе пора на курсы повышения квалификации, мариша.
        чапель: зачем ему посторонняя? Дело же закрыто. Или – нет?
        бабайкин: скорей всего, это-с – прикрытие. Вот над чем покумекал, калеки, а вдруг этот краснобаев – от губернатора-с? чудовище от чудовища недалеко падает.
        чапель: исключено.
        бабайкин: отчего же, иван мстистлавович?
        чапель: нутром чую – дело не в губернаторе, у краснобаева – личный мотив. 
        марина: какой? он – обыкновенная столичная ищейка; невзрачный, дотошный. Как…как наш литератор, только с обратным зарядом.
         наталья георгиевна: закроют нас, ох, закроют…
         чапель: спокойно, никто нас не закроет. Вот не надо раньше времени…
         наталья георгиевна: это она…это посторонняя мстит нам с того света…
         марина: вы становитесь сентиментальны, наталья георгиевна.
         наталья георгиевна: а ты – нахальней. Щас на зубах сыграю!
         бабайкина: следует голосовать, наталья георгиевна: время – идёт.
         наталья георгиевна: у меня как раз обратные ощущения: время – не идёт. падает? зависает?
         бабайкин: так нашим внукам ничего не угрожает? О чём балакали с губернатором? Как выглядит?
         наталья георгиевна: сначала на нём красовался пиджак, затем плащ, всё как-то менялось. Сложно уловить. Да и глаза слезились, себя чувствовала неважно. Так что я – ненадёжный рассказчик. 
         бабайкин: недостоверный рассказчик?
         бабайкина: наталья георгиевна, если вы – недостоверный рассказчик, кому тогда из коллектива доверимся? Ведь вы – наш лидер. 
         наталья георгиевна: смотрю, моё лидерство под вопрос ставите?
         марина: нет!
         чапель: как можно!
         бабайкина: не сомневаемся в вас!
         бабайкин: служим только вашей светлой головушке-с!
         наталья георгиевна: …валерию александровичу под крыло ступайте.
         марина: о, нет!
         чепель: ни за что!
         бабайкина: вы с ума сошли!
         бабайкин: только вы, наталья георгиевна. Только вы-с – наш идеал-с!
         
(валерий александрович переломил бутерброду хребет)

         наталья георгиевна: что же – голосуем.
         бабайкина: я – за то, чтобы отдать студентов губернатору. 
         марина: и я.
         бабайкин: а я – против.
         чапель: я тоже – против.
         наталья георгиевна: поддерживаю…владимира сергеевича и ивана мстистлавовича…заседание – окончено.
         бабайкина: по миру нас пустят, наталья георгиевна!
         марина: это была ошибка, наталья георгиевна!
         бабайкина: ах, ты старый пень, почему против меня голосуешь?
         бабайкин: против Совести и против…Бога…идти не собираюсь.   
         
         сутулые стулья начали отодвигаться, царапая паркет, и валерий александрович тоже отлип от гипсокартона. Всё, что нужно, он поглотил морской ракушкой. И даже записал. Оставшийся кусок бутербродского ловко проглочен литератором. Фиолетовые spectacles аккуратно вернулись в матовый футляр, и валерий александрович начал выполнять упражнения для глаз. К нам спиной, к хору. Разумеется. То есть мы видим спинку кремового кресла, но не читаем глаза валерия александровича.
         
         А может, и не надо их видеть? Есть вещи, которые не стоит [инфинитив].
         23.19. 17.03.2019

Римская XII

         - вам была знакома посторонняя? – краснобаев проскользнул у хрупкого плеча чапеля, отчего тот вздрогнул. Опять-таки не сильно, но всё же.
        - вы – следователь? Из столицы? – осклабился чапель и поставил щелбан собственной родинке на правой опухшей щеке.
        - Вероятно, - рассеянно промычал александр валерьевич.
        - Удостоверение-то имеется? – подмигнул чапель, цепко схватив столовый поднос с яствами, и заржал шахматным конём. 
        - Что? – краснобаев отвлёкся от пульсирующей щеки преподавателя истории.
        - Юмор, знаете ли, - вирусно засмеялся чапель, когда подходили к пластиковому столу.
        - Давно в судостроилке учительствуете? – строго осведомился краснобаев, разглядывая кислотно-ядовитый капкейк на фиолетовом подносе.
        - Ну как вам ответить, - действительно задумался чапель, - Если берём двенадцатеричную систему исчисления, то один вектор моего ответа, ежели мы…
       - Нельзя ли просто дать самый простой ответ? – раздражённо прервал сыщик, ненавистно разглядывая зернистую жёлтую кашу в пластиковой тарелке.
       - Э, нет, - помахал длинным музыкальным чапель, -  вы же присели со мной за сей непритязательный силиконовый…
       - он не силиконовый…
      - столик, стало быть, вы рассчитываете на длительную полноценную беседу. Не так ли? Так ли, - ответил за краснобаева чапель, - Про постороннюю обязательно поведаю, но для начала скажите, сударь мой, как долго шли осиновые 90-е?
      - Хм…очень долго, вероятно, - буркнул краснобаев, подперев чисто выбритую намыленную щёку.
      - Вот именно, - торжествовал чапель, отделяя от капкейка кислотную шляпку, - осинник правил все 90-е, но они весьма застряли в нашем со-знании, как…ну как…ну не знаю, что. А вот, например, годы правления владислава владиславовича – весьма быстро; помнится, он недавно только зашёл на вахту. Как вчера. Буквально. Также стремительно пролетела так называя вторая мировая. Мировых войн-то, сударь вы мой, было гораздо больше. Разве 30-тилетняя не была мировой? безусловно была. А северная? а семилетняя? а с бонапартом? И задался я, сударь вы мой, следующим вопросом: а есть ли логика какая в войнах? С точки зрения Провидения? истории? безусловно. Вот многие…гм…талдычут о функциональных двойниках, дескать, николай первый – это сталин XIX столетия. И приводят уйму доводов. Что могу вам, точней им, заявить…враки…николай-то романов-то проиграл крымскую или, как называют оную, восточную войну, а советские народы под руководством красного монарха выиграли. Почему? Естественно Господь Бог помог. Ну а ещё почему? А вот почему. Дело в том, сударь вы мой, что в 1857 г. окончился цикл. Вот почему. Интервал же 1941 – 1945 гг. самая середина следующего цикла, вот почему, кроме всего прочего, и не проиграли предки наши. Господь Бог специально расположил великую отечественную в середине цикла, чтобы у наших предков больше было шансов выиграть. Цикл занимает примерно 60 – 72 лет. Плюс-минус 4 года. Так что николай второй проиграл-то первую мировую, потому как цикл закончился. Вот почему, сударь ты мой. Обоим николаям не повезло выпасть на окончание их же циклов. А по сему вам такая история, весьма трогательная, на мой взгляд. Опус мой, опыт, соизвольте ознакомиться. Не сочтите за труд, - и чапель извлёк из наспинного кармана документ:
 
«рetrus romanus

          русские же самодержцы изначала сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи... посмотри на всё это и подумай, какое управление бывает при многоначалии и многовластии… И в том ли благочестие, чтобы не управлять царством, и злодеев не удерживать в узде

иоанн IV васильевич

     пётр алексеевич уставился на продавленный носок мягкого шеврового сапога.
  - Отправили вам отснятые материалы, когда вы ещё отдыхали в сочах, - уточнил измождённый, блеклый эйзенштейн.
     Теперь царь косится на грязные калоши режиссёра.
   - товарищи, - царь обводит прищуренным взглядом окружающих, - товарищ эйзенштейн считает, что ми… ми, то есть, я и товарищ меньщиков, да и другие товарищи, не работаем, а отдыхаем. Неправильная постановка вопроса.
    - гнида буржуйская, - глубокомысленно замечает товарищ меншиков и хлопает себя по глобусному пузу.
    - каков нахал, - равнодушно бросает реплику тот, кто её бросает.
    - ващ фильм получился каким-то лубощным, сергей михайловищ, - заключает товарищ романов и тут же замечает, что нос у товарища режиссёра гораздо объёмней, чем, например, у товарища меншикова или, например, у неизвестного товарища, который бросает реплику. Здесь император автоматически касается собственного шнобеля и начинает измерять форму. Убедившись, что царский нос меньше евр…режиссёрского, правитель бросает взгляд на дебелую бабенцию в тёмном углу – дама оптимистически кивает, подхватывает оборки вечернего платья и направляется к сидящим:
     - Здравствуй, государь, - воркует женщина.
     - Здравствуй, женщина, - цедит сквозь зубы государь.
     - Всё ждала, когда освободитесь, а ждать умею, но…приходится пальцами щёлкать.
     - Какие пальцы? Зачем щёлкать? Как здесь оказалась? кто привёл? даниловищ, кто эта дородная помещица?
        Светлейший князь не отвечает: взгляд застыл; «убила?!» - император ревёт, хватает её за тощую шею. – «грабли-то свои прибереги для вельмож иных. Ибо я – клио; азъ есмъ Дух гистории. Как видишь, царь, щёлкнула пальцами и сановники твои – в небытии». – «А что такое небытие?» – недоверчиво спрашивает романов, набивая трубку вонючим табаком. – «небытие? Как бы тебе доходчивей объяснить… Ну…брата своего помнишь, ивана? С которым вдвоем на троне сидели?» – Конечно, помню. Надеюсь, тоже меня помнит. Надеюсь…. К чему клонишь?» – «Как хорошо его помнишь?» – «Уже смутно. У меня в голове иные заботы». – «Так твой братец в небытии». – «В аду что ли?» – «Примерно… В общем, пришла уточнить одну информацию. Скажем так, прояснить». – «Проясняй, коли пришла, да не забудь вернуть мужиков моих», - усмехается пётр и закуривает трубку.
         - «Отравят тебя люди твои, царь». – «кто?» – «кузькин. Затем же он сам сделается царём почти на 12 лет. Но и он не устоит перед ветром истории; сменит его бровастый и будет править империей 12 активных лет, а в последние 4 года фактически руководить будет помощник бровастого – чахоточный… но и тот уйдёт в небытие. Место чахоточного займёт клеймённый, приблизит к себе альбиноса, который и свергнет клеймённого, да вместе с ним и разрушит твою империю. Так что…так что предлагаю сделку».
          – «А пощему я обязан тыбе Верить, голубущка?» – молодецки усмехается государь, делая довольно продолжительный затяг, - «А вот почему», - интригующе парирует клио и наклоняется к уху петра; женщина шепчет мужчине то, что шепчет, и он меняется в лице, выпуская облако густого дыма.
           - «Есть ли альтернатива?» – глухо басит царь. – «Есть», - деловито реагирует клио: «Эти годы унижений должны иметь место. То есть весь мир будет смотреть на вашу страну и презирать ваше падение. Да, такой поэтичный образ глубоко раненого медведя. Но… но затем вы воспрянете Духом! И вновь твоя империя возродится ещё более могущественной. Так-то… повторяю, можешь согласиться, а можешь, и нет. Какие нестандартные трубки, экзотические такие!», - гостья неопределённо указывает крючковатым пальцем на одну из десяток подсвеченных полок, расположенных вдоль стен государевой комнаты.
          взгляд останавливается на трубке, выполненной из кукурузного початка корпорации сhamp. Рядом располагается громоздкий «бильярд», своего рода эффектная композиция, где иван грозный и рузвельт играют в шахматы; женщина с интересом отмечает два серебряных «яблока» с довольно внушительными табачными камерами. Вообще, каждая из трубок находится на небольшом овальном пьедестале с благодарственной надписью царю. Здесь внимание клио привлекает калабаш ну с очень длинным малахитовым мундштуком, взор скользит по прямому стволу и…останавливается на выгравированной подписи, столь мелкой, и… дама щурится, наконец, достаёт лорнет… прикладывает к глазу и…внезапно меняется в лице; поражённая гостья оборачивается к визави, снисходительно комментирующего: «В противовес табачной камере в задней части трубки расположена воздушная камера, охлаждающая и осушающая табачный дым. Эта система имеет название «обратный калабаш».      
          женщина намеревается заговорить, но, словно передумав, холодно уточняет: «Что надумали, пётр алексеевич?» – «Перед тем, как оглашу рещение, ответьте на адын вопрос». – «Если можно будет ответить, то, разумеется, отвечу. Куда денусь с подводной лодки», - усмехается дама. – «Сколько лэт продлится это... это дипломатическое уныжение моей страны?» – «36 лет». – «Тогда согласэн».         
          клио, кажется, раздосадована: «я – потрясена, милый друг; вы – первый, кто согласился. А за сына не беспокойтесь. Под моим чутким руководством из него выйдет достойный….специалист; он же — ваш первенец. Правда…никогда его не увидите. В конце концов, у вас ещё лиза есть. У неё доброе сердце и нрав, достойный великой государыни. Ах, да, чуть не забыла. Ещё одна в вашу коллекцию». – гостья протягивает петру алексеевичу эбонитовый бент, чья чаша выполнена в виде мужской головы: «чья это голова?» - «Да… так, - пожимает обнажёнными плечами дух истории, - одного карликового императора французов, он был быком… быки всегда…огребают по уши. Полно мне задерживать царское твоё величество, встретимся, небось, в следующем веке».
          Лёгкий саронг клио уходит в пол, проходит мимо полок, воздушная пачка с облегающим лифом едва соприкасается с сидящими за столом, и дама в голубом сари растворяется в пространстве. – «А щёлкать пальцами я буду?» – недовольно бурчит товарищ романов, и клио щёлкает пальцами». 


        - Пффф, слог – недурен, - замечает краснобаев, - Но что это я должен из этого понять?
        - Благодарю, - зарделся румянцем чапель, - Как что? Логику истории.
        - То, что сталин – это пётр первый XX в., доказал толстой в одноимённом романе, - флегматично протянул александр валерьевич, - И то, что джугашивили называли иосифом грозным, тоже известно. В чём новаторство-то?
        - То-то оно и так, но и не совсем, то есть хочу сказать, что это функции…
        - Так! – рявкнул краснобаев и стукнул кулаком – салатовый капкейк подпрыгнул, - Про постороннюю рассказывайте! Живо!
        - давайте перейдём в более…гм…уютное пространство, - нежно проворковал чапель.
       - Чем вам здесь не пространство? – буркнул краснобаев.
       - Это – пространство ушей, - манерно подмигнул чапель, как будто можно манерно подмигнуть.
       - Ну допустим, - устало махнул сыщик, и двинулись из одного пространства в другое.
       - Что-то у вас больно быстро губернаторы сменяются, - невзначай бросил краснобаев, когда лифт вынашивал их в животе. 
       - Ну…обновление власти…так сказать, - промямлил чапель, рассматривая свой зевок в стальной поверхности кубического транспортного средства.
       - А лифты до сих пор – белорусские, -  проглотил чужой зевок краснобаев, при этом нельзя понять – то ли реплика комплементарна, то ли нет, поэтому чапель решил не вдаваться в подробности. Это же не история. Верно? А чапель – пока ещё преподаватель
       - Почему у вас оранжерея – оранжевая? – полюбопытствовал краснобаев, когда доползли до кафедры.
      - вы сами же и ответили на вопрос, - звонок рассмеялся историк.
      - Весьма остроумно, - скривил морду следователь, подходя к стеклопакету, но яркий абсолютно сбивающий с ног Свет буквально не дал подойти к окну.
      - Лучше не надо, - пожаловался чапель, - могу простыть.
      - Что же Свет – такой пронзительный? Буквально чуть не ослеп.
     - А вы очки носите, как…гм…как валерий александрович, - состорожничал чапель, усаживаясь в самое тёмное место кафедры, в дальний неправильный тупой угол.
     - Такие, чтоб глаза собеседника не видеть? Эти очки имеете в виду? – усмехнулся краснобаев, плюхнувшись в кожаное чересчур кожаное красное кресло.
     - …говорят, - понизил голос чапель, - Что он не всегда носил очки.
     - Да? Это очки его носили? …говорит-то кто? – поджал пылкие чувственные губы краснобаев.
     - наталья георгиевна, например, - крайне аккуратно промолвил чапель и откинулся на спинку венского стула, от чего лицо смазалось, стало весьма неупорядоченным. Ну, это – на взгляд краснобаева. Это – его реакция. Это не наша позиция. Не позиция хора. уверяем.
     - Ну так что там с посторонней? – александр валерьевич потерял терпение. 
     - Ах да, посторонняя, - собрал кисельные мысли в кулак историк, - я, признаться, мало её знал. Когда пришёл в судостроилку устраиваться, посторонняя уже здесь числилась. Особенно ничего не делала, даже шефство не брала над перваками [от «перваков» краснобаева передёрнуло. А вас?], странная такая была…
     - Характеристика «странная» - весьма странная…и пошлая, - раздражённо перебил детектив, - Когда чей-то словарный запас сильно скуден, тогда выбирают сие прилагательное. Ведь визави всегда дотошно расспросит, что значит «странная», да будет вам известно, - краснобаев совсем разошёлся, отчего чапель вжался ещё глубже в неправильный тупой угол, и лицо историка просто-напросто перестало существовать, - Да, будет вам известно, что все мы – странные! Ну разве. Кроме меня, я – человек дела, я – человек долга, я – человек, - пламенно завершил мысль александр валерьевич указательным пальцем в сторону шкафа. Неизвестно, почему в сторону шкафа. Возможно, потому что в шкафу всегда кто-то есть? Возможно. Возможно, и нет.
      - Хорошо, - обиженно пропищал чапель, - она НЕ была странная; посторонняя – такая же, как мы; улыбалась всем. Но…иногда зайдёт на кафедру…забьётся в самый дальний неправильный и тупой угол и сидит…выжидает…наседка…и молчит часами, и сверлит мерцающим мертвенным взглядом из темноты…
      - Ну…это уж вы из другой оперы хватили, - усмехнулся александр валерьевич, - всё это дурь, всё неправда, чепуха, реникса.
      - А ещё мне не нравится чехов, - голос чапеля совсем истончился, - Потому что сам себе не помог, хотя врач. И мне никто не поможет, - заплакал в самом дальнем и тупом неправильном углу учитель истории.
      - При чём здесь чехов? - построил густой чайкой брови краснобаев [это так мы постепенно, по пазлу, даём портретную характеристику героя, особенности коллективного повествования или оправдания?].   
      - А при том, милостивый государь, что чехов всегда причём.
      - …рассказывайте о посторонней! – ударил изящным кулачком по красному-прекрасному подлокотнику краснобаев.
     - вы сливаетесь с креслом, - состорожничал чапель.
     - С чего это?
     - у вас фамилии одинаковые.
     - По ходу, вы способны рассуждать только о истории, на другие темы с вами бесполезно…
     - Отчего же? – дал петуха чапель, переходя на фальцет.
     - мне нужна наталья георгиевна. Как она хоть выглядит? Есть дополнительные признаки, указывающие на то, что наталья георгиевна – это наталья георгиевна?
     - Нет, таких признаков нет, - растерялся чапель.
     - То есть как? – изумился следователь.
     - все бабы на одно лицо, - чапель внезапно вышел из угла, и александр валерьевич понял, что не узнаёт собеседника.
17.04. 7.04.2019 

Часть вторая: чудовищная

       Как считаете, для чего хранить предания старины? Есть стандартный дежурный ответ: если мы не помним прошлое, значит, не можем контролировать настоящее и влиять на будущее. Всё так, но…для чего ещё? Конкретней, так сказать.
       Вот берём обыкновенную программу «ворд», ту, с которой работают – по привычке – писатели (по крайней мере, некоторые из них). И что? необходимые места акцентируем жирным шрифтом или курсивом или подчёркнутым. То бишь выделяем то, что хотим выделить. Таким образом делаем шаг навстречу читателю. То есть желаем быть понятыми? допустим.
        А есть ли дело вот до этих вот…хм…ухищрений наталье георгиевне, краснобаеву, чапелю и т.д. и т.п.? скажете: «нет». Ибо они – марионетки в вашем ленивом читательском со-знании. Но не так всё просто, отнюдь не просто. Поскольку упомянутые лица – реалистичны, и вы не ослышались. Не пришлось придумывать фамилии и имена. С одной стороны, сие подкупает, с другой – настораживает. Ибо коллективный рассказчик, то бишь мы – хоровое начало, единство улья, обязан в эпическом стиле подать материал; разжевать, да в рот положить. Кстати, впервые за всю свою повествовательную карьеру занимаемся подробным разжёвыванием.
        Не скажем, что путаем читателя, свидетеля эпоса, но и не уточним, что привносим ясность некоторую. Фиксация времени и пространства. Хронотоп. Как заметила одна преподавательница – елена александровна лукьянович [тоже реальный человек, преподавала в хгу]: «вот что такое кладбище? время? пространство? Или то, и другое вместе взятое. А вот, например, институт…»
        Ясен пень, что нам, вернее, вам – читателям-зрителям – важен университет, а не cemetery. Повествование с элементами рассуждения – как раз про него родного. И скорее вы – обучались в нём, в смысле не в судостроилке, но в смысле – вы получили корочку: красную или синюю. В наши времена, доисторические времена. Разумеется. Когда было всего два цвета. Белый и чёрный. Разумеется. Вот тогда всё было понятно. Нет, сейчас речь ведём не о классицизме, разговор вообще не о литературе уже идёт, если не заметили [а вы могли не заметить]. Так вот…тогда всё было предельно ясно – законы Духовного мира соблюдались неукоснительно, собственно и людей в привычном понимании не имелось. Тем не менее, речь в сию минуту или секунду, как вам больше нравится, не о тех далёких корнях, а может быть, как раз и о них. У нас, кстати, у хора то бишь, не всегда консенсус. Между прочим, не все члены нашего кружка желали рассказывать именно данную историю. Сколько ртов, столько и рассказов; утрируем, но тем не менее.
        А нонче? выйдешь из хаты на проспект, допустим, n-й, и столь цветов! У северных народов их вообще огромный кластер! всё множится, множится, фрагментируется. Затруднительно воспринимать что-либо в отрыве от основы. Сознание – хаотично, носители сознания – полифункциональны и полиинформативны. Даже мы – хор то бишь – наблюдаем в себе поляризацию мнений, нам это не особо нравится – как будто тебя из маминого животика вытащили, и ты такой орёшь и тебе больно от первого глотка загаженного инфицированного воздуха. В связи с чем мы коллегиально решаем, как далее быть. Всё-таки мы есть хор. Уже некоторые из нас не желают просто так комментировать Жизнь людей, некоторые желают фиксировать Жизнь Ангелов, вот как. А третьи – вообще жаждут иные функции приобрести. Страшно, сударь ты мой, опасно, тревожно.
        Собственно, не о том речь, всё хочется на свои внутренние проблемы одеяло перетянуть. Да у нас-то, пока тут разглагольствуем, история стоит. В буквальном смысле сего слова.
        А вот как вы [последняя ремарка в нашу сторону] считаете, читатели-дефис-зрители, историю про судостроилку ведём из прошлого или из настоящего или из Грядущего? подумайте, взвесьте. На досуге. Если в вашем времени есть досуг.

2

        Наверное, лучше начать с жести. Определённо. Чем быстрее опишем острые моменты, тем быстрее они останутся за вашими согбенными хилыми читательскими спинами.
        Итак, валерий александрович тщательно промыл собственную аудиторию, то бишь прикреплённую к нему. Иногда даже кажется, что он был способен выкупить оную. Запросто; преподаватель берёт и приобретает в собственность часть недвижимости; возразите, мол, судостроительный университет – государственное учреждение и принадлежит, стало быть, государству. Всё – так, да не так. Как бы вам это проще объяснить. За капитализмом не наступил его расцвет. За ним пришла деградация. Не сказать, что в описываемые времена – деканство натальи георгиевны – на дворе правил неофеодализм, но уж точно капитализмом нельзя назвать.
        Блин, хочется дать полную картину того времени – выпукло, объёмно, с другой стороны, читатель-зритель должен до всего сам умишком доходить. Иначе никогда плавать не научится; помните? у толстого такая метафора истории – «время-река, Жизнь-река». Всё – так, да не так. И дело не в трудностях довести нашу мысль до вашего со-знания. Просто вы пока не обладаете умением общаться без слов, вы – люди, и вам недоступны мыслеформы, хотя, когда окончим эту историю, вероятно, уже начнёте вовсю коммуникатировать при помощи мыслительных сфер. Ибо прочитывая данную историю, скажем в 2121-ом году, допустим, вы почувствуете  [вы ещё умеете это делать – чувствовать], она для вас уже не так нова, как для ребят из 2074-го года.
         понимаете, персонажи судостроилки живут в эпоху владислава владиславовича курсина, а для нас она уже прошла и не прошла одновременно. Есть функциональные правители, приходящие после разрушителей прежней системы, типа отцы нации. Так называемые стабилизаторы. Через много лет на трон взойдёт новый владислав владиславович курсин. Всё – циклично. Вот в чём дело, новым людям важно вернуться. В Сад Эдемский. До поглощения кислого плода. Неслабо мы завернули? 
          А пока всё будет повторяться: в следующей жизни краснобаев, уже с другой фамилией, и, возможно, полом, явится в университет, а там – странный учитель, ну не литературы, а истории или обществознания [в будущем предмета с подобной формулировкой нет, кстати. Такие мелочи можем раскрывать], и вновь преподавательский состав стоит перед сложным моральным выбором. В этом – круг. В смысле – приходят те, кто не выучил свой урок жизни. Так, например, один брат-близнец ссорится с другим вусмерть. В пух и в прах. В клочья. А время тикает, а время – кошка, лакающая час из миски; время поглощает время. И невдомёк брату-близнецу, что в конце XXI в. вновь родится в семье с тем же человеком, который был его братом в начале XXI в., но уже теперь тот станет ему отцом или матерью, и отношения ещё больше осложнятся, ещё печальней…
          И технологии повторяются: 7 тысяч лет назад уже было то, что сейчас в вашем времени называется интернетом и мобильными телефонами. Ибо мы знаем, ибо мы видели и уже рассказали…Выражение у них имелось – форма то бишь – иное. И название, разумеется, другое. И мы – хор – 7 тысяч лет назад рассказывали историю условной судостроилки. В другом месте и при других обстоятельствах; представьте теперь, как нам оскомину набила эта вечная история. Зато мы в курсе, кем являлись гомер и шекспир, о Великой Битве Добра и зла. Но заслужили ли вы эти знания? Пока что вы заслуживаете историю о краснобаеве и учителе литературы в пошлом коррупционном псевдо-университете. Что заработали, то и жрите.
         Итак, сын александра, преподаватель, в фиолетовых консервах, с засученными [сучьими] рукавами в резиновых жёлто-кислотных перчатках драит дощечки пола. Методично опускает широкую морду швабры в узкое ведро. Физический труд никому не вредит, даже наоборот. В особенности для валерия александровича, ему же, хрен знает, сколько лет [на самом деле мы знаем, но не хотим вас шокировать]. Мелки должны быть в полном объёме и количестве на столе. Доска должна иметь вид интерактивный и проектор не должен барахлить. Ещё чёрточки на стенах или на линолеуме в коридоре, от ботинок естественно. Их оставляют учащиеся, выпендриваются; оттирает специальными чистящими средствами валерий александрович и жвачные лепёшки канцелярским ножиком отколупывает с пола, из-под парт, со спинок стульев.      
         Не делал никогда, не занимался чужой работой, а тут, значит, хлеб у поломойщиц отбирает. К чему это?  Сейчас следователь из столицы у него поинтересуется. Прямо сейчас.   
         - Что это вы, валерий александрович, на коленях ползаете?
         - Не могу знать, - отдувается преподаватель, - Поскольку спиной к вам нахожусь, это вы…с усмешкой спросили…или…с сочувствием…
        - А вам что – сочувствие нужно? – на этот раз точно усмехается краснобаев входя в аудиторию.
        - Как знать, - задумывается валерий александрович, - Может быть, когда-то и нужно было, - гундосит, окуная махровую тряпицу в вспененную воду, - Да только было это давно и, возможно, неправда.
        - Бюджет вам новый губернатор подсократил, теперь сами уборкой занимаетесь?
        - «подсократил» - косил под «сократа»? - невозмутимо парирует.
        - Остроумно, - поджал пухлые вспененные губы советник 3-го ранга, - поведаете о посторонней людмиле ивановне?   
        - я, александр валерьевич, не так стар, дабы обо всех сотрудниках помнить, некоторых из них, не застал, - напяливает махровую тряпицу на широкую морду швабры.
       - А вот чапель совершенно иного мне…
       - чапелю пора на покой – историки быстро изнашиваются…приходится лицо менять…Дисциплина выматывает, честно скажу. Историю преподавать – опасное дело.
      - А вам?
     - Что мне?
     - Тяжело преподавать?
     - Совершенно глупые вопросы задаёте, безыскусные, неизящные.
     - Какие же тогда задавать?
     - Эстетические, из категории эстетики. Допустим, оцениваю подобный параметр, когда мне студентики стихи свои несут. Для меня эстетика – одно из оснований. А для вас?
     - Кому нужна ваша эстетика, - фыркает краснобаев наблюдая за системными телодвижениями поломойщика.
     - Не уловил вопросительной интонации в вашем…вопросе.
     - А мне лень – закон экономии речевых усилий.
     - знаете ли, что литература – это высшая форма выражения языка?
     - Допустим. И что? мне это как-то поможет раскрыть дело об убийстве вашей коллеги?
     - Допустим.
     - Что этим хотите сказать?
    - А я уже…всё сказал…всё, что хотел.
    - Почему вы всё время в очках?
    - А почему вы без них?
    - Почему-то мне не дают ознакомиться с вашим личным делом.
    - Всё – в доступе. Не скрываю ничего.
    - Как бы вы охарактеризовали коллег?
    - Никак.
    - В смысле?
    - они – никакие.
    - А если записываю вас и затем передам плёнку наталье георгиевне? 
    - вы меня не записываете, а если и так, мне всё равно.
    - Чего хотите?
   - Это блиц-опрос? вы меня интер-вью-и-ру-е-те? никогда не мог выговорить, русский язык так труден для произношения, а ваша страна – для проживания.
   - Так эмигрируйте или вы – невыездной?
   - У меня – дела.
   - вижу, какие дела. Прекрасно справляетесь с тряпкой и шваброй. 
  - играете со мной? Не советую.
  - А то, что?
  - А то, что, - валерий александрович вплотную подошёл к следователю, - Придётся остаться в нашем институте надолго.
  - ничего страшного, - фальшиво усмехнулся краснобаев, неприятно наблюдая за холодными бликами на безжизненных стёклах преподавателя, - Это же не смерть.
  - Как знать, - расплылся в улыбке валерий александрович, - некоторые ещё при Жизни умудряются умереть.
  - Как – посторонняя?
  - Как посторонняя.

     мужчины сдержанно молчали друг напротив друга, и мыльная пряжа сползала по черенку швабры с резиновых ладоней литератора. Когда лужа начала подтекать к лаковым сапожкам краснобаева, он процедил «моё почтение» и покинул аудиторию.
 
     валерий александрович нацелился на густую патоку паутины в дальнем углу.
 
3

     Через некоторое время, да, через время с неопределённым артиклем [а]; возразите, что время – неисчисляемое. И потому нельзя поставить перед ним неопределённый артикль. Дудки! Минутами, часами исчисляем. Стало быть, можно. Так вот, наши хорошие, через некоторое время [некоторое – и так русский артикль, на секундочку] аудитория заполняется статистами; хотели сказать студентами, но это – пошло, тем более, не жаждут приобретать знания, поэтому обзовём их так, как обозвали; 
       литератор включает проектор: «будем смотреть сборник короткометражек о льве толстом…обратите внимание, как встречают на платформе, а он всего лишь приехал в петербург из москвы. Ни одну рок-звезду так сегодня не принимают».
       - рок-звёзды – отстой! – крикнула низкорослая баба. 
       - рок-звёзды сосут, - подтвердила плоскодонка.
       - юная леди, - нахмурился валерий александрович, - следите за манерами.
       - да, олеся, - пискнул толстошеий шатен, - следи за манерными.
      
      аудитория ржёт, рыгает и вновь ржёт.
      валерий александрович осклабился: «Что это устроили? Как с цепи сорвались?»
      - цепные псы, - вяло скаламбурил толстошеий шатен.
      - Цепная реакция, - заметила низкорослая.
      - цепная эрекция, - съязвила плоскодонка.
      - И вообще, валерий александрович, литература нервно отсасывает в сторонке, - усмехнулся толстошеий шатен.
       - У кого интересно? – ухмыльнулся валерий александрович, переломив розовому мелку хребет.
   -  У киноиндустрии, - бодро заявила низкорослая, почёсывая междуножье.
   - С чего вы решили, юная (б)леди? – учтиво осведомился валерий александрович, откинувшись на спинку венского стула.   
   - Потому что мы и есть молодёжь, - коротко заявила плоскодонная, уверенно поправляя прокладку на виду у эрегированных самцов.
   - вы выполнили домашнее задание? – отрывисто спросил, холодно поблескивая ледяным металлом изразцовых дужек.
   - Да, я… но я тетрадь забыла, валерий александрович, - ухмыляясь заявила.
   - В пятый раз подряд?
   - Ой, ещё и считаете? какой вы – зануда, - тоскливо проитянула плоскодонная, поправляя зелёные джинсы после того, как подправила прокладку. 
   - зануда, то есть слово происходит от слова «нудизм»? – азартно переспросил толстошеий шатен плоскодонку, и аудитория взорвалась жеребячьим восторгом на проектор, на льва николаевича, грустно взирающего с интерактивной доски, на его царскую бороду, на чисто вымытые стены, на блестящего валерия александровича.    
      Когда смехач поутих, препод вкрадчиво обратился к низкорослой: «А вы, олеся, выполнили домашнее задание?».
      - я-то, - занервничала низкорослая и обернулась на ребят, - я-то…
      - Чего зависла? – злобно уставилась плоскодонная, - Отвечай преподу.
      - я выполнила, - прошептала.
     - сучка, - залаяла плоскодонка, - А мне наплела, что не фига не сделала!
     - мужики, щас баттл, начнётся, - возбудился шатен.
     - Как, олеся, - изумлённо обратился к низкорослой, - вы не дали списать своей лучшей подруге?
     - да она мне не подруга уже давно, - закричала плоскодонная, - она у лёхи сосала на прошлой неделе!
     - отбивать кавалеров у подруг – нехорошо, юная леди, - невозмутимо заметил валерий александрович и сверкнул слепящими бликами фиолетовых авиаторов.
     - Да я не виновата! И было это не на прошлой, а на позапрошлой неделе! Скажи ей, лёха.
       Но лёха был в отрубе на последней парте после бурной ночи.
     - Так-так, значит, вы подставляете подругу, юная (б)леди, - зацокал валерий александрович, указывая на проектор, - лев николаевич не одобрил бы.
     - Разрешите мне её…хм…, - запнулась олеся.
     - У меня можно и не спрашивать разрешения, вы НЕ дети, - мрачно усмехнулся, сомкнув длинные кривые пальцы на учебнике. 
      
        Но плоскодонная нанесла удар первой. И низкорослая сложилась в гармошку. Сразу. В один присест; пацаны засвистели, заулюлюкали и начали надрачивать стволы в прямом эфире; валерий александрович опустил уголки тонких губ и скрестил руки [какой же шаблон описываем! Но что поделать, носители языка допускают шаблоны]. 
       Ясен пень, низкорослая юла растерялась в первый миг, но сгруппировалась и укусила плоскодонку в междуножье. У той как раз шёл воспалительный процесс, и половые губы свисали пурпурными гроздьями, аж выпячивались из непомерно дорогой джинсовой ткани [клише на клише и клешнями погоняем!];   
       укушенная за междуножье зажала исцарапанными вспухшими ладошками это самое междуножье и воет! На весь университет практически! свист мужицкий на мгновение прекратился, валерий александрович поёжился, но щёлкнул кривыми пальцами, и вой теперь не выходит за пределы аудитории – вычищенной. Выскобленной. Вылизанной…собственноязычно.
        низкорослая покатилась упругим вакуумным мячиком, сбила с ходульных ножек плоскодонку, та клювом о столешницу впечаталась; валерий александрович поёжился во второй раз. В мгновение озверели ершистые-вихрастые бабуины и кольцо сомкнули вокруг [«мерзотное стадо», - пронеслось у кого-то из нашего хора в голове, хм, у кого же? мы ведь не комментируем, братцы! В голове? Теперь у каждого отдельная голова? Ну ёлки-палки]. 

4

        наталья георгиевна поправила серебристый буколический парик и протиснулась на кафедру; вздрогнула – в углу сидел непонятный мужчина.
       - Не пугайтесь, - мягко начал, - это я – чапель, историк.
       - голос – ваш, а лицо не ваше, - возмутилась деканша, проливая кипяток, - Всегда этот отвратительный бергамот маринка закупит, почему не жасмин? Или ромашку медовую? а?
       - маринка интриги плетёт против вас, - осадил её новолицый чапель.
       наталья георгиевна чуть не выронила керамическую раскалённую кружку: «а тебе почём знать?»
      - А я всё время в шкафу сидел и подслушивал её и…бабайкину.
      - Не поняла: бабайкина или бабайкину?
      - второй вариант, - крякнул чапель, обмакивая столетнюю сушку в чужой кипяток.
      - И сушки у неё – столетние, никак не приобретёт. Куда деньги-то ухайдокивает? – возмутилась наталья георгиевна.
      - Известно куда, - сально ухмыльнулся чапель и осторожно потрогал свой новый нос, - Как вам? нравится?
      - Что? Что маринка деньги наши транжирит? Определённо, нет, - рявкнула наталья георгиевна, и макет корабля петра первого завалился за шифоньер.   
      - Да нет же, - недовольно закашлял чапель, - говорю о моём новом лице, - обмакнул новую-старую сушку в раскалённую кружку собеседницы.
      - …гнать в шею надо, - задумчиво заключила наталья георгиевна, почёсывая парик там, где не чесался.
      - Нужна система, - скептически возразил чапель, прожёвывая вымоченный сухарь.
      - Это мой дядюшка, ну который основал судостроилку…взял её на работу.
     - Светлая память алексею петровичу
     - Не позволю разбазарить всё его наследие, всё его достояние, - стукнула миниатюрным высохшим кулачком по дубовой столешнице. Макет корабля провалился ещё глубже, утонув в тенетах и вековой пыли.
     - эти две бабы жаждут оспорить ваше решение, касательно…, - сделал паузу и дотронулся до новых скул, - Касательно подарка губернатору.
     - ненавижу баб, - пробурчала наталья георгиевна и отпила крутого кипяточка.
     - ненавижу баб, - пробурчал чапель и отпил крутого кипяточка.
     - Как? – встала в ступор деканша, - Совсем и всех?
     - Есть одна дама, прекрасная дама, по имени история…
     - «Отттого-то урания старше клио», - процитировала нг.
     - не люблю бродю, - сморщился чапель.
    - Кстати, о литературе, - сменила тон, - Давно не откровенничала по Душам с валерием александровичем.
    - У него есть Душа? – съязвило новое лицо чапеля.
    - Вот объясни мне, иван мстиславович, лицо ты поменял, а внутри всё тот же гнилой чурбан. Почему?
    - денег не хватило, - усмехнулся чапель, - Дабы и нутро почистить, вы же никак не раскошелитесь, кошёлка старая.
    - вот и предъявишь это губернатору, - отрезала нг, облюбовав ещё порцию кипятка.
    - …расскажите, пожалуйста, о нём. Как выглядит?
    - Пффффф…ну я как зашла, значит, к нему в кабинет, так и обмерла со страху…забыла черты лица.
     - Совершенно не помните? – изумился чапель, мацая новые уши.
     - А что тебе он сдался? – прищурилась нг, откусывая от кипятка самое лакомое место.
     - Ну как…хочу предложить вам избавиться от бабайкиной и от маринки, - разгладил новые морщины.
     - Как мне, прикажешь, поверить тебе? может, интригу плетёшь? Перекрёстный допрос вам устроить что ли всем?
     - Может, языку во всём признаемся? Ну, насчёт посторонней.
     - ты – дебил? Не хватает ещё и следака сюда впутывать. Вдруг они с губой на короткой ноге.
     - мы в такой провинции выживаем, - взгрустнул чапель.
     - Ну говори за себя, я регулярно к брату на его личный остров летаю. Правда, там ничего не растёт. А нет, камни растут. Но искупаться можно…ты мне зубы зубами своими не заговаривай…что надумал по поводу литератора?
     - мутный он, как, хм, как следак этот столичный.
     - Ясно всё с тобой; придётся всем одной заниматься; поставь чайник, пошла.
     - наталья георгиевна, - окрикнул в дверях.
     - Ну?
     - Не получилось из нас…коллектива…единства… да…?
     - Во всяком случае, это не моя вина…я вам что…матка какая? Да и вы…не трутни.
     - Как знать, матушка-государыня, как знать…
17.39. 3.05.2019
5

валерий александрович упаковал терракотовый журнал в верблюжий чемодан, когда на пороге сквозняком нарисовался краснобаев. 
- Эко вас занесло, александр валерьевич, - подмигнул литератор, правда никто этого не заметил, по очевидным причинам. Кроме нас, разумеется. Ведь мы – хор, мы – облы, озорны и лаяй.          
- Почему у вас так душно? Солёного железа привкус во рту, - сухо заметил следователь и вприхромку протиснулся в аудиторию, - Отчего двери – узкие? Не по правилам пожарной безопасности.
- Рабочий День – к концу, – раздражённо бросил преподаватель, перекрыв кислород ручке портфеля узловатыми зеленоватыми пальцами – сухостоем.
- А я, так сказать, во внеучебное время к вам заскочил, - огрызнулся язык, захлопывая массивные дубовые створки.
- Что же – вас на разговоры о литературе пробило? – усмехнулся валерий александрович, цокнув язычком.
- Допустим, - ухмыльнулся александр валерьевич, загородив собой выход.
- спрашивайте, пока я…Добрый, - задумался тощий литератор, втискиваясь в непростительно узкую чёрно-жёлтую пчелиную качалку.
- По долгу службы…службы родительской… приходится перелистывать «войну и пере-Мирие». Только сейчас заметил бедность и скучность языка. Не скупость, но – скучность; характеры – неправдоподобные. Особенно – пьер; толстой рисует безухова крупными мазками – бесформенный, неуклюжий, смотрит через очки. А через что, собственно, герой должен глядеть? Данные эпитеты – толстый и неуклюжий – постоянные эпитеты пьера. С достоевским подобного чувства не возникает, даже нарочитая тавтология любого романа – приём; лев николаевич выигрывает только на фоне описания семейства ростовых, конкретнее – детей. Но пожилыми персонажам автор первого русского романа-эпопеи перекармливает – анна михайловна, просящая за сына бориса у василия курагина, ничем не отличается в поведении от анны павловны шерер. В какой-то момент возникает героиня карагина, что созвучно курагиным, от чего слегка столбенеешь; непутёвый сын князя василия – анатоль курагин – ходячая декоративная ширма, персонаж-функция, тряпичный мишка – в этой связи даже помещики из «мёртвых душ» достовернее и выпуклей. Эпитеты, даже у любимых героев, их сопровождающие – выбраны неудачно; ручки князя андрея… Что? И это постоянно – маленькие ручки… отвращение и негодование. Про известную верхнюю губку с чёрными усиками у супруги болконского – здесь и говорить неуместно, настолько общее место. Постоянные флешбеки, разжёвывание материала, когда я уже понял, в чём Суть, нет, прозаик продолжает меня кормить глаголами действия. При этом слово «сказал» - возможно, единственное, одинокое без синонимов у автора. 2 героя ведут диалог: сказал, сказал, сказал… уродливо, глупо и гнусно по отношению к проницательному читателю. Отдельного внимания заслуживает наташа ростова, ведущая себя в стиле пацанки, что, собственно говоря, раздражает; характер и поведение – явно мужские. Наиболее удачные и весьма симпатичные получились николай ростов, долохов и борис. К остальным испытываешь нечто вроде сумятицы – гнев, раздражение, апатия и снова – гнев… несимпатичные мысли о мастерстве льва николаевича… Что? пугает?... Да, и это тоже. После чего наступает снисхождение и отеческое подбадривание читателя: мол, ты, конечно, дедушка, молодец, гигант мысли. Да, мысли. Но не художественной системы, не работы с формой. А впереди ещё три тома.
-  Если учесть, что всех персонажей писал с прототипов, то приходим к выводу: не персонаж-функция, а человек человеку – функция, - дружелюбно улыбнулся литератор.
-  Не все персонажи – прототипы : ))) далеко не все).
- …ознакомьтесь, в прошлом году статью на арзамасе (вроде бы) читал, там приведены все, с кого срисовывал. 
- И в чём различие в чём совпадение?
- Там практически все.
- Возможно, «война и пере-Мирие» был тренировкой для выписывания героев «Восресения»? Тем не менее. Это моё мнение «профессионального» читателя.
- профессиональный читатель? единорог что ли? – горько улыбнулся преподаватель.
- Дело не в придирке к прототипам, а к тому, о чём сказал ранее. Художественная система, приёмы, образы.
- Если вам интересно скромное мнение учителя словесности, то для меня вся эпопея сводится к двум эпизодам: александр первый кормит бисквитами озверевший народ и убийство верещагина. Вот вам, - валерий александрович нехорошо усмехнулся, - И весь пересказ великого романа…романа как жанра…который умер. Но, но самый живой там николай, потому что – бежит.
- Нет, потому что – харизматичный.
- То, что он бежит, и на ком женится, выстраивает персонажа от и до; он не озеро; он – река; река времён, в которой гибнут фанатичные солдаты французского королька; г’остов – г'ека. А остальные – озёра.
- мне больше всех нравился всегда пьер.
- А мне – нет; неповоротливый мясистый медведь. С наивными убеждениями.
- Почему наполеона принижаете?
- А за что его возвышать?
- создал прообраз европейской конституции.
- проституции?
- вы – вульгарны.
- а вы – фамильярны, - преподаватель задумался и хлёстко добавил, - И банальны.
- кто убил постороннюю?
- посторонний.
- вы в своём уме?
- а вы?
- Почему у вас на стенах малозначительные фигуры русской литературы?
- Это для вас они – малозначительны.
- Скоро в образовательных учреждениях повесят…камеры.
- Скоро нас всех повесят, - пустил ехидну литератор, разложив синие рукава вдоль подлокотников.
- Чего вы хотите?
- Это блиц?
- Если расцениваете, то да.
- Как понимаю, просите у меня помощи, - валерий александрович едко улыбнулся, - Слезно и горестно.
- М…да, - покраснел краснобаев, - Вокруг меня непробиваемый кокон…весь преподавательский состав скрывает…
- Нет, отнюдь не весь, - мягко возразил литератор.
- Значит…значит…поможете? – робко вопросил александр валерьевич.
- А что получу взамен? – авиаторы преподавателя сверкнули обжигающим блеском, оцарапав восточный мясистый нос детектива.
- А что вы сами об этом думаете? – после непродолжительной паузы краснобаев нехотя пошёл на – кажущуюся ему поверхностной – уступку.
- оставьте в покое наш милый, - валерий александрович то ли рыкнул, то ли йокнул, в общем издал тот звук, который можно определить, как животный смех, - Среднетехнический факультет; забудьте о посторонней…людмиле васильевне.
- ивановне.
- В общем забудьте о посторонней.
- Почему-то в вашем учреждении…
- моём? – поднял брови [ну если бы они у него были] преподаватель.
- У меня возникли проблемы с памятью.
- «Где-то у реки в маленьком саду созрела вишня…наклонясь до земли».
- вынужден вновь по второму и третьему кругу переспрашивать, что случилось, вести допрос…и допрос не клеится…
- «Оттого-то урания старше клио».
- Кажется, прибыл недавно в ваше учреждение
- моё?
- … а вот как будто целый год прошёл…
- умер.
- кто? Или что?
- постмодернизм.
- И?
- Что и? на смену ему пришло понятие, связанное с Благом, Добром…нужен термин…желательно на санскрите…, - задумчиво продолжал валерий александрович хладнокровно вглядываясь в безжалостные яркие окна. Стёкла очков отражали стёкла окон. Блики отбивали блики.
язык выждал паузу и промычал нечто невразумительное, дескать, обратите на меня внимание.
- Зачем вы роетесь в прошлом? – резко обернулся к краснобаеву.
- Потому что я – исследователь прошлого, - смутился сыщик, - Того, что уже случилось.
- Но ведь вы не археолог, не историк, - буркнул валерий александрович. 
- Зато чапель – хороший историк, - любезно улыбнулся детектив.   
- Если бы не было ни убийств, ни грабежей и других бед, чем бы вы занялись? – преподаватель с любопытством оглядел сюртук и весь непритязательный вид александра валерьевича.
- Не…Знаю…нашёл бы отца, - тихо вымолвил краснобаев.
- Фу как банально! – скривил рожу валерий александрович.
- Почему?
- Не повторяйте шаблонных героев кино и литературы, - преподаватель порылся в телячьем портфеле [следователь только сейчас обратил внимание на старинный орнамент на нём и…иероглифы] и извлёк зелёную папку.
- Какой замечательный саквояж, - достойно оценил краснобаев жадно оглядывая изразцовые костяные ручки.      
- Да…кожа…практически из древнего египта…до завоевания арабскими племенами. Кстати, это неплохо, что вы отца ищете. Это – жизненно. Это – вас характеризует. У нас всё-таки не литература, а жизнь. Реальная действительность.
-  Мерси. Кстати, сомневаюсь, что кожа вашего портфеля из древнего египта, она бы уже раскрошилась.
- Как видите нет, - холодно отрезал валерий александрович, протягивая увесистую папку болотно-бутылочного цвета.
- Что это?
- Вероятно, поэма. Хотя…до поэмы не дотягивает. Медитативная лирика. Труд посторонней…
- вы что же…рылись в вещах коллеги?
- А вы не роетесь в вещах коллег? …Есть ещё вопросы? Кстати, это она создала недавно.
- Как это – недавно? она жива? Где она? какое отношение имеете к её исчезновению?
- Полегче…видели огромный тисовый шкаф в деканате?
- Да…то есть…нет.
- Так «да» или «нет»?
- Ну да.
- Так это – она: посторонняя; пришлось уберечь её от нападок коллег, она кое-что узнала…
- издеваетесь?
- Дважды повторять не буду: теперь посторонняя иногда рожает вот такие вот папки со стихами, рекомендую ознакомиться.
- А вы сняли копию с листов?
- А вы как думаете? – усмехнулся валерий александрович с треском поднимаясь из кресла. – Пффф…невозможная духота.
- Так давайте откроем окна.
- Не получится, - поджал губы преподаватель, - Здесь всё настолько монолитно, настолько уселось, спрессовалось друг с другом.
- …займусь чтением, - с энтузиазмом воскликнул краснобаев.
- Берегите глаза, - назидательно намекнул валерий александрович, осторожно ощупывая холодную оправу фиолетовых авиаторов и уже протискиваясь в узкий проём.
- «Центурии шкафа», - прочитал краснобаев. Белый шрифт на салатовой обложке 48-страничной клеточной тетради.

6. Центурии шкафа

первая центурия шкафа

Взять пустоту, запереть в шкафу,
шкаф поглощает любые формы:
счетчик, паяльник, торшер, дрофу,
даже влезает верблюд трехгорбый,
маму и бабушку, самокат.
шкаф умещает наземный Ад.
хари харассмента, мордора морды,
хордовых тварей и тех, кто без хорды,
шкаф выполняет рабочую роль,
в шкаф не стучи, не тревожь в нем рой.
II
орден немецкий – монгольские орды,
зеркало, томик английских острот.
Лапкой гостей намывает кот,
чтобы направить к шкафу их стопы.
Помнишь, как в детстве играли в «сардины»:
надо набиться в глухой шифоньер,
слиплись друг с другом во тьме мужчины,
бабы, количество влажных тел
напоминает о шпротах в вагоне,
о головастиках в гладком гондоне.
III
шкаф поглощает семейную боль:
горе отца, серебристые пряди.
В поле один принимает бой
в клетках чернильных рабочей тетради
шкаф рассыхается от дождей
в поле магнитном и куликовом.
шкаф поглощает спиральное Слово,
спрятав от палочки палачей,
спрятав марата от робеспьера,
спрятав в портьере другую портьеру.
IV
шкаф принимает любую тварь,
шкаф расширяет внутри Словарь,
действует веско согласно законам
физики, химии Господа Бога.
шкаф понимает, в чем суть широт,
стоит поглубже разинуть рот,
он поглотит миллиарды впадин,
гор, заштрихованных в детской тетради.
шкаф распирает чужая Речь,
чтобы от Речи своей отвлечь.
V
Если водящий нашел тебя,
это не значит, что всем раструбят
и обнаружат заветное место,
мальчик с тобою запрется в шкаф.
Это – по правилам, то есть честно,
мегалодон и пятнистый жираф –
все соблюдают законы шкафа.
Правила «детских» сырых сардин.
Хайпа не надо – не надо хайпа,
тот, кто последний, уже водил.
VI
шкаф поглощает убытки, убыль,
траты, утраты, тугой кошель.
шкаф не мамаша – не ставит в угол
(в каждом углу есть бездонная щель),
шкаф раскрывает любому дверь.
шкаф не в тени. Но бросает тень.
Есть только шкаф и широкое поле.
В поле курганы и муравьи.
шкаф – существительное в глаголе.
шкаф не Любовь, но он полон Любви.
VII
мальчик считает до тридцати,
лбом прижимаясь к резному кургану.
Что он отыщет, когда пути
к шкафу ведут. К Абсолютному шкафу.
юный ботаник, ловец цикад,
пробует носом, ушами ветер.
Поле – покатое, шкаф – покат,
мебель малец наконец заметил.
Не различает размеров шкаф –
робкий шажок или взрослый шаг.
VIII
шкаф поглощает косу и косу,
шкаф ни за что не задаст вопроса,
он – молчалив, он для туч – утес,
стало быть, лермонтовский вопрос
шкафу знаком. И знакомо Время.
Поле покинуто – шкаф на арене
взоры сенаторов, тигров и львов
плоских плебеев, других мальков
к граням рябиновым разом привлек.
царь Слово взял, сплюнув семку в кулёк:
IX
«хули застыли? Берите меч.
Испотрошить. Изрубить. Извлечь
все, что сокрыто внутри, снести
детям моим под пурпурным шатром.
Ну же, гоморра, ату, содом!
Не нарушайте имперский стиль».
львы встрепенулись, летят на шкаф,
он проглотил их, и шкаф был прав.
рестлер безухий, песок с трибун,
прах императоров с узких урн,
X
тоги, порфира и вещный рим –
шкаф итальянский сапог поглотил.
Собственно, все подошло к концу,
кроме тебя... я у шкафа жду:
шкаф невозможно остановить –
как и меня, мой язык – ядовит,
помнишь, как мы собирались стать
целым одним и одну Благодать
через Него получать? Ну что ж…
вещи – в шкафу, значит, ты – придёшь.

Вторая центурия шкафа

шкаф появился из ниоткуда.
Может быть, в поле всегда стоял.
ты бы сказал, он наполнен посудой,
шкаф – как эрекция, как стояк.
шкаф перегружен костлявым хламом,
гжелью, эмалью и хохломой.
Хочешь бери – на лицо халява,
шкаф – керамический чайный покой.
шкаф не угроза, шкаф не намёк,
чтоб ты на поле ковром прилёг.
II
шкаф – из орешника, из рябины,
цвет восходящего Солнца, цвет
супрематизма, кубизма, картины,
может Быть, только в моей голове.
Так поддержи меня перед комодом,
перед сервантом, перед…уходом.
шкаф перетянут ремнями кожи,
дверцы зеркалят твое лицо.
Долго б стоять ты не смог, он – может
пред окончанием, перед концом
III
мира земного, и коромысло
возле колодца наклонено.
В нем есть вода. А вода – это числа
или большое одно число.
шкаф запирается изнутри.
Счёт ни на раз, ни на два, ни на Три!
Счёт произносится в темноте,
взор свой разуй и меня ищи.
Что ты найти так в шкафу хотел –
Крепость? Спасенье? персея Щит?
IV
Дверь отражает одно лицо,
змеи свились перед шкафом кольцом,
что ты нашел в этой пыльной посуде?
Где ты нашел, через миг потерял.
Не угадаешь, в шкафу что будет –
матерь какая, какой материал?
мать натирает цветным полотенцем
чашки и блюдца и ставит в шкаф.
В женском фарфоровом кукольном тельце
тварь принимает тебя за лошка.
V
Просто запомни, что мать – туман,
женщина в марле, в накидке пурпурной
в липких перчатках – узорная урна,
руку просунешь – на дне капкан.
мать преграждает дорогу в шкаф,
мать – это к шкафу последний шаг,
мать натирает до блеска чайник,
шкаф разродится вот-вот серебром,
медью, латунью и прочей начальной
утварью. шкаф – это цинк и хром.
VI
мать не даёт разродиться шкафу,
ты бы помог, повивальный друг.
мать устрани хоть шарфом, хоть шарфом
взгляд завяжи, перекрой нутру.
Лампочки, щетки и лысый глобус
с полок просыплются на траву,
змей передавят. Итак, попробуй
мать запереть в шкафу.
Дай же свободу конкретным вещам:
бабочкам, тростям, цилиндрам, плащам.
VII
Пробка, керамика, циркуль и атлас,
трактор, линейка, бинокль и борщ –
всех их отпустит резиновый аргус,
если ты мать запрешь.
Будем считать – запечатал мамашу:
шкаф породил сразу ели и пни,
хворост, озера, бумагу, бумажник,
Выбери нужную вещь. Подчеркни.
Видишь, как шкаф им свободу и волю
дарит на вязком навозном поле.
VIII
Славно в шкафу расчищается место,
шкаф, как и ты, из того же теста,
вы – органичны, вы созданы для,
чтоб не склевала вас плесень и тля.
ты – настоящий брутал, мужчина,
запер в шкафу первобытное зло,
форму его, шелуху, личину,
многому мать меня научила
мимикой, жестами. Но – без Слов:
в лавке посудной теперь – не слон.
IX
шкаф – из кленового, прочного древа,
шкаф – это музыка. Звук извлечь
можно охотно. На опции «Речь»
выбери тембр и пол напева.
шкаф предоставит шаляпинский бас
или вишневскую и образцову.
шкаф – эталон, шкаф звучит образцово
и на контрастах, а я – контраст.
Помнишь…избила нас мать в партере?
Больше не тронет – я в шкафе уверен.
X
шкаф очень склонен менять цвета,
плотность и запах, и вес, габариты.
В поле курганы, надгробия, плиты,
ты бы сказал, что в шкафу – портал.
я бы не стал упрощать. Все – тонко.
Это – последний для шкафа День.
Морось. Джинсовку мою надень.
Ветер стегает на дверцах клеёнку.
Время обходится без вещей,
ключник – без шкафа, а шкаф – без ключей.
XI
шкаф отдыхает. Освобождён.
Вычищен. Выскоблен. Опорожнен.
Чем нам заняться теперь, дружище?
чудище в бездне, в глухом шкафу.
Помнишь у босха в сове сову?
Нет, ты не помнишь…ты взглядом ищешь...
Что-то не так? Объяснись со мной.
Время окуклится в свой выходной.
Поле свернется под ливень в трубу.
Клацает челюсть в пустом шкафу.

Третья центурия шкафа

шкаф переходит из шкафа в шкаф,
хлопают двери – пыль поднимают,
чучела сов в антресолях кивают,
сделай из шкафа корявый шаг.
совы кивают, и ты «кивай».
Разве отвалится голова?
Разве дублёнку почикает моль?
я же сказал, лучше мех шиншиллы,
ты – баба-клаус, мешочек – мой,
не утаишь в нем шило.
II
сделай из шкафа последний шаг,
чтобы свистело в моих ушах!
чтобы запомнила, как выходил!
из шифоньера, комода, серванта,
из меховых, шерстяных глубин
средневекового фолианта.
ты ведь уверена, я зову,
кто ещё может? единственный голос
сов Воскрешает, возьми сову
или обижусь, рассудком тронусь.
III
ты бы сказала, что все по-другому…
ну, предположим. И что теперь?
ты не выходишь из платяного,
не возмещаешь потерь.
я не обязан упрашивать сладко
или стелиться пурпурным ковром,
шкаф – это шкаф. Ни ночлежка, палатка
и ни доходный дом.
Вспомни себя в детском возрасте нежном,
Ну и меня…если хочешь, конечно.
IV
ты бы могла выбрать разную мебель –
ларь для зерна, неподъёмный сундук.
Только не скидывай шкаф на жребий,
так понимаешь, куда веду?
мы очковали на тонком льду
(если не выйдешь, я сам войду),
мы посещали четыре лито –
как мне казалось, без задней цели,
мы копошились, а где итог?
чучела сов до сих пор не взлетели.
V
Хватит комедию гнуть и ломать,
шкаф не обязан за шкаф отвечать.
Или обязан? Сумбурный суп…
не получается диалог.
Лучше б взяла неподъемный сундук,
я ведь подсказывал, видит Бог.
я намекал, я за клюв подводил
Это не люди тебе, а мебель!
Ну а теперь… вы один на один,
шкаф, подтверди, шкаф – свидетель.
VI
Вылети шершнем, пчелой, осой,
улей улисс бы покинул, соты…
так не прикидывайся босой,
выйди из шкафа трусцой, рысцой,
чтобы взбесились совы.
Это – несложно, услышь меня.
Это – возможно, последняя…встреча.
Выход из шкафа – предлог обвинять,
если парировать нечем.
шкаф – это шкаф, он отнюдь не вечен.
VII
Выйди из шкафа – идёт пеня,
капает мутно. И сталактиты
здесь на лицо. На лицо пенять –
больно грешно, ведь в шкафу сокрыто.
Преодолей болевой порог,
зону комфорта, убежище йети;
аргументируй, что твой потолок –
не отсидеться в буфете.
Столько шкафов я видал насквозь!
В горле встал костью твой шкаф, небось.
VIII
Не притворяйся немой, глухой,
ты притаилась, в ладонь хохочешь,
видно, в шкафу сохраняешь очи,
суп заварила (несет ухой),
только расхлёбывать кто оставил?
я припадаю к котлу устами,
все бы сложилось совсем не так?
я бы вошёл в этот шкаф уютный?
В шкаф-автомат опустил пятак,
и получил свой напиток лютый.
IX
шкаф приготовит любой коктейль,
перемиксует и переварит,
минимализм, миниотель –
но ночевать в нем не варик.
В щель наблюдаешь, а я – в замок,
скважина нефть изрыгнет из шкафа,
ключ мне не вставить в крутой кипяток,
нет, не по сеньке шапка.
Видно, придется уйти с совой,
с чучелом то бишь, с самим собой.
X
Выйди из шкафа, в глухой микрофон
всем объясни, что ты вышла из шкафа,
ты в нем сидела – отнюдь не угон,
шкаф не возьмёт неподъёмного штрафа.
Нет, не стремайся, все чучела спят.
Будем играть продолжать в молчанку?
Жаль, что я – дрыщ, что послал качалку…
шкафом глубоким твой шкаф объят.
Ну и сиди. Есть у мебели выбор.
мне новый шкаф на картишках выпал.

четвертая центурия шкафа

Бог создавал не-явленья, не-вещи,
и потому они выглядят резче,
тоньше, острее Его резца,
Он не являет толпе Лица,
Он в ниспадающем капюшоне,
Он поручил смастерить трюмо,
шкаф как кириллицу, как письмо.
Вот так занятие Бог нашел мне.
я – повинуюсь, но в том вина,
что не проделал в шкафу окна.
II
Нет, я не спорю, я шкаф стругаю,
плотник – профессия дорогая,
то бишь я бережно отношусь
к дереву, к древу и к древесине.
Сталь не нужна, ни к чему алюминий –
сруб без железа. Мотай на ус.
Будут людишки в шкафу общаться,
через него наводить контакт
с Тем, Кому стукнуло девятнадцать…
двадцать столетий тому назад.
III
я все поставил на этот шкаф:
Голос и зренье, тщедушное тело.
И захворал, красоту отдав,
шкаф – моя главная вещная тема,
дабы людишки нашли Язык
между собой, меж собой и Богом.
За шифоньер возжелал призы…
и упиваюсь в шкафу монологом…
шепот влюбленных подслушал в нём –
шахматным зависть шагнула конём.
IV
шкаф сокрывает от ливня влюбленных,
от бесконечного хищника леса.
я – возгордился, я – плоть или плотник?
Речь человечков упитанных, плотных
в честь шифоньера встречал. Было лестно.
Съёмку голодную вел беспилотник-
дрон рассекал кучевые пряди.
Стал знаменит, сразу блюда и ****и
в чат набиваются на фейсбуке:
все – одноглазы, все – одноухи.
V
льстящие лица, мерзотней друг друга.
В шкаф к вам стучится клюкой Кали-Юга.
Карма любого настигнет в шкафу,
что ж, не получится отсидеться.
Не пригодятся дзюдо и кунг-фу,
разве что в детстве, в двором детстве.
зависть к двум любящим – проба роптать
трутня вощенного на плафоне.
шкаф есть подарок, шкаф – Благодать
от Постороннего – посторонним.
VI
Жаль, что в корыстных использую шкаф,
чувства нарыл черепушкой из шкафа,
стыдно признаться, но этот шаг
в голову шел через шею жирафа.
я излечить шифоньером хотел
боль твою, пере… ходящую в боли,
я не увидел тебя в темноте
или себе не смотреть позволил?
Жертва моя – смехотворна, глупа
в свете того, что я шкаф раскопал.
VII
Чтобы не сгнил, приобрел чудо-лак,
с чувством заботы покрыл дощечки.
Боль твоя воет в моих ушах,
Любите ныть, человечки.
Любите хвори жалеть свои,
не нанимался лелеять, холить.
я тебя шкафом во всю поил,
скоро закончатся псевдо...боли.
Ради тебя я забил на мир,
как санта клаус на мой камин.
VIII
ты не читаешь совсем меня,
не восторгаешься формами формы.
Раньше оправдывал я, извинял,
понял теперь – дело в морде.
Жалость какая, совсем не пригожий.
Можешь об этом напомнить попозже.
Жизнь не заметишь – в шкафу пройдет,
будешь обкусывать ногти и локти.
Не заржавеет за мной. Комод
новый отстрою. На эшафоте.
IX
Только представь эту очередь к шкафу!
каждый желает в него попасть!
Думаешь, их посылать по кайфу?
Соображаешь, какой контраст
я создаю аномалию в мире
леса сервантов, буфетов, бюро?
Бог разберётся со мною или
вырвет для женщины новой ребро.
я не хочу подводить Отца,
но и тебя не могу отрицать.
X
Бог создал плотника, плотник – шкаф.
мыши теперь без Кота на ушах.
я не могу выполнять работу.
я был использован горем твоим.
шкаф – без горючего, без пилота.
Что из-за шкафа с собой творим?
зависть разъела меня и шкаф
к счастью чужому. и Посторонний
задним числом мне поставит шах,
вместе со шкафом на шкаф уронит.

пятая центурия шкафа

Вот и добрались до середины:               
я и рифленый рельефный куб.               
От аудита тебя отвлеку,               
переключись…на меня… на сардины.
Вспомним, как я обнаружил шкаф,
в нём схоронился, и взмокли стекла.
голод – ни дядька, ни тятька, ни тетка.
Так что ищи меня без бумаг,
бюрократических гербовых штампов.
штатный сотрудник – я выбыл из штата.
II
В офис играли, в нём чай разливал,
на побегушках я числился долго.
Ныне – в шкафу. В стоге меха иголка.
Корни у шкафа уходят в подвал.
Вместе с пыльцою просыпалась шубной
моль с молью делится тленной шуткой,
катышек с куртки – готов колобок.
я на себя накрутил всю шерсть,
куколкой скрючился в шифоньере,
плечики вжались крюками в шест.
бабочке каждой воздастся по Вере.
III
К трем плавникам присобачил шерстинки,
каждым сардинам свои сардинки,
тварь же лишила меня сардин,
Жизни настоянной, настоящей,
ненависть копится в темном шкафу,
шкаф бы закрыли на карантин,
упаковали его в черный ящик –
в море, но шкаф-поплавок на плаву.
тьма прививает сардинам сырость,
в прятки сардина сама напросилась.
IV
Время трещит из пчелиных сот,
скважины газовой и замочной,
рифмой отточенной и неточной,
мед из розетки, из пасти в рот.
Сколько ещё? я в шкафу часами –
мумия, пугало, сахарный камень,
я опоздаю на слёт, на «саммит»,
слэм поэтический или слом.
шкаф сохраняет от скверных слов,
в шкаф не войдешь, ибо мною занят.
V
Можешь представить, что шкаф пришёл
и раскопал под завалами шубы,
где я ничком задыхался бесшумно,
где поглощал меня капюшон.
Где я пластом под дубленною шкурой
моль намолол под сухим языком.
шкаф – это шлюпка, скуластая шхуна,
вот как одеждою я зашуган,
мех по трахеи ползет хвостом, 
шкаф притаился под каждым кустом.
VI
Лыко вяжу, и язык с прищуром
в скважину палит, в прицел в шкафу.
Время в шкафу – меховая фигура
Здесь, в темноте, на плаще плыву.
Нет, мне не выйти, придвинул софу
тот, кто меня схоронил под вещью.
ты не увидишь меня наяву,
шуба из шубы кроваво хлещет.
ты не запомнишь, в шкафу каком
под шерстяным погребен языком.
VII
Что я увидел, о том промолчу,
шкаф разложил части тела по полкам.
я – треугольник, а ты – треуголка.
в Шкаф мне за здравье поставь свечу.
шкаф распирает разодранной курткой,
дохлой дубленкой, дорожным плащом,
я не поведаю ни о чём,
стервой себя назови и курвой.
губы спрессованы, в блёстках и в лоске,
леской прошиты и волосом конским.
VIII
Речь подрывать – лишь энергию тратить,
шкаф языки закатал за катет –
шкаф – первозданный размеченный конус,
или изнанка нутра пирамид,
Тронь этот шкаф, и со шкафом я тронусь,
как шифоньерный вполне паразит.
Страшно узнать, что я видел из шкафа?
Был поединок, один – проиграл.
В нем на слона наезжала шавка,
может, шатенка, может, каштанка,
я присудил проигравшему балл.
IX
Видел из скважины: леди макбет
точечно бьёт по «врагам» через мужа,
как салтычиха берет арбалет…
к шкафу багряная липкая лужа.
В офисных дрязгах виновницы – бабы:
в спорах с мужчиной теряют баллы
и материнскую суть свою;
с зеркальца зеркала зерна клюют,
бабы – банальны, бабы – буквальны,
в честь наших женщин из шкафа салют.
X
Слякоть в шкафу, и свистит снегопад.
Выпусти. Вызволи. Дерево – тленно.
я забываю тебя постепенно…
выбор пальто в темноте наугад.
выбор для вешалки – туши на крючьях:
норка, шиншилла и воротник
из барсука. я в твой шкаф – проводник
через колючки…терновые сучья…
офисным овцам подай пример –
Выбери правильный шифоньер.

шестая центурия шкафа

В урну звезды – в планетарный рот
шкаф приземляется, шкафоход.
Что он найдет на болотах холодных?
Кости в надрезах в цепях и колодках?
цепи обглоданы. Разве тварь
тот, кто его снарядил в костный космос?
шкаф приволок на планету Букварь.
А за собою оставил... хоспис…
Горе людское и личное горе,
шарик в креманнице – крематорий.
II
он «прилуняясь» лицо заметил
в клюкве болот на пурпурной планете.
звёзды не выглядят в виде шара,
звёзды имеют форму звезды.
шкаф устаканился, в нем – лошара.
Пусть выбирается. Жжет костры.
Дабы согреть металлический шкаф
и заодно самому согреться.
путник не ждал здесь подобных подстав.
Вот и закончилось…детство.
III
Вот и закончилось всё, что было –
дом, дело Жизни и человек,
ночью сопевший в твой тощий затылок,
кто защищал от дворового быдла,
тот, кто устроил с земли побег.
Кратер вулкана проверил шкаф,
взял образцы красноватого грунта,
шкаф – задолбался, шкаф – не ишак.
Звон колокольный у шкафа в ушах:
«Омммм» произносит карманный Будда.
IV
«Омммм» повторяет рябой шкафонавт,
эхом по кратеру «ом» отзовётся
и отразится из древних шахт
в гулкий колодец от не-колодца.
шкаф раскопал под руинами Храм,
фреску, гравюру, фрагменты ступени.
Там, на земле, бы сказали «харам».
Сплин по утраченным миром Дарам
только дарящий вполне оценит.
Ом-Рама-Ом-Рама-Ом-Омар-Рам…
V
шкаф рукоплещет обломкам культуры,
где песнопевец вставал на котурны,
где исполнял обязательный эпос.
шкаф не раскусит себя, шкаф – ребус,
головоломка – не вытянешь репу
без стариков и котейки тучной.
Только твои старики в могиле:
бабка под дедкой, кошка под жучкой –
кладбище сказок в разрушенном мире,
где мы реальностью заплатили.
VI
шкаф прошагал и упёрся в стену,
это – единственная постройка.
Вспомни, как лез я в скафандре на сцену,
в нем декламировал «якова первого»,
то бишь пытался сыграть бессмертного,
но за спиной из царей помойка.
Но за плечами не горностай,
мантия, шлейф из пурпурной порфиры.
ты бы сказала: «король, восстань»,
как восстает полукруг транспортира
VII
над испареньем брусничных болот,
шкаф приземлился на эшафот.
ты утверждаешь, что это – пустошь,
в урне звезды новый шкаф обнаружишь.
Станешь счастливой со шкафом в шкафу.
В мебельном центре заполнив графу,
враз уяснишь, что ты дурочка с дурнем.
вспомнишь о том, кто послал твой шкаф,
кто тебе создал из звёзд анклав,
кто обеспечил грядущее в урне.
VIII
шкаф на двоих не рассчитан, вспомни –
я запечатан огнем в колоне,
стал ледяным соляным столбом,
ты за меня произносишь «оммм»,
ты за меня производишь пробы
в урне, воронке, в глухом колодце,
где спрессовались немые народы,
где попытались за шкаф бороться.
шкаф дошагал до лица великана,
в ухо залез. Как в карман из кармана.
IX
шкаф шёл по мрамору, по морям,
горы разглаживал утюгом,
шкаф – на краю. Не смотри по краям…
вот мы и встретились: «Рама-Ом».
Урну со мной на лице у титана
в устье – в уста – помолившись вложи
и наблюдай, как шкафы караваном,
стаи комодов, ряды, этажи
в Новую Землю исход ведут,
шкаф, умоляю, останься тут…
X
Что ты узнала, когда вошла
в ухо титану о чём шептала?
В урне звезды из комодов аншлаг –
шкаф Возрожденья, его начало!
ты…не расколешься, я хочу,
я заклинаю поведай праху…
Или решусь…поднесу…свечу
я ведь твой шкаф от других отличу…
по древесине, по срубу, по лаку
или…по плачу, когда в нём плакал…
21.43. 27.05.2019

Седьмая центурия шкафа

шкафчики тетрисом в плотный ряд,
в каждом Лампада и лампа горят,
в каждом отделе свой хитрый тайник,
дважды двойное, тройное дно.
шкафчик толкни – и падёт домино –
плиты, костяшки. В кольцо проводник.
Это – реакция. Цепь и сеть.
Всё, что я требую – уцелеть.
Над вестибюлем сенной козырёк
приговорил семерых. Рагнарёк?
II
мы проезжаем центральный ров.
носом сигналит шкафам ковалёв,
ибо отрезало колесом
самое важное на лице.
ты в шифоньере, а значит – цел,
будь на цепи, самый редкий сом.
Ясно, надеюсь, куда везу?
Жалостью хватит давить слезу.
Слышишь – в соседнем шкафу глухом
гоголь скребётся, поросший мхом?
III
горькая шляпа нависла тарелкой,
поезд в сознаньи шкафов – подделка,
станции имя усатый морж
дал, но забрал у читателя Веру,
Приговорил Бог его к шифоньеру.
я не везу тебя – ты везёшь.
Тянешь меня паутинкою в кольца,
шкаф о шкафах напевает хит,
мне бесполезно с тобой бороться
и вылезать из комода сухим.
IV
Вышла студентка на петроградской –
сразу же в мясо на рельсы. Пытаться
выйти не стоит – нас шкаф бережёт.
и не сбежать – неподъёмна цепь,
тумбы соткали рыбацкую сеть,
кличет шкафы Машинист в рожок.
Белые тумбочки, красные тумбы –
блок с гумилевым скользили по льду,
собственно, шкаф разрешил их «судьбы»,
если ты веришь в чужую «судьбу».
V.
Белый француз подстрелил арапчонка,
просто второй троллил очень тонко.
Выполнил частный прямой заказ.
сам кучерявый виновен задира,
стоп!... ты не слушаешь командира –
русских поэтов в шкафу пересказ!
Можно озвучу, что каждый подумал?
(в брюгге не сможешь на дно залечь)
чёрная речка есть черная речь,
что заполняет промежности трюма.
VI
я же не изверг, я цепь ослаблю.
Бра выделяет последние капли –
хватит ли Света прибыть до конечной?
мы – пионеры по туру в шкафах,
я нивелирую твой недотрах
антистихами моими, конечно.
Просто отправиться в путь внезапно
мне не впервой и шкафам – азартно.
шуба из крыс над комодом зависла.
Смысл поездки – в отсутствии смысла.
VII
шкаф размножается на ходу
в масле, в крови, в ледяном поту
кубики влажные липнут в тоннеле.
Мирно решить я пытался наш спор
и не вдохнуть под землёй спящих спор,
так что трясись на цепи в шифоньере –
генной мутации несколько стадий,
шкафчики ход не имеют задний,
только обучены слову «вперед» -
вряд ли нам крыса чумная соврет.
VIII
Глупо – разнюхивать цель поездки,
все объясненья мои – нарезки,
рваный бессвязный лубочный монтаж.
шкаф углубляется. Лес удельный
встал над шкафами Крестом нательным.
Он облегчит наш кармический стаж.
Что ты мычишь? Не балуй. Стоп-краны
вряд ли сработают в ржавом шкафу.
нас Машинист не занёс в графу –
зайцы в комоде – поддонные крабы.
IX
Счет подведи перед сном веренице
тумбочек блеющих, в шерсти комодов,
туром тебя пригласил насладиться.
Можно подумать, что здесь личный повод.
Будто бы ты – пассажир бизнес-класса,
Чё заморгал? нет в шкафу тормозов.
Смысл – комод не угадывать праздно,
шкаф расчехлить, пассажирский камзол.
я до конечной с тобой, до конца –
только посмей меня отрицать.
Х
Дай удержать эту тьму на крюках –
к вешалкам туши имеют слабость.
Станция только одна осталась,
картам не выпрыгнуть из рубах,
Не вынуждай, чтоб натравливал шкаф,
надо комодам скоромным питаться.
Просто кивни, мол, ты был неправ,
что не впустую провёл девятнадцать
лет в шифоньере в дороге мясной
с трупами русских поэтов. Со мной?
21.07 17.06.2019

комментарий из вк: «первая строфа похожа на детскую считалку. ...Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать... но у гюнтера грасса тоже подобное есть (стих про шкаф). Видимо, у каждого человека (не только поэта) что-то своё в шкафу. Вот щас вот не про скелеты...:)))» (михаил клочковский, 30 июн. в 15:42).
 
восьмая центурия шкафа

долг пробивает на писанину.
кукольный домик – элитный шкаф.
в женских кабинках – пыхтение жаб,
лоб промочив, выхожу к пианино
баха сыграю столичному быдлу,
воск проступающий с клюва вытру,
вечность продлится в шкафу антракт.
шхеришься тайно под креслами в зале –
рёбра рояля твой писк подсказали,
из-за тебя не попал в нужный такт!
II
это всё ты, егозишь без спроса,
классику куклам сыграть не дашь.
если поймаю, вгоню карандаш
в нотную морду скрипичным носом.
клавиши – слитки, куски бисквита,
вляпался в музыку, ведь мотив
мне позволяет в шкафы войти,
или – не выйти, когда – открыто.
зрители точат в пенсне свой слух,
пламя добиться пытаясь с луп.
III
в острой игре сладость боком вышла.
соло струны на конце в варенье.
шкаф – открывание, откровенье,
но до, известного шкафу, смысла.
шкаф – средоточие моли в шали,
рой плотоядных на креслокожих.
кукольный шкаф мог пройти бы обжиг,
если бы куклы его отжали.
если б не прятался ты под креслом.
строчки упали на клавиши рельсом.
IV
строчки ложатся на клавиши шпалой,
слабо привинченной гордой гардиной.
гнусным петрушкой, глухим арлекином,
сладко проткнувшего баха шпагой.
строчки вонзились когтистым смычком.
крышка рояля – надгробье над ямой,
музыка кажется плотоядной,
в ухе – бревном, а в глазах – сучком.
ты – оглушённый, совсем в отрубе
спишь калачом в барабанном трупе.
V
шкаф – переход из регистра, пассаж.
прятки – залог, что игру предашь.
прятки – причина проникнуть в глушь,
к местным реалиям приспособить
«мой» музыкальный кукольный гробик,
плакальщиц платных включить, кликуш.
куклы – бездарны, одежда на пальцах.
ты до сих пор мне торчишь за них.
зря я доверил тебе свой nick,
глупо – симпатией проникаться.
VI
шкаф – многоног и шкаф – многолик,
кликнуть успеешь меня, ведь клик –
это сохранность вещей в комоде.
если задумал гасить свой долг,
то почему инструмент умолк?
кукольных карт не озвучив в колоде.
Душу вложи в мрачный шкаф платяной,
и снизойдёт гордый взгляд ледяной.
куклы растают, и в плавленом воске
слепок проявит мои наброски.
VII
крот, выходи, утоплю напалмом
кресла, ковры, драпировку стен.
я – приступаю, танцуя степ
чётко на спинке рояля. Мало
жертв? эти воды мой шкаф очистят.
куклы твою безопасность блюдут,
но я взломал и прочёл их флуд.
шкаф их за фальшь из игры отчислит.
Это – мой хлеб. Музыкальная мера.
куклам не выплыть из шифоньера.
VIII
куколок трудно учить смиренью,
если я злобу в шкафу копил,
ты – виноват, что не помню pin!
что не удастся покинуть «келью»!
ты мне за театр игрой не плати!
музыку в кости верни и в чресла!
кожа актёров разбухла! слезла!
темные воды сокрыли кресла...
останови меня. Прекрати
боли в шкафу и свой долг во плоти.
IX
ты – результат затопления шкафа,
ты – не промолвил «прости…меня».
как режиссёр, композитор и – автор
право имею тебя обвинять!
ты – спровоцировал мой рецидив,
я не вернусь в оркестровую яму.
выйди из шкафа и вновь войди:
в шкаф обеспечь стопроцентную явку,
вечный должник, ты увязнешь в рояле,
в кукольном домике мы застряли.
X
долг платежом – музыкальным – красен,
баха цитирую, ты – не классик.
клавишей хлюпать в шкафу сыром.
куклы тряпичные кверху брюхом.
ты не поёшь – не работаешь ртом,
тело твоё за портьерой унюхал.
облик забытый напомню тем,
что приоткрою твоё покрывало.
или…не буду. В шкафу навалом
кукол ещё и несыгранных тем.
15.03. 30.06.2019

девятая центурия шкафа

липовый мёд, беззастенчиво липнут
к миске моей три пижамные пасти,
завтрак – из пластика, кружка – пластик.
либо нас мёртвыми морят, либо…
мир разрешили с полезною пищей,
пасти – немы от бамбуковых прутьев.
нет интернета, но я – подписчик
коек, дверей, этажерок, стульев,
комнат батутных, губой обитых.
глупо – на вещи держать обиды.
II
скоро – двенадцать, и нас в коробку
литерой звёздной с Небес погонят
полюбоваться; ведь я – поклонник
в Небе кроссвордов; и пусть коробит
тех, кто нас иксом распял «на вязки»,
тех, кто приставлен в пижамах к нам....
мы – ведь обдолбанные в коляске,
нас подвезут поглазеть из окна,
где Ты в пижаме взошёл на фонтан,
как знаменосец с крестом на танк.
III
это действительно побудило
выяснить, как избежать горнила
после того, как застрял здесь, после…
что я промолвил? …чего сказал?
только коляска команду «назад»
не понимает – упрямый ослик.
мне во дворе шпатлевать водомёт:
бывший источник, меня зажала
форма казённая, то бишь пижама,
но буриданов осёл везёт.
IV
«дурень», - шептала в пупок пижама, -
«Твой долговязый сухой сосед,
влаги в ущербном фонтане – нет», -
и надо мной вертикально заржала…
…Ты ведь простишь, что обдолбан был?
не помешал полосатой шкуре
приговорить Тебя на дыбы…
я находился в угаре, в укуре…
грязно – свалить всё на «сонопакс»,
Ты – не сорвался, а я – не раз.
V
«аминазин» улыбнулся судну,
мантру читаю в коляске, сутру,
тихим пребуду теперь весьма,
вот и наступит в шкафу весна…
губка морская со стен в клею,
войлок из пасти, томлюсь в «резинке».
я – по пижаме Твоей скорблю –
демисезонной и зимней –
хруст клеток робы, тревожный треск,
Твой «сульфозиновый крест».
VI
скоро пропишут в табло двенадцать –
время – отсутствие языка.
нас у фонтана ведут разминаться.
я насчитал у себя двадцать пальцев.
двадцать – пока…
ибо центурия не позволит
перевалить Твой счёт.
боль – это память отсутствия боли
или чего-то ещё…
VII
паразитировать на утратах –
видимо, мой конёк.
Ты – мой отложенный оператор,
шкаф на Тебя навлёк.
в нём все пижамы разнятся цветом –
тему перевожу,
дабы не выглядеть апологетом
собственному пи…жу,
ложь отступает по всем фронтам,
Ты победил фонтан.
VIII
астры в иголках с Небес в корзину,
умер зимой и родился в зиму.
дистанционно Тебя любил,
лишь после смерти Твоей решил
раны омыть, заменить грязный бинт…
жаль, что нельзя заменить режим.
я наблюдал за судом с обвислым,
мокрым, облезлым, вонючим хвостом.
Ты разделил со мной стул и стол –
я же – уполз от креста за миской.
IX
боязно – мне повторять Твой крест,
тошно – терпеть усечение пальцев.
треснут суставы, кошмарный треск…
раньше бы я не рискнул признаться…
ну а сейчас…у плиты в пещеру
камень окуклит мои слова,
я информацию не сливал…
но и не смог отстоять нашу веру.
Ты ошибался насчёт меня.
крестик на крест не смогу менять…
X
или смогу? подскажи тот случай,
чтобы послушать мой лепет…слушай…
всё не исправить, но липовый мёд
выход во двор подсластил, к фонтану –
я залезаю, секунду – встану…
лапой мохнатою шприц берёт
легионер под ребро уколет.
может, тогда и забьёт фонтан…
примет пижама Твоя в карман
душу мою без взаимной боли…
14.01.2020 21.39 – 0:41. 18.01.2020

Десятая центурия шкафа

слякотно, щёки надул тучный ветер,
в скалы не целит – в пещеру метит.
камни трясутся над головой.
люлька подпрыгивает на соломе.
спи, милый Мальчик, смерть с тобой –
в воздух кидает тебя и ловит.
воздух – разряжен, разряд – нуля,
Ты приспособишься из пустого
переливать. Без краёв – края.
В стоге иголок искать солому.
II
ветер – трубач, заложил за щёки
смерч, ураган. Пребываю в шоке.
Выдуло всё, что нельзя продуть.
В ухо не лезут и не пройдут
нитки верблюжьи – и молоко
козье, коровье, моё пропало,
ирод спускается пауком
с лампы, не стоит его за профана –
зло – многоножка, хитра, стозевна,
щёлочки щурит, зеркальные зенки.
III
я доведу интеллект до ума,
далее – Сам, по моим лекалам,
наша пещера – уют пенала,
ты – не разбалован, не гурман,
значит, привыкнешь к любым пространствам,
следует волю включить, постараться,
станешь поэтом, Твой первый стих
в Книгу Святую мгновенно включат…
но перед этим тернец колючий,
ворон голодный Твой крест настиг…
IV
в нашу пещеру летучей мышью
грянет грядущее – автоповтор,
без тавтологии – мрак и мор,
словно отсутствие кости лишней,
ветер в пещеру принёс целлофан,
псевдоуказы наместника рима,
речь после смерти преодолима,
Бог после речи меня целовал.
текст увенчает в конце запятая,
к точкам иллюзии не питаю.
V
просто продолжи Любить людей:
девушек, юношей, праздных и нищих,
речь после смерти закатится в нишу
в горной пещере, в холодной воде.
лёд сохранит аппарат речевой,
челюсти – слепок, искусственный лёд,
речь – атавизм, словно хвост, отпадёт
в пору глухую, и ухнет – совой.
только останутся телепаты –
связь установят с Космическим Папой.
VI
Только до этого – далеко,
тысяча лет пролетит, и другая,
сына, не плачь, я ж Тебя не ругаю,
ирод расплющен под каблуком,
думаешь, я не придумала тонкий
взвешенный, зрелый, осмысленный план?
мать заложила программу в ребёнка –
вечность рингтона – колокола,
вечность ударит внутри колпака,
звуки отвалятся с языка.
VII
речь – инструмент, он своё отслужит,
завтра грядёт невербальный язык.
сложатся пазлы; войдут в пазы
зубы, которым уже не нужно
артикулировать; перед тем
Ты за язык, за единственный знак
будешь распят в духоте, в темноте.
ворон прошепчет Тебе на кресте
то, что лишает сна.      
VIII
не беспокойся – продолжу путь,
лыком не шита и съела пуд
соли морской, все слова – крестами,
выплакать нужно глазам кристаллы.
мёртвой водою в песок пройдут
звуки, осядут, истлеют, сгинут.
я перерезала пуповину
и после речи останусь тут.
щёки проткну надувале-смерчу,
шкаф пресловутый в пещере встречу.
IX (от лица поэта далее)
шкаф – это миф, потому реален,
мне захотелось собрать в стихах
тот легендарный Библейских размах,
чтобы шкафы новым жанром стали,
чтобы от боли Тебя отвлечь,
чтоб не впустую погибла речь,
чтоб на кресты мы полезли сами,
всё очень просто и проще – нет.
шкаф – мастерская и кабинет,
где Часовщик чинит в яслях память.   
X   
я просто песни Тебе пою,
мой вариант колыбельной сыну.
шкаф – не пустыня, но в нём – пустынно.
можешь оставить в шкафу скамью?
чтоб приготовиться к забытью
в личном детальном общении длинном 
эти стихи – для Тебя – не менял,
текст – из ребра, текст – из красной глины,
эти центурии сохранят
Бога в шкафу – но отнюдь не меня.
15.25 12.02.2020

           краснобаев только закончил чтение десятой центурии, но рёв, невероятно чудовищный гул, вой, смешанный со всеми дикими звуками Вселенной…заставил выпустить трактат [рукопись] из папирусных иссушенных ладоней… Оконные слепящие, неестественно слепящие стёкла вздрогнули и надулись, выпукло, пучеглазо выгнулись в нутро помещения.
           александр валерьевич поспешно покинул место чтения, створки дубовых дверей ещё долго продолжали открываться и закрываться. Наконец, когда обрели покой, то на их внутренней стороне можно было разобрать потрет geoffrey chaucer.   
21.32. 26.05.2019      
7

наталья георгиевна оглядела себя – простоволосую в зеркале шкафа, при этом зеркало исказило её черты, она вздрогнула, вздохнула и собрала редкие пряди в пучок. Карты, развешенные на подозрительных стенах, подозрительных своим материалом, вжались в самих себя. Дубовая массивная дверь приотворилась и выглянула трапециевидная голова бабайкиной:
- наталья георгиевна, надо решать.
- Что решать? – нахмурилась нг.
- Как…что…варианты развития судостроительного университета…
- Всё уже решено на голосовании…в конце концов, - фыркнула, - Не корову проигрываем. Надо место уступать молодёжи.
- Фи, - фикнула наталья михайловна, - Что же вы это…они, студенты то бишь, невразумительны и глухи.
нг обжигающе зыркнула на нм.
- я не поняла…ты, наталья михайловна, решение декана оспариваешь?
- К сожалению, вы недееспособны, - покраснела нм.
- кто же это установил? – усмехнулась нг и раскрыла створки шифоньера.
- мы выносим вам вотум недоверия, - сконфузилась нм.
- «мы – это кто»? – опешила нг.

В проём протиснулась прыщавая марина и неизвестный мужчина.

- «мы» - марина, я и иван мстиславович.
- я – чапель, - ледяным тоном представился мужчина голосом чапеля, вытирая искусственный пот с искусственного лба, - У меня вновь поменялось лицо, это подозрительный шкаф что-то со мной сделал…Каждый час не узнаю себя. Как только привыкну к новому фэйсу, приходится прощаться с внешностью.   
- вы должны изменить итоги голосования, - категорично заявила марина.
- мы должны приспосабливаться к новому времени, - высокомерно заметил нью-чапель, - Так сказать обрести новое лицо, кхе-кхе.
- …придётся скормить…студентов…, - зажала нос бабайкина, - новой губе.
- Кстати, я лично не видел нового губернатора, - оживился чапель. – Но очень жажду познакомиться. 
- Вот и познакомишься, в течение часа должен подъехать, как раз барщину подготовим. Так что губа, безусловно, есть, - отмахнулась марина, похлопывая по широким деревенским бедрам.
- чудовище, - патетично закрыла тарелочное лицо бабайкина.
- мы не вправе осуждать власть, - глубокомысленно заметила марина, наступая на нг.
коллеги начали постепенно теснить декана к шкафу.
 
8

          александр валерьевич понимал, какой разговор ожидает с валерием александровичем, тяжело ступал по линолеуму, практически подошёл к аудитории, но именно здесь и сейчас одёрнул себя: «как так? До сих пор не прочитал историю судостроилки». И мы – хор – тут же подсунули следующий текст: 

         «…государственный морской судостроительный университет – единственный в нашей стране вуз, который на трёх основных факультетах готовит морских инженеров-специалистов мирового класса по проектированию, постройке и технической эксплуатации морских судов, боевых надводных кораблей и подводных лодок, технических средств обеспечения разведки и добычи нефти, газа и других полезных ископаемых на морском дне [данные не устарели?]
          Высокий уровень подготовки выпускников судострилки и его соответствие международным стандартам подтверждены экспертами международного института морских инженеров в лондоне [лондон – последняя инстанция?], дипломы нашего университета получили признание в странах европы [допустим] и в сша [и здесь сша? А восточные страны уже не авторитет?].
           История нашего университета началась в 1902 году, когда в составе императорского политехнического института впервые был организован судостроительный отдел. С момента открытия стал необычайно престижным [прямо тут же] – первый же конкурс составил двадцать человек на место [надо же]!
            В 1917 г. отдел стал факультетом [какое совпадение в знаменательной дате], а в 1930 г. на его базе создан самостоятельный вуз – судостроительный институт, который в 1990 г. одним из первых в нашей стране получил статус технического университета и имя государственного морского технического университета, а в 1992 г., в связи с возвращением нашему городу первого имени стал называться судостроительный государственный морской технический университет;
           судостроилка по праву гордится делами своих выпускников. За минувшее столетие именно они не раз возрождали отечественный военно-морской флот (после разгрома в русско-японской войне и после гражданской войны), а в послевоенные годы создали мощнейший надводный и подводный океанский флот красного государства»; 
          
           краснобаев постучал по красному пленному дереву и ощутил боль в костяшках. А мы порадовались сами за себя как за рассказчиков – например, историографическая часть у гюго занимает одну треть романа, а у нас полстраницы. Не хило?

9
            владимир сергеевич бабайкин протирал очки за своим законным столом, когда жена пробурчала:
            - и чего ты меня не поддержал?
            - В смысле?
            - Когда голосовали относительно…гм…относительно будущего университета?
            - Во-первых, будущее касается только нашего отдела…а во-вторых – надо поступать по Совести, наташа, - бабайкин пронзил взглядом трапециевидное лицо бабайкиной.
             - знаешь что заметила? наши голоса только различаются, а вот индивидуальной речевой характеристики нет, - поджала иссохшие губы нм.
              - И она туда же…эта лингвистика даже в мою физику проникнет…
              - мы хотим свергнуть наталью георгиевну…
              - «мы» - это кто? – владимир сергеевич снял потускневшие очки и сложил в нагрудный штрихованный треугольный карман.
              - Ну действительно…взять наши слова, предложения, переписать их на листочек, разве не запутаешься, кто что говорил? какие-то мы усредненные все.
              - наташа, это – научный стиль, - мягко улыбнулся.
              - володя, это стиль бытовухи; признайся, ты уже давно не занимаешься открытиями…
              - ну и лет мне сколько, - усмехнулся бабайкин, поглаживая нагрудный карман.
              - а эйнштейн?
              - фу-ты ну-ты…заколебали меня со своим…пошлость какая… - владимир сергеевич пристально взглянул на женщину, - Однако же тварь ты – редкостная, наталья михайловна, - заключил.
              - Почему? – оторопела бабайкина.
              - тебя надо спросить…почему, - сухо отрезал, сделав вид, мол, собирается.   
              - чапель лицо поменял, - прошептала наталья михайловна.
              - Почему у нас в университете кондишн не работает? – владимир сергеевич открыл липовый шифоньер и начал проверять карманы фланелевого бежевого плаща.
              - Теперь…чапеля…не узнать, от слова «совсем», - отрывисто произнесла бабайкина, взяв со столешницы бронзовую статуэтку петра первого.
 
10

                краснобаев забежал в аудиторию и увидел двух студентов на полу. Над ними возвышался валерий александрович.
                - Что вы…это что…урок, занятие? 
                - Да, александр валерьевич, форма так сказать театральная…межпредметные связи отрабатываем, - вкрадчиво улыбнулся преподаватель, поблескивая фиолетовыми стёклами.
                - Не верьте ему, господин следователь, - выдвинулся вперед адидасный молодой человек с воблой в зубах.
                - Почему у вас рыба в зубах? Это что – знак какой-то?
                - Да, - отрезал литератор, - Знак того, что вы нам мешаете.
                - он нас связывает и скидывает в шкаф, - прогундосил парень, указывая на дальний шифоньер в аудитории.
                - До свидания, александр валерьевич, рекомендую углубиться в чтение…манускрипта…
                - Простите…помешал, виноват, - начал откланиваться краснобаев.
                - ...посмотрите сами! – закричал адидасный студент, - Если мне не верите!

                Мгновение александр валерьевич не знал, что делать, но всё-таки предпринял приближение к старинному изразцовому шифоньеру; раскрыл настежь – темно, включил лампочку в шкафу; груды тел аккуратно сложены сардинами.
                - они – не люди и далеко не студенты, - мягко прокомментировал валерий александрович.
                краснобаев отстегнул кобуру и наставил огнестрел.
                - вы целитесь в преподавателя судостроительного университета, - ласково начал литератор.
                - я целюсь в убийцу, - голос изменил краснобаеву, ему показалось, что дал петуха.
                - вы дали петуха, - сделал вывод валерий александрович.
                - Сейчас этот петух вас клюнет, - парировал александр валерьевич.
                - это не студенты, - снова возразил преподаватель, - мне осталось избавить мир вот от этого адидасного костюмчика.
                - Не позволю! – взревел следователь, возводя курок.
                - Ну вы разрешите хотя бы…хотя бы снять очки? – дружелюбно предложил литератор.

                Сей вопрос привел в ступор языка, он колебался:
 
                - И всё?
                - И всё, александр валерьевич, и всё. Всего лишь – снять очки.
               
                преподаватель поднял правую руку к дужкам. За спиной у краснобаева затрещало, заискрило, и он обернулся к шкафу – с противоположной внутренней стороны шифоньера – бабайкина и марина затаскивают тело натальи георгиевны; все уставились друг на друга. И тут маринка завопила: «очкарик лишает нас жертвоприношения!»
                Когда краснобаев обернулся к преподавателю…в общем из глаз у литератора лились два потока Света. Они сканировали адидасного паренька на полу. И следователь спустил курок. Раздался гул. И детектив закрыл уши, выронив огнестрел. 

11

          краснобаев наконец отлепил липкие ладони с восковых ушей. Всё звенит, и слюна стекает. На изнанку выворачивает.
          добрался-таки до выхода, на первом этаже…стёкла витражные повыбиты, автомобили искорёжены, искурочены;
          воют волками лютыми сирены, сигнализации. Ядовитых расцветок всполохи огненные рождаются над судостроилкой. 
          Платье артикулярное отделилось от тела краснобаевского, и само себя подбирает, и сквозь туман зелёный протискивается. С одной стороны, жарко, душно, неувеселительно одним словом, платью александра валерьевича. С другой, прозябает оно, искривляется, томится. Ясное осознание в сути платья партикулярного имеет место бысть. Но и сомнения, подозрения относительно происходящего вне университета. Что собственно случилось? То и случилось; око левое у платья партикулярного подтекает от осколков фиолетовых очков валерия александровича.
         знаете, страх у александра валерьевича, не животный, нет, и не человеческий – не объясним. И не о нём же речь ведём – речь смутную, невнятную, труднодоступную.

       - Ну что ты наделал, палам? а? мог бы просто искать отца, всё было близко, - бабуля разводит руками, сидя на вершине тел в шкафу, и сердобольно укоряет внука.
       - ты же… ум…ум…ерла, - задыхается александр валерьевич и…не слышит себя.
       - дурной какой, паламжян, - Зачем стрелял в учителя?
       - Как можешь ко мне…являться…, - краснобаев ковыряет левое ухо – в чернильницу раковины палец макает, - Ежели ты почила несколько years ago.
        - Это – вопрос? – мигает невидящими глазами старуха, закутываясь в овечью шаль.
       - тебя нет, - отмахивается липкой чернильной ладонью внучок.
       - Не слышу вопросительной интонации, - пожимает угловатыми плечами бабуля.
       - ты что – на сносях? – недоверчиво указывает оборванной фалангой пальца на пульсирующий вздыбленный живот.
       - ты всё испортил, - огорчается уужям.
       - ты повторяешься, - фыркнул красный бай. – Так и что это в воздухе? вонизм какой-то…и почему так стены дрожат? …вибрация по полу…
       глаза бабусика погрустнели: «это – губернатор, губа…она ползёт за вами всеми…она ждёт обещанных жертв…Эх, палам, зачем стрелял в учителя?»
       - он детей убил.
       - Разве они были детьми? - раскачивается на груде тел бабушка.
       - #онижедети.  И вообще… не собираюсь спорить с усопшими, - закусил вспухшую вспененную губу красный бай.
       - Э-э-э, палам! то были не студенты.
       - А кто же? – внук сдвинул брови, вернее то, что от них осталось, приближаясь к горе завёрнутых в занавески тел. 
       - Прошепчу на ухо, хоть ты теперь и глухой.
       - О? - удивлён александр валерьевич, наклоняясь к устам «беременной» старухи.
       
      То, что поведала внуку конфиденциальным образом, разумеется, привело столичного следователя в неописуемый шок, недовольство, растерянность, в скудоумие ввело даже. Пока бабусик произносила тайну, ухо покраснело у краснобаева, посинело, почернело и…отвалилось.
      Сколько силы позволяли, поплёлся на другой этаж, в кабинет преподавателя за «центуриями шкафа». Дочитывать. А их там нет. Нет и всё – без эпитетов, без прикрас, без всего. Одни существительные и глаголы. Голый текст. И король-то – голый. И король-то – голод…

12

          Ну собственно и всё; оглядели мы окрест и Душа наша уязвлена стала …
          Всё – искорежено, всё в мелких и больших порезах. Здания в округе снесены, устоял лишь один университет судостроительный. Не потому ли что место действия? Не только. Не обольщайтесь.
          Вряд ли мы поведаем ещё одну историю, для нас сия история была блистательной. Изысканной. Замечательной в основе своей. Эстетика текста, та самая, за коей мы радеем, мы – в смысле – хор. Вот и не помним, о чём говорили в начале нашей не-повести, в начале нашего не-романа, в начале не-новеллы. Жанр сами определите и доказательно, пожалуйста. История о чём? Об университете – о месте и времени, хронотопе так сказать. О людях. О не-людях.
          Это – наша последняя история. Да. Вряд ли сумеем рассказать ещё одну. В смысле – поведать-то мы поведаем, изловчимся. Но не о людях. И не о животных. И не о мёртвых. надо сказать об Ангелах, о Боге, о Запредельном-Космическом, или о нас – о хоре, на худой конец; мы ведь заслужили, дабы о нас речь вели? Нет? да?
           Это – конечная жанровая вещь; повторяемся! сказано же – вами, то бишь нами, и уже неоднократно. Порою трудно уяснить, кто из нас, кто.
           Сие Слово ни есть Слово похвальбы или хульбы. Сие Слово дало возможность показать реально существующих лиц во всей красе. Но вот вы спросите, вы – в смысле вы, а не вы или мы, но вот вы задаёте резонный вопрос: почему не увидена нами, да, всё правильно вами, а не нами, потому что мы – это мы, хор, - почему не показаны психология, мотивная структура, поведение героев?
            Да потому что не должно всё быть на блюдечке с известной всем каёмочкой! Это – наша позиция, позиция хора.
            В общем изначально должно было быть три части в истории о судостроительном университете. Часть первая: чудовищная. Часть вторая: человеческая. Часть Третья: героическая. Но получилось только на 2, ибо время сплющено, спрессовано. А ещё нас подгоняют постоянно. Мол, давайте-рассказывайте историю. Поживей.
            А теперь у нас – у хора – конфликт интересов. Кажется, мы разделились во мнениях. Это – весьма скверно, ибо так порождается зло. Как никто другой, мы столкнулись лицом к лицу с ним. И в процессе story-tellinG’а, да и, собственно, в Жизни нашей хоровой. Теперь у нас остался один выход, дабы соединиться, мы совершим тоже самое, что и краснобаев. Нет, не станем ни в кого стрелять. Просто перегрузим систему. Дабы прийти в равновесие. Все соты будут заполнены нами, улей – един, улей – невообразим, улей – каждой трубкой мёд источает, ровные соты, равные трубы. 
            О, мы так долго рассказывали истории, что забыли о себе. Но больше этого не допустим; мы усовершенствуем себя, ибо уже работаем над этим. И никто не останется в тени, и никто из нас не запачкается в обиде. Теперь мы не хор, отныне мы – хорус, chorus, сhaucer. 


18.45. 12.06.2019. окончено в День «независимости» россии. Или России.
Окончательная редакция: 2.07.2020 1:48