Восстание в Колывани

Столетие (6.07.1920г.) с начала событий в Новониколаевском уезде (Новосибирская обл.) когда тысячи крестьян, простых граждан и бывших белых офицеров подняли восстание, (названное в народе Колыванским, центр мятежа город Колывань) против советской власти, провозглашенной большевиками в 1917 году. Принеся на штыках в Сибирь разруху, смерть и рабство, Советы обманули крестьян, пообещав им свободу и землю.

Не доезжая до деревни Скалинской, на пересечении дорог, к отряду Зайцева примкнули повстанцы из деревень Паутово и Тропино, расположенных близко друг от друга. По решительному виду, Василий заметил, что настроение у крестьян боевое. Правда, военное снаряжение в примкнувшем отряде было не на должном уровне: вооружение состояло из нескольких винтовок и дробовиков, остро заточенных багров и вил. Осмотрев «войско», Зайцев строго спросил:
– Ну, бойцы, признавайтесь, кто сивуху с собой прихватил? – Не услышав ответа, пригрозил кулаком, – чтобы ни грамма в рот. Все дело испортите. В бою всем быть трезвыми, а то какие с вас вояки, коль в седле кое-как удержитесь. Нами грамотно захвачены Вьюны, и так же Колывань возьмем.
– Не-а, Василь Андреич, мы это добро как-то не додумались прихватить с собой, – разрядил обстановку паутовский парень. Посмеиваясь и храбрясь, он закончил, – вот разобьем красную сволочь, тогда и налижемся.
«Шутят, значит, крепкий дух, боевой. Это хорошо, что бодрятся, лишь бы не спасовали, когда красные стрелять начнут, – подумал полковник Мезенцев, глядя на одетых по-разному повстанцев, но переведя взгляд на подтянутых и строгих офицеров, печально заметил, – а для кого-то этот бой будет последним. Эх, совладать бы нам с этой большевистской махиной. Побольше бы народу поднять… Корнилову, Деникину, Колчаку не удалось красным хребет переломить, а тут простые крестьяне».
Зайцев, подняв руку, попросил тишины.
– Сейчас перейдем речку вброд и поедем к Кашламскому бору. Как только доберемся до Колывани, разделимся на три части. Одной будет командовать Алексей Семенович, другой подпоручик Лебедев, а остальные пойдут со мной. Господа офицеры, возглавите взводы, а главное – это сходу взять исполком советов и милицию. Если красные окажут вооруженное сопротивление, никого не щадить, убивать на месте, в плен не брать. Арестовывать коммунистов, весь актив и продработников.
– А куда всех арестованных девать?
– Волоките в Александровскую крепость в подвал.
Приблизившись к Зайцеву, Мезенцев предложил:
– Василий, выбери расторопного парня, хорошо знающего Колывань и все подъезды к ней. Нужно послать с ним в разведку еще кого-нибудь из мужиков. Пока наш отряд добирается до города, пусть они найдут Костина, бывшего городского главу или нашего офицера Титова, и раздобудут у них сведения. По крайней мере мы будем знать об обстановке в Колывани. В слепую без разведки вступать в город опасно, вдруг советы уже прознали о восстании во Вьюнах и кругом выставят засады.
Зайцев согласился с доводами полковника и, выбрав двух знакомых парней, послал в Колывань.

Повстанческая колыванская группа, оповещенная о коченевских и вьюнских событиях, сложа руки, не сидела, и все это время готовилась к мощному по своему размаху сибирскому мятежу. Наконец, получив сведения от гонца, что во Вьюнах сброшена большевистская власть и в помощь колыванцам идет вооруженный отряд, предводители комитета при поддержке бывших белых офицеров, спешно начали поднимать жителей города. Поручик Титов с подручными направился за город, чтобы повредить телеграфную связь с уездом. Вскоре провода, протянутые в НовоНиколаевск, в нескольких местах были обрезаны.
Люди, оповещенные заранее, с самого утра спешили на Базарную площадь. Еще не понимая до конца, какие изменения ожидают их в жизни, они переговаривались между собой о повстанческом комитете, о начале какого-то мятежа. Толпа шумела, напряжение нарастало, все ожидали выступления авторитетных лиц.
Председатель Горревкома Претеченский и замначальника милиции, тоже были на ногах. Встревоженные стихийным сходом, они отдали распоряжение рядовым сотрудникам, чтобы подтягивались к площади. Но к этому моменту на импровизированную трибуну поднялся Костин, руководивший городом еще при Колчаке, и громко заявил:
– Граждане колыванцы, к нам только что поступило срочное донесение: в городе Томске, в НовоНиколаевске и во многих селениях поднято восстание против коммунистов. Народ вооружается и сбрасывает с себя большевистское иго. Нужно немедленно арестовать всех большевистских руководителей в Колывани и восстановить народную власть.
– А как же советская власть? – послышался вопрос из толпы.
– Власть остается прежней – советы будут управлять народом, но без коммунистов.
К месту импровизированной трибуны приближался председатель Горревкома Претеченский с группой милиционеров. Расталкивая людей, они с решительным видом подошли к Костину.
– Прекратите сейчас же баламутить людей! Товарищ Ледовских, – обратился Претеченский к замначальнику милиции, – немедленно арестуйте этого смутьяна и всех, кто поддерживает его заговорческие планы.
Но в этот момент из толпы к помосту потянулись люди, и стали оттеснять милиционеров от Костина. Ледовских вытащил из кобуры револьвер и, размахивая им над головой, прокричал:
– Расходитесь по домам, нечего слушать этих преступников.
Ледовских для острастки выстрелил в воздух и, угрожая наганом, приблизился к Костину. И тут прозвучал еще один выстрел. Напирающая толпа мгновенно отхлынула от трибуны и все увидели повалившегося замертво замначальника милиции. Рядом, с револьвером в руке стоял поручик Титов и, взглянув решительно на председателя исполкома, приказал:
– Соблаговолите повиноваться и отдать приказ своим, чтобы сдались, или я вас сейчас же пристрелю.
– Что, да как вы смеете?!
– Вы арестованы, господин Претеченский, – заявил Чайкин, занимавший при Колчаке пост начальника милиции.
Нескольких милиционеров тут же разоружили и взволнованные люди, убедившись, что власть действительно меняется, осмелели. У некоторых мужчин в руках вдруг оказались топоры, у других появились ломы, третьи вооружились ножами.
– Граждане колыванцы! – выкрикнул офицер Шилов, – к нам в помощь приближается большой отряд повстанцев, они уже на подходе к городу. Встретим их, как братьев. Вооружайтесь, кто, чем может. Вперед, на взятие исполкома советов и милиции!
Толпа ответила неистовыми криками:
– Бей коммунистов! Громи продотрядовцев.
Быстро сформировав группы, офицеры, согласно намеченному плану, ринулись к важным советским учреждениям города. Часть людей подбежала к зданию милиции, но из разбитых окон прозвучали первые выстрелы. Один парень вскрикнул и, упав на землю, ухватился за ногу. Пуля угодила ему чуть выше колена. Ответив выстрелами, офицеры разбили основной отряд на несколько небольших групп и приказали укрыться.
В это время наблюдатель вскинул руку, молча указывая на начало улицы. Пыльное облако быстро приближалось. Показались всадники, вооруженные винтовками. Поравнявшись с Шиловым и его людьми, спрыгнули с коней и укрылись за соседними домами.
Подпоручик Лебедев, похлопав по плечу знакомого офицера, поздоровался.
– Ну, рассказывай, что тут у вас?
– Советские милиционеры засели в здании. Огонь открыли, нашего одного в ногу ранили. Выкуривать их надо оттуда. А это весь отряд? – Шилов взглянул на притаившихся мужиков.
– Две группы действуют в разных направлениях. В общем, так… Слушай мою команду. Все, кто вооружен винтовками и ружьями, по моей команде сосредоточьте огонь по окнам. Я возьму с собой несколько человек. Мы взорвем гранатами входную дверь и ворвемся внутрь.
Зашевелились сидевшие в ожидании бойцы. Как только прозвучала команда, ударил дружный залп. Милиционеры, не ожидавшие сильного напора со стороны мятежников, растерялись и, укрывшись от пуль, потеряли драгоценное время. Прозвучали два взрыва и Лебедев с бойцами устремились в развороченную дверь. Буквально за считаные секунды повстанцы заполнили здание. Два милиционера, не пожелавшие сдаться в плен, были убиты, остальные, побросав оружие, вышли в коридор с поднятыми руками. На время их закрыли в камеру, откуда выпустили двух парней, арестованных накануне за воровство лошадей. Подпоручик Лебедев освободил конокрадов и, отдав распоряжение вооружить их острыми пиками, приказал вступить в отряд повстанцев. Ошалевшие от внезапно полученной свободы и подхваченные призывами бить коммунистов, молодые люди устремились за офицерами, поспешившими по адресам, где проживали беспартийные активисты и продотрядовцы.

В здании исполкома советов царило спокойствие. Несколько человек спали, лишь только один охранник стоял на своем посту возле входной двери. После начавшихся волнений горожан на Базарной площади, часовой услышал отдаленные выстрелы, но особого значения этому не придал и продолжал стоять на посту. Через какое-то время на главной улице показались люди. Они быстро приближались к зданию исполкома. Встревоженный часовой вскинул винтовку и грозно прикрикнул:
– А ну, стоять! Чего надо?
В ответ прозвучал выстрел. От удара в грудь, часовой выронил винтовку и, удержавшись на ногах, смертельно раненный, попытался позвать на помощь. Красный боец закашлялся от хлынувшей изо рта крови. Офицер Овсянников, прицелившись, вторым выстрелом из револьвера, добил часового.
Вохровцы, поднятые шумными выстрелами, подскочили с постелей и ринулись к входной двери. Оказавшись на крыльце, они лицом к лицу встретились с повстанцами. Грянули выстрелы, и ошарашенные красные бойцы совершенно растерялись. Испугавшись, они повернули в коридор и, толкая друг друга, бросились в укрытие. Когда двое вохровцев подбежали к открытой двери кабинета, за спиной прозвучал оглушительный выстрел. Получив пулю в спину, охранник вскрикнул и, повалившись на пол, загородил проход своим телом. Его товарищ, тщетно пытаясь захлопнуть дверь, отталкивал тело ногой. Грянул выстрел из ружья, до неузнаваемости обезобразив лицо красного бойца. Повстанцы разбежались по всему зданию и, передвигаясь по коридорам, разыскивали оставшихся в живых вохровцев. Вскоре выстрелы прекратились и Овсянников, выйдя на крыльцо здания, объявил, что исполком советов полностью захвачен и перешел в руки народной власти. Вокруг раздались восторженные восклицания, и прозвучало несколько выстрелов, салютовавших о победе повстанцев.

Полковник Мезенцев и Василий Зайцев встретились на Базарной площади. Подчинявшиеся им бойцы пытались установить порядок среди собравшихся на митинг людей. Некоторые мужики и парни, подогрев себя самогонкой, вооружились топорами, вилами, пиками. Неистовствуя, они требовали продолжения мятежа. Другие призывали идти в Александровскую церковь и уничтожить арестованных коммунистов и продотрядовцев.
На площадь подошли состоятельные колыванцы: купцы, предприниматели, зажиточные крестьяне. Они воспряли духом, услышав о первых победах. Народ волновался, передавая из уст в уста новость, что большевистская власть пала и Колывань объявлена освобожденной от красного ига. Кто-то подхватил весть, объявленную бывшим градоначальником Костиным, что в НовоНиколаевске восстал народ и тоже сбросил власть коммунистов. Особенно радовались ущемленные большевиками люди, ожидавшие перемен, как никто другой. Изъятые насильно предприятия, дома, усадьбы, все это должно снова вернуться к прежним хозяевам. Земли, отобранные у состоятельных крестьян, которых советская власть нагло называла кулаками, тоже должны быть возвращены. Этим делом сейчас займутся особые команды повстанцев, направленные в коммуны, для отчуждения земель, захваченных красными комиссарами.
Мезенцев зашел на помост и, подняв руку, призвал людей к тишине. Он поздравил всех с победой.
– Уважаемые колыванцы и все, кто принимает участие в восстании, я обращаюсь к вам с огромной радостью на сердце. Первые шаги сделаны, но они были самыми легкими из тех, что предстоит нам совершить. Впереди нас ждут бои с красными сволочами, они не отдадут власть без кровопролития. Будем готовы, не страшась и достойно встретить их орды. И помните о самом главном, что дальнейшая жизнь и благополучие ваших детей и внуков, сейчас находятся в наших же руках.
Некоторые крестьяне, плохо разбирающиеся в обстановке и политике, прямо из толпы, выкрикивая, задавали вопросы Мезенцеву:
– Ты мил человек объясни одну вещь, зачем нам столько властей? Бывало царь правил, потом пришли красные, за ними белые, а теперь что, зеленые что ли?
– Ты задаешь такой вопрос, как будто большевики тебя обходили стороной. Неужели не грабили?
– А как же, и меня заставляли отдавать налог. Туточки еще один выдумали налог, масло да яйца им подавай, а не сдашь, волисполком грозился покоса лишить. Я понимаю, конечно, налоги надо платить…
– Налоги, считающиеся грабительскими для бедного человека. Да разве это налоги?! Почему мы восстали против коммунистов? В первую очередь, чтобы оградить крестьянство от чрезмерной продразверстки, от других видов налога, а именно: сдачи молока, масла, мяса, кормов для скота. Чтобы красные, военные комиссары для своих нужд не забирали у вас лошадей. Чтобы большевистские комиссары не закрывали границы губерний и волостей от крестьян, везущих на городские базары свои продукты. И наконец, чтобы погасить недовольства крестьян, возникшее от не менее важного события – это принудительной мобилизации ваших сыновей и внуков в Красную армию, – толково объяснял Мезенцев.
– Так, может еще рано скидывать советскую власть, пусть покажет себя, – раздался чей-то голос из толпы.
– Коли так поставлен вопрос, давайте спросим большинство, – продолжал отвечать Мезенцев, – граждане колыванцы, как вы относитесь к принятому большевиками декрету о хлебной монополии?
Толпа неистово загудела, послышались ругательства и однозначные выкрики.
 – Слышите!? – Мезенцев обвел рукой народное собрание, – не принимает народ этот декрет. А теперь я объясню, что за этим стоит: свободная торговля продуктами сворачивается. Губпродкомы и Уездпромкомы работают только на советское государство, а не население. Снабжение сел и деревень опустилось до низкого уровня. Крестьян заставляют свозить излишки хлеба на ссыпные пункты. Продотряды злодействуют, реквизируют у крестьян все, что только сочтут нужным. Постоянно идут столкновения крестьян с продотрядами. Губпродкомы применяют насилие. В их отрядах сплошной сброд, социальное происхождение разное: сегодня он был бедняк, а завтра уже стал продотрядовцем. Сегодня он грабил и воровал, а на следующий день уже командует бандой продотрядовцев. Вы такую власть хотите, я вас спрашиваю?
– Нет! – дружно ответила толпа.
– Одно время я вынужден был тайно жить и работать в Томске. Подпольный комитет поручил мне разобраться в одном важном деле, и я заявляю вам с полной ответственностью, что советская власть, еще хуже, чем была когда-то царская. В Томске, в НовоНиколаевске государственный аппарат разрастается чрезвычайно быстро. Коммунисты берут под контроль все, что только можно взять. Но с расширением штатов, уменьшается количество работающих и что-то производящих. Товаров не хватает. На рынке закрываются мелкие предприятия, потому создается дефицит услуг и соответственно увеличилась нехватка товаров. Возросла спекуляция. Советское государство от этого ничего не потеряло. Расширив штаты чекистов и милиции для борьбы с «черным рынком», советы продолжают распределять продукты и товары, но уже не в таком количестве. Волости не получают мыло, спички, керосин, соль. Крестьяне испытывают нехватку кос, серпов и другого сельхозинвентаря. Начало этого года сопровождалось голодом в деревнях. Грабительская продразверстка и принудительная мобилизация в Красную армию, трудовая гособязанность и принудработы с применением личного транспорта, все это послужило сильнейшим толчком для вас – крестьян, выступивших против советской власти, возглавляемой большевиками. Временное правительство, которое встанет во главе сибирского народа, прекратит это безобразие. Я предлагаю оказать содействие в выборах Учредительного собрания!
Люди поддержали его речь дружеским рукоплесканием и одобряющими возгласами.

К тому времени, выполняя приказ по обезвреживанию самых ярых сторонников советской власти, повстанцы не церемонились с захваченными в плен коммунистами. Секретарь городского ревкома Сухов, успевший за время правления большевиков показать себя с неприглядной для простых граждан стороны, бросился защищать свое семейство, схватив в руки топор. Грянул выстрел и раненный в плечо Сухов, уронив топор, попытался образумить взбунтовавшихся граждан. Получив сильный удар кулаком в лицо, он замолчал.
– Жену с детьми не трогайте, – попросил Сухов, увидев как мужчина, одетый в белогвардейскую форму, обнажает саблю.
Овсянников, поигрывая саблей, подошел к Сухову и громко, чтобы его услышали, с нескрываемой злобой, сказал:
– Ну, что, большевичек, вот и закончилась твоя власть. Пришел час расплаты. Хватит, поизмывались вы над мужиками. Все вы краснопузые смелые, когда на простого крестьянина скопом наваливаетесь. Посмотрим, чего ты стоишь. Прикрой зенки-то, ишь вытаращился, небось, страшно подыхать.
Офицер вскинул руку с саблей и рубанул с оттяжкой по шее. Сухов охнул, зашатался, но на какое-то время удержался на ногах. Прикрывшись от очередного удара, упал на колени и, съежившись, успел взглянуть на жену. Просвистев в воздухе, сабля, впилась в шею. Овсянников вложил во второй удар столько силы, что разрубил позвонки на шее коммуниста и приложи он еще чуточку усилия, голова слетела бы с плеч. Обагрившись кровью, Сухов замертво рухнул на землю. Раздался душераздирающий женский крик. Сухова рванулась к поверженному мужу, но двое повстанцев схватив ее за руки, удержали. Они с трудом оттащили женщину назад. Она вопила во всю горло и, поливая офицера отборным матом, посылала ему проклятия. Подошедший Титов глянул на нее с презрением и со злобой произнес:
– Хабалка, и кто только учил тебя русскому языку.
Небрежно кивнув в сторону кричавшей женщины, Титов сказал Овсянникову:
– Успокой ты, наконец, эту красную тварь.
Овсянников вынул револьвер из кобуры и, направив ствол, выстрелил в упор два раза. Упав рядом с поверженным трупом мужа, супруга секретаря затихла. Перепуганные до смерти дети сбились в кучу. Ребята повзрослее, прикрыв рты от ужаса, отвернулись и не в силах сдерживать себя, надрывно завыли. Младшие, ухватившись за одежду старших братьев и сестер, прижались к ним, еще до конца не осознавая, что их родители мертвы.
– Ведите этот красный выводок в Александровскую церковь, – приказал Овсянников парням, – суд решит, что делать с ними дальше, – тщательно вытерев окровавленную саблю о рубаху убитого коммуниста, махнул рукой своим бойцам и увлек за собой к следующему дому, где проживали другие активисты, обозначенные в списке.

Накануне восстания большевики отправили из Колывани в НовоНиколаевск большой обоз с конфискованным хлебом, продуктами и разными товарами. Продразверстку проводили не только в Колывани, но и в окрестных селах и деревнях. Среди крестьян усиленно распространялись слухи, что коммунисты, собрав очередной налог, пьянствуют в городе, обихаживают своих любовниц, а награбленный хлеб придерживают. С Востока мол, приближается японская армия, а с юга идет Врангель и скоро вся Сибирь освободится от большевистского ига.
После благополучной отправки обоза, в доме заведующего городским продовольственным комитетом Страхова, собрались некоторые члены исполкома и сотрудники продотряда. После ночной попойки, устроенной в честь очередной разверстки, советские работники угомонились только под утро и крепко спали.
Двое продработников пробудились от шума на улице и, отдернув занавески, припали к оконным стеклам. Со стороны центральной улицы доносились выстрелы. На улице творилось что-то непонятное: куда-то спешили люди, державшие в руках винтовки, ружья, топоры, вилы. И тут продотрядовцы увидели мужчин, одетых в белогвардейскую форму. Страшные мысли медленно, но уверенно охватывали сознание – в городе приключилась смута. Продотрядовцы понадеялись, что несчастье обойдет стороной этот двор… Надежды их рухнули, когда вооруженные люди вошли во двор. Остервенело залаяла собака, бросившись навстречу чужим людям. Прозвучал выстрел и следом раздался громкий, истошный собачий визг.
Разбуженные выстрелом и криками со двора, пробудились остальные участники попойки. Плохо соображая и, совершенно не понимая, что случилось, все бросились к окнам. Увидев вооруженных людей, исполкомовцы все же приняли решение – обороняться. Зазвенели разбитые стекла и два продотрядовца, заняв места у окон, сделали по одному выстрелу из винтовок. Со двора послышалась мужская брань и прозвучали ответные выстрелы. На кухне с полки посыпались на пол осколки глиняного горшка, задетого пулей.
– Эй, шелудивые, прекращай стрельбу, а не то дом подпалим, заживо сгорите, – прозвучало грозное предостережение, – бросай оружие и по одному с поднятыми руками выходи на улицу. Считаю до пяти.
– Что делать-то? Ведь спалят черти окаянные, – проговорил испуганно Страхов.
– Спроси, кто они такие и чего им надо?
Страхов подошел к окну и, боясь высунуться, крикнул:
– Вы кто такие будете, и по какому такому праву нападаете на представителей советской власти? Учтите, вы ответите по всей строгости…
Внезапно прозвучал выстрел. Пуля проделала отверстие в стекле и, отколов кусок штукатурки, вошла в стену.
– Один, два, три, – послышался голос, отсчитывая время. К дому с опаской приближался парень, таща в охапке кучу соломы. Исполкомовский казначей Жигинов, разволновавшись до крайности, приступил к переговорам:
– Эй, мужики, кончай стрельбу. Мы выйдем, только наперед скажите, кто вы такие?
– Все, краснопузые, ваше время кончилось, власть в городе перешла в руки восставшего народа. Выходи без разговоров, последний раз предупреждаем, спалим к чертям собачьим.
– Ну, что, сдаемся? – спросил Страхов, – ведь не убьют же они безоружных людей.
Все без исключения приняли предложение Страхова, и продотрядовцы выбросили винтовки через окно во двор. Входная дверь дома отворилась и один за другим, пять человек с поднятыми руками, вышли на крыльцо.
– А вот этого, я кажись, знаю, – Шилов подскочил к продотрядовцу и, схватив его за ворот рубахи, потащил в сторону, – эта сволочь грабила всех крестьян в округе. Только вчера они отправили целый обоз в город.
– Тащи его к сараю, порешить собаку! – выкрикнул кто-то из повстанцев.
– Вот еще один, я узнал его, – радостно произнес мужчина с пикой в руке. Направив острие в грудь испуганному продотрядовцу, повстанец прикрикнул, – а ну пошел к сараю.
– Господин офицер, – взмолился казначей Жигинов, – помилосердствуйте, не убивайте их. Ведь по принуждению они хлеб собирали у крестьян, а не по собственной воле.
– Ишь пес, как ладно залаял… А моего отца и брата тоже по принуждению к стенке поставили, – с ненавистью выпалил подпоручик Шилов, – когда эти твари краснопузые расстреливали моих родных, они не задумывались, что творят. Пусть кровью ответят…
– Господин хороший, да не мы расстрелами заведуем, – объяснял Страхов, – а уездное начальство.
– Молчи гнида, все вы одним миром мазаны. Мужики, некогда нам с ними перепираться, веди их к стенке.
– Господин подпоручик, вообще-то Василий Андреевич приказал всех пленных в одно место сгонять. Их будут судить. Негоже начинать новое правление с самосудов, – обратился к белогвардейцу повстанец Жарков, состоящий в партии правых эсеров.
– Нечего было в нас из винтовок палить, глядишь, дожили бы до вечера… А вы, я смотрю, совсем не знаете этих красных бесов, как они без суда и следствия убивают неугодных себе. Просто так – по закону военного времени, берут и в расход. Так напомню, у нас сейчас такой же закон вступил в силу.
– Знаю, знаю, но речь сейчас не о том, как они расстреливают невинных людей, а о нас – повстанцах. Что мы дадим людям, когда придем к власти? Смерть, ненависть, мщение?
– Не то вы говорите, красную проказу так просто не вытравишь из мозгов преступного сброда и большевистские комиссары знают что делают. Все они хороши, как удобрение. Земля-матушка всех примет. А будете жалеть их, сами накличете беду на свою голову.
– Да не жалко мне их. Мы должны оставаться людьми и судить советских разбойников за совершенные преступления, а невинных под одну гребенку, как это делают коммунисты, нельзя грести.
– Жарков, эсер вы и есть эсер. Вы все формальничаете в пределах закона, а большевики тем временем давят все сословия, превращая людей в рабов, а несогласных с ними – вот таким же способом, без всякого суда. Будет уже нам спорить, господин Жарков, после разберемся, кто прав, а кто виноват.
Продотрядовцы понуро подошли к внешней стенке сарая и, развернувшись, замерли в ожидании. Прозвучал зычный голос подпоручика Шилова:
– За насилие над крестьянами, за необоснованные убийства и грабежи… Пособники большевиков приговариваются к расстрелу. Приготовиться. Целься. Пли!
Грянул залп и приговоренные продработники, как подкошенные, рухнули на землю.
Шилов глянул на оставшихся в живых активистов и с нескрываемой ненавистью, сказал:
– Вас бы тоже следовало положить рядом. А ну быстро пошли к телеге, чего рты раззявили, мне ведь и передумать не долго.

Василий Зайцев и Алексей Мезенцев находились в самом центре города, где уже вовсю буйствовали разгоряченные самогоном горожане и только что прибывшие с окрестных деревень, крестьяне. Исходя из последних донесений от командиров групп, Колывань полностью перешла в руки восставших. По улицам уже бродили сомнительные компании, вооруженные, чем попало. В их развязном поведении просматривались не повстанческие порывы, а желание чем-нибудь поживиться. Как и предостерегал Зайцев, именно сейчас нужно было создавать народные дружины, чтобы поддержать порядок на улицах города. Пока милиция укрепляла советскую власть, кое-какие законы работали, но с приходом другой власти, весь порядок рушился. Повылазили конокрады, грабители, воры разных мастей, стараясь нагреть руки в суматохе и неразберихе. Именно для организации порядка подключили к работе Чайкина, бывшего начальника милиции, служившего еще при Колчаке. За время существования большевистского правления, некоторые горожане приняли советскую власть и активно помогали в укреплении коммунистического режима. Бывших белых офицеров: Овсянникова, Шилова, Титова, показавших себя умелыми и активными при захвате большевиков, назначили на командные должности, именно они повели свои отряды на розыск сочувствующих советской власти, людей. Помогали простые жители Колывани и, вылавливая активистов, вели их в созданный штаб, откуда всех арестованных конвоировали в Александровскую церковь.
К обеду в бывшем исполкоме советов была созвана городская дума, где на первом заседании торжественно объявили о свержении большевиков. Следом сформировали следственную комиссию для разбирательства в преступлениях коммунистов.
Военный штаб поручил подпоручику Лебедеву возглавить карательный отряд и первым делом направить его в «Краснореченскую» коммуну для отчуждения земли и ареста самых активных сторонников советской власти. Ближе к вечеру, собрав из крестьян и жителей Колывани отряд, Лебедев повел их в коммуну. По полученным сведениям сейчас там проживало около ста человек. Главный костяк состоял из трех десятков активных коммунаров, руководимых коммунистами, вот их в первую очередь и надлежало арестовать, а если они окажут сопротивление, то уничтожить.