Проведение

Стекляшка с вискарем укатилась куда-то в сторону.

Роман стоял на металлических перилах, аля канатоходец в цирке, и, расставив руки в сторону, пошатывался и смотрел вниз.

Маятник качался вправо...

Рома задумывался о том, чтобы прыгнуть.

Маятник качался влево...

Рома становилось страшно - и он не прыгал...

Дождь яростно хлестал его по. Мокрый халат прилипал к бедрам и спине.

Молнии шипели в пене облаков.

"Он неудачник!"

"Он все потерял."

"Почему у меня получилось, а у него нет?"

Назойливо крутились в тайфуне мыслей эти слова. Буквы крюками цеплялись в душу, и стальные цепи упорно тянули ее во все стороны, пытаясь разодрать на платки, в которые потом можно будет высморкаться. Иногда крюки отцеплялись, оставляя за собой рваные кровавые раны.

Рома хватался за сердце и кричал.

В мешках под глазами оседали мелкие слезинки.

- Пошло оно все к черту!

ВУФффф...

Теплый ветерок тряхнул тяжелые от влаги полы халата. Рома аж тряхнул босыми ногами от неожиданного наплыва тепла.

На его щеку нежно, будто рука матери, упало переливающиеся золотистое свечение.

Его взволнованному взору предстала изящная женская фигура. Дама левитировала. Ткани и пояса её бежевого балахона развевались на ветру. Рома пытался разглядеть ее лицо, но у него не вышло. Подумав, что все дело в ливне, он вытер ребром ладони лицо, но только он находил на лике четкую линию или штрих, как они начинали искривлятся и сползать в другое место.

Глаза, ее изумительно притягательные глаза напоминали прозаику калейдоскоп. Миллион вечно изменяющихся цветов и форм в бесконечной трубе. Казалось, протянешь туда руку и провалишься в эту "кроличью нору".

Женщина протягивала медленно к Роме руки с горячими пальцами.

- Иди ко мне, Рома...

Нежный хор ласковых голосов окутал писателя, обнял и погладил, чуть касаясь, все его тело. Мурашки впервые за долгое время выплыли волной.

Он неторопливо поднял трясущиеся руки и успешно, пусть и неосторожно, спрыгнул с балки.

Неуклюже качнувшись, прозаик выровнял стан и осторожно поднял голову, словно одно лишнее движение - и красавица растворится в ночи, оставив блестящий шлейф. Горло и язык щекотало.

- Иди.. - повторял хор.

Миновав столь тяжелый для хмельного разума путь, Рома приблизил свои ладони к непостижимому в своей красоте лицу, но, когда пальцы его почти коснулись его, Рома отдернул свои лапы от этого чуда. Писатель чувствовал, как недостоин этого.

Рома считал, что и смотреть на нее не заслуживает, поэтому отвернул глаза, крепко зажмурив их.

Прекрасная дама, которая будто вышла из фантазий Блока, любяще обхватила писателя за шею и приложила к себе. На ухо она шептала пушистым голосом:

- Успокойся. Все хорошо.

Писатель всхлипывал, но не плакал. Стыдно разрыдаться перед ней.

- Ты же та, о ком я думаю? - прошептал Рома.

Дама многозначительно промолчала.

- Хорошо, молчи. - с жаром произнес писатель - Молчи! Не говори ни слова. В таких вещах не ошибаются. Ты та, кого я жду уже двадцать лет. - Рома выдохнул и добавил - Почему ты так долго до меня добиралась?

Женщина даже не разомкнула губ.

- Да, ты права. Я все понимаю. Я бездарь. Бездарь, какого не найти. Я все лишь прыщ на твоем лице, который нарушает всю его безупречность, как капля жирных чернил на кристально белом листе.

Женщина тихо рассмеялась и приобняла его еще сильней. Когда дыхание Ромы сделалось ровным, как посапывание ребенка, она принялась заманивающе приговаривать:

- Прости его... Просто его... Прости его...

Рома осторожно отошел от нее, устремил взгляд далеко в пыльный угол и горько констатировал:

- Я на него и не злился. - плечи прозаика затряслись, а голова скрылась где в дряблых мышцах спины; дама только и могла, что слышать его шипящий тихий голос, будто где-то неподалеку играет старое радио - Я злился исключительно на себя. Столько лет, а единственное, что я научился делать - ныть и формулировать миллиарды причин своих неудач. Великое достижение, блин! - хмыкнул он - Ничтожный писака...

Женщина подплыла сзади и осторожно закольцевала ему шею руками. Бархатная кожа цвета белого золота терлась об грубую щетину.

- Ты мне нужен. - волшебно произнесла она.

- Не нужен. - отрезал Рома, сохраняя спокойствие - У тебя есть Чехов, Толстой, Аверченко, Маяковский, Пушкин... И еще много других. Какой от меня толк?

- Нужен...

- Нужен? - сардонически улыбнулся Рома - Нужен! - он вынырнул из ее объятий - Зачем я тебе?!

Рома оскалился и твердо показывал пальцем на свое неухоженное лицо. После размяк и свесил руки и голову, став похожим на тряпичную куклу.

- Прос... Ти... - сбивчиво сказал он, повернулся к панораме города и потупил взгляд. В размытых пятнах света и шуршащих листьях он ничего не видел. Иногда писатели ничего не видят в простых предметах. Рома лишь желал спрятать глаза куда подальше.

- Просто... - после паузы начал литератор - Это и есть моя жизнь? Сейчас она мне напоминает бесконечный заплыв в Мертвом море с глубокими ранами по всему телу. Каждая мелкая царапина истерична напоминает о себе тем, что адски жжется от соли. И ты плывешь в надежде на то, что вот уже через сто метров будет виден берег. Ты плывешь, плывешь, плывешь. А берега и нет. Порезы и ссадины болят все больше и больше, глаза красные и воспаленные, а нос щиплет. С каждым преодоленным километром силы покидают тебя, а если остановишься, то тут же утонешь. А ведь рано или поздно ты пойдешь на дно. И когда тебя пучина будет уносить, а ты смотреть в голубое небо, что дрожит в водной глади, тебя посетит мысль: "И зачем я покинул родной берег?". После ты, конечно, всплывешь, но уже будучи мертвым телом.

Рома поджал тоскливо губы, потер руки, что замерзли от ветра, и выдохнул.

- Ты не бездарь. - сказала дама.

- Ты всегда меня любила. - хмыкнул писатель - А я твоей любви не заслужил... Просто меня даже близкий друг сказал, что я неудачник и жалкий нытик. И даже не в лицо, а во время интервью. По началу я отнекивался, мол "легко говорить, когда таланта через край", но потом пришлось согласится. Дурак! - напряженно бранился Рома и прикусил палец - Мог бы много добиться, но все пропил и продал! Столько грубостей сказано, столько непотребств сделано. Поперся к ней пьяный, голый. На что рассчитывал? Естественно, она бросила мне этот халат и прогнала... Потом эта журналючка, которой я в лицо плюнул... Я как стеклотара: пустой и хрупкий. Как подростком был жалкой мокрицей, так ей и остался. - Рома сглотнул, чтобы не расплакаться.

Дама склонила голову, вытерла радужную слезу и та упала вниз, словно комета пролетела где-то далеко в небе.

- Ради меня...

- Что? - удивился Рома.

- Тебе надо плыть... ради меня.

- Да? Я же утону. Зачем тебе тот, кто никогда не доплывет?

Женщина просияла еще пуще прежнего и выбросила немного в сторону: - Никто еще не доплыл...

Чем четче писатель осмысливал эти слова, тем больше его нанизывала горькая ирония.

- Прям никто? - саркастично уточнил он.

Дама снисходительно покрутила головой.

- И какой в этом тогда всем смысл? Пустая трата сил, времени... Да, чего уж там, возможностей мироздания.

Рома обреченно подобрал бутылку, что прикатила вдруг к его ноге, и покрутил ее на просвете восходящего солнца. Несколько капель весело болтались внутри.

Тут же Рома решительно открутил крышку и приложил горлышко к губам, как его тверже обычного за руку схватила дама и пропела заботливо:

- Нет. Это все не бессмысленно. С каждым новым днем пловцы все ближе к...

Прекрасная женщина умолкла и даже смутилась, словно собиралась сказать какую-то срамоту.

- К чему? - спросил Рома.

- И сама не знаю. - улыбнулась дама величественно, но в то же время не надменно - Но точно к чему-то хорошему, к чему-то, что сделает всех людей просветленными и счастливыми.

- Хмм... Значит, служить до конца "высшим целям"? - цинично переспросил писатель.

Дама статно моргнула.

- Понятно. - гримасничал прозаик, поджав нижнюю губу - А я так хотел быть оригинальным и дискредитировать все эти идеалы. Но ты оказалась убедительной. - грустно улыбнулся он.

Несмотря на меланхолию и усталость, Рома светился изнутри. Пусть пока и тускло, но все же какой-то огонек зажегся в нем тогда

- АААХ! - зевнул писатель и потянулся - Спать хочется.

Глаза его слипались, ноги постепенно сгибались, как у новорожденного олененка, а пальцы медленно разжимались.

- Спать хочется... - сонно повторил он.

Глаза его все же закрылись, и неведомый поток унёс его тело.

***

Рома очнулся.

Хватаясь за голову, что трещала от тяжелого похмелье, он удивился тому, что не забыл тот сон. Обычно, все сны тут же забываются после пробуждения, оставляя лишь эхо.

После подъема в голове сохраняются лишь... реальные воспоминания.

"Сон выглядел так реалистично..." - рассуждал прозаик - "Словно все было... на самом деле." - от этой идеи у него пробежали мурашки по спине - "Но такого же быть не может?"

После чашки крепкого кофе, он тряхнул хорошенько головой и задался вслух вопросом:

- Что же это было?

Несколько часов и всепоглощающая ленность не помогли ему продвинутся в этом фундаментальном вопросе. Зато он, прогоняя раз за разом тот диалог, кое-что понял.

- Пора садится за работу. - звонко и задорно хмыкнул он - Брать плот и плыть, плыть, плыть. Кто-нибудь, когда-нибудь доплывет.

После паузы он радостно пропел:

- До-плы-веееет!