Театр на Таганке. Как это начиналось?

     В конце января 1965 года по книжной Москве пронеслась новость, что в Театре на Таганке собираются со 2 февраля запустить новый спектакль по стихам самого популярного тогда поэта Андрея Вознесенского с говорящим названием "Антимиры".  Почему говорящим? Да просто в 1964 году вышла четвертая книга стихов молодого поэта, которая буквально произвела фурор, которая именно так и называлась - "Антимиры".

     К этому моменту достать билет "На Таганку" было даже теоретически невозможно. Самый популярный театр: "Добрый человек из Сезуана",  "Десять дней, которые потрясли мир" были фантастически модными спектаклями. Билеты на "Таганку" не продавались, они распределялись каким-то неизвестным простым людям образом, поэтому я даже не мечтал туда попасть и ходил куда попроще – в "Современник" или театр кукол Образцова, да мало ли было в Москве прекрасных театров с замечательными спектаклями! Но пропустить спектакль по стихам моего кумира - это было выше моих сил. Что делать, я не знал. Пришлось обратиться к отцу. Мой папа в то время служил в Министерстве обороны  и никаким боком к театральной жизни даже близко не стоял. Почему я обратился именно к нему? Обратился ведь, как к последней надежде. Потом я долго раздумывал над этим и вот что уяснил для себя. Вера в возможности отца, которая прививалась мне с раннего детства, была настолько высока, что я даже представить себе не мог, что у него что-то может не получиться.

     Через день папа принес мне кусок какой-то бумажки с непонятной закорючкой.

     - Что это? – спросил я, а в ответ услышал нечто совсем непонятное:

     - Это контрамарка. Пойдешь с самого утра завтра в кассу театра, и скажешь, что на фамилию Любимов у тебя бронь.

     Кто такой Любимов, я не знал, но бумажку с благодарностью взял и в кассу театра к ее открытию явился. Там меня как будто ждали, и я получил два билета на третий ряд партера, причем они были так расположены, как я мог только мечтать - слегка справа, так что вся сцена была как на ладошке. Любопытно было одно: на афише, которая висела в кассе, значилось, что премьера спектакля "Антимиры" должна состояться 2 февраля, а билеты у меня были на 31 января. Я вышел из касс и постарался понять, что это значило. 31 января – сегодня, никаких спектаклей в театре нет, выходной день.

     Ладно, решил я, потом разберусь.

     И вот уже вечером, за несколько минут до начала спектакля, я вышел из метро и сразу же попал в плотную людскую кашу. Она  была очень даже подвижной, эта каша. Все куда-то стремились, поэтому просто так перейти через улицу, чтобы добраться до дверей, было почти невозможно. Пришлось серьезно покрутиться, при этом передо мной стояла еще одна проблема. Билетов-то было два, но все произошло так стремительно, что я никого пригласить не смог. Пришлось выбирать из тех, кто стоял и жалобно смотрел в глаза: свободных билетов не было, да и не могло быть, а вот у меня было. Девушку я высмотрел еще издали. Горящие, жаждущие глаза, темные волосы, прекрасная фигурка, да и мордашка очень даже ничего. Я лавировал между людьми, с кем-то сталкивался, от кого-то приходилось уворачиваться, и при этом глаз не спускал с брюнетки. Наконец, я подошел вплотную, дотронулся до ее руки и кивком указал на входную дверь. Девушка все поняла правильно и молча пошла следом за мной. Пробраться к своим местам было не простым делом. Все проходы были забиты людьми. Мелькали знакомые лица известных писателей, знаменитых актеров, в общем, вся литературная, театральная и какая там еще есть, имеющая отношение к искусству, Москва была там. Причем очень многие не имели билетов. Мы пробились в свой ряд, на удивление места были свободны. Пока мы пролезали через чьи-то ноги, в зале раздался шум:

     - Ахматова, Ахматова…

     Я уселся на свое место и оглянулся. По проходу пробиралась грузная, пожилая, седая женщина, с таким властным и величественным выражением лица, глядя на которое всплывали в памяти ее портреты, выполненные великими художниками современности. Мне показалось, что больше всего она была похожа на портрет, написанный моим любимым Мартиросом Сарьяном. Вероятно, у нее не было места, и она просто пробивалась к сцене с уверенностью, что уж ей-то место уступят. И действительно, какая-то девушка, сидевшая на откидном месте во втором ряду, сразу же встала, но Анна Андреевна этим не удовлетворилась. Она остановилась около поднявшегося откидного кресла и  требовательно поглядела на немолодого мужчину, сидевшего на крайнем месте. Создавалась какая-то не очень ловкая ситуация, мужчина явно не спешил освободить  свое место. Шум в зале усилился. По проходу в сторону сцены шла еще одна знаменитость – Лиля Юрьевна Брик. Горделивая осанка, высоко поднятая голова, она не шла, она как-то скользила или парила, и при этом ноги она от паркета не отрывала, или я этого не видел из-за длинной юбки. Лиля Юрьевна поравнялась с Анной Андреевной. Судя по всему, дамы не были в дружеских отношениях, поскольку обменялись довольно холодными кивками. Теперь все взгляды вновь обратились на мужчину из второго ряда, он встал, Анна Андреевна милостиво поблагодарила его, а девушка, уступавшая ей место, жестом предложила сесть на него совсем растерявшемуся мужчине.

    Было удивительно, но никто не хотел уступить место Лиле Брик. Наконец, со сцены спустили стул, на который и уселась любимая женщина великого поэта.
 
    Наконец, шум затих и на подмостках появился немолодой человек.

    - Любимов, - прошелестел зал.

    - Сегодня у нас генеральная репетиция, но она не просто прогон спектакля, который очень небольшой, всего одно действие, поэтому сегодня мы не хотим им ограничиваться, а попросили автора дополнить его своими стихами, - голос у этого человека был хорошо поставлен и, хотя говорил он негромко, слышали его все.

     О том самом спектакле я ничего сейчас сказать не могу, я смотрел его впоследствии столько раз, что впечатление размазалось  и вытащить из памяти самое первое воспоминание невозможно.

     Скажу только, что лишь на таганской сцене он выдержал более 700 представлений, а учитывая, что театр во время многочисленных гастролей давал его в обязательном порядке, получилось более 2000 раз.

    Я вернулся домой в полностью разобранном состоянии. Родители сидели на кухне и пили чай. Мама налила и мне чашку. Чай был горячим, таким, как его любила моя мама. Я отпил глоток, но ничего не почувствовал. Я все еще был на Таганке. 

     Позже я задал вопрос отцу:

     - Папа, как это тебе удалось?

     Все оказалось совсем просто. У одного из папиных сослуживцев жена работала директором театрального музея имени Бахрушина.