39. И началася война

А началася война так… Собралися мы в воскресенье поросенка покупать. Пришли на базар, подошли к одному, а он ляжить и весь красный. Думаю себе: чтой-то с ним не так… больной, должно. А тут знакомый ветеринар как раз подходить:
- Не покупайте этого, он больной. Эпидемия сейчас.
Женшына рядом стоить:
- Идемте-ка ко мне, - говорить: - У меня есть два поросенка. Посмотрите, как они едять, больные или нет, вот и выберите подхожяшшего.
Пошли мы. Понравилися нам поросята… жирные, чистые. Сговорилися с ней, вернулися на базар подводу нанять, а тут уже шумять: война, мол, война! Немец напал! Ну, тут и началося. В магазинах и последние продукты попровалилися, повестки понесли, бабы идуТЬь, рявуть, этого уже мобилизовали, того провожають… И всю-то ночь мы уже не спали, уличкомы ходили, дежурства назначали и как раз я попала. А надо было делать вот что: как налятяить самолёты, так надо сразу бяжать и всех будить… А зачем? Ведь ни бомбоубежишш, ни ямок не было, куда ж прятаться?

Но вначале, не бомбили, это только через неделю как-то налетели самолеты на Трыковку и по-ошло! Бомбы рвутся, дома горять. Но мы всё ишшо надеялися… можит, задержуть наши немца? А Сенька перед самой войной перешёл в пожарку работать и когда бомбежки началися, дома почти не ночевал, всё дежурил. Но раз прибегаить и кричить:
- Собирайтеся! Немец Севским большаком идёть и скоро в Карачеве* будить.
Выглянула я в окно, а его пожарную машину люди облепили, как мухи! Что ж мне  оставалося делать? Схватить тебя на руки, Витьку, Кольку, кое-как прилепиться на эту машину и ехать?
- Куда я поеду? – кричу ему. - Без денег, без припасов. С голоду помирать?
- Будешь ты теперь рассуждать! – И Сенька кричить. - Там же люди ждуть!
- Да что ж это… на прогулку чтолича ехать?
- Динка уехала, а ты не хочешь?
- Так у Динки муж секретарь партийный, его сразу немцы хлопнуть, а ты кто? – И решила сразу: - Не, не поеду. Тут я хоть в своем углу, а там что, впереди-то! - А с машины уже кричать ему, зовуть. -  А-а, что всем будить, то и нам.
Только вот Коля мой... По радио-то всё шумели, что немцы комсомольцев вешають, а он комсомолец. Что делать? Да обмотала ему шею шарфом... как раз ангина у него была, навязала узел с одежонкой, денег, какие были, сунула, перекрестила и по-обежал он. Вспрыгнул на машину пожарную, кое-как прилепился... По-оехали! И уж как потом я страдала по нём! Да как же, бледный, худой, тут бы его горяченьким молочком поддержать, а я отправила... Можить, и не надо былоо? Ведь он же маленький, ху-уденький, хоть и семнадцатый шел… надеть бы на него штанишки коротенькие, так немец и не узнал бы, что он комсомолец. Но что ж делать? Поплакала, поплакала, да и всё. Не вернешь теперь.

 А немец уже к Карачеву подходить. Да вырыли мы с Витькой ямку в огороде
и спряталисья в ней. Потом и соседи своих детей приташшыли, сами-то разбежалися ухватить чего поесть им, а я и осталася с оравой цельной: своих двое, Собакиных двое, Кутеповых двое, Бариновых трое... Сбилися мы все в этой ямке, сидим, ждем… Вотани! Стреляють, шумять, нясуцца на танках… к нам уже подъезжають… «Ну, - думаю: -  сейчас со слепу наедуть танками своими на нашу ямку и передушуть всех, как котят слепых». Да выскочила и ка-ак начала вышвыривать детей оттудова!.. Подъехали. Вылезли из танков, окружили... Стоять, по-своему что-то гормочуть… детей считають… во, мол, крольчиха-то вылезла! Да вдруг ка-ак стали хохотать! Потом воды попросили, попили… завернули свои танки и по-оехали. Пронесло! Тут-то и от сердца отлегло. Думали-то, что сразу начнуть всех стрелять, а они... Как и люди всеодно оказалися, смеялися даже.

Ну, ночь кое-как мы промаялися, а на утро смотрю: немцы к нам в хату валють. И выгнали на улицу. Просила-просила хоть в коридорчике оставить, но и там не разрешили. Да сгородили в огороде с Витькой над нашей ямкой шалаш кой из чего и устроилися в нём… Но потом все ж пускали нас немцы в хату… прибирать да печку протопить. Они ж, когда выгоняли, так я сразу переводчику растолковала, что русскую печку надо умеючи топить, а то и дом, и все барахло ихнее погорить. Вот и впускали.

А как-то сижу возле шалаша, чишшу картошку, да глядь тах-то… Динка с Идой идуть! Они ж уехали от немца-то, а вот теперича и идуть. И оказалося, отъехала их машина сколько-то от Карачева, да возьми и сломайся. А Андрею никак нельзя возвращаться! Он комиссаром был! Вот и добралися они до какой-то деревни, нашли там Андрею старую фуфайку, шапку, он и ушел с проходящими частями. А Динка оставила там свекровь, Лору… она ж совсем маленькая была, схватила кой-какие вешшычки, Иду и-и назад, в Карачев. Идти надо было лесом, через болото, а как раз в тех местах немцы разбили часть нашу... загнали в болото и разбили. И вот идёть она вдоль болота, а в нём солдатики мертвые в тине плавають … и головы их торчать… и глаза вроде как лупають. Всё потом убивалася: «Гля-ядить один, как живой всеодно!» А, можить, и живой ишшо был. Страху она набралася!

Ну, а вскорости стали немцы пленных наших гнать по Карачеву, и я всё бегала смотреть: не гнали б и наших… Сеньку, Андрея, Колю. Наварим с Динкой ведро свеклы, картошки, капусты, приправим чем-нибудь и, как утром встанем, так Динка станить с детьми управляться, а я - туда, к дороге. Ох, и тяжко ж было смотреть на всё это! Плятутся наши пленные, друг друга ташшуть… Поднесу ведро, а они как набросются на него! Кому горстью варева этого в руку суну, кому в карман… А немцы ж кричать, стреляють! О-о, сколько ж их тогда гнали! Сплошной колонной. Потом и холода началися, а пленные- почти раздеты-разуты!.. или в тряпки какие завернуты. И уже к ведру моему не бросалися… сил не было… а следом немцы на лошадях ехали… подбяруть какого да и швырнуть в сани. Ля-яжить мертвый, зубы оскалимши... а какой только ишшо и помираить… О Господи!

Были и в Карачеве лагеря для пленных. И не один. За базаром церковь «Преображение» стояла… при советской власти её на театр переделали, а тогда пленных туда сгоняли. И сколько ж их там было! Так-то спустють сверху банку какую и просють: водички налейте… хоть водички! Сунешь что-нибудь в эту банку, поднимуть...
А ишшо лагерь был… как идешь теперЯ на базар, так по левой стороне… и проволока в несколько рядов вокруг него была натянута, за нею-то они и находилися. Грязные, обросшие и до того отошшавшие, что в чём только и душа держалася! С месяц, должно, их там продержали, потом угнали куда-то..
А как-то к больнице я пошла, настряпали с Динкой кой-чего, я и пошла. Боже мой, а там!.. Всё этими пленными забито. И лежать прямо на голом полу, стонуть, водички просють! А тут ишшо таких же машину цельную подогнали, кричать: сымите нас, сымите!.. Нет, не могу больше и вспоминать про это.  И не приведи, Господи, пережить такое вам и детям вашим!

*Великая Отечественная война. 1941-1945.
*5 октября 1941 года г. Карачева был оккупирован фашистами.
*Виктор – младший сын, 13 лет.
*Дина – сестра мамы.
*Ида - её дочь, 9 лет.