Мои микрорайоны 5-8

5. ПЯТЬ ВЕРСИЙ АРТПОДГОТОВКИ: ТЕМА и ТОПОС

Если выдвинуть северный ящик, в нем окажется старинная карта мира – в свое время, я заказал точную копию в The British Museum.

Это странная карта. Собственно, и не карта вовсе – тогда, в так называемые Тёмные века, карты назывались «чертежами». Так вот, в центре листа расположена Франция – вся благородная и элегантная как геральдический щит. К северу – замок Короля Артура и таинственные арки Фингала, а на Запад – задавая парадигму – всё плывут хитроумный Одиссей и целеустремленный Эней. Две Тартарии, северная и южная: северная Тартария всегда была и останется такой для западного человека, а южная – Африка – переходит в зловещую пустыню, населенную демонами: они показаны здесь чётко, как в рукописях Старшей Эдды об испепеляющем Мусспельсхейме, или как на холстах Грюневальда и Босха. О Босхе напоминает и уголок листа. На нем Адам и Ева в Раю, а в правом нижнем угла виднеются даже картины Страшного Суда: он-то имеет отношение ко всему, что здесь происходит!..

На остальном листе соседствуют давно разрушенная Троя и Рим (с непонятным статусом); здесь – Вавилон и Париж, Карфаген и Иерусалим, Столпы Геркулеса и Ультима Тулэ. Словом, как говорил блаженный Августин, "Ничто не преходит, но всё пребывает как настоящее во всей полноте". Словами же более привычного для западного интеллектуала, Мирча Элиаде, «Все повторяется до бесконечности и на самом деле под солнцем не случается ничего нового. Но это повторение… придает событиям реальность».
И если на картах Великих географических открытий видны расстояния, то на древних чертежах сопряжены различные исторические места и события: карты предоставляют расстояния, тем самым, разделяя, а чертежи сопрягают то, что разделено временем. Карта – для того, чтобы найти Эльдорадо. Чертеж – чтобы найти себя самого  ...


6. САБУРТАЛО

Может показаться странным: зачем застраивать колючие теснины Абанотубани и Харпухи, или крутые склоны долины Веры и Сололакского хребта, когда в твоем распоряжении приятная равнина между хребтом и рекой?
Ответ прост: затем, что на этой равнине – поле для игры в мяч (слово «сабуртало» так и переводится). «Ну конечно!» – скажете вы, – «Хорошо устроились: вместо  чтоб пахать и сеять – мячи гонять.!» Но, как говорят звезды футбола в интервью, всё сложнее.

Итак, в Тбилиси немного мест, которые не были бы всклокоченных склонами или прорезаны морщинами ручьёв и криков (1). Да и те немногие равнины созданы советскими грейдерами - под жилой фонд и широкие проспекты.

Но Сабуртало – это другой случай! Веками, нежилая местность нежилась под сенью священных клёнов и лип, питая их целебными ключами. Единственным постоянным населением этих мест были отары овец и – не пугайтесь! – священные змеи. Причем, такой вот первобытно-общинный заповедник был организован не гринписающими активистами, а людьми, которые считали, что природа сродни богам, а служение богам не терпит суеты. Сельхозработы суетою, конечно, не считались, просто, человек разумный – но еще не рациональный! – не ставил их превыше всего.


Для того, чтобы игра в мяч тоже не превращалась в суету, она была не погоней за рекордами, и вообще, не тем, что называют наглосаксонским словом «спорт». Соответственно, поле стало не просто стадионом, а священным ристалищем, а сам ход игры давало возможность жрецам узнать о будущем всей общины.
…И в один прекрасный день, они узнали о том, что через много веков, поле зарастёт бурьяном, священные змеи уйдут, а последний зелёный островок вырубят для того, чтобы расчистить место для мемориала Важа-Пшавела – трубадура вольной природы! Вот такая ирония судьбы... ирония или невесёлый сарказм .

Осталось вставить последний пазл в картинку из Эпизода 6.

Это были предрассветные часы – верно, осень 1994 или 1995 года. Я стоял в хлебной очереди. Однако читать не выходило: было пока темно, да и руки мерзли. Люди из очереди попеременно переходили через дорогу, в скверик рядом с мемориалом Важа-Пшавела. Там стояла бочка, набитая битыми ящиками и гудроном: не эстетично, зато тепло! (А другого тепла и в домах не сыщешь: недавно выключили газ, электричество – штука дорогая и редкая, а «буржуйки» еще не вошли в обиход...)
Пока я согрелся, пока рассвело, пока завезли хлеб – один старик в очереди рассказывал нам про рощу, священных змей и древние ристалища Сабуртало... ту самую историю, которую я постарался здесь передать.



7. ДЭЛИСИ

Дэлиси – это гористый микрорайон в северо-западной части большого Сабуртало. Большой микрорайон, вверх от станции метро «Дэлиси», мы называли на языке античных лириков «Дэлисейскими полями». Не элитарно-скучный и сериально-серый «спальный район», который свалялся как старый матрас, а пристанище людей, которые от «суеты городов и потоков машин» возвращаются, вечерами, к своим спокойным и мирным жилищам – на «Поля блаженных»!
Корень слова «Дэлиси» близок к слову «дыла» (утро) или радостному, солнечному, возгласу из древних грузинских песен «о дэлиа дэла» – а мне он напоминает всплеск весла на глади озера Лиси: зарубка в воспоминание о счастье! Ведь то озеро, первое озеро в моей жизни, «Лиси». И располагалось оно в горах, на севере от моего Дэлиси...

Итак, Дэлиси – равнина между двумя хребтами: на северном расположилось Плато Нуцубидзе, а на Южном – Сабурталинский пантеон и кладбище для «простых» смертных.


8. ТРЕТИЙ КВАРТАЛ

...«Маренго», «Ваграм», «Тильзит», «Аустерлиц» – о чём думали эти деревни в те, грустные для них дни, когда они обретали бессмертие в совсем другой истории – судьбе и истории Наполеона Бонапарта? Подобно ним, с карты исчезали деревни, от которых оставались лишь топонимы – а теперь уже названия для новых кварталов. В чём-то правы японцы: они дают имена кварталам, при этом, оставляя без названия улицы. Вчера, на месте улицы было поле – оно так и осталось пустотой (так японцы и объясняют своё решение). А вот квартал – это другая история, другая реальность!...

А было ли что-нибудь еще: скажем, разница в образе жизни, профилирующее ремесло или хозкультура у таких деревень как, скажем, Черемушки и Чертаново, Фили и Бутово – коль скоро разница между этими районами слишком заметна? Ведь известны были в старину, допустим, поселки гончаров, кузнецов, охотников или лесорубов... Как знать: эту тайну все деревни-микрорайоны унесли с собою в Москву (или в другие города, в которых бывшие живые посёлки превратившиеся в спальные районы). А мы можем только строить – вместо изб многоэтажки, а вместо историй – догадки. При этом, мы исходим, прежде всего, из рельефа. Рельеф – то немногое, что сохранилось от деревень, прежде чем они упали на звезду-метрополию, подобно сателлитам – со своих орбит...

Однако! В моем случае, всё было нетипично: Энеолитовый заповедник для священных змей превратился в один из лучших районов города – Сабуртало, а местность (сезонно) гадательных ристалищ – в Поля блаженных для служащих и трудящихся, Дэлиси. Собственно моим кварталом стал Третий квартал (так он и назывался) проспекта Важа-Пшавела.

…В детстве, да и позже, я часто представлял себе великого поэта верхом, на Военно-Грузинской дороге. Вот, он спустился на равнину – там, где сейчас Пекинский проспект, сделал привал к востоку от священной рощи. Поправил хурджин с рукописями, посмотрел на солнце, которое садилось за священной горой Дидгори. И двинулся дальше...
А спустя полвека, здесь пройдет невиданно широкий проспект, который благодарные потомки назовут именем Важа-Пшавела. И еще, рядом с Медынститутом, бьёт «Ключ Важи» – самый настоящий родник, с чугунно-каменной архаикой! Причем, располагался он не на лесной тропке, и не на сельской «агорке», а прямо между тротуаром и институтской многоэтажкой. Это не было маньеристским изыском – просто дань памяти великому поэту, который умирал здесь, окруженный жертвами Первой Мировой войны, в 1915 году...