Исповедь

«И если ты долго смотришь в бездну,
То бездна тоже смотрит в тебя». 
 Фридрих Ницше

        Меня зовут Сергей, фамилия – Ивашин, и я – самый большой мудак из всех, кого вы когда-нибудь встречали в своей жизни. Потому что я погубил не только свою жизнь, но и жизнь женщины, которую я любил. Я расскажу вам свою историю, и пусть она вам послужит уроком и поможет избежать моих ошибок.
           Я жил с матерью и братом в селе недалеко от города. Многие из нашего села работали в городе, и я в том числе. У меня была хорошая специальность – сварщик; казалось бы, живи да радуйся, чего тебе не хватает? Зарабатывал я неплохо, но 25 процентов уходило на алименты. С женой я прожил недолго, она не выдержала  моих  выбрыков и ушла, осталась маленькая дочь. Не то, чтобы характер у меня был стервозный, нет, характер у меня довольно покладистый, просто я, как бы это сказать, увлекался кое-чем недозволенным. Я не говорю про пьянство, пили у нас все в селе, это было как бы в порядке вещей, но мы с братом увлеклись еще и коноплей, а это – такая гадость, что как привыкнешь,  отвыкать очень трудно. Зато, как покуришь коноплю, - хорошо, весело, все проблемы уходят, балдеешь ходишь. Все это, конечно, хорошо, но вот беда, милиция это дело пресекает. Хотя, ну какой я наркоман? Я ведь не кололся, таблеток не пил, ну подумаешь, покурю иногда коноплю, так что, кому от этого плохо?
           Но однажды милиция нагрянула к нам и нашла на веранде спрятанный пакет с коноплей. Сразу же Сашку, брата моего, арестовали. Меня не тронули, потому что после смерти матери мы с ним разделились: он, так как недавно женился, жил в хате, а я – в летней кухне. У меня милиция ничего не нашла, потому не тронули, а Сашку посадили. Дали ему три года за хранение конопли ( они не смогли доказать, что он ею пользовался или продавал, а то бы больше дали). Отсидел он от звонка до звонка. Жена его, пока он сидел, вышла замуж и куда-то уехала. А Сашка после тюрьмы прожил недолго, всего где-то полгода. Полез он однажды на  столб, чтоб снять медный провод ( он зарабатывал тем, что сдавал металлолом), ну его током и шарахнуло. И сразу насмерть. Похоронил я брата и остался  совсем один. Долго сам я, конечно, прожить не мог. Стал я себе невесту присматривать. Вот тут-то и появилась в моей жизни Алка.
         Ей тогда даже пятнадцати не было. Я был старше на двенадцать лет. Казалось бы, ну попалась тебе, дураку, молоденькая девчонка, чистая, непорочная, ну так береги ее, живи и радуйся, так нет, я опять стал свои  брыки показывать. А все дело в том, что девки  липли ко мне, потому как внешностью меня бог не обидел. Вот я и привык гулять и не мог уже остановиться. Даже когда с Алкой стал жить, все равно гулял. Не жалел ее. А она, бедная, и так настрадалась, ничего хорошего в жизни не видела: одни пьянки  да  матюки, да побои. А тут еще я обид ей добавил. Вначале она молчала, пыталась лаской меня приручить, да где там! Разве такого кобеля, как я, исправишь? Да и не любил я ее тогда! Просто мне льстило, что она такая юная и неиспорченная.
          Через год родилась у нас дочка Настенька, «новогодний подарок», как раз под Новый год угодила – 25 декабря. Казалось бы, уж теперь-то пора успокоиться, ведь одна семья уже развалилась, сохрани хотя бы другую, так нет – продолжал в том же духе: пил, гулял, а на  Алку другой раз и руку поднимал, когда она пилить принималась.
          А потом захотелось мне в город перебраться, потому что в городе работы больше. Я, как задумал, так и сделал, поехал и нашел себе работу в «Водоканале». Вначале ездил на работу из села, но неудобно добираться, далеко, потом узнал, что можно получить  комнату в общежитии, и обрадовался, зачем мне то село, если можно в городе жить! Но общежитие давали, если нет никакого жилья, а у меня был дом, хоть и в селе, но все же. Нужно было его продать, тогда только я мог рассчитывать на общежитие. И я продал. Не знаю, когда мне эта несчастная мысль пришла в голову, но не зря говорится: «Если бог хочет кого-то наказать, то он лишает его разума». Вот и меня он лишил разума, не иначе. Но тогда я этого не понимал, наоборот, радовался, ведь я теперь жил в городе, комната со всеми удобствами, не нужно про дрова думать;  правда, дороговато, но ничего, я ведь неплохо зарабатывал, думал, проживем. Настеньке всего годика полтора тогда было. Мебель нам знакомые дали: кровать, стол и диванчик. Остальное: посуду, постельное – кое-что купили, кое-что нам подарили.
           Все бы ничего, можно было жить, да только завел я себе друзей, таких же алкоголиков, как я сам. Начались  пьянки – гулянки. Каждый день – гости, пыль коромыслом! Бедная Настенька! В комнате – из-за дыма не продохнуть, а тут ребенок маленький. Такой гадостью дышит! Это я потом задумался, что же это я делаю, ладно, с собой, а то с дитем своим да с жинкою.  За что они, безвинные, страдают?
          Из-за этих гулянок денег стало не хватать (ведь с меня еще и алименты тянули), за комнату нечем стало платить, и долг этот все время увеличивался. Комендант еще вдобавок начала на меня жаловаться, что у меня тут пьянки  каждый день. И вот однажды пришло распоряжение: «Выселить!» (Я надеялся, что с маленьким ребенком не выселят, пожалеют, но ошибся). И пришлось нам с Алкой идти на квартиру.
          Но это еще не все беды, что меня постигли. Алка вначале пыталась отучить меня от пьянства, потом, видно, поняв, что бесполезно, сама стала в бутылку заглядывать. Ну и началось тут: скандалы, драки, оскорбления взаимные…  Она еще и ревнивая оказалась, до каждого столба ревновала, а я что могу сделать, когда они сами лезут? Я,  раньше,  как она начинала скандалить, поучу ее немного, она и притихнет, а тут – схватила нож, сама бледная, глаза горят, и говорит: «Еще раз тронешь пальцем, зарежу!» Я плюнул и отошел. Вдруг еще и правда зарежет! Лучше от греха подальше!
          На квартире мы долго не удержались. Выгнали и оттуда. Пошли на другую квартиру, потом на третью. Последним ударом было, когда меня за пьянки  и прогулы выгнали с работы. Это был конец всему! Отныне приходилось перебиваться только сезонными заработками да  халтурами.  Алка  не выдержала такой жизни и ушла. Настеньке было всего пять.
          Я остался один. Она не требовала от меня алиментов, да и что я мог ей дать, когда сам сидел на мели? Началась пора постоянного безденежья. Если что-то зарабатывал, то тут же и пропивал, все больше и больше скатываясь в бездну. Сколько уже людей погубило это зелье, и все равно, жизнь нас ничему не учит, и это чертово зелье продолжает собирать свои жертвы. Я думаю, что эту гадость придумал сам Дьявол, чтобы губить людские души и превращать жизнь в кромешный ад, в котором нет никакого просвета. Потому что жизнь тех, в чьих душах поселился Зеленый Змий, и есть самый настоящий ад. Пустота в душе, безысходность, поздние сожаления, горечь утраты и никаких надежд на будущее! Какой ад вам еще нужен? Разве душа может испытывать еще большие муки? Самое страшное, что этот ад создаем мы сами.
          Я скитался по квартирам, нигде долго не задерживаясь и опускаясь все ниже и ниже. Только теперь я понял, как мне нужна моя  Алка, как мне  без нее плохо. Временами просто выть хотелось от тоски. Ну почему мы начинаем ценить, лишь когда теряем? Настенька, мой цветочек аленький! Уже забыла, поди, что папка у нее есть? Как я скучал по своим девочкам, как хотел их обнять! Но поздно. У Алки теперь новый муж. Это ему теперь она варит борщи и печет пироги,  это его теперь Настенька называет папой, это он теперь, а не я, может обнять ее и поцеловать. А я? Мне остается теперь только одиночество.
          С последней квартиры меня тоже выгнали. Да еще зимой. Никому не нравится, когда квартирант пьет. Куда теперь идти? Денег нет, работы нет, на дворе - зима. Идти околевать под забор? Или… Нет – нет – нет, это невозможно! Дойти до такого унижения: идти просить помощи у бывшей жены! Но другого выхода нет.
           Алка, как я уже сказал, вышла замуж. Муж ее – Коля или Колян, как все привыкли его называть, жил вдвоем с матерью. А потом, когда он уже жил с Алкой,  мать эта вдруг умерла, и остались они одни в доме, поскольку ни братьев, ни сестер у него не было. Дом не ахти какой, но все же: две комнаты, кухня – жить можно! Набрался  я смелости и пошел просить милости у бывшей жены, чтоб пустила меня, дурака, пожить до весны. Ну хоть в сарае каком-нибудь! Я думал, что она начнет надсмехаться, унижать, заранее думал, что ответить, но она ни одним словом не упрекнула, начала просить мужа взять меня на квартиру. Тот, конечно, против был, только Алка не отставала, и в конце концов он согласился. Отдали мне одну маленькую комнатку. Я хотел было в летнюю кухню пойти, но, во-первых, она уже наполовину развалилась, во-вторых, проблема была в дровах. Дров ни у них, ни у меня не было, приходилось таскать с посадок; вот мы с Коляном и таскали, а Алка нам еду готовила. Так мы и стали жить втроем. Сразу же среди соседей пошли сплетни, что у Алки два мужа; только это неправда, я бы себе такого не позволил, да и она тоже. А Колян, тот просто прибил бы нас на месте, если б застал. Конечно, больно было смотреть, что он может обнять ее, поцеловать, а то и прикрикнуть. Я же должен был молчать, ведь я не имел права голоса. Так мы дожили до лета, а потом я снова ушел на квартиру. И правильно сделал, что ушел! Потому что осенью Алка зарезала своего мужа.
          Я не понимал, почему это случилось. Конечно, их отношения нельзя было назвать идилистическими, они довольно часто ссорились; но сказать, что он был тираном и издевался над ней, я тоже не могу, такого не было, по крайней мере при мне. Однажды, когда он хотел ударить ее, она сказала: «Я никому больше не позволю себя бить. Я только Сережке позволяла, и то потому, что любила, а тебе не позволю!» Может, он бил ее, а я про это просто не знал? Как бы там ни было, но случилось то, что случилось: она взяла нож и ударила его в шею. Он умер на месте. Потом она сама вызвала милицию. Был суд. Ей дали восемь лет. Настеньку отправили в интернат.
          Я был на суде. Видел, как ее, мою Алку, привели под конвоем и под конвоем увели. На суде она не плакала, говорила, что была в состоянии аффекта, что он жестоко с ней обращался и т.д. Я не знал, верить или нет, может, все это произошло, потому что пьяные были оба, но это уже было неважно; важно было то, что она загремела на восемь лет в такие места, которые хорошими не назовешь. Настенька будет уже взрослой, когда она выйдет. И будет расти без матери. Я добился свидания. Мы оба плакали. Я сказал, что я был дурак,  что только теперь понял, как я ее люблю, и пообещал, что буду ее ждать. Я не буду описывать все наши свидания, скажу только, что первое время ей было очень трудно. Она даже говорила, что покончит с собой. Вы же понимаете, что тюрьма - это не курорт, и отношения там друг к другу очень жесткие бывают.
        Я дождался, когда она выйдет. Но вышла она сломленная и больная. Подхватила в тюрьме туберкулез. О, это болезнь, которая многих губит, тех, кто там побывал. Что я мог ей дать? Я по-прежнему жил на квартире, по-прежнему был без работы. Стали мы мыкать горе вдвоем. Но с квартиры нас вскоре выгнали. Хозяин узнал, что она сидела, и не пожелал, чтобы она у него жила. Мы ушли и поселились в каком-то брошенном доме. Вот когда я пожалел, что продал свой дом в селе; как бы то ни было, но хоть своя крыша была над головой. На зиму отправились в Сливино, в тубдиспансер, так как я тоже заразился от нее. А там – тепло, да и накормят. И подлечат заодно. Я решил, что больше Алку я ни за что не оставлю. Один раз предал, больше не предам. Много я накуролесил в жизни, но теперь я готов за нее умереть. К сожалению, мы слишком поздно начинаем ценить то, что дает нам жизнь. А Настенька наша уже заканчивает школу. Она теперь – настоящая красавица! Живет она в Николаеве, в интернате, куда ее отправили, и иногда посещает нас. Вот так мы теперь и живем. Когда потеплеет, снова вернемся в тот заброшенный дом, если его не облюбовали другие бомжи, и будем жить тем, что насобираем и продадим: кизил, орехи, яблоки и т.д. Мне больше не хочется пить. Я знаю, что долго мы не протянем: с такой серьезной болезнью живем, где попало, питаемся, чем придется; но я хочу хотя бы теперь, на пороге смерти, дать моей Алке то, что она заслуживает: любовь и тепло. И пусть на улице холод и ветер, пусть в желудке у нас пусто, нас согреет тепло наших сердец, а слова любви заменят нам хлеб насущный.
                1.о3.20г.