История с несчастливым концом

               

          Я хочу рассказать о человеке заурядном, слишком даже заурядном, одном из тех, кого гениальный Леонардо да Винчи назвал «наполнителем нужников», ибо от них после смерти оставались лишь полные нужники и больше ничего. Человек этот – женщина по имени Валя – прожила всю жизнь как во сне; не испытала она ни большого  горя, ни великого счастья; не знала ни пылкой любви, ни обжигающей ненависти; ровно, тускло прошли дни ее жизни, наполненные тягучим однообразием, и, если б не трагическая ее смерть, вознесшая ее к вершине человеческого страдания, нечем было бы вспомнить ее посредственную, лишенную ярких событий, жизнь.
          Жила она в двухкомнатной квартире на втором этаже с мужем и сыном. Муж ее был слепым, сама Валя тоже была инвалидом по зрению, но все же немного видела. Сын, уже взрослый, был от первого мужа, с которым Валя давным-давно развелась. Валя получала пенсию по инвалидности и сидела дома в отличие от мужа, который, хоть и был слепым и получал пенсию, но все же работал в УТОСе и получал еще и зарплату. Сын, которому исполнилось уже двадцать пять, жил с ними, так как не завел еще семью, и не работал нигде. Основной Валиной заботой было приготовление пищи, все остальное время она сидела перед телевизором и смотрела все передачи подряд. Отрывалась от него лишь для того, чтобы поесть или поспать. Книг она не читала отчасти из-за плохого зрения, отчасти из-за того, что ум ее, неразвитый, ленивый, не способен был запоминать и переваривать впечатления. Не представляю, чтобы она делала, если бы не стало вдруг телевизора. Тогда она, наверное, целыми днями сидела бы у окна, наблюдая за соседями, кто куда пошел, да за соседскими собаками и кошками, так как своих у нее не было из-за какого-то прямо-таки патологического отвращения к животным. Впрочем, людей она тоже не любила. У нее никогда не было подруг, даже с соседками она не очень-то общалась, во всех видела только плохое, любила всех обсудить, перемыть, что называется, косточки. Потому неудивительно, что соседки ее тоже сторонились. Со своим единственным сыном у нее тоже не было понимания, потому как оба они были ужасными эгоистами и считали, что весь мир им обязан уже только потому, что они взяли на себя труд родиться. Была у нее еще дочь, но она умерла еще в детстве от какой-то болезни. Впрочем, о дочери она никогда не вспоминала, мне о ней рассказала соседка. Она вобще никого не жалела и никому не сочувствовала, такая непрошибаемая у нее была душа, замкнутая, как в панцирь, в свою оболочку. Потому такой разительный контраст был у нее с ее мужем Федей – добрым, умным и ласковым человеком, относившимся приветливо ко всем своим знакомым. Меня удивляло, что их могло связывать, двух таких непохожих друг на друга людей. Впрочем, говорили, что у нее была уже квартира, доставшаяся ей от первого мужа, когда они познакомились, а Федя жил в общежитии, вот, вероятно, и вся причина. Я думаю, не стоит объяснять, какое значение имеет жилье в нашей жизни; как говорил незабвенный Воланд: «Люди как люди, только квартирный вопрос их испортил». Познакомились они, когда оба работали в УТОСе. Однако, выйдя замуж, Валя работу оставила, предоставив мужу заботу о материальном благополучии, сама же отдалась блаженной лени. Тем не менее деньги она любила, даже очень, и требовала от мужа отчета за каждую истраченную копейку, но лень и блаженное ничегонеделанье пересиливало даже ее страсть к деньгам. На бедном Феде лежали все заботы, помимо приготовления пищи: ходить в магазины и на базар, выносить мусор и даже помогать с уборкой. Как не боялась она посылать слепого одного в магазин, ведь его могли там обмануть, но, видно не могла она пересилить свою лень; к тому же ей – женщине полной и полнокровной – тяжело было ходить, тем более подниматься по лестнице из-за одышки, потому все время она проводила дома, лишь иногда выходила во двор посидеть на лавочке с соседками. Сын был таким же ленивым, весь в мать, и тоже ни за что браться не хотел. Так тихо и незаметно и пролетела бы ее жизнь в полусне, так же тихо и переселилась бы она в мир иной, но богу было угодно подвергнуть эту душу большому испытанию, вероятно, для того, чтобы пробудить ее, пробить ее толстую оболочку и через страдание сделать более человечной. Ибо лишь страдание очищает душу.
          Все началось после трагической смерти ее мужа. Как это случилось, я толком не знаю. Говорили, что виноват был Витя – Валин сын. Что-то они с Федей не поделили, и Витя толкнул его, Федя упал как-то очень уж неудачно, потому как сразу умер. Говорили еще, что и Валя тут сыграла какую-то роль, вроде как это она зажгла ту искру, из-за которой разгорелся конфликт. Впрочем, мало ли что говорят, нам нужны факты, а факты таковы, что вспыхнула ссора, во время которой Федя был убит. Не думаю, что Витя сделал это сознательно, скорее, это была трагическая случайность, так как кто же будет резать курочку, несущую золотые яйца. А Федя как раз и был для них такой золотой курочкой. Да и милиция Витю отпустила, видно, тоже поверила в несчастный случай. В общем все обошлось, но Витя, хоть и был большим эгоистом, не простил себе этого, и однажды лег в ванну с горячей водой и вскрыл себе вены. Валя обнаружила его, когда, не дождавшись, сама зашла в ванную. На ее истошный крик сбежались все соседи. Вызвали скорую, но было уже поздно. Витя ушел следом за Федей. Двое похорон подряд подкосили Валю, но она еще держалась, пыталась еще жить, как привыкла, однако забот прибавилось, нужно было самой теперь ходить в магазины и на базар. А так как ходить ей было тяжело, она все чаще стала обращаться  к брату с невесткой с просьбой купить ей продукты. Так прошло еще два года. Но зря она надеялась, что ее испытания на этом закончились, они еще только начинались.
         Однажды зимой, выйдя из дома, она подскользнулась и, упав, сломала бедро. Перелом срастался плохо, и после того, как сняли гипс, передвигаться она могла только на костылях. Это было уже настоящее горе. Остаться одной, да еще инвалидом, что может быть страшнее? Теперь она полностью попала в зависимость от брата. Он за ту помощь, которую оказывал, потребовал, чтобы она завещала ему квартиру. Валя согласилась, тем более, что наследников, кроме брата, больше не было. Но беды, раз начавшись, продолжались сыпаться на нее, одна за другой. Ходить ей становилось все труднее и труднее, и, наконец, она совсем слегла. Ноги онемели, она их перестала чувствовать. Все это были последствия того несчастного перелома. Я лишь один раз посетила ее, когда она слегла, ведь она была закрыта на ключ, а брат или невестка приходили ненадолго и в разное время, поэтому увидеться с ней было не так-то просто.
         Лежала она в спальне почему-то. Я не посмела спросить у брата, почему ее не положили в зале, где был телевизор, все какое-то развлечение, к тому же там и кровать была. Но брат волком смотрел на меня и, пока я там была, он сидел с нами и слушал все наши разговоры. «Как жандарм», - подумала я тогда. Видимо, он не хотел, чтобы к ней ходили посетители. О дальнейших событиях мне рассказали Валины соседки. Вначале, как она слегла, невестка, то есть жена брата, ходила каждый день; приносила продукты, делала иногда уборку и даже купала Валю. Хотя я не представляю, как она это делала, так как Валя была женщина крупная и полная, весила килограмм сто, не меньше, поэтому, может, не купала, а просто обтирала мокрой тряпкой. Но так как Валя умирать не собиралась, сердце и остальные органы, кроме ног, у нее были здоровые, то невестке все это со временем надоело, тем более, что Валя не была ей родной сестрой, а ухаживать за лежачим больным – это очень тяжелый труд, и далеко не каждый согласится взвалить на себя такую ношу. Сдать же ее в Дом престарелых – это значит потерять и пенсию и квартиру. Поэтому брат с женой продолжали смотреть за ней, убрав только от нее телефон подальше, чтоб не вздумала кому-нибудь пожаловаться. Невестка, устав ходить за Валей, стала приходить все реже и реже: через день, через два, два раза в неделю, раз в неделю. В те дни, когда никто не приходил, Валя лежала голодная в комнате, где не было телевизора и даже радиоприемника. И даже воды ей некому было подать. Что передумала она тогда в эти долгие-долгие дни и еще более долгие ночи? Жалела ли о рано ушедшем  муже, который был ей опорой и поддержкой, вспоминала ли дочь, так рано умершую, которая, останься она жива, сейчас, возможно, была бы ее спасением. Кто знает? Во всяком случае, времени у нее было достаточно, чтобы пересмотреть и проанализировать всю свою жизнь; возможно бог и послал ей эту болезнь, лишив возможности двигаться, чтобы заставить подумать о своей жизни и сделать выводы.
          Прожила она в таком состоянии еще два года, потом умерла в шестьдесят с небольшим. Фактически ее заморили голодом. Но никого за это не судили. Кто докажет, да и кому это нужно? Умерла, да и бог с нею. «Баба с возу, кобыле легче». Кому она могла пожаловаться, отрезанная от всего мира  и запертая в тесной комнате?  Поэтому давайте забудем обо всех ее прегрешениях и склоним  голову перед ее великим страданием, ибо за свои грехи она заплатила очень высокую цену, и не дай бог ни мне, ни вам пережить то, что выпало на долю этой несчастной женщине.
               
                3.02.20 г.